Результаты поиска

Башарин П.В. , Тахнаева П.И. , Шихалиев Ш.Ш. Некомпетентность на грани фальсификации истории на философском факультете Московского университета (о монографии Караева Т.М. «Яфетический» Кавказ: историко-философское многообразие и единство. Азербайджан / Философский факультет МГУ; Кафедра стран Центральной Азии и Кавказа ИСАА МГУ. – М.: МАКС Пресс, 2019. – 412 с. – ISBN 978-5-317-06163-0) Аннотация: Статья представляет собой подробную рецензию на монографию Т.М. Караева «“Яфетический” Кавказ: историко-философское многообразие и единство. Азербайджан». Заявленная проблематика требует фундаментальных знаний по истории Кавказа и философии, особенностей ислама и христианства, мусульманского мистицизма. Однако книга полна чудовищных ошибок, граничащих с фальсификацией истории. Не менее вопиющие ошибки содержатся в истории философии, ислама и суфизма. Автор не только защищает положения давно отвергнутой яфетической теории Н.Я. Марра, но и протаскивает лженаучную концепцию извечного великого Азербайджана, принятую в официозной историографии современной Азербайджанской Республики, но не признанную в мировой и российской науке. Кроме того, книга оправдывает колониальные стереотипы об отсталости и хищничестве кавказских горцев. Утверждения автора оскорбляют религиозные чувства верующих мусульман и память героев освободительного движения времен Кавказских войн XIX в., способствуют разжиганию межконфессиональной и межнациональной розни. Важно отметить, что рецензируемая книга – учебное пособие доктора наук, профессора кафедры русской философии Московского университета. Она дословно повторяет текст докторской диссертации, защищенной в МГУ в 2002 г. Налицо не только профанация науки, но и дискредитация кавказоведения в старейшем российском вузе. На взгляд рецензентов, необходимо поднять в академическом сообществе вопрос о законности присвоения автору рецензируемой монографии научной степени доктора наук и звания профессора. Ключевые слова: кавказоведение, Кавказ, ислам, суфизм, антиколониальное освободительное движение, лженаука, фальсификация истории, колониальные стереотипы Incompetence Bordering on Falsification of History at the Faculty of Philosophy of Moscow University. Review Article on Taymuraz Mussaevich Karaev’s monograph “Japhetic” Caucasus: Historical and Philosophical Diversity and Unity. Azerbaijan (Moscow: Moscow State University, Max Press, 2019), 412 pp. ISBN 978-5-317-06163-0 Abstract: The article is a detailed review of Taymuraz M. Karaev’s monograph “Japhetic” Caucasus: Historical and Philosophical Diversity and Unity. Azerbaijan. The topics raised in the book require fundamental knowledge in history of the Caucasus and philosophy, familiarity with religious past and present of Islam and Christianity, Muslim mysticism. However, the book is full of grave mistakes bordering on falsification of history. No less egregious errors are committed in history of philosophy, Islam and Sufism. The author shares the so-called Jahetic theory of late Nickolas Marr, which have been rejected for a long time. Moreover, he is pushing through a pseudoscientific concept of the eternal great Azerbaijan, proclaimed in the official historiography of nowadays Republic of Azerbaijan, but not accepted in international scholarship. In addition, the book justifies colonial stereotypes of Caucasian highlanders’ backwardness and predation. The author’s statements offend religious feelings of Muslim believers and the memory of the heroes of the anti-colonial liberation movement during the nineteenth-century Caucasian wars; contribute to growth of inter-confessional and ethnic tensions. It is noteworthy that the reviewed monograph is textbook written by Professor Doctor of Sciences who lectures at Moscow State University. It literally repeats the text of his doctoral dissertation defended at Moscow State University in 2002. It does not only defile science, but also discredits Caucasus studies in the oldest Russian university. In our opinion, it is necessary to raise among the academic community the question of the legality of assigning the author of the reviewed monograph the scientific degree of Doctor of Sciences and the title of professor. Key words: Caucasus studies, Caucasus, Islam, Sufism, anti-colonial liberation movement, seudoscience, falsification of history, colonial stereotypes Мы с коллегами давно и профессионально занимаемся кавказоведением, много писали о Северном и Восточном Кавказе до и после присоединения региона к Российской империи, в СССР, в особенности по истории суфизма и связанного с ним имамата Горного Дагестана и Чечни. Чтобы осмыслить собранные материалы, важна концептуальная рамка и методика исследования. Поэтому стараешься читать всю новую не только специальную, но общую теоретическую литературу. Недавно в каталоге Российской государственной библиотеки на глаза нам попалась книга под интригующим названием «Яфетический» Кавказ: историко-философское многообразие и единство. Азербайджан, опубликованная в 2019 г. в Москве Т.М. Караевым. В заголовке ее настораживали замшелые позднесоветские штампы о «единстве» и «многообразии», не говоря про анахроничное понятие «яфетический», вызывающее в памяти печальные для науки времена классового большевистского языкознания. Однако оно справедливо поставлено автором в кавычки, да и сам автор вроде бы внушал доверие своими титулами – это доктор философских наук, профессор Философского факультета и Института стран Азии и Африки МГУ, получается – философ и востоковед в одном лице, да еще и кавказовед с большим стажем. Правда, нас несколько смутило то, что его имя и работы абсолютно неизвестны среди кавказоведов. Ссылок на его работы нет. Даже в подробнейшем словаре отечественных востоковедов (и кавказоведов) С.Д. Милибанд имени его не значится[1]. Нас окрылила надежда – неужели мы открыли новое имя в кавказоведении? С немалым трудом мы достали экземпляр монографии, не доступной ни в одной библиотеке Москвы кроме РГБ и МГУ, прочли и дали почитать его нашему коллеге – исламоведу, иранисту и специалисту по раннему суфизму П.В. Башарину. Результаты чтения монографии оказались столь ошеломляющими, что мы не могли молчать и написали статью-рецензию о ней, а, возможно, будем действовать дальше. На наш взгляд, эта книга отражает некоторые общие серьезные проблемы современной отечественной науки, о которых нельзя молчать. На этих страницах мы втроем решили поделиться с читателем своими впечатлениями от чтения монографии Караева, отрецензировав каждый наиболее известную ему область знания, представленную в ней. Рецензируемая монография определена автором как исследование на стыке ряда смежных гуманитарных и общественных дисциплин – истории философии, интеллектуальной истории, культурологии, востоковедения, включая такие его непростые направления, как кавказоведение и исламоведение, исследования исламского мистицизма (тасаввуфа, более известного широкой публике как суфизма), требующие знания восточных языков, прежде всего арабского, староосманского, персидского, а также армянского, грузинского и кавказских, – многие источники еще не переведены на русский и более международный английский, – и еще более умения работать со специальной востоковедной лексикой. В широком диахронном ракурсе, предложенном в книге, кроются свои опасности, но есть и преимущества, которые могли бы привести к интересным открытиям в области интеллектуальных сетей, связывавших Кавказ с разными соседними и отдаленными регионами мусульманского мира, России и Западной Европы. Вопрос лишь в том, удалось ли это автору и насколько. Первое, что бросается в глаза, это почти полное отсутствие у Караева научных публикаций по теме книги. Автор ссылается всего на одну свою книгу «Россия и Кавказ: проблемы культурной ориентации», выпущенной в МГУ. Причем, в двух сносках эта книга датирована 2003 г. (с. 240), а в третьей под 2004 (с. 327). Эту книгу мы нашли в РГБ, причем, оказалось, что она издана еще ранее – в 2001 г. Второе, не менее важное. Автор совершенно не учел огромной историографии по кавказоведению и исламу на русском и иностранных языках последних тридцати лет. Некоторые работы произвели настоящий переворот в науке. Это исследования по мусульманской философии (фалсафе) А.В. Сагадеева, суфизму на Кавказе и в России А.К. Аликберова, А.Д. Кныша, М. Кемпера, А.В. Смирнова, коранистике и хадисоведению в России Т. Ибрагима и Н.В. Ефремовой, Е.А. Резвана[2].Не заметно использования авторитетных международных справочников «Encyclopaedia ofIslam» и «Ислам на территории бывшей Российской империи» под редакцией С.М. Прозорова[3]. В приложенной к книге, но мало связанной с ней по содержанию «Библиографии по кавказоведению» (с. 328–364) самые недавние публикации на русском языке почему-то относятся к 1998–1999 гг., причем их меньше 10, а последняя зарубежная работа датирована 1968 г.! Нет ни одной ссылки на большую современную зарубежную литературу на английском, французском, немецком и восточных языках, знания которых автор в тексте книги не обнаруживает. Может быть, лучше дело обстоит с содержанием книги? Увы, и в нем полная неразбериха. В книге две части. I. «Историко-философское, мировоззренческое единство и разнообразие кавказского культурного мира». II. «Из истории философской и общественно-политической мысли Азербайджана». Связи между ними нет. В первой рассказывается об истории религий, в особенности суфизма, межнациональных отношений, университетского преподавания, места региона в царской и советской России. Во второй – ряд биографических очерков, представленных как «история философской мысли в Азербайджане» (с. 2, 5). Тут мы сразу натыкаемся на грубую ошибку – трое из шести представленных тут мыслителей не были философами. Александр Касимович (Мирза Мухаммад-‘Али) Казембек – исламовед, один из основателей школ миссионерской и академической ориенталистики XIX в. В России. Его младшие современники Мирза Фатали Ахундов – азербайджанский беллетрист-новатор, а Хасан-бек Зардаби – публицист, создавший одну из первых мусульманских газет в регионе. В советскую эпоху двух последних приписали к национальной школе философии, но философских трактатов никто из них не писал. Более грубым искажением истории является отнесение к азербайджанцам знаменитых персидских мыслителей XI–XIV вв. – философа Бахманйара (с. 251–268), поэта Низами (с. 243, 279–285), мистика-богослова ал-Газали (с. 93), мистика-исма‘илита из Тебриза Махмуда Шабистари (в тексте ошибочно: Шабустари, с. 92) и ряда других кроме Казембека, который действительно был выходцем из г. Решт в иранском Азербайджане. По всей видимости, автор не знает, что азербайджанцы как отдельный народ в то время еще не сформировались. Эти лженаучные измышления появились в позднюю сталинскую эпоху, получили название «кражи мыслителей», когда иранские мыслители и поэты объявлялись в СССР либо азербайджанцами, либо таджиками. Последние тридцать лет они взяты на вооружение националистическими властями Азербайджана, но не признаны современной отечественной и мировой наукой[4]. С этим напрямую связаны нелепые ошибки и искажения исторической географии древнего и средневекового Восточного Кавказа. Совершенно нелепо звучит утверждение автора, что «понятие “Азербайджан”, древнеазербайджанская государственность и древнеазербайджанская народность (?!!– П.Б., П.Т., Ш.Ш.) тождественны атропатенской индийской народности и восходит к атропатенскому периоду» (с. 243). Его, правда, можно встретить в азербайджанских школьных учебниках по истории, но в книге, издаваемой в МГУ, оно абсолютно не уместно. Никаких свидетельств существования на Кавказе «древнеазербайджанского этноса» более чем за тысячелетие до переселения предков современных азербайджанцев в восточное Закавказье в книге не приведено. То, что Антропатена находилась на территории современной Азербайджанской республики не дает оснований верить этому мифу. Если следовать логике Караева, то синантропов надо считать древними китайцами, кроманьонцев – французами, а родившегося в античной Малой Азии «отца истории» Геродота – турком из Бодрума! Авторы и сочинения XI в., когда жил и творил дербентский суфий-энциклопедист ад-Дарбанди, столь же безосновательно отнесены к Азербайджану. Но в этот период ни Азербайджана как государства, ни азербайджанцев как этноса еще не существовало, пусть о них и пишут современные азербайджанские националисты. Применительно к периоду творчества суфия ад-Дарбанди, мы можем говорить о том, что ни к Азербайджану, ни к Дагестану Дербент как политическая структура не имел никакого отношения. Вплоть до последней четверти XI в. Дербент был северной, пограничной (араб. сугр) провинцией Халифата. После1170-х гг. он вошел в сферу влияния сельджукидов. Упоминание Азербайджана в этнополитическом контексте XI–XII вв. вообще не уместно, как явная фальсификация истории в угоду официозной исторической доктрине современной Азербайджанской республики. Прежде чем разбирать конкретные достоинства и огрехи книги стоит остановиться на отношении автора к печально известной яфетической теории знаменитого кавказоведа и лингвиста Н.Я. Марра. Позднее учение Марра о языках давно отвергнуто в науке как псевдонаучное. Его гипотезы об армяно-аварских языковых связях и яфетическом типе древнеиранской клинописи не подтвердились и сегодня звучат абсурдно. Караев полагает, чтов понятие «яфетический» Марр «вкладывал… идею языкового, лингвистического единства кавказских народов» (с. 5, 11).Однако в действительности Марр никогда не доказывал такого единства народов региона и не писал об общекавказской культуре, хозяйстве и мировозрении. Предтечей культурологии (там же) Марра считать нельзя, некоторые его поздние работы лишь отчасти можно отнести к социолингвистике. Приведенные выше цитаты укладываются не в теорию Марра, но в не менее псевдонаучную советскую идеологему «дружбы народов». Из рецензируемой книги ясно, что учения Марра Караев не знает, терминологию перепутал, а идеи взял из третьих рук. Во-первых, яфетическая теория говорит не о единстве, а о классовой сущности, происхождении и стадиях развития языка. Первоначально Марр понимал под «яфетическими» кавказские языки, но позднее определил этот термин как присутствующую во всем мире древнейшую стадию существования языка, связанную с его классовой сущностью. В их число Марр включал языки угнетенных классов – римских плебеев, басков, огрузиненные диалекты армянского языка и т.д. Во-вторых, суть учения Марра – родство кавказских языков между собой – не получило подтверждения в современной лингвистике[5] и, таким образом «кавказцы-яфетиды», предмет исследования Караева, а вместе с тем их философия, никогда не существовали. Уже давно яфетическую теорию единогласно отвергли в науке и стараются не упоминать[6]. В третьих, в книге цитируются всего три доклада Марра 1911, 1919 и 1920 гг., от положений которых сам Марр вскоре отказался[7]. Хотя к книге приложена более обширная библиография ученого, она никак не использована в ее тексте, а важнейшие труды Марра не известны автору. Характерно, что Караев не ссылается на современную научную литературу о Марре и марризме, месте этого классика в российской ориенталистике, включая известные работы В.М. Алпатова и В. Тольц[8]. Одним из лейтмотивов монографии является восхваление дореволюционных русских ориенталистов, по мнению Караева, стоявших у истоков научного исследования Кавказа. Вклад ориенталистики в становление академического кавказоведения очевиден, хотя и преувеличен в книге. Об этом более грамотно и исчерпывающе уже давно писали настоящие востоковеды[9], работ и имен которых автор не знает. Новизна здесь, увы, исчерпана еще в минувшем столетии. Однако у ориенталистики было два аспекта – с одной стороны, она остается перспективным направлением отечественной и международной науки, но с другой, целый ряд цитируемых в книге авторов придерживались давно отвергнутых расистских колониальных клише о превосходстве русских и европейцев над восточными народами, оправдывали колониальное завоевание Кавказа империей. Почему-то, как в областях яфетической теории и этногенеза азербайджанского народа, Караев поддержал не академическое, но антинаучное, в данном случае колонизаторское наследие российского ориентализма. Кроме того, он без оснований включил в состав востоковедов массу посторонних публицистов и даже мемуаристов, которые научными исследованиями не занимались, например, декабристов, сосланных в Кавказскую армию[10].В то же время настоящие востоковеды, начиная с ученых немцев конца XVIII в., академиков П.С. Палласа и С.Г. Гмелина, в книгу не попали. Нет в ней и оригинальных кавказских философов, даже работ по социальной философии знаменитого М.К. Мамардашвили. Общим местом в европейских описаниях колониального Востока было воспевание «бремени белого человека» (по определению Р. Киплинга), цивилизаторской миссии Запада, в том числе Российской империи, в колониях. Его разделяли многие востоковеды, труды которых составили основу международного колониального дискурса ориентализма. Уже в конце 1970-х гг. эти установки заклеймены позором, как выражение недопустимых в академической науке империалистических и расистских убеждений. Ссылок на классиков постколониальных исследований мы в книге Караева не нашли, но с удивлением обнаружили в ней подаваемые как новое слово в науке колонизаторские идеи. Уже в Предисловии автор пишет, что «российская ориенталистика, русская культура в целом являлись цивилизирующим фактором его (зд. Кавказа.– П.Б., П.Т., Ш.Ш.) развития» (с. 6). На с. 13 Караев утверждает, что кавказцы были лишены исторического самосознания, только российская дореволюционная наука сформировала его у них. И далее: «в конце 19 – начале 20 века… по существу, русская ориенталистика пробудила в народах Кавказа историческое самосознание, способствовала формированию… научного интереса к истории» (с. 10); «российское востоковедение вносит в дело изучения Кавказа значительный цивилизованный элемент, сыгравший огромную роль в самосознание кавказских культур изнутри» (с. 29). Итак, Караев солидарен с колонизаторским клише об отсталостии недоразвитости кавказских горцев[11], а Московский университет его поддерживает, публикуя его книгу под своим грифом!? Невероятная вещь для начала XXI столетия! Это не только не научно, но политически не корректно и ведет к разжиганию межнациональной розни между русскими и народами Кавказа. Показательны названия глав и параграфов. В них сплошь и рядом лозунги, напоминающие околонаучные заклинания. Это какое-то хаотическое нагромождение глобальных сюжетов, некоторые из которых заслуживают отдельной, если не дюжины монографий: «1.2.Гуманизм как критерий этнического единства;1.3. Христианство и ислам на Кавказе; 1.4. Суфизм на Кавказе;1.5. Проблема межнационального согласия в конфессиональной сфере; 1.6. К вопросу о толерантности. Универсалии Библии, Корана и светской этики; 1.7. Россия и Кавказ. Проблема культурной коммуникации… 2.7. М. Казембек – выдающийся ориенталист (автор не ведает, что это понятие в постколониальную эпоху стало пейоративным, – П.Б., П.Т., Ш.Ш.) и исследователь-кавказовед» и проч. Ни одной проблемы в заголовках глав и параграфов не поставлено. Только в аннотации говорится о модном среди современных западных политологов мультикультурализме (с. 2), искать следы которого в Азербайджане и в любом другом уголке на Кавказе до конца ХХ столетия бессмысленно. У автора монографии крайне смутные представления об общепринятых правилах и методологии научного исследования, предполагающих публикацию итогов анализа, следов которого в книге не видно. На реанимированном яфетическом Росинанте он мечется на «малоисследованном» поле «универсализма культур народов Кавказа» (с. 6), бессмысленно перескакивая от одной эпохи и темы к другой. Караев относит свою монографию к истории философской мысли, но не проявляет в ней знания ни философии, ни кавказской истории. Особенно удручающе выглядят главки второй части без начала и конца. Чтобы понять суть философского содержания монографии, достаточно прочесть главку 2 из раздела II под заглавием «Перипатетизм (!?? – Так в оригинале, – П.Б., П.Т., Ш.Ш.). Бахманьяр». Эта и другие главы, названные именами различных мыслителей, живших на Кавказе, она напоминает плохой студенческий реферат. Отдельные несвязные положения логики и физики Бахманйара сопоставлены в ней с идеями Аристотеля, но при никак не учтены труды Ибн Сины, к которым восходит большинство положений Бахманйара. Судя по сноскам (с. 267–268), большая часть главы просто переписана из перевода сочинения «ат-Тахсил», опубликованного крупным советским философом-исламоведом А.В. Сагадеевым в 1983 г. в Баку. В заключение автор объявляет Бахманйара материалистом, хотя до этого всячески изыскивал у него параллели с идеалистом Аристотелем, и почему-то заводит речь о Галилее, Ньютоне и Декарте (с. 265–266), хотя они не имеют к предмету главы никакого отношения и материалистами не были! У автора книги серьезные проблемы с логикой и русским языком, которым профессору МГУ с многолетним стажем стоило бы владеть лучше. Вот ряд примеров полного отсутствия логики: «Широко обсуждаемая в современной культурологи проблема толерантности издревле существовала в культуре народов Кавказа. Толерантность, выражалась… в этноразнообразии кавказских народов» (!?? с. 6).Автор не раскрывает понятный только ему смысл этого утверждения, неожиданно оборвав его обнадеживающим заявлением: «Исследования, проводимые в последние десятилетия в области кавказоведения, конечно, актуальны» (с. 7). Заявление подкрепляется странным списком литературы из «области кавказоведения»: это всего 7 случайных работ (А. Крылова; С.Г. Айрапетяна с Р.Я. Кажояном и Д.А. Саркисяном; две работы Р. Мехтиева; М.Т. Гаджиева; бакинский сборник по межкультурному диалогу 2011 г.; Л. Якобишвили-Пирамишвили), опубликованные в2002–2017 гг.Но ведь кавказоведение, по определению, совокупность научных дисциплин, изучающих историю, экономику, литературу, языки, искусство, религию, философию, этнографию, проблемы безопасности, памятники материальной и духовной культуры стран Кавказа. По мнению Караева, эти 7 работ, две из которых – статьи, исчерпывающе представляют «исследования, проводимые в последние десятилетия в области кавказоведения»!? Караев очень любит понятие «толерантность» и повсюду вставляет его, правда, не к месту и без всякого смысла. Так и здесь, он связал толерантность с «актуальной» проблемой «изучения наследия мыслителей прошлого», и пишет что-то уже совершенно невразумительное: «Как показывает история, любая современная демократическая модель, даже если она экономически продвинутая, не обходится без этики должного, без нравственности как критерия прогресса. А эта философская проблема была центральной в наследии кавказских мыслителей» (с. 7). Не утруждая себя раскрытием этого тезиса, Караев отсылает читателей к сочинениям армянского философа-неоплатоника Давида Анахта (конец V – сер. VI в. н.э.) и публициста Микаэля Налбандяна (1829–1866), не указав никакой связи между ними. Других сторонников демократии и нравственности читатель должен безуспешно искать в приложенном на этой же странице куцем списке из 7 «классических произведений»на эту тему, в число которых почему-то вошла статья 1966 г. известного археолога Е.И. Крупнова о единстве не философских, но археологических культур на Кавказе до IV тыс. до н.э. Кроме того, в нем есть три доклада Марра, о которых уже говорилось; популярная статья А.Ф. Лосева о Давиде Анахте и две брошюры Казембека о бабидах, причем не на Кавказе, а в Персии (1865), и шариатских мюридах имама Шамиля (1859). По отношению к последним у Казембека никакой толерантности не видно. Его понимание мюридизма к тому же весьма устарело. Вот еще пример отсутствия логики и смысла: «Ориентацию культуры народов Кавказа можно даже назвать славянской, то есть относящейся к средневековью (курсив наш. – П.Б., П.Т., Ш.Ш.)» (с. 12). Чуть ниже, правда, автор поясняет свою парадоксальную интерпретацию, но объяснение не менее загадочно, чем сама фраза. «Даже несмотря на более раннюю, чем Россия, христианизацию некоторых народов Кавказа (Караев не может даже перечислить, о каких именно народах он ведет речь. – П.Б., П.Т., Ш.Ш.) массовое распространение христианской культуры на Кавказе началось в Средние века и позже, с помощью русских центров культуры: Москвы, Петербурга и других городов» (сохранены орфография и пунктуация оригинала. – П.Б., П.Т., Ш.Ш., с. 12). В духе дореволюционных православных миссионеров Караев приравнивает культуру как таковую к православию!? Всех подобных нелогичных пассажей с прославлением колонизаторской идеи о цивилизаторской миссии русских, хотя и изложенных на дурном русском языке, невозможно привести. Они чуть ли не на каждой странице этой странной монографии! В книге много лишнего, не связанного ни с философией, ни с историей, ни с Кавказом и Азербайджаном. Как в боснийскую солянку бросают обрезки всего, что накопилось на кухне, так и Караев, как малоплодовитый автор, решил замесить в свою монографию чуть ли не все, написанное им с конца прошлого века. Автор не утруждает себя даже тем, чтобы отрезать у тезисов или коротких компилятивных статей их начала и концы, плохо вяжущиеся с тематикой разделов книги. Позвали его в середине 1990-х годов на круглый стол порассуждать о мире и согласии с участием националистических движений Северного Кавказа, он включает свои тезисы об этих организациях в книгу 2019 г., не удосужившись сообщить читателю, что этих движений давно нет (с. 36–39). После этого зачем-то, вероятно, из отчета 15-летней давности, приведен список конференций 1992–1995 гг. Абзац завершает совсем уже неуместное заверение, что «о более поздних конференциях будет сказано во вступительном слове автора» (курсив наш. – П.Б., П.Т., Ш.Ш., с. 39), что выдает происхождение этого пассажа. Говорил он когда-то про синкретизм в музыке, поэзии и танце в книге 1763 г. Дж. Броуна, не имеющей никакого отношения к Кавказу и философии, он и эту заготовку недоделанной статьи бросает в котел (с. 43–48), приплетая зачем-то сюда воинствующего безбожника этнографа Н.М. Маторина, изучавшего «религиозные пережитки» в межвоенном советском Поволжье (с. 49). Рассуждал он где-то про куначество и духовные ценности кавказских народов, и это идет в дело, хотя и не вяжется с темой главы про гуманизм (с. 65–66). Таким же образом на страницы книги без изменений попал доклад Караева о шейхе из Туркестана XIIв. Ахмаде Йасави, чей тарикат никогда не доходил до Кавказа (с. 107–109). Вопреки утверждению автора (с. 108), братство (а не орден!) йасавийа никогда не было распространено в Азербайджане[12]. Автор монографии демонстрирует потрясающую малограмотность. Количество ошибок зашкаливает, они есть во множестве чуть ли не на каждой странице, поэтому ограничимся наиболее вопиющими из них. Целый ряд этих клише перенесен в книгу из совсем не толерантных обличений религии одиозными советскими атеистами, к числу которых принадлежало немало учителей и старших коллег автора, в частности, громившие в годы «холодной войны» культ мусульманских святых и ислам дагестанский философ И.А. Макатов и ставрополец А.В. Авксентьев, авторы «Атеистического словаря» гонитель Библии И.А. Крывелев, обличитель реакционной сущности шари‘ата Г.М. Керимов, научный атеист Ш.Ф. Мамедов, с сочувствием цитируемые в монографии (с. 8, 49, 68, 84, 87, 345 и далее). Даже поминать подобных «ученых» в современной науке неприлично. Караев посвятил целую главу сравнению Корана с Библией, но, оказывается, не знает даже структуры Корана, того, что хадисы это не часть Корана, а предание, сунна Пророка, и не связаны с божественным Откровением. Автор явно Корана не читал, цитирует его в устаревшем переводе православного миссионера Г.С. Саблукова из книги Е.Э. Бертельса (с. 86, 87), литературы по коранистике не знает и путает суру с хадисом. На с. 92 фраза «известно, что многие предания Корана (хадисы) преимущественно ведутся от имени Бога»обличает полное невежество автора. Он принимает маджлисы за публичные чтения Корана (с. 90), а на самом деле это арабское слово означает собрания. Суфизм выдается автором за реакционное течение, поддерживавшее «божественность власти»эксплуататоров над завоеванным и угнетенными низами общества, «проповедуя покорность» феодалам (с. 88и далее passim). Современные исследования показали, что суфизм был разнолик. В рамках одного и того же братства, в частности, накшбандийа, и даже в одном регионе, на Восточном Кавказе, сосуществовали совершенно противоположенные мнения о легитимной по шари‘ату власти и о вооруженном джихаде[13]. Между тем, у Караева суфизм предстает как единое неизменное течение (гл. I.4), что никак не подтверждается историческими источниками. Через несколько страниц, забыв свой предыдущий вывод, автор утверждает, что суфизм исконно делился «на 1) монотеистический, то есть, умеренный… и 2) крайний» (с. 89). Это опять-таки является фальсификацией исторической правды. Труды самих мистиков показывают, что все суфии считали себя монотеистами. Не понятно, что именно автор понимает под«крайним суфизмом» и где та грань, которая разделяет «крайний» от «умеренного». К какому из этих типов следует относить распространенные в регионе с XIII в. братства халватийа и сухравардийа, о которых в книге вообще ничего не сказано? Ложно утверждение о том, что «большинство суфиев – агностики» и что «познаваемость Бога невозможна» (там же). На самом деле, суть суфизма в познании Аллаха путем мистического опыта. Про суфизм у Караева есть и совсем нелепые утверждения, например, что «поступки и поведения Мухаммада регламентированы тарикатом» (!!?, с. 102). Излишне говорить, что ни суфизма, ни тем более суфийских братств во времена пророка Мухаммада еще не существовало. Неверно и переписанное из миссионерской брошюры Казембека представление о том, что «один из главных путей духовного совершенствования муридов – участие в священной войне против неверных – газавате» (с. 102). Эта раскавыченная цитата, приведенная Караевым без комментариев, показывает, что автор совершенно не разбирается в суфизме, в его истории, принципах, практиках. Это мнение давно отвергнуто наукой. В действительности, у суфиев «большой джихад», то есть, борьба со своими нравственными пороками считалась важнее, чем «малый джихад» – борьба за веру. Кроме того, на Восточном Кавказе наставник самого имама Шамиля накшбандийский шейх Мухаммад Ярагский первоначально выступал против вооруженного джихада[14]. Многие суфии, целые братства и сочинения мистиков, упомянутые в монографии, не имеют никакого отношения к Кавказу и даже Азербайджану. Это знаменитые ближневосточные суфии– женщина-аскет «Рабия (ум. 753 г.)» (правильно: Раби‘а из Басры на территории современного Ирака, 713 или 714–801, – П.