Результаты поиска

Ю.В. Дунаева Историческая биография: от персональной истории до философии истории 08.02.2023 Статья посвящена взаимоотношениям исторической биографии, персональной истории и философии истории. Рассматриваются разные виды и типы биографии и вспомогательных дисциплин, таких, как новая биографическая история, персональная история. На современное состояние биографии повлияло несколько факторов. Самые значимые из них – это исторические повороты, особенно антропологический, который вызвал интерес к роли человека в истории, как великого, так и простого. Повлияло и развитие микроистории с её интересом к человеку и к так называемым эгодокументам: мемуарам, письмам, заметкам и т.п. Появляются принципиально новые виды биографии – биомифография и альтернативная биография. Для написания биомифографии в качестве основных источников берутся мифы, мнения и суждения о человеке, уже высказанные в предыдущих работах. Цель подобной работы рассмотреть, какие оценки уже сложились о человеке, в чём они верны, а в чём нет. Иными словами, прослеживается формирование «посмертной жизни» человека в исторической литературе. Альтернативная биография основывается на уже опубликованных работах и имеет целью показать разницу мнений, сформировавшихся об индивиде в биографической литературе. Здесь на первое место выходит разноголосица существующих биографических образов индивида. В качестве примера новых теорий биографии отобраны работы Л.П. Репиной, как ведущего историка и теоретика биографии, сторонницы классической биографии, представлены её взгляды на персональную историю и отношение к эгодокументам, их роль и значимость. Также анализируется концепция историка и биографа Д.М. Володихина. Уделено внимание двум основным положениям его концепции: экзистенциализму и христианскому персонализму. И в завершение представлена уникальная книга Б.С. Илизарова «Народный архив. Голоса эпохи», в которой собран массив эгодокументов за разные периоды истории страны, разных социальных слоев и групп. Показано, как, по мнению автора, биография может стать основой для осмысления истории, а точнее – философией истории. Ключевые слова: биография; персональная история; философия истории, биомифография, новая биографическая история, микроистория Сведения об авторе: Юлия Вячеславовна Дунаева, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Отдела истории Института научной информации по общественным наукам РАН (ИНИОН РАН). Контактная информация: jvd@inbox.ru Yu. V.Dunaeva HISTORICAL BIOGRAPHY: FROM PERSONAL HISTORY TO PHILOSOPHY OF HISTORY The theme of the article is the relationship of historical biography, personal history and philosophy of history. Different types and types of biography and auxiliary disciplines are examined, such as biography or a new biographical history, personal history. Several factors have influenced the current state of biography. The most significant among them are the historical turns, especially the anthropological one, which raised interest in the role of person in history, both great and simple. The development of microhistory with its interest in a person is also based on the so-called ego-documents: memoirs, letters, notes, etc. Fundamentally new types of biography, biomythography and alternative biography are described. To write a biomythography, myths, opinions and judgments about a person already expressed in previous works are taken as the main sources and already existing opinions are analyzed. The purpose of such work is to consider what assessments have already been formed about a person, in what connections they are correct, and in what they are not. In other words, the formation of the “posthumous life” of a person in historical literature is traced. The alternative biography is based on already published works and aims to show the difference of opinions formed about the individual in the biographical literature. As an example of new approaches to biography, the works of L.P. Repina are viewed, as a leading historian and theorist of biography, a supporter of classical biography, we present her views on personal history and attitude to ego-documents, their role and significance. The concept of the historian and biographer D.M. Volodikhin is also taken into consideration. Attention is paid to two main provisions of his concept - existentialism and Christian personalism. And at the end, a unique book by B.S. Ilizarov "People's Archive. Voices of the Epoch” is viewed which contains an array of ego-documents for different periods of the country's history, various representatives of social classes and groups. It is shown how, in the author's opinion, biography can become the basis for understanding history, or rather, the philosophy of history. Keywords: biography; personal history; philosophy of history, biomiphography, new biographical history, microhistory Yu. V.Dunaeva - Institute for Scientific Information on Social Sciences of the Russian Academy of Sciences (INION RAS). Russia. Contact information jvd@inbox.ru Вступление Цель статьи – анализ изменений в биографии на рубеже XX – XXI вв. Основное внимание уделяется теоретическим работам по биографии и персональной истории. Другими словами, будут рассмотрены сами основы, каркас биографии: новые методы, подходы, варианты биографий и, конечно, новые объекты. Будет показано, как историческая биография соотносится с философией истории, какие задачи это ставит, какие перспективы открывает. Вопрос о возникновении первой биографии, по всей видимости, навсегда останется без ответа. Обращаясь к прошлому, можно представить, как складывались элементы биографии в рассказах старейшин о традициях и обрядах, о подвигах героев и нападениях врагов. Так история входила в повседневную жизнь, а жизнь становилась частицей истории. Сохранившиеся до нас мифы, эпосы и легенды передают не только опыт жизни и истории, но и подлинную, а иногда и приукрашенную информацию о далеких событиях. Так сохранялись и передавались поколениями память о прошлом и истории о жизнях. Но даже если говорить о дошедших до нас источниках, то и здесь учёные расходятся во мнении, а что считать протобиографией? Сохранившиеся до нас мифы, эпосы и легенды? Древнейшие произведения мировой литературы, как, например, шумерский «Эпос о Гильгамеше», или древнеегипетские эпитафии? По мнению исследователя А.И. Рейтблата, биография «возникает одновременно с историей (историографией) в момент разлома родового мифологического сознания и выделения индивидуума из некоторой цельности (рода, племени, полиса и т.д.). Причем если история служит возникновению новой общественной идентификации, обретению смысла существования социальной общностью, то для личности аналогичную функцию выполняет биография» (Рейтблат 2013: 415 –416). Как пишет известный теоретик биографии И.Л. Беленький, первая специальная энциклопедическая статья о биографии относится к 1891 г. Согласно словарю «Брокгауза и Ефрона»: «биографией называется изображение жизни данной личности, удовлетворяющей требованиям исторической науки. Как произведение научное, биография не ограничивается изложением внешних фактов из жизни избранного лица, а стремится проследить ход духовно–нравственного развития этого лица; как произведение художественное, она должна уловить сущность его характера и представить его в ярком образе» (Беленький 2010: 39) И.Л. Беленький подчёркивает двуединство биографии, как научного исследования, так и художественного, литературного произведения. Основная часть Такая разная биография: современное состояние В исторической науке, в зависимости от основных исследовательских трендов, иногда биографию отводили на второй план. Под многолетним влиянием «Школы Анналов» нацеленной на изучение крупномасштабных социальных структур общества, существовавших в течение долгого времени, биография казалось, утратила свои позиции. В 1990–е годы ещё царило некоторое предубеждение против биографии как самостоятельной работы и как исторического исследования. Некоторые зарубежные историки вспоминают, что им не рекомендовалось выбирать биографию для темы диссертации. Но со временем ситуация коренным образом изменилась. Показательно, что один из мэтров «Анналов» Жак Ле Гофф написал оригинальную историческую биографию о Людовике Святом (Ж. Ле Гофф 2001). Оставаясь верным основным принципам «Анналов», историк проанализировал жизнь короля на широком историческом фоне. Эта книга стала вехой в историографии. В ней автору удалось соединить историю жизни и важнейшие, доминирующие социальные, политические и культурные процессы того времени. Но это, скорее, исключение из общей тенденции, развиваемой «Школой Анналов». В настоящее время биография занимает достойное место в среде исторической науки и ее роль как одного из способов познания прошлого никем не оспаривается. Вдобавок к этому следует добавить возросшую популярность биографических книг, например, из серии «Жизнь замечательных людей», научно–популярной и художественной биографии. Появляется новый жанр – гламурная биография – представленная в таких журналах, как «Биография», «Караван истории» и т.п. И подобный расцвет биографии ставит перед исследователями новые вопросы и побуждает к новым поискам. Если мы обратимся к определению биографии, то она выступает, как жанр, метод исследования, дисциплина. По форме биография может быть научной, интеллектуальной, романом–реконструкцией (термин, использовавшийся Ю.М. Лотманом), художественным произведением. Обсуждаются объекты биографии, традиционно это индивид или группа индивидов (просопрография). Но современная биография расширила свое исследовательское поле и теперь героями биографии могут быть мифологические персонажи[1] или неодушевленные предметы[2]. Конечно, приведённые примеры относятся не к строго научным, а скорее к научно–популярным или к беллетристическим произведениям. Но они наглядно показывают нам то, что среди учёных и читающей публики биография по–прежнему востребована. Теории биографии и смежные дисциплины по–разному определяются учёными. Речь идёт о биографике, новой биографике, новой биографической истории, персональной истории и др. Эти подходы и методы находятся в стадии роста, становления и, как я предполагаю, будут уточняться и развиваться дальше. Поиски определений, взаимовлияния, взаимодействий этих направлений требуют отдельного исследования. В связи с терминологическим и методологическим многообразием приведу те определения, которые будут использоваться в статье. Биография – «это исследование, объектом которого является история жизни отдельного человека» (Словарь историка 2011: 23). Биографика – «это вспомогательная историческая дисциплина, разрабатывающая теоретические, методические, историографические, источниковедческие проблемы биографий; тесно связана с литературоведением, словарно-энциклопедической традицией, вспомогательными историческими дисциплинами. Одна из основных задач биографики - изучение типов биографического письма и биографического сознания» (Некрасова 2014: 33). Новая биографика - это «предметное поле современного исторического знания. Наряду с историей ментальностей, историей повседневности, гендерной историей, интеллектуальной историей, новой локальной историей новая биографика сформировалась в конце XX – начале XXI в. при переходе от неклассической к постнеклассической модели науки. Возникновение данного предметного поля историки связывают с антропологическим поворотом в исторической науке, с тенденцией к персонализации предмета истории… Новая биография – реконструкция личной жизни и неповторимой судьбы отдельных исторических индивидов, изучение формирования и развития их внутреннего мира. Основной исследовательский объект - персональные тексты, “эгодокументы”» (там же). Что касается биографии, то существует несколько её классификаций в зависимости от области применения. Традиционной, классической моделью является хронологическая биография, которая охватывает период от рождения до смерти индивида, иногда включает в себя историю рода. Функциональная биография имеет дело с основными этапами профессиональной деятельности человека. Психологическая биография, как видно из названия, нацелена на изучение сложного и многомерного внутреннего мира человеческой личности. В такой биографии автор пытается воссоздать переживания, эмоции, самопознание и самореализацию индивида. В психоаналитической биографии на первое место выдвигаются проблемы, комплексы личности, внутренние метания, аномалии. Но всё это рассматривается не с целью принизить личность, а наоборот углубиться в творческий процесс, выяснить, как травмы и комплексы становятся источником творчества. Социологическая модель биографии имеет дело с типическими обстоятельствами жизни человека, с тем, как в личной судьбе человека отражаются социальные процессы (Иконникова 2005: 92–94). Ещё одна типология биографических исследований представлена Е.П. Александровым. Он перечисляет несколько вариантов биографических исследований: летопись жизни и деятельности, энциклопедия жизни и творчества (хронология), книги с обозначением «Материалы для биографии», монографии типа «жизнь и творчество», научная биография, критико–биографический очерк, научно–популярная биография, краткая биографическая справка (Александров 2008: 224). Можно привести ещё много вариантов в зависимости от отрасли науки, в которой применяется биография или биографический метод. Ясно одно, что нет единого общепринятого определения биографии, а есть зонтичный термин, объединяющий и строго документированные научные биографии и романы–биографии, где есть место авторской интуиции и вымыслу. Жанр биографии по природе своей многолик и ускользает от жёстких определений, преодолевает границы, разветвляется на разные виды и типы. В общем, соглашусь с мнением исследовательницы Е.А. Ивановой: «на данный момент не существует общепризнанного чёткого определения биографии» (Иванова 2012: 43). Одной из разновидностей новой современной биографии является так называемая биомифография. Здесь в центре внимания биографа не жизнь и деятельность индивида, а его «посмертное бытие»: мифы и мнения, сложившиеся оценки в имеющейся литературе и т.п. К этому следует добавить новое прочтение и новую интерпретацию уже изученных документов, материалов и источников. Иными словами, речь идет о критическом рассмотрении уже сформировавшегося в литературе образа. Иногда подобные работы называют «биография без архивов», поскольку они написаны на основе уже опубликованных материалов. В таких работах на первое место выходит изучение и деконструкция мифа об индивиде. В этом отношении примером может служить книга С. Черчвелл о Мэрилин Монро[3]. Автор проанализировала литературу об актрисе, собрала разные точки зрения и показала, как миф о ней развивался одновременно с историей жизни. Основная цель этой и подобной ей книг – демифологизация, то есть выявление сконструированного характера жизненных историй и роли в этом биографов. Также можно добавить так называемую «альтернативную биографию», которая, как пишет М.П. Березань, на передний план выдвигает неточности, разные точки зрения на происходящее, неясные моменты жизни. Цель современной биографии не обойти сложные и противоречивые моменты, а, напротив, указать на них, показать возможности разных интерпретаций событий (Березань 2010: 28). Примером таких новых биографий можно назвать работу голландского историка науки А. Н. Рупке, посвящённую Александру фон Гумбольдту[4]. Автор рассмотрел и проанализировал несколько биографий, другие тексты о нём и «столкнул» между собой разные нарративы. Таким образом, ему удалось создать «серию биографических портретов», отражающих «различные образы ученого» (Цит. по: Saunders 2015: 324 – 327). В последней трети XX в. в гуманитаристике произошёл ряд методологических поворотов, одним из важнейших результатов которых стало появление новых исторических направлений: истории снизу, гендерной истории, истории мускулинности, феминологии, интеллектуальной истории и т.п. Особое значение для истории имел антропологический поворот, который возродил интерес к жизни человека как действующего лица истории. При этом речь могла идти о выдающемся, знаменитом человеке или о простом, так называемом человеке второго плана. В результате историки, а вместе с ними и биографы открыли для себя новые поля исследований и новые объекты изучения. Для биографии стало чрезвычайно важным сотрудничество с микроисторией, под её благотворным влиянием «заговорили» те действующие лица истории, которых традиционная наука прежде не замечала. Начало этому положили теперь уже ставшие каноническими исследования Э. Ле Руа Ладюри «Монтайю: Окситанская деревня (1294 – 1314)», К. Гинзбурга «Сыр и черви: картина мира одного мельника, жившего в XVI в.» и Н. Земон Дэвис «Дамы на обочине. Три женских портрета XVII века»[5]. Эти книги – образцы микроистории с ярко выраженной биографической компонентой. О значимости и роли биографии стали говорить не только историки, но и социологи, и даже психологи, что дало повод заявить о биографическом повороте в гуманитарных и социальных науках. На новом этапе развития биография снова обращается к индивиду, как значимому действующему лицу истории, а личная жизнь предстает в качестве своего рода линзы для изучения политических, экономических, исторических и культурных процессов. Через личность историческая наука обрела новые исследовательские поля и заиграла новыми красками. Как пишет историк, автор содержательной работы о взаимоотношениях истории и биографии Б. Кейн: «всё большее количество историков стали настаивать на том, что изучение индивидуальной жизни способно помочь в освещении исторических событий и масштабных исторических процессов. Историки стали изучать отдельную человеческую жизнь, помещая её в широкий исторический контекст, демонстрируя, таким образом, влияние правовых и социальных институтов и широкомасштабных социальных, экономических и политических событий на жизнь отдельных людей и групп. Вслед за микроисториками историки–биографы утверждали, что они гораздо лучше понимают исторический контекст, анализируя, как события и процессы понимались и обсуждались конкретными людьми» (Сaine 2010: 23). На современном этапе история вновь обращается к индивиду как творцу истории. Но теперь героями биографий становятся не только выдающиеся и знаменитые, но и простые люди. Хотя они и не сыграли существенной роли в науке, культуре, развитии истории, но оставили после себя определённый след. И это дает более полное и глубокое понимание истории. Таким образом от биографии можно перейти к персональной истории. Понятию сложному и неоднородному, но открывающему новые перспективы исследований. История персоны или персональная история Обращаясь к новой биографической истории и персональной истории, мы снова сталкиваемся с разнообразием мнений. Ситуация усугубляется ещё и тем, что в отечественной исторической науке и биографистике исторически сложилось свого рода разделение на тех, кто пишет биографии, и тех, кто пишет о биографии, биографистике. Иными словами, на «теоретиков» и «практиков». Это создает определённые трудности при изучении предмета. Обновления в истории и биографике привели к появлению междисциплинарной отрасли – персональной истории. С одной стороны, она находится в предметном поле истории. С другой стороны, она охватывает биографию человека великого или простого. Характерной чертой персональной истории является особое внимание, уделяемое эгодокументам: личным документам, дневникам, воспоминаниям, письмам, фотографиям и т.п. Ко всему спектру источников, имеющих прямое или косвенное отношение к изучаемой личности. Приведу один пример использования оригинального источника. В работе А.Ф. Литвиной и Ф.Б. Успенского, посвященной биографическим разысканиям о Борисе Годунове и его родне, в качестве источников использованы иконы, принадлежавшие ему и его родственникам. С их помощью авторы уточнили, какие святые считались покровителями представителей рода Годуновых. Также это помогло пусть приблизительно, но установить возможную дату рождения сестры Бориса Годунова – Ирины (Литвина А.Ф., Успенский Ф.Б., 2022: 172). В отечественной историографии тема исторической биографии и персональной истории успешно и плодотворно разрабатывается с конца XX в. К сегодняшнему дню накоплен обширный теоретический и чисто биографический материал[6]. Вместе с тем в персональной истории историков подстерегают трудности, связанные, прежде всего, с вариативностью дефиниций. Персональная история – это дословный перевод с английского языка – «personal history». Но дело заключается в том, что этот термин имеет несколько значений: 1. « – “персонифицированной истории” (“истории персоны”) – более или менее традиционной биографии исторической личности “крупного масштаба”, подчас с использованием интуитивистского метода биографической реконструкции и психоаналитических теорий; 2. – “личной истории”– как исследование жизни индивида сквозь призму его приватных отношений – “частной биографии”; 3. – истории личности как “внутренней биографии” (развития внутреннего мира человека) в противовес “внешней”, или “карьерной”; 4. – собственноручно написанных личных историй – “интеллектуальных автобиографий”, или “автобиографических исследований”. В исследовательской практике эти так называемые “чистые типы” имеют разнообразную комбинацию» (Путилова 2022: URL: http://www.cogita.ru/a.n.-alekseev/publikacii-a.n.alekseeva/biografiya-glazami-istorika). В современной отечественной биографистике можно выделить несколько направлений. Рассмотрим некоторые из них. Одно из направлений представлено работами выдающегося историка, а также специалиста в области теории истории и биографии Л.П.Репиной. Она неоднократно на протяжении многих лет обращалась к теме исторической биографии и сопредельных дисциплин. Историк даёт чёткие характеристики персональной (новой биографической) истории. В новой биографической истории на первый план выдвигаются персональные тексты, и делается попытка представить историю жизни человека, а также его духовный, внутренний мир во всём его разнообразии. Реконструкция жизни человека, интерес к его внутреннему миру предстаёт одновременно и как цель исследования и как средство познания исторического социума, в котором они жили (Репина 2011: 301). Концепция Л.П. Репиной представляет собой синтез классической исторической биографии, основы которой были заложены ещё Плутархом, и новейших теоретических разработок биографического жанра. Также она обращает внимание на микроисторию, которая побудила биографов обратиться к историям жизни простых людей, пусть и не сыгравших роли в истории, но, благодаря документам, предстающим, как исторические деятели. «Анализ индивидуального сознания и индивидуальной деятельности стал важнейшей составляющей многочисленных микроисторических исследований, максимально приближённых и непосредственно обращённых к человеку, к его персональной истории (курсив автора)» (там же ). Не случайно, подчёркивает она, биографы стали уделять больше внимания частной, внутренней, эмоциональной, духовной жизни[7]. И отсюда можно вывести вторую составляющую биографической концепции Л.П. Репиной. Это особое внимание к личным, персональным источникам, ко всему их спектру, объединённому термином «эгодокументы». Раньше обращение к личным документам было своего рода дополнением к тексту биографии, подтверждающим или опровергающим биографическую информацию. Эгодокументы критиковали за субъективность. Теперь же именно личный, индивидуальный взгляд, самосознание и жизненный опыт становятся надёжным фундаментом для личной истории (Личность и общество или история в биографиях 2010: 4). К этому следует добавить качественно новые личные материалы, размещённые в сетях Интернета: индивидуальные сайты, страницы в социальных сетях, фотографии и видеоматериалы. Ещё одной отличительной чертой концепции Л.П. Репиной является её внимание к биографии в интеллектуальной истории. В 1980-е годы шла бурная полемика между двумя маститыми учёными. Первый их них. Джордж Стиглер (лауреат Нобелевской премии 1982 г.) утверждал, что биография не несёт познавательной функции для истории экономической мысли. Его оппонент Уильям Жаффе настаивал на том, что без «этих сведений, раскрывающих “личную ментальную историю” создателя идеи или концепции невозможно составить полное представление о генезисе теоретической работы учёного, “идеологическом субстрате” его мышления, социальном и интеллектуальном контексте его творчества, значения его трудов для развития науки и принятия его теории научным сообществом» (Репина 2011: 303–305). Как показала история, позиция У. Жаффе оказалась более плодотворной, и был создан целый ряд интеллектуальных биографий. Понимание непрерывности связи между жизнью и творчеством личности, между фактами психологической и интеллектуальной биографии является краеугольным камнем биографического подхода к интеллектуальной истории, пишет Л.П. Репина. Сегодня жанр биографии в интеллектуальной истории представлен достаточно широко. В целом, по мысли исследовательницы, можно говорить о «биографическом повороте» в интеллектуальной и культурной истории[8]. Биография как экзистенциализм и философия истории Иная позиция у историка, автора биографических книг и работ по теории биографии Д.М. Володихина[9]. Он находит выход в экзистенциализме, философском направлении и культурном движении начала XX в., которое провозглашает свободу, как сущность человека. Экзистенциалисты исходили из того, что человек сам творит свою сущность на протяжении всей своей жизни. Поэтому вполне логично, что представители этого направления уделяли особое внимание внутреннему миру человека, его изменчивости, уникальности, индивидуальности. Экзистенциализм может быть религиозным или атеистическим. Среди ярких представителей экзистенциализма были Л.И. Шестов и Н.А. Бердяев, Ж.-П. Сартр и М. Хайдеггер. В основе размышлений Володихина лежит убеждение в том, что каждый субъект ищет смысл жизни перед лицом надвигающейся неизбежной смерти. И здесь на помощь приходит экзистенциализм, принятие которого, как основы мировоззрения лишает жизнь конечной бессмыслицы. Применительно к истории экзистенциализм играет важную функцию, а именно: наполняет жизнь смыслом перед лицом предстоящей смерти, пишет историк. «Экзистенциалист открывает способы выбирать или строить стойкие смыслы жизни, точнее, способы жизни, освобождающие как от страха перед летальным концом, так и от страха перед тем, что неизбежность кончины перечеркивает любые устремления и успехи на протяжении отпущенного срока» (Экзистенциальный биографизм в истории 1999: http://ist-bessmertie.narod.ru/statii.htm). Истории отводится уникальная роль – на опыте сотен и тысяч ушедших поколений служить своего рода «арсеналом духа, вычерчивающего жизненный проект осознанно совершающего высшие выборы» (там же). В этом случае «событийная история» играет роль своего рода основы, фактологического каркаса для персональной истории. На первый план выходит особенное, частичное, индивидуальное. И здесь на помощь приходит биография, а точнее персональная история. Интерес к внутренней, личной жизни человека в чём–то сближает персональную историю с психобиографией, считает Володихин. В качестве примера историк называет эссе писателя, философа, христианского деятеля, биографа и искусствоведа Г.К. Честертона, посвященные католическим святым, в частности Франциску Ассизскому: «в них психология нечувствительно тонко переходит в философию и наоборот – а именно является одним из фундаментальных принципов методологии персональной истории» (Персональная история, 1999: 5). Исходя из этой позиции, историк–биограф должен задаться следующими вопросами: «как этот человек любил, как он относился в трансценденции, какой смысл (способ, стиль) жизни он для себя избрал, почему все сложилось так, а не иначе… Как в итоге он решил проблему адаптации к собственному бессмертию и решил ли?» (там же). И далее следует положение, которое часто цитируется другими историками и биографами. Таким образом, пишет Д.М. Володихин, «годится биография индивидуума любого калибра: от Наполеона Бонапарта до третьестепенного польского велосипедиста, лишь бы источники давали возможность по–настоящему глубоко заглянуть в его внутренний мир» (там же). Володихин пошёл дальше и развил принципиально новый подход к биографии – «христианский персонализм». Применение такого подхода к биографии я встречаю впервые. Рассмотрим подробнее позицию историка–биографа. В основе его представлений о христианском персонализме лежит идея непрерывности диалога человека с Богом. Диалог этот касается двух личностей: Божественной и человеческой. Следовательно, продолжает далее рассуждать историк, вся христианская культура персоналистична. Эту мысль развивали философы прошлого: П. Флоренский, Н.Н. Страхов. Сегодня над этой проблемой работает, в частности, Н.П. Ильин (Мальчевский). «Изучение “христианской биографии” исторической личности через внешние проявления “работы души” может и должно становиться целью работы историка–христианина» (Володихин 2021: https://cyberleninka.ru/article/n/hristianskiy-personalizm-i-metod-personalnoy-istorii-v-istoricheskoy-nauke). Так же, как и Репина, он подчёркивает необходимость использования микроистории, которую он также трактует по–своему. По его мнению, микроистория обращается к самой личности, вне всяких конструкций обобщённого характера. Иными словами, когда микроистория «признаёт самоценным опыт персонажа прошлого, добытого трудами учёного» (курсив автора)» (там же). Предмет анализа персональной души, продолжает он, – «бездны человеческой души, души борющейся с соблазном, души побеждённой грехом и преодолевающим его, никнущей под натиском неблагоприятной обстановки, души воспаряющей к Богу» (там же). Основанием для такой истории, «освобождённой» от двух фундаментальных, краеугольных камней в виде «истины» и «факта», должно стать христианство, в нашем случае православие. Этот подход, несомненно, оригинален и привлекает внимание и, вероятно, может вызвать оживленную дискуссию, ибо порождает много вопросов. Вот хотя бы несколько из них. Как быть историками представителям других конфессий или атеистам? На какой позиции должен стоять историк–христианин? Ведь христианство как религия неоднородно, по вопросам догматов между православием, католицизмом и протестантизмом и другими ветвями христианства много общего, но много и разного. Далее, какого уровня интеллектуального и духовного развития должен быть историк, ставящий перед собой задачи погружения и изучения глубин человеческой души? По моему мнению, душа человеческая беспредельна, будь то великий человек или простой. По мере постижения духовного, внутреннего мира человека беспредельные границы души человека будут отходить всё дальше, как линия горизонта. К тому же следует добавить неоднородность человеческой души: в человеке существуют и зло, и темные пятна, и патологические состояния. Что послужит здесь нравственным ориентиром и моральным ограничением? Как подобная христианская персональная история будет взаимодействовать с патографией и психоисторией? Тем не менее, надеюсь, что интересная и крайне оригинальная и самостоятельная позиция историка Володихина получит дальнейшее развитие в его работах и работах единомышленников. В книге историка, возглавлявшего Центр документации «Народный архив», Б.С. Илизарова «Народный архив. Живые голоса эпохи» представлена светская авторская философия истории, которая может внести свой вклад в развитие биографических исследований. Жанр книги определить нелегко, это и личная история, и материалы к биографии, и философия истории. Немного предыстории: с 1998 г. по 2008 г. в Москве работал Народный архив. Сейчас эти документы хранятся в Российском государственном архиве новейшей истории. Материалы собирались самые разные, как письменные, так и изобразительные. Это – выдержки из дневников, открытки с фронта, официальные документы и воспоминания и проч. Представлены самые разные слои населения: официальные лица и священники, проститутки, уголовники, солдаты, простые люди. Собран архив уникальных эгодокументов, так востребованных историками и биографами. В книге, пишет автор, предпринята попытка расширить горизонт открывающейся перед читателем обыденной и единичной человеческой жизни до философии истории её судьбы, как части судьбы всего человечества. Собирая такие личные документы и материалы, Илизаров ставил грандиозную задачу, в духе русского космизма – сохранить и воссоздать историю жизни каждого человека, жившего на Земле. Но не в прямом смысле этого слова, а в Слове и Образе. Другими словами, перед историей ставится сверхзадача – воссоздание «истории всей совокупности людей, родившихся, живших и умерших на планете Земля» (Илизаров 2014: 5). Понятие Образ пришло к нам из христианской традиции, подчёркивает автор, но оно присутствует и в других религиях. «Образ это самость человека, вечная попытка полного и органичного синтеза лика и личности, внешних черт фигуры и лица, телесных органов с внутренними свойствами души и разума, реакций, эмоций, страстей и рассудка, иррационального, окружающей среды, других людей» (Илизаров 2014: 313). И далее историк продолжает описывать то сложное, многокомпонентное, едва уловимое, что Образ представляет собой. «Образ – это не телесность, но и телесность тоже. Образ – это не материя, но и материя тоже. Образ – это не энергия, но и энергия тоже. Образ – это не психика, но психическое тоже. Образ – это не Слово, но и информация тоже . Образ – это синтез внешней и внутренней форм и содержания. Образ есть неизменное в изменчивой длительности. Образ – это то, что складывается в судьбу при жизни, и может быть развёрнуто в судьбу посмертную. А всё вместе взятое – Образ есть биография» (там же) Итак, согласно философии истории Илизарова, Слово, Образ и Биография сохраняет информацию о жизни людей, и представляют их в Истории. Заключение В статье были рассмотрены разные представления о биографии и смежной с ней персональной истории. Современная биография предстает в разных формах и изучает жизнь великих людей и простого человека. Возможности и масштабы биографии позволяют перекинуть мостик к персональной истории, которая также имеет разные виды от классически–научных до философско–исторических. На основании этого можно утверждать, что персональная история как дисциплина имеет солидный теоретический и методологический фундамент, вместе с тем она продолжает изменяться и развиваться. Несомненно, перспективным и плодотворным видится взаимодействие персональной истории и биографии. Философско–исторический подход к биографии личности, будь то великий деятель или простой человек, использование эгодокументов – всё это открывает новые перспективы перед исторической биографией. Ещё одно направление развития биографии видится в философско–исторических обобщениях, основанных на биографических исследованиях эгодокументов. От простого жизнеописания биография поднимается на уровень философских размышлений о жизни человека в Истории. Великий человек или простой – все мы принадлежим истории, и жизнь наша исторична по тому следу, который мы оставим после себя. Список литературы Александров Е.П. Историческая биография как историографическая проблема: К изучению вопроса // Ученые записки РГСУ. Москва, 2008. № 4. С. 223–227. Беленький И.Л. Биография и биографика в отечественной культурно–исторической традиции // История через личность: историческая биография сегодня. Под ред. Л.П. Репиной. 2–е изд. Москва : Квадрига, 2010. С. 38 – 55. Березань М.П. Жанр биографии на рубеже XX–XXI вв. (На примере романа «Покойный господин Шекспир» Роберта Ная) // Гуманитарные исследования в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке, 2010. № 3. С. 24–28. Биография // Словарь историка. Москва : РОССПЭН, 2011 г. С. 23–26. Володихин Д. М. Христианский персонализм и метод персональной истории в исторической науке // Историческое обозрение. 2021. №22. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/hristianskiy-personalizm-i-metod-personalnoy-istorii-v-istoricheskoy-nauke (Дата обращения: 04.10.2022). Володихин Д.М. Экзистенциальный биографизм в истории // Информационный бюллетень Ассоциации "История и компьютер", № 24, июль. 1999. URL: http://ist-bessmertie.narod.ru/statii.htm (Дата обращения: 13.10. 2022). Иванова Е.А. Теоретические основы и актуальные проблемы жанра биографии // Известия Саратовского университета. Серия: Филология, журналистика. Саратов, 2012. Т. 12, № 3. C. 42–49. Иконникова С.Н. История культурологических теорий. Учеб. пособие. 2–е изд. доп. и перераб. Санкт–Петербург : Питер, 2005. 474 с. Илизаров Б.С. Народный архив. Живые голоса эпохи. Москва: ООО «Издательский дом “Вече”», 2014. 384 с. Ле Гофф. Ж. Людовик IX Святой. Москва : Ладомир, 2001. 800 с. Литвина А.Ф., Успенский Ф.Б. Годунов в кругу родни (Биографические разыскания). СПб.: «Евразия», 2022. – 224 с. Личность и общество, или история в биографиях. Вместо предисловия // История через личность: историческая биография сегодня. Под ред. Л.П. Репиной . 2–е изд. Москва : Квадрига, 2010. С. 5–16. Некрасова Н.В. Биографика // Теория и методология исторической науки. Терминологический словарь. Москва : Аквилон, 2014. С. 33 – 34. Персональная история. Отв. ред Володихин. Москва: Мануфакура, 1999. 336 с. Путилова Е. Особенности использования биографического метода в исторической науке // Cogita.ru. Биография глазами историка. (Электронный ресурс). URL: http://www.cogita.ru/a.n.-alekseev/publikacii-a.n.alekseeva/biografiya-glazami-istorika (Дата обращения 23.10. 2022). Рейтблат А. И. Биографируемый и его биограф (К постановке проблемы) // Право на имя: Биографика XX века. Чтения памяти Вениамина Иофе: Избранное. - Отв. ред. Притыкина Т.Б. СПб.: Норма, 2013. С. 413 – 422. Репина Л.П. Историческая наука на рубеже XX – XXI вв.: социальные теории и историографическая практика. Москва: Круг, 2011. 560 с. Caine B. Biography and history. NY: Palgrave Macmillan, 2010. 152 р. Saunders E. The defining metabiography in historical perspective: Between biomyths and documentary // Biography. - Honolulu, 2015. Vol. 38, N 3. P. 325 – 342. References Aleksandrov, E.P. Istoricheskaya biografiya kak istoriograficheskaya problema: K izucheniyu voprosa // Uchenye zapiski RGSU. Moskva, 2008. № 4. S. 223–227. Belen'kij. I.L. Biografiya i biografika v otechestvennoj kul'turno–istoricheskoj tradicii // Istoriya cherez lichnost': istoricheskaya biografiya segodnya. Pod red. L.P. Repinoj. 2–e izd. Moskva : Kvadriga, 2010. S. 37 – 54. Berezan', M.P. Zhanr biografii na rubezhe XX–XXI vv. (Na primere romana «Pokojnyj gospodin SHekspir» Roberta Naya) // Gumanitarnye issledovaniya v Vostochnoj Sibiri i na Dal'nem Vostoke, 2010. № 3. S. 24–28. Biografiya // Slovar' istorika. Moskva : ROSSPEN, 2011. S. 23–26. Caine, B. Biography and history. New York: Palgrave Macmillan, 2010. P. 152. Ikonnikova, S.N. Istoriya kul'turologicheskih teorij. Ucheb. posobie. 2–e izd. dop. i pererab. Sankt–Peterburg : Piter, 2005. 474 s. Ilizarov, B.S. Narodnyj arhiv. ZHivye golosa epohi. Moskva: OOO «Izdatel'skij dom “Veche”», 2014. 384 s. Ivanova, E.A. Teoreticheskie osnovy i aktual'nye problemy zhanra biografii // Izvestiya Saratovskogo universiteta. Seriya: Filologiya, zhurnalistika. Saratov, 2012. T. 12, № 3. C. 42–49. Le Goff. ZH. Lyudovik IX Svyatoy. Moskva : Ladomir, 2001. 800 s Litvina A.F., Uspenskiy F.B. Godunov v krugu rodni (Biograficheskiye razyskaniya). SPb.: «Yevraziya», 2022. – 224 s Lichnost' i obshchestvo, ili istoriya v biografiyakh. Vmesto predisloviya // Istoriya cherez lichnost': istoricheskaya biografiya segodnya. Pod red. L.P. Repinoy . 2–ye izd. Moskva : Kvadriga, 2010. S. 5–16. Litvina A.F., Uspenskiy F.B. Godunov v krugu rodni (Biograficheskiye razyskaniya). SPb.: «Yevraziya», 2022. – 224 s. Nekrasova, N.V. Biografika // Teoriya i metodologiya istoricheskoj nauki. Terminologicheskij slovar'. Moskva : Akvilon, 2014. 576 s. Personal'naya istoriya. Otv. red Volodihin. Moskva: Manufakura, 1999. 336 s. Putilova, E. Osobennosti ispol'zovaniya biograficheskogo metoda v istoricheskoj nauke // Cogita.ru. Biografiya glazami istorika. (Elektronnyj resurs). URL: http://www.cogita.ru/a.n.-alekseev/publikacii-a.n.alekseeva/biografiya-glazami-istorika (Data obraschenija 23.10. 2022). Rejtblat, A. I. Biografiruemyj i ego biograf (K postanovke problemy) // Pravo na imya: Biografika XX veka. CHteniya pamyati Veniamina Iofe: Izbrannoe. Otv. red. Pritykina T.B. SPb.: Norma, 2013. S. 413 - 422. Repina, L.P. Istoricheskaya nauka na rubezhe XX – XXI vv.: social'nye teorii i istoriograficheskaya praktika. Moskva: Krug, 2011. 560 s. Saunders. E. The defining metabiography in historical perspective: Between biomyths and documentary // Biography. Honolulu, 2015. Vol. 38, N 3. P. 325 – 342. Volodihin, D.M. «Prizrak tret'ej knigi». Metodologicheskij monizm i global'naya arhaizaciya // Dialog so vremenem. T. 9. Moskva, 2002. S. 53–65. Volodihin, D.M. Ekzistencial'nyj biografizm v istorii // Informacionnyj byulleten' Associacii "Istoriya i komp'yuter", № 24, iyul'. 1999. URL: http://ist-bessmertie.narod.ru/statii.htm (Data obraschenija: 13.10. 2022). Volodihin. D. M. Hristianskij personalizm i metod personal'noj istorii v istoricheskoj nauke // Istoricheskoe obozrenie. 2021. №22. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/hristianskiy-personalizm-i-metod-personalnoy-istorii-v-istoricheskoy-nauke (Data obras [1] См., например: Шубинский В. Как пишут биографии Гильгамеша, короля Артура и Ильи Муромца. (Электронный ресурс). URL: https://gorky.media/context/kak-pishut-biografii-gilgamesha-korolya-artura-i-ili-muromtsa/ (Дата посещения 07.10. 2022). [2] См., например: Акройд П. Биография Лондона. Москва : Изд-во Ольги Морозовой, 2005. 892 с.; Армстронг К. Биография Библии. Москва : АСТ, 2008. 350 с. [3] Churchwell S. The many lives of Marilyn Monroe. London.: Granta, 2004. 384 p. [4] Rupke N. Alexander von Humboldt. A metabiography. Frankfurt am Main: Peter Lang, 2005. 320 p. [5] Ле Руа Ладюри Э. Монтайю: Окситанская деревня (1294 – 1314). Екатеринбург: Изд–во Урал. унт–та. 2001. 544 с.; Гинзбург К. Сыр и черви: картина мира одного мельника, жившего в XVI в. Москва : «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2000. 272 с.; Земон Дэвис Н. Дамы на обочине. Три женских портрета XVII в. Москва : НЛО, 2021. 384 с. [6] Одним из примеров может служить тематический номер альманаха «Диалог со временем». Вып. 5. «Историческая биография и персональная история». – Москва : УРСС, 2001. 400 с. прим. автора [7] См., например: Воропаев В.А. Николай Гоголь. Опыт духовной биографии. Москва : Паломник, 2014. 333 с.; Тамке М. Религия Толстого: Духовная биография. Москва : ББИ, 2015. 231 с. и др. [8] См., например: Коробицына Л. В. Британский историк А.Дж. П. Тейлор: Интеллектуальная биография. – Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. Екатеринбург, 2019. 229 с.; Алипов П.А. Жанр интеллектуальной биографии в современной российской историографии // Будущее нашего прошлого: материалы всероссийской научной конференции: РГГУ, 15–16 июня 2011 г. Москва , 2011. с. 7-20; Федосеева К.В. Как историк выбирает ведущую тему и метод исследования? (на примере научной биографии С.И. Архангельского) // Исторический журнал: научные исследования. 2019. № 4. с. 1 - 25. DOI: 10.7256/2454-0609.2019.4.29998 URL: https://nbpublish.com/library_read_article.php?id=29998 и др. [9] См., например: Володихин Д.М. Иван Грозный. Бич Божий. М.: Вече, 2006. 384 с.; он же, Митрополит Филипп. М.: Молодая гвардия, 2009. 288 с. и др. "Историческая экспертиза" издается благодаря помощи наших читателей.

Подосокорский Н.Н. О новой биографии вице-адмирала Горацио Нельсона, написанной М.М. Куриевым. Рец.: Куриев М.М. Нельсон. М.: Издательство «У Никитских ворот», 2023. 432 с., ил. 07.02.2023 Рецензируемая книга представляет собой научно-популярную биографию прославленного британского флотоводца, вице-адмирала Горацио Нельсона (1758–1805), написанную кандидатом исторических наук, специалистом по эпохе наполеоновских войн М.М. Куриевым. Ключевые слова: Нельсон, Великобритания, Эмма Гамильтон, Наполеон, Абукирское сражение, Трафальгарское сражение, наполеоновские войны. Сведения об авторе: Подосокорский Николай Николаевич – кандидат филологических наук, старший научный сотрудник Научно-исследовательского центра «Ф.М. Достоевский и мировая культура» ИМЛИ РАН, первый заместитель главного редактора журнала «Достоевский и мировая культура. Филологический журнал» ИМЛИ РАН (Великий Новгород); Контактная информация: n.podosokorskiy@gmail.com Podosokorsky N.N. About the new biography of Vice Admiral Horatio Nelson, written by M.M. Kuriev. Review: Куриев М.М. Нельсон. М.: Издательство «У Никитских ворот», 2023. 432 p. The reviewed book is a popular science biography of the famous British naval commander, Vice Admiral Horatio Nelson (1758-1805), written by M.M. Kuriev, candidate of Historical Sciences, specialist in the era of the Napoleonic Wars. Keywords: Nelson, Great Britain, Emma Hamilton, Napoleon, Battle of Aboukir, Battle of Trafalgar, Napoleonic Wars. About the author: Nikolay Nikolayevich Podosokorsky, PhD in Philology, Senior Researcher, A.M. Gorky Institute of World Literature of the Russian Academy of Sciences, First Deputy Editor-in-Chief of Dostoevsky and World Culture. Philological journal (Veliky Novgorod, Moscow, Russia). Имя прославленного британского флотоводца Горацио Нельсона (1758–1805) знакомо любому образованному человеку, однако, на русском языке о нем существует не так уж много исследований. Рецензируемая книга – лишь третья попытка представить всю жизнь национального героя Великобритании в виде специальной монографии, написанной российским автором. Первой в 1980 году в издательстве «Наука» вышла обстоятельная, хоть и небольшая по объему, книга «Адмирал Нельсон» (Трухановский 1980) доктора исторических наук, впоследствии академика РАН Владимира Трухановского (1914–2000). Спустя четыре года издательство «Молодая гвардия» выпустило ее расширенный и переработанный вариант, рассчитанный на более массовую аудиторию (Трухановский 1984). Вторую попытку написать полную биографию Нельсона предпринял писатель-маринист Владимир Шигин – его беллетризованная книга «Адмирал Нельсон» вышла в популярной серии «ЖЗЛ» издательства «Молодая гвардия» в 2010 году (Шигин 2010). Созданный Шигиным портрет Нельсона способен скорее вызвать неприятие личности адмирала. Финальная глава «Феномен Нельсона» производит тем более странное впечатление, что в предшествующем ей тексте герой книги показан очень мелким и невыразительным человеком. В рассказе о невидящем глазе Нельсона (ранение, полученное им на Корсике в 1794 году) автор ссылается на неназванные статьи в британской прессе (!), утверждающие, что на самом деле с его глазом ничего серьезного не случилось, и что у него «лишь несколько снизилась острота зрения» (Шигин 2010: 127), а выдумана эта легенда была, чтобы Нельсону назначили пенсию как инвалиду. Также Шигин укоряет своего героя за неблагодарность к матросу Джону Сайксу, который отвел от него смертельный удар при обстрелах Кадиса, лишившись из-за этого руки: «Удивительно, но никогда и нигде Нельсон не упоминал имени своего спасителя. Что стало с одноруким инвалидом Сайксом, тоже неизвестно. При этом Нельсон, хвастаясь этой ночной вылазкой, любил при каждом удобном случае похвалить самого себя: - В этой драке моя личная храбрость была, как никогда, огромна!» (Шигин 2010: 146). Если верить Шигину, Нельсон не терпел даже малейшей критики в свой адрес. В частности, одной из жертв его деспотизма стал отважный капитан Джеймс Сомарец, посмевший по завершении Абукирского сражения указать начальнику на допущенные ошибки в командовании: «Нельсон никогда не мог простить опытнейшего капитана (который был к тому же старше его по возрасту) за попытку критики и даже отказался представить его к награждению по итогам сражения, в котором Сомарец сыграл далеко не последнюю роль!» (Шигин 2010: 196). Эмме Гамильтон Нельсон подарил чернокожую невольницу Фатиму, вывезенную из Египта, хотя, как отмечает автор, уже в 1774 году «рабство было официально отменено, и подарок Нельсона выглядел достаточно странно» (Шигин 2010: 210). Неаполитанскому королю Фердинанду IV Нельсон «беззастенчиво врал о покорении Мальты» (Шигин 2010: 217), а свою жену Фанни «унижал» в письмах (Шигин 2010: 217). По словам Шигина, адмирал «нисколько не разбирался в армейских делах» (Шигин 2010: 221). В отношениях с первым лордом Адмиралтейства Нельсон использовал «шантаж» и вообще «вел себя как избалованный и капризный ребенок» (Шигин 2010: 227), а его письма «полны жалоб и недовольства буквально всем» (Шигин 2010: 228). В то время, когда Англия очень нуждалась в активности Нельсона, «командующий в море по-прежнему не спешил, наслаждаясь спокойной жизнью и любовью» (Шигин 2010: 232). По мнению Шигина, именно с «легкой руки» леди Гамильтон Нельсон «начал свою карательную деятельность в Неаполе» (Шигин 2010: 251), и «именно эта, ставшая роковой для Нельсона, женщина пробудила далеко не лучшие качества нашего героя. Именно она, умело играя на его слабостях, сумела сделать из него марионетку в своих руках» (Шигин 2010: 254). Иначе говоря, из книги Шигина совершенно неясно, как такой мелкий и ничтожный человек смог стать легендарной фигурой мировой истории? Автор третьей русскоязычной биографии Нельсона Мурат Куриев также попробовал разрешить противоречие между образом бесстрашного героя и «слабого человека», с которым сталкивались многие авторы, пишущие о Нельсоне. В отличие от Шигина, Куриев является профессиональным исследователем периода наполеоновских войн, кандидатом исторических наук. Помимо этой книги из-под его пера вышли еще пять монографий: «Герцог Веллингтон» (1994), «Век Наполеона: люди и судьбы» (1997; в соавторстве с М.В. Пономарёвым), «Ватерлоо. Битва ошибок» (2019), «Это N» (2020), «Железный герцог» (2021). О его биографии Наполеона и особенностях стиля автора мне уже доводилось писать для «Исторической экспертизы» (Подосокорский 2022). Новая книга Куриева о Нельсоне также обращена к массовому читателю (хотя ее тираж относительно небольшой – всего 500 экземпляров) и относится к научно-популярному жанру. Издание сопровождается выразительными иллюстрациями (черно-белыми рисунками) А.