Б., П.Т., Ш.Ш.); «Зунун аль Мисри (ум. 860 г.)» (надо: Зу-н-Нун ал-Мисри из Египта, 796–859, – П.Б., П.Т., Ш.Ш.); «Абу Ясид аль Бистами (ум. 875 г.)» (надо: Абу Йазид ал-Бистами из Бистама на севере Ирана, ум. 874–75 или 977–78, – П.Б., П.Т., Ш.Ш.) и большинство других мистиков, включенный в длинный, но бессмысленный список на с. 88–89, вероятно, для того, чтобы продемонстрировать эрудицию автора. Имена большинства из них и годы жизни в этом перечислении перевраны, что свидетельствует совсем о другом. Очень большое внимание в книге уделено творчеству знаменитого андалусского теоретика исламского мистицизма Ибн ‘Араби. Он включен в число азербайджанских суфиев, что абсолютно неверно (с. 91 и далее). В действительности, идеи Ибн ‘Араби оставались неизвестны суфиям Кавказа, включая Азербайджан. В Дагестане вплоть до настоящего времени также не найдено ни одного его сочинения, ни в рукописях, ни в старопечатных изданиях. Ни в одной из десятков тысяч дагестанских рукописей XIV–XIX вв. на арабском языке нет даже ссылки на его работы. Намного популярнее на Кавказе был ал-Газали, рукописи которого переписывались в Дагестане начиная с XV в. Но его Караев лишь упомянул, причем, опять, по устойчивой привычке, приписав к азербайджанцам (с. 93). В разделах о суфизме, составляющих основу книги, как и в других ее частях, хромает русский язык и отсутствует логика. На с. 90 читаем: «Суфийская литература больше обращена к народному творчеству, поэтому более живая и понятная. Только суфийская сохранилась как народная поэзия во время монгольского нашествия. Можно было уничтожить династии, а носители культуры существовали в народе (сохранена орфография и стиль оригинала. – П.Б., П.Т., Ш.Ш.)». Этот пассаж свидетельствует, что суфийской поэзии автор не читал. На самом деле, она нередко была сложна для понимания ввиду обилия аллегорий и метафор. Из приведенной цитаты также не ясно, какое отношение походы монголов имели к суфизму. На той же странице автор искажает историческую правду, перенося ступени познания Аллаха, принятые в братстве накшбандийа (шари‘ат, тарикат и хакикат), на всех суфиев. При этом он противоречит самому себе, поскольку только что писал о суфиях как об агностиках, а теперь называет их гностиками. В действительности, в разных тарикатов в одну и ту же эпоху и на Кавказе и в целом в мусульманском мире признавались разные ступени, состояния (араб. хал), мистическая теория и техники. Даже у ветвей одного братства, например накшбандийа-халидийа и накшбандий-халидийа-шазилийа, исполнение громкого и тихого зикра, рабита, инициация адептов в тарикат могли различаться[15]. На с. 91 Караев важно заявляет, что «суфизм… не противоречит исламу», но не приводит никаких конкретных данных о том, какие богословские и иные школы в исламе критиковали суфизм, а какие – нет. Грубой ошибкой здесь же является объявление движений хариджитов, мурджи‘итов (у Караева неграмотно мураджиты), му‘тазилитов и некоторых других «сектами». От этого понятия с ненужными христианскими аллюзиями в науке давно отказались. Маздакизм отнесен Караевым к исламу (с. 94), но в действительности возник в Сасанидском государстве задолго до появления ислама. Особенно вопиющи искажения исторической правды в рассказе о суфийской энциклопедии ад-Дербенди (надо: ад-Дарбанди) на с. 94–95, где Караев пересказывает обзор дагестанского философа-атеиста М.А. Абдуллаева, который, как и автор монографии, арабского языка не знает, рукописи ад-Дарбанди не видел и читать не мог. При этом, проигнорирована фундаментальная работа А.К. Аликберова «Эпоха классического ислама на Кавказе», равно как и другие работы этого исследователя, посвященные сочинению ад-Дарбанди[16]. Поэтому рукопись ошибочно отнесена к XI, а не к XIV в. (с. 94). Общие положения аш‘аритов приписаны ад-Дарбанди. Вопреки утверждению Караева это сочинение не свидетельствует о том, что «суфизм в малых обществах не воспринимался как догма, а перерабатывался, и обогащался» (там же).Абсурдно утверждение, что ад-Дарбанди стремился к «объединению разных направлений в суфизме».Гипотеза об истоках неоплатонизма в творчестве ад-Дарбанди–чистый вымысел Абдуллаева, а утверждение о том, что выводы главы опираются на тщательный текстологический анализ рукописи ад-Дарбанди, – это уже грубый подлог Абдуллаева и Караева. Ведь оба они не знают ни арабского, ни других восточных языков, и не умеют читать средневековых источников. К числу грубейших ошибок из истории региона относится утверждение, что Восточный Кавказ был занят арабами уже в VII в., а грузинские цари не имели влияния на этой территории (с. 101). Здесь очередной раз некритически переписаны устаревшие и давно отвергнутые клише ориенталистов-миссионеров колониальной эпохи. На самом деле, утверждением арабов на Восточном Кавказе следует считать период после первой трети VIII в. и это было связано с деятельностью на Кавказе арабского полководца Омейадов Масламы б. ‘Абд ал-Малика, о чем существует огромная отечественная и зарубежная литература[17], которой Караев не знает и потому полностью игнорирует. Что касается православных владений Грузии, то они имели немалое влияние на Восточном Кавказе как в политическом, так в религиозном и культурном плане в некоторых регионах Восточного Кавказа вплоть до конца XIV в., что давно установлено[18].Совершенно неверно определены этапы распространения суфизма и ислама в регионе. Вопреки утверждению автора он не появился в Дагестане в IX, в Чечне в XIII, а в Ингушетии в XVIII в. (с. 84–85). В указанное время чеченцы и ингуши еще не приняли ислама. «Татаро-монгольские завоевания» на Северном Кавказе происходили не «в конце XIV–XV вв.» (с. 123), а более чем на столетие раньше. Тарикат кадирийа «берёт своё начало» не«в 1863–1877 гг.», и не на Кавказе (с. 85),а на Ближнем Востоке к XIII в. На центральный Кавказ он проник в XIX в. ранее указанной Караевым даты. Арабская графика в языках народов Северного Кавказа была заменена на видоизмененную латиницу не в 1925 г. (с. 65), а уже на рубеже 1930-х гг. Хотелось бы также отметить, что во всех этих случаях не приведено никаких ссылок. Это показывает незнание азов исследовательской работы. Вместо этого автор транслирует в тексте своих колониальных предшественников и мусульманских апологетов, не умея отделить их мнение от своего, если только оно у него имеется. Случайно или умышленно автор монографии оскорбляет религиозные чувства верующих, необдуманно способствуя углублению межнациональной, а вместе с тем и межконфессиональной розни на Кавказе. Например, вслед за колониальными наблюдателями он сетует на фанатизм «зикристов», т.е. приверженцев братства кадирийа, тем самым оскорбляя ингушей и чеченцев, огромное количество которых доныне относят себя к последователям этого суфийского братства. На с. 85 говорится: «Другое направление суфизма тарикат кадирийа Когда появились люди, соединившие в себе духовную власть по шариату и тарикату, решившие действовать при помощи фанатизма» (сохранена загадочная русская стилистика и орфография оригинала. – П.Б., П.Т., Ш.Ш.). Особо хочется отметить отношение автора к национально-освободительному движению горцев-мусульман против колониального завоевания Северного Кавказа Российской империей в XIX в. Эта научно значимая и сейчас особенно актуальная тема долго фальсифицировалась в царскую и позднюю сталинскую эпоху депортаций целых кавказских народов, когда Шамиль и другие имамы Горного Дагестана и Чечни были объявлены «ставленниками султанской Турции и английских колонизаторов»[19]. Во второй половине ХХ – начале XXI в. в научный оборот введены новые источники, созданные сторонниками и противниками имамов. Теперь история Кавказских войн полностью переосмыслена[20]. Между тем, все это осталось за рамками внимания Караева. Он стоит на давно отвергнутых колониальных позициях. Без комментариев, но с фактологическими ошибками в книге воспроизводятся устаревшие страхи колонизаторов перед «хищничествами» дикарей-горцев и «суфизмом в форме мюридизма», в котором видели антироссийское движение, инспирированное турецким султаном и британцами, стремившимися захватить российские владения на Кавказе (с. 14–16 и далее passim). Так, движение чеченского шейха Мансура (ум. 1794), скончавшегося в заключении в Шлиссельбурге, Караев безапелляционно связывает с фанатичным мюридизмом и «набеговой системой» горцев, без комментария перенося в книгу длинную цитату из дореволюционного публициста Е.Г. Вейденбаума (с. 100–101). На с. 103 автор без комментариев, значит, вполне солидаризируясь с ним, воспроизводит пересказ журналистом Н.А. Добролюбовым колониальной фобии «мюридизма» из публицистической статьи военного историка А.Л. Зиссермана, рисующей горцев свободолюбивыми, но примитивными дикарями, а имама Шамиля в последние годы его правления – жестоким восточным деспотом и турецким агентом. Здесь автор оскорбил уже не чеченцев с ингушами, а всех дагестанцев, в первую очередь аварцев, чьим национальным героем является ныне имам Шамиль. Современные исследования (о которых автор не знает и не использует в книге) убедительно доказали, что в джихаде на Кавказе XIX в. суфизм играл незначительную роль[21]. При этом в изложении Караева полностью отсутствуют логика и хронологический порядок. После рассказа о «кавказском мюридизме» автор почему-то переходит к Туркестану, затем без всякой связи говорит про «бабитов», затем через Ахмада ал-Йасави неведомым образом переходит к суфизму в постсоветское время (с. 99–109). Непонятно, откуда автор взял сведения о том, «что сегодня на на Северном Кавказе успешно действует более тридцати суфийских братств» (с.106), тогда как в действительности их всего три – накшбандийа, кадирийа и шазилийа. Ну, и конечно, автор никак не мог пройти мимо ужасного и опасного «ваххабизма» конца ХХ в., причем его текст обнаруживает полное незнание интеллектуальной истории ислама в современном Дагестане и Чечне. Не говоря о том, что сам термин «ваххабизм» носит обидный пейоративный оттенок и его употребление оскорбляет чувства верующих, следует сказать, что книга повторяет устоявшиеся ошибочные клише журналистов и отдельных политологов, не ведающих, каким образом «ваххабизм» проник на Кавказ в постсоветский период. На самом же деле многие идеи постсоветских мусульманских диссидентов-«ваххабитов» уже были озвучены на Восточном Кавказе в полемических трудах таких крупных ученых-правоведов как Мухаммад ал-Кудуки (ум. 1717), Барка-кади ал-Акуши (ум. 1838) и многочисленных сочинениях поздних дагестанских реформаторов-джадидов первой трети ХХ в.[22]. Полемика по поводу «правоверия» и «заблуждения» в исламе не нова не только на Восточном Кавказе, но и в арабском мире. Совершенно неверно противопоставлять в этом отношении «ваххабизм» некой единой «дедовской, отцовской религии» (с. 106.), которой попросту не существует. Ничего не сказано о том, куда делись ваххабиты сейчас, после конца 1990-х гг., до которых доведено повествование о них в книге. Все разделы монографии об исламе не дают ничего нового для науки ни в истории суфизма, ни в плане его социологии и развития мусульманской философской мысли. Перед нами некий «дайджест», разрозненные сведения о суфизме, исламизации, «ваххабизме», не связанные ни общей мыслью, ни кавказской географией, ни хронологией. Но особенно плохо то, что, как мы уже убедились выше, автор книги часто приписывая себе знание неведомых ему сочинений и даже восточных рукописей на арабском языке. От этого ему случается попадать впросак. Нельзя не упомянуть в этой связи советскую идеологему «дружбы народов», бесконечной взаимной любви и уважения друг к другу, которую Караев находит в отношениях между кавказцами и русскими в любой исторический период. Между тем, в колониальной действительности все происходило совсем не в столь радужных тонах. Вопреки утверждению автора (с. 85) знаменитый кадирийский шейх Кунта-Хаджжи, сосланный с Северного Кавказа на север России в 1864 г., не проповедовал среди своих последователей ни пацифизма, ни «признания власти России». Он был противником вооруженного джихада, поскольку считал его бессмысленным самоистреблением, но ни империю, ни русских особо не любил и не признавал себя подданным царя, о чем свидетельствуют сохранившиеся от него письма, документы и записи его проповедей[23]. Со своей стороны многие русские беллетристы и даже боровшиеся с царизмом декабристы не питали нежных чувств к горцам, с которыми шла жестокая и затяжная война. Так обстояло дело с популярным писателем А.А. Бестужевым-Марлинским, который создал популярный у русской читающей публики романтический образ благородного разбойника-абрека Аммалат-бека. Совсем скандальная история в рецензируемой книге произошла со знаменитым проектом конституции «Русская правда» у декабриста Пестеля. Не читавший его Караев привычно солгал, обнаружив у Пестеля призыв «заботиться об улучшении… положения… кавказцев», к которым надо относиться как к будущим «нашим братьям» (с. 26). В действительности, эта цитата относится не к горцам, но к «кочующим народам»[24]. Если открыть «Русскую правду», ясно, что под «отеческой заботой» о горцах Северного Кавказа Пестель понимал жестокие репрессии. Характеристика горцев у него столь жива, что нельзя не привести ее: «Сии народы столь же бедны, сколь и мало просвещенны. Земля, в которой они обитают, издавна известна за край благословенный, где все произведения природы с избытком труды человеческие вознаграждать бы могли и который некогда в полном изобилии процветал. Ныне же находится в запустелом состоянии и никому никакой пользы не приносит оттого, что народы полудикие владеют сей прекрасной страной»[25]. Чтобы пресечь их «буйства и хищничества», Пестель предлагал «разделить все сии кавказские народы на два разряда, мирные и буйные. Первых оставить в их жилищах и дать им российское правление и устройство, а вторых силой переселить во внутренность России… Завезти в Кавказские земли русские селения и сим русским переселенцам раздать все земли, отнятые у прежних буйных жителей, дабы сим способом изгладить на Кавказе даже все признаки прежних (то есть теперешних) его обитателей и обратить сей край в спокойную и благоустроенную область»[26]. Здесь налицо фальсификация исторического источника. Нельзя не обратить внимания на массу характерных опечаток в именах и понятиях, причем достаточно известных специалистам и даже широкой публике. Инициалы, названия и даты в книге Караева также часто неузнаваемо перепутаны. Прославленный мистик Абу Хафс ас-Сухраварди назван в книге Абухафе (с. 89), иранский мистик из Тебриза Махмуд Шабистари стал в ней «азербайджанским мыслителем Шабустари (с. 92), первый имам Дагестана и Чечни Гази-Мухаммад – Гаук-Мухаммедом (с. 103), лингвист Петр Кириллович Услар превратился в К. Услара (с. 18), аварский помощник Услара Хитинав или Гитинав (авар. Гьитинав) стал Геттинкау (с. 33), никогда не писавший о Кавказе тюрколог В.В. Радлов – Раддовым (с. 24), исследователь картвельских языков М.И. Броссе – В. Броссе (с. 27), ученый и путешественник И.А. Гюльденштедт – Гюльденпггедтом (с. 30), Хасан-бек Зардаби Г. – Зарадаби (с. 193). В списке ученых имен на с. 24 буддолог Ф.И. Щербатской фигурирует как Щербатский, семитолог П.К. Коковцов – Коковцев. Равным образом студенты медресе, известные под арабским именем мута‘аллимов превратились в муталибов (с. 31), лакский язык, называвшийся во времена Услара казикумухским, стал казикумыкским (с. 33?!!), суфийская техника сама‘– этнонимом саам (с. 89), ихван ас-сафа’ («Братья чистоты») – ихван асасафа (с. 96). Этот список можно продолжать долго. Главная причина этих ошибок, несомненно, в том, что автор не владеет предметом, о котором пишет, перевирая имена и реалии, которые узнает в первый раз, причем, из третьих рук. Кроме того, он не редактировал свой текст. В иностранных языках, автор, по-видимому, не силен. Оттого почти все названия на французском, немецком и даже английском языках в редких сносках и библиографии работы перевраны (с. 54, 278, 327, 364). Можно заподозрить, что в монографии сохранились следы не выверенного сканирования чужих текстов, например, в случае с превращением буквы «с» в «е» и т.д., иными словами недопустимого по научной этике подлога и плагиата. Очевидно, по той же причине Священное Писание иудеев на с. 144 из Танаха превратилось в Панах. Кроме массы опечаток и ошибок в книге встречаются случаи сознательного подлога при цитировании источников. Мы уже обращали внимание на ложные утверждения Караева о проведении им текстологического анализа арабской рукописи суфийской энциклопедии ад-Дарбанди, которую автор не смог даже верно датировать, ошибившись почти на полтысячелетия (с. 94–95). Довольно странно, что в книге почти не использованы архивы России и стран Закавказья, в особенности Тбилиси. Только в библиографии к 1 гл. I раздела есть две одинокие сноски на архивы. Это сноски 5 и 6 (с. 53) на дела из фондов Государственных архивов Ставропольского и Краснодарского краев (ГА СК и ГА КК) к цитатам на с. 15. Обе они оформлены с грубым нарушением общепринятых норм научного цитирования и следами не выверенного сканирования ссылок из чужих публикаций. Поэтому вместо сокращения для архивного фонда вместо ф. значится «ср.», а описи вместо привычного оп. – «ок.». Сноски – «глухие», т.е. без названий дел и архивных фондов. Можно утверждать, что автор никогда не работал ни в одном из этих архивов. Обе сноски ложные. Поэтому первая сноска, касающаяся, как нам удалось установить, рапорта пристава над обеими Кабардами генерала И.П. Дельпоццо, помещена в ф. 87, оп. 1, д. 214 ГА КР от 1807 г., в то время как он управлял краем, начиная с 1810 г. Это значит, что в этом деле данного рапорта нет. Вторая сноска о прошении кабардинцев переселиться внутрь Кавказской линии неверно помещена в ф. 249, оп. 1, д. 339 ГА СК, между тем, как в этом фонде хранятся дела не о переселениях замиренных горцев, но канцелярии кошевого атамана Черноморского казачьего войска, находившегося в другой части Северо-Западного Кавказа, не в горах Большой Кабарды, а на Черноморском побережье. На той же с. 53 есть совершенно невразумительно украденная из чужой публикации сноска 9, в которой даже аббревиатура наименования архива – неверная. Похоже, она взята из чужой работы по материалам московского АВПРИ, но ссылка идет на архив из Санкт-Петербурга. Есть ли в книге Караева что-либо, кроме опечаток, невольных и намеренных ошибок, случаев подлога и фальсификации истории, лишь малая часть из которых была разобрана выше? Хотелось бы понять, что же хотел сказать автор – в чем его новое слово, вклад в ту область науки, которую он именует «теоретическим кавказоведением» (с.10). В поисках ответа на этот вопрос мы тщательно просмотрели все 412 страниц книги, но нашли лишь банальности, сочетающиеся с поистине хлестаковским самозванством, и не менее дремучим невежеством, сродни «научным открытиям» из «Письма к ученому соседу» А.П. Чехова. «Научные» находки Караева вполне можно резюмировать цитатой и другого чеховского рассказа: «Волга впадает в Каспийское море… Лошади кушают овес и сено»! Он в тысячный раз вновь изобретает велосипед, не зная, что до него это давно сделали и кроме него всем это прекрасно известно. Вот характерные примеры «научных открытий» автора:«…Библия и Коран выводят еврейский и арабский народы из одного генеалогического корня – праотцем обоих народов является еврейский Абрахам и христианский Авраам» (с. 143). «Ислам проник на Кавказ с юга…» (там же). «В Панахе (правильно: Танах. – П.Б., П.Т., Ш.Ш.), еврейском (надо: иудейском. – П.Б., П.Т., Ш.Ш.) варианте Ветхого Завета – Бог обозначается многими именами: Яхве, Адонай, Саваоф, Элоах или множественным числом Элохим» (с. 144). «Идентичны библейские и коранические имена учеников и помощников Бога (!? До сих пор ни верующие, ни религиоведы не знали, что в авраамических религиях у единого Бога есть ученики и помощники; последние считались признаком язычества. – П.Б., П.Т., Ш.Ш.). Иудейско-христианскому Михаилу соответствует мусульманский ангел Микаилу (2:92) (очередная банальная ошибка: в Танахе имя ангела Михаэль, а в Коране, 2:92/98 – Мика’ил. – П.Б., П.Т., Ш.Ш.)». «Мы в своем исследовании предприняли попытку провести сравнительный анализ текстов Библии и Корана с целью доказательства сходства имен, сюжетов, а главное – нравственных принципов, излагаемых почти тождественно в обеих священных книгах. Чтобы сопоставить библейские и коранические тексты пришлось искать фрагменты повествования по всему Корану» (с. 145). Абсолютно непонятно, зачем автору было так трудиться, когда в мире уже несколько столетий существуют конкордансы, которыми может воспользоваться каждый желающий, причем один из них еще в 1859 г. составил герой его очерков Казембек. Подведем итоги нашего долгого разбора. Рецензируемая книга содержит многочисленные случаи искажения исторических фактов, намеренной фальсификации истории Кавказа, преимущественно в угоду исторической политике Азербайджанской Республики, что не только недопустимо в академической науке, но и серьезно нарушает государственные интересы Российской Федерации в регионе, оскорбляет чувства верующих, в особенности кавказских мусульман и способствует разжиганию межнациональной вражды. Автор не скрывает своих одиозных симпатий к колониальному завоеванию Кавказа царской Россией, очерняет шейха Мансура, имама Шамиля и других известных героев национально-освободительного движения XIX в., разделяет официозные колониальные стереотипы о неразвитости кавказских горцев. При этом он демонстрирует абсолютное не умение писать научные тексты, работать с историческими источниками, не знает ни предмета исследования, ни современной научной литературы. Фактически в монографии отсутствует структура, постоянно нарушается хронологический порядок и логика изложения, названия глав не соответствуют содержанию. Ни одна глава не дописана. Текст представляет собой набор атомарных ничем не подтвержденных тезисов, похожих на хаотичные дневниковые записи. Нередки случаи совершенно недопустимого в университетском издании плагиата. Теоретическое кавказоведение Караева на поверку оказывается профанацией науки. Самое прискорбное при этом, что во введении книга выдается за учебное пособие. Согласно Введению, для студентов Московского университета на философском факультете и у востоковедов в Институте стран Азии и Африки (ИСАА) по ней уже многие годы читаются целых 5 учебных курсов: «Введение в философию народов Кавказа», «Философия народов Кавказа», «Азербайджан. Общественно-политическая мысль. История. Культура», «Армения. Общественно-политическая мысль. История. Культура», «Грузия. Общественно-политическая мысль. История. Культура» (с. 5). Рецензентами книги выступили В.А. Кувакин с философского факультета и Н.Г. Нурулло-Ходжаева, преподающая на кафедре стран Центральной Азии и Кавказа ИСАА (с. 2) – доктора философских наук, которые, однако, о Кавказе ничего не писали. Более того, как удалось выяснить, книга Караева слово в слово с небольшими изъятиями повторяет его же докторскую диссертацию «Теоретическое кавказоведение (историко-философский анализ», защищенную на философском факультете МГУ в конце 2002 г. О качестве текста издания 2019 г. уже было достаточно сказано. Столь же малограмотной была и докторская диссертация. Она не натягивает даже на бакалаврский диплом. Некоторые страницы докторской диссертации Караева, не вошедшие в его книгу 2019 г., содержат еще более вопиющие случаи грубых ошибок в фактах и фальсификации истории, например, на с. 230 «мидийские легенды (VII–VI вв. до н.э.) объявлены древнеазербайджанским эпосом. Возникает ряд недоумений: как один из наиболее уважаемых вузов России, Московский университет пропустил такую откровенно негодную работу, а ВАК присвоил Караеву в 2003 г. степень доктора наук? На что смотрели рецензенты диссертации и повторяющей ее книги 2019 г.? Чему автор книги может научить студентов МГУ, как философов, так и востоковедов? Как к мифу о древнеазербайджанской государственности в Атропатене отнесутся студенты и аспиранты МГУ из Армении, а к оскорблению шейха Мансура и имама Шамиля –чеченцы и дагестанцы? Почему МГУ покрывает недопустимые в случаи научной некомпетентности своих профессоров и фальсификации ими истории? Мы хотели бы получить ответы на эти вопросы от руководства университета. На наш взгляд, необходимо поднять в академическом сообществе вопрос о законности присвоения автору рецензируемой монографии научной степени доктора наук и звания профессора. Библиографический список: 100 писем Шамиля / Введ., тексты, пер. с араб., комм., примеч., прилож. и указ. Х.А. Омарова. –Махачкала: ДНЦ РАН, 1997. Абдурахман из Газикумуха. Книга воспоминаний / факсим., пер. М.-С. Саидова под ред. А.Р. Шихсаидова и Х.А. Омарова. – Махачкала: Дагестанское книжное издательство, 1997 Агларов М.А. Идеи декабризма в ранней русской историографии Кавказа (В честь 90-летия со дня рождения Х.О. Хашаева) // Хаджи-Мурад Хашаев. Ученый, политик, гражданин. Махачкала: ДНЦ РАН. Институт истории, археологии и этнографии, 1999. С. 39–41. Аликберов А.К. Баб ал-абваб; ал-Варак; Ад-Дарбанди; ал-Лакзи, Йусуф; ал-Лакзи, Маммус; Северный Кавказ //Ислам на территории бывшей Российской империи / Под ред. С.М. Прозорова. – T. I. – М.: Восточная литература, 2006. – С. 45–49, 84, 126–129, 238–241, 353–361. Аликберов А.К. Эпоха классического ислама на Кавказе: Абу Бакр ад-Дарбанди и его суфийская энциклопедия «Райхан ал-хака’ик (XI–XII вв.). – М.: Восточная литература, 2003. Алкадари, Гасан-Эфенди. Асари Дагестан (Исторические сведения о Дагестане) / Пер. и примеч. Али Гас. Гасанова (Алкадари). – Махачкала: Издание Даг. НИИ, 1929. Алпатов В.М. История одного мифа: Марр и марризм. – 2-е изд. – М.: УРСС, 2004. Алпатов В.М. Марр, марризм и сталинизм // Философские исследования. – 1993. № 4. – С. 271–288. Ал-Багини, Шу‘айб-афанди б. Идрис. Ат-табакат ал-хваджаган ан-накшбандийа ва-садат ал-машайих ал-халидийа ал-махмудийа. – Дамаск, 1996. Бакиханов А.-К.-а. Гюлистан-и Ирам / Под ред. З. Буниятова. – Баку: Элм, 1991. Вачагаев М. Чечня в Кавказской войне: события и судьбы. – Киев; Париж: Фонд «Историко-культурное наследие чеченцев», 2003. Гаджиев М.Г., Давудов О.М., Шихсаидов А.Р. История Дагестана с древнейших времен до конца XV в. – Махачкала: ДНЦ РАН, 1996. ал-Гази-Гумуки, Джамал ад-Дин. Ал-Адаб ал-мардийа фи-т-тарика ан-накшбандийа. – Петровск: Типография Михайлова, 1904. Геничутльский, Хайдарбек. Историко-биографические и исторические очерки / Пер. с араб. Т.М. Айтберова. – Махачкала: Фонд Шамиля, ДНЦ РАН, 1992. Генко А.Н. Арабский язык и кавказоведение // Труды второй сессии Ассоциации арабистов 19–23 октября 1937г. / Под ред. и с предисл. акад. И.Ю. Крачковского. / Труды института востоковедения. – Вып. XXXVI.– М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1941.– С. 6–110. ДиУис Д. Йасавийа // Ислам на территории бывшей Российской империи / Под ред. С.М. Прозорова. – T. II. – М.: Восточная литература, 2018. – С. 194–199. ад-Дургели, Назир. Услада умов в биографиях дагестанских ученых / Пер. с араб., комм., факс. изд., указ., библ. А.Р. Шихсаидова, М. Кемпера, А.К. Бустанова. – М.: Издательский дом Марджани, 2012. Жарехина Р.М. и др. Востоковеды России ХХ – начало XXI в. Материалы к словарю: исправления и дополнения. – М.: МБА, 2014. Зелькина А. Учение Кунта-Хаджжи в записи его мюрида // Этнографическое обозрение. – 2006. – № 2. – С. 34–46. Ибрагим Т.К., Ефремова Н.В. Путеводитель по Корану. Вера. – М.: Совет муфтиев России, 1998. Ибрагим. Т.К., Ефремова Н.В. Жизнь пророка Мухаммада. В 2-х т. – М.: Ладомир, 2009. Ибрагим Т.К., Ефремова Н.В. Священная история согласно Корану. – М.: Эксмо, 2014. Ислам на территории бывшей Российской империи / Под ред. С.М. Прозорова. – T. I–II. – М.: Восточная литература, 2006, 2018. Ал-Йараги, Мухаммад. Асар аш-шайх ал-Йараги. –Темир-Хан-Шура: ал-Матба‘а ал-исламийа ли-Мухаммад Мирза Мавраев, 1910. ал-Карахи, Мухаммадтахир. Книга о значимости усилия улучшать свои деяния по мере сил / Пер. с араб. и комм. Р.