В. Темникова, а повествование обильно насыщено личными эмоциями автора и больше похоже на текстовую расшифровку живого устного рассказа, чем на строгий научный текст. Тем не менее этот рассказ основан, в первую очередь на исторических документах и академических исследованиях (хотя Куриев многократно обращается и к преломлениям образа Нельсона в искусстве), а приведенная в конце книги библиография насчитывает более 110 изданий (свыше половины из них на английском и французском языках). Одним из главных достоинств книги Куриева является погружение читателя в то, как была устроена повседневная жизнь английских моряков того времени, и какая атмосфера царила на кораблях под управлением Нельсона. Например, распространенным застольным тостом в то время на флоте, помимо вполне естественных «За Англию!», «За короля!», «За флот Его Величества!», был и такой: «За войну и болезни!» (Куриев 2023: 63). Как признавал сам Нельсон: «Мы все продвигаемся наверх благодаря чьей-то смерти» (Куриев 2023: 48). Приведу еще одну пикантную подробность морского быта: 20 сентября 1805 года, когда Нельсону исполнилось 47 лет (всего через месяц его не станет), на торжественном обеде по этому случаю капитан «Виктори» Харди «преподнес адмиралу на серебряном блюде… огромную жареную крысу. Напоминание о голодных мичманских временах. Нельсон от души посмеялся и даже, говорят, съел кусочек» (Куриев 2023: 375). Наиболее удачно Куриеву удается рассказ о больших сражениях наполеоновской эпохи. Описание им хода Абукирской битвы – одно из самых впечатляющих мест в книге. Его повествование динамично, ярко, литературно, основательно. Он виртуозно умеет создать интригу в изложении, казалось бы, известных событий, делая их объемными и захватывающими и приводя интересные статистические данные и факты. Например, любопытно, что в битве у Нила в 1798 году, когда был разгромлен флот Французской республики, а войска Бонапарта оказались «заперты» в Египте, участвовал британский линейный корабль «Беллерофонт», который позднее поучаствует и в Трафальгарском сражении, но мировую известность получит в июле 1815 года, когда на его борту Наполеон после второго отречения от престола сдастся в руки своих самых непримиримых врагов – англичан. Автор признается, что ему не очень-то нравятся сравнения разных исторических деятелей, тем более разных эпох, при этом он то и дело сравнивает Нельсона с Веллингтоном, Наполеоном и даже Черчиллем, что вполне объяснимо и, безусловно, интересно широкой публике. Хотя судьба и смерть Нельсона абсолютно уникальны. Как и его предшественники, Куриев отмечает, что Горацио перенял веру в Богу от своего отца, священника Эдмунда Нельсона, но справедливо называет эту веру «очень своеобразной» (Куриев 2023: 16). Характерно, что автор старается игнорировать все «слишком возвышенное» и «мистическое» в жизни своего героя, пытаясь каждый раз найти происходящему сугубо рациональное, приземленное объяснение. Нельсон для него – это «человек, для которого безрассудные поступки практически норма жизни» (Куриев 2023: 38). Хотя если эта «безрассудность» в итоге выковала из него героя, то, может, стоило бы назвать это качество Нельсона несколько иначе? Ведь свои главные решения британский флотоводец принимал, исходя из совершенно особых, понятных только ему оснований, тогда как окружающие могли наблюдать лишь его последующую внешнюю решимость и конечный результат, зачастую объясняемый особым везением. Характерно то, как Куриев рассказывает и комментирует историю об озарении юного Нельсона в 1776 году, когда тот отплыл в Индию, но был вынужден вернуться в Англию по причине внезапной болезни: «Воля у него и впрямь была несокрушимая, а здоровье подводило. Нельсон впервые заболевает малярией, эта хворь еще не раз к нему прицепится. Болел Горацио тяжело, и его решили отправить домой, в Англию, на корабле “Дельфин”. “Дельфин” попадал в один шторм за другим, к малярии добавились морская болезнь и депрессия» (Куриев 2023: 39). Далее следует воспоминание самого Нельсона: «Однажды мне вдруг показалось, что я не преуспею в своей профессии. Мой разум пугали те трудности, которые мне предстояло преодолеть, а вера в собственные силы была еще слишком слаба. Я не видел пути, идя по которому сумел бы достичь цели и реализовать свои стремления. После долгих и безрадостных раздумий, когда я уже готов был броситься за борт, свет патриотизма молнией озарил все вокруг, и король и отечество предстали перед моим мысленным взором, обещая свое покровительство. Мой разум возликовал, и я воскликнул: “Тогда я стану героем и, доверившись Провидению, брошу вызов каким бы то ни было опасностям!”» (Куриев 2023: 39). Автор объясняет это чрезвычайно значимое для его героя озарение тем, что Нельсон вообще был человеком «романтического склада и очень эмоциональным», и что нечто подобное могло с ним случиться «в горячечном бреду» (Куриев 2023: 40). Столь же прозаично биограф рассматривает и роман Нельсона с леди Гамильтон, которую тот называл своим «Ангелом-Хранителем» и практически боготворил: «И современников, и потомков должен волновать только один вопрос – любила ли она Нельсона? Любила, да. Но Эмма все равно законченная эгоистка. В ее любви есть расчет. Всегда. И вот что у меня отбивает всякую охоту ее жалеть. Судьба ведь у Эммы будет трагическая, а все равно – не жалко. Она манипулировала Нельсоном? Так адмирала тоже не стоит жалеть!» (Куриев 2023: 329). В другом месте он еще более резок и груб: «Нельсон адмирал великий, но человек недалекий и простоватый. Его демонстрируемая всему миру любовь к Эмме – своего рода символ этой простоты. Возможно, достойно уважения, но никак не восхищения. Выглядит он довольно нелепо» (Куриев 2023: 281). А между тем в любовных отношениях Горацио и Эммы было немало возвышенного, чудесного и поистине рыцарского, что просто не умещается в рамках расхожих представлений о «нормальном» и «приличном». Об этом кстати хорошо написал в своей книге о Нельсоне Гарри Эджингтон, упомянувший, что Нельсон воспринимал портреты своей возлюбленной, размещенные в его каюте, как своего рода иконы, и порой по едва заметным изменениям на них угадывал перемены в жизни Эммы (Эджингтон 1992: 216). «Я называю их моими Ангелами-хранителями и верю в то, что молитвы Святой Эммы гораздо быстрее дойдут до Бога, чем молитвы любого святого из Римского календаря» (Эджингтон 1992: 212), – писал он в одном из своих многочисленных посланий к леди Гамильтон. Нельсон свято верил в то, что ее молитвы не раз спасали ему жизнь. Он даже объявил 26 апреля, день рождения леди Гамильтон, днем Святой Эммы, и приказал офицерам своей эскадры прибыть к обеду на борт флагмана, чтобы принять участие в «церемонии приобщения ее к лику святых» (Эджингтон 1992: 215). А вот как смотрит на этот великий роман Куриев: «Мы уже знаем, что Эмма и без того сильно располнела, если захотеть, можно называть ее “отвратительной толстухой”. Кое-кто так и делает. Эмма, разумеется, не модель, и с такой фигурой ее вряд ли пригласили бы поработать в “Храме здоровья”. Кстати, большая претензия к создателям фильма с Вивьен Ли. Она там до конца жизни – тростинка. Не то чтобы я сильно ратую за “историческую правду”, но разве не важно, что Нельсон любил женщину, которую совершенством уже вряд ли назовешь» (Куриев 2023: 286). В этом и состоит огромная разница между взглядом любящего человека (а Нельсон, конечно, любил Эмму отнюдь не только за ее некогда прекрасную внешность, столь восхищавшую многих художников и эстетов) и тем, кто сосредоточен, главным образом, лишь на бросающихся в глаза недостатках, будь то физические изъяны, дурные проявления характера или отдельные неблаговидные поступки. Как сказал о леди Гамильтон сам Нельсон незадолго до своей гибели: «Храбрая Эмма! Хорошая Эмма! Побольше бы таких Эмм, и было бы больше Нельсонов» (Эджингтон 1992: 243). Очевидно, что многие подвиги национального героя Британии только потому и стали возможными, что было кому его вдохновлять не только на них, но на то, чтобы вообще жить дальше, с его многочисленными ранениями (и это вообще довольно частый случай в мировой истории!). Несколько странным является замечание автора об отношении Нельсона к его официальной жене Фанни, с которой тот разошелся, полюбив Эмму: «От Фанни он отделался самым решительным образом. Знаете, он ведь мог иногда просто писать ей письма, ни о чем. Ее, мне кажется, это вполне устроило бы» (Куриев 2023: 314). Может ли вообще гений писать письма некогда близкому человеку «ни о чем»? Вопрос риторический. Особое место в книге отведено последней в карьере и жизни героя кампании 1803–1805 годов, которая «открыла нового Нельсона – не только боевого командира, но и прекрасного администратора, политика, создателя сети разведки» (Сабитова 2019: 368). Куриев доходчиво объясняет, почему англичане постоянно одерживали победы на море над неприятелем. «В 1805 году бюджет английского Королевского флота – почти 12 миллионов фунтов стерлингов. Французского – меньше миллиона! Даже у испанцев – почти три!» (Куриев 2023: 382). Также «британцы на море практически всегда придерживались наступательной тактики. Это обеспечивает соответствующий настрой, они “заряжены на победу”. Кроме того, захваченные суда противника – призовые деньги, серьезный материальный стимул. Не стоит забывать и о том, что и матросы, и солдаты Его Величества физически были крепче своих противников. Англия – страна экономически более развитая. Бедность, она, конечно, везде бедность, но рацион питания у англичан все равно богаче. И к примеру, мясо они ели гораздо чаще, чем крестьяне континентальной Европы» (Куриев 2023: 386). К сожалению, автор так и не прояснил ответ на давний вопрос – в каком именно алкогольном напитке хранили тело погибшего в Трафальгарской битве адмирала Нельсона, пока его не доставили на родину: в бочке с ромом (Шигин 2010: 355; Земцов 2021: 12) или же с коньяком/бренди (Трухановский 1980: 173; Эджингтон 1992: 262; Хибберт 2006: 442)? Куриев по этому поводу пишет следующее: «[Доктор] Битти поручил матросам найти самую большую бочку на корабле, тело Нельсона в одной рубашке, с коротко постриженными волосами, поместили в нее и заполнили бочку ромом. Или бренди? Какая разница? А разница между тем предмет жарких споров. Бренди – напиток более благородный. И дорогой. Так что, полагаю, это был все-таки ром. Тем более что рома на кораблях хватало. Я бы и вообще не стал обращать внимание на историю с ромом, если бы она не имела продолжения. С тех самых пор казенный ром стали называть “кровью адмирала” или “кровью Нельсона”. Выражение прочно вошло в обиход. Связано ли это с другой легендой? О том, что, дескать, ром из той самой бочки впоследствии раздали? Что его употребляли по “особо торжественным случаям”? Сильно сомневаюсь, но легенда – живет. Бочка была, точно» (Куриев 2023: 413–414). На протяжении всей книги историк показывает, как его герой, подобно Наполеону и другим выдающимся фигурам той романтической эпохи, сам участвовал в формировании своей легенды, стараясь не отдавать такое важное и деликатное дело «на волю случая». Известно, что заслуженный адмирал «проявлял личный интерес к работе мастеров, которые делали гравюры с его портретов, стремясь к тому, чтобы те наилучшим образом изобразили его и его боевые раны» (Форрест 2022: 60). Это же проявлялось и в скандальной любовной связи Нельсона с Эммой Гамильтон, ставшей уже в конце XVIII «одной из самых известных фигур Англии», во многом благодаря тому, что ее портреты часто создавали выдающиеся художники того времени (Лилти 2018: 107–108). Куриев справедливо отмечает, что «Нельсон был одержим славой», и что он «всегда находил время для участия в торжественных церемониях, любил давать интервью» и т.п. (Куриев 2023: 41). В целом появление новой биографии Нельсона должно обновить и стимулировать дискуссии относительно военной деятельности и частной жизни героя Трафальгара, а также содействовать дальнейшим попыткам понять его личность, которая остается не до конца разгаданной и по сей день. БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК Земцов 2021 – Земцов В.Н. 200 лет Трафальгара: от ликования к коммеморации // Известия Уральского федерального университета. Серия 2: Гуманитарные науки. 2021. Т. 23. № 1 (204). С. 9–24. Куриев 2023 – Куриев М.М. Нельсон. М.: Издательство «У Никитских ворот», 2023. Лилти 2018 – Лилти А. Публичные фигуры: Изобретение знаменитости (1750-1850) / Пер. с франц. П.С. Каштанова. СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2018. Подосокорский 2022 – Подосокорский Н.Н. О новой биографии Наполеона М.М. Куриева. Рец.: Куриев М. М. Это N. Москва: У Никитских ворот, 2020. 592 с. // Историческая экспертиза, 2022. № 4. С. 243–249. Сабитова 2019 – Сабитова Л.Р. «Прелюдия к Трафальгару»: британская средиземноморская кампания 1803–1805 гг. // Запад и Восток: история и перспективы развития: Сборник статей 30-й Юбилейной Международной научно-практической конференции, Рязань, 18–19 апреля 2019 года / Под ред. И.М. Эрлихсон, Ю.В. Савосиной, Ю.И. Лосева. Рязань: Индивидуальный предприниматель Коняхин Александр Викторович, 2019. С. 364–369. Трухановский 1980 – Трухановский В.Г. Адмирал Нельсон. М.: Наука, 1980. Трухановский 1984 – Трухановский В.Г. Судьба адмирала: триумф и трагедия. Жизнеописание Горацио Нельсона, британского флотоводца, его плаваний и битв, его любви и гибели. М.: Молодая гвардия, 1984. Форрест 2022 – Форрест А. Место наполеоновских войн в британской национальной памяти // Вопросы всеобщей истории. 2022. № 25. С. 50–71. Хибберт 2006 – Хибберт К. Частная жизнь адмирала Нельсона / Пер. с англ. Н.А. Анастасьева. М.: АСТ: АСТ Москва: Транзиткнига, 2006. Шигин 2010 – Шигин В.В. Адмирал Нельсон. М.: Молодая гвардия, 2010. Эджингтон 1992 – Эджингтон Г. Адмирал Нельсон. М.: Прогресс: Прогресс-Академия, 1992. "Историческая экспертиза" издается благодаря помощи наших читателей.

Валентина Пизанти: «Рост культуры памяти и ее институтов приводит к усилению влияния отрицателей Холокоста». Интервью с В. Пизанти 31.01.2023 Валентина Пизанти, профессор семиотики Университета Бергамо (Италия). Публикации ученого посвящены следующим проблемам: отрицание Холокоста, расизм, анализ политического дискурса, нарратология, юмор, интерпретирующая семиотика, риторика, семиотика свидетельств. Автор книг: Guardiani della memoria e il ritorno delle destre xenofobe (Bompiani, 2020; English translation The Guardians of Memory and the Return of the Xenophobic Right, Primo Levi Editions, 2021); Abusi di memoria: negare, banalizzare, sacralizzare la Shoah (Bruno Mondadori, 2012); La Difesa della Razza: antologia 1938-1942 (Bompiani, 2006); L'irritante questione delle camere a gas: logica del negazionismo (Bompiani 1998, new edition 2014). Valentina Pisanty: “The more Memory Culture grew and the more institutionalized it be-came, the more the deniers gained visibility” Valentina Pisanty teaches Semiotics at the University of Bergamo. She has published articles and essays on Holocaust denial, racism, political discourse analysis, narratology, hu-mour, interpretive semiotics, the rhetoric of memory-making and the semiotics of testimony. Дорогая профессор Пизанти, первый вопрос обусловлен тем, что наш журнал специализируется на исследованиях памяти. Ян Ассманн считает, что семейная память современных людей охватывает не более трех поколений (промежуток 80-100 лет). Эта гипотеза хорошо соотносится с советской реальностью, где люди боялись рассказывать о предках из «эксплуататорских классов», а также о родственниках, попавших под каток сталинских репрессий. Из советской мнемонической перспективы Италия смотрится как другая планета с ненарушенной преемственностью, где люди живут в старинных домах в средневековом антураже. Приложима ли гипотеза Ассманна к Италии? Как глубока ваша семейная память? Ваше представление об Италии как о планете ненарушенной преемственности должно быть пересмотрено. В Италии также присутствовали разрывы по генеалогическим линиям. С девятнадцатого века страна пережила массовую эмиграцию, не говоря о постоянной внутренней миграции (прежде всего с юга на север) между различными частями страны, объединившейся только в 1861. Считаю, что гипотеза Ассманна достаточно убедительна независимо от того, к каким географическим, культурным или историческим обстоятельствам она применяется. Если под семейной памятью мы подразумеваем набор историй, анекдотов, «мифов основания» и т.д., передаваемых от одного поколения к другому, то резонно предположить, что все эти нарративы явственно сохраняются лишь в живой памяти тех, кто нам их рассказывает, но не тех, кто их слушает. Мы храним лишь смутные воспоминания о том, что наши деды рассказывали нам о своем детстве и, может, об их родителях, но я сомневаюсь, что наши внуки запомнят наши рассказы о лично незнакомых им далеких предках и смогут передать их своим потомкам. Возможно, мы способны цепляться только за память о тех людях с кем мы взаимодействовали, а все относящееся к более раннему времени увядает в забвении или хранится в виде того, что Юрий Лотман назвал «семиосферой»: коллекций фотографий, видео или аудиозаписей, писем, дневников и т.д. Разумеется, это не относится к тем, кто принадлежит к знатным или к знаменитым семьям, оставившим заметный след в истории. Если бы моя фамилия была Борджиа или Гарибальди моя семейная память покрывала бы больший промежуток времени, но в таком случае она бы, используя терминологию того же Яна Ассманна, превратилась бы в культурную память, доступную представителям всего человечества. Советская пропаганда рассказывала нам о массовом итальянском Сопротивлении под руководством коммунистической партии в годы Второй мировой войны. Мы обожали партизанскую песню Белла Чао. Поэтому я был поражен, когда обнаружил в древнем городе Вероне только один памятник партизанам-антифашистам и скромный мемориал жертвам Холокоста. В тоже время там насчитывается с десяток памятников, прославляющих «наших» танкистов, летчиков, моряков, военных водителей и т.д. с неявными, но ощутимыми отсылками к эпохе Муссолини. Два из этих памятников особенно красноречивы: 1) Вот надпись на установленном в 1971 памятнике Девятому батальону саперов, где в числе их подвигов перечисляется форсирование Днепра и Дона 2) На средневековой городской стене Вероны установлена мемориальная табличка: «Многочисленным сынам [города], принесшим себя в жертву в войне в пустыне, павшим в эпической битве под Эль-Аламейном (23/X – 6/XI 1942), которые представили новым поколениям пример героической преданности и верности долгу». Является ли это скрытое прославление фашистского прошлого спецификой Вероны или это общеитальянское «место памяти»? Могли бы вы рассказать, как память о Второй мировой войне передается в вашей семье? Верона – это город, тяготеющий к правым. Здесь был идеологический центр Республики Сало, ее принципы были сформулированы и провозглашены в Вероне в ноябре 1943, а сегодня, если говорить о преобладающих в городе политических симпатиях, тут пользуется популярностью крайне правая Лига Севера (Lega Nord). Поэтому меня не удивляет малочисленность памятников, посвященных левому крылу партизан-антифашистов. При этом в приведенных вами примерах речь идет не об открытом воспевании фашизма, а, скорее, о растворении фашистской памяти в более широких националистических и колониальных чувствах. Другие итальянские города и регионы, такие как Пьемонт, Лигурия, Эмилия-Романа и Тоскана, более предрасположены к сохранению своей партизанской памяти. И эта память, замечу попутно, связана не только с коммунистической партией. Хотя большинство партизан, действительно, были коммунистами, представители других политических сил также участвовали в Сопротивлении. Это явление, скорее, не было столь массовым, как оно представлялось в советской пропаганде и в итальянском публичном дискурсе, начиная с 1960-х и до тех пор, пока на рубеже 1980-х и 1990-х Сопротивление не было отодвинуто на второй план культурной памятью о Холокосте. Хотя в количественном измерении partigianiбыли не особенно многочисленны (большинство итальянцев не присоединились к Сопротивлению), тем не менее, это основополагающая глава современной итальянской истории. Само по себе Сопротивление было не в состоянии одолеть нацистов и фашистов, тем не менее, Германия была вынуждена держать здесь в заключительный период войны несколько дивизий, так нужных на других участках фронта. Впоследствии этот факт позволил обосновать почтенный контр-нарратив тому моральному и политическому банкротству, к которому Италия пришла при фашистском режиме. После войны Сопротивление стало краеугольным камнем итальянской демократии, конституция страны носит открыто антифашистский характер. Не все итальянцы чистосердечно отождествили себя с этими ценностями. Кроме ностальгирующих фашистов, негодующих во имя своих политических верований, от которых они и не думали отказываться, по поводу прославления Сопротивления, молчаливое большинство предпочло забыть о своем прежнем сочувствии фашистскому режиму. Для них важным было не прославление фашистского прошлого, а стремление уклониться от обсуждения этого прошлого. Расхожее выражение “Italiani brava gente” (Итальянцы – славные люди) формулирует самонадеянный стереотип, с помощью которого итальянцы десятилетиями снимали с себя ответственность, избегая упоминаний о своей вовлеченности в колониальные и антисемитские преступления фашистского режима. До 1990-х мало кто, кроме историков, знал о том, какую роль итальянский фашизм сыграл в подготовке нацистских депортаций 1943. Мало кому было известно о расовых законах 1938 или о роли фашистской пропаганды и предшествовавшей ей католической пропаганды в распространении агрессивной антисемитской риторики, которая в не столь откровенных формах сохранялась в итальянском культурном ландшафте и в послевоенный период. Не было исследований, посвященных фашистскому журналу «Дифеза делла рацца» (Difesa della razza, защита расы), который издавался в 1938–1943 с целью разрабатывать и распространять «научную» доктрину расы для оправдания колониальной политики и государственного антисемитизма. Первая итальянская выставка, посвященная фашистскому изводу расизма, состоялась в 1994 и, несмотря на то, что на ней экспонировался душераздирающий набор антисемитских и злобных расистских стереотипов «домашнего изготовления», она не смогла существенно изменить общее представление итальянцев о себе как чрезвычайно доброжелательном сообществе, которое никогда не было одержимо враждебными чувствами к своим меньшинствам. 1990-е были временем, когда дрейф к мягким формам исторического ревизионизма был составной частью господствующего либерального дискурса, выражением чего, еще задолго до завершения «спора историков» (Historikerstreit), была широкая популярность Эрнста Нольте на страницах влиятельной «Корьере делла Сера» (Corriere della Sera, вечерний курьер). После падения советской империи потребовалось принять якобы пост-идеологическую позицию, фактически уравнивающую нацизм и коммунизм и провозглашающую пришествие золотого века либеральной демократии, эпохи не только в равной степени осуждающей все тоталитарные режимы, но и оставляющей в прошлом монструозное наследие двадцатого столетия. В этом контексте я вспоминаю свое участие в 1998 в телевизионных дебатах на третьем национальном канале, в финале которых ведущая безуспешно попыталась организовать сцену публичных объятий писательницы Хельги Шнайдер (Helga Schneider), дочери члена СС, служившей в охране Аушвица, и узницы той же фабрики смерти Лилианы Сегре (Liliana Segre), символизируя тем самым, что все раны уже исцелены и теперь мы можем вместе двигаться вперед к лучшему будущему без расизма и дискриминации. Таков был преобладающий настрой, которому попытался бросить вызов депутат парламента Фурио Коломбо, когда в середине 1990-х начал крестовый поход с целью учредить Национальный день поминовения, подразумевая критику активной роли, сыгранной муссолиниевским фашизмом в годы преследований итальянского и европейского еврейства. Законопроект имел целью не исцелить, но погрузить палец глубже в собственную рану и держать его там по меньшей мере до тех пор, пока итальянская культура не отнесется серьезно к своему собственному расистскому и антисемитскому прошлому. Таким образом впервые был официально сформулирован вопрос: «А как обстоят дела в нашем доме?». Шоа не была, как итальянцы долгое время внушали себе, несчастливым историческим происшествием, возникшим в результате неосознанной ошибки, но итогом намеренных и широко пропагандируемых намерений совершить убийства, т.е. дело не в каких-то напрямую не относящихся к итальянской нации нюансах, а в специфическом итальянском преступлении, которое итальянцы десятилетиями заметали под ковер. Коломбо изначально предлагал установить в качестве Национального дня поминовения не 27 января (день освобождения Аушвица в 1945), но 16 октября — день облавы в римском гетто в 1943, подчеркивая тем самым соучастие итальянцев в нацистских депортациях. Но Туллия Зеви (Tullia Zevi), возглавлявшая в то время Союз еврейских общин Италии, убедила его выбрать 27 января, с целью поместить итальянское поминовение Шоа в общий европейский контекст (ср. резолюцию Европейского парламента 1995). Это решение породило серьезное недопонимание смысла данного закона. Многие глубоко укорененные неверные представления итальянской национальной памяти только укрепились в общественном сознании. А именно: 1) Тот факт, что Шоа не является специфическим итальянским преступлением и лагеря смерти находились за пределами Италии, понимается таким образом, что итальянцы не несут реальной ответственности за истребление евреев. 2) День поминовения 27 января скорее является днем торжества по поводу окончания кошмара и начала созидания на руинах двадцатого века послевоенной общеевропейской идентичности и, возможно, еврейской идентичности, чем возможностью критически подойти к осмыслению темных страниц нашей национальной истории. Закон вызвал усиление требований ультра-националистических партий, жаждущих реабилитировать «положительные стороны» итальянского фашизма. Возникла полемика по поводу якобы существующей необходимости расширить понятие жертв, включив «все жертвы» Второй мировой войны, в том числе тех (в большинстве своем фашистов и их сторонников), кто был убит югославскими партизанами в Истрии и Далмации. Я не хочу входить в детали болезненной истории массовых убийств в Истрийских пещерах (Istrian Foibe), но ограничусь тем, что память об этих преступлениях стала pièce de resistance (главным блюдом) крайне правой риторики, направленной на то, чтобы «уравновесить» одно преступление при помощи другого. Другой более тонкий способ, с помощью которого крайне правые партии эксплуатируют риторику и политику памяти, порожден итальянским законом о поминовении. Возможность отдать дань памяти, соблюдая стандартизированные ритуалы поминовения Холокоста, позволила широкому кругу политиков сомнительных взглядов пройти своего рода обряд очищения, необходимый для того, чтобы претендовать на ответственные политические позиции. Наконец, с годами ксенофобские правые партии научились удалять из принятых способов поминовения Холокоста их историческое содержание, чтобы обходными путями приписать себе роль преследуемых жертв. Это не только итальянский феномен, но, на мой взгляд, это самый тревожный побочный эффект трех десятилетий космополитической культуры памяти на всем глобальном Севере. В заключительной части этого вопроса вы спрашивали о моей семейной памяти о Второй мировой войне. Мой отец происходит из семьи евреев, не соблюдавших иудейские обряды и переселившихся в Милан, где он родился, из Болгарии. Во время войны он был семилетним ребенком, когда его родители сумели сбежать в Швейцарию (другие члены их большой семьи не были столь счастливы). Я встречала моего деда по отцовской линии и была впечатлена им, хотя он не особенно хотел распространяться о своем опыте Первой (он был тогда солдатом) и Второй мировой войн. Мой отец удивительным образом сохранил добрые воспоминания о Швейцарии, особенно о времени, когда родители смогли соединиться после месяцев, проведенных в разных лагерях беженцев. Он любил вспоминать свое детство в Невшателе. Моя мать родилась в католической семье и ее отец, как многие итальянцы в эпоху Муссолини был фашистом (я никогда не видела его, но, судя по семейным воспоминаниям, он не был антисемитом), в то время как ее мать была аполитичной и главным образом занималась вопросами питания, обихода и воспитания детей в тяжелые годы потрясений. Во время войны они прошли через все тогдашние трудности, включая счастливое избавление от бомбежек союзников в ходе освобождения Милана, но рассказы об этом были полностью очищены от политического анализа. В результате воздействия этих несовместимых семейных памятей мы с братом почти ничего не знали о Второй мировой войне до тех пор, пока наши родители не решили, что мы уже достаточно взрослые, чтобы знать «как оно было на самом деле». В основном это были официальные культурные каналы, такие как знаменитый минисериал «Холокост» (1978) и поездка в Дахау, о которой я до сих пор вспоминаю как о кошмаре. Вечером после поездки в Дахау — мне было девять или десять лет — мы ужинали в печально знаменитой мюнхенской пивной «Хофбраухаус» (Hofbräuhaus), где я узнала детали путча 1923 года, и там к нам подошел плаксивый баварский пьяница, которого я приняла за одержимого чувством вины старого нациста. Ночью меня начал бить озноб, который я тогда объяснила впечатлениями предыдущего дня. Согласно категориям современных исследований травмы я стала тогда свидетелем второй руки, свидетельствующим о свидетельстве, через которого травма может передаваться следующим поколениям. Ряд специалистов были вовлечены в исследования памяти под влиянием своей семейной памяти. Что привело вас к изучению коллективной памяти? В моем случае нет прямой связи, хотя, рассуждая задним числом, возможно, сказалось отсутствие ясности с семейной памятью в отношении Холокоста, что подстегивало мой интерес к исследованию этой темы. Я приступила к ее изучению еще в середине 1990-х, когда писала докторскую диссертацию по семиотике в Болонском университете, где моим научным руководителем был Умберто Эко. Будучи студенткой, я с большим интересом занималась интерпретацией нарративных текстов, тем как одна и та же история может быть по-разному прочитана в зависимости от целей и стилей мышления читателей. Меня особенно привлекали параноидальные стили осмысления (моя дипломная работа была посвящена эзотерическим интерпретациям Красной шапочки). Умберто Эко предложил применить те же методы к анализу работ отрицателей Холокоста, при этом он не знал, что я наполовину еврейка. Его главный совет был не тратить силы на доказательство того, что отрицатели Холокоста являются отвратительными лжецами. Это и так понятно. Необходимо выяснить, как они мыслят и стоит ли за их безумными рассуждениямиобщий метод? Поэтому я старалась понять, каким образом отрицатели читают те же самые документы, что и историки (дневники Анны Франк, письменные свидетельства Рудольфа Гесса и Курта Герштейна и т.д.) и при этом используют их как доказательства того, что, согласно их утверждениям, Холокост является выдумкой сионистской пропаганды и т.п. Как они осмысливают эти документы, как сводят концы с концами, какого рода выводы делают, как преодолевают возникающие противоречия? Какой контр-нарратив они предлагают с учетом того, что множество независимых источников однозначно подтверждают факт геноцида? Я использовала «текстоцентричный» метод медленного чтения текстов отрицателей, чтобы уловить механизмы их параноидальной логики, которые я сверяла с интерпретацией тех же текстов историками, что позволило избежать прямого общения с отрицателями и обойтись как без интервью с ними, так и включенного наблюдения. Моя диссертация была опубликована в 1998 и с тех пор я занимаюсь ритуалами и практиками культуры памяти, прежде всего связанными с днями поминовения Холокоста. Это были годы, когда политика памяти достигла пика: Яд Вашем, многочисленные фильмы о Холокосте, в том числе «Список Шиндлера» Спилберга и «Жизнь прекрасна» Бенини, Мемориальный музей Холокоста в Вашингтоне, проект строительства общеевропейской идентичности на основе нарратива о жертвах Холокоста… Все это привело меня к осмыслению парадокса: рост культуры памяти и ее институтов приводит к усилению влияния отрицателей Холокоста, других антисемитов и крайне правых расистов. Их цель не столько доказать, что Холокоста на самом деле не было, сколько получить общественное признание: раз с ними ведут дебаты, то их точка зрения имеет право на существование. Они долго добивались этого. Отрицатели Холокоста появились уже в 1940-х, но никто не обращал на них внимания до 1978, когда Дело Робера Фориссона (Robert Faurisson) разразилось сперва во Франции, а потом отозвалось эхом по всей Европе и в США. Что же привело к тому, что в 1978 отрицатели оказались в центре внимания? А в том году на экранах США и Европы демонстрировался минисериал «Холокост». Питер Новик в своей книге «Холокост в американской жизни» (The Holocaust in American Life) отмечает, что воздействие сериала было не только масштабным, но и противоречивым. На волне шумихи вокруг «Холокоста» французские газеты решили, что пришло время опубликовать провокационные письма Фориссона, в которых он утверждал, что нацисты не использовали газовые камеры, что в свою очередь породило напряженную дискуссию о пределах свободы высказываний, участники спорили, что является более скандальным: утверждать, что Холокоста не было, или запрещать кому-либо высказывать свои взгляды пусть даже ложные и отвратительные? В результате возрос интерес к дебатам о Холокосте, после чего возникли прочувствованные дискуссии о том, кто имеет право говорить от имени жертв, что в свою очередь привело к новому витку дебатов... В 2021 я опубликовала книгу «Злоупотребления памятью» (Abusi di memoria), в которой сфокусировалась на том, как отрицание, тривиализация и сакрализация памяти о Холокосте (и возможно любой травматической памяти) работают совместно подобно винтикам одного слаженного механизма. Каждое из этих трех риторических «устройств» непроизвольно приводит в действие два других. Отрицатели и тривилизаторы пробуждают защитные реакции у тех, кто именуют себя «хранителями памяти» и порой требуют монопольного права на легитимное использование памяти. Отрицатели, с одной стороны, обвиняют хранителей сакрализованной памяти в ее искажении ради достижения своих целей (порой такое случается на самом деле), с другой – используют упрощенные построения тривилизаторов, доказывающих, что ничего из ряда вон выходящего не происходило. Тривилизаторы в свою очередь играют на противоречиях отрицателей и хранителей и используют их, чтобы производить и продавать свой «массовый» продукт памяти, и т.д. Ваша недавняя провокативная и плодотворная книга «Хранители памяти и возвращение ксенофобских правых» посвящена чувствительному вопросу памяти о Холокосте. В Предисловии к ней Майкл Ротберг так формулирует ее главную тему: «Действительно ли так восхваляемая память о Холокосте с ее взаимосвязанными лозунгами: “Никогда не забудем!” и “Никогда снова!”, — не просто не сумела предотвратить подъем правых сил, но, что гораздо печальней, даже поспособствовала этому политическому повороту?» (p. 7). На мой взгляд возможны три спекулятивных причины того, почему «хранители памяти» так и не смогли учредить память о Холокосте в качестве основы космополитической (глобальной) памяти и идентичности: 1) Концепт глобальной памяти и идентичности является чистой утопией, так как нация-государство в прошлом, настоящем и будущем выступает наиболее обширной из возможных форм эффективно функционирующего сообщества; 2) Не Холокост, а другое историческое событие (события) должно было стать стартовой точкой строительства глобальной памяти и идентичности; 3) Менеджеры памяти о Холокосте допустили непростительные ошибки в процессе глобального «масштабирования». Какая из этих трех причин представляется вам ведущей или может быть есть четвертая причина? Первая, хотя две другие тоже сказались. Я не уверена, что нация государство является наиболее обширной из возможных форм эффективно функционирующего сообщества. Но я точно знаю, что спущенный в 1990-е «сверху» проект «сломать контейнер» национальных памятей, чтобы разработать единую антитоталитарную сфокусированную на жертвах память и собрать на ее основе европейскую идентичность оказался в лучшем случае весьма нереалистичным. Первая причина сказалась потому, что память, в отличие от истории, по определению носит субъективный, односторонний и пристрастный характер. Те, кто внедряют представления о прошлом исключительно с точки зрения памяти, в какой-то мере всегда отрицают беспристрастную природу исторической науки. Ведомо это им или нет, «хранители» в любом случае внедряют «частнособственнический» принцип в менеджмент конфликтов памяти. Они не считают необходимым выяснить, «как это было на самом деле», их даже не интересует, какими разными способами могут представляться воспоминания об одних и тех же событиях, их цель — объявить единственно правильной «нашу» точку зрения на события, которая автоматически отвергает все другие версии. Наследие сохраняется в виде неотчуждаемой памяти (опыта), которую ни одна историческая реконструкция не в состоянии освободить от ее субъективного содержания. Таким образом, наследие передается через односторонний рассказ об этом опыте, принятие которого дает право обозначать себя как «мы». Совладельцы памяти и члены группы делегируют право управлять ею. И это обстоятельство, как можно догадаться, поднимает ряд важных вопросов, которые все как один связаны с расплывчатостью местоимения «мы». Кто имеет право устанавливать «правильные» коммеморативные форматы, разрушающие другие возможные версии? Что происходит с памятями, которые не могут передаваться в согласии с господствующей парадигмой (например, память сторонников Республики Сало в годы гегемонии памяти о Сопротивлении), и как они воскресают в периоды политической нестабильности, когда властные отношения между господствующими памятями, конкурирующими контр-нарративами и безмолствующим большинством подвергаются реорганизации? Как объяснял Морис Хальбвакс, память служит интересам, чувствам и проектам тех, кто ею управляет, в то же время культурные фильтры, через которые отбираются эпизоды, достойные быть увековеченными, зависят от господствующих интересов и мыслей сообщества, к которому принадлежат менеджеры. Именно по тому, что она основана на «частнособственническом» восприятии истории, память постоянно порождает конфликты среди сторонников различных способов присвоения прошлого, как это демонстрируется обличительными речами, которые десятилетиями вспыхивают вокруг менеджмента коммеморативных ресурсов (не только относящихся к Шоа). Постоянные диспуты заставляют думать, что борьба за контроль над памятью не продукт недоразумений, но мощный внутренний источник ее существования. Добавлю, что нарратив жертв, неоспоримой парадигмой которого является память о Холокосте, стремится к акцентированию пассивной роли своих протагонистов, что делает такие нарративы особенно неподходящими для использование в рамках прогрессивной политической повестки (см. новаторскую работу Даниеле Глиголи «Критика жерты» (Daniele Giglioli Critica della vittima, 2014)). Давайте не забывать о заявленной цели культуры памяти продвигать этическое мышление. Если «Никогда больше» что-нибудь да значит, то эта максима подразумевает усилия с целью осуществить изменения. Всякий раз, сталкиваясь с первыми признаками дискриминации любого меньшинства (не обязательно своего собственного), люди, разделяющие это торжественное обещание, обязаны активизировать свою деятельность. Им необходимо анализировать системные причины конфликтов, которые ведут к этой несправедливости, понимать лежащие в их основе механизмы, рассматривать альтернативные сценарии и осуществлять коллективные действия, посредством которых эти сценарии могут стать реальностью. Но ведь жертвы это по определению те, кто лишены возможности что-либо изменить. Как всеобщая идентификация с жертвами величайшей из исторических травм может способствовать принятию на себя коллективной ответственности в отношении насилия в прошлом и настоящем? Поэтому, отвечая на второй пункт вашего вопроса, следует отметить, что продвижение ответственного гражданского поведения, не важно — локального, национального, либо глобального — не может полностью основываться на нарративе Холокоста. Без того, чтобы детально не рассматривать механизмы вовлечения (в том смысле, который предложил Майкл Ротберг), включая целый набор макро- и микро- решений, сделанных под давлением множества причин, которые вели к одной или другой исторической катастрофе, нет смысла заявлять «Никогда больше!». Но это означает отказ от перспективы жертв, которые по определению не виноваты, и подразумевает отождествление себя с тем, что Примо Леви определил как «серую зону», в которой большинство из нас действует большую часть своей жизни. И в заключение, относительно пункта 3, ошибки хранителей памяти слишком многочисленны, чтобы перечислять их задним числом. Главная ошибка, на мой взгляд, состоит в превращении памяти в ценность, вместо того, чтобы использовать ее как средство для ориентации в настоящем и концентрации на достижении будущих целей. На мой взгляд, вы сделали настоящее открытие, указав на противоречие между глобальной рамкой и попытками внедрить в общественное сознание представление об «уникальном в своей уникальности» (А. Рой Екхардт, A. Roy Eckhardt) Холокосте, который «качественно отличается от всех массовых убийств в мировой истории» (p. 97). Следуя этой концепции, Мемориальный музей Холокоста в Вашингтоне выпустил в 2019 «Заявление по поводу позиции Музея в отношении аналогий с Холокостом», в котором «однозначно отвергает любые попытки провести аналогии между Холокостом и другими историческими и современными событиями» (https://www.jewishexponent.com/2019/07/10/academics-holocaust-museum-statement/). Я считаю, что узко националистическая концепция «несравнимости» является главной причиной того, что проект глобальной идентичности на основе памяти о Холокосте провалился. Каково ваше мнение по этому вопросу? Отказ от аналогий равносилен запрету думать. Чтобы понять сложную динамику любого события, необходимо сравнивать его с другими событиями, отмечая общие черты и различия. Это ни в коем случае не ведет к отождествлению разных событий, сколь схожи и сколь предосудительны они бы не были. Подчеркивая аргумент «уникальности в своей уникальности», сторонники запрета сравнивать что-либо с Холокостом демонстрируют, что они на самом деле не заинтересованы в более глубоком исследовании исторических фактов и, следовательно, в лучшем их понимании, чтобы предотвратить повторение подобных преступлений, вопреки тому, что они неустанно твердят по этому поводу, прибегая к стандартной риторике Холокоста. Похоже, что они больше заинтересованы в установлении монополии на право интерпретировать геноцид евреев. Придавая сакральный статус Холокосту, они сворачивают тем самым дальнейшие исследования и публичные дебаты, путем обвинения любого, кто подходит к историческим фактам с других точек зрения (например, усматривая преемственность между антисемитскими и колониальными преступлениями), как играющего на стороне антисемитов. Такой подход не имеет ничего общего с углублением понимания событий Шоа и условий, благодаря которым Катастрофа стала возможной, но, скорее, является стремлением политического использования памяти об этой трагедии. Вы отмечаете, что утверждения о «несравнимости» сосуществуют с учреждением памяти о Холокосте как парадигмы для других коллективных памятей. В современном публичном дискурсе Холокост предстает в качестве одновременно исключения и правила, как парадоксальный прототип, который не предусматривает уподоблений себе. Но каким образом Холокост может быть в одно и то же время и всеобщей парадигмой и «уникальным в своей уникальности» событием? В этом и состоит суть проблемы. Все апории «космополитической памяти» скрываются в противоречии между предполагаемой универсальностью базового нарратива и неизбежной специфики его практического использования. Прилагаемый к широкому спектру исторических контекстов, приспособленный для «универсального» использования нарратив Холокоста формировал политическое воображение последнего тридцатилетия, сводя каждый конфликт к противостоянию преследуемых и преследователей. В результате конкуренции жертв обвинения в оскорблении их памяти переносилась на представителей соперничающих групп. Хранители памяти, включая представителей Мемориального музея в Вашингтоне, стремятся свести эти диспуты к тому, кто из соперничающих сторон имеет больше прав, чтобы высказывать свои практические требования с помощью словаря Холокоста. Когда они находят какое-либо сравнение неприемлемым, они выдвигают аргумент несравнимости. С другой стороны, они поддерживают те сравнения универсалистского характера, которые помогают укрепить легитимность хранителей. Вы пишете, что огромная популярность сериалов «Клан Сопрано» (The Sopranos), «Декстер» (Dexter), «Во все тяжкие» (BreakingBad), «Ходячие мертвецы» (The Walking Dead), «Игра престолов» (Gameof Thrones), «Острые козырьки» (PeakyBlinders) и других отражает «тенденцию к социальному дарвинизму» (p. 217), эгоистический поворот общественного сознания. Я считаю, что это важное наблюдение демонстрирует, что в ситуации нынешних глобальных вызовов люди неадекватно реагируют, используя в качестве образцов поведения нарративы волшебной сказки, где герои стремятся заполучить добычу не для всего человечества, не для всей нации, а исключительно для своей семьи или банды. Могли бы вы рассказать подробнее об этом опасном этическом повороте нашего времени? Работая в 2015–2020 над книгой «Хранители памяти», я потратила множество часов на просмотр сериалов 2010-х годов. Все они ставят своих героев в ситуацию гипер- конкуренции, где не действуют никакие социальные договоры, и кратчайший путь к поражению лежит через следование общепринятым социальным нормам. Это скроенный по лекалам социал-дарвинизма мир дистопии, которая является метафорой неолиберализма, где категории добра и зла заменены дихотомией победителей и проигравших. Нас приглашают идентифицироваться с безжалостными и аморальными (анти)героями, успешными социопатами, одаренными исключительными навыками выживания, которым присущи оппортунизм, односторонность, умение лгать и манипулировать другими (неслучайно все эти ценности играют важную роль в бизнесе). Судя по успеху, эти сериалы привлекли внимание людей самых разных идеологических ориентаций, отсюда можно заключить, что в данных нарративах закодирована реальность, которая в известной степени отражает представления людей о собственном жизненном пути. Отталкиваясь от этих соображений, я начала размышлять о фигуре «Выжившего» как герое нашего времени. Возможно из-за американизации памяти фигура «Свидетеля» за последние десятилетия претерпела драматические изменения и в результате «Жертву» заместил «Выживший». Чем вызван этот сдвиг? Сразу после войны выжившие узники лагерей чувствовали стыд за то, что они были жертвами, так как их подозревали в неблаговидных поступках, с помощью которых они сумели выжить. С 1960-х позиция жертвы была пересмотрена. Вопрос ставился следующим образом: «Что они делали с тобой?», что означало общую ответственность граждан за то, чтобы травмированный выживший смог интегрироваться в общественную жизнь. С недавних пор, по моему впечатлению, вопрос: «Что они делали с тобой?» заменился на: «Как ты это сделал?», — т.е. как ты умудрился выжить, какую гибкость ты проявил и как нашел силы, чтобы выжить в аду лагерей? Заметна склонность видеть в факте выживания, прежде всего, личную заслугу, а не превратность судьбы, и смотреть на бывших узников как модель для подражания, чтобы самим лучше справляться с «ударами судьбы». За последние десятилетия мы наблюдаем смену «паролей»: «эмпатия» (1990-е), «меритократия» (2000-е), «гибкость» (2010-е). Если мы их свяжем, то получим нарративную арку (сюжет) претензий и провалов политики либеральной демократии. От деполитизации (эмпатия в данном случае выступает как отрицание социальных и экономических конфликтов), через признание законным (во имя меритократии) сокращения социальных расходов, к неприкрытому социальному дарвинизму (гибкость), т.е. происходит обоснование сомнительных политических амальгам вроде «сочувственного консерватизма» (эмпатия плюс меритократия) Джорджа В. Буша или недавние призывы к чрезвычайной политике в китайском стиле (меритократия плюс гибкость), чтобы оправдать отказ от демократических процедур во имя бесконечного глобального кризиса. Ваши творческие планы? Последние годы я занимаюсь несколькими взаимосвязанными проблемами, одна из которых — анализ фашистского юмора. Кто были его жертвы и кто составлял целевую аудиторию? Каковы были специфические черты этого злобного и беспричинного (с нашей точки зрения) смеха? Есть ли преемственность между фашистскими шутками 1920-х и 1930-х и юмором современных ультра-правых? Обычно фашистские насмешки связывают с карательными мерами против социалистов в период, когда Муссолини захватывал власть, или с расистскими карикатурами в ведущих итальянских СМИ 1920-х и 1930-х, которые стали гораздо более откровенными после принятия в 1938 расовых законов. Но это только самые очевидные проявления более широкого соучастия, с помощью которого в течение двадцати лет режима Муссолини и возможно значительно ранее ковалась национальная идентичность, которая нуждалась в создании образа врага, чтобы его наказать и уничтожить без особых сомнений и беспокойства. Это точная противоположность подрывному импульсу развитых форм юмора, который насмехается над принятыми социальными правилами, демонстрирует их нелогичность, разрушает существующие союзы и вызывает смех, одновременно включающий и исключающий. Фашистский смех это совсем другое: его цель сомкнуть ряды, укрепить порядок, вселить уверенность, и подвергнуть критике отклонения от установленных норм. Моя цель понять, на каком интимном соучастии основывался этот юмор, какие чувства он питал, какие противоречия создавал. Все это для того, чтобы лучше понять различные оттенки (не только репрессивные) фашистского консенсуса. Возможно, что это направление станет моим долговременным проектом. «Планы на будущее» это обычно этикетка для того, чтобы задним числом назвать те вещи, которые мы уже начали делать. Спасибо за интервью! Библиография Assmann, Jan, “Collective Memory and Cultural Memory,” New German Critique, 65, Cultural History / Cultural Studies, 1995. Focardi, Filippo, Il cattivo tedesco e il bravo italiano. La rimozione delle colpe della seconda guerra mondiale, Laterza, 2013. Giglioli, Daniele, Critica della vittima, Nottetempo, 2014. Halbwachs, Maurice, Les cadres sociaux de la mémoire, Félix Alcan, 1925. Halbwachs, Maurice, La mémoire collective, PUF, 1950. Levi, Primo, I sommersi e i salvati, Einaudi, 1986 (English translation by Raymond Rosenthal, The Drowned and the Saved, Simon & Schuster, 1988). Novick, Peter, The Holocaust in American Life, Houghton-Mifflin, 1999. Rothberg, Michael, The Implicated Subject: Beyond Victims and Perpetrators, Stanford University Press, 2019. "Историческая экспертиза" издается благодаря помощи наших читателей.