С. Абдулмаджидова, Д.М. Маламагомедова, М.Г. Шехмагомедова. – М.: Наука – Восточная литература, 2014. Кныш А.Д. Исламский мистицизм: краткая история. – СПб.: Диля, 2004. Крачковский И.Ю. Очерки по истории русской арабистики // Его же. Избранные сочинения. – М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1958. Марр Н.Я. Предисловие к «Классифицированному перечню печатных работ по яфетидологии» // Его же. Избранные работы. – Т. I. Этапы развития яфетической теории. – М.-Л: Издательство ГАИМК, 1933. – С. 221–230. Милибанд С.Д. Востоковеды России ХХ – начало XXI в. Биобиблиографический словарь. В 2-х кн. – Кн. I. А–М. – М.: Восточная литература, 2008. ан-Ницубкри ал-Гази-Гумуки… ад-Дагустани, Сайф Аллах б. Башлар. Мактубат Сайф Аллах ила фукара’ Дагистан. – Дамаск, 1998. Резван Е.О. Коран и его мир. – СПб. Петербургское востоковедение, 2001. Россия и мусульманский мир: инаковость как проблема / Отв. ред. А.В. Смирнов. – М.: Языки славянской культуры, 2010. «Русская правда» П.И. Пестеля и сочинения, ей предшествующие // Восстание декабристов. Документы / Под ред. М.В. Нечкиной. – Т. VII. – М.: Госполитиздат, 1958. Сагадеев А.В. Мусульманская средневековая философия. – М.: Мысль, 1969. Смирнов А.В. Логика смысла. Теория и ее приложение к анализу классической арабской философии и культуры. – М.: Языки славянской культуры, 2001. Тахнаева П.И. Имамат Шамиля в современной историографии. Рец.: Дадаев Ю.У. Государственное образование (имамат) Шамиля: органы власти и управления. Махачкала, 2015. 504 с. // Историческая экспертиза. – 2016. – № 1. – С. 200–219. Тольц В. «Собственный Восток России»: политика идентичности и востоковедение в позднеимперский и раннесоветский периоды. М.: НЛО, 2013. Шамиль – ставленник султанской Турции и английских колонизаторов: сб. документальных материалов / Под ред. Ц.В. Цагарейшвили. – Тб.: Госиздат Грузинской ССР. Сектор политической истории, 1953. Шилков Ю.М. Яфетическая философия языка Н. Я. Марра // Вече. Альманах русской философии и культуры. – Вып. 16. – СПб.: Издательство Санкт-Петербургского Университета, 2004. – С. 72–91. Шихалиев Ш.Ш. Суфийский шейх сегодня // Этнографическое обозрение. – 2006. – № 2. – С. 28–34. Шихалиев Ш.Ш. Суфийские вирды Накшбандийа и Шазилийа в Дагестане // Вестник Евразии. – 2007. – № 3. – С. 137–151. Шихалиев Ш.Ш. Мусульманское реформаторство в Дагестане (1900–1930 гг.)// Государство, религия, церковь в России и за рубежом. – 2017. – № 3. – С. 149–160. Шихсаидов А.Р. Распространение ислама в Дагестане // Ислам и исламская культура Дагестана / Отв. ред. А.Р. Шихсаидов. – М.: Восточная литература, 2001. Шихсаидов А.Р. А.Н. Генко и его статья «Арабский язык и кавказоведение» // Исламоведение. – 2016. Т. 7. № 3. – С. 40–52. Шнирельман В.А. Войны памяти: мифы, идентичность и политика в Закавказье. – М.: Академкнига, 2003. Crombach S.G. Ziia Buniiatov and the Invention of an Azerbaijani Past. PhD in History. – Amsterdam: The University of Amsterdam, 2019. Encyclopaedia of Islam / Ed. by P. Bearman, Th. Bianquis, C.E. Bosworth, E. van Donzel and W.P. Heinrichs. – 2nd ed. – Leiden: E.J. Brill, 1954–2005. Encyclopaedia of Islam / Ed. by K. Fleet, G. Krämer, D. Matringe, J. Nawas and E. Rowson. – 3rd.ed. – Leiden: E.J. Brill, 2007–. Gammer M. Muslim Resistance to the Tsar. Shamil and the Conquest of Chechnya and Daghestan. – L.: Franc Cass, 1994. Ibrahim T., Sagadeev A. Classical Islamic Philosophy. – М.: Progress Publishers, 1990. Islam au Caucase / sous la coord. De S. Gangloff / Cahiers d’études sur la Méditerranée orientale et le Monde turco-iranien (CEMOTI). – 2004. – No. 38. Kemper M. Khālidiyya Networks in Daghestan and the Question of Jihād // Die Welt des Islams. – 2002. – Vol. 42. Issue 1. – P. 41–71. Kemper M. Herrschaft, Recht und Islam in Daghestan von den Khanaten und Gemeindebünden zum gihad-Staat. – Wiesbaden: Reichert, 2005. Sacred Places, Emerging Spaces. Religious Pluralism in the Post-Soviet Caucasus / Ed. by T. Darieva, F. Mühlfried, K. Tuite. – N. Y.; Oxford: Berghann, 2018. Said E.W. Orientalism. L.; N. Y.: Penguin Books, 2003. Sidorko, Clemens P. Dschihad im Kaukasus. Antikolonialer Widerstand der Dagestaner und Tschetschenen gegen des Zarenreich (18. Jahrhundert bis 1859). – Wiesbaden: Reichert, 2007. Павел Викторович Башарин, к.ф.н., доцент Российского государственного гуманитарного университета (РГГУ), pbasharin@yandex.ru Патимат Ибрагимовна Тахнаева, к.и.н., зав. сектором Кавказа Института востоковедения Российской академии наук (ИВ РАН), ptakhnaeva@gmail.com Шамиль Шихалиевич Шихалиев, к.и.н., ведущий научный сотрудник (в.н.с.) Института истории, археологии, и этнографии Дагестанского федерального исследовательского центра Российской академии наук (ИИАЭ ДФИЦ); старший научный сотрудник (с.н.с.) ИВ РАН и Амстердамского университета, shihaliev74@mail.ru Pavel V. Basharin, PhD in Philosophy, Assistant Professor, Moscow State University for the Humanities (RGGU), pbasharin@yandex.ru Patimat I. Takhnaeva, PhD in History, Caucasus Chair, Institute of Oriental Studies, Russian Academy of Sciences, ptakhnaeva@gmail.com Shamil Sh. Shikhaliev, PhD in History, Leading Research Fellow, Institute of History, Archeology, and Ethnography, Institute of Oriental Studies, Russian Academy of Sciences, University of Amsterdam, shihaliev74@mail.ru [1] Ни в последнее издание словаря в 2-х томах в 2008 г., ни в дополнение к нему 2014 г.Т.М. Караев в отличие от многих коллег-кавказоведов не вошел, хотя еще в 2002 г. защитил докторскую диссертацию по «теоретическому кавказоведению». Справочник Милибанд составлен по принципу наличия у ученых значимых публикаций по ориенталистике, включая кавказоведение. См.: Милибанд С.Д. Востоковеды России ХХ – начало XXI в. Биобиблиографический словарь. В 2-х кн. – Кн. I. А–М. – М.: Восточная литература, 2008; Жарехина Р.М. и др. Востоковеды России ХХ – начало XXI в. Материалы к словарю: исправления и дополнения. – М.: МБА, 2014. [2] Сагадеев А.В. Мусульманская средневековая философия. – М.: Мысль, 1969; Ibrahim T., Sagadeev A. Classical Islamic Philosophy. – М.: Progress Publishers, 1990; Ибрагим Т.К., Ефремова Н.В. Путеводитель по Корану. Вера. – М.: Совет муфтиев России, 1998; Ибрагим. Т.К., Ефремова Н.В. Жизнь пророка Мухаммада. В 2-х т. – М.: Ладомир, 2009; Ибрагим Т.К., Ефремова Н.В. Священная история согласно Корану. – М.: Эксмо, 2014; Резван Е.О. Коран и его мир. – СПб. Петербургское востоковедение, 2001; Смирнов А.В. Логика смысла. Теория и ее приложение к анализу классической арабской философии и культуры. – М.: Языки славянской культуры, 2001; Россия и мусульманский мир: инаковость как проблема / Отв. ред. А.В. Смирнов. – М.: Языки славянской культуры, 2010; Аликберов А.К. Эпоха классического ислама на Кавказе: Абу Бакр ад-Дарбанди и его суфийская энциклопедия «Райхан ал-хака’ик (XI–XII вв.). – М.: Восточная литература, 2003; Кныш А.Д. Исламский мистицизм: краткая история. – СПб.: Диля, 2004; Kemper M. Herrschaft, Recht und Islam in Daghestan von den Khanaten und Gemeindebünden zum gihad-Staat. – Wiesbaden: Reichert, 2005. [3] Encyclopaedia of Islam / Ed. by P. Bearman, Th. Bianquis, C.E. Bosworth, E. van Donzel and W.P. Heinrichs. – 2nd ed. – Leiden: E.J. Brill, 1954–2005; Encyclopaedia of Islam / Ed. by K. Fleet, G. Krämer, D. Matringe, J. Nawas and E. Rowson. – 3rd.ed. – Leiden: E.J. Brill, 2007–; Ислам на территории бывшей Российской империи / Под ред. С.М. Прозорова. – T. I–II. – М.: Восточная литература, 2006, 2018. [4] См. подробнее: Шнирельман В.А. Войны памяти: мифы, идентичность и политика в Закавказье. – М.: Академкнига, 2003; Crombach S.G. Ziia Buniiatov and the Invention of an Azerbaijani Past. PhD in History. – Amsterdam: The University of Amsterdam, 2019. [5] Алпатов В.М. История одного мифа: Марр и марризм. – 2-е изд. – М.: УРСС, 2004. – С. 25. [6] О псевдонаучности яфетидологии Марра есть множество публикаций как в лингвистике, так и по истории философии, но автор их не знает, хотя и считает себя специалистом в последней области. См.: Алпатов В.М. Марр, марризм и сталинизм // Философские исследования. – 1993. № 4. – С. 271–288; Шилков Ю.М. Яфетическая философия языка Н. Я. Марра // Вече. Альманах русской философии и культуры. – Вып. 16. – СПб.: Издательство Санкт-Петербургского Университета, 2004. – С. 72–91. [7] Марр Н.Я. Предисловие к «Классифицированному перечню печатных работ по яфетидологии» // Его же. Избранные работы. – Т. I. Этапы развития яфетической теории. – М.-Л: Издательство ГАИМК, 1933. – С. 221–230. [8] Тольц В. «Собственный Восток России»: политика идентичности и востоковедение в позднеимперский и раннесоветский периоды. М.: НЛО, 2013; Алпатов В.М. История одного мифа: Марр и марризм. [9] Генко А.Н. Арабский язык и кавказоведение // Труды второй сессии Ассоциации арабистов 19–23 октября 1937г. / Под ред. и с предисл. акад. И.Ю. Крачковского. / Труды института востоковедения. – Вып. XXXVI.– М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1941.– С. 6–110; Крачковский И.Ю. Очерки по истории русской арабистики // Его же. Избранные сочинения. – М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1958. – С. 69–75, 135–138, 160–171, 18–2186; Шихсаидов А.Р. А.Н. Генко и его статья «Арабский язык и кавказоведение» // Исламоведение. – 2016. Т. 7. № 3. – С. 40–52. [10] Ср.: Агларов М.А. Идеи декабризма в ранней русской историографии Кавказа (В честь 90-летия со дня рождения Х.О. Хашаева) // Хаджи-Мурад Хашаев. Ученый, политик, гражданин. Махачкала: ДНЦ РАН. Институт истории, археологии и этнографии, 1999. С. 39–41. Представление о декабристах, как об ученых сложилось в послевоенной советской историографии. Некоторые из них действительно занимались наукой, не всегда на Кавказе, но в книге Караева все декабристы в Кавказской армии без всяких оснований объявлены востоковедами. [11] Said E.W. Orientalism. L.; N. Y.: Penguin Books, 2003. P. 300–301. [12] См.: ДиУис Д. Йасавийа // Ислам на территории бывшей Российской империи / Под ред. С.М. Прозорова. – T. II. – М.: Восточная литература, 2018. – С. 194–199. [13] Kemper M. Khālidiyya Networks in Daghestan and the Question of Jihād // Die Welt des Islams. – 2002. – Vol. 42. Issue 1. – P. 41–71. [14] Ibid. P. 44–45. [15] Шихалиев Ш.Ш. Суфийский шейх сегодня // Этнографическое обозрение. – 2006. – № 2. – С. 28–34; Шихалиев Ш.Ш. Суфийские вирды Накшбандийа и Шазилийа в Дагестане // Вестник Евразии. – 2007. – № 3. – С. 137–151. [16] Аликберов А.К. Эпоха классического ислама на Кавказе; Аликберов А.К. Баб ал-абваб; ал-Варак; Ад-Дарбанди; ал-Лакзи, Йусуф; ал-Лакзи, Маммус; Северный Кавказ //Ислам на территории бывшей Российской империи / Под ред. С.М. Прозорова. – T. I. – М.: Восточная литература, 2006. – С. 45–49, 84, 126–129, 238–241, 353–361. [17] См. об этом в работе: Шихсаидов А.Р. Распространение ислама в Дагестане // Ислам и исламская культура Дагестана / Отв. ред. А.Р. Шихсаидов. – М.: Восточная литература, 2001. – С. 5–8, 12. [18] Гаджиев М.Г., Давудов О.М., Шихсаидов А.Р. История Дагестана с древнейших времен до конца XV в. – Махачкала: ДНЦ РАН, 1996. – С. 361–369. [19] Шамиль– ставленник султанской Турции и английских колонизаторов: сб. документальных материалов / Под ред. Ц.В. Цагарейшвили. – Тб.: Госиздат Грузинской ССР. Сектор политической истории, 1953. [20] Тахнаева П.И. Имамат Шамиля в современной историографии. Рец.: Дадаев Ю.У. Государственное образование (имамат) Шамиля: органы власти и управления. Махачкала, 2015. 504 с. // Историческая экспертиза. – 2016. – № 1. – С. 200–219. См.также: Вачагаев М. Чечня в Кавказской войне: события и судьбы. – Киев; Париж: Фонд «Историко-культурное наследие чеченцев», 2003; Islamau Caucase / sous la coord. De S. Gangloff / Cahiers d’études sur la Méditerranée orientale et le Monde turco-iranien (CEMOTI). – 2004. – No. 38; KemperM. Herrschaft, Recht und Islam in Daghestan… S. 217–403; Sidorko, Clemens P. Dschihad im Kaukasus. Antikolonialer Widerstand der Dagestaner und Tschetschenen gegen des Zarenreich (18. Jahrhundert bis 1859). – Wiesbaden: Reichert, 2007; Sacred Places, Emerging Spaces. Religious Pluralism in the Post-Soviet Caucasus / Ed. by T. Darieva, F. Mühlfried, K. Tuite. – N. Y.; Oxford: Berghann, 2018 и др. Из важных изданий первоисточников, проигнорированных в книге Караева, следует отметить: ал-Гази-Гумуки, Джамал ад-Дин. Ал-Адаб ал-мардийа фи-т-тарика ан-накшбандийа. – Петровск: Типография Михайлова, 1904; ал-Йараги, Мухаммад. Асар аш-шайх ал-Йараги. –Темир-Хан-Шура: ал-Матба‘а ал-исламийа ли-Мухаммад Мирза Мавраев, 1910; Алкадари, Гасан-Эфенди. Асари Дагестан (Исторические сведения о Дагестане) / Пер. и примеч. Али Гас. Гасанова (Алкадари). – Махачкала: Издание Даг. НИИ, 1929; Бакиханов А.-К.-а. Гюлистан-и Ирам / Под ред. З. Буниятова. – Баку: Элм, 1991; Геничутльский, Хайдарбек. Историко-биографические и исторические очерки / Пер. с араб. Т.М. Айтберова. – Махачкала: Фонд Шамиля, ДНЦ РАН, 1992; Ал-Багини, Шу‘айб-афанди б. Идрис. Ат-табакат ал-хваджаган ан-накшбандийа ва-садат ал-машайих ал-халидийа ал-махмудийа. – Дамаск, 1996; Абдурахман из Газикумуха. Книга воспоминаний / факсим., пер. М.-С. Саидова под ред. А.Р. Шихсаидова и Х.А. Омарова. – Махачкала: Дагестанское книжное издательство, 1997; 100 писем Шамиля / Введ., тексты, пер. с араб., комм., примеч., прилож. и указ. Х.А. Омарова. –Махачкала: ДНЦ РАН, 1997; ан-Ницубкри ал-Гази-Гумуки… ад-Дагустани, Сайф Аллах б. Башлар. Мактубат Сайф Аллах ила фукара’ Дагистан. – Дамаск, 1998;ад-Дургели, Назир. Услада умов в биографиях дагестанских ученых / Пер. с араб., комм., факс. изд., указ., библ. А.Р. Шихсаидова, М. Кемпера, А.К. Бустанова. – М.: Издательский дом Марджани, 2012; ал-Карахи, Мухаммадтахир. Книга о значимости усилия улучшать свои деяния по мере сил / Пер. с араб. и комм. Р.С. Абдулмаджидова, Д.М. Маламагомедова, М.Г. Шехмагомедова. – М.: Наука – Восточная литература, 2014. [21] Gammer M. Muslim Resistance to the Tsar. Shamil and the Conquest of Chechnya and Daghestan. – L.: Franc Cass, 1994; Kemper M. Khālidiyya Networks in Daghestan and the Question of Jihād; Kemper M. Herrschaft, Recht und Islam in Daghestan… [22] Шихалиев Ш.Ш. Мусульманское реформаторство в Дагестане (1900–1930 гг.)// Государство, религия, церковь в России и за рубежом. – 2017. – № 3. – С. 149–160. [23] Зелькина А. Учение Кунта-Хаджжи в записи его мюрида // Этнографическое обозрение. – 2006. – № 2. – С. 34–46. [24] «Русская правда» П.И. Пестеля и сочинения, ей предшествующие // Восстание декабристов. Документы / Под ред. М.В. Нечкиной. – Т. VII. – М.: Госполитиздат, 1958. – С. 142–143. [25] Там же. С. 144. [26] Там же. С. 144–145.

Тесля А. СОПРОТИВЛЕНИЕ ПОЭТИКЕ СВОЕГО ВРЕМЕНИ. Кучерская М.А. Лесков: Прозеванный гений. – 2-е изд., испр. – М.: Молодая гвардия, 2021. – 622 с. О Лескове написано не так уж много – из самого памятного можно назвать биографический очерк Фаресова (недавно переизданный в сборнике воспоминаний о Лескове, вышедшем в «Новом литературном обозрении»), цикл статей Акима Волынского, собранный им в книгу, вышедшую в 1923 г., на волне нового интереса к Лескову со стороны модернистов и формалистов, ощущения языка, пришедшего в движение. Еще – ценнейшее, но опубликованное спустя почти 90 лет после написания, в 2011 г. Пушкинским Домом исследование Александра Измайлова. И, разумеется, двухтомная биография отца, написанная сыном, Андреем в 1940-е – нач. 1950-х, вышедшая в 1954 г. и многократно затем переизданная. И еще «Лесковское ожерелье» Льва Аннинского, прочувственный, лирический очерк, который утвердил расхожий нынче образ Лескова. Книга Аннинского и оказывается тем подразумеваемым читательским подтекстом – той перспективой, из которой читатель будет двигаться по страницам книги Майи Кучерской, раз за разом обнаруживая не то, чтобы «совсем иное», но расходящееся со знакомой перспективой. Если Аннинский в целом следует за самоописанием, собранным самим Лесковым образом его жизни – и поддержанным затем если не большой, то влиятельной традицией – где он жертва, пережившая катастрофу 1862 года, неправильно понятую статью о петербургских пожарах, и затем окончательно преданный анафеме – по выходу в свет «Некуда», с описанием всего буйства умов и беспорядочности «шестидесятых», разгула нигилистов – то Кучерская шаг за шагом лишает эту картину однозначности, вводит объем, уточняет время и место. И схема – которая всегда ведь спрямление – оборачивается сложностью жизни, где есть и то, что затем обратится в схему, и обстоятельства, которые окажутся отброшены. История никак не оборачивается в простое «да» или «нет», а проявляется в сплетении разнородного – сосуществующего в разных длительностях, разных масштабах пространства, разных планах существования. Майя Кучерская сразу, на первых страницах, объясняет природу своего замысла – в чередовании и наложении двух перспектив, научной и художественной. Не исследования и, с другой стороны, беллетристики, а двух методов – ведь любой исследователь в этой или родственной области хорошо знает по собственному опыту, что есть то, что он может аргументировать и привести как результат в своей научной области, а есть понимание, видение своего предмета – героя, времени, событий, которое невозможно вполне аргументировать принятым в конкретной дисциплине образом, но которое имеет силу для тебя – не обязательно силу «истины», но возможности. И, более сложный – и вместе с тем важный – момент той же темы: ведь именно в биографии главное – понимание героя, выстраивание его образа, а он никак не сводим и не разложим на конкретные биографические данные, то, что можно дать в биохронике или проанализировать в отдельных статьях. Образ складывается из отдельных черт, интонаций, жестов – и биограф создает именно его, даже не «воспроизводит», поскольку во многом он проясняется и конкретизируется в самой работе, в продвижении по тексту. И «художественное» здесь – другой род исследования, способ понимания – не в отмену или противостояние «научному», а в понимании его границ – и одновременно явном и ясном их обозначении, переключении регистров, позволяющем читателю всегда знать – на какой он земле, по каким правилам ведется рассказ. В этой книге нет ни грана сусальности – и есть огромная чуткая внимательность, любящая, автора к своему герою. Лесков в ней и ужасен – напр., своим отношением к сыну. Который, уже сам став стариком, убирал самые вопиющие отцовские пассажи из его писем к себе, не решаясь до конца рассказать об этой его стороне – хотя и сумев передать сдерживаемую, но глубокую боль и обиду, лишь смягчаемую временем. И вздорен, и вспыльчив – это было присуще ему, кажется, всегда, с молодых лет и до последних дней. И – закономерное следствие предыдущего – неспособен удерживать меру, начиная со своих писаний и вплоть до отношений с людьми, не умея подбирать слова, держаться в рамках. Так, влюбленный в Толстого – он пишет ему письмо за письмом, восторгаясь и вознося, делая это и публично – и здесь же дверь в другое, ведь Толстого это одновременно и коробит, о Лескове он отпускает не самые лестные замечания – и он же ему очень интересен, ему хочется проводить с ним время, несмотря на все: в Лескове есть, сразу, зримо – сильное, собственное, нутряное, что побуждает оставлять в стороне, отмахиваться от смущающего и мешающего – поскольку есть ради чего. Лесков – страстный, возможно – самый страстный из русских писателей. Родившийся в эпоху, когда для страстных порывов литература была не самым лучшим местом – особенно если они не касались «общественных вопросов». И это – пожалуй, благо. Ведь, приведись его писательство на эпоху романтических порывов, где сама эстетика подталкивала и поощряла – дух времени его подталкивал бы все дальше и дальше. Но он оказался писателем «эпохи реализма», ему приходилось втискивать свое – в том числе и вынесенный из детства и юности романтизм, Марлинского, которого он читал и почитал – совсем в иные эстетические границы: и это втискивание создавало благотворное, великолепное напряжение. Лесков – и трогательный, почти до сентиментального умиления – как в момент, когда сетует, что на Руси не принято почитать своих писателей, поклонники не дарят им мелкие подарки, не поощряют знаками внимания, поддерживающими дух – и сам покупает себе то одну, то другую мелочь, заявляя, что это – от поклонников, подношение благодарности. И в итоге – они действительно начинают дарить ему. Лесков – трогательный и страшный, в своем неумении любить и бесконечной бессильной мечте о любви, сусальными описаниями семейной радости, добрых жен. И гениальной способности передать радость, и страсть, и любовь – как в демикотовой книге Савелия Туберозова, с его смущенным и ликующим описанием ношения жены на себе, в забвении сана – и последующем воспоминании, что, по счастию, дом окружен забором и густыми кустами, посему этого никто не видел – кроме них двоих. Майя Кучерская строит свой образ Лескова из вроде бы противоположных характеристик – но он поразительно целостный, никак не вмещающийся в «литературу», живой, большой – тяжелый и прекрасный – для нас, кому, по счастью, не иметь с ним дел – кроме как с автором. Он влюблен в язык и его разнообразие, он неумерен и страстен, избыточен – и таков он и как писатель, уже не в смысле им написанного, а своей роли писателя. Ведь, как подчеркивает, возможно даже в свою очередь несколько избыточно, Кучерская – основная писательская биография Лескова укладывается в два десятилетия, от «Леди Макбет…» и «Некуда» до «Левши» (кстати, каждому из них и ряду других произведений посвящая чудесные обзоры, законченные самостоятельные эссе). Он приходит из другой, нелитературной жизни уже совсем зрелым человеком – тридцати лет отроду, успев побыть и чиновником, и состоять на «частной службе» - и даже в период своего основного литературного периода на целые пару лет почти совершенно умолкает – чтобы затем, в последнее десятилетие, по мысли Кучерской, скорее длить и разрабатывать, более уже не взмывая к вершинам, уже идти по более или менее знакомой дороге – где и биограф ускоряется, чтобы общими чертами обрисовывать происходящее, ведь речь не о биографической хронике, напомню вновь, а о биографии, с разной степенью фокусировки, зависящей не от обилия материалов за конкретный год, но от их значимости для облика, образа рисуемого. Красивая и чуткая книга Майи Кучерской – прекрасный рассказ о Лескове, невыносимом и великом, отвратительном и великолепном – рассказ, который написан радикально вне поэтики героя, любившего четкий, однозначный контур – и, в целом, склонном к иконописанию, а с годами научившегося не стыдиться этой своей богомазовой натуры. Андрей Тесля. к.филос.н., c.н.с. ИГН БФУ им. И. Канта, научный руководитель Центра исследований русской мысли ИГН БФУ им. И. Канта; mestr81@gmail.com

Задорожнюк Э.Г. Сербия: полутораста лет истории и особые пути развития. Размышления над книгой К.В. Никифорова «От Сербии до Сербии. В поисках модернизации. Конец XIX-начало XXI в.» М.: Индрик, 2021. 280 с. Рецензируется книга ведущего отечественного историка-югослависта, посвященная особенностям модернизации Сербии в конце XIX – начале XXI в., в том числе в рамках югославских проектов. Ключевые слова: Сербия, королевская Югославия, титовская Югославия, модернизация, вестернизация, постъюгославское пространство, балканский вектор современной западной политики Zadorozhnyuk Serbia: 150 years of history and special ways of development (Reflections on the book by K.V. Nikiforov) The book of the leading Russian expert on Yugoslavian history is reviewed which touches the peculiarities of Serbia's modernization in the late 19th - early 21st centuries, including within the framework of Yugoslav projects. Key words: Serbia, Royal Yugoslavia, titoist Yugoslavia, modernization, Westernization, post-Yugoslavian space, Balkan vector of modern Western politics. История Сербии – предмет сложнейший не только для познания, но и для разностороннего оценивания, причем в ракурсе самых разных подходов. Новый труд ведущего отечественного ученого-слависта К. В. Никифорова – и об этом. Автору приходится показывать, сколь непростыми были решения сербских (и шире – югославских) политиков, пути их реализации, каким трагизмом наполнялись судьбы народа (народов) этой страны. Название книги могло бы вызвать вопросы, если бы исследуемая К.В. Никифоровым история не была столь уникальной. Начальный ее рубеж – 1878 г., завершающий – год 2020; прошедшим в этом году парламентским выборам дана взвешенно-вдумчивая оценка как возможному переходу «от полуторапартийной системы к однопартийной» (с. 263). В определенных временных интервалах в книге дается и история Сербии в составе двух Югославий: с 1918 по 1991 и с 1991 по 2006 гг. Итак, от Сербии до Сербии, от 1878 г. и до 2006 г., времени раздела с Черногорией и далее еще 15 лет. Нельзя забывать, что эта почти полуторавековая история наполнена событиями международного, а иногда и глобального значения. Нужно, к примеру, вспомнить: именно Сербия стала приютом для немалой части русской эмиграции. Что касается периода Второй мировой войны, то, по мнению некоторых аналитиков, именно непримиримая антифашистская позиция Сербии весной 1941 г. повлияла и на позицию Советского Союза в смысле готовности к войне с нацистской Германией. А если обратиться уже к послевоенной истории, сколько бы ни было сомнений и даже насмешек по поводу самоуправляемого югославского социализма, какие-то его элементы сохранились, более того, развиваются сегодня с опорой на сетевые структуры. Как бы не критиковали титоизм, вряд ли стоит забывать, что именно Югославия, и в том числе сербская часть ее политической элиты, выступила инициатором авторитетнейшего Движения неприсоединения, контуры которого можно отыскать во внешней политике Сербии и сегодня. Остается добавить: не следовало ли глубже осмыслить опыт этого Движения – своеобразной матрицы многополярного мира и оценить роль Югославии и Сербии именно в данном ракурсе? Углубленное прочтение книги настраивает и на эту мысль, а отмечаемый в ней многовекторный курс Сербии хотя бы отдаленно, но все же напоминает указанное Движение, которое принесло в свое время высокий авторитет титовской Югославии (положительно оцениваемый и самим автором во многих частях его труда). В целом у автора прослеживается, можно сказать, бережное отношение и к стране, истории которой посвящена рецензируемая книга, и к ее народу, и к определенным ее лидерам. Вопреки некоторым тенденциозным измышлениям, имеющим хождение в литературе, он доказывает уникальность истории государства, опираясь по-своему на нравственную максиму, которая была изложена в поэме «Возмездие» А. Блока: «Меж волей царской и народной / они испытывали боль / нередко от обеих воль. / Все это может показаться / смешным и устарелым нам. / Но, право, может только хам / над жизнью русской издеваться / Она всегда меж двух огней». (В свое время украинский политик и писатель В.К. Винниченко горестно констатировал, что историю Украины, самостийность которой он страстно защищал, а подлинную ее самостоятельность надо защищать и сегодня – нельзя читать без успокоительного брома. Нелегко спокойно излагать также историю Сербии и сербов, что как раз демонстрирует автор – при всем соблюдении стандартов академического исследования). Первая половина книги посвящена проблемам историографии. Есть основания предполагать, что автор сознательно избрал эту установку. Дело в том, что история Сербии изложена в фундаментальных трудах достаточно подробно, включая авторские труды К. Никифорова или же выходившие под его редакцией книги[1]. И необходимо более глубоко именно историографически ее переосмысливать, избегая двух установок: выспренности, присущей одному ряду сербских историков, и самоуничижения – ряду другому (в какой-то мере это относится и к отечественным, и к зарубежным исследователям). Автор скрупулезно проанализировал эти две тенденции, в частности, приводя разные оценки удававшихся или не удававшихся попыток сербской модернизации. Ни один специалист по стране и региону не пройдет мимо входящих в данную часть глав, а для аспирантов и студентов они – прекрасный мастер-класс историографического анализа, еще раз мотивируя удачный выбор названия всего труда – «от Сербии до Сербии», поскольку именно при таком взгляде на национальную историю выявляются инвариантные особенности этой уникальной страны и ее народа. Что касается первой установки, то Сербии приписывается миссия некой сакральной жертвы по спасению православия, социализма, славянской идентичности и др. – в чем-то похожую на комплекс жертвы у Польши. Что касается второй – некоторые сербские исторические деятели, да и сегодняшние политики, апеллируют к своему видению прошлого, порой выставляя себя приверженцами ценностей демократии святее спикеров британского парламента. Оценивая позиции носителей обеих названных установок, не обойтись без полемики. О том, что Сербия – страна с предельно сложной историей, говорить не приходится, но история эта резко усложнялась в ходе трансформационных процессов. Надо сказать, что именно столкновение двух отмеченных «святостей», в частности, приводит к такому парадоксальному утверждению, выводимому из рассуждений писателя Д. Чосича: как и Россия, Сербия проиграла свой ХХ век (с. 7). Правомерен, как представляется, вопрос: к чему же сводятся эти проигрыши? Начнем с России. К Октябрьской революции? А не пользуемся ли мы до сих пор некоторыми ее плодами? К победе над нацистской Германией? Но ее плодами, бесспорно, пользуются многие народы мира. К выходу в Космос? Но этим пользуется уже все человечество. В чем-то похожие вопросы возникают и в отношении Сербии. Ведь именно она служила детонатором разрушений империй в ходе Первой мировой войны и последующего переустройства Европы, независимо от того, как оценивать сегодня эти процессы. Как раз именно Сербия, в отличие от ориентированных только на Запад Хорватии и Словении, однозначно не приняла нацизм. Впрочем, и Движение неприсоединения – тот феномен общемирового значения, который оправдывает в самом широком смысле сербскую историю именно как «выигранную». Надо сказать, что не только данный парадокс, выводимый из рецепции работ сербских авторов, ориентирует на полемику. Поводом к ней является и вся книга, в чем можно видеть ее несомненное достоинство. Историография по матрице К.В. Никифорова побуждает постоянно размышлять о современных государствах – бывших республиках Югославии и особенно о Сербии, единственной понесшей территориальные потери. Ибо забывать о непростой истории народа, поставившего неожиданно мощную преграду давлению нацистской Германии, нельзя. Особенно в год 80-летия ее нападения на СССР. Однако и ряд других событий сербского прошлого ярко отсвечивают в событиях текущей ее истории. Вспомним не прекращающиеся насильственные смерти сербских лидеров высокого ранга, причем самой различной политической направленности. В их числе З. Джинджич (1952-2001), резко повернувший руль истории страны в направлении Запада; этот классический политик-возмутитель создал оппозиционные структуры и на поднятой ими волне занял высокие посты. Так, в 1996 г. он стал мэром Белграда, а в 2001 г. его карьера достигла высшего пика, но 12 марта 2003 г. его застрелили, что явилось неожиданным (а для кого-то может быть и ожидаемым) итогом управляемого хаоса. Медленная, но не менее ужасная смерть настигла в тюрьме С. Милошевича, который так и не признал вердикта Гаагского трибунала. Можно вспомнить и другие трагические события подобного рода. Но вот что примечательно: многие мотивы и следствия этих трагедий выводятся автором из мартиролога сербских политических деятелей конца XIX века. Автор проницательно замечает, что Джинджича убили ровно через 100 лет после убийства сербского короля Александра Обреновича и его супруги (с. 259). И между этими годами Карагеоргиевичи уничтожали Обреновичей, а Обреновичи – Карагеоргиевичей. Вот и получается, что в свете всей сербской истории многие неожиданности можно считать вполне ожидаемыми. В книге произведено тщательное анатомирование феномена так называемой бульдозерной революции, которая, по обоснованному утверждению автора, завершила революционные процессы в Сербии, начавшиеся еще в конце 1980-х годов (закончила одни, чтобы начать другие). Она проходила в основном в Белграде и получила свое наименование, поскольку при штурме здания телевидения использовали бульдозер. Автор, как нам кажется, небезосновательно проводит мысль о том, что как раз эта революция, образно говоря, зачистила площадку для посадки разного рода «цветов», «семена» которых прорастали в других странах Европы и всего мира. Этот процесс проращивания купируется по-разному. Еще в одной не столь отдаленной славянской Чехии они были и прошли. Даже две демонстрации в июле и ноябре 2019 года с более чем 250 тыс. участников так и не поколебали позиции тандема (президент М. Земан и премьер-министр А. Бабиш). Правда, хотя и прошли, но еще не окончательно, о чем свидетельствуют события последних месяцев: явно русофобские акции второго так и не спасли его от новых нападок, а первый очередной раз подводится под угрозу импичмента всего лишь за попытку более тщательного расследования инцидента почти 7-летней давности – взрыва на складе боеприпасов. Во Франции перманентное противостояние «желтых жилетов» и правительства продолжается длительное время без определенного видимого исхода (если не считать недавней пощечины президенту солидной страны). Совершенно неожиданно эти «семена» вдруг проросли в США в связи с предвыборными баталиями республиканцев и демократов. Скончавшийся в 2018 г. Дж. Шарп вряд ли ожидал, что его методички, а точнее – дадзыбао – пригодятся и американцам. Заметим, что выстраивавшие такую конструкцию для «дикой Сербии» американские политики сами столкнулись с ее наличием у себя. И узнали, какова цена управляемого хаоса – по русской пословице: как аукнется, так и откликнется... Чем в этом плане важна и ценна рецензируемая книга? Тем, что автор проследил процесс возникновения вышеупомянутого явления с учетом того метода, который условно можно назвать чистым экспериментом. Он сводится к тому, что то или иное изменение проводится любой ценой без учета предшествующих обстоятельств и наступающих последствий, а точнее, при их игнорировании; вмешательства же внешних сил осуществляются, как говорится, вчистую. Особо примечательно отслеживание Никифоровым траекторий уступок в ходе указанных экспериментов. На какие бы компромиссы власти Сербии не шли во имя «возвращения в Европу», реальной помощи стране оказывалось мало, а сербская государственность меж тем все больше и больше сжималась. Не удалось наладить полноправных отношений с Республикой Сербской, отпало Косово, произошло рассоединение Сербии и Черногории. Неужели осталось ждать своеобразного ирредентизма Воеводины? И когда автор пишет, что «трансформация в Сербии до конца не завершена» (с. 218), его тревогу нельзя не разделять. Еще один «чистый» эксперимент – линия на удушающее вытеснение лидеров национально ориентированных государств – тоже достаточно четко проведен в Югославии/Сербии. Разве не чистый эксперимент – перекачка энергии поддержки со стороны Запада полевому командиру Х. Тачи, ставшему видным (причем своими преступными деяниями) политиком за счет стигматизации и даже сатанизации С. Милошевича? Итог – четверть миллиона сербов из Косовского края, которых был вынужден принять называемый преступником Милошевич (по приведенным в книге данным, семимиллионная Сербия приютила 830 тыс. беженцев, в том числе из Косово – 236 тыс. (с. 198-199)). Стоит ли удивляться, что ее народ от этого отнюдь не богатеет, о чем не без злорадства напоминают и некоторые западные аналитики и даже вроде бы неэмоциональные статистики... Ход событий при осуществлении указанного эксперимента резко ускорился под несанкционированным ООН воздействием Запада, и, в частности, сил военно-политического блока НАТО. Бомбардировки весной 1999 г., поражение Милошевича на выборах 2000 г., «бульдозерная революция» и его арест 1 апреля 2001 г. – с последующей выдачей Гаагскому трибуналу (с. 195-196). Вряд ли стоит выделять итоги данного «чистого» эксперимента – они были видны невооруженным глазом с начала его проведения. Но стоит напомнить, что лишь в 2017 г. Х. Тачи подвергся обвинениям все того же Гаагского трибунала и только в начале ноября 2020 г. его взяли под стражу. Остается добавить: нет-нет, да звучат голоса, что длящийся и до сегодняшнего времени процесс над ним трактуется как «ловушка» со стороны России и Сербии… В целом Сербия репрезентуется как своеобразная лаборатория упомянутых и других «чистых» экспериментов, прослеживаемых в книге. Поэтому, по убеждению автора, и возможности маневра на внутри- и внешнеполитических направлениях весьма ограничены. Особенно связанных с такими факторами, как стремление Сербии любой ценой войти в ЕС (игнорируя такие феномены, как уже состоявшийся брэкзит и время от времени возникающие другие «экзиты»). Но когда такие квазиэволюционные ступеньки вниз являются безальтернативными, возникают революции с потрясениями, правомерно заключает автор. Проводя исторические параллели, автор вспоминает тот отпор, который давала, в первую очередь, сербская элита в составе Югославий трем процессам фальшмодернизации – под знаками фашизации, советизации и натоизации страны (с. 133). Навязываемые модернизационные проекты считались их носителями «лучшими», они находили изощренную (иногда до причудливости) поддержку у многих политических деятелей других республик Югославии, но, как утверждает, приводя доказательства, автор, ее сербское население и репрезентующие его политические акторы довольно активно им сопротивлялись. Выдвинув весной 1941 г. лозунг «Лучше война, чем пакт» и заполучив в ответ оккупацию Сербии; не приняв советского варианта модернизации и проработав свой собственный, не во всем удавшийся проект с опорой на самоуправление; наконец, выступив против вмешательства НАТО в дела Югославии. «Особость» любого пути каждой страны – вопрос чрезвычайно серьезный. Перипетии его обсуждения в главах о трансформационной революции «по-сербски» и о постсоциалистических ее преобразованиях освещены, можно сказать, с пристрастной корректностью. Данную оценочную формулу нельзя воспринимать всего лишь как оксюморон: если использовать разделение известного отечественного мыслителя XIX века Н.К. Михайловского в отношении «правды-истины» и «правды-справедливости», то они применимы и к титовской Югославии, и к постсоциалистической Сербии. Об этом пути споры ведутся и сегодня, автор книги – их активный участник, по своему трактуя феномен «югославской привлекательности для внешнего мира» (с. 123) – со столь трагическим ее последствием, особенно для Сербии. Крайне интересны в книге, можно сказать, абрисы политических портретов сербских лидеров, в первую очередь, уже ушедших из жизни (С. Милошевич, З. Джинджич), а также М. Йовановича, В. Коштуницы и нынешнего лидера А. Вучича. Если просмотреть в этом ракурсе книгу через призму именного указателя, многое можно уяснить в общем типе политического лидера страны в целом. Мы все же рассмотрим портрет лидера черногорского – несменяемого уже более 30 лет – М. Джукановича, можно сказать, идеального проевропейца. Премьер-министр (1991-1998), президент (1998-2002), снова премьер-министр (2003-2006, 2008-2010, 2012-2018) и снова президент (с 2018) – непотопляемый политик, стремящийся утопить российско-черногорские отношения. К.В. Никифоров метко характеризует его политику как отход не только от плюрализма, но и от «полуторапартийности» (с. 266, 268). И все это осуществляется через игнорирование воли большей части народа. Хорошая проекция для возможного лидера «супердемократической» Сербии. Этакий диктатор, но при этом облагороженный, ибо активно работал в западных интересах, вот и свою страну ввел в НАТО в 2017 г. Автор считает позитивом, что такие политики не доминируют, по крайней мере, на длительные сроки, в Сербии, и с этим хочется согласиться. Распад Югославии, в конечном итоге которого «счастливо» образовалась самостоятельная Сербия, 10 лет сопровождался войнами, ход которых детально изложен в книге. Это 10-дневные столкновения в Словении в июле 1991 г., гражданские войны в Хорватии (1991-1995), в Боснии и Герцеговине (1992-1995), 78 дней агрессии НАТО против Сербии в 1999 г., столкновения с албанскими сепаратистами в Прешовской долине Сербии (1999-2001) и Македонии (январь-август 2001). Не упомянутой можно считать Черногорию, но и ее бомбили войска НАТО в 1999 г. Первая фаза горячих столкновений проходила в основном по границам этносов, но трансформационные революции наблюдались уже внутри стран – и первая из них прошла в октябре 2000 г. в Белграде. Эта революция манифестировала для Сербии безальтернативность вхождения в ЕС, и она длится перманентно. Парадокс в том, что для такого вхождения необходимо как раз эволюционное развитие. Но эволюция по-западному оборачивается потерей территорий (Косово), депопуляцией, даже несмотря на то, что в страну прибывали сотни тысяч сербов из других регионов бывшей Югославии, приводила к экономическим санкциям. «Путь в Европу» оказывается тернистым и предельно узким. «Ограниченность маневра, – пишет автор, – связана и с желанием сербского руководства во что бы то ни стало, любыми путями вступить в Европейский союз. Тем самым маневра у него тем более не остается. Однако при невозможности нормального эволюционного развития всегда резко увеличивается шанс революционных потрясений» (с. 170). И 27-29 октября 2006 г. на всенародном референдуме была принята первая Конституция Сербии, уже только Сербии. В этом же году в Гаагской тюрьме умер С. Милошевич. Казалось бы, победа демократии безвозвратна. Но начинается борьба уже между демократами, и поначалу «широкая демократическая коалиция» (с. 201), сформированная по итогам выборов января 2001 г. – прямо или косвенно, гласно или негласно, эволюционно или революционно – сжимается. Одни за другими шли внеочередные выборы, менялись премьеры и лидеры партий – пока на лидирующие позиции не вышла в 2016 г. Сербская прогрессивная партия, возглавляемая нынешним лидером страны А. Вучичем. Он сохранил пост премьер-министра, а по результатам выборов 2017 г. стал президентом страны. Июньские выборы 2020 г. привели к тому, что партия А. Вучича завоевала 188 мест из 250 (с. 215). Но уже 7 июля в Белграде произошли столкновения демонстрантов с полицией. Хорошо, правда, что протесты в Белграде не достигают уровня цунами или даже бури. Все же прогноз автора по результатам и этих – очередных – выборов мало утешителен, несмотря на краткосрочные успехи партии власти. В чем их причина? По оценке автора, в том, что система управления страной – полупрезидентская (с. 230); в ней же многопартийность сводится к полуторапартийности, а в дальнейшем может свестись к однопартийной гегемонии (с. 231). И вот итоговая констатация: «Выборы есть, а реальная демократия отсутствует» (с. 232). В заключение нужно еще раз подчеркнуть, что «особостью пути» характеризуется и вся история Сербии рассматриваемого периода. Автору удалось показать, и даже доказать, что без учета всех изгибов и переломов в ее судьбе уяснить место этой страны на Балканах, в Европе и мире невозможно. И особо затруднительно оценить ее роль в процессах так и не заканчивающихся восточноевропейских трансформаций. Задорожнюк Элла Григорьевна – доктор исторических наук, зав. отделом Института славяноведения РАН elzador46@mail.ru About the author: Zadorozhnyuk Ella Grigorievna - Doctor of Historical Sciences, chief of the department, Institute of Slavic Studies, RAS. Contact information: elzador46@mail.ru [1] Никифоров К.В. Сербия в середине XIX в.: (начало деятельности по объединению сербских земель). М., 1995 (переведена на сербский язык); он же. Между Кремлем и Республикой Сербской. (Боснийский кризис: завершающий этап). М., 1999 (переведена на сербский язык); он же. Самопровозглашенные государства на территории бывшей Югославии. М., 2005; он же. Сербия на Балканах. ХХ век. М., 2012 (переведена на сербской язык); он же. «Начертание» Илии Гарашанина и внешняя политика Сербии в 1842-1853 гг. М., 2015 (переведена на сербский язык); Югославия в XX веке: Очерк политической истории. М., 2011; Между Москвой и Брюсселем. М., 2016; Европа. Евразия. XXI век начинается. Отв. ред. К.В. Никифоров. М., 2018; Очерки политической истории стран Центральной и Юго-Восточной Европы. Конец XX- начало XXI в. Отв. ред. К. В. Никифоров. М.; СПб.: Нестор-История, 2020 (Серия: Центральная и Юго-Восточная Европа в XX–XXI вв.: исследования и документы. Вып. 1); Трансформационные революции в странах Центральной и Юго-Восточной Европы. 1989-2019 гг. 30 лет спустя. Отв. ред. К.В. Никифоров. М.; СПб.: Нестор-История, 2021 (Серия: Центральная и Юго-Восточная Европа в XX–XXI вв.: исследования и документы. Вып. 2) и многие другие.

Вебер М.И. К Вопросу об отправной точке одиссеи отряда корнета Б.К. Фортунатова В статье опровергается распространившееся в научной литературе представление о том, что отправной точкой для одиссеи отряда Бориса Фортунатова, дезертировавшего из колчаковской армии, послужил город Березов Тобольской губернии. В научный оборот вводятся достоверные сведения о том, откуда на самом деле начался этот поход, а также о составе и численности отряда Фортунатова. Ключевые слова: Гражданская война, Восточный фронт, Комуч, эсеры, Каппель. RETURNING TO THE QUESTION OF THE STARTING POINT OF ODYSSEY OF CORNET B.K. FORTUNATOV’S SQUADRON The article refutes the idea that has spread in academic literature that the starting point for odyssey of the squadron of Boris Fortunatov, who deserted from the army of Admiral Kolchak, was the city of Berezov in Tobolsk province. The article presents reliable information about where this campaign actually began, as well as about the structure and number of Fortunatov’s squadron. Key words: Russian Civil war, Eastern front, Komuch, socialist-revolutionaries, Kappel. «Он шел на Одессу, а вышел к Херсону…» Эсер Борис Константинович Фортунатов (1886 - 1936), депутат Учредительного собрания от Самарской губернии, член Комуча – один из ярких, но сравнительно малоизвестных широкой публике политических и военных деятелей Гражданской войны в России. Волею судеб Борису Фортунатову довелось повоевать в рядах Народной армии Комуча, Западной армии Колчака, а на излете Гражданской войны он даже командовал полком Красной армии во время похода на Варшаву. В августе 1919 г. Б.К. Фортунатов, к тому моменту полностью разочаровавшийся в правительстве Колчака, во главе большого отряда дезертировал из колчаковской армии – это стало отправной точкой долгого и опасного путешествия, закончившегося на берегу Каспийского моря и приведшего, в конце концов, к переходу Фортунатова из антибольшевистского лагеря в стан красных. Вне всякого сомнения, эта одиссея стала одним из ключевых и уж точно одним из самых запоминающихся эпизодов биографии Бориса Фортунатова. Между тем, в научной литературе распространилось ошибочное представление об отправной точке этой одиссеи. Исследователь С.С. Балмасов в своем очерке о кавалерийских частях 1-го Волжского армейского корпуса В.О. Каппеля ввел в научный оборот дневник офицера из отряда Б.К. Фортунатова[1], в котором упоминалось, что их отряд выступил в поход из населенного пункта Березов. Балмасов идентифицировал этот населенный пункт как город Березов – административный центр одноименного уезда Тобольской губернии (ныне – поселок городского типа в Ханты-Мансийском автономном округе) (Балмасов 2003: 505). На основании этого Балмасов сделал вывод, что отряд корнета Фортунатова «прошел более трех тысяч километров, чтобы попасть на территорию Уральского казачьего войска» (Там же: 523-524). Биограф Фортунатова историк Я.В. Леонтьев в более ранней своей работе о нем писал, что отряд Фортунатова дезертировал из колчаковской армии в районе города Кустаная (Леонтьев 2006: 77). Однако, затем, под влиянием очерка С.С. Балмасова, изменил свою точку зрения и тоже стал писать, что Фортунатов и его сторонники покинули ряды колчаковской армии в городе Березове – знаменитом месте ссылки фаворита Петра Великого князя А.Д. Меншикова (Леонтьев 2018: 767-768). Однако версия о том, что одиссея отряда Фортунатова началась в городе Березове, на севере Тобольской губернии, противоречит элементарному здравому смыслу. Дело в том, что Отдельный Волжский конно-егерский дивизион Б.К. Фортунатова входил в состав 1-го Волжского армейского корпуса (в конце мая 1919 г. реорганизованного в Волжскую группу войск). Волжская группа войск оперировала на крайнем левом фланге 3-й армии Колчака, а город Березов находился на крайнем правом фланге 1-й армии – фактически, волжане Каппеля и Березов находились на противоположных краях Восточного фронта. Если бы Фортунатов и его соратники дезертировали в городе Березове Тобольской губернии, то им пришлось бы, двигаясь на юг, пересечь пути отступления частей сперва всей 1-й и 2-й (ранее составлявших единую Сибирскую) армий, затем всей 3-й (бывшей Западной) армии. Естественно, это быстро закончилось бы окружением и поимкой беглецов. Да они и сами не рискнули бы дезертировать при таких условиях. Так где же тогда началась одиссея отряда корнета Фортунатова? В 2019 г. автор данных строк опубликовал сборник документов колчаковской контрразведки (Фронт и тыл… 2019). В одном из документов сборника можно найти исчерпывающий ответ на этот вопрос. Интересующие нас сведения содержатся в информационной сводке Контрразведывательного отделения штаба 3-й армии о настроении войск за период с 15 по 31 августа 1919 г.: «В связи с продолжающимся отходом вера в конечный успех Народной армии значительно пала. Наиболее ярким примером, характеризующим упадок этой веры, является самовольный уход конно-егерского дивизиона с корнетом Фортунатовым и присоединившимися к нему драгунами и солдатами других частей, всего около 600 человек с 16 офицерами и казначеем, военным чиновником Раевским. (Конных из дивизиона – 150, пеших – 300, драгунского полка – около 200, офицеров дивизиона – 7 и драгунского полка – 9). Ушедшими “фортунатовцами” увезено 3 пулемета дивизиона и 9 пулеметов драгунского полка, 150 шт. запасных винтовок, 250 седел, почти все обмундирование, белье и офицерские вещи даже не ушедших офицеров дивизиона и около 450 000 руб. денег Драгунского полка. Отряд ушел от с. Куртамыш в ночь на 12-е августа и около 20 августа находился в районе озер Кулукуль, Танды и зимовок к юго-востоку от ст. Звериноголовской. Почти все ушедшие – добровольцы Поволжья. Уход вызван нашими неудачами и изменой солдат-сибиряков. Целью его является пробиться в Южную армию, а оттуда – в армию генерала Деникина» (Фронт и тыл… 2019: 52). Таким образом, место, откуда начался поход отряда корнета Фортунатова – это район села Куртамыш Челябинского уезда Оренбургской губернии (ныне – город Куртамыш – административный центр одноименного района Курганской области). Из процитированного документа можно также получить достоверные сведения о составе отряда. Во-первых, с Фортунатовым из рядов колчаковской армии дезертировал не только подчиненный ему Отдельный Волжский конно-егерский дивизион, но и большая часть Волжского драгунского полка Отдельной Волжской кавалерийской бригады, причем драгуны прихватили с собой полковую кассу и запасы оружия и военного снаряжения из полкового обоза. Пожалуй, не будет преувеличением сказать, что с уходом отряда Фортунатова Волжская группа войск лишилась лучшей части своей кавалерии. Однако дезертирство корнета Фортунатова и его соратников затронуло не только конные части, но и пехоту Волжской группы войск. По данным колчаковской контрразведки, в 1-м Волжском полку 1-й Самарской стрелковой дивизии после ухода отряда Фортунатова «Настроение ухудшилось. Дисциплина внешняя почти отсутствует, да и внутренняя слабовата; командный состав не обращает на это должного внимания. Многие симпатизируют “фортунатовщине” и, если бы полк был извещен о времени ухода Фортунатовского отряда, то многие последовали бы за ним. Всего ушли из полка 20 человек. Случаи перехода к красным часты. Как боевая единица по своей малочисленности и отсутствию дисциплины полк малоценен» (Там же: 52-53). Отразился уход отряда Фортунатова и на 3-й Симбирской стрелковой дивизии Волжской группы войск, в которой, по данным колчаковских контрразведчиков, было «много сочувствующих Фортунатову и часть людей ушла с ним. Как боевая единица дивизия, благодаря своей малочисленности и сильному утомлению, не является крупной величиной. 3-й Симбирский отдельный конный дивизион, многие из солдат которого ушли с Фортунатовым, находится в периоде формирования» (Там же: 54). Фактически, для восстановления боеспособности этого конного дивизиона в него пришлось вливать не только пополнение из новобранцев, но и обученных солдат из других частей. В информационной сводке Контрразведывательного отделения штаба 3-й армии о настроении войск за период с 15 по 30 октября 1919 г. отмечалось, что в конном дивизионе 3-й Симбирской стрелковой дивизии «Около 100 всадников. Один эскадрон сформирован из остатков солдат после ухода Фортунатова и из переведенных из 22[-го Златоустовского] полка, другой – из башкир Уфимской губернии» (Там же: 116-117). Стоит отметить, что данные колчаковской контрразведки о составе отряда Фортунатова подтверждаются и другими источниками. В донесении начальника штаба Волжской группы войск 3-й армии полковника С.Н. Барышникова № 627/б от 19 августа 1919 г. сообщалось, что под руководством корнета Фортунатова из состава Волжской группы ушли «полностью конно-егерский дивизион, 60 солдат конного дивизиона [3-й] Симбирской дивизии с 1 пулеметом и частью обоза, 24 человека 1[-й] батареи Симбирского артдивизиона, 1-й эскадрон, пулеметная команда и лучшая часть драгунского полка, всего до 450 солдат, из них 85% конные, 7 пулеметов и до 50 повозок» (РГВА: Л. 300). Дезертирство настолько большой и хорошо организованной группы добровольцев вызвало немалый переполох в верхах колчаковской армии. Колчаковские генералы лихорадочно пытались вернуть ушедших с Фортунатовым бойцов обратно в строй. Так, 18 августа 1919 г. командующий Волжской группой войск генерал-майор В.О. Каппель обратился к своему непосредственному начальнику, командующему 3-й армией генерал-майору К.В. Сахарову, с просьбой о поимке беглецов при содействии частей соседней Южной армии: «Прошу Вашего распоряжения о задержании и разоружении в районе Южной армии партизанского отряда корнета Фортунатова, самовольно ушедшего из состава Волжской группы. Всех задержанных прошу направить со всем их военным имуществом во вверенную мне группу. Представленное при № 592/б с нарочным поручиком Братко в копии письмо ген[ерал-]майора Перхурова корнету Фортунатову указывает на важность их совместного движения на юг. № 31/с» (РГВА: Л. 299). Однако, все было тщетно. Оценивая значение этого инцидента для дальнейшего хода военной кампании, можно согласиться с мнением исследователя С.С. Балмасова, отметившего, что уход отряда корнета Фортунатова, состоявшего из закаленных в боях добровольцев, резко ослабил Волжскую группу войск В.О. Каппеля и стал одной из основных причин «того, почему Волжский корпус в значительной степени утратил свою боеспособность еще накануне проведения Тобольской наступательной операции и не смог проявить себя также ярко, как в 1918 г.» (Балмасов 2003: 524). Подводя итоги, можно с уверенностью утверждать, что корнет Борис Фортунатов, его Отдельный Волжский конно-егерский дивизион и примкнувшие к ним многочисленные добровольцы Волжской группы войск дезертировали из рядов колчаковской армии не из города Березов Березовского уезда Тобольской губернии, а из района села Куртамыш Челябинского уезда Оренбургской губернии. Тогда что же за Березов упомянут в дневнике офицера отряда Б.К. Фортунатова? Думаю, что речь идет о селе Березово, расположенном в Челябинском уезде Оренбургской губернии (ныне – в Куртамышском районе Курганской области). Оно находится в 24 км к юго-востоку от Куртамыша, о котором идет речь в процитированной выше информационной сводке Контрразведывательного отделения штаба 3-й армии за 15-31 августа 1919 г. По данным земской статистики, в 1916 г. в этом селе было 262 двора и проживало 1 290 жителей (Список… 1916: 13). В селе имелась православная церковь, часовня, церковно-приходская школа и фельдшерский пункт, а также 4 торговых лавки (Там же). Южнее и юго-восточнее села Березово находятся села Прорывное и Боровское, следуя через которые отряд корнета Фортунатова и вышел к уездному городу Кустанай. Впереди их ждал тяжелейший переход через степи – их одиссея началась. ИСТОЧНИКИ И МАТЕРИАЛЫ РГВА – РГВА. Ф. 39500. Оп. 1. Д. 32. Список… 1916 – Список населенных мест Челябинского уезда. Челябинск: издание Уездного земства, 1916. 215 с. Фронт и тыл… 2019 – Фронт и тыл колчаковской армии в документах разведки и контрразведки (июнь 1919 – март 1920 г.). Сборник документов / Сост. М.И. Вебер. Екатеринбург: УрО РАН, 2019. 272 с. БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК Балмасов 2003 – Балмасов С.С. Боевой путь конных подразделений отдельной Волжской кавалерийской бригады и отдельного Волжского конно-егерского дивизиона корпуса генерала В.О. Каппеля // Каппель и каппелевцы. М.: Посев, 2003. С. 448-528. Леонтьев 2006 – Леонтьев Я.В. Фартовый корнет Фортунатов // Родина. 2006. № 7. С. 75-78. Леонтьев 2018 – Леонтьев Я.В. Борис Фортунатов. Красные флаги белого партизана // Красные. М.: Молодая гвардия, 2018. С. 734-789. REFERENCES Balmasov S.S. Boevoj put' konnyh podrazdelenij otdel'noj Volzhskoj kavalerijskoj brigady i otdel'nogo Volzhskogo konno-egerskogo diviziona korpusa generala V.O. Kappelya. Kappel' i kappelevcy. M., 2003, p. 448-528. Front i tyl kolchakovskoj armii v dokumentah razvedki i kontrrazvedki (iyun' 1919 – mart 1920 g.). Sbornik dokumentov / Edited by M.I. Weber. Ekaterinburg, 2019. Leont'ev Ya.V. Fartovyj kornet Fortunatov. Rodina. 2006, no 7, p. 75-78. Leont'ev Ya.V. Boris Fortunatov. Krasnye flagi belogo partizana. Krasnye. M., 2018, p. 734-789. Сведения об авторе: Вебер Михаил Игоревич, к.и.н., старший научный сотрудник Института истории и археологии УрО РАН (Екатеринбург). Контактная информация: mikeveber@mail.ru About the author: Mikhail I. Weber, PhD in History, Senior Research Fellow, Institute of History and Archeology, Ural Branch of the Russian Academy of Sciences (Ekaterinburg). Contact information: mikeveber@mail.ru [1] По мнению историка Я.В. Леонтьева,это дневник самого Б.К. Фортунатова.

Венгерский историк Аттила Колонтари о предыстории и конкретных обстоятельствах вступления Венгрии в войну с СССР в июне 1941 г. Инцидент с бомбардировкой 26 июня 1941 г. города Кашша (Кошице), ответственность за которую была возложена на советскую авиацию, дал повод для вступления хортистской Венгрии в войну с СССР, имевшего для страны роковые последствия. В предновогодние дни 1944 г. после расстрела советских парламентеров началась многодневная и кровопролитная осада Красной Армией Будапешта, где была дислоцирована крупная группировка вермахта. Операция продолжалась до 13 февраля 1945 г. Освобождение Венгрии стоило жизни 140 тыс. советских военнослужащих. Тема беседы – обстоятельства вступления Венгрии в войну с СССР в июне 1941 г. Собеседник ИЭ – один из ведущих венгерских специалистов по истории своей страны в рассматриваемый период, Аттила Колонтари. Беседу вёл А.Стыкалин Ключевые слова: Венгрия, Вторая мировая война, нападение Германии на СССР, Хорти, советско-венгерские отношения, венгерская армия на восточном фронте. Hungarian historian Attila Kolontári on the background and specific circumstances of Hungary’s entry into the war with the USSR in June 1941. The incident with the bombing on June 26, 1941 of the city of Kassa (Košice), the responsibility for which was assigned to the Soviet aviation, gave rise to the entry of Horthy Hungary into the war with the USSR, which was of fatal consequences for the country. Key words: Hungary, World War II, Germany’s attack on the USSR, Horthy, Soviet-Hungarian relations, the Hungarian Army on the Eastern front. - Аттила, начнем с того, что отношения Венгрии и СССР, с лета 1940 и до конца марта 41 гг. довольно корректные, испортились с подключением Венгрии в начале апреля 1941 г. к антиюгославской кампании вермахта. Сохранялся ли еще после этого шанс избежать вступления Венгрии в войну на стороне Германии? Действительно, если мы рассматриваем весь межвоенный период советско-венгерских отношений, то упомянутые месяцы, несомненно, были наиболее интенсивными в плане двусторонних контактов. За относительно короткий промежуток времени стороны довольно быстро нашли решения тех вопросов, которые долгие годы оставались открытыми или были предметом разногласий между Москвой и Будапештом. Так, 3 сентября 1940 г. в Москве было подписано торговое и платежное соглашение, предусматривавшее товарообмен между двумя странами в размере 3,7 миллионов долларов США.В феврале 1941 г. были заключены соглашения о восстановлении почтовой и телеграфной связи и о железнодорожном сообщении. Но в этом ряду можно упомянуть также первое и единственное за весь межвоенный период участие СССР на Будапештской международной ярмарке в мае 1941 г. Об активизации советско-венгерских двухсторонних отношений свидетельствует и тот факт, что, в отличиe от 1930-х годов, стороны полностью укомплектовали штат своих миссий, были назначены военные атташе, торговые представители, советники, секретари, представители телеграфных агентств. В октябре 1940 г. состав венгерского посольства в Москве насчитывал 22 сотрудника, советское же полпредство в Венгрии –18 (судя по документам НКИД, на 1941 год планировалось дальнейшее серьезное расширение состава миссии – до 27 лиц, плюс 6 сотрудников торгового представительства). В октябре 1940 г. венгерское правительство условно освободило лидера венгерских коммунистов, члена Исполкома Коминтерна Матьяша Ракоши из тюрьмы и разрешило ему выезд в СССР. Напомним читателям, что Ракоши был откомандирован в Венгрию нелегально с целью организации подпольного коммунистического движения. В сентябре 1925 г. он был арестован и осужден, сначала на 8 с половиной лет, потом,по истечении этого срока, на пожизненное тюремное заключение. Советский Союз в течение долгих лет добивался его освобождения. Но Москва должна была действовать осторожно, окольными путями (через родственников или адвокатов Ракоши, а также через английских парламентариев). Непосредственное обращение советского правительства к венгерскому могло бы быть расценено как вмешательство во внутренние дела Венгрии и стало бы признанием того факта, что за деятельностью венгерских коммунистов стоит Москва. И вот через посредников до сведения венгерского правительства было доведено, что взамен за освобожденного Ракоши советская сторона готова возвратить Венгрии знамёна венгерской армии времен революции и антигабсбургской национально-освободительной войны 1848–1849 гг., ставшие трофеями армии фельдмаршала И. Паскевича вследствие капитуляции венгерских войск перед русскими в августе 1849 г. Предложение долгие годы оставалось без ответа, но осенью 1940 г. «сделка» была заключена. Хотя официально и публично эти два вопроса никогда не связывали друг с другом, но из архивных документов становится ясно, что за кулисами речь шла именно об обмене Ракоши на знамёна. В конце октября 1940 г. Ракоши был выпущен из тюрьмы и получил возможность выезда в СССР, так что 7 ноября он уже смог принять непосредственное участие в торжествах по случаю очередной годовщины октябрьской революции. Через несколько месяцев, в марте 1941 г. Советский Союз возвратил венгерские революционные знамёна. Торжественные церемонии, связанные с передачей знамен, состоялись сначала в Москве, а потом в Будапеште, причем с советской стороны детали были одобрены на уровне Политбюро ЦК ВКП(б)). В торжественных речах, в письмах благодарности венгерской стороны не раз звучали выражения «добрососедские», порой даже «дружественные» применительно к отношениям между двумя странами и народами. Возвращение знамён было интерпретировано как проявление доброй воли СССР в отношении Венгрии. Подобное сближение между Москвой и Будапештом с лета 1940 г. произошло на основе общности интересов, а именно территориальных претензий обеих стран к соседней Румынии. В Венгрии вручение в июне 1940 г. официальному Бухаресту советского ультиматума с требованием передачи СССР Бессарабии и Северной Буковины было встречено восторженно, а тем более это можно сказать про слова В. Молотова венгерскому посланнику о том, что претензии Венгрии к Румынии имеют под собой определенные основания. Многим казалось, что настало время для совместных действий против Бухареста. Однако тщательный анализ архивных документов приводит нас к выводу, что это было не совсем так. Во-первых, в Москве не планировали вовлечения Венгрии в качестве стратегического партнера в решении «бессарабского вопроса», с которым в Будапеште (но не в Москве) тесно увязывали «трансильванский вопрос». Советское руководство ни до, ни после передачи 26 июня ультиматума не согласовывало свои действия с Венгрией, оно довольствовалось лишь некоторыми демонстративными жестами дружелюбия в сторону Будапешта, поддержавшего советскую акцию: вышеупомянутые слова Молотова, назначение военного атташе в венгерскую столицу, более тесные, нежели было принято ранее, контакты полпреда Николая Шаронова с графом Иштваном Чаки, венгерским министром иностранных дел, в дни «бессарабского кризиса». Однако все эти жесты были достаточны для того, чтобы породить слухи о советско–венгерском военном союзе против Румынии, что не на шутку встревожило Бухарест. Летом 1940 г., после быстрого успеха немецких войск на западном театре военных действий (а Франция, как известно, капитулировала всего за 4 дня до предъявления советского ультиматума Румынии), Москве, несомненно, было на руку усиление напряженности в отношениях между двумя союзницами Германии в тылу Третьего рейха. Но так как, за исключением Бессарабии, территории обеих стран входили в сферу интересов Берлина, советскому руководству здесь надо было проявить большую осторожность. Судя по архивным документам, именно венгерское руководство стремилось к более тесному сотрудничеству с Москвой на «антирумынской основе» и хотело заучиться поддержкой СССР в конфликте. Йожеф Криштофи, венгерский посланник, согласно полученным инструкциям в начале июля 1940 г. передал Молотову венгерские пожелания по этому поводу. Венгрия просила, чтобы советская сторона не уменьшила концентрацию войск и степень их боевой готовности на новой границе с Румынией, и чтобы в советской прессе были опубликованы дружественные в отношении Венгрии статьи, признающие справедливость венгерских территориальных требований. Венгрия также выразила свое желание покупать у СССР бомбардировщики и истребители (в других источниках фигурируют еще и танки). Москва ни одну из этих просьб не могла выполнить без риска обострения отношений с Германией. Однако разговоры о возможных совместных действиях против Румынии продолжались, главным образом, по венгерской инициативе, и после Второго венского арбитража 30 августа 1940 г., когда волею Германии и Италии Северная Трансильвания была отдана Венгрии. Наиболее ярким примером этому служит, наверно, встреча советского полпреда Н. Шаронова с «серым кардиналом» венгерской политики, очень влиятельным бывшим премьер-министром графом Иштваном Бетленом, имевшая место 9 сентября 1940 г. Бетлен пригласил Шаронова к себе на завтрак и в доверительной беседе затрагивал довольно щекотливые вопросы. Высказавшись о недовольстве венгерского общественного мнения решением Второго венского арбитража (ведь ждали не искусственного расчленения Трансильвании на две части, а ее максимально возможного перехода под венгерский контроль), он развил мысль о том, что чрезмерное усиление Германии в этом регионе (превращение Румынии в «немецкую колонию», а Венгрию в «проход к ней») не в интересах ни Венгрии, ни СССР. Венгрия, – добавил он, – должна сохранить хорошие отношения с СССР, как с великой державой, которая одна только способна уравновесить германское давление на Будапешт. Для Шаронова такая постановка вопроса была несколько неожиданной, и при отсутствии четких инструкций из Москвы он уклонился от более глубокого обсуждения соображений Бетлена. Он высказал лишь одно возражение, заметив, – и в его словах была определенная доля правды, – что значительные политические и общественные круги в Венгрии относятся дружественно к Германии и в СССР готовы видеть угрозу для страны. Кроме этого, Шаронов намекнул на тесные и достаточно хорошие советско-германские отношения и на то, что между Москвой и Берлином существует соглашение о консультациях по внешнеполитическим вопросам. Как бы то ни было, нам не стоит переоценивать отдельные проявления намерений венгерской элиты ориентироваться на Советский Союз. Ведь наряду с ними ни в недрах дипломатии, ни на страницах прессы не было недостатка в таких заявлениях, согласно которым единственной страной, угрожавшей безопасности Венгрии, был СССР. Речь шла не только о большевистской угрозе, но и об опасениях скрытых советских территориальных претензий на возвращенный к этому времени Венгрией регион, который принадлежал ей до 1920 г. и по-венгерски называется Карпаталья (т.е. Подкарпатская Русь или Закарпатская Украина).Сама вышеизложенная концепция Бетлена, хотя по целому ряду причин была нереальна, все же свидетельствует о том, что антинацистски, англофильски настроенные политические круги Венгрии искали внешнеполитические альтернативы в условиях всё возраставшего давления со стороны Германии. Советско-венгерские отношения действительно стали ухудшаться после присоединения Венгрии к кампании вермахта против Югославии в начале апреля 1941 г. Интереса ради, здесь необходимо отметить, что Венгрия свое участие в кампании против соседнего государства обосновывала теми же аргументами, которыми оперировало и советское руководство в сентябре 1939 г. при вводе своих войск на территорию Польши: распад государства и возникновение вакуума власти в результате военных действий Германии, необходимость защиты своих этнических собратьев, возвращение ранее отторгнутых от страны территорий. В советской столице А. Вышинский в качестве первого зама наркома иностранных дел в довольно острой форме выразил недовольство правительства СССР венгерскому посланнику Й. Криштофи по поводу акции Венгрии против Югославии. Он не проявлял никакой готовности принимать венгерскую аргументацию и решительно отвергнул любую параллель между событиями сентября 1939 г. и апреля 1941 г. Москва не ограничила свои действия устным демаршем Вышинского, НКИД отозвал полпреда Шаронова домой для консультаций. Одновременное отсутствие советского полпреда и военного атташе в Будапеште породило слухи, что СССР готовится к разрыву дипломатических отношений с Венгрией. Однако дело до этого не дошло, Шаронов в Москве на встрече со своим венгерским коллегой, Криштофи, от имени своего ведомства заявил, что разногласия по югославскому вопросу впредь не повлияют на желание СССР поддерживать с Венгрией добрососедские отношения (Криштофи при этом констатировал, что в решении повседневных, текущих вопросов советская сторона проявляет меньше благоволения в отношении Венгрии, чем это было до югославского кризиса). Но даже после некоторого ухудшения и охлаждения советско-венгерских отношений участие Венгрии в войне против СССР на стороне Германии не было предрешено. Немецкое военное и политическое руководство не посвятило венгров в свои планы, а план операции «Барбаросса» не предусматривал активного участия венгерских войск в военных действиях. Первые слухи о готовящемся нападении на СССР стали поступать из Берлина от венгерского посланника Дэме Стояи с апреля 1941 г.– сначала в смутной, неопределенной, а потом во всё более решительной форме. Венгерское руководство оказалось перед необходимостью определить свою позицию на случай крупномасштабного военного столкновения между Германией и СССР. Мнение политического и военного руководства разошлось в оценке ситуации. - Существовали ли в элите режима Хорти и в правительстве разногласия в вопросе о вступлении в войну с СССР? Была ли, условно говоря, «партия войны», а с другой стороны, и более умеренная партия? Были ли силы, даже после 22 июня (нападения Германии) пытавшиеся воспрепятствовать подключению Венгрии к войне с СССР? При ответе на эти вопросы нам необходимо учесть несколько факторов, определивших венгерскую внешнеполитическую и военную доктрину. Поражение в первой мировой войне, а потом распад (точнее, расчленение) страны в результате Трианонского мирного договора 1920 г. шокировали венгерскую общественность и политическую элиту. Вследствие договора Венгрия была лишена 2/3 своей территории, 57% населения, среди них было 3,2 миллиона этнических венгров (примерно каждый третий венгр оказался под властью чужого государства). С того времени идея пересмотра договора, стремление к ревизии границ представляли собой «альфу и омегу» венгерской внешней политики. Важнейшие уроки, извлеченные из опыта Первой мировой войны, заключались в том, что Венгрия не должна участвовать в будущих военных конфликтах в чужих интересах, что необходимо сохранить вооруженные силы в боеспособном состоянии до конца войны, и что венгерская армия может быть применена только с целью возвращения отторгнутых от Венгрии в результате Трианона территорий. Согласно этим представлениям, во внешней политике старались сохранить свободу действий и не связывать себя окончательно и бесповоротно ни с одной из группировок великих держав, чтобы не попасть в такое же положение, как это случилось после Первой мировой войны. Но начиная с 1938–1939 гг., когда стало ясным, что бывшие страны-победительницы, Франция и Великобритания, уже не в силахсохранить свое прежнее влияние в этом регионе, и настоящим хозяином положения в Центральной Европе становилась гитлеровская Германия, выполнение подобной задачи было все труднее и труднее для руководителей венгерской внешней политики. Ситуация еще сильнее усугублялась в силу того, что частичные успехи в ревизии границ (первый венский арбитраж в 1938 г., вернувший Венгрии прежде всего Южную Словакию; захват региона Карпаталья, т.е. нынешней Закарпатской Украины, в 1939 г. и второй венский арбитраж 1940 г., вернувший Северную Трансильванию)были достигнуты с помощью Германии, за что Берлин каждый раз предъявил свой счет венграм (признание особых прав за немецким национальным меньшинством в Венгрии; присоединение к Антикоминтерновскому, а потом и к Тройственному пактам). Здесь необходимо упомянуть, что как довольно широкие круги венгерского общества, так и многие политические деятели, военные руководители находились под влиянием военных и политических успехов Германии в установлении «Нового европейского порядка». Одни встретили это с восторгом и удовлетворением, другие – с опасением. Наиболее дальновидные политики, как премьер-министр граф Пал Телеки или вышеупомянутый Иштван Бетлен, не верили в окончательную победу гитлеровской Германиив долгосрочной перспективе. Они старались не допустить полного разрыва с Англией и, насколько это было возможно, заручиться поддержкой с ее стороны венгерских ревизионистских требований. До весны 1941 года венгерское правительство довольно успешно балансировало между Берлином и Лондоном. В сентябре 1938 г., в дни «чехословацкого кризиса» Венгрия отклонила предложение Берлина напасть первой на Чехословакию, чтобы потом немцы могли вмешаться в события под видом «наведения порядка» (Гитлер взамен обещал Венгрии всю Словакию и Закарпатье, то есть все потерянные в Трианоне в пользу Чехословакии территории). Еще более решительной была позиция Венгрии в польском вопросе. Телеки уже заранее довел до сведения немцев, что Венгрия по моральным соображениям, исходя из «исторической дружбы», связывающей два народа, ни в какой форме в антипольской кампании Германии участвовать не может. Когда уже после начала военных действий, в сентябре немцы просили разрешения на перевозку по венгерской железной дороге своих войск, предназначенных для военной операции против польских сил, они получили резкий отказ. Венгрия также открыла свои границы перед польскими беженцами. Десятки тысяч беженцев нашли пристанище в Венгрии или могли перебраться через Венгрию в западные страны (чтобы потом присоединиться к движению сопротивления). В Будапеште и в Унгваре (Ужгород) до июля 1940 г. работали польское посольство и консульство (уже эмигрантского польского правительства). Этим Телеки хотел продемонстрировать западным державам самостоятельность и независимость от Третьего рейха внешней политики Венгрии. С другой стороны, в письмах к Гитлеру Телеки неоднократно выражал лояльность Венгрии к державам оси, в июне 1940 г. приветствовал победу Германии над Францией. Этот курс правительства графа П. Телеки получил название «политика вооруженного нейтралитета», что на самом деле означало балансирование между двумя группировками противоборствующих великих держав. Несмотря на несомненные частичные успехи, в апреле 1941 г. с присоединением Венгрии к кампании против Югославии, стало очевидным, что этот курс не оправдал себя: страна была загнана в тупик. Констатировав крах своей политики и осознав губительные последствия односторонней немецкой ориентации для страны, П. Телеки покончил с собой. Его преемником во главе правительства стал министр иностранных дел Ласло Бардоши, который был способным, талантливым дипломатом, но не был государственным деятелем такого масштаба, который требовался для того, чтобы встать во главе страны в столь сложные времена. Это наглядно выяснилось именно в вопросе войны против СССР. В начале мая 1941 г. начальник венгерского генштаба Хенрик Верт составил меморандум на имя премьер-министра, в котором сообщил о том, что немцы в ближайшем будущем приступят к «решению русского вопроса». В этой ситуации, – продолжал Верт,­ – Венгрия доджна идти однозначно с Германией. Со своей стороны, он настаивал на заключении гарантийного пакта взаимопомощи с Берлином и на безоговорочном увязывании политики безопасности Венгрии с Третьим рейхом. В своем ответе Бардоши указал на неосуществимость предложений Верта: немцы до сих пор не считали нужным посвятить венгров в свои планы относительно СССР, поэтому если венгры возьмут на себя инициативу в этом вопросе, они могут получить отказ из Берлина, что, несомненно, вызвало бы неудобства. Плюс к этому советское руководство может узнать о предпринятых Венгрией шагах, что также способно привести к нежелательным последствиям. В конце ответа Бардоши подчеркнул, что политическую ответственность в этом вопросе несет исключительно венгерское королевское правительство. С этого момента начался конфликт премьер-министра и начальника генштаба, закончившийся поражением первого из них. Верт после этого еще более решительно стал проводить свою самостоятельную политику, выстроив за спиной правительства собственные каналы сношений с командованием Вермахта. 14 июня Верт в новом меморандуме еще более решительным тоном потребовал участия венгерских войск в войне против СССР на стороне Германии. Он приводил целый ряд идеологических, политических, стратегических соображений в обоснование своей позиции. Для большей убедительности он добавил, что война начнется в ближайшие 10 дней, поэтому венгерское военное руководство уже сейчас должно предпринять соответствующие меры с целью мобилизации войск. В отличие от первого этот меморандум стал уже предметом обсуждения на экстренном заседании Совета министров. Правительство также, как и премьер-министр несколькими неделями раньше, отклонило предложения Верта – как о добровольном присоединении к «антибольшевистскому походу», так и относительно мобилизации венгерских войск. Ласло Бардоши на заседании указал на явные противоречия в аргументации Верта: с одной стороны, генерал утверждал, что быстрая победа немецкой армии не подлежит никакому сомнению и мобилизованные венгерские солдаты к началу уборки урожая уже могут вернуться домой; с другой же стороны, он настаивал на необходимости всё же начать мобилизацию, указывая на длинный, 30-дневный срок данного процесса – из чего выходило, что венгерская армия не в состоянии провести мобилизацию до жатвы, т.е. к моменту, когда – по словам того же Верта – солдаты уже опять могут быть дома. В предвоенные дни Бардоши – как об этом свидетельствуют источники – старался избежать вовлечения Венгрии в войну против СССР. Так, 15 июня он дал подробные инструкции венгерскому посланнику в Берлине Д.Стояи. Последний был ярым сторонником Третьего рейха, покойный премьер-министр Пал Телеки однажды назвал его прямо в лицо нацистом, о нем говорили, что он скорее представляет интересы Германии в Венгрии, нежели венгерские интересы в Берлине. Бардоши строго предостерегал посланника от непродуманных шагов. Согласно инструкциям, если немцы поднимут вопрос о венгерском участии в войне против СССР, Стояи должен был подчеркивать трудности, говорить о том, что венгерские железные дороги перегружены немецкими перевозками, и что мобилизация угрожает бесперебойной уборке зерна, а это, несомненно, не в интересах Германии. Кроме этого, Бардоши обратил внимание на то обстоятельство, что венгерское правительство не получало из Берлина никакого официального призыва или запроса относительно присоединения к кампании против СССР, и в отсутствии такового оно не может принять необходимое решение. В ходе бесед с официальными лицами Германии Стояи, согласно указаниям, должен был ограничиться исключительно осведомлением и воздержаться от любых предложений относительно участия Венгрии в войне. В эти дни ни Верт, ни Стояи не воздерживались от прямой лжи, чтобы добиться своего. Последний, к примеру, явно солгал, утверждая, что Гитлер собирается передать всю Южную Трансильванию Венгрии, нужен только повод, а им станут новые заслуги Венгрии, выступившей на стороне Германии. Неудивительно, что Бардоши был весьма раздражен наглым поведением Верта и Стояи, и к разногласиям прибавилась и личная неприязнь между ними. После нападения Германии на Советский Союз 22 июня события развивались с неимоверной быстротой. Уже 23 июня венгерское правительство на экстренном заседании приняло решение о разрыве дипломатических отношений с СССР. Один только министр внутренних дел, опытный и старый политик, Ференц Керестеш-Фишер предостерегал от чрезмерной торопливости в этом вопросе, но со своим мнением он остался в одиночестве. Бардоши заявил, что необходимость этого шага вытекает из Тройственного пакта (союз Германии, Италии и Японии), к которому Венгрия присоединилась в ноябре 1940 г. (Это было не совсем так. Статья 5 гласила, что договор не затрагиваетполитического курса во взаимоотношениях между участниками пакта и Советским Союзом.) После принятого решения Бардоши, который с этого момента все больше и больше терял свою прежнюю решимость противостоять «партии войны» и стал плыть по течению, предпринял еще одну, слабую попытку удержать страну от катастрофы. Когда он информировал О. фон Эрдсмандорфа, посла Третьего рейха в Будапеште, о разрыве дипломатических отношений с СССР, он неуверенно добавил, что на заседании правительства было озвучено соображение, не стоит ли сохранить венгерское посольство в Москве, чтобы через него проводить разведывательную деятельность в пользу Германии. Но после ответа Эрдсмандорфа, что в этом нет никакой надобности, он не стал настаивать на своем предложении. Ликвидация диппредставительств в обеих столицах произошла более или менее в соответствии с международным правом. После разрыва отношений с обеих сторон началась подготовка к эвакуации дипломатических миссий. Венгрия передала представление своих интересов в Москве Болгарии, а СССР в Будапеште – Швеции. Персонал обоих представительств был интернирован и в середине июля на территории нейтральной Турции по списку обменяли сотрудников бывших венгерского и советского представительств. Еще до разрыва отношений, 23 июня, в Москве народный комиссар иностранных дел В.М. Молотов принял венгерского посланника Йожефа Криштофи. Он хотел выяснить позицию Венгрии в начавшейся войне. Со своей стороны, он заметил, что СССР не имеет никаких спорных вопросов или претензий к Венгрии и в свое время не возражал «по поводу осуществленного за счет Румынии увеличения территории Венгрии». Здесь советский и венгерский документы о встрече немного расходятся по содержанию. В телеграмме Криштофив Будапешт к этой части еще приписаны слова: «и в этом отношении и впредь не будет возражать», тогда как в советской записи слова Молотова относятся только к прошлому. (Как бы то ни было, Молотов из тактических соображений умолчал о том, что все остальные достижения Венгрии в деле ревизии трианонских границ встретили острое возражение Москвы, а Закарпатье фигурировало среди – пока еще скрытых – территориальных требованийСССР.) Криштофи в свою очередь подчеркнул, что он не может дать полноценного ответа на вопрос Молотова, так как он уже 48 часов не имеет никакой связи с Будапештом и не располагает официальной инструкцией от своего правительства. Он приветствовал слова Молотова как выражение доброй воли СССР к Венгрии. В качестве частного мнения он прибавил, что, судя по газетным статьям и радиосообщениям, «нельзя предполагать, что венгерское правительство имеет враждебные намерения по отношению к Советскому Союзу в связи с войной». (Посланник не знал, что в Будапеште уже было принято решение о разрыве дипломатических отношений). Телеграмма Криштофи уже 24 или 25 числа была на столе премьер-министра Бардоши, однако он не счел нужным информировать об этом ни членов своего правительства, ни главу государства Миклоша Хорти, на вопросы Криштофи не было дано никакого ответа. Глава правительства тем самым взял на себя тяжелую политическую ответственность за дальнейшие события. Что касается позиции Миклоша Хорти, – а она, несомненно, была решающим фактором в этом вопросе, – то мы можем констатировать следующее. Антибольшевизм занимал ключевое место в мышлении Хорти, коммунистическую идеологию и систему он считал злейшим врагом европейской цивилизации. Но в то же время он не был и сторонником нацистов и не питал большой симпатии к Гитлеру. С одной стороны, на него произвели впечатление успехи немецкой армии, а с другой стороны, как моряк и человек военный, он был уверен, что победа Германии не является окончательной: морские державы, Великобритания и США, еще скажут свое слово. Все эти факторы мы должны принять во внимание, если хотим понять его поведение в июньские дни. Утром 22-го июня у правителя явился Эрдсмандорф и передал ему письмо Гитлера. По словам немецкого дипломата, Хорти принял с восторгом весть о нападении Германии на СССР, поздравил Гитлера и заявил, что он уже 22 года ждал этого дня. Однако при этом ни словом не упомянул об участии Венгрии «в крестовом походе против большевизма». Более того, он в эти роковые дни уехал из Будапешта в свое родовое имение в Кендереш. Туда прибыли 23-го июня начальник генерального штаба Хенрик Верт и министр обороны Карой Барта, чтобы убедить его в необходимости присоединения Венгрии к германской акции. К упомянутым раньше своим аргументам они прибавили еще один: в армии сейчас настроение таково, что трудно ее удержать, – намекнув тем самым на возможность военного переворота в случае отказа. Но Хорти отклонил их предложения, заметив, что он не видит, какие венгерские интересы могли бы продиктовать вступление Венгрии в войну против СССР. При этом в мышлении Хорти была очень тонка грань между теми соображениями, что Венгрия как маленькая страна не должна участвовать в конфликте великих держав, а с другой стороны, его убеждениями (человека, который уже двадцать лет не уставал напоминать об угрозах, исходящих от советского строя) в том, что он не может бездействовать во время «крестового похода против большевизма». Бомбежка г. Кашши 26 июня стала именно тем толчком, который перевесил чашу весов в сторону второго сценария. После этого инцидента и Хорти, и Бардоши уже полностью сдали свои прежние, достаточно сдержанные позиции и больше уже не препятствовали вступлению Венгрии в войну против СССР, причем сам Бардоши принял активное участие в подготовке связанных с этим решений. Об этом мы скажем ниже. - в какой мере венгерская армия уже в мае - июне готовилась к кампании против СССР или реальная подготовка началась только с объявлением войны? Что касается военных планов и подготовки СССР и Венгрии к войне накануне 22 июня 1941 г., то на основе источников мы можем констатировать следующее. Несмотря на относительно хорошие двусторонние отношения в 1940–1941 гг., военные руководства обеих стран рассматривали друг друга в качестве потенциальных противников в будущей войне. В агентурных сводках советских разведывательных служб и в документах советского военного планирования Венгрия неизменно фигурировала среди союзниц Третьего рейха, территория и инфраструктурная сеть которых будет служить плацдармом для развертывания немецких сил против СССР. В плане Генштаба РККА о стратегическом развертывании вооруженных сил Советского Союза, датированном мартом 1941 г. – при сильной переоценке реальных данных – отмечается, что Венгрия смогла бы мобилизовать против СССР 20 пехотных дивизий, 2 моторизированные бригады, 850 орудий, 350 танков и 500 боевых самолетов. При военном планировании Венгрия рассматривалась в некоторых вариантах как возможный театр военных действий. Будущий маршал Матвей Захаров, в 1940–1941 помощник начальника Генерального Штаба, а потом начальник штаба Одесского военного округа, в своих мемуарах пишет, что в ходе стратегических игр, проведенных в Генштабе в январе 1941 г., среди прочих вариантов была рассмотрена и возможность нанесения главного удара силами Конно-Механизированной Армии через Карпаты в направлении Венгерской низменности, с целью захвата Будапешта. Подобное развитие военных действий – по мнению автора мемуаров – имело бы то преимущество, что общий фронт противника сразу же раскололся бы на две части и весь правый фланг противника был бы выведен из строя. Однако военное планирование РККА в 1941 г. потом стало развиваться в другом направлении и идея нанесения стратегического удара через Карпатские горы была снята с повестки дня. Венгерский Генштаб, видевший в Советском Союзе угрожавший безопасности Венгрии фактор, исходил из того, что в случае крупномасштабных военных действий между Германией и СССР территория страны будет подвергнута нападению советских воздушных и сухопутных сил. Поэтому с момента установления общей границы с СССР в Карпатах началось и в 1940–1941 шло усиленным темпом строительство военных укреплений (так называемая «линия Арпада»). Венгерское военное руководство – как мы это видели в меморандумах Верта – считало, что в интересах своей собственной безопасности Венгрия должна безоговорочно связать свою политику с Германией. Однако до начала войны мы не можем говорить о сколько-нибудь серьезных приготовлениях венгерской армии к наступательной войне с СССР по той причине, что утвержденный Гитлером вариант плана «Барбаросса» не предусматривал активного участия венгерских войск в кампании против СССР. И хотя немецкое военное командование имело свои собственные каналы к венгерскому генштабу, оно не спешило посвятить венгров в детали немецких планов, что делало затруднительным любое планирование стратегического характера с венгерской стороны. Здесь необходимо отметить, что в вопросе вовлечения Венгрии в кампанию против Советского Союза существовали серьезные разногласия между Гитлером и немецкими генералами. Последние, исходя из чисто военных соображений, считали необходимым вовлечение Венгрии в военные действия, чтобы таким образом снять часть нагрузки с немецких войск. Весной 1941 г. начальник генерального штаба Верховного командования сухопутных войск Франц Гальдер безуспешно пробовал переубедить Гитлера в этом вопросе. 5 февраля на совещании генерального штаба Гитлер якобы заявил, что если бы он вовлек «англофильски настроенных венгров» в осуществление своих планов, англичане в течение 24 часов были бы обо всем осведомлены. Фон Рунштедт, командующий войсками Южной армейской группы, напрасно добивался укрепления своего правого фланга и разрешения ввести в бой части своих сил с венгерской территории. Гитлер каждый раз категорически отказывал своим генералов в удовлетворении их просьб. Гитлер считал венгров болтунами, ненадежными союзниками и весьма низко оценивал боеспособность венгерской армии. Но есть все основания полагать, что главным мотивом для него было опасение, что в случае официального немецкого обращения венгры за свое участие обязательно потребуют дальнейших территориальных компенсаций за счет Румынии (часть или всю территорию Южной Трансильвании), а между тем Румыния в это время была гораздо более важным партнером Германии как поставщик нефти, из-за стратегического положения страны и т.д. В июньские дни венгерские военные руководители стали все больше и больше стали выходить из-под контроля своего правительства. Военное руководство к этому времени превратилось в своего рода государство в государстве. 6-го июня начальник венгерской контрразведки, полковник Иштван Уйсаси позвонил Яношу Вёрнле, заместителю министра иностранных дел, и сообщил ему, что венгерский генштаб начнет рекогносцировку советских территорий, поскольку собирается перебрасывать агентов через границу с целью выявления объектов, предназначенных на случай войны к уничтожению. Вёрнле решительно протестовал против этой затеи, считая ее крайне опасной, он ссылался на риск провала и на то, что, судя по всему, в предстоящем немецко–советском вооруженном конфликте Венгрии не отводится активная роль. Уйсаси на это ответил, что его не интересуют опасения Вёрнле, он имеет указание от Кароя Барта, министра обороны. Так как правительство отклонило предложение Верта о мобилизации венгерской армии, начальник генштаба в рамках своей компетенции стал проводить некоторые мероприятия. В том числе еще до немецкого нападения на СССР началось укомплектование частей дислоцированного на северо-востоке страны VIII-го корпуса в соответствии со штатами военного времени. В недрах оперативного управления венгерского генштаба началась разработка планов приграничных сражений на случай войны с СССР и эти документы были представлены немецкому командованию. Накануне германского нападения на СССР в Венгрию прибыл начальник генерального штаба Верховного командования сухопутных войск Вермахта Франц Гальдер. Он совершил последнюю поездку с целью инспектирования немецких частей, сосредоточенных в Румынии, и на обратном пути домой на 3 часа остановился в Будапеште, чтобы информировать своего венгерского коллегу о положении. Вопреки ожиданиям Верта, на этой встрече так и не было озвучено никакого конкретного пожелания со стороны немецкого командования относительно венгерского участия в войне. Гальдер заявил Верту: было бы хорошо, если Венгрия лучше укрепила бы свою границу c CCCH в Карпатах, но просил теперь уже не предпринимать ничего такого, что могло бы вызвать беспокойство и подозрение с советской стороны. К этому он прибавил, что если от венгров потребуются какие-то конкретные мероприятия, то немцы об этом осведомят начальника венгерского генштаба через генерала Гимера (генерал-майор Курт Гимер вместе со своей группой был прикомандирован к верховному командованию венгерской армии для поддержания связей еще до начала кампании против Югославии). Верт о содержании своих переговоров с немецким генералом информировал премьер-министра Л. Бардоши, который с облегчением принял к сведению, что в грядущей войне в немецких планах Венгрии не отводится активная роль. С наступлением Германии на СССР усиливалось давление военных на политическое руководство Венгрии и еще больше оживились непосредственные контакты между немецким и венгерским командованием. Историю этих контактов мы можем проследить по часам на основе дневника штаба генерала Гимера. Днем 22 июня Курт Гимер информировал руководителей венгерского генштаба о положении дел. На этих встречах венгерские генералы жаловались Гимеру, что Венгрия не может участвовать в войне, так как ни правительство Третьего рейха, ни Главное командование Вермахта до сих пор не выражали никакого пожелания по этому поводу. Верт здесь опять не воздержался от прямой лжи, утверждая, что Хорти уже три раза предлагал участие венгерских войск в войне против СССР. На самом деле такое предложение из уст Хорти ни разу не было озвучено. На этих же переговорах венгерские военные дали немцам подробные сведения о силах, которые в случае необходимости могут быть мобилизованы. Ко второй половине дня прибыл официальный ответ из Берлина, генерал-полковник Альфред Йодль передал Гимеру, что Германия ничего не просит от Венгрии, но будет благодарна за любую добровольную помощь, об отказе Венгрии в ее участии в войне против СССР нет речи. Этот несколько уклончивый ответ ничуть не удовлетворял Хенрика Верта и не был способен к тому, чтобы самим своим содержанием убедить политиков проявить больше решимости в вопросе присоединения Венгрии к войне с СССР. Верт по телефону передал Гальдеру, что главную проблему видит в том, что политическое руководство «не настаивает на наступательных мероприятиях против СССР». К этому он прибавил, что позиция Хорти, как главы государства и верховного главнокомандующего, для него является обязательной. Гимеру Верт в свою очередь сказал, что если письмо Гитлера к Хорти не содержит определенного призыва к присоединению к военной кампании, то политики вряд ли откажутся от своей выжидательной позиции. Сейчас – передал Гальдер Гимеру – всё зависит от того, смогут ли венгерские военные склонить политиков к тому, чтобы они добровольно напрашивались на участие Венгрии в войне против СССР, сами же немцы ни о чем официально просить не собираются, так как они не намерены платить венграм за их участие в войне. В самые первые дни войны Германии против СССР дело так и не сдвинулось с мертвой точки. Венгерские военные мероприятия ограничивались закрытием советско–венгерской границы, были прерваны железнодорожное сообщение, телеграфная и телефонная связь с СССР. В Мункаче (Мукачево) был создан контрразведывательный пункт, был намечен объект (место) для интернирования возможных беженцев с советской территории. Немецкое командование оценило это таким образом, что генерал Верт не находится на высоте происходящих событий. Будучи осведомлен о попытках немецких и венгерских военных вовлечь Венгрию в войну на стороне Германии премьер-министр и министр иностранных дел по совместительству Ласло Бардоши 24-го июня принял немецкого посла Эрдсмандорфа и сделал попытку по политической линии выяснить позицию Берлина относительно венгерского участия в войне. Он информировал посланника о том, что, со слов Верта, генерал Гимер якобы передал первому, что участие Венгрии в войне против СССР является желательным. Бардоши с некоторым упреком добавил, что вопросы такого характера находятся в компетенции двух правительств, а не генеральных штабов. Если германское имперское правительство действительно считает необходимым участие Венгрии в войне, заметил премьер, пусть оно официально информирует об этом венгерское правительство, с четким указанием, что конкретно ожидается от Венгрии. Со своей стороны, он не преминул обратить внимание германского имперского правительства на катастрофически плохие венгерско–румынские отношения, на постоянные пограничные инциденты и на то, что Венгрия в любое время должна считаться с возможным вторжением румынских войск. Все это в значительной степени затрудняет положение венгерского правительства. Колебание политиков раздражало военных, между штабом Гимера и венгерским генштабом начались переговоры о формировании воинских частей из добровольцев. В этом плане рассчитывали главным образом на этнических немцев, имеющих венгерское подданство. Генерал Курт Гимер просил разрешения из Берлина, чтобы организация и командование этими войсками были возложены именно на него. После бомбежки Кашши, о чем речь пойдет ниже, ситуация коренным образом изменилась. Политическое руководство страны на основе полученной от военных информации не сомневалось в том, что бомбежка была совершена советской стороной. Буквально за несколько часов были приняты роковые для страны решения без тщательного расследования происшедшего. Правитель страны М. Хорти отдал распоряжение относительно применения венгерской армии за границей. 27 июня венгерские самолеты нанесли «ответный удар» по пограничным городам на советской стороне. Для наземной операции были назначены силы VIII-го корпуса и так называемого подвижного корпуса. Они вместе образовали группировку «Карпат» (личный состав в совокупности насчитывал около 90 тысяч, включая и тыловые части), командующим был назначен генерал-лейтенант Ференц Сомбатхеи. Отдельные подразделения начали пограничные сражения уже 28 июня, но войска в целом достигли полной боевой готовности только к 30-му июня. По воспоминаниям очевидцев, Сомбатхеи, когда отдал приказ своим войскам о переходе границы, обратился к окружающим со следующими словами: «Что из этого выйдет, Боже мой, что из этого выйдет? Зачем мы дали себя втянуть в эту глупость? Мы идем к катастрофе, навстречу нашей гибели». Он вовсе не разделял характерный для многих венгерских генералов оптимизм о том, что война будет длиться всего 6 недель (по «более умеренным оценкам», 3 месяца) и окончится с победой Германии и ее союзников. Предназначенные к боевым действиям против СССР корпуса представляли собой самые современные части венгерской армии, но они по всем параметрам (подвижность, степень механизированности, вооружение, огневая мощь, боевой опыт) уступали как и немецким, так и советским корпусам. Все это отразилось на боевом пути и на потерях подвижного корпуса. Венгерское военное руководство уже к сентябрю пришло к выводу, что если они хотят спасти подвижный корпус от полного уничтожения, его надо немедленно отозвать обратно с театра военных действий. Это удалось сделать после длинных переговоров с немцами, последние бригады корпуса возвращались в Венгрию к середине декабря. Взамен за это Венгрия должна была взять на себя более активную роль в обеспечении оккупационного режима на советской территории. Восторг и восхищение, с которыми было встреченo вступление в войну против Советского Союза, быстро (буквально через несколько недель) исчезли и уступили место сомнению и опасениям. В августе 1941 г. – по требованию Бардоши – Хорти освободил от должности начальника генштаба Хенрика Верта, который по- прежнему настаивал на полном и безоговорочном сотрудничестве с немцами. Новым начальником генштаба был назначен генерал-лейтенант (с 1 ноября генерал-полковник) Ференц Сомбатхеи. На него обратил внимание регента его англофильски настроенный сын, Иштван Хорти. Сомбатхеи с самого начала не скрывал свое недовольство Вертом и его политикой. Блицкриг в бесконечных степях России не работает, – писал он в своем меморандуме регенту Хорти, – надо готовиться к длительной и кровопролитной войне, исход которой совершенно непредсказуем. Венгрия не великая держава: вместо бряцания оружием «мы должны идти вдоль стены». Основной задачей на своем посту Сомбатхеи считал сохранение венгерской армии, насколько это было возможно, в целостном состоянии вплоть до конца войны. В этом отношении положение Сомбатхеи было уже намного хуже, чем его предшественника. К этому времени, особенно после неудач под Москвой, немцы открыто стали требовать отправки всех венгерских вооруженных сил на восточный фронт. Сомбатхеи пришлось бороться практически за каждую бригаду, чтобы удержать ее дома. - Остановимся подробнее на истории с бомбардировкой Кашши, поговорим о том, насколько удобным поводом для вступления Венгрии в войну она послужила. А может быть Венгрия вступила бы в войну и без такого повода (иными словами, сгодился бы любой повод)? Поговорим и о том, какие версии существуют сегодня в литературе относительно того, кто бомбил Кашшу, и какой версии отдается предпочтение. А версии, как мы знаем, встречаются разные, включая даже ту, что бомбили румыны с разрешения немцев. Нам необходимо начать с того, что мы даже сегодня не знаем с определенной точностью, чьи самолеты бомбили Кашшу (ныне Кошице в Словакии). Действительно, в исторической литературе, в мемуаристике бытуют разные, порой весьма фантастические версии и комбинации. Мне хотелось бы подчеркнуть, что однозначными, исключающими все сомнения доказательствами в пользу одной или другой из этих версий мы не располагаем. Надо также иметь в виду, что ответ на этот вопрос всегда был политически предопределенным: до 1945 г. нельзя было оспаривать версию о том, что Кашшу бомбили советские самолеты, грубо нарушая международное право, а после 1945 с такой же уверенностью надо было утверждать, что это была гнусная провокация немецкого (гитлеровского) и венгерского (хортистского) военных руководств с целью вовлечения Венгрию в войну. Поэтому очень важно суммировать то, что мы знаем более или менее точно о бомбардировке Кашши. 26-го июня 1941 г. чуть после полудня советские истребители И-16 в венгерском воздушном пространстве, в районе Тисаборкут (ныне Кваси, Украина) совершили налет и открыли огонь по пассажирскому скорому поезду «Кэрэшмезе–Будапешт». В ходе инцидента один человек погиб. В тот же день в 13.07 три бомбардировщика сбросили 29 бомб на город Кашша, одна из них не взорвалась, а 30-ая бомба упала на соседний посёлок, Эницке (она тоже не взорвалась). Вследствие бомбардировки 32 человека погибли, 60 получили тяжелое, 220 легкое ранение. Пострадали две городские казармы, центральное здание почты и 24 жилых дома. Осколки и две невзорвавшиеся бомбы были советского производства. Очевидцы, в том числе и военные специалисты, ни типы самолетов, ни опознавательные знаки определить не смогли, свидетельства на этот счет (как до 1945 г., так и после) весьма смутны и противоречивы. На советской стороне венгерской границы была дислоцирована 12-ая армия под командованием генерал-майора П.Г. Понеделина. Разработанный в мае 1941 г. в штабе Киевского особого военного округа, согласно полученным от Генштаба РККА инструкциям, план прикрытия мобилизации предусматривал в случае начала войны активное действие военно-воздушных сил армии и округа в венгерском воздушном пространстве. Один из пунктов этого известного историкам документа гласит: «Активными действиями авиации завоевать господство в воздухе и ударами по основным группировкам войск нарушить и задержать сосредоточение противника. Глубина действий боевой авиации армии до линии Вранов (Варанно), Ужгород (Унгвар), Мукачево (Мункач), Быстрица (Бестерце), Пашканы». Линия воздушной разведки проходила между городами: Прешов (Эперйеш), Сату-Маре (Сатмар), Клуж (Коложвар) и Пиатра Неамц. Большинство из этих населенных пунктов в июне 1941 г. находилось на территории Венгрии. С началом боевых действий в северо-западной части венгерского воздушного пространства сильно возросло число нарушений госграницы, венгерские истребители не раз были подняты в воздух по тревоге. В большинстве случаев нарушителями были немецкие самолеты, возвращавшиеся обратно после заданий без предварительного предупреждения венгерских ВВС и ПВО. Но истребители дислоцированной в Станиславе (Stanisławów, Stanislau, ныне Ивано-Франковск в Украине) 64-ой истребительной дивизии РККА тоже совершали разведывательные полеты в венгерском воздушном пространстве с целью наблюдения за группировками и передвижением войск на венгерской территории. И хотя существование плана прикрытия мобилизации, нарушение венгерского воздушного пространства советскими самолетами, бомбы и осколки советского производства еще недостаточны для того, чтобы мы однозначно, без всякого сомнения, заявили, что бомбардировка Кашши была совершена советскими самолетами, но они достаточны для того, чтобы считать «советский вариант» одним из наиболее вероятных. В то же время не подлежит никакому сомнению, что советское политическое руководство было явно не заинтересовано в вовлечении новой страны в вооруженный конфликт на стороне противника. Это противоречие некоторые историки стараются снять предположениями, что советские самолеты бомбили Кашшу по ошибке, потому что они с высоты спутали ее с Прешовым (Эперйеш) на словацкой стороне, а Словакия к этому времени уже находилась в состоянии войны с СССР. Другие вообще утверждают, что советские летчики летали по старым картам, где Кашша была указана еще в составе (Чехо)словакии. Что касается возможности немецкой провокации (сторонники этой версии чаше всего говорят о совместной провокации германского и венгерского генштабов), такую возможность тоже нельзя полностью исключать, если мы исходим из классических вопросов «qui prodest? qui bono?» (Кому это выгодно? В чьих интересах?). Действительно, произошедший инцидент, как «казус белли», был как нельзя кстати на руку немецким и венгерским военным, пытавшимся всеми силами вовлечь Венгрию в войну против СССР. Но даже самые ярые проповедники этой версии вынуждены признать, что они никакими конкретными данными не располагают о том, кто, когда и где разработал план провокации, кто подготовил и кто совершил ее. Они удовлетворились ответом, что заговорщики не оставляли за собой документальных следов. Венгерский военный историк Игнац Элведи в одной из своих статей на эту тему проводит параллель между бомбежками Кашши и Фрайбурга – вторая имела место 10 мая 1940 г. Обе акции он считает нацистской провокацией и приходит к выводу, что к моменту бомбежки Кашши немцы уже имели достаточно опыта в организации таких провокаций. Но такая аргументация не выдерживает критики, если строить версии на основе исторических фактов. Ведь Фрайбург, как известно, был разбомблен немецкими самолетами по ошибке, немецкие летчики в ходе навигации потеряли ориентацию и немецкий город Фрайбург приняли за французский Дижон. Здесь ни о какой провокации не могло быть и речи (хотя немецкая пропаганда всемерно старалась скрыть обстоятельства бомбежки, и обвинив французскую авиацию в терракте против мирного германского населения, обещала нанести ответные удары по городам неприятеля). В связи с «немецким сценарием» есть еще один момент, по поводу которого мы можем только сожалеть. В начале 1945 г. Хенрик Верт был арестован советскими органами. Несколько лет назад были опубликованы протоколы допросов Верта с 1945 по 1952 в советском плену. Из этих протоколов становится ясно, что, хотя сотрудники советской госбезопасности детально интересовались отдельными моментами жизни и деятельности Верта, а к некоторым возвращались многократно, но почему-то вопросу о бомбежке Кашши они не уделяли почти никакого внимания. Они приняли к сведению сообщение Верта, что поводом для вступления в войну послужил налет советских бомбардировщиков на Кашшу. При этом лишь упрекали его в том, что он отнёсся безответственно к такому серьезному вопросу, как расследование обстоятельств бомбёжки. Но не настаивали на том, чтобы Верт детально рассказывал об «организации провокации», к которой он якобы был причастен. Момент выяснения обстоятельств был упущен. Что касается других версий, то они имеют под собой еще меньше оснований, они базируются на слухах и спекуляциях типа «кто-то от кого-то что-то якобы слышал, потом передал кому-то другому». «Румынский вариант» является наглядным примером в этом отношении. Эта версия основывается на том, что один румынский офицер (некий полковник Ион Чернояну/Cernoianu) в советском плену якобы сказал одному из венгерских военнопленных (некоему Иштвану Золчаку), что Кашшу бомбили румынские самолеты по приказу Антонеску. Полковник скончался в плену, а венгр после войны попал в Бразилию, откуда он начал распространять эту версию. Также сомнительно, что к бомбёжке Кашши имели отношение те бомбардировщики СБ-2 (АНТ-40), которые в 1937-38 гг. были поставлены из СССР Чехословакии, потом в большинстве своем попали в руки немцев, а часть их была передана Словакии. В этой связи одни говорят о том, что немцы использовали эти самолеты для провокации, другие выдвигают версию, что Кашшу бомбили словацкие летчики, перелетевшие 26-го июня на этих же машинах на советскую сторону. Кроме того, что мы опять-таки не располагаем никакими документами, подтверждающими эти сценарии, следует заметить, что бомбовая нагрузка данных модификаций СБ-2 (600 кг) не позволяла трем самолетам сбросить 30 стокилограммовых бомб. Как бы то ни было, после инцидента роковые для страны решения были приняты буквально за нескольких часов без тщательного расследования случившегося. Решающим фактором в вопросе о вступлении в войну стала позиция правителя страны, адмирала Хорти, которого начальник генштаба Верт и министр обороны Карой Барта информировали сразу же после поступления первых донесений – информировали в том духе, что нападение было совершено, вне всякого сомнения, советскими самолетами. Верт воспользовался инцидентом для того, чтобы перевесить чашу весов в свою пользу и убедить глав государства и правительства (т.е. Хорти и Бардоши) в необходимости присоединения к кампании против СССР. В этом отношении ему было все равно, кто бомбил Кашшу. Венгерское королевское правительство на экстренном заседании пришло к выводу, что вследствие неспровоцированного нападения Венгрия находится в состоянии войны с СССР. Правительство даже не пыталось выяснить ситуацию с Москвой. Хотя к этому времени дипломатические отношения были разорваны, но через болгарскую миссию в Москве или же через находившегося еще в то время в Венгрии полпреда Н. Шаронова можно было бы вступить в контакт с советской стороной и попытаться рассеять недоразумение. Что касается вопроса, состоялось бы вступление Венгрии в войну с СССР на стороне Германии без бомбежки Кашши, сложно сказать. Может быть летом 1941 г. при сильной и решительной политической воле (чего, кстати, как мы видели, не было ни у Бардоши, ни у Хорти) еще можно было бы воспользоваться отсутствием официального обращения со стороны немецкого правительства и на короткое время остаться в стороне от военного конфликта. Но с затягиванием войны, с усилением трудностей немцев на восточном театре военных действий давление со стороны Берлина, несомненно, достигло бы такого уровня, что венгерское политическое руководство не могло бы воспрепятствовать ему. Наглядным примером этому служат переговоры Й. фон Риббентропа, а потом генерал-фельдмаршала В. Кейтеля в Будапеште в январе 1942 г., результатом которых стала отправка на фронт второй венгерской армии. - какую роль в подключении к войне с СССР сыграло желание хортистской элиты, чтобы Венгрия, грубо говоря, "не отстала" от Румынии, которая со 100%-ной вероятностью готовилась начать войну за возвращение Бессарабии, утраченной в 1940 г. Т.е. в Будапеште понимали, что если румыны проявят себя как более надежные и верные союзники Гитлера, это может сказаться на пересмотре не в пользу Венгрии решений второго венского арбитража 1940 г. о передаче Венгрии Северной Трансильвании, и т.д. и т.п. Думается, что желание обеспечивать для себя благоволение и поддержку Германии, заискивать перед Гитлером было решающим фактором для многих из тогдашних элит стран ЦВЕ. Эти круги, представителей которых мы находим не только в Венгрии, но также и в Румынии, в Словакии, в Хорватии и в других странах, считали, что победа Германии не подлежит никакому сомнению и послевоенный европейский порядок будет определен Берлином. Участие в кампании против СССР, или же, словами тогдашней пропаганды, «в крестовом походе против большевизма», многим показалось подходящим средством для достижения своих целей. Одни надеялись на сохранение и расширение полученных в результате территориальных изменений территорий, другие, наоборот, мечтали вернуть себе утраченные земли. Такой ход мышления мы можем четко проследить по архивным документам. В упомянутых выше меморандумах Хенрик Верт выразил опасение, что если Венгрия останется в стороне от конфликта, то она не только лишится возможности вернуть себе потерянные в Трианоне территории, но и поставит под угрозу уже достигнутые результаты политики ревизии. На экстренном заседании Совета министров 26-го июня 1941 г. министр обороны Карой Барта также подчеркивал, что к этому времени одна только Венгрия не участвует в войне, поскольку армии Финляндии, Словакии и Румынии уже присоединились к кампании, Италия, со своей стороны, тоже объявила войну СССР. В августе Верт составил очередной меморандум, в котором требовал более активного участия Венгрии в войне на стороне Германии, потому что только таким образом можно было добиться восстановления тысячелетних, исторических границ венгерского государства. Немцы, конечно, хорошо знали о таких настроениях в элитах стран ЦВЕ и умело играли на них. В январе 1942 года министр иностранных дел Третьего рейха, Й. фон Риббентроп во время его визита в Будапешт, передав просьбу Гитлера об отправке на восточный фронт практически всей венгерской армии, прибавил, что между ревизионистскими устремлениями Венгрии и ее вкладом в антисоветскую кампанию есть прямая, непосредственная связь. Ответ Хорти четко характеризовал настроения близких к регенту кругов после поражения немцев под Москвой. Регент уверял фюрера в готовности Венгрии участвовать в «восточном походе», одновременно развивая мысль о том, что венгерская армия может принести наибольшую пользу Германии, если она останется дома и будет следить за теми силами в соседних государствах, которые втайне надеются на советскую победу и только ждут благоприятного момента, чтобы перейти на сторону СССР и его западных союзников. Румыны – писал Хорти, – врожденная двурушническая нация, словаки и болгары – приверженцы идеи панславизма, тогда как единственный верный союзник Германии – это Венгрия, которая должна иметь свою армию дома, чтобы защищаться от кровожадных соседей. С течением времени Хорти уже глубоко сожалел, что дал так легко вовлечь страну в войну в те роковые июньские дни. Как опытный моряк, он уже в принятой 14 августа 1941 г. Атлантической хартии увидел первый шаг к созданию мощной антигитлеровской коалиции с участием двух крупнейших морских держав, что ставило под сомнение победу Германии в войне. После Сталинграда премьер М. Каллаи с ведома регента прилагал усилия для наведения мостов с западными антинацистскими державами. Как бы то ни было, тогдашнее венгерское политическое руководство по целому ряду причин не смогло справиться с основной исторической задачей: подготовить и вовремя осуществить выход из войны или переход Венгрии на сторону союзников. То, что было решено за несколько часов 26-го июня, невозможно было исправить в течение последующих почти 4-х лет. Аттила Колонтари – доктор истории, старший научный сотрудник Комитета национальной памяти (Венгрия); kolontari@freemail.hu Kolontári Attila – PhD in history, senior research fellow, the Committee of National Remembrance, Hungary; kolontari@freemail.hu

Непомнящий А.А. Информативный справочник для штудий в области исторического регионоведения. Рец.: Раздорский А. И. Печатные всеподданнейшие отчеты наместников, генерал-губернаторов, губернаторов и градоначальников Российской империи, 1845–1916: сводный каталог. СПб.: Дмитрий Буланин, 2020. 975 с. Показана источниковедческая и библиографическая ценность для исследователей нового справочного пособия, подготовленного крупным российским библиографом и археографом Алексеем Раздорским. Продемонстрировано значение использования печатных отчетов для дальнейших исторических разысканий. Ключевые слова: А. И. Раздорский, всеподданнейшие отчеты, источниковедение, библиография. Nepomniachshiy А.А. INFORMATIVE GUIDE FOR RESEARCH IN THE FIELD OF HISTORICAL REGIONAL STUDIES. Rev.: Razdorskij A. I. Pechatnye vsepoddannejshie otchety namestnikov, general-gubernatorov, gubernatorov i gradonachal'nikov Rossijskoj imperii, 1845–1916: svodnyj katalog. SPb.: Dmitrij Bulanin, 2020. 984 s. The article shows the source and bibliographic value for researchers of a new reference manual prepared by a leading Russian bibliographer, archaeographer Alexey Razdorsky. On the example of the Crimea, the significance of the reference book for further historical research is demonstrated. Key words: A. I. Razdorsky, the most comprehensive reports, source studies, bibliography. Все больший интерес в связи с расширением тематики исследований, выделения для изучения конкретных сюжетов, вызывают библиографические ресурсы, связанные с историческим регионоведением. За последние десятилетия появились указатели различного уровня и разного охвата материала. Привлечение собранных там обширных данных позволит более объективно и разносторонне освещать актуальные аспекты истории страны и ее регионов (Непомнящий 2019). В этой связи обращение к так называемым «незаезженным» источникам всегда приветствуется. Для краеведческих сюжетов, раскрывающих историю досоветской России, особую важность имеют всеподданнейшие отчеты наместников, генерал-губернаторов, губернаторов и градоначальников. Вот почему подготовленный кандидатом исторических наук, ведущим научным сотрудником, заведующим группой исторической библиографии Российской национальной библиотеки Алексеем Игоревичем Раздорским фундаментальный сводный каталог печатных отчетов сразу вызвал большой интерес в среде специалистов и источниковедов, и библиографов (Раздорский 2020). Ежегодные отчеты генерал-губернаторов, губернаторов и градоначальников в Российской империи составлялись для личного рассмотрения императора. Отсюда и их наименование – всеподданнейшие. Они содержат разнообразную, для сегодняшнего дня – уникальную информацию о всех сторонах жизни конкретных регионов империи, в том числе экономическом развитии, социально-политической ситуации, народонаселении. Названные документы составлялись для внутриведомственного оборота и не подлежали разглашению для широкой аудитории. Документы составлялись по установленной программе (сведения о состоянии сельского хозяйства, промышленности, транспорта, торговли, финансов, медицины, народного образования, населении (национальный, сословный состав, конфессии), антиправительственные выступления, деятельность политических партий). Особенный интерес данных исторических источников состоит в том, что в них четко прослеживается отношение высшей региональной элиты России ко всем процессам, происходившим в общественно-политической и социально-экономической жизни государства. В справочнике А. И. Раздорского объектом библиографического учета и источниковедческого анализа стали печатные версии этих документов, тиражированные в типографском исполнении в центре или на местах с рукописных или машинописных оригиналов. До середины 80-х годов XIX столетия отчеты составлялись в основном в рукописном виде. Так как эти документы носили секретный характер, их публикация изначально не предусматривалась. Вместе с тем, А. И. Раздорским установлено, что в период с конца 40-х до середины 80-х годов XIX века 24 отчета были напечатаны на местах. Всего в рецензируемом сводном каталоге учтен 2301 печатный и 8 гектографированных всеподданнейших отчетов за период с 1845 по 1916 годы по одному наместничеству, 12 генерал-губернаторствам, 74 губерниям, 22 областям, 8 градоначальствам,2 военным губернаторствам и одному обер-полицеймейстерству. Все издания описаны de visu за исключением одного. Сводный каталог состоит из двух частей. В первой – представлены библиографические описания 85 отчетов по Кавказскому наместничеству и 12 генерал-губернаторствам, а во второй части – библиографические описания 2224 отчетов по 107 губерниям, областям, градоначальствам, военным губернаторствам и Варшавскому обер-полицеймейстерству. В приложениях помещены три библиографических списка: перечень хранящихся в РНБ экземпляров печатных отчетов столичных обер-полицеймейстеров Москвы (1831–1847 гг.) и Санкт-Петербурга (1832–1843 гг.); перечень 32 печатных личных отчетов наказных атаманов 9 казачьих войск империи за 1896–1911 годы; перечень печатных отчетов губернаторов Великого княжества Финляндского на шведском языке. Записи про всеподданнейшие отчеты логично сгруппированы в алфавите наместничеств, губерний, областей, градоначальств, военных губернаторств, обер-полицеймейстерств, а внутри каждого раздела – в хронологии. К сожалению, такую же систему автор приложил и к списку сокращений, что затрудняет работу со справочником. Логичнее и удобнее для пользователей аббревиатуры всех учреждений и названий было бы выстроить в алфавите. Автор представил обзор учета данных источников в различных региональных справочниках и пришел к логичному выводу, что печатные отчеты губернаторов и градоначальников в масштабах всей империи до сих пор не являлись объектом отдельного источниковедческого анализа и библиографического учета. На примере библиографии крымоведения можно говорить о полном отсутствии в печатных каталогах информации про данные издания (Непомнящий 2001; Непомнящий 2015). Представляет несомненный интерес источниковедческая характеристика отчетов, представленная автором в предисловии: история появления всеподданнейших отчетов, разработка для этого типа служебных записок особой программы, информация о регулярности подачи отчетов. Прослежены и этапы работы с этими документами руководителей страны – сохранившиеся на полях документов резолюции, замечания и комментарии императора – «высочайшие отметки», выделения им вертикальной линией и подчеркивания – «высочайшие отчерки». Автор привел интересные примеры реакции царя на отдельные сюжеты в текстах отчетов губернаторов и градоначальников. Для Крыма, например, до сих пор актуальна проблема водоснабжения. О проблемах с пресной водой сообщал севастопольский градоначальник И. М. Лавров в 1893 году: «источники, питающие городской водопровод, года от года оскудевают, а местному населению не хватает воды даже для питья и варки пищи» (Раздорский 2020: 25). На полях этого документа государь дал указания по решению вопроса. А читая отчет за следующий год и не найдя там информации о состоянии водоснабжения, вопросил на полях: «Что сделано на счет снабжения города водою?» (Раздорский 2020: 25). Каждая внесенная царем собственноручная отметка рассматривалась в Комитете министров (с 1 ноября 1905 г. – Совете министров). Экземпляр отчета отправлялся в Министерство внутренних дел, где их рассмотрением с 1834 по 1917 годов занимался Совет министра внутренних дел. Отчеты поступали в Центральный статистический комитет и Статистический совет МВД. Благодаря изучению корпуса документов в РГИА автор восстановил возможные пути тиражирования отчетов, что происходило большей частью в Санкт-Петербурге в Государственной типографии. Степень заинтересованности в таких текстах на местах была достаточно высока, несмотря на секретный характер данных документов. Полезной представляется и приведенная автором информация о публикации отчетов губернаторов в более поздние периоды представителями местных ученых архивных, археографических комиссий. Особую ценность представляет информация о местах хранения печатных всеподданнейших отчетов. Наиболее полная коллекция их оригиналов выявлена в РГИА в двух фондах: 1263 (Комитет министров) и 1276 (Совет министров). В данном случае имеются в виду рукописные и машинописные оригиналы отчетов, которые смотрел царь. А печатные копии отчетов можно найти в трех собраниях РГИА. Два собрания в НСБ РГИА и одно в читальном зале РГИА (формально относится также к НСБ РГИА). Ряд отчетов по отдельным регионам хранится в фондах Комитета по устройству Закавказского края (ф. 1268), Комитета по делам Царства Польского (ф. 1270), фондах Департамента общих дел МВД и Канцелярии МВД (ф. 1284, 1282). Автор дает подробную характеристику имеющимся собраниям данных документов в Научно-справочной библиотеке РГИА. Помимо РГИА издания, включенные в сводный каталог, выявлялись А. И. Раздорским в 50 хранилищах 28 городов Российской Федерации, Азербайджана, Армении, Белоруссии, Грузии, Казахстана, Литвы, Узбекистана, Украины и Финляндии. В книге содержится подробная роспись просмотренных дел и выявленных отчетов губернаторов и градоначальников в различных хранилищах и библиотеках названных государств. Книга, безусловно, позволит воспользоваться новым содержательным массивом информации значительному корпусу отечественных и зарубежных исследователей. Перед библиографами и источниковедами теперь определяется новая важная следующая задача – составление сводного каталога рукописных и машинописных всеподданнейших отчетов. БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК Непомнящий А. А. История и этнография народов Крыма: библиография и архивы (конец XVIII – начало ХХ века). Симферополь: Доля, 2001. 816 с. Непомнящий А. А. История и этнография народов Крыма: библиография и архивы (1921–1945). Симферополь: Антиква, 2015. 936 с. (Серии: «Крым в истории, культуре и экономике России»; «Биобиблиография крымоведения»; вып. 25). Непомнящий А. А. Источники библиографической информации по историческому крымоведению // Библиография и книговедение. 2019. № 4. С. 64–71. Раздорский А. И. Печатные всеподданнейшие отчеты наместников, генерал-губернаторов, губернаторов и градоначальников Российской империи, 1845–1916: сводный каталог. СПб.: Дмитрий Буланин, 2020. 984 с. REFERENCES Nepomnyashchij A. A. Istoriya i etnografiya narodov Kryma: bibliografiya i arhivy (konec XVIII – nachalo HKH veka). Simferopol': Dolya, 2001. 816 s. Nepomnyashchij A. A. Istoriya i etnografiya narodov Kryma: bibliografiya i arhivy (1921–1945). Simferopol': Antikva, 2015. 936 s. (Serii: «Krym v istorii, kul'ture i ekonomike Rossii»; «Biobibliografiya krymovedeniya»; vyp. 25). Nepomnyashchij A. A. Istochniki bibliograficheskoj informacii po istoricheskomu krymovedeniyu // Bibliografiya i knigovedenie. 2019. № 4. S. 64–71. Razdorskij A. I. Pechatnye vsepoddannejshie otchety namestnikov, general-gubernatorov, gubernatorov i gradonachal'nikov Rossijskoj imperii, 1845–1916: svodnyj katalog. SPb.: DmitrijBulanin, 2020. 984 s. Непомнящий Андрей Анатольевич – доктор исторических наук, профессор кафедры археологии и всеобщей истории Крымского федерального университета им. В. И. Вернадского; ведущий научный сотрудник Крымского научного центра Института истории им. Ш. Марджани АН Республики Татарстан (Симферополь); dr.aan@mail.ru About the author: Nepomniachshiy, Andrey A. – Doctor of Sciences in History, Professor, Department of Archeology and World History, V. I. Vernadsky Crimean Federal University: Leading Researcher of the Crimean Scientific Center of the Sh. Marjani Institute of History of the Academy of Sciences of the Republic of Tatarstan (Simferopol). Contact information: dr.aan@mail.ru

Вероника Жобер СТО ЛЕТ НАЗАД. Голод в Поволжье В семейной переписке из личного архива профессора Сорбонны русистки Вероники Жобер запечатлены переживания интеллигентной русской семьей событий начала 1920-х годов - массового голода и эпидемий, охвативших не только Поволжье, но и другие российские регионы. Как явствует из писем, положение радикально не изменилось и с введением Новой экономической политики. Ключевые слова: семейная память, голод в России начала 1920-х годов, эпидемии, русская эмиграция на Дальнем Востоке, благотворительность, Новая экономическая политика. Véronique Jobert A Hundred years ago. Hunger in the Volga region Family correspondence from the personal archive of Sorbonne professor specialist in Russian Studies Véronique Jobert captures experience of an intelligent Russian family of the events of the early 1920s – mass famine and epidemics that swept not only the Volga region, but also other Russian regions. As it clear from the letters, the situation has not radically changed with the introduction of the New economic policy. Key words: family memory, famine in Russia in the early 1920s, epidemics, Russian emigration in the Far East, charity, New Economic Policy in Russia. Хлеб стали прятать, но я находила его. Тогда его стали подвешивать на потолок, а я, маленькая, голодная, ходила и смотрела на него снизу. Из воспоминаний внучки Муси. В Самаре жилось голодно и мне было, летом, особенно грустно урезывать Мусю. Из письма Ольги Александровны дочери Кате от 22 марта 1922 г. В очередной раз, в 2021 г., через сто лет после упомянутых событий, обращаюсь к богатому семейному архиву, унаследованному от Наталии Иосифовны Ильиной[1]. Моя бабушка, Екатерина Дмитриевна Ильина, в 1954 г. вернулась репатрианткой из Китая в Москву, к своей старшей дочери Наталии[2], и она привезла с собой семейный архив. Екатерина Дмитриевна хранила все письма матери своей, оригиналы за редкими исключениями сохранились, но она из предосторожности еще в Шанхае отдала их перепечатать. Работая над этим архивом, я обнаружила интересные расхождения между оригиналами и копиями. Прекрасно понимая, куда она едет, Екатерина Дмитриевна велела машинистке пропускать полные имена собственные, точные адреса, иногда даже какие-то слова, порой целые отрывки. Публикуя письма сейчас, интересно отмечать существующие несовпадения между оригиналом и копией. Среди сотен писем моей прабабушки Ольги Александровны Толстой-Воейковой (1858-1936), симбирской дворянки, еще не публиковались самые первые. Они и позволяют нам сейчас понять, как и когда установилась обильная ее переписка с родными, попавшими в эмиграцию в Маньчжурии. Как известно из дневника ее зятя Иосифа Сергеевича Ильина[3], в июне 1918 г. вся семья бежала из родной усадьбы в Самайкине, в Симбирской губернии, в Самару. Осенью 1918 г. семья Ильиных покинула навсегда родные края и двинулась на восток вслед за армией Колчака. Ольга Александровна осталась в Самаре, жила у знакомой и дальней родственницы Варвары Вадимовны Осоргиной[4], в доме, находившемся на Самарской улице, 110. Этот дом, оказывается, сохранился вплоть до 2015 г. И вот нашлось письмо от 3-го мая 1920 года, написанное оттуда и адресованное Ариадне Владимировне Тырковой, видной фигуре эмиграции, известной деятельнице кадетской партии, близкому другу семьи. Ольга Александровна надеялась через нее разыскать след своей дочери Кати. Это письмо примечательно тем, что целые куски текста грубо замараны каким-то жирным черным карандашом. Но, оказывается, нетрудно прочитать весь текст, если положить лист на стекло и осветить его снизу – чернила удивительно хорошо сохранились. Таким образом, наглядно предстает перед глазами работа цензуры. Зачеркнутое здесь приведено курсивом: Самарская 110 20 IV /3 V1920 Дорогая Ариадна Владимировна! Не имея никаких вестей о Кате за эту зиму, в поисках способов прийти с ней в прикосновение, хочу попытать счастье Вас найти. Вы можете легко узнать об Ильиных через Датское консульство или Красный Крест. Катя должна была искать работы в Владивостоке у Генерального консула Андрея Андреевича Кофод[5]. Она всегда была в передовых партиях беженцев, и не думаю, чтобы на этот раз изменила своему обычаю. Хотелось бы ей передать: что семья здорова, все живы, брат Дмитрий женился, а Иван ждет возвращения жены из Сибири. В Самаре страшно тесно, дороговизна растет, но мне посчастливилось с самого начала попасть к знакомой, у которой сохранилось полное хозяйство. Материальной нужды мы еще не испытывали, но многое продавали из более ценного. Спаслось из прошлого очень мало, точно страничка захлопнулась над прожитым. Бесконечно жаль уничтоженных библиотек. Светлым лучом в серине настоящего были счастливая любовь моего Димы, его женитьба в январе, их милый уголок, где забываются превратности судьбы. Близкая дружба с семьей его жены очень скрасила эти года... Мара с мужем и сынишкой 10 лет живет со мной. Иван, явившись в сентябре после неудачи южных групп сибирской армии под Актюбинском, переболел сыпняком благополучно и всей душой принялся за организацию агрономического факультета с опытными полями и пр. при университете. (Павел в Москве голодает, но упорно сидит.) Дмитрий читает в разных заведениях: Университете, Институте народного образования, ассоциациях лекции по минералогии. Катя должна знать его beau-père[6] по зиме 1919 г. Жуковский[7] жил в одной комнате с большим их другом, вероятно они виделись. Нас выручил английский язык. Спрос на уроки большой. Мара получала до 5000 и больше в месяц. Увы, рост продуктов, дров, угля, нельзя сбалансировать никаким заработком. Фунт масла – 1 500 р., сала – 1 000 р. Соль 400 –р., мясо – 300 тыс. Хлеб на базаре – 65-70 фунт. Мука – до 7 000 пуд. Яйца – 500 р. десяток. Мы <нрзб> одежду, проводим дни над заплатами, изощряемся в починке изношенного. Мыло достается с трудом по 400-500 р. ф. Бани закрыты по недостатку топлива, а зимой по той же причине медленно замирало все движение железной дороги. Мара уехала на лето с сыном в деревню в соседство наших краев заготовить к зиме овощей и масла, собирается возделывать огород. The culling of the soul is strong, through all the changes around us, we feel rather like fish out of water here, but there is little to complain of. We work and have not yet hungered, we sleep in our beds and feel moderately warm in the winter. The return of the summer is met with joy. The faded and threadbare coats are put away. One can even dispense with stockings, less mending and less trouble with the fuel. One must be thankful for small mercies![8] Обнимаю и целую Вас крепко. Хотелось бы спросить, как Вы? Но это бесполезный вопрос, стена непроницаема. Будьте здоровы. Ваша О. Воейкова. Это, оказывается, самое первое письмо после революции 1917 г., положившее начало той обширной переписке, которая будет продолжаться до самой смерти Ольги Александровны в октябре 1936 г., с ее близкими родственниками, попавшими в эмиграцию. И как всегда, здесь отмечаются характерные особенности эпистолярного ее таланта. Она дает очень много подробностей о повседневном быте, сообщает о всех своих близких, и прибегает при этом к иностранным языкам, которыми в принципе владеют все ее корреспондентки – с одной стороны, чтобы затруднить работу цензуры, с другой – потому что для нее это было вполне естественно. В конце января 1921 года, после отъезда сына Дмитрия с семьей в Москву, Ольга Александровна оставалась в Самаре с внучкой Мусей, фактически сиротой, так как ее мать давно умерла, а отец, старший сын Ольги Александровны Александр, был на Дальнем Востоке. Шестилетняя девочка сначала ходила в детский сад, но тот закрылся летом, а девочка к тому же заболела коклюшем. В ее письмах к Кате в мае встречаются многократные упоминания о тяжелых жизненных условиях: Мы еще имеем пережженную пшеницу на кофе, и молоко, чай пьем из малины и вишни ‑ сплошь одни суррогаты всего. Мыла вовсе нет. Думали ли мы когда-нибудь о такой жизни? Без газет,без книг, без сахара, муки, мяса, сала, без зубного порошка, зубных щеток, без чулок, обуви, юбок[9]. Мудрая, наученная опытом Ольга Александровна прекрасно понимала, что надвигается страшный голод: Деревня, перед надвигающейся голодовкой, не покупает, а сама выбрасывает все свои излишки. Базар точно пульс жизни города, тьма народа и непрерывное колебание ценностей, по его оборотам можно следить за душевными переживаниями населения, за надеждами и разочарованиями. Забота о хлебе все поглотила – дни идут, дождя нет, хлеба острятся, мука растет головокружительно в цене – подходит к 300 тыс./ пуд. Кварталы ничего не дают. Все озабочены - что бы еще продать, и получить необходимые 300 тыс. на июнь. <...> Здесь зима будет ужасающая. За прошлую зиму выслали из губернии весь хлеб, не оставили даже семян в достаточном количестве. Думали, много хлеба припрятано, и расчитывали на пополнение запасов урожаем. L’homme propose et Dieu dispose[10]. Засуха вмешалась в человеческие расчеты и посмеялась над легкомысленной мечтой[11]. С каждым днем ситуация усугубляется: Я все лето перебивалась с трудом. Муся с коклюшем была на моих руках. Детский сад закрылся, не имея провианта[12]. Надо дрова заготовить, картофель на зиму купить, надо муки припасать. Мука может подняться быстро, сейчас около 200 тыс./ пуд – деревня доедает скудный урожай и пока не покупает в городе, но как только нахлынет голодающая деревня, цены взовьются опять под небеса[13]. Как не вспомнить тут живописные описания внучки Муси о ее походах на базар с бабушкой: Я часто ходила с бабушкой на базар. Помню, как толстые, грязные бабы, приподняв подол, говорили «И что ты, родимая, картошку по тысяче продавать, нешто Бога не боязно?» – а другая, показывая кулак, говорила: «Погодь, погодь, скоро три тысячи стоить будя». И действительно цены поднимались с бешеной быстротой. Ольга Александровна не могла оставаться в Самаре, она стремилась в Москву к сыновьям Павлу и Дмитрию. Удалось уехать только в самом конце сентября, так сложно было достать транспорт, получить нужные разрешения, накопить денег на поездку. Наконец состоялся отъезд, и Ольга Александровна, конечно, опишет все подробно, с присущей ей долей иронии. Пишу в теплушке, еду с Ваней, Наташей[14] и Мусей. Я хотела бы тебе показать наш цыганский табор. В одной половине вагона две кровати, Муся на середине, другая половина занята: коровой в углу, дровами, сеном и пассажирами, меняющимися со станции на станцию. За два фунта хлеба едут от Сызрани до Казани, и также до Пензы. Современный товарообмен нашего советского рая. Едем без настоящей печки, а на дворе ложится снежок. Наши сборы хотя продолжались два месяца, но за недостатком капитала нельзя было обзавестись необходимым, до последней недели самый вагон, с направлением через Москву, был под сомнением. <...>Меняли три раза станцию назначения. Запрещенных зон так много в свободной нашей стране. <...> Ваня получил вагон на Москву, Ростов, Тифлис, но одно – иметь вагон, другое ехать. <...> В Самаре нас держали 5 дней на станции. Погрузились 30 сент, а 1 окт. я уже перешла в вагон спать. Воздуха много, но толку мало. Катали по путям, ждали смазки. Наше упрямство ни к чему не привело. Дали 10 тыс. Ночью ушли, в Батраках[15] новое осложнение. Вагон чуть не угнали в ремонт. За 40 тыс. прибили несколько железных листов на крышу и забили досками дыры. Казанская дорога не приняла нас, основываясь на старом запрещении. Закавказская дорога, доброжелательней чем Сызранско- Вяземская, переправилa наше направление по Павл ветви, и мы проехали в 2-х верстах от Мары, не имея возможности вызвать и повидать их. Василий[16] заведует Репьевской большой мельницей, а Мара интернатом школы в Томышеве. Чтобы выехать из Батраков дали еще 25 тыс. В Сызрани были любезны и не вымогали. Стояли там с 6 утра до 10 вечера.<...> Муся ест страшно много и считает свои порции по Ваниным. Наша долгая канитель сборов довела нас до октября.<...> 9 октября. Воскресенье. Стоим благополучно в Кузнецке. За все это путешествие, за 8 дней, мы, хотя много катались по рельсам, но ехали только две ночи, первую до Батраков, вторую до Кузнецка. Чтобы получить вагон Ване нужно было иметь корову, теперь эта корова требует на 30 тыс. сена каждый день. Пуд сена в Самаре 32 тыс., в Сызр. 26, а дальше опять поднимается. Какими мы жонглируем суммами? Наколотили миллион 400 тыс. перед отьездом, а выехали, все таки, со 160 тыс., которых не хватило до Батраков! В Сызрани Ваня схватил старую шинель, валенки без пяток, мою простыню и полотенца, наторговал на толчке на 135 тыс. Принес сено, хлеб, мясо, купил еще пуд соли для обмена в Москве. Вот как ездят современные путешественники в Сов. России. Всё думали встретить знакомых мужиков из Томышева, Самайкина, или Рокотушки[17]. Ольга Александровна продолжает свое письмо на следующий день, 10-го октября: Мы добрались до Пензы сегодня утром, погода безотрадно сера, снег встретил нас за лесами Кузнецка. Очень красиво ярко золотистые группы берез на фоне свежего, раннего снега.<...>Пенза нам дала печурку для вагона, но это расход в 70 000 тыс. Старая железная печка с тремя коленами труб, в окнах нет стекол и когда дождь или снег, мы едем в абсолютном мраке. Иногда кажется все это сном, вспоминая наш последний выезд с тобой, в окт. 1916 года. Сегодня простояли в Пензе весь день.<...>В настоящую минуту, пока я тебе пишу у лампы, Наташа и Муся спят безмятежно. Ваня рыщет за белым хлебом для жены, а Пенза вся сидит на ржаном. Семеновна - очень достойная мордовка, несущая все обязанности кухарки, скотницы и прислуги. Стирает в тазу их белье у печурки. Кругом вагоны таких беженцев, целыми семьями возвращающихся на родину Гродненскую белорусов. Картинно горят весь день костры на рельсах и все запасаются дровами со станции. Воображаю, какое количество этих дров должно сгорать. Все это тащится без всякого порядка: доски, бревна, целые шпалы, всякий только смотрит, что бы стянуть. Грязьвсюду отчаянная, хотя какие-то попытки чистки есть. Уж очень несуразная публика. Не рассчитываем быть в Москве раньше 16-17 окт. Это будет полмесяца путешествия там, где требовалось сутки и меньше, на лошадях было бы приятнее ехать.<...>Обнимаю. Ваня нашел хлеб для нежного желудка жены за 8000 тыс. фунт. Наша Пестравка удивительно милая скотинка и ведет себя примерно в обществе. Как только Ольга Александровна устроилась в Москве у сына Павла, она стала регулярно писать длинные письма, не только родным, но и самым близким друзьям, выручающим семью Воейковых в это трудное время. Вот что она пишет 18-го декабря 1921 г. Нине Андреевне Кофод, дочери уже упомянутого Андрея Андреевича: Я переехала, с Мусей, из Самары еще в октябре. Там голод слишком тяжело ложится на душу, если мы, фактически, не голодали, а только не доедали, то внешний мир был весь проникнут этой удручающей, гнетущей картиной голодания и смерти, детей бросали на улице, еще летом деревня питалась травой, корой, глиной, всеми возможными корнями и семенами луговой травы, мололи мягкую часть шапки подсолнуха, белую сердцевину. Скот сплошь резали, потому что нельзя было кормить! Уже к осени наши окна в нижнем этаже целый день осаждались вереницей изголодавшихся пришельцев деревни, когда у нас самих всякая корочка на счету. Мы варили один раз в день суп почти без мяса и даже все лето не покупали моркови, луку и репы, слишком разорительных для наших карманов.<...> Здесь мы едим лучше, овощи и картофель дешевле, а Павел всегда счастлив на пайки, получил горох и мясо. Но молока нельзя брать, по 10 000 кружка, и масло, 100 000 фунт, тоже отпугивает. Я варю суп на печурке с одной комфоркой: дрова сыроваты и это длинная и утомительная процедура. Вы себе легко представляете, что жить в одной комнате с Павлом тоже не легко, к тому же, Муся (дочь Александра) без матери. Ребенок суетливый, шумный, трещит весь день и я устаю к вечеру страшно. Хлопочу о помещении ее в Детский Дом или санаторий – но в настоящих условиях продовольствия, даже центра [так в тексте - ИЭ], это затруднительно. <...> Nous sommes devenus si chic, que nous ne comptons que par des centaines de mille et des millions[18]. Москва все покупает и все продает, в воздухе так и стоит звон крутых сделок, но самого необходимого нет. Роговую шпильку надо беречь как зеницу ока - она незаменима. Английские булавки – целый клад. Очень трудно справляться с грязью – мыло безумно дорого, а вода в доме замерзла. Павел ходит в подвал за водой. Мои глаза так плохи, что я не могу рисковать по темным лестницам ходить с ведром или чайником. Я почти слепну. Большое спасибо за иголки, это тоже необходимо. Я бы просила прислать все что можно из детских кашек, овес, кукуруза, сгущенное молоко, пшеничных и других препаратов Mellin's food, Corn flakes, что найдете для Катюши. Шоколад ей покупают, по 90 тыс. полуфунт плитка. Я ужасно боюсь, что к весне положение ухудшится. Спасает Туркестан с своим урожаем, но движенье наших дорог так шатко, что, того и гляди, встанет! Я получаю изредка письма из Харбина и Владивостока. Очень всегда радуют мысли, что хоть они живут по человечески, все у них есть и все дешево. Ильины хорошо зарабатывают. Посылают они сюда посылки и деньги, но еще ничего не дошло. Я получила также письмо Андрея Андреевича с сообщением высылки через Германию 500 тысяч, но и этих не видать. Большое, большое спасибо за все ваши заботы. <...> Ваня с женой уехал на Кавказ. Будет там по Агр<ономическому> отд<елу> Кур <сов> хозяйства или по путям сообщения, где тоже есть сложное агроном<ическое> хозяйство. Ваня меня и довез сюда. Ему дали вагон теплушку. Ехали мы потихоньку, 20 дней от Самары до Москвы. Везли корову, которую Ваня здесь продал за 2 миллиона, но которая стоила прокормом в дороге 30 000 в день. Ваня очень бодро ехал на новые места. Я надеюсь его жизнь там будет счастливой. Самара ему очень надоела. Мара в деревне в доме мужа. Юрка учится в школе 2-ой ступени. Мара учительствует, заведует интернатом. У нее своя корова, огород и даже поле. Увы, засуха погубила посевы и только часть огорода большими трудами удалось спасти. Одной из главных забот Ольги Александровны в это время был уход за внучкой Мусей. В письмах своих она то и дело возвращается к этому вопросу. Вот что она пишет дочери Кате в Харбин в январе 1922 г.: Мусю мне удалось поместить в Детский дом. 23 декабря сдала ее в распределитель, оттуда уже посылают ребят дальше, там она преблагополучно провела неделю, на американском пайке. Рис, какао, две белых булки в день, чай с обилием сахара, кофе. То, что было местного, суп, был довольно плохонький. Накануне нового года ее перевезли в новый дом на газовом заводе, там чисто, светло и тепло, кормят недурно, и ласковые руководительницы. Всего 20 детишек, причем большинство моложе Муси <...> К несчастью, за два дня до Рождества[19] она захватила корь и попала в детскую больницу, где их определенно не кормят. Муся похудела и вытянулась. Хотя я ей три раза привозила хлеба белого и черного и варила кисель из клюквы. Им дают бульон, рис и кисель в минимальных дозах. В будущую субботу после крещенья ее вернут наконец в Детский Дом, чему я буду весьма рада, тем более, что болезнь Муси меня лишает свидания с Алиной и Катюшей. Дима ко мне заезжает, но к ним страшно занести заразу, путешествие к Мусе занимает у меня половину дня. Я должна рано топить и ставить суп, а к 1 часу тушить свою печурку и бежать на трамвай, пересесть на другой и с затратой 14 000, очутиться на другом краю города под самой казанской железной дорогой. Когда мы выезжали из Москвы[20], то всегда стены и башни Покровской общины обращали внимание: громадная каменная ограда с башнями средневекового вида и длинная улица, которую из окон вагона мы столько раз видели, это самая Покровская, по которой я теперь постоянно путешествую и пешком и в трамвае. Возвращаюсь домой около 4 с 1/2, спешно разогреваю мой суп для прихода Павлика со службы. На что мои руки стали похожи от сажи, сала и чистки картофеля, а главное, недостатка воды. Нам подают воду только ночью часа в 3-4 до 7 утра, и вот надо наполнить все сосуды, чайник из нашего лазарета, помнишь? Голубой эмалированный самовар с Мантуровского хутора, банку стеклянную (20 коп.), купленную в магазине за 20 тыс. рубл. Павел лентяй редко встает, а я ложусь в 2 ночи чтобы написать письма, днем, когда моя стряпня, уборка и посуда кончены, голова пуста и ничего не хочется делать. Я теперь озабочена, как бы придумать вариацию нашему меню. Иван писал с Кавказа 25 дек. Они были за 70 верст от Тифлиса три месяца на колесах. Наташа переболела сыпняком в вагоне, к счастью легко. Я пишу Ване по его служебному адресу. Тифлис. Управление Закавказской службы железной дороги. Агрономический отдел. Агроному И.Д.В[21]. Не знаю, получит ли? Наша почта так несуразна, хотя и стоит теперь больших денег. Куда девались все фантазии о даровой жизни – не продержались и года! Школы, почта, трамваи, все теперь на тысячах. Три станции трамвая 12 000, 2 станции 10 тыс. 1 станция - 7000. Чернила бутылка 15 т., бумага почтовая ящик 30 тыс. Калоши мелкие мне Дима купил за 300 000, масло 150 т. фунт. Павлик хотя сожитель неприятный по беспорядку, грязи, халатности его обстановки, но доброты он необычайной, все занят вопросом нашего питания и припас действительно порядочно: муки пуда 3, да еще на службе ему должны дать 72 ф. - еще не выдали паек за декабрь, гороху фунт 8, да бобов столько же, пшеница зерном 20 ф. До весны еще проживем, а там спасители американцы[22] подкормят, как только порты откроются. Мара по району, Маза, Соловчиха, Софьино, Новосп<асское> на 8 волостей заведует снабжением столовых. Я жалею, что ей не выбраться сюда отдохнуть, но по всем ужасам, пережитым теми, кто сюда ехал около Рождества и стоял в жестоких заносах без куска хлеба, стакан кипятку 10 тыс., надо сказать слава Богу, что Мара не двинулась. Лучше зимой не пытаться никуда перебираться. Тиф по всей дороге, везде люди умирают на поезде без помощи и лечения. Многие везли посылочки родственникам к празднику и сами все поели с голода! Я, после сдачи Муси в детский дом, переехала к Диме на неделю и славно отдохнула. Алина готовит точно заправская повариха. Дима меня баловал белым хлебом и маслом. 16-го был пирог с сушеными яблоками еще прошлого лета из Самары[23].<...> А вот письмо от 28 января: Поволжье вымирает. Хлеб везде дорожает с каждым днем. В Москве черный 24 000 ф., а белый сегодня объявлен в булочных 60 000 фунт. Сегодня пуд 240 000. Вот серия нулей, умножающаяся до бесконечности.<...> Ехать через Сибирь зимой немыслимо, рискуешь стоять в заносах без провианта. На праздниках пришел сюда поезд из Оренбурга, с которого сняли в пути 400 трупов. Я в это время ждала Мару, думала, она, быть может, командировку устроит. Ей очень хотелось отдохнуть от ужасов деревенской жизни. Меня интересовали поезда, и когда я узнала, что стакан кипятку по пути стоил 10 000, тиф косил, стояли на разных маленьких станциях без хлеба, ехали от Сызрани 12 дней. Я только успокоилась, получив от Мары два письма от 28 /12 и 1 янв. Выехать, конечно, оказалось невозможным. На нeй лежит снабжение 8 волостей американским провиантом для столовых. К ней с утра собираются комитетчики заведующие за распоряжениями, а на кухне толпа баб с просьбами страшно тормошат ее. В 12 часов она идет в школу и в склад, ездит в Сызрань за новыми продуктами, объезжает столовые в Мазе, Соловчихе, Софьине ( Я знала, что Васильевка не ее района). Приходится ехать чуть не шагом, так обессилили лошади. Часто приходится менять подводчика. В метель чуть не занесло их, лошаденка качалась и ложилась в оглоблях. Что за ужас будет весной, когда пахарю не на чем будет выехать в поле! 6-го февраля Ольга Александровна снова очень подробно пишет Кате о жизненных условиях, в которых оказывались члены ее многочисленной семьи: Пока Муся в больнице, я очень связана, никуда не выхожу, и никого не видаю. Вторник, пятницу и воскресенье тащусь в Сокольники с молоком, белыми сухарями и пр. Каждая поездка не меньше 65 т. Каждый день цены накидываются: молоко было неделю тому назад 18 т., потом 20, а уже стало 22 т. кружка меньше двух стаканов, мясо растет десятками тысяч, сегодня 80, завтра 90 и т.д. Баранина 100 000 т.фунт. Если бы жалованье давали соответственно, а на него накладывает сборы. В январе у Павла удержали 1 300 000 на какой- то "заработный фонд» – половину его жалованья. Каково семейным людям? Дети без обуви, без белья три года, все рвется и ничего не возобновляется, стремительность падения денег еще усилилась после 1-го января.<...> Москва дает впечатление какого-то студенческого бивака; на окне громоздятся кастрюли, сковорода, самовар. Маленький шкапчик с ящиками содержит все что есть наличной посуды и провизии. Вся наша забота вертится вокруг пополнения этих запасов. В известные дни Павел навьючивает свой Rücksack[24], отправляется получать паек. Муку обещают давно, но не дают. Павел должен получить 2 ½ пуда, сегодня дали 4 ф. селедок, это обычно, как только нечего давать, засыпят селедкой, 8 ф. соли, 2 ф. сахара, а муку ждите. Хлеб 24 тыс.фунт, а мне никак не хватает фунта в день. Я стала гораздо больше есть, с тех пор как еда стала дорога. The contrariness of things[25]! Наш суп очень понравился бы дядюшке профессору[26]. Я валю туда овощей сколько помещается в кастрюлю, сухих, сырых, крошу лук, несколько грибков и подбалтываю мукой. Павлик, хотя всегда вздыхает о мясе, но ест охотно такое пюре. Купил вчера картофель, немножко тронутый морозом, мои руки это чувствуют, чернит мерзлый картофель гораздо ядовитее. Мусе, как будто, получше, но посуди о порядках нынешних больниц: в коревой палате оказалась свинка, возвратный тиф, скарлатина, а сосед Муси под большим сомнением, не сыпняк ли? Катал вчера температуру выше 40°. Сестры и сиделки кричат на больных вместо ласки.<...> Кажется, у Муси был колит после кори, что неудивительно при качестве черного хлеба, полный колючей мякины. Ты читала ли объявление американцев о том, что за доллар, внесенный за границей в Миссию, будет выдано, здесь, соответственное количество продуктов, если вы можете связаться с Ара, то лучше всего внести им деньги для передачи нам здесь рисом, сахаром, сгущенным молоком, салом, какао. Для Катюши и Муси это было бы довольно важно. Если Харбин не имеет представителя Миссии, напиши Валентине Николаевне Мусиной-Пушкиной, Флорида, Miami 13 Lodge Room 228. Ты ей можешь и деньги послать. Что-то нет писем от Нины Кофод . <...> Пошел прямой вагон Москва-Рига, билет только 4 мил. Конечно, сравнительно с фунтом бараньего сала 200 000 или маслом 350 000, это пустяк. <...> Мара пишет с вокзала в телячьем вагоне 31 янв., везет 3 вагона продуктов для столовых АРА и никак не дождется, чтобы их прицепили. Давыдовы[27] ей присылали ужин, а утром она обедала в столовой, которой заведует Мария Федоровна Каменская. Кстати, у Мары служат Лидия и Ольга Зеленовы, у них умерли родители, все имущество разворовали во время похорон матери, все сестры служат, а Маня занимается музыкой. Печальные вести об Ушаковых. Алексей Сергеевич умер в Жедрине. Хоронили его на Николу[28]. Говорят, три дня не хватились, что он кончился с голоду и холоду. Сережа перебрался со всем имуществом в Воронеж к семье жены, их в дороге обокрали, все переболели возвратным тифом и Димка, получив менингит, как последствие тифа, остался слабоумным с припадками эпилепсии. Вот уж не повезло! Коли нет в живых, Шура в Житомире, Татуша исчезла абсолютно, а Сережа без Димки будет пол-человеком. Вся душа его была связана с жизнью ребенка. Алексей Сергеевич умер так одиноко, беспомощно, наверное страдал перед смертью. Мара пишет, что в своих объездах по столовым она встречает больше глупости, чем злонамеренности. Описывает сценку в Репьевке, где она, ревизуя столовую, застала священника и милиционера при шашке, вкусно уплетающих из котла рисовую кашу американскую. Мара пожалела, что не было под руками аппарата, чтобы их снять и послать в Ару. Столовые процветают в деревушках, на хуторах, в каждом уголке, но работы по надзору много. У Мары штат служащих, помощник заведующий складом, кладовщик и конторщик. Кормят хорошо. Для отчетности везут книгу, как Мара уверяет, сажень длины. Я всегда страшно рада письмам Мары. Живу под страхом, что и она заразится тифом. Как ни тошно сидеть в телячьем вагоне, но Мара говорит, что и этому отдыху рада от суматохи обычной ее жизни. Мечтают к лету наш сад вернуть, купить лошадь и <..>обработать. Зовут меня. Пугают налоги, их не соразмерят опять с платежной способностью земли, не стоит и приниматься. Из этих писем видно, насколько подробно и колоритно Ольга Александровна умела описывать окружающую жизнь, неприглядный быт начала 1920-х годов. Ей было очень важно, чтобы старший сын Александр и старшая дочь Катя, оказавшиеся оба в эмиграции на Дальнем Востоке, знали о жизни оставшейся на родине семьи. Эти первые письма являются наглядным примером ее исключительного эпистолярного таланта. Они к тому же являются ценным историческим источником, в котором содержится интересная информация об особенностях жизни на стыке военного коммунизма и начала НЭПа, не только в провинции, но и в столице. Воейковы имели родственные связи со многими известными представителями сословия, к которому они принадлежали, они были знакомы с влиятельными иностранцами, сыгравшими важную историческую роль в те годы. Сто лет спустя остается еще написать подробную и правдивую историю голода на Волге, и в частности последующей жизни русских помощников АРА, которых много было и в самой семье, и среди знакомых Воейковых. Подавляющее большинство из них были впоследствии репрессированы, и в силу исторических обстоятельств преданы полному забвению. Но в письмах Ольги Александровны они будут упоминаться еще много раз, ведь ее переписка будет продолжаться до самой ее смерти в октябре 1936 г. Париж, декабрь 2021 г. Вероника Жобер – доктор филологии (славистика), заслуженный профессор факультета славяноведения Сорбонны (Париж) Véronique Jobert – PhD in Filology, Slavic Studies, professeur émérite de l'université Paris –Sorbonne [1] Жобер Вероника. Судьба фамильного архива Воейковых. С. 82-85. Актуальные проблемы теории и истории библиофильства. Материалы VIII Международной научной конференции. Санкт-Петербург 2001. [2] См.: Жобер Вероника. Екатерина Дмитриевна Воейкова-Ильина (1887-1965). Моя бабушка // Историческая экспертиза, № 2/2020. С. 159-174. [3] Скитания русского офицера. Дневник Иосифа Ильина 1914-1920. М.: Книжница : Русский путь, 2016. [4] Осоргина Варвара Вадимовна (1862-1941?), близкий друг Воейковых. Дворянка. Занесена в родословную книгу Самары, Бузулукского уезда. Жила в Самаре. Она приютила Воейковых (и Ильиных) у себя в Самаре летом 1918 г. Сохранился документ, с пропиской Марии Дмитриевны Воейковой по этому адресу, а также письмо Н. А. Башмаковой, посланное Ольге Александровне на этот адрес. В конце лета 1927 г. В. В. была арестована в Самаре. Потом освобождена. Из книги памяти Самарской области: «Арестована 9 апреля 1931 г. Приговорена: тройка при ПП ОГПУ по Средне-Волжскому краю 18 августа 1931 г., обв.: по ст. 58-10 агитация и 58-11. Приговор: 3 года ссылки в Сибири. Реабилитирована в ноябре 1966 г. Куйбышевским облсудом». Я благодарна Сергею Зацаринному за фотографию дома в Самаре. [5] Андрей Андреевич Кофод (1855—1948), настоящее имя Карл Андреас Кофод, обрусевший датчанин. Провел 50 лет в России, работал с П. А. Столыпиным. В 1888—90 гг. работал в Самаре при Дворянском банке, управляющим которого был муж О. А., Дмитрий Иванович Воейков. Был большим другом семьи Воейковых, которые его прозвали «old friend» (старый друг). С 1921 по 1931 год был атташе по сельскохозяйственным делам при датской миссии в СССР. См.: Кофод К.А. 50 лет в России (1878-1920). Пер. с дат. М.: «Права человека», 1997; Кофод Андрей. 50 лет в России. 1878-1920. – СПб.: «Лики России». 2009. [6] Тесть (фр.). [7] Владимир Григорьевич Жуковский (1871 ‑ 1922), был поэтом и переводчиком, а также дипломатом при Николае Втором, в частности консулом в Праге. После революции работал в МИД'е Временного Сибирского правительства. Предлагался С. Д. Сазоновым в качестве министра иностранных дел после ухода Ю.В. Ключникова, однако Совмин его не утвердил в этой должности. В диспуте с И.И. Сукиным показал проамериканизм своего противника, но не смог убедить министров Омского правительства в необходимости ориентации не на США, а на другие страны. Товарищ министра иностранных дел в правительстве Колчака. В августе 1919 г., во время министерского кризиса назначен временно исполняющим обязанности министра иностранных дел правительства Колчака, но вновь заменен Сукиным. Захвачен большевиками, предстал в мае 1920 г. перед большевистским судом в Омске. В июле того же года приговорен к пожизненному заключению, но потом его выпустили, и последние месяцы жизни он жил в Новониколаевске с женой Анной Алексеевной и сыном Гришей. Жуковский скончался 5-го июля в Ново-Николаевске. Это известно из письма Ольги Александровны Толстой-Воейковой от 20 июля 1922 г. [по другим данным, был вновь арестован и умер в Ново-Николаевске в заключении – примечание ИЭ] [8] Все перемены вокруг нас оказывают жестокое насилие над душой, мы чувствуем себя здесь как рыбы, лишенные воды, но нет повода жаловаться. Мы работаем и до сих пор даже не голодали, мы спим в своей кровати и зимой не страдали слишком сильно от холода. Возврат лета был встречен с радостью. Полинялая и изношенная верхняя одежда была отложена. Можно даже обойтись без чулок – меньше штопки и меньше забот с топливом. Надо быть признательным за мелкие радости (англ.). [9] 19 мая 1921 г. [10] Человек предполагает, а Бог располагает (фр.) [11] 27 мая 1921 г. [12] 24 сент.1921 г. [13] 27 сент.1921 г. [14] Первая жена сына Вани. [15] Ныне город Октябрьск, на противоположном берегу Волги, рядом с Сызранью. Там был знаменитый асфальтовый завод братьев Воейковых. [16] Василий Андреевич Денисов (1888-1927) – муж младшей дочери Марии Дмитриевны Воейковой. [17] Деревни бывшего Сызранского уезда Симбирской губернии. [18] Мы уже стали такими шикарными, что считаем только в сотнях тысяч и в миллионах (фр.). [19] По старому стилю 7 января. [20] Когда отправлялись в Симбрискую губернию. [21] Тут следует отметить, что в оригинале адрес перечеркнут карандашом, и его нет в копии. [22] Последние два слова отсутствуют в копии. Речь идет о помощи, оказанной голодающим американским благотворительным обществом АРА. American Relief Administration. [23] Письмо дочери Кате в Харбин от 16/18 января 1922 г. [24] рюкзак [25] Обратный порядок вещей (англ.). [26] Александр Иванович Воейков, известный географ, был вегетарьянцем. [27] Жили в Сызрани. [28] Никола зимний

Лущай Ю.В. «Искусство плагиата» В заметках проводится анализ учебного пособия «Искусство гостеприимства. Русские традиции». (Москва, 2020). В нем обнаруживаются заимствования чужого текста. Ключевые слова: плагиат, учебное пособие, Марко Поло, Древняя Русь. Lushchay Yu.V. «THE ART OF PLAGIARISM» The notes analyze the study guide «The Art of Hospitality. Russian traditions». Borrowings of someone else's text are found in it. Key words: plagiarism, study guide, Marco Polo, Ancient Russia. Существенным является проблема плагиата в диссертациях, статьях, монографиях, учебных пособиях. Однако утаить факт заимствования чужой интеллектуальной собственности становится сложнее. Интернет все больше предоставляет возможность ознакомиться с изначально изданным материалом и его заимствованием. В 2020 г. было издано учебное пособие «Искусство гостеприимства. Русские традиции» (Карабущенко и др. 2020). В авторах значатся трое человек, имеющие научные степени и звания. Рецензии написаны тремя докторами исторических наук, сотрудниками структурных подразделений Российской академии наук. Несмотря на солидность издания, к авторам возникли вопросы. В учебном пособии были обнаружены сноски на две мои статьи (Лущай 2013; Лущай 2015б). Одна из этих работ была издана на украинском языке, но в переводе на русский с ней можно ознакомиться на сайте Academia.edu. Было бы приятно, что мои работы заметили и поместили на них ссылки в эту книгу. Если бы не омрачало почти полное заимствование из моих статей текстов с имеющимися там сносками на другие работы и источники. В издании не отмечается, кто из троих над какой частью работал. Поэтому ответственность лежит на всех авторах, а в особенности на редакторе А.А. Вартумяне. Последний уже попадал в орбиту внимания Диссернета. В книге стоит предупреждение: «Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав». Дабы не подставлять себя, если какую-то часть своих наработок я продолжу использовать в дальнейшем. Обращаю внимание на тот факт, что моя интеллектуальная собственность была незаконно присвоена. Если авторы полагают, что достаточно поставить сноски на мои работы и можно переносить тексты копипастом, то они ошибаются. Тексты не были оформлены в виде цитат, поэтому налицо нарушение авторских прав. Исследователи нередко обращают внимание на мои работы (Игнатович 2017: 13; Козюба 2016: 116; Кудрявцев 2019: 228, 232). Но в своих статьях они самостоятельно проводят анализ имеющихся письменных источников и литературы, в чем-то дополняя мои наработки. В учебном пособии 2020 г. видится иная картина, которая по отношению к моим работам случилась впервые. Долгое время мною разрабатывалась тема иностранных известий о Руси XIII—XV вв. и, в частности, проводилось изучение сведений венецианского дипломата и путешественника Марко Поло (1254—1324) о древнерусском государстве. Я пытался аргументированно доказать, что в этом источнике описывались древнерусские истьба (в дальнейшем преобразовалась в избу) и братчина. На моих текстах в учебном пособии, с небольшими стилистическими изменениями и добавлениями, основаны подразделы «Свидетельства Марко Поло», «Братчина», «Здравица», «Проблема пьянства на Руси» (Карабущенко и др. 2020: 37—40, 44—49). Несколько заимствованных предложений можно найти в еще одном подразделе: «Протестный пир» (Карабущенко и др. 2020: 20—21). Помимо присутствующих в учебном пособии ссылок на две мои статьи (Лущай 2013; Лущай 2015б), сведения брались также из неуказанной в книге работы. Информация о том, что первым упоминанием об обряде здравицы мы обязаны «Славянской хронике» Гельмольда, взята она из неуказанной в учебном пособии третьей статьи (Лущай 2015а: 17). Но тут авторы не стали дословно копировать, а самостоятельно процитировали из «Славянской хроники» Гельмольда. При этом не указав не только меня, но и Т. Петрович. Версия о здравице у Гельмольда принадлежит этой исследовательнице. Нам досталось только общее определение: «историки обнаруживают ранее известие обряда здравицы» (Карабущенко и др. 2020: 44). На примере подраздела «Свидетельства Марко Поло» (Карабущенко и др. 2020: 37—38) можно увидеть, насколько большие куски текста были взяты из чужой работы (Лущай 2013: 59), отмеченные здесь курсивом: «Венецианский путешественник и купец Марко Поло выполнял в 1270—1290-х гг. также ряд дипломатических миссий в Персию, Китай и Индию, находясь на службе у монгольского хана. Его информаторами были торговцы и купцы, с которыми он встречался в дороге. В разделе о Руси из его книги имеются сведения о пирах местного населения. Информация Марко Поло отчасти помогает нам в раскрытии бытовой жизни населения и, в частности, братчины. К его времени существовало два вида коллективного принятия алкогольных напитков населением Руси: 1) пиры: в этом случае пьянки осуществлялись за счет одного человека. Классическим случаем является пир, устроенный киевским князем Владимиром Святославичем в 996 г.; 2) братчина: попойки осуществлялись за счет общины, когда каждый человек давал деньги или продукты на пирушку, т. е. в складчину. Впервые в письменных источниках братчина упоминается в Ипатьевской летописи под 1159 г. Марко Поло сообщает, что население делает отличное пиво, а также были люди, которые держали пиво для продажи. В XIII в. для этого промысла время было еще весьма свободным, так как впоследствии властями было запрещено это делать. Если налог с меда, хмеля, солода взимался на Руси с давних времен (примерно с XI в.), то запрет на приготовление и продажу населением алкогольных напитков фиксируется в письменных источниках с XV в. (у Иосафата Барбаро и Амброджо Контарини). Однако оговаривались случаи, когда можно было варить пиво и другие напитки: для празднования четырех праздников (для каждого региона они могли быть разными), для отправки семейных обрядов — свадеб, поминок, крестин и т. д.» Причем даже начальная часть этого подраздела несущественно отличается от оригинала (Лущай 2013: 58): «Раньше исследователи считали Марко Поло венецианским путешественником и купцом, но в последнее время преобладает мысль, что он был дипломатом и послом в Персию, Китай и Индию, находясь на службе у монгольского хана в 70—90-х гг. XIII в.». Авторы учебного пособия, видимо, посчитали неважными доводы А.Г. Юрченко (Юрченко 2007: 10—12), поэтому продолжают называть Марко Поло путешественником и купцом. Структура учебного пособия хаотична. Можно увидеть деление информации как на конкретные письменные источники (Повесть временных лет, Изборник 1076 года, Моление Даниила Заточника), так и на предметные части (Тризна, Братчина, Здравица). При этом существуют крупные блоки (Княжеский былинный пир, Протестный пир), где рассматриваются группы источников. Странным выглядит существование двух подразделов на одну и ту же тему «Краткая история пьянства на Руси» и «Проблема пьянства на Руси». Первая из них по названию дублируется в 1 и 2 главах. По сноскам и списку литературы имеется несогласованность. Показательно, что работа «Быт русского народа» А.В. Терещенко присутствует в пятой части за 1848 г. и первой части за 1997 г. Тем самым сноска на издание 1848 г. не была проверена, а просто перенесена вместе с текстом. В списке литературы два раза указана статья «Братчина» О.А. Терновской и Н.И. Толстого из «Славянских древностей» (первая кратко, а вторая с полными выходными данными). В одном из этих случаев сноску просто автоматически перенесли из моего текста. Интереснее с работами В.Я. Проппа. В библиографии можно увидеть его книгу «Русский героический эпос» за 1958 и 1999 гг. В тексте учебного пособия три раза ссылаются на издание 1958 г. (один раз ошибочно стоит 1955 г.). И только в одном случае его работа фигурирует за 1999 г., так как сноска вместе с текстом была почти дословно взята из моей статьи (Лущай 2015б: 16), ниже отмечено курсивом: «Былина о Василии Буслаеве (XVII в.) фиксирует существовавшую на Руси традицию избирать старосту для руководства пиром. В былине упоминается староста Викула, который был охотником до сбора солода и варки братчины. В разных вариантах былины встречаются и другие старосты — Николай Зиновьевич, Фома Родионович и др.» (Карабущенко и др. 2020: 20—21). Снова видим, что авторы не потрудились привести всё к одной публикации. Кроме того, в списке литературы пропущена книга этого исследователя «Исторические корни волшебной сказки» 1986 года издания, хотя на нее один раз поставлена сноска. Проанализирована небольшая часть книги, непосредственно связанная с заимствованием текстов и сносок из моих статей. Но и на основе этого можно сделать некоторые выводы. Авторы недобросовестно отнеслись к написанию учебного пособия «Искусство гостеприимства. Русские традиции». Несмотря на проставленные сноски на две мои работы (фактически использовались три), это не является достаточным для перенесения материала почти в неизменном виде из этих статей в указанное издание. Возможно, другие коллеги в этом учебном пособии найдут еще случаи некорректных заимствований или ошибок. БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК Игнатович 2017 — Игнатович Н.Д. Проблемы изучения феномена «братства» в современной исторической науке // Альманах Свято-Филаретовского православно-христианского института. 2017. Вып. 21. С. 13—22. Карабущенко и др. 2020 — Карабущенко П.Л., Шебзухова Т.А., Вартумян А.А. Искусство гостеприимства. Русские традиции: Учебное пособие для среднего профессионального образования. М., 2020. Козюба 2016 — Козюба В.К. Житло, двір, садиба (за матеріалами давньоруської лексики) // Археологія і давня історія України. 2016. № 3. С. 113—136. Кудрявцев 2019 — Кудрявцев О.Ф. От средневековых описаний Руси к ренессансным: картины русской жизни у Марко Поло и его продолжателя // У истоков и источников: на международных и междисциплинарных путях. Юбилейный сборник в честь Александра Васильевича Назаренко. М., 2019. — С. 218—232. Лущай 2013 — Лущай Ю.В. Братчина на Русі за даними Марка Поло // Збірник наукових праць Харківського національного педагогічного університету ім. Г.С. Сковороди. Серія «Історія та географія». Харків, 2013. Вип. 49. С. 58—63. Лущай 2015а — Лущай Ю.В. Древнерусская братчина по сведениям Марко Поло // Valla. 2015. Т. 1. № 6. С. 13—22. Лущай 2015б — Лущай Ю.В. Лексические заимствования из славянских языков в западноевропейских источниках XIII—XV вв. // Русин. 2015. Вып. 1 (39). 214—228. Петровић 2006 — Петровић Т. Здравица код балканских словена. Београд, 2006. Юрченко 2007 — Юрченко А.Г. Книга Марко Поло: записки путешественника или имперская космография. СПб., 2007. REFERENCES Ignatovich N.D. Problemy` izucheniya fenomena «bratstva» v sovremennoj istoricheskoj nauke // Al`manakh Svyato-Filaretovskogo pravoslavno-khristianskogo instituta. 2017. Vy`p. 21. S. 13—22. Karabushhenko P.L., Shebzukhova T.A., Vartumyan A.A. Iskusstvo gostepriimstva. Russkie tradiczii: Uchebnoe posobie dlya srednego professional`nogo obrazovaniya. M., 2020. Kozyuba V.K. Zhitlo, dvi`r, sadiba (za materi`alami davn`orus`koyi leksiki) // Arkheologi`ya i` davnya i`stori`ya Ukrayini. 2016. № 3. S. 113—136. Kudryavczev O.F. Ot srednevekovy`kh opisanij Rusi k renessansny`m: kartiny` russkoj zhizni u Marko Polo i ego prodolzhatelya // U istokov i istochnikov: na mezhdunarodny`kh i mezhdiscziplinarny`kh putyakh. Yubilejny`j sbornik v chest` Aleksandra Vasil`evicha Nazarenko. M., 2019. — S. 218—232. Lushhaj Yu.V. Bratchina na Rusi` za danimi Marka Polo // Zbi`rnik naukovikh pracz` Kharki`vs`kogo naczi`onal`nogo pedagogi`chnogo uni`versitetu i`m. G.S. Skovorodi. Seri`ya «I`stori`ya ta geografi`ya». Kharki`v, 2013. Vip. 49. S. 58—63. Lushhaj Yu.V. Drevnerusskaya bratchina po svedeniyam Marko Polo // Valla. 2015. T. 1. № 6. S. 13—22. Lushhaj Yu.V. Leksicheskie zaimstvovaniya iz slavyanskikh yazy`kov v zapadnoevropejskikh istochnikakh XIII—XV vv. // Rusin. 2015. Vy`p. 1 (39). 214—228. Petrovic T. Zdravicza kod balkanskikh slovena. Beograd, 2006. Yurchenko A.G. Kniga Marko Polo: zapiski puteshestvennika ili imperskaya kosmografiya. SPb., 2007. Сведения об авторе: Юрий Владимирович Лущай, историк, автор работ по древнерусской истории (Харьков, Украина). Контактная информация: luszczaj@ukr.net About the author: Yuriy V. Lushchay, historian on Old Russian history (Kharkov, Ukraine). Contact information: luszczaj@ukr.net

1) НОВОСТИ ИСТОРИЧЕСКОЙ ПОЛИТИКИ 1 ноября. День судебного пристава. 4 ноября. День народного единства.* Поздравление с Днём народного единства. Сайт Президента РФ: http://www.kremlin.ru/events/president/news/67065 Вячеслав Володин поздравил россиян с Днем народного единства. Председатель Государственной Думы также напомнил об истории этого праздника. Цитата: ««Мы не можем изменить прошлое, но в наших силах извлечь уроки из Смутного времени. Сделать все для того, чтобы люди во власти были ориентированы исключительно на повестку развития страны, а не на ослабление ее, что приводит к усилению влияния на нашу жизнь других государств», — сказал он». Сайт Думы РФ: http://duma.gov.ru/news/52630/ Поздравление Михаила Мишустина с Днём народного единства. Сайт Правительства РФ: http://government.ru/news/43726/ 5 ноября. День военного разведчика. 7 ноября. День воинской славы России. 7 ноября. День проведения военного парада на Красной площади в городе Москве в ознаменование двадцать четвертой годовщины Великой Октябрьской социалистической революции (1941 г.). Памятная дата России. 7 ноября. День Октябрьской революции 1917 года. 7 ноября. День согласия и примирения. 7 ноября. Громов. Россия. Вячеслав Володин поздравил с днем рождения Бориса Громова Председатель ГД отметил его вклад в становление современной России, прежде всего, повышение доверия граждан к представительной власти. Сайт Думы РФ: http://duma.gov.ru/news/52644/ 10 ноября. День сотрудника органов внутренних дел Российской Федерации. Поздравление с Днём сотрудника органов внутренних дел. Сайт Президента РФ: http://www.kremlin.ru/events/president/news/67084 Поздравление Вячеслава Володина с Днем сотрудника органов внутренних дел. Сайт Думы РФ: http://duma.gov.ru/news/52647/ 11 ноября. День экономиста. 11 ноября. Посещение Московского дома Достоевского. Сайт Президента РФ: http://www.kremlin.ru/events/president/news/67095 11 ноября. Российская империя. Коммеморация. Государственная Дума приняла заявление в связи с трехсотлетием Российской Империи. В документе подчеркивается, что "и бывший Советский Союз, и нынешняя Российская Федерация пришли на смену Российской Империи и по-своему ей наследовали в деле организации исторического пространства существования русского и всех других объединившихся с ним народов". Сайт Думы РФ: http://duma.gov.ru/news/52685/ 12 ноября. Сбербанк. Вячеслав Володин поздравил сотрудников Сбербанка с профессиональным праздником. Сайт Думы РФ: http://duma.gov.ru/news/52701/ 13 ноября. День войск радиационной, химической и биологической защиты. Памятный день. 16 ноября. ВОВ. Коммеморация. Депутаты почтили память героев-панфиловцев. Сайт Думы РФ: http://duma.gov.ru/news/52728/ 17 ноября. Прокуратура. Юбилей. Дмитрий Чернышенко и Игорь Краснов приняли участие в церемонии памятного гашения почтовой марки, посвящённой 300-летию прокуратуры России. Сайт Правительства РФ: http://government.ru/news/43828/ 19 ноября. День ракетных войск и артиллерии. Памятный день. 19 ноября. День преподавателя высшей школы. Сергей Кабышев поздравил преподавателей высших учебных заведений с новым профессиональным праздником. Сайт Думы РФ: http://duma.gov.ru/news/52767/ Дмитрий Чернышенко: Профессорско-преподавательский состав российских вузов насчитывает свыше 253 тысяч человек. Сайт Правительства РФ: http://government.ru/news/43851/ 20 ноября. День работника транспорта. Поздравление Вячеслава Володина с Днем работника транспорта. Сайт Думы РФ: http://duma.gov.ru/news/52771/ 20 ноября. Патриарх Кирилл награждён орденом Святого апостола Андрея Первозванного. В.Путин. Цитата: «Отмечу также Ваш огромный вклад в утверждение традиционных ценностей наших народов, в сохранение нашего исторического и культурного наследия». Патриарх Кирилл. В.Путин:.Цитаты: «Известно, что «несть человек, иже жив будет, и не согрешит», – так говорит мудрость церковная. Но и нет ни одного человека, который бы прожил жизнь, не ошибаясь. Бывают и коллективные ошибки, и мы знаем, что в истории нашего народа и страны были такие ошибки». «Сегодня Россия с большим запасом прочности идёт по своему историческому пути, и в этот особый период нашей истории Вы возглавляете Отечество наше». Сайт Президента РФ: http://www.kremlin.ru/events/president/news/67150 Вячеслав Володин поздравил Патриарха Кирилла с 75-летием. Сайт Думы РФ: http://duma.gov.ru/news/52779/ Михаил Мишустин поздравил Патриарха Кирилла с юбилеем. Сайт Правительства РФ: http://government.ru/news/43867/ 21 ноября. День работника налоговых органов Российской Федерации. Михаил Мишустин поздравил сотрудников и ветеранов налоговой службы с профессиональным праздником. Сайт Правительства РФ: http://government.ru/news/43860/ Дмитрий Григоренко принял участие в праздничной коллегии ФНС России. Сайт Правительства РФ: http://government.ru/news/43879/ Дмитрий Григоренко поздравил работников налоговых органов с профессиональным праздником. Сайт Правительства РФ: http://government.ru/news/43866/ 26 ноября. Обращение по случаю 60-летия КВН. Сайт Президента РФ: http://www.kremlin.ru/events/president/news/67209 25 ноября. ВОВ. Административные инструменты. Комитет по международным делам проработает предложения в части противодействия запрету георгиевской ленты в других странах. Сайт Думы РФ: http://duma.gov.ru/news/52842/ 28 ноября (последнее воскресенье ноября). День матери 28 ноября. Ханука** Поздравление Вячеслава Володина с началом Хануки. Сайт Думы РФ: http://duma.gov.ru/news/52840/ 2) СТАТЬИ Генпрокуратура подала иск о ликвидации Международного Мемориала. https://echo.msk.ru/news/2934372-echo.html Заявление российских историков о недопустимости ликвидации «Международного Мемориала». https://volistob.ru/statements/zayavlenie-rossiyskih-istorikov-o-nedopustimosti-likvidacii-mezhdunarodnogo-memoriala Кампания солидарности с «Мемориалом». https://www.memo.ru/ru-ru/memorial/departments/intermemorial/news/627*** Увидеть прошлое: о новом проекте «Мемориала» и GULAG.CZ. https://www.memo.ru/ru-ru/projects/gulag-puteshestvie-v-pamyat/news/619 *** Марина Вдовик. Пётр Столыпин: из кумира — в полузабвение. https://4s-info.ru/2021/11/17/pyotr-stolypin-iz-kumira-v-poluzabvenie/ "Народ стал более устал и безразличен". Дмитрий Орешкин – о Дне единства и том, что действительно объединяет россиян. https://www.currenttime.tv/a/31546398.html *** "Для чекистов разных поколений очень важно понимание преемственности". Историк – о том, почему ФСБ не открывает архивы НКВД. https://www.currenttime.tv/a/pochemu-fsb-ne-otkryvaet-arhivy-nkvd/31548162.html *** 26 ноября 2021 года в России школьники и взрослые напишут самую необычную работу по истории — «Всероссийский исторический кроссворд». https://histcross.mgpu.ru/ "Откройте архивы, и все станет понятно". Исследователь судится с ФСБ за доступ к протоколам троек НКВД. https://www.currenttime.tv/a/issledovatel-suditsya-s-fsb-za-dostup-k-protokolam-troek-nkvd/31546215.html *** В разных городах России задержали участников акций в годовщину Октябрьской революции. https://www.currenttime.tv/a/revolution-detentions/31549907.html Памятник Шлиссельбургскому десанту открыли в Ленинградской области. https://www.interfax-russia.ru/northwest/news/pamyatnik-shlisselburgskomu-desantu-otkryli-v-leningradskoy-oblasti Минкультуры даст денег на фильмы о борьбе с COVID и фальсификации истории. https://www.interfax.ru/culture/803828 Храм-маяк Александра Невского планируют возвести в Керченской крепости. https://realty.ria.ru/20211130/khram-mayak-1761499138.html В Латвии установили первый за годы независимости памятник красноармейцам. https://radiosputnik.ria.ru/20211128/pamyatnik-1761146508.html В Ростовской области пройдет более 400 мероприятий к 350-летию Петра I. https://ria.ru/20211110/meropriyatiya-1758447417.html Достоевский. Найти в человеке человека. https://ria.ru/20211110/ekzistentsializm-1758208005.html Зеленский обвинил СССР в "неправильном" освобождении Киева в 1943 году. https://radiosputnik.ria.ru/20211108/istoriya-1758003683.html Что кроме единства дает народу 4 ноября? Поговорим о "непонятном" празднике. https://radiosputnik.ria.ru/20211104/edinstvo-1755653493.html В школьную программу в Чечне включили учебник об Ахмате Кадырове. https://www.rbc.ru/society/29/11/2021/61a3fe029a79474ac38dba66 *** Лица, СМИ или ресурсы, внесённые Минюстом в реестр иноагентов. **Памятные даты, профессиональные праздники *Нерабочие праздничные дни, дни воинской славы и официальные памятные даты РФ.

Артемьев М. Преломление традиций классической эпиграммы в творчестве Александра Пушкина и Виктора Гюго Текст посвящен сравнению эпиграмматических стихотворений Александра Пушкина и Виктора Гюго. Сопоставляются сюжет, персонажи, сходство и различие произведений обоих авторов. Ключевые слова: Александр Пушкин, Виктор Гюго, эпиграмма, классицизм. The text is dedicated to the comparison of the epigrammatic poems of Alexander Pushkin and Victor Hugo. The plot, characters, similarities and differences of the works of both authors are compared. Key words: Alexander Pushkin, Victor Hugo, epigram, classicism Александр Пушкин (1799 – 1837) и Виктор Гюго (1802 – 1885) принадлежали к одному поколению в поэзии и являлись его ведущими представителями в своих странах. При всех своих формальных различиях – Гюго ярко выраженный романтик со склонностью к пафосу, громкой фразе, Пушкин, напротив, отрицавший неоднократно эстетику Гюго, и выбиравший среди современных ему поэтов Франции Альфреда Мюссе, с его подчеркнутой иронией и трезвой интонацией, равно как и Ш.О.Сент-Бёва, чьи стихи проникнуты саморазрушительной рефлексией - они занимают схожее место в поэзии России и Франции. Пушкин считается «началом всех начал», создателем современного русского литературного языка. Гюго принадлежит к числу самых крупных поэтов Франции, а по мнению, например, А.Жида, он самый значительный. Тем интереснее увидеть неожиданное совпадение в их творчестве, когда эти два столь разных по эстетическим предпочтениям поэта-современника написали стихотворения, в которых практически совпали формально и содержательно, при этом создав их на разных этапах своего творчества, Пушкин – в его начале, Гюго – спустя двадцать семь лет, будучи в середине своего литературного пути. В 1822 году, 23-летний Александр Пушкин написал в южной ссылке эпиграмму – На А. А. Давыдову Иной имел мою Аглаю За свой мундир и черный ус, Другой за деньги — понимаю, Другой за то, что был француз, Клеон — умом её стращая, Дамис — за то, что нежно пел. Скажи теперь, мой друг Аглая, За что твой муж тебя имел? В апреле 1849 года Виктор Гюго, в возрасте сорока семи лет, создал стихотворение, напечатанное посмертно в сборнике «Вся лира» (Toute la lyre) IDYLLE DE LA RUE N.D. DE LORETTE — Six amants ! — Cela fait crier ? - Шесть любовников! - И надо кричать? — A la fois ? — Pourquoi pas ? Coquette, Сразу? - Почему нет? Кокетка, Pourquoi Psaphon ? — C’est un poète. Почему Псафон? - Он поэт. — Pourquoi Dimas ? — C’est un banquier. Почему Димас? - Он банкир. — Et Grib, l’affreux casse-noisette - А Гриб, уродливый щелкунчик, Plus noirci que son encrier ? Чернее чем его чернильница? — Diable ! il écrit dans la gazette. - Черт подери! Он пишет в газетах. — Pourquoi Senex, le maltôtier ? Зачем Сенекс, откупщик? — Avoir un vieux, c’est mon système. - Иметь старичка в моем обычае. — Et Mars ? — C’est un beau grenadier. - И Марс? – Он гренадер-красавчик. — Et moi, madame ? — Ah ! toi ! je t’aime. А я, сударыня? - Ах, тебя я (просто) люблю. Стихотворение Гюго написано в форме диалога, возможно, поэтому в нем чуть больше объем - 11 строк вместо 8 строк у Пушкина. Число любовников одинаково – везде по шесть. У Пушкина это офицер, богач, француз, «умник», поэт («пел» тут можно интерпретировать именно в смысле «певец любви», то есть лирический поэт) и муж. У Гюго набор в целом совпадает – поэт, банкир, журналист, откупщик (maltôtier допустимо перевести именно так), гренадер и вопрошающий возлюбленный. Фигура богача у него раздваивается на банкира и откупщика, а пушкинский «умник» вполне может соответствовать журналисту Гюго. Героини у поэтов несколько различаются, у Пушкина - неверная жена, у Гюго – ветренная кокотка. Соответственно лирический герой (сам автор) Пушкина обращается к ней опосредовано, причем сам вопрос - сугубо риторический, который никогда не может быть задан впрямую. Это простое описание (недоброжелательно-ироническое) ситуации и поведения чужой жены, в котором достается и мужу. У Гюго героиня вынуждена отвечать поклоннику (видимо, подавленного открывшейся вдруг ему правдой). В результате у Пушкина ответ на вопрос, при всей его риторичности, остается открытым, у Гюго он получает исчерпывающее объяснение. Но, собственно, вопрос Пушкина и не предполагает никакого ответа, данная эпиграмма - констатация. И Пушкин и Гюго в своих стихотворениях выступают как продолжатели традиций эпиграммы классицизма XVIII века, в духе Вольтера, А.Пирона и П.Д.Экушар-Лебрена, отличительной характеристикой которой является лаконичность, бинарная оппозиция (героев, характеристик) и неожиданный вывод, например, известная эпиграмма Вольтера на критика Фрерона: L’autre jour, au fond d’un vallon Un serpent mordit Jean Fréron Que pensez-vous qu’il arriva? Ce fut le serpent qui creva! Или автоэпитафия Пирона: Ci-gît Piron qui ne fut rien, Pas même académicien. Пушкин особенно часто работал в этом жанре – Ты богат, я очень беден; Ты прозаик, я поэт; Ты румян как маков цвет, Я как смерть и тощ и бледен. Частой особенностью такой эпиграммы являются условные имена в античном духе, латинские и греческие. Псафон - имя тщеславного ливийского божка, учившего птиц произносить «Псафон – великий бог». Димас – искаженное греческое от святого Дисмаса. Дамис (примечательно созвучие с Димасом) – мифический гигант. Гриб, возможно, с намеком на французское scribe – «писец» и на Эжена Скриба – автора популярных пьес. Сенекс – от латинского Senex, «старец». Марс – от бога войны. Клеон - имя классического демагога древних Афин. В этот контекст вписывается и Аглая («радость») – младшей из трех харит в древнегреческой мифологии, хотя это имя реального прототипа героини эпиграммы. Название стихотворения Гюго раскрывает подоплеку происходящего - в середине XIX века в квартале возле церкви Норт-дам-де-Лорет проживало большое количество гризеток. Это привело к появлению слова «лоретка» (фр. lorette), означавшее «кокотка». Разумеется, Гюго не мог знать пушкинской эпиграммы, которая к 1849 не была и по-русски еще напечатана. Поэтому речь может идти только параллельном возникновении схожих сюжетов и способов их воплощения в одну эпоху. У Пушкина в эпиграмме описывается светская львица, доминирующая над своим мужем. У Гюго – стандартная сценка из жизни гризетки. При всем культурно-бытовом различии контекста поэты прибегли к одним и тем же инструментам для воплощения замысла. Об авторе: Артемьев Максим Анатольевич – литературный критик, писатель, журналист. Кандидат психологических наук. About the author: Artemyev Maxim Anatolyevich. PhD in Psychology, Associate Professor. Journalist, writer, literary critic. Author of the books "Guide to World Literature", "Hugo" (in the series The life of remarkable people).