Два юбилея начала 2023 года: Взгляд из Германии На вопросы «Исторической экспертизы» отвечает научный сотрудник Германского исторического института в Москве доктор истории Дмитрий Стратиевский. Тема беседы – состояние изучения германской исторической наукой обстоятельств прихода нацистов к власти в начале 1933 г., место этих событий в современной германской исторической памяти. Затронуты также вопросы об осмыслении современным германским историческим сообществом Сталинградской битвы, а также о влиянии событий 2022 г. на историческую политику в Германии. Ключевые слова: Гитлер, нацизм, 1933 год в мировой истории, германская историография, германская историческая память, Сталинградская битва. Abstract. The topic of the conversation is the state of study by German historical science of the circumstances of the Nazis coming to power in early 1933, the place of these events in modern German historical memory. Other problems are also touched – the understanding of the role of the Battle of Stalingrad by modern German historical community, as well as the impact of the events of 2022 on historical politics in Germany. Key words: Hitler, Nazism, 1933 in world history, German historiography, German historical memory, Battle of Stalingrad. Contact information: Dmitri.Stratievski@dhi-moskau. org ИЭ. Итак, ровно 90 лет назад, 30 января 1933 г. Гинденбург назначил Гитлера канцлером Германии. Можно ли говорить о том, что обстоятельства прихода нацистов к власти и их последующего утверждения у власти изучены настолько глубоко и полно, что уже не осталось никаких «белых пятен», не происходит и никаких дискуссий среди историков? Ожидаются ли в ближайшее время какие-то конференции и новые публикации по этому кругу проблем? Все ли ценные источники введены в научный оборот, включая источники личного происхождения, в частности, мемуары? Д.С. Совокупность обстоятельств прихода нацистов к власти или Machtergeifung (специальное слово в немецком языке, чаще всего используемое именно применительно к событиям 1933 г., в переводе «захват власти») настолько многогранны, что их нельзя считать полностью изученными. Какие еще возможности были у Гинденбурга? Была ли вероятность, что Гитлер все же останется контролируемым? Что могли предпринять демократические партии непосредственно после 30 января 1933 г.? Эти вопросы вовсе не удел «альтернативной истории». Они помогают понять актуальные на тот момент процессы в Германии, которые привели к столь тяжелым последствиям для Европы и мира. Начну с личности Гинденбурга. С момента выхода в 2000-х годах фундаментальной биографии Гинденбурга авторства Вольфрама Пита, получившей литературную премию и выдержавшей уже несколько дополненных переизданий, сложно внести принципиально новый вклад в исследование этой личности. А вот в общественном пространстве дискуссии о Гинденбурге не утихают. До 1990 г. этот политик имел репутацию сурового консерватора, «дитя своего времени», который, пусть и не был демократом в современном понимании, но все же не может быть поставлен в один ряд с нацистами. Подчеркивалось, что на выборах рейхспрезидента 1932 г. кандидатура Гинденбурга была поддержана коалицией консервативных, региональных и центристских партий, а также социал-демократами, с целью не допустить избрания нациста Гитлера и коммуниста Тельмана, а сам Гинденбург относился к Гитлеру с изрядной долей презрения, называя его «богемским ефрейтором». В последнее десятилетие отношение к Гинденбургу стало намного более критичным. В общественных дебатах подчеркивается, что герой Первой мировой, имевший значительное влияние в германской элите и среди «простых немцев», мог бы открыто выступить против инициатив нацистов в первый год их пребывания во власти. 12 городов ФРГ переименовали улицы, носившие его имя. В 2014 г. решением местных властей Гинденбург был лишен звания почетного гражданина Киля, в 2020 г. такой же вердикт был вынесен в Берлине. Вместе с тем, имя бывшего рейхспрезидента до сих пор присутствует в топонимике десятков германских городов, включая такие крупные как Берлин, Гамбург и Ганновер, что нередко вызывает протесты. Теперь о самом захвате власти Гитлером. Безусловно, издательства и авторы не могли пройти мимо «круглой» даты. Публикаций выходит много, не буду все перечислять. Могу выделить сборник Ульриха Шнайдера «1933. Путь к Третьему Рейху», изданный в декабре 2022 г. В продаже он должен появиться уже зимой наступившего года. Сборник состоит из 70 оригинальных документов и комментариев историков. Источники показывают, какие общественно-политические условия позволили НСДАП стать руководящей партией в стране, кто выступал против, кто промолчал, а кто поддержал нацистов, как в Германии воцарилась диктатура и какую роль в этом сыграли финансово-промышленные и военные элиты в стране. Книга обещает быть интересной. Из несколько неожиданных междисциплинарных работ хотел бы назвать собрание статей второй половины 2022 г. под редакцией теолога и политического философа Клауса-Михаэля Кодалле «1933. Искушение богословия». Авторы исходят из того, что моральный приговор нацизму давно вынесен, и важно задаться более глубокими этико-философскими вопросами, которые, впрочем, небезынтересны для историка. Каким образом страна добровольно отказалась от демократического плюрализма и согласилась на диктатуру? Как Гитлер сумел заставить поверить себе миллионы верующих немцев, которые забыли христианские принципы и поставили «фюрера» выше Христа? Как могло возникнуть такое невероятное явление, как симбиоз национал-социализма и теологии? Выход сборника – это свидетельство поиска новых подходов и открытия тем, которые до недавнего времени были скорее вторичны, находились «в тени» фигуры Гитлера и нацистского государства. ИЭ. Мне вспоминается расхожая версия позднесоветской исторической и политико-пропагандистской литературы о том, что отсутствие единства на левом фланге политической жизни веймарской Германии в начале 1930-х годов, проявившееся, в частности, в не прекращавшейся «грызне» между коммунистами и социал-демократами, не позволило создать единый фронт, способный противостоять нацистам в их стремлении к власти. Собственно говоря, эта версия восходит своими истоками еще к резолюциям VII конгресса Коминтерна (1935 г.). А в сегодняшних публикациях историков, близких СДПГ, можно ли увидеть критику тогдашней политики социал-демократов, так и не сумевших в условиях глубокого экономического кризиса начала 1930-х годов выработать оптимальную в тех условиях политическую линию, которая позволила бы избежать столь резкого поворота вправо? Д.С. Хотел бы начать с того, что провальными и краткосрочными оказались попытки союзов и нерадикальных сил, например, консерваторов и социал-демократов. Таковы были тогдашние политические реалии. В советской историографии охотно «забывалось», что КПГ после консультаций с Коминтерном поддержала проведение референдума о роспуске Прусского ландтага в августе 1931 г., выступив единым фронтом с националистами и нацистами. КПГ была готова кооперировать даже с такими людоедскими силами, чтобы устранить социал-демократическое правительство Пруссии во главе с Отто Брауном. Даже историки ГДР признавали это решение крупной ошибкой германских коммунистов. Но было бы неверно обелять социал-демократов и утверждать, что они все делали правильно и Гитлер пришел к власти в результате цепочки негативных обстоятельств, волею этакого «злого рока». Историки выделяют, к примеру, один из ключевых моментов, распад правящей коалиции в марте 1930 г., вызванный, не в последнюю очередь, неготовностью СДПГ идти на компромиссы с партнерами. Во второй половине 1930 г. левоцентристами, наоборот, был взят курс на сохранение правительства канцлера Генриха Брюнинга и поддержку его инициатив, включая провальные – из опасений дальнейшего роста популярности радикалов в лице НСДАП и КПГ после их успеха на сентябрьских выборах. А ведь социал-демократы продолжали возглавлять правительство Пруссии, крупнейшего германского региона, обладали важным ресурсом. Если заглянуть в последний демократический 1932 г., то и тут СДПГ совершала ошибки. Результаты июльских выборов 1932 г. в Рейхстаг, на которых первое место заняли нацисты, испугали всех. Но через четыре месяца НСДАП демонстрирует более слабый результат, теряя 4,2% голосов. Больше голосов набрала Немецкая национальная народная партия, националистическое, монархистское и антисемитское движение, неприятное всем демократам, но воспринимавшееся как сила, «распыляющая» голоса крайне правого электората и отвлекающая их от нацистов. После муниципальных выборов конца 1932 г., на которых СДПГ, выступив с программой преодоления экономического кризиса, приобрела значительную поддержку избирателей, а КПГ, наоборот, проиграла, были сделаны неправильные выводы. Если быть совсем точным, они были бы правильные с позиции сегодняшнего дня, вне той накаленной кризисной атмосферы, которая царила в Германии в начале 30-ых. По-видимому, лидеры СДПГ решили, что весомые экономические аргументы в противовес националистическому популизму НСДАП, пик популярности которой якобы был пройден, будут более значимыми для немцев. Это привело к некой расслабленности и недооценке главного противника. История распорядилась иначе. Но, к чести социал-демократов, нужно сказать, что они после января 1933 г. продолжали последовательно бороться против Гитлера. Речь Отто Вельса в марте 1933 г. в Рейхстаге считается одним из самых мужественных выступлений в истории германского парламентаризма. Уже в изгнании СДПГ, благодаря помощникам на местах, фиксировала преступления нацистов в рамках ежемесячного отчета «Сообщения из Германии». Партийная газета «Вперед!» выходила под заголовком «За Германию! Против Гитлера!» Именно в этом издании впервые говорилось о преступлениях нацистов против евреев, репрессии были названы «войной на уничтожение». 40 депутатов Рейхстага от СДПГ были убиты в тюрьмах и концлагерях. ИЭ. В сегодняшней Германии имеются определенные маргинальные политические силы, достаточно некритично (или недостаточно критично) относящиеся к мрачному 12-летию германской истории (1933 – 1945). Они подчас склонны больше вспоминать не о Холокосте и не о многомиллионных жертвах, понесенных (в том числе Германией) на фронтах Второй мировой войны, а о том, что при Гитлере в стране строились хорошие автобаны и создавались новые рабочие места. Можно ли ожидать, что эти силы (пусть маргинальные) могут использовать 90-летие прихода нацистов к власти, чтобы лишний раз крикливо напомнить о себе, привлечь к себе внимание? Д.С. Вы верно подчеркнули маргинальный характер данных сил в современной Германии. Они крайне малочисленны. «Даже» в среде ультраправых группировок фигура Гитлера непопулярна. Более того, германские правые радикалы всячески дистанцируются от диктатора и НСДАП, пытаясь убедить националистически настроенных немцев в том, что они не имеют никакого отношения к неонацистам и выступают за «национально ориентированную современную политику». Период 1933-1945 гг. – это негативный маркер даже для сторонников ультраправой идеологии. Если все же говорить о фигурах 30-40-ых годов 20 века, то в некоторых кругах ультраправых скорее популярен мифологизированный образ Рудольфа Гесса, представляемый некой альтернативой «истерику Гитлеру», таким своего рода «патриотичным реалистом». С 1987 г., в годовщину смерти Гесса в берлинской тюрьме Шпандау, на территории одноименного городского района проводились «памятные марши». Демонстрация неизменно блокировалась левыми силами. В 2005 г. марш был запрещен. В 2017 г. была предпринята попытка возобновления мероприятия с участием, в том числе, и зарубежных неонацистов, которую также сорвали антифашисты. Необходимо учитывать и политическую ситуацию. В настоящий момент все значимые неонацистские партии или близкие к ним по идеологии движения либо прекратили свое существование («Германский народный союз», «За Германию»), либо были запрещены, либо стали даже более маргинальными, чем ранее («Национал-демократическая партия Германии», «Третий путь»). Грубо говоря, все те праворадикальные силы, которые не запрещены законодательством ФРГ, нашли свое представительство в лице «Альтернативы для Германии», партии, которая тщательно пытается доказать общественности свою якобы «правоконсервативную» направленность и, конечно же, избегает любых параллелей с нацистами. Ультраправые не имеют ни возможностей, ни ресурсов, ни даже желания проводить 30 января 2023 г. какие-либо активные мероприятия. Не исключаю одиночные эксцессы, но не думаю, что это заслуживает даже упоминания. ИЭ. Еще одна круглая годовщина 2023 г., она привлечет к себе общественное внимание и будет отмечаться не столько в Германии, конечно, сколько в России – это 80-летие Сталинградской битвы. Какое место занимает это событие в современной немецкой исторической памяти, а также в трудах историков, занимающихся историей Второй мировой войны? Продолжают ли вводиться в оборот свидетельства участников той кампании вермахта? Как подается Сталинград в музейных экспозициях, посвященных Второй мировой войне? Д.С. Когда-то давно я прочитал в одной российской газете утверждение, что Сталинградская битва почти не освещается на школьных уроках истории в Германии, а в учебниках, якобы, ей посвящены всего несколько строк. На самом деле учебников истории в ФРГ как таковых нет, а большинство известных мне учителей достаточно подробно рассказывают об этом сражении. Сталинградская битва является неотъемлемой частью любой германоязычной литературы о Второй мировой войне, от статей и публицистических изданий до кинодокументалистики и исследовательских работ. Ее оценка близка к доминирующему мнению на постсоветском пространстве. Весьма подробно битва представлена в экспозиции Германского исторического музея (ГИМ) в Берлине, основного профильного музейного учреждения страны. В интернет-презентации ГИМ «Живой музей онлайн» ей посвящен отдельный раздел, в котором говорится о значении этого поражения вермахта для дальнейшего хода войны, о коренном изменении морального состояния войск и населения. Сражение называется «поворотным моментом войны на Восточном фронте». Сталинградская битва фигурирует и в современной массовой культуре ФРГ. Да, столь пронзительных и ярких фильмов как «Сталинград», снятый Йозефом Фильсмайером в 1993 г., я за последнее время припомнить не могу, но тема битвы на Волге 1942-1943 гг., не исчезает из фокуса общественного внимания. К примеру, весной с.г. в Нюрнберге впервые было представлено музыкальное произведение Ральфа Гавлика, построенное на фронтовых письмах его дяди Бруно, пропавшего без вести в 1942 г. под Сталинградом. Из недавних публикаций для широкого круга читателей можно назвать научно-популярное издание «Сталинград 1942/43» Торстена Дидриха 2018 г., выпущенное Центром военной истории и социальных наук Бундесвера. В 2021 г. вышел с предисловием Й. Хельбека новый (и первый полный) немецкий перевод знаменитой книги Василия Гроссмана «Сталинград» 1944 г. – в Советском Союзе в цензурированном виде этот роман впервые вышел в 1950 г. под названием «За правое дело». В числе новых (для общественности) свидетельств назову сборник личной переписки генерала Вальтера фон Зейдлица, плененного под Сталинградом и возглавившего в СССР антифашистский «Союз немецких офицеров». Письма, впервые изданные в 2018 г., затрагивают значительный период времени, с 1939 по 1955 гг. Немалая их часть посвящена Сталинградскому сражению и более позднему процессу переосмысления этого события автором. Также очень интересны воспоминания бывшего офицера вермахта Ханса-Эрдманна Шонбека, тяжело раненого в сражении на Волге, позднее участвовавшего в движении Сопротивления и умершего в конце 2022 г. в возрасте 100 лет. Резюмируя, скажу, что проблематика Сталинградской битвы остается важной темой научных и общественно-исторических дискуссий в Германии. ИЭ. Разумеется, события 2022 г. не дают никаких оснований пересматривать роль СССР во Второй мировой войне. Но повлияли ли они как-то на историческую политику в Германии, имея в виду прежде всего поддержку государством тех или иных проектов в области новейшей истории, реализуемых в том числе и посредством германских исторических институтов в разных странах? Это вопрос к Вам как к человеку, который принимал активное участие в деятельности подобных структур, Вы работали, в частности, в германском историческом институте в Москве. Д.С. Согласен с Вами. Никакого пересмотра тут быть не может, я говорил об этом в подкасте Фонда Макса Вебера 22 июня 2022 г. Я продолжаю работать в ГИИМ, равно как и продолжает свою деятельность международный проект «Советские и германские военнопленные и интернированные». Однако после начала широкомасштабной агрессии России против Украины мы в рамках проекта остановили кооперацию со структурами РФ, архивные исследования и иную деятельность на территории России. В целом, я вижу в Вашем вопросе сразу три области, которые связаны между собой, но все же они отдельные. Во-первых, изменилась ли историческая политика Германии и восприятие событий Второй мировой войны в глазах государства и общества в целом? На этот вопрос можно однозначно ответить «нет», никаких изменений не произошло, да и не могло произойти. СССР, как и ранее, воспринимается в качестве государства, внесшего значительный вклад в победу Антигитлеровской коалиции, уничтожение нацистского режима и в восстановление мира в Европе. Достаточно послушать прошлогодние речи ведущих германских политиков. К примеру, канцлер Олаф Шольц в традиционном выступлении 8 мая 2022 г. подчеркнул роль СССР в победе над нацизмом, упомянув и о том, что в те годы русские и украинцы вместе сражались против общего врага. А о том, что коллективная ответственность за преступления Германии 1933-1945 гг. не пересматривается и не подвергается какой-либо ревизии, думаю, даже и говорить не нужно. Во-вторых, произошли ли изменения в вопросе поддержки государством проектов, связанных с историей Второй мировой войны, периода господства национал-социализма, включая изучение преступлений «Третьего Рейха» на временной оккупированной территории СССР? Здесь также можно уверенно сказать «нет». По-прежнему в полном объеме финансируются исследовательские проекты, музеи и мемориальные комплексы, открываются новые выставки, в университетах читают лекции по данной тематике, принимаются на работу новые сотрудники. Более того, активно проходит процесс создания нового государственного научно-просветительского Документационного центра «Вторая мировая война и германская оккупация Европы», в работе которого значительную роль будет играть изучение оккупационной политики и нацистской практики массового уничтожения, проводившейся в 1941-1944 гг. на территории СССР. В мае 2022 г. была представлена 35-страничная концепция нового Центра. В ней, кстати, многократно упомянуты советские военнопленные в качестве отдельной группы жертв нацизма. Говорится и о других аспектах германской истребительной политики, от убийства гражданского населения и блокады Ленинграда до уничтожения культурных ценностей. Осенью прошли слушания с участием экспертов в профильных комитетах Бундестага. На строительство здания площадью 15.000 кв.м. и первичные меры для начала функционирования учреждения должны быть выделены 155 миллионов евро. Ежегодный бюджет предусматривается на уровне 10 миллионов евро. Думаю, эти данные говорят сами за себя. Вряд ли можно найти другую страну мира, где осуществлялось бы столь объемное бюджетное финансирование «всего лишь» одного Центра, связанного со Второй мировой. И это с учетом того факта, что другие организации, например, Институт современной истории и Центр изучения периода нацизма в Мюнхене также получают достаточно средств на проекты по данной проблематике. Наконец, в-третьих, международная кооперация и контакты с Российской Федерацией. Сразу хотелось бы подчеркнуть: изучение тем, связанных со Второй мировой войной, историей СССР, не обязательно должно проходить в сотрудничестве с российскими институциями. Сообщество историков существует не в вакууме. Война не могла пройти незаметно и не повлиять на кооперацию между вузами, научными институтами, НКО и отдельными учеными. Немало германских организаций приняли решение прервать сотрудничество с российскими партнерами. Альянс научных организаций, влиятельное объединение в составе крупных научно-исследовательских институтов, фондов и ассоциаций ФРГ, выступил 25 февраля с заявлением, в котором выразил солидарность Украине, а также призвал немедленно заморозить научную кооперацию с государственными институциями и предприятиями России и не инициировать новые проекты. В данной ситуации это неизбежно. Но, конечно же, историки, равно как и представители иных научных дисциплин, не подвергаются в Германии дискриминации, исходя из наличия российского гражданства. Проекты в области новейшей истории продолжаются, пусть и в новых реалиях. "Историческая экспертиза" издается благодаря помощи наших читателей.

П.И. Талеров “Мёртвые сраму не имут…” Вместо рецензии В заметках приводятся многочисленные примеры недобросовестности издателей исторической литературы, сказывающейся на возникновении новых мифов, получающих широкое распространение. Ключевые слова: издание исторической литературы, мифотворчество, П.А. Кропоткин, М.А. Бакунин, революционное движение в России Сведения об авторе: Талеров Павел Иванович – кандидат исторических наук, Санкт-Петербург Контактная информация: t5591p@mail.ru Talerov Pavel I. “The dead have no shame…” Instead of a review Abstract. The notes give numerous examples of the dishonesty of the publishers of historical literature, which affects the emergence of new myths that are becoming widespread. Key words: publication of historical literature, myth-making, P.A. Kropotkin, M.A. Bakunin, revolutionary movement in Russia About the author: Talerov Pavel I. – Cand. Hist. Sc. (Saint Petersburg) Contact information: t5591p@mail.ru Большое значение для любой книжки имеет обложка. Это – её лицо, её одёжка, по которой, как известно, встречают. Потом уже – провожают по уму, т. е. по содержанию самой книжки, а первое, что видит перед собой читатель, – это, без сомнения, обложка. Именно в ней реализуется важнейший инструмент маркетинговой коммуникации, позволяющий существенно повысить интерес к книге, а, значит, увеличить продажи, повысить доходы издательского коллектива и автора. Современные полиграфические возможности открывают широкие горизонты для воплощения самых дерзких оформительских решений. И часто получается, что, взяв в руки книгу в яркой броской обложке, не всегда догадаешься, что там внутри. Это как фантик для вкусной, или не очень, конфеты. Только когда сунешь её в рот – поймёшь, вкусная она или нет. Но обманывать ожидания покупателя нельзя, поскольку, в конечном счёте, можно потерять не только его одного, но весь рынок сбыта. Покупатели не любят обмана и болезненно на него реагируют. Могут запросто объявить бойкот продавцу, в нашем случае – издателю, а вместе с ним – автору. Именно поэтому, когда сталкиваешься с вопиющей ложью, а, возможно, и просто промахом – ошибкой, неважно, вольно или невольно допущенной, становится как-то горестно на душе от такого невежества. Вот и сейчас. Можно только порадоваться тому, что современные издатели решили переиздавать мемуары уже начинающих потихоньку забываться революционных народников. Молодёжь, по-видимому, в темпе вальса проскочила эту тему в постсоветской школе, совсем немного вспомнив в вузе, спихивая зачёт по отечественной истории. Правда, внимание к последней сегодня у чиновников от образования начинает возвращаться, увеличиваются часы, отведённые на её изучение. Но только грубым невежеством можно, скорее всего, объяснить (но никак не оправдать) то, что на обложке книги воспоминаний Осипа Аптекмана «Общество “Земля и Воля” 1870-х гг. По личным воспоминаниям»[1] разместилась трагическая сцена покушения народовольцев на императора Александра II. Нигде в книге, правда, не указан источник, который был взят за основу оформления книги, но эрудированному читателю хорошо известна эта сцена, да и, кроме того, легко узнаваемо ограждение Екатерининского канала, где произошло это эпохальное событие. Однако к организации «Земля и воля», как и к самому автору-мемуаристу, оно никакого отношения не имело. Да и произошедшее, как известно, 1 марта 1881 г., выходит за хронологические рамки описываемого в самой книге. Но одним лишь некорректным оформлением книги невежество издателя не ограничилось. Аннотация, традиционно помещаемая на второй странице, продублирована ещё и на тыльной стороне обложки. Такая практика уже стала традицией. Но о чём там? Кто мог такое написать? Явно российской истории он не знает! «Автор был, – сказано в аннотации, – одним из основателей знаменитых народовольческих организаций “Чёрный передел” и “Народное право”». Речь идёт, напомню, об Осипе Аптекмане. Как известно, революционная народническая организация «Земля и воля» 1870-х гг. (а была ещё организация с таким же названием в 1860-х гг.) из-за возникших серьёзных разногласий в отношении тактики революционной борьбы в 1879 г. распалась на «Народную волю» и «Чёрный передел». Первая и приняла тактику покушений и террора, совершив убийство императора 1 марта 1881 г. Во главе её стояли А. И. Желябов, А. Д. Михайлов, С. Л. Перовская и др. «Чёрный передел» (лидеры: Г. В. Плеханов, Я. В. Стефанович, Л. Г. Дейч, В. И. Засулич, М. Р. Попов и др.), сохранив программу «Земли и воли», сосредоточился на пропаганде среди рабочих, отвергнув политический террор. О. В. Аптекман вошёл в эту организацию и редактировал вместе с другими её печатный орган, издававшийся под тем же названием «Чёрный передел». Что касается партии «Народного права», в деятельности которой принимал участие Аптекман и даже написал очерк её истории[2], то партия эта была создана в 1893 г. Она, хотя и являлась, возможно, по мнению В. И. Ленина, потомком народовольцев, тем не менее изживала некоторые иллюзии народничества. При этом вождь пролетариата отмечал неопределённость взглядов народоправцев и непоследовательность их демократизма в смысле неполного освобождения от народнических предрассудков[3]. В любом случае «Народное право» никак не было ни народнической, ни, тем более, народовольческой, организацией, а Аптекман – одним из его основателей (по крайнем мере, на учредительном съезде, который собрался в сентябре 1893 г. в Саратове по инициативе М. А. Натансона и Н. С. Тютчева и на котором было около 20 чел., самого Аптекмана не было). Если такие «загадки» российской истории не всегда просто разгадать (надо иметь хотя бы минимальные исторические знания и желание докопаться до истины), то некоторые издатели просто не удосуживаются прочитать тот текст, который они публикуют. Из-за этого происходят всякие забавные истории. Подобный казус случился с аннотацией на мемуары П. А. Кропоткина «Записки революционера», изданные (почему-то, правда, без последней, самой объёмной главы) издательской группой «Азбука-Аттикус» для массового читателя в серии «Азбука-классика»[4]. «Одно описание заключения и побега Кропоткина из Петропавловской крепости тянет на приключенческий роман», – написано в аннотации. Дальше просто некуда! А если всё же почитать, что там в действительности написал Пётр Алексеевич? Откуда и как он бежал? К сожалению, миф об этом побеге очень живуч, хотя подробности событий описаны не только самим знаменитым революционером, но и в ряде научных публикаций[5]. Ладно ещё журналисты напридумают, как, например, В. В. Малышев в своей книге «Петербургские тайны. Исторический путеводитель. Город и его камни» (СПб., 2012), допустивший такой вот пассаж: «Удалось бежать из Петропавловской крепости и знаменитому князю Кропоткину. Однако он “сделал ноги”, когда его перевозили в тюремную больницу» (с. 261). Журналистам свойственна гипербола – поиск “жаренных” фактов для повышения тиражей на свою прессу. Но нечто подобное я однажды услышал из уст маститого историка А. В. Шубина, когда в передаче, посвящённой П. А. Кропоткину, он несколько раз повторил об этом «побеге из Петропавловской крепости». Я тогда не удержался – связался и поговорил с Александром Владленовичем, даже подарил ему детскую книжку, включившую соответствующую главу из мемуаров Кропоткина «Петропавловская крепость. Побег». Но, видимо, мой друг и коллега вновь запамятовал, и вот совсем недавно, накануне 180-летнего юбилея Петра Алексеевича, на канале «Культура» в передаче Сергея Соловьёва «Наблюдатель», посвящённой этому событию, А. В. Шубин опять оговорился, а на реплику бывшего тут же Д. И. Рублёва, что бежал Кропоткин из Николаевского госпиталя, Александр Владленович отреагировал оригинально: «Но об этом же все знают!». Занавес падает! Но ненадолго, наверное… Я вспомнил, как после моего выступления с докладом на тему побега на Анцифировских чтениях в 2016 г., где я показал обложку книжки с названием «Побег из Петропавловской крепости революционера Кн. Кропоткина» (библиотека изд-ва «Петропечать», книга № 3), ко мне обратился С. Е. Глезеров с более чем странным вопросом: «Раз была книжка с таким названием, так может быть Кропоткин всё-таки бежал из Петропавловской крепости?». Тушите свет! Вот так создаются мифы, на пустом месте, из-за таких вот оплошностей (или маркетинговых ходов?) издателей! Конечно, ошибки в издательском деле неизбежны. С опечатками бороться сложно, почти невозможно, даже при наличии нынешних электронно-цифровых возможностей. Сколько раз я сам проверял и перепроверял свои тексты, но всё равно что-то пропускал – глаз замыливался… Но одно дело – тексты, содержание статьи, книги и т. д. (проблему можно решить, выпустив листок с исправлениями и вложив/вклеив его в книгу), другое – обложка, выходные данные, аннотация. Здесь мало проверять-перепроверять, здесь нужна особая бдительность. Ошибки могут нанести невосполнимый вред как имиджу издательства, автору и всем причастным к этому процессу, так и обществу в целом. Об этом надо помнить! Да, конечно, какая разница – написали на обложке, корешке и титульном листе вместо Дмитрий – Дмтирий[6]. Автор переживёт, не маленький! Но автору обидно, что такое произошло, что издатель допустил оплошность, безответственность и даже не извинился. А читателю – очередная загвоздка-загадка: что за странное имя появилось, такое оригинальное, что это он тут себе позволяет… С подобной халатностью мы столкнулись, когда вдруг увидели на обложке подготовленной мной в 2014 г. к печати в издательстве Русской христианской гуманитарной академии книги «Бакунин: pro et contra» не тот портрет: то есть вместо Михаила Александровича Бакунина, которому собственно и была посвящена книга в год его 200-летнего юбилея, на нас смотрел его брат Николай. Надо сказать, что есть портреты обоих братьев, выполненные известным русским художником Николаем Ге. Но они совершенно разные, не похожие друг на друга! И портреты, и сами братья! Хорошо ещё, что тогда напечатали только несколько сигнальных экземпляров и нам удалось быстро всё исправить и весь тираж вышел уже с нужным портретом. Но я постоянно теперь удивляюсь тому, что вместо портрета Михаила издатели помещают портрет его брата Николая[7]. Аналогичная проблема случается и с портретом Петра Алексеевича Кропоткина: почему-то издателям больше нравится портрет его старшего брата Александра, хотя братья внешне тоже не были похожи друг на друга и личности на портретах легко идентифицируются. Так произошло, например, с изданием более 10 лет тому назад биографии Петра Алексеевича, подготовленной в известном издательстве «Молодая гвардия» в серии «Жизнь замечательных людей»[8]. Правда (слава Богу!), не на обложке, а на первой вклейке, но, к сожалению, с факсимильной подписью Петра Алексеевича. Но более неприятно было столкнуться с подобным конфузом в издании «Записок революционера», выпущенных петербургским издателем Г. Маркеловым[9]. Издатель, несомненно, имеет право в целях продвижения «своей» интеллектуальной продукции вносить определённые оформительские элементы, позволяющие привлечь внимание покупателя и повысить спрос. Но всему есть предел! Эти изменения не должны искажать суть публикуемых материалов, вызывать негативные эмоции у читателей и в обществе. Недавно в издательстве «Родина» вышли две прекрасно оформленные книги трудов М. А. Бакунина[10] и П. А. Кропоткина[11] (ред. обоих изданий О. В. Селин). Если во второй сохранены названия первоисточников и даже указано в подзаголовке, что материалы взяты из книги «Речи бунтовщика», статей и выступлений Кропоткина (правда, неясно, каких), то заглавия заимствованных отрывков первой книги придуманы издателем, как и само название книги. Возможно, конечно, это отражает суть взглядов классика анархизма, но может несколько дезориентировать читателя, создать определённые иллюзии. Так было, кстати, с книгой «Этика: Избранные труды»[12], подготовленной ещё в советское время и вызвавшей путаницу у некоторых исследователей в идентификации источников, хотя в предисловии было честно сказано, что некоторые заглавия фрагментам даны составителем. В связи с этим невольно вспоминается история, произошедшая с И. С. Книжником-Ветровым, которого вдруг стали именовать Бланком. Вначале это случилось у И. Ф. Масанова в его знаменитом словаре псевдонимов[13], а потом ещё и в «Летописи жизни и творчества А. М. Горького»[14]. Всё это подвигло Ивана Сергеевича обратиться с письмом к директору Института мировой литературы с просьбой исправить ошибку: «Я жил в эмиграции в 1905–1909 гг. по паспорту Бланка. Покойный Масанов на этом “основании” приписал мне в 1-м томе “Словаря псевдонимов” эту фамилию. Но в 3-м томе это недоразумение исправлено в “дополнениях”[15], а у Вас этого не заметили. Прошу Вас в 4-м томе “Летописи” поместить заметку, исправляющую эту ошибку. Моя фамилия Книжник, старейший псевдоним – Ветров, с 1930 г. я подписываюсь Книжник-Ветров»[16]. И на самом деле, в 4-м выпуске «Летописи» [С. 720] такое исправление было сделано. Было ведь тогда кому обратиться с претензией, которая и была удовлетворена. Хотя, по правде сказать, эту ошибку с Книжником-Ветровым до сих пор допускают некоторые авторы, которые не удосужились докопаться до истины. А что делать с теми, кто уже не может защитить свои права? Да и потомков, возможно, не найти, готовых потягаться с неразумными издателями… Итак, что сказать в заключение? Тщательней работать надо, товарищи! Скрупулёзнее изучать страницы отечественной (да и не только отечественной!) истории, внимательнее просматривать подготовленные к печати материалы, чтобы не допускать нелепые ошибки, а уж если такое случилось – не жалеть времени и усилий для её исправления и принесения извинений авторам и читателям, получившим вдруг откровенную дезинформацию и трудно оцениваемый моральный ущерб. [1] Аптекман О. [В.] Общество «Земля и Воля» 1870-х гг. По личным воспоминаниям Москва: Изд-во «Вече», 2023. – 512 с. – (Русская история). Выпускающий редактор С. Э. Ласточкин. [2] Аптекман О. В. Партия “Народного права” (По личным воспоминаниям) // Былое. – Пб., 1907. – № 7 (19). – С. 177–206. [3] Подробнее см.: Широкова В. В. Партия “Народного права”: Из истории освободительного движения 90-х годов XIX века. – Саратов: Изд-во Саратовского ун-та, 1972. [4] СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2011. – 384 с. Ответственная за выпуск Галина Соловьёва. Тираж 4000 экз. [5] См. например: Бирюков А. В. О месте побега П. А. Кропоткина в 1876 г. // Труды Междунар. науч. конф., посвящ. 150-летию со дня рожд. П. А. Кропоткина. – Вып. 4: Идеи П. А. Кропоткина и естествознание; Вопросы биографии П. А. Кропоткина. – М., 2002. – С. 101–108; Талеров П. И. Дерзкий побег князя-бунтовщика Кропоткина: по материалам следственного дела / Личность в истории города // IX Анциферовские краеведческие чтения: 2016 года, Санкт-Петербург [Аничков дворец]: Материалы конференции / С.-Петербургский союз краеведов, С.-Петербургский Дворец творчества юных, Фонд им. Д. С. Лихачёва. – СПб.: Изд-во «Европейский Дом», 2017. – С. 150–158. [6] Рублёв Д. И. Чёрная гвардия: Московская Федерация Анархистских групп в 1917–1918 гг. – М.: Common Place, 2020. – 704 с. + 32 с. вкл. ил. – (Проект «Центр либертарных исследований»). [7] См., например: Речи, изменившие мир: от Сократа до Джобса: [55 важнейших выступлений в истории: сборник]. – М.: Эксмо Nofun publishing, 2014. – 381, [1] с., ил., портр. – (Подарочные издания. Они изменили мир). – С. 97; Князья, цари и императоры России. – Ч. 12: Александр II. Годы правления 1855–1881. – № 217: М. А. Бакунин: теоретик анархизма. – М.: ООО «Ашет Коллекция», 2020. – 48 с., ил., портр. – С. 4; Знаменитые династии России: еженедельное издание / издатель, учредитель, ред.: ООО "Де Агостини". – М.: Де Агостини, 2014. – № 116: Бакунины. – 31 с., ил. – С. 13 и на обл. [8] Маркин В. А. Кропоткин. – М.: Молодая гвардия, 2009. – 333, [1] с., [16] л. ил., портр., факс. – (Жизнь замечательных людей: серия биографий; Вып. 1358 (1158)). Редактор: В. В. Эрлихман. [9] Кропоткин П. А. Записки революционера. Воспоминания. – СПб.: Издатель Геннадий Маркелов, 2018. – 552 с., ил. [10] Кропоткин П. А. Нужен ли анархизм в России? Речи бунтовщика. – М.: Родина, 2022. – 224 с., портр. – (Кто мы?). [11] Бакунин М. [А.] Бунт – дело правое. Записки русского анархиста. – М.: Родина, 2011. – 256 с., портр. – (Кто мы?). [12] Кропоткин П. А. Этика: Избранные труды / [Общ. ред., сост. и предисл. Ю. В. Гридчина]. – М.: Политиздат, 1991. – 493, [3] с. – (Б-ка этической мысли). [13] Масанов И. Ф. Словарь псевдонимов русских писателей, учёных и общественных деятелей. В 4-х т. – Т. 1. – М., 1956. – С. 238. [14] Летопись жизни и творчества А. М. Горького. – Вып. 3. 1917–1929. – М., 1959. – С. 63 [запись от 7.01.1917 о статье Книжника «Интеллигент из народа» о Горьком в газете «Правда»]. [15] См.: Масанов И. Ф. Указ соч. – Т. 3. – М., 1958. – С. 357 [16] ОР РНБ, Дом Плеханова. Ф. 352. Ед. хр. 1643. Л. 6. "Историческая экспертиза" издается благодаря помощи наших читателей.

Вышел №4 за 2022 год журнала «Историческая Экспертиза» – научного профессионального издания исторического сообщества Первый номер вышел в 2014. С 2015 года ежегодно выходило четыре номера. Объем каждого номера 25-30 авторских листов. В редколлегию и редакционный совет входят видные историки из России, Молдовы, Европы и США. Все статьи рецензируются. Основная тема 4 номера журнала, как и вышедших ранее – исследования памяти (глобальная память, национальная память, семейная память). Кроме того, представлены рубрики: К 100-летию эсеровского процесса и “философского парохода”; Образование и распад СССР в исторической памяти. К 100-летию советского проекта; Память об эпохе коммунизма в Восточной Европе; История и школьное образование; Историческая память и международное право; История в художественной литературе; Конференции. В рубрике «Время историка» представлены интервью с известными историками, исследователями в области памяти. Большое внимание, как и прежде уделяется рецензированию исторической литературы. Скачать новый выпуск журнала «Историческая Экспертиза» можно на сайте ИЭ – в разделе «Архив выпусков», или нажав на кнопку "Скачать новый выпуск". "Историческая экспертиза" издается благодаря помощи наших читателей.

А.А. Романчук Миф Чарльза Гальперина: несколько слов в связи с выходом книги «The Rise and Demise of the Myth of the Rus’ Land» В рецензии проведен критический анализ недавно вышедшей книги Чарльза Гальперина. По мнению автора, попытка Гальперина представить «Русскую землю» эпохи средневековья всего лишь мифом, используемым для легитимации власти правящей элиты, неудачна как уже в своем замысле, так и в полученном результате. Нельзя согласиться с Гальпериным ни в отношении его главных тезисов (древнерусского народа не существовало, как и древнерусского государства — а было лишь «население» и «регионы под властью правителей Русской земли» (Ч. Гальперин)), ни в отношении многих частных. Все вышесказанное, тем не менее, не отменяет того факта, что книгу Чарльза Гальперина будет интересно и полезно прочесть (хотя бы в качестве пищи для ума) как специалистам, так и людям, просто испытывающим интерес к вопросам, затронутым им в своей книге. Ключевые слова: древнерусский народ, древнерусское государство, «Русская земля», миф, этнос, средние века. Сведения об авторе: Романчук Алексей Андреевич, кандидат культурологии (теория и история культуры), научный сотрудник, Институт культурного наследия (Кишинев, Республика Молдова). Автор шести монографий и более 130 научных статей. Контактная информация: dierevo@mail.ru , dierevo5@gmail.com; https://ich-md.academia.edu/; https://orcid.org/0000-0002-2021-7958 Romanchuk A. A. The Myth of Charles Halperin: a few words in connection with the release of the book “The Rise and Demise of the Myth of the Rus’ Land“ The review provides a critical analysis of the recently published book by Charles Halperin. According to the author, Halperin's attempt to present the "Russian Land" of the Middle Ages as just a myth used to legitimize the power of the ruling elite is unsuccessful both in its design and in the result obtained. One cannot agree with Halperin either with regard to his main theses (the Old Russian people did not exist, as well as the Old Russian state — there was only a "population" and "regions under the rule of the rulers of the Russian land" (Ch. Halperin)), nor with regard to many private ones. All of the above, however, does not negate the fact that Charles Halperin's book will be interesting and useful to read (at least as food for the mind) both specialists and people who are simply interested in the issues raised by him in his book. Key words: Old Russian people, Old Russian state, "Russian land", myth, ethnos, Middle Ages. About the author: Aleksey A. Romanchuk, researcher, Institute of Cultural Heritage (Chisinau, Republic of Moldova). PhD in Theory and History of Culture. Contact information: dierevo@mail.ru, dierevo5@gmail.com; https://ich-md.academia.edu/; https://orcid.org/0000-0002-2021-7958 В рецензии проведен критический анализ недавно вышедшей книги Чарльза Гальперина. По мнению автора, попытка Гальперина представить «Русскую землю» эпохи средневековья всего лишь мифом, используемым для легитимации власти правящей элиты, неудачна как уже в своем замысле, так и в полученном результате. Нельзя согласиться с Гальпериным ни в отношении его главных тезисов (древнерусского народа не существовало, как и древнерусского государства — а было лишь «население» и «регионы под властью правителей Русской земли» (Ч. Гальперин)), ни в отношении многих частных. Все вышесказанное, тем не менее, не отменяет того факта, что книгу Чарльза Гальперина будет интересно и полезно прочесть (хотя бы в качестве пищи для ума) как специалистам, так и людям, просто испытывающим интерес к вопросам, затронутым им в своей книге. Ключевые слова: древнерусский народ, древнерусское государство, «Русская земля», миф, этнос, средние века. Сведения об авторе: Романчук Алексей Андреевич, кандидат культурологии (теория и история культуры), научный сотрудник, Институт культурного наследия (Кишинев, Республика Молдова). Автор шести монографий и более 130 научных статей. Контактная информация: dierevo@mail.ru , dierevo5@gmail.com; https://ich-md.academia.edu/; https://orcid.org/0000-0002-2021-7958 A. A. Romanchuk The Myth of Charles Halperin: a few words in connection with the release of the book “The Rise and Demise of the Myth of the Rus’ Land“. Rev.: Halperin Ch. J. 2022. The Rise and Demise of the Myth of the Rus’ Land. ARC, Amsterdam University Press The review provides a critical analysis of the recently published book by Charles Halperin. According to the author, Halperin's attempt to present the "Russian Land" of the Middle Ages as just a myth used to legitimize the power of the ruling elite is unsuccessful both in its design and in the result obtained. One cannot agree with Halperin either with regard to his main theses (the Old Russian people did not exist, as well as the Old Russian state — there was only a "population" and "regions under the rule of the rulers of the Russian land" (Ch. Halperin)), nor with regard to many private ones. All of the above, however, does not negate the fact that Charles Halperin's book will be interesting and useful to read (at least as food for the mind) both specialists and people who are simply interested in the issues raised by him in his book. Key words: Old Russian people, Old Russian state, "Russian land", myth, ethnos, Middle Ages. About the author: Aleksey A. Romanchuk, researcher, Institute of Cultural Heritage (Chisinau, Republic of Moldova). PhD in Theory and History of Culture. Contact information: dierevo@mail.ru, dierevo5@gmail.com; https://ich-md.academia.edu/; https://orcid.org/0000-0002-2021-7958 Имя известного американского русиста Чарльза Гальперина не требует особого представления. Уже потому выход его новой книги (Halperin 2022), посвященной средневековой Руси, заслуживает, чтобы высказать по этому поводу несколько слов. И тем более, если учесть весьма звучное название этой книги: «The Rise and Demise of the Myth of the Rus’ Land» [“Взлет и упадок мифа о Русской земле”]. «Миф о Русской земле» — не больше, и не меньше. Пожалуй, по крайней мере тем, кто сегодня населяет «Русскую землю», такое название, в самом прямом своем истолковании провозглашающее существование «Русской земли» в эпоху средневековья мифом — уже покажется достаточно веским поводом, чтобы по крайней мере краем глаза пробежаться по основным идеям и аргументам этой книги. Что ж, со своей стороны я попытаюсь в нижеследующем тексте предоставить потенциальным читателям книги Ч. Гальперина такую возможность. Итак, что же хочет сказать в новой книге Ч. Гальперин? Действительно ли он считает «Русскую землю» эпохи средневековья мифом? И если да, то как он пытается это доказать? Наверное, предваряя анализ мысли Гальперина, стоит начать с того, что то, как Гальперин формулирует свою идею в начале книги, и то, как он ее формулирует в заключении — все же это, на мой взгляд, существенно отличающиеся формулировки. Может быть, даже правильнее было бы сказать — радикально отличающиеся. За этими отличиями стоит, полагаю, как тот беспрестанный поиск, в котором продолжает пребывать исследователь даже в процессе собственно написания текста (то есть, даже на этапе, когда концепция вроде уже сложилась) — так и ситуация, когда исследователь, провозгласив некий тезис в начале исследования, на финише сам чувствует необходимость его существенной коррекции. Начинает Гальперин действительно с, де факто, озвучивания тезиса «Русская земля эпохи средневековья есть миф». Собственно, сам он сформулировал это следующим образом: «This book treats the “Rus’ Land” as a technical term, an historical and political myth that united the elite around the ruler. Connecting a ruler to the myth of the Rus’ Land legitimized him» [“В этой книге “Русская земля” трактуется как технический термин, исторический и политический миф, объединивший элиту вокруг правителя. Связь правителя с мифом о Русской земле узаконивала его власть”] (Halperin 2022: 1). И предварил, пояснил этот ключевой тезис своей книги — еще более выразительной и не оставляющей сомнений цитатой (с которой он, как видно, солидарен) другого исследователя: «Therefore, the Rus’ Land served overwhelmingly to elevate the status of the ruler, not the country or the people, but it was still a myth, a myth of the Rus’/ Volodimerovichi princely dynasty. To be a “land” a political entity had to have a Rus’ dynastic line» [“Таким образом, «Русская земля» служила прежде всего средством повышения статуса правителя, а не страны или народа. Это был миф — но миф княжеской «Русской династии / династии Володимировичей». Чтобы быть «землей», политическое образование должно было находиться под властью «Русской» династии”] (Halperin 2022: 1). Еще раз: «чтобы быть «землей», политическое образование должно было находиться под властью «Русской» династии». «Русской» в данном случае означает конкретно династию «Володимировичей» — потомков Владимира Святославовича, крестителя Руси. То есть, провозглашая здесь тезис о «Русской земле как о мифе», Гальперин также и прежде всего фактически солидаризуется с идеей о том, что «миф» о Русской земле есть «миф» не страны, не народа — но лишь политической династии. Миф, используемый для легитимации этой династии и служащей ей политической элиты (напрашивающийся здесь вопрос: элиты чего? Коли уж страна — миф?). Подчеркивая именно такое понимание выдвинутого им тезиса, Гальперин здесь же, во введении, представляя вторую главу своей книги, пишет: «Chapter 2, for the same period, rejects any notion that the Rus’ Land reflected national consciousness, not a priori from the absence of anything remotely resembling a Rus’ “nation” at the time, but from its malleable non-ethnic usage“ [“Глава 2, относящаяся к тому же периоду, отвергает любое представление о том, что “Русская земля” отражала национальное сознание. Не априори из-за отсутствия чего-либо отдаленно напоминающего русскую “нацию” в то время. А из-за пластичного, податливого не-этнического использования этого термина”] (Halperin 2022: 2). И добавляет (уже по поводу седьмой главы): «The inhabitants of the Rus’ Land were Russian not because they were ethnically Russian but because they lived in regions ruled by the ruler of the Rus’ Land» [«Обитатели Русской земли были русскими не потому, что они были этнически русскими, но потому, что они жили в регионах, находящихся под властью правителей Русской земли»] (Halperin 2022: 2). Итак, «обитатели Русской земли были русскими не потому, что они были этнически русскими, но потому, что они жили в регионах, находящихся под властью правителей Русской земли» (Ч. Гальперин). Нет «русского народа» эпохи средневековья — есть лишь «обитатели Русской земли». Нет «страны Русь» — есть лишь «регионы, управляемые» Володимеровичами. Не будем пока комментировать эти тезисы. Давайте лучше для начала посмотрим, как Гальперин пытается их доказать. Аргументация Гальперина представлена в девяти главах — из которых первые две, собственно, и представляют именно теоретическое обоснование выше-озвученных ключевых тезисов его концепции. Остальные же семь — пытаются подкрепить выводы теоретических глав на основе анализа конкретных эмпирических примеров (то есть, анализа ситуации в отдельных русских землях: Твери, Новгороде, Пскове, Суздале, Москве, а также территориях будущих Украины и Беларуси). Свои теоретические рассуждения Гальперин начинает с вопроса самого по себе достаточно интересного: «Why should the Kievan state have been called a “land” (zemlia)? This nomenclature is far from accidental or unconscious. Despite the existence of alternative, and seemingly more appropriate terms, the Tale of Bygone Years (Povest’ vremennykh let) does not call the Kievan polity the Rus’ country (strana), the Rus’ state (gosudarstvo), the Rus’ principality (kniazhenie), or the Rus’ fatherland (otechestvo)» [“Почему Киевское государство называлось “землей”? Такое наименование далеко от случайности или бессознательности. Несмотря на существование альтернативных и, казалось бы, более подходящих терминов, "Повесть временных лет" не называет Киевское государство “страной Русь», “государством Русь», “Русским княжением» или “Русским отечеством”] (Halperin 2022: 5). Однако его попытка на основании этой, действительно интересной проблемы, сделать вывод об уникальности и специфичности термина «земля» именно для восточнославянского ареала («this system of nomenclature is unique in the European context. I have not been able to locate analogous terms of equal importance or similar systems of equal consistency and longevity in the sources of any other medieval people, Slavic or non-Slavic» [“Эта система наименования уникальна в европейском контексте. Я не смог найти аналогичные термины равной важности или аналогичные системы равной устойчивости и долговечности в источниках любого другого средневекового народа, славянского или неславянского”] (Halperin 2022: 6)) выглядит, полагаю, неубедительной. И резко противоречит даже приводимым им же самим фактам и наблюдениям[1]. В особенности здесь следует подчеркнуть, что опять-таки сам же Гальперин обращает внимание и на первостепенно значимый в контексте этой проблемы вывод (с которым он, тоже подчеркну, соглашается) другого исследователя. Вывод о существовании общеславянской модели именования государств — «землями»: «Soloviev is fundamentally correct that there seems to have been a common Slavic “land”-state system» [“Соловьев полностью прав в том, что существовала общеславянская модель именования государств — «землями»”] (Halperin 2022: 6). Как бы то ни было, введя в свой теоретический дискурс постулат об уникальности, специфичности для восточнославянского ареала «“land”-state system», Гальперин далее пытается связать возникновение термина «Русская земля» с языческим мифом о «матери сырой земле» (хоть и формулирует сначала это в достаточно осторожных выражениях: «The word for “earth” in the Mother Earth cult and the word for “land” in the “Rus’ Land” are one and the same, zemlia. Surely a latent connection between the two cannot be ruled out» [“Слово ”земля“ в культе Матери-Земли и слово ”земля“ в ”Русской земле" — это одно и то же слово. Безусловно, нельзя исключать скрытую связь между ними”] (Halperin 2022: 9)), с одной стороны[2]. И с культом княжеского клана, рода — с другой. Здесь он опирается на выводы двух мало-замеченных (насколько могу судить) историографией работ — статей В. Л. Комаровича и П. Бушковича[3]. В итоге, Гальперин считает, что «Applying Bushkovitch’s conclusion we see that Komarovich’s cult of the clan might actually have been the cult of the Rus’, which was probably the primal sacral name for the princely clan (rod) of the Kievan dynasty» [“Применяя вывод Бушковича, мы видим, что “культ клана” Комаровича на самом деле мог быть “культом Руси”. «Русь» же изначально было, вероятно, сакральным названием княжеского клана (рода) Киевской династии”] (Halperin 2022: 9). И что «The Rus’ Land constituted, then, the first Rus’ conception of political society. It personified the pagan patrimony of the sacral clan of Rus’ of the Kievan dynasty» [“Таким образом, “Русская земля” представляла собой первую русскую концепцию политического общества. Она олицетворяла языческое наследие сакрального “клана Руси” Киевской династии”] (Halperin 2022: 10). Тезис этот, подчеркну, играет центральную роль во всех последующих построениях Гальперина. От его верности зависит, как от крепости фундамента — судьба здания, убедительность концепции Гальперина в целом. Однако, даже подходя к оценке верности этого тезиса максимально снисходительно, мы не можем, на мой взгляд, не признать, что в сущности, Гальперин здесь предложил лишь более или менее остроумную догадку (точнее — цепь догадок) — но ничем не подкрепленную. За этой догадкой стоят лишь отрывочные и крайне беглые апелляции к «Слову о полку Игореве» и гипотезам (подчеркну — гипотезам) Комаровича и Бушковича — без какой-либо аргументации. Впрочем, это даже не столь важно. Потому что даже будь эта догадка Гальперина верна — из нее никак нельзя было бы сделать те последующие выводы, которые Гальперин делает — и которые имеют для него первостепенную важность. Фактически, сама догадка о «Русской земле как о мифе клана Киевской династии» нужна Гальперину на самом деле лишь для того, чтобы эти выводы (точнее — тезисы) ввести в свой дискурс. В частности, его тезис о том, что «Usage of the myth of the Rus’ Land from the tenth to the fifteenth centuries argues against the assertion that it reflects national consciousness» [“Использование мифа о “Русской земле” с десятого по пятнадцатый века противоречит утверждению, что он отражает национальное сознание”] (Halperin 2022: 18). И что «The Rus’ Land ... was neither a tribal (ethnic) nor a statist conception of a realm but a dynastic construct» [“Русская земля ... не была ни концепцией племени (этноса), ни государственной концепцией, концепцией «царства». Это была лишь династическая конструкция”] (Halperin 2022: 10). Или, что «... ascribing national consciousness to the myth of the Rus’ Land during the tenth to fifteenth centuries is at best dubious and unproven, if not unprovable» [“приписывание национального самосознания мифу о “Русской земле” для десятого-пятнадцатого веков в лучшем случае сомнительно и недоказанно, если вообще доказуемо”] (Halperin 2022: 25). В крайнем случае, в более осторожной формулировке: «the asserted conclusion that it [the myth of the Rus’ Land. — A. R.] manifested national consciousness, the nationalism of a nation, the unity of the Rus’ people (narod) and the Fatherland, for the Kievan period of the drevnerusskaia narodnost’ (East Slavic people) ... should not be accepted without critical analysis» [“Утверждение, что он [миф о Русской земле. — А.Р.] проявил национальное сознание, этничность нации, единство русского народа и Отечества, для киевского периода древнерусской народности ... не следует принимать без критического анализа”] (Halperin 2022: 17). Несмотря на большую осторожность последней из цитированных формулировок (равно как и других оговорок подобного рода: «Although I would not deny the existence of notions of “ethnicity” among all medieval East Slavs, nevertheless I should like to suggest that the one sense in which the Rus’ Land is never used is precisely ethnic» [“Хотя я бы не стал отрицать существование понятия “этничность” у всех средневековых восточных славян, тем не менее смею предположить, что единственное значение, в котором никогда не употребляется термин "Русская земля", — это именно этническое”] (Halperin 2022: 25)), «критический анализ», о необходимости которого Гальперин здесь говорит, де факто оказывается не более чем риторическим приемом. Результаты этого «критического анализа» оказываются предугаданы, предопределены той исходной посылкой, которая лежит в основании всей концепции Гальперина. То есть, его цель (не декларируемая — но фактически реализованная), в конечном итоге состоит в том, чтобы объявить мифом и существование Русской земли в эпоху средневековья как страны, и, собственно, древнерусского народа (с, очевидно, в таком случае присущим ему этническим самосознанием). Увы, но ни из признания «Русской земли» политическим мифом (в смысле: мифом, служащим политической цели создания государства (страны) и его последующего существования, поддержания функционирования; именно к такой, куда более взвешенной и осторожной, формулировке, Гальперин (видимо, уступая натиску фактов и своей интуиции исследователя) все же приходит в конце своей книги: «The “Rus’ Land” is … a “myth,” because clerical and lay authors, writing narratives and documents, manipulated it in order to claim its legitimacy» [“”Русская земля“ - это... ”миф", потому что и церковные деятели, и миряне — авторы нарративов и документов, манипулировали им, чтобы заявить о своей легитимности”] (Halperin 2022: 105)), ни (изначально) персональным политическим мифом Киевской династии, «Володимировичей» (используя термин Гальперина) — никак не следует, что не существовало ни «Русской земли» как страны, ни древнерусского народа, с присущим ему этническим самосознанием, как такового. Если кто действительно пожелает эти тезисы все же доказывать (занятие, на мой взгляд, изначально бесперспективное) — то ему следует попытаться здесь избрать некий иной, отличный от попытки Гальперина, способ. Вероятно, Гальперин и сам чувствует здесь шаткость возводимой им конструкции. Поскольку далее он предпринимает еще одну попытку доказать, что ни Древней Руси как страны, ни древнерусского народа — не существовало. И для этого он обращается к выводам фундаментальной, классической работы А. Н. Насонова (Насонов 1951). Процитирую: «Arsenii Nasonov showed that the original meaning of the Rus’ Land in geographic terms was that triangle of territory bounded by Kiev, Chernigov (Chernihiv), and Pereiaslavl’. As the area under the sovereignty of the Kievan dynasty expanded in the eleventh and twelfth centuries, newly acquired territories were “incorporated” into the Rus’ Land, until eventually the patrimony (otchina) of the Volodimerovichi encompassed all East Slavdom» [“Арсений Насонов показал, что первоначально термин «Русская земля» в географическом плане обозначал «треугольник”, ограниченный Киевом, Черниговом и Переяславлем. По мере расширения власти Киевской династии в одиннадцатом и двенадцатом веках, вновь приобретенные территории были “включены” в состав Русской земли, пока в конечном итоге вотчина Володимеровичей не охватила всех восточных славян”] (Halperin 2022: 7). Здесь, прежде всего, он допускает существенную неточность в изложении выводов А.Н. Насонова. Допущена она, скорее, подсознательно (своего рода: «оговорка по Фрейду») — поскольку имеет важнейшее значение в аргументации ключевой для Гальперина идеи о «не-существовании» древнерусского народа. Именно, Гальперин здесь исходит из того, что (процитирую еще раз) «As the area under the sovereignty of the Kievan dynasty expanded in the eleventh and twelfth centuries, newly acquired territories were “incorporated” into the Rus’ Land». Однако, совершенно очевидно, что в XI—XII веках происходило уже не «расширение суверенитета Киевской династии». А, наоборот, Киевская Русь постепенно вступает в эпоху феодальной раздробленности, Сам А. Н. Насонов, говоря о возникновении «Русской земли» в узком смысле этого слова (то есть: как термина, обозначающего государственное образование, занимавшее «четырехугольник» (а не «треугольник», вопреки Гальперину) «Киев-Чернигов-Переяславль-Вышгород») писал: «Устойчивость термина как термина географического, показывает, что «Русская земля» весьма древнего происхождения, и сложилась она, очевидно, не в XI веке … , а гораздо раньше» (Насонов 1951: 30). И, обсуждая вопрос о времени ее возникновения, относил это событие еще к «хазарскому времени», к IX веку (Насонов 1951: 44). То есть, заметим попутно, вопреки желаемому для концепции Гальперина, не только до возникновения «династии Володимеровичей» — но даже и до возникновения династии Рюриковичей и их вокняжения в Киеве. При этом более раннее время возникновения «Русской земли», VIII век, по мнению Насонова, «трудно предположить» (Насонов 1951: 44). Аргументация А.Н. Насонова о значительной древности «Русской земли» (в узком смысле слова) представляется безупречной и неоспоримой. Однако что касается конкретного времени ее возникновения, то, как я уже раньше отмечал (в частности: Романчук 2018: 146; Романчук 2018а: 96, 103, прим. 13; Романчук 2022: 337), наоборот, на сегодняшний день вся имеющаяся в нашем распоряжении совокупность фактов склоняет к тому, чтобы относить возникновение этой «Русской земли» именно еще к VIII веку (и, скорее, его первой половине). А это, как очевидно, еще менее соответствует предположениям Гальперина. Почему же Гальперин допускает здесь эту оплошность? Потому, что для его концепции принципиально, чтобы расширение термина «Русская земля» (в формулировке Гальперина: именно в узком смысле слова (!)) на все восточнославянские земли произошло очень поздно — не ранее конца XIII века. Процитирую: «In 1293 the Tatars raided Vladimir, Suzdal’, Murom, Pereiaslavl’, Kolomna, Moscow, Mozhaisk, Volok, and other cities, all of them in the Northeast. The Tatars did much harm to the Rus’ Land—the beginnings of a translatio of the narrow concept of the geographical Rus’ Land from the Kievan area to the Northeast. The translatio was completed by 1328 when there was “peace in the Rus’ Land” at the accession to the grand principality of Vladimir of Ivan Kalita of Moscow and in 1340 when Ivan Kalita was mourned on his death by “all the Muscovite men…and the whole Rus’ Land» [“В 1293 году татары совершили набег на Владимир, Суздаль, Муром, Переяславль, Коломну, Москву, Можайск, Волок и другие города Северо-Востока. Татары нанесли существенный ущерб «Русской земле» — и это событие маркировало начало translatio, переноса понятия “Русская земля» (в узком значении этого термина) с региона Киева на Северо-Восток. Translatio, перенос был завершен к 1328 году, когда “в Земле Русской воцарился “мир” и московский князь Иван Калита получил ярлык на Владимирское великое княжение, и в 1340 году, когда смерть Ивана Калиты оплакивали “все московские мужи... и вся земля Русская”] (Halperin 2022: 12). Именно поэтому же он, хоть и признает полученный А. Н. Насоновым вывод об «узком» и «широком» значении термина «Русская земля» уже в до-монгольское время («On the eve of the Mongol conquest of Rus’ the myth of the Rus’ Land carried two geographic meanings, either the area of Kiev in the narrow sense or all East Slavdom in the broad sense, as well as two religious meanings» [“Накануне монгольского завоевания Руси миф о “Русской земле» имел два географических смысла: либо, в узком значении — обозначал регион Киева, либо же, в широком значении — земли всех восточных славян; также два значения он имел и в религиозном плане”] (Halperin 2022: 11)), но делает из него совершенно парадоксальный вывод. Процитирую: «The adaptability of the geographic coordinates of the Rus’ Land established by Nasonov suggests precisely that the myth was primarily and essentially not territorial but political, the state ruled by the Kievan dynasty» [“Адаптивность географических координат “Русской земли», установленная Насоновым, четко указывает на то, что миф был прежде всего и по существу не территориальным, а политическим, обозначая государство, управляемое Киевской династией”] (Halperin 2022: 18). Увы, но я не вижу здесь никаких оснований отказываться от предложенного еще А. Н. Насоновым объяснения этой «The adaptability of the geographic coordinates of the Rus’ Land». Представляется очевидным, что именно расширение Древнерусского государства (но в X веке!) и происходившее параллельно с этим формирование русского (древнерусского) народа из восточнославянских и не-славянских этнических групп — и обусловили и расширение первоначального значения термина «Русская земля», и последующее бытование одновременно и «узкого», и «широкого» его значения[4], То, что древнерусский народ — все же не миф, следует даже из того очевиднейшего факта, что еще в начале XX века некоторые украиноязычные группы Карпат именовали себя «русскими». И эта их этническая идентичность, «русская», могла сформироваться лишь в условиях пребывания их предков в составе общего государства — каким и была Киевская Русь. Предполагать, что эта этническая идентичность могла сформироваться уже после распада Древнерусского государства — пожалуй, будет равносильно отрицанию существования этнологии как науки. Кстати, если говорить не о сугубо этнологической, но и о лингвистической стороне дела (а общий язык — хоть и не первейший камень в фундаменте возникновения этноса, но один из первых), то к началу нынешнего века стало ясно, что и восточнославянская языковая общность — результат процессов конвергенции. Процитирую: «Для южнославянской и западнославянской ветвей отсутствие соответствующих монолитных праязыков установлено уже достаточно давно. В отличие от этих двух ветвей, восточнославянская ветвь в соответствии с традицией, восходящей в основном к А. А. Шахматову, обычно считалась монолитной. Имеющиеся ныне данные по древненовгородскому и древнепсковскому диалектам показали, что и восточнославянская ветвь не была в этом отношении исключением: подобно двум другим, она вобрала в себя первоначально не вполне тождественные племенные говоры» (Зализняк 2004: 57). То есть, как формирование древнерусского языка, так и (тут А. А Зализняк цитирует В. В. Седова) «формирование восточнославянского этноса было возможным только в результате интеграционных процессов» (Зализняк 2004: 154). Единственный период средневековой истории восточных славян, когда мы наблюдаем эти интеграционные процессы (и когда, соответственно, могли происходить и конвергентные языковые процессы, приведшие к возникновению наддиалектного древнерусского языка) — это период существования единого (хотя бы относительно) Древнерусского государства, X—XII века. Таким образом, «Миф о Русской земле» Гальперина — по факту, полагаю, оказывается «мифом Гальперина»[5]. Увы. Поэтому, завершая этот отклик на книгу Чарльза Гальперина, я считаю уместным здесь процитировать одного из учеников А. Н. Насонова — хоть и сказано им это было по другому поводу. Итак: «В подходах к изучению древнерусских нарративных источников у А. Н. Насонова и М. Н. Тихомирова обнаруживалась принципиальная разница. А. Н. Насонов делал свои заключения после всестороннего исследования всего текста памятника, М. Н. Тихомиров позволял себе опираться на отдельные особенности текста. Хотя … методика А. Н. Насонова была очень трудоемкой и по времени весьма затратной, я целиком был на его стороне, осознавая, что только таким путем можно получить твердые научные результаты ...» (Кучкин 2018: 351—352). Как кажется, несколько переосмысливая эти слова, мы можем в определенной мере приложить их и к методу Гальперина, использованному им в этой книге. Заведомо ограничив свое внимание лишь достаточно скудными и скупыми сведениями средневековых русских нарративных источников о «Русской земле», и исключая из рассмотрения «весь текст памятника» — то есть, всю совокупность известных нам исторических, этнологических и относящихся к данным иных научных дисциплин фактов, демонстрирующих и существование «Русской земли» как страны в эпоху средневековья, и существование древнерусского народа, он, на мой взгляд, был обречен на то, чтобы попасть в ловушку предварительно избранной им концепции. Все вышесказанное, тем не менее, не отменяет того факта, что книгу Чарльза Гальперина будет интересно и полезно прочесть (хотя бы в качестве пищи для ума) как специалистам, так и людям, просто испытывающим интерес к вопросам, затронутым им в своей книге. И более того: прежде, чем с кем-либо соглашаться или не соглашаться, следует, полагаю, самому ознакомиться (и не просто ознакомиться — но вникнуть в сказанное) с тем, что он говорит. Принцип, из которого исхожу сам — и всем желаю. Библиографический список Зализняк 2004 - Зализняк А. А. 2004. Древненовгородский диалект. Москва: Языки славянской культуры. Зализняк 2008 – Зализняк А. А. 2008. «Слово о полку Игореве»: взгляд лингвиста. Москва: Рукописные памятники Древней Руси. Кучкин 2018 – Кучкин В. А. 2018. Вспоминая Арсения Николаевича Насонова. Slověne. Vol. 7, № 2. C. 342–355. Насонов 1951 – Насонов А. Н. 1951. "Русская земля" и образование территории древнерусского государства : исторически-географическое исследование. Москва: АН СССР. Николаев 2020 – Николаев С. Л. 2020. «Слово о полку Игореве»: реконструкция стихотворного текста. Москва; Санкт-Петербург: Нестор-История. Романчук 2018 – Романчук А. А. 2018. Клятвы русов «оружьем и обручьем»: славянский и германский контекст. Stratum plus (5), 143—154. Романчук 2018 – Романчук А.А. 2018а. Происхождение клятв русов «оружьем и обручьем»: славянские, германские и кельтские параллели. Revista Arheologică XIV (1), 93—107. Романчук 2022 – Романчук А. А. 2022. Этноним русь и восточногерманское *rauþs ‘красный': еще раз к обоснованию гипотезы. Stratum plus (5), 335—343. DOI: https://doi.org/10.55086/sp Halperin2022 – Halperin Ch. J. 2022. The Rise and Demise of the Myth of the Rus’ Land. ARC, Amsterdam University Press. https://doi.org/10.1515/9781802700565 REFERENCES Zaliznyak A. A. 2004. Drevnenovgorodskij dialekt. Moskva: Yazyki slavyanskoj kul'tury. Zaliznyak A. A. 2008. «Slovo o polku IgorevE»: vzglyad lingvista. Moskva: Rukopisnye pamyatniki Drevnej Rusi. Kuchkin V. A. 2018. Vspominaya Arseniya Nikolaevicha Nasonova. Slověne. Vol. 7, № 2. C. 342–355. Nasonov A. N. 1951. "Russkaya zemlya" i obrazovanie territorii drevnerusskogo gosudarstva : istoricheski-geograficheskoe issledovanie. Moskva: AN SSSR. Nikolaev S. L. 2020. «Slovo o polku IgorevE»: rekonstrukciya stikhotvornogo teksta. Moskva; Sankt-Peterburg: Nestor-Istoriya. Romanchuk A. A. 2018. Klyatvy rusov «oruzh'em i obruch'eM»: slavyanskij i germanskij kontekst. Stratum plus (5), 143—154. Romanchuk A.A. 2018a. Proiskhozhdenie klyatv rusov «oruzh'em i obruch'eM»: slavyanskie, germanskie i kel'tskie paralleli. Revista Arheologică XIV (1), 93—107. Romanchuk A. A. 2022. Ehtnonim rus' i vostochnogermanskoe *rauþs ‘krasnyj': eshche raz k obosnovaniyu gipotezy. Stratum plus (5), 335—343. DOI: https://doi.org/10.55086/sp Halperin Ch. J. 2022. The Rise and Demise of the Myth of the Rus’ Land. ARC, Amsterdam University Press. https://doi.org/10.1515/9781802700565 [1] Они изложены им преимущественно в примечаниях (Halperin 2022: 5—7, прим. 5,6,7,8). И, как сам Гальперин замечает, «... the Tale of Bygone Years calls all states “lands”» [“Повесть временных лет” называет все государства "землями"] (Halperin 2022: 5). Что, собственно говоря, отмечал уже А. Н. Насонов (на выводах и наблюдениях которого строится, кстати, очень многое в концепции Гальперина). Насонов писал, что термины «земля, «волость», «область» использовались в Древней Руси для обозначения территории, объединенной одной верховной властью (Насонов 1951: 33). И указывал, что термин «земля» древнее, чем «волость». [2] Существенную роль в его построениях здесь играет обращение к некоторым мотивам (и еще более — интерпретациям этих мотивов) «Слова о полку Игореве» (Halperin 2022: 8). В этой связи должен заметить, что, на мой взгляд, книга, изданная в 2022 году, не может, апеллируя в попытке аргументации своих ключевых тезисов к «Слову о полку Игореве», обойтись без, во-первых, фундаментальной работы А. А. Зализняка (Зализняк 2008). И, во-вторых, без монографии С. Л. Николаева (Николаев 2020) — где много внимания уделяется проблеме диалектной локализации «Слова». Последнее имеет особое значение для концепции Гальперина. [3] Вообще, в виде отступления, замечу, что большим плюсом книги Гальперина следует считать его внимание к работам, вышедшим сравнительно давно — и цитируемым сегодня, скорее, по принципу цитирования работ Маркса-Энгельса-Ленина советскими учеными. А особенно — его внимание к работам мало-оцененным историографией, и давно (и незаслуженно) выпавшим из внимания исследовательского сообщества. Тем самым Гальперин не только восстанавливает историческую справедливость, но и стимулирует современных исследователей смотреть не только вперед — а и немного оглядываться назад. Что, безусловно, идет науке лишь на пользу. Применительно к работе П. Бушковича (ранее мне неизвестной; как, видимо, неизвестной и Х. Стангу), для меня особенно интересно следующее его наблюдение: «The only group of the neighbours of Rus’ whose names have the same grammatical form (feminine singular collective noun, like Chud’ or Ves’) as the word Rus’ are the Finno-Ugric peoples, the most “primitive” tribes of the region» [“Единственная группа соседей Руси, чьи имена имеют ту же грамматическую форму (собирательное существительное женского рода единственного числа; например, Чудь или Весь), что и слово Русь, — это финно-угорские народы, самые “примитивные” племена региона”] (Halperin 2022: 9). И хотя «социально-экономическое объяснение», которое предложил П. Бушкович в связи с этим наблюдением, представляется мне очевидно несостоятельным (и я вижу здесь другое объяснение: Романчук 2022: 339—340), но упомянуть в контексте этой проблемы имя П. Бушковича считаю своим долгом. [4]Здесь имеет смысл коснуться еще одного тезиса Гальперина. Именно, он, пытаясь отрицать этнический смысл термина «Русская земля», противопоставляет «полиэтничность Вазантии» — и, не используя этого термина, «моноэтничность Руси». Процитирую: «the Byzantine Empire, however Greek in language and culture, was abundantly multi-ethnic, and it is beyond credulity that visitors from Kievan Rus’ would not have observed the diverse population elements in Constantinople, to which they in fact contributed» [“Византийская империя, греческая по языку и культуре, была чрезвычайно многонациональной, и невозможно поверить, что приезжие из Киевской Руси не заметили бы разнообразия населения Константинополя, в которое они фактически внесли свой вклад.”] (Halperin 2022: 25). Поэтому, считает здесь же Гальперин, «The Rus’ Land to which Berendei and Olgerdovichi could pledge loyalty was hardly ethnic» [“Русская земля, которой берендеи и Ольгердовичи могли присягнуть на верность, вряд ли была “этническим феноменом»”] (Halperin 2022: 25). Увы, но вопреки Гальперину, Киевская Русь была, во-первых, не-моноэтнична ни в какой период своей истории (утверждение, полагаю, на сегодняшний день не требующее доказательств). И во-вторых, следует считать, пожалуй, аксиомой этнологии принцип многоуровневости этнической самоидентификации (и вообще самоидентификации) — когда человек может быть берендеем, и одновременно «could pledge loyalty to the Rus’ Land». [5]К сожалению, у меня нет возможности представить здесь столь же подробно и иные главы книги Гальперина. Какие-то из них понравились мне больше — как глава о Пскове. Хотя ее итоговый вывод (изложенный, правда, в начале главы: «Like its “elder brother” Novgorod, the medieval city-state of Pskov lacked an indigenous branch of the Volodimerovich clan as its dynasty and for that reason did not and probably could not articulate a self-conception in the form of an ideology of a “Land”» [“Подобно своему “старшему брату” Новгороду, средневековый Псков не имел своей, коренной, династии из рода Володимеровичей, и по этой причине не имел и, вероятно, не мог сформулировать свою политическую идентичность в виде идеологии “земли”] (Halperin 2022: 64)) меня также не убедил. Особенно что касается «отсутствия собственной ветви Володимировичей» в качестве объяснения причин отсутствия у Пскова политических претензий, аналогичных претензиям Москвы или Твери. Какие-то меньше — как глава о той же Твери. Где Гальперин, прибегая к достаточно сложной (или, наоборот — недостаточно сложной) эквилибристике, пытается, на мой взгляд, проигнорировать вполне ясные указания источника. Из которых следует, что Тверь рассматривалась этим источником как часть Русской земли: «in greeting the envoy Foma at Florence John Paleologus now speaks of Boris as given by God to the Rus’ Land (russkaia zemlia) (6). The patriarch declares that the fame of Boris Aleksandrovich flows from the Greek Land to the Rus’ Land (6), and various metropolitans declare that there is no grand prince in Rus’ comparable to Boris (6, 7 twice) ...» [“приветствуя посланника Фому во Флоренции, Иоанн Палеолог теперь говорит о Борисе как о дарованном Богом Русской земле (6). Патриарх заявляет, что слава Бориса Александровича течет из Греческой земли в Русскую землю (6), а различные митрополиты заявляют, что на Руси нет великого князя, сравнимого с Борисом (6, 7 дважды)”] (Halperin 2022: 30). Тем не менее, все эти главы были прочитаны мной также с живейшим интересом и удовольствием. И смею предположить, что те, кто решит прочесть книгу Гальперина целиком, получат удовольствие не меньшее. Уже поэтому не буду портить его своим пересказом. "Историческая экспертиза" издается благодаря помощи наших читателей.

Стаф В.С. Чукотка как место памяти: от первопроходцев до «Территории» «Памятник-маяк землепроходцу и мореплавателю Семёну Ивановичу Дежнёву» 1956 (фото автора, 2022) Аннотация: В статье рассматривается мемориальная культура в Чукотском Автономном Округе. Автор выделяет три направления исторической памяти, которые наиболее ярко представлены на Чукотке – память о первопроходцах, осваивающих чукотские земли с XVIIвека, память о ГУЛАГе – в сталинское время Чукотка была частью треста «Дальстрой» и хотя лагерей здесь было гораздо меньше, чем на Колыме, говорить о постсоветском ЧАО без памяти о ГУЛАГе едва ли представляется возможным. Наконец, третье направление – память о воздушной трассе Аляска – Сибирь, главный сюжет в контексте памяти о Великой Отечественной Войне в регионе. Конечно, существуют и другие направления чукотской исторической памяти, однако именно эти направления наиболее наглядно показывают, как на Чукотке происходит осмысление прошлого региона. Ключевые слова: Чукотка, ГУЛАГ, Алсиб, трасса Аляска – Сибирь, первопроходцы, мыс Дежнёва, памятники, историческая память Сведения об авторе: Стаф Владислав Сергеевич, историк, преподаватель Свободного университета в Москве, приглашенный преподаватель школы исторических наук факультета гуманитарных наук Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» (Москва) Контактная информация: stafvlad@gmail.com Annotation: The article deals with the memorial culture in the Chukotka Autonomous Okrug. The author identifies three areas of historical memory that are most clearly represented in Chukotka. The first is about the memory of the pioneers who have explored Chukotka since the 17th century, the second is about the memory of the Gulag - in Stalin's time, Chukotka was part of the Dalstroy trust, and although there were much fewer camps here than in Kolyma , it is hardly possible to talk about the post-Soviet ChAO without the memory of the Gulag. Finally, the third direction is the memory of the Alaska-Siberia air route, the main plot in the context of the memory of the Great Patriotic War in the region. Of course, there are other areas of Chukchi historical memory, but these areas most clearly show how Chukotka is comprehending the region's past. Keywords: Chukotka, Gulag, AlSib, Alaska-Siberia air road, pioneers, Cape Dezhnev, monuments, historical memory Staf Vladislav (Sergeevich), historian, lecturer at Free University of Moscow, guest lecturer at National Research University - Higher School of Economics, School of History (Moscow). Белая тундра, холодное море, Камни катаясь, стучат у воды. За горизонтом появятся вскоре Первые, нового солнца лучи (с) Олег Сакович В постсоветской России Чукотский Автономный Округ крайне часто употребляется с прилагательным «самый»: самый удаленный, самый холодный, самый дорогой, самый труднодоступный, самый малонаселённый; даже задержки рейсов здесь самые длинные из-за непогоды – по рассказам местных, рекорд задержки рейса из-за погоды был в сорок пять дней. При этом Чукотка является регионом крайне разнообразным, вопреки частому заблуждению, что это лишь сплошная тундра, горы и снега. В основном её описывали первопроходцы, географы и геологи, а вот места для гуманитарных и социальных исследований здесь пока нашлось не так много. Тяжело пережив падение СССР и 1990-е годы, когда население региона сократилась в три раза (со 150 тысяч до 50 тысяч человек) и закрытия целого ряда поселков, Чукотка оказалась в руках олигарха Романа Абрамовича, а после его ухода с поста губернатора ЧАО в 2008 году снова погрузилась в некоторое информационное безвременье. Что приходит на ум, когда речь заходит о Чукотке? Советский фильм «Начальник Чукотки» (1966) Виталия Мельникова, «Территория» Олега Куваева (1975), произведения Юрия Рытхэу. Из последних культурных поводов, вновь привлекших внимание к Чукотке, стали, пожалуй, новая экранизация романа «Территория» режиссером Александром Мельковым в 2014 году, а также документальный фильм «Великий Северный путь» (2019) Леонида Круглова по маршруту Семёна Дежнёва, показавшие широкому зрителю труднодоступную природу северного и восточного побережий Чукотки. При этом, как и любой регион, Чукотка является и пространством памяти, о чем и пойдет речь в данном тексте. Конечно, чтобы описать все мемориальные особенности Чукотки не хватит и нескольких книг, поэтому я остановлюсь на трёх сюжетах, которые мне показались наиболее яркими и важными для чукотской культуры памяти. Часть описанных мест из данных сюжетов автору посчастливилось посетить лично, иначе данный текст никогда бы и не был написан. Первый раздел условно называется «Первопроходцы» и посвящен тому, как в пространстве Чукотки отразились имена путешественников и геологов; второй называется «ГУЛАГ» и описывает наследие на Чукотке треста «Дальстрой» и самых удаленных сталинских лагерей на северо-востоке СССР; наконец, третий называется «Алсиб» и посвящен памяти легендарной авиационной трассе Аляска-Сибирь, по которой происходили поставки в рамках ленд-лиза из Аляски к Красноярску и далее на фронты Великой Отечественной войны. Все эти сюжеты охватывают разные части Чукотки, от границ с Якутией и Магаданской областью до Берингова пролива, однако, хочется надеяться, смогут наглядно показать неоднородность Чукотки как самого северо-восточного места памяти на планете. ПЕРВОПРОХОДЦЫ Территория Чукотки всегда была связана с именами первопроходцев и путешественников. Кто-то из них искал через эти края новые торговые пути, кто-то исследовал и наносил на мировую карту территорию Чукотки, кто-то искал золото и другие полезные ископаемые. Пожалуй, самым известным первопроходцем, имя которого увековечено в самых разных местах Чукотки, от названий улиц в большинстве населенных пунктов до мыса – это Семен Иванович Дежнёв. В российской истории Дежнёв известен не только в контексте Чукотки, до этого он первым из русских первопроходцев достиг рек Алазеи и Колымы. В 1648 году три коча Семёна Дежнёва, Федота Попова и Герасима Анкудинова обогнули мыс «Большой Каменный Нос» (сегодня – мыс Дежнёва), доказав, что между Евразией и Америкой есть пролив. Впрочем, корабли Попова и Герасима впоследствии вынесло к побережью Камчатки, где они умерли через несколько лет от цинги, а сам Дежнев лишь после нескольких зимовий в устье реки Анадырь смог вернуться в Якутск. Документы же об открытии Большого Каменного Носа хранились в Якутском остроге, поэтому только через восемьдесят лет, в 1728 году, другой великий первопроходец Витус Беринг открыл пролив вторично, на сей раз – он появился на мировой карте. При том, что пролив между Евразией и Америкой получил имя Витуса Беринга, его имя стало гораздо популярнее на Камчатке, где даже местный университет назван в его честь. Память о Дежнёве на Чукотке начала культивироваться с конца XIX века, когда шведский географ Адольф Эрик Нордельшельд в 1879 году предложить назвать мыс в честь Семёна Дежнева, а в 1898 году, к двухсотпятидесятилетию экспедиции, Русское Географическое Общество официально переименовало мыс (Шокарев 2016: 100). В 1910 году на мысе Дежнёва близ эскимосского поселения Наукан был установлен пятнадцатиметровый крест в память об экспедиции Семёна Дежнева, который был уничтожен в 1928 году. Тем не менее, в 1943 году крест на мысе восстановил уэленский учитель Николай Иванович Максимов, который активно продвигал идею постановки памятника на мысе (Ibid:103-104). В 1950-е годы памятник скульптора Зинаиды Васильевны Баженовой стал строиться и был закончен в 1956 году[1]. Стоить отменить, что именно баженовский бюст Дежнёва на маяке стал прототипом всех последующих изображений Семёна Дежнёва так как о внешности первопроходца почти ничего не известно. В советское время территория Чукотки стала покрываться именами других первопроходцев – геологов. Здесь, пожалуй, самой громкой фамилией здесь стоит назвать Юрия Билибина, который в 1928 году открыл золотые месторождения на Колыме и положил начало дальнейшему бурному развитию Колымы и Чукотки в советское время. Фамилию Билибина носит даже один из трех чукотских городов – Билибино, хотя геолог не был (и не мог быть) в этом месте. Само поселение было основано в 1955 году и год называлось Каральваам, но с 1956 года переименовано в честь советского геолога. Скорее всего переименование связано с тем, что сам Юрий Билибин умер в 1952 году и была потребность в мемориализации его имени в регионе, хотя поселение (а потом город) возникло уже после его смерти. ГУЛАГ В романе немецкого писателя Йозефа Мартина Бауэра «Побег из ГУЛАГа» (Bauer 1955) главный герой, немец Клеменс Форель, осужденный после Второй мировой войны на двадцать пять лет, сбегает из лагеря ГУЛАГа, находящегося на мысе Дежнёва – самой восточной точки Евразии, после чего через три года странствий попадает в Иран. По роману в 2001 году вышел и одноименный фильм режиссера Харди Мартинса. Тем не менее, вопреки частым заблуждениям из-за данного романа и фильма, на мысе Дежнёва никогда не было лагерей ГУЛАГа, однако через Берингов пролив заключенных и правда возили на кораблях во времена «Дальстроя» в удаленные северные порты – прежде всего в Певек в Чаунской губе и Амбарчик, ныне заброшенный[2] порт рядом с впадением реки Колымы в Северный Ледовитый океан на границе Чукотки и Якутии. В современной Чукотке можно выделить два места памяти, связанных с ГУЛАГом – это уже упомянутый город Певек, а также поселок Эгвекинот и его морской порт в заливе Креста, от которых к северу через всю Чукотку тянется Иультинская трасса до ныне заброшенного посёлка Иультин, где раньше находился крупнейший в СССР олово-вольфрамный Иультинский горно-обогатительный комбинат (ГОК). Первые заключенные появились на Чукотке в 1938 году, когда западная её часть была передана разрастающемуся на Колыме тресту «Дальстрой» НКВД. В Певек первых заключенных в количестве 1350 человек завезли в 1941 году (Романенко 2010: 391), однако основная лагерная деятельность развернулась на Чукотке уже после окончания Второй мировой войны. Так, в сентябре 1949 года был организован Чаун-Чукотский исправительно-трудовой лагерь, численность заключенных которого доходила к 1953 году до 12 тыс. человек (Ibid). Подробнее о лагпунктах и лаготделениях УСВИТЛА (Севвостлага), Чаун-Чукотского ИТЛ и Чаунского ИТЛ, лагерях Шелагского хребта и побережья до порта Амбарчик написано в главе сборника «Враги народа за полярным кругом» Ф.Романенко «Острова уранового ГУЛАГа в Восточной Арктике» (Романенко 2010: 389-421). В 1990 году в восьмидесяти километрах от Певека между зонами Восточной и Северной был установлен памятный знак пермского скульптора Рудольфа Веденеева жертвам урановых зон, надпись на котором гласит: «Здесь будет воздвигнут памятник узникам, погибшим в урановых рудниках ГУЛАГа в 40-50-е годы. Июль 1990 г.». Данный мемориал был установлен по инициативе членом Московского клуба «Компьютер», а экспедиция по установке финансировалась московской фирмой «Спутник» (Сахаровский центр). Новый памятник так и не появился. В самом Певеке ещё в 1980-е годы был установлен памятник Науму Пугачеву, секретарю Чаунского райкома ВКП(б), основателю Чаунского района, при котором началось развитие района, в том числе и руками заключенных. Несмотря на лагерную историю возникновения города, памятник жертвам политических репрессий появился в Певеке лишь в 2015 году. В Чаунском краеведческом музее (ул. Обручева, 17/1) также имеется экспозиция об истории ГУЛАГа, формирование которой началось ещё в 1991 году. Документов и материалов по этой теме оказалось не так много, поэтому «малое количество информации компенсируется построением условной реконструкции лагерного барака, включающей подлинные предметы, и «кабинета следователя», где экспонируются документы и фотографии» (Ассоциация музеев памяти). История и память в Певеке невозможны и без упоминания романа «Территория» Олега Куваева, в котором существует много отсылок к этим местам. Так, под куваевским «Северстроем» подразумевается «Дальстрой», под «городом» - Магадан, а под «посёлком» - Певек. В июне 1987 года в городе появился памятник и самому Куваеву, прожившему в Певеке всего три года, но навсегда увековечившему этот самый северный город России в своем романе. В документальном фильме Светланы Быченко «Территория Куваева» (2016) неоднократно звучит мнение респондентов, что в Певеке до сих пор чувствуется именно дальстроевская атмосфера. Не все местные разделяют это наблюдение, однако память об освоении Чаунской губы невозможна без упоминания ГУЛАГа, на что в «Территории» Куваев так и не обращает внимания. Другое важное место памяти о ГУЛАГе на Чукотке – посёлок городского типа Эгвекинот. 1 марта 1946 года для строительства Иультинского горнорудного комбината на оловянно-вольфрамовом месторождении было создано управление «Чукотстрой». Также в его задачи входило строительства посёлка в Заливе Креста (ныне – Эгвекинота), Иультинской трассы, морского порта и аэропорта (Хроника горнодобывающей промышленности Магаданской области. Часть 1 2010: 67). Несмотря на сложности из-за срыва поставок материалов и оборудования по вине Минморфлота, о чем писал начальник Чукотстроя Б.Ленков (Широков 2014: 439), с 1946 по 1951 год силами заключенных была построена Иультинская трасса, которая соединяла Иультин с Эгвекинотом и являлась самой восточной круглогодичной трассой в СССР. В 1990-е годы поселки на трассе, как и сам Иультин, были заброшены, а в 1995 году половодьем снесло мост через Амгуэму (Давыдов, Давыдова 2020: 98), окончательно остановив использование трассы – сегодня по заброшенной Иультинской трассе ездят лишь редкие краеведческие и туристические экспедиции. Главным местом притяжения туристов на Иультинской трассе последние десятилетия стала позднесоветская арка «Полярный круг», которая возвышается над трассой на двадцать четвертом километре. Сразу за аркой видны заброшенные домики вооруженной охраны (ВОХРа) времён Чукотстройлага. Однако в 2014 году на нулевом километре трассы, недалеко от аэропорта «Залив Креста» открыли памятник, где на постаменте изображены двое заключенных в ватниках с кайлом и тачкой, пописанный «Строителям автомобильной дороги Эгвекинот-Иультин. 1946-1950». (Пустовой 2019). Как и в Певеке, тема Чукостройлага представлена в одном из залов местного Краеведческого музея городского округа Эгвекинот, а сам музей последние годы также входит в Ассоциацию музеев памяти (Ассоциация музеев памяти). Памятник строителям Иульитинской трассы (Wikimapia.org) Завершая раздел о чукотской памяти о ГУЛАГе, стоит снова вернуться к мысу Дежнёва, где в апреле 2017 года нижегородский православный путешественник Валентин Ефремов установил православный крест, колокол и якорь, которые он специально привез туда из Нижнего Новгорода. Хотя, как уже было сказано выше, лагерей на мысе Дежнёва никогда не было, названа эта композиция была «Мемориал в честь русских покорителей Чукотки и жертв политических и религиозных репрессий», а сама экспедиция Ефремова проходила под флагом «Союза казачьих войск России» и при информационной поддержке «Ассоциации жертв политических репрессий» (Малюгин 2018). Тем не менее, руководство национального парка «Берингия», к которому относится территория мыса Дежнёва, выступило резко против установки данного мемориала и предписало демонтировать его до 10 июля 2018 года, руководствуясь тем, что «действия православного путешественника незаконны, т.к. «крест был установлен в границе объекта культурного наследия “Многослойное поселение Наукан”», и это действие «может нанести вред памятникам археологии», причём как известным, так и «пока ещё не выявленным»» (Ibid). В июле 2022 года мемориал из креста, якоря и колокола по-прежнему находится в нескольких десятках метрах от маяка на мысе Дежнёва. Якорь Валентина Ефремова на мысе Дежнёва (фото автора, 2022) АЛСИБ В 1942 году, когда был утвержден новый воздушный мост через Аляску в Сибирь для ленд-лиза, в кратчайшие сроки было построено несколько новых аэропортов на северо-востоке СССР: Уэлькаль, Марково, Сеймчан, Берелёх, Оймякон, Олёкминск и Керенск, а кроме этого готовились запасные аэродромы в Нижнеилимске, Бодайбо, Витиме, Усть-Мая, Хандыге, Оломоне, Зырянке и Анадыре (Горка, не в поселке Угольные Копи) (Слепцов 2019: 8). На территории современной Чукотки[3] находится шесть аэропортов времен Алсиба – два основных: Уэлькаль и Марково, а также четыре запасных: Анадырь, Чаплино, Танюрер и Омолон. Алсиб называли и «Красноярской воздушной трассой», и «Сталинской трассой», однако знали о ней немногие, во время Холодной войны о ней старались не вспоминать, а окончательный гриф секретности сняли лишь в 1992 году. Конечно, местные жители знали о трассе, однако из-за удаленности всех населенных пунктов трассы, не только чукотской её части, информация о ней мало выходила на «материк». Сегодня чукотские аэропорты времен Алсиба практически не используются. Аэропорт Уэлькаля был первым аэропортом СССР, построенным для трассы, но на данный момент аэродром не действует, «он перестал эксплуатироваться ещё в 1980-х гг. Сейчас снабжение посёлка Уэлькаль ведётся вертолётом. Была попытка построить ВПП в середине 2010-х гг., но работы были остановлены» (Филин 2021). Аэропорт Марково использовался военными до 1953 года, после чего он стал перевозить только гражданских; сегодня аэропорт используется, но крайне мало, а самолеты летают лишь в Анадырь и несколько других сёл. Русское Географическое Общество не раз проводило экспедиции по местам Алсиба, последняя началась к восьмидесятилетию трассы и стартовала 28 июня 2022 года, в задачи которой входит «найти места падений самолётов по маршруту воздушной трассы Аляска — Сибирь и установить памятные знаки на местах гибели разбившихся лётчиков» (Гопиус 2022). «Алсиб – трасса мужества» в анадырском Свято-Троицком соборе (фото автора, 2022) Несмотря на то, что Алсиб стал главной темой памяти на Чукотке о Великой Отечественной войне, полноценный памятник Алсибу в Автономном округе почти нет, хотя они есть даже на соседней Аляске, самый известный из которых находится в городе Фэрбанкс – города, откуда и начинался долгий пусть советских летчиков в сторону Красноярска. На Чукотке по сути памятник существует лишь один – в уже упомянутом выше поселке Эгвекинот. Он возник через сорок лет после окончания Второй мировой войны, а сам памятник был утвержден «по проекту художника Константина Добриева: два крыла рухнувшего самолета с пробоиной в виде звезды. В финансировании и строительстве памятника принимали участие все организации и предприятия Эгвекинота» (Russiatravel). Место легко объяснимо – первый аэропорт Уэлькаля находился недалеко от Эгвекинота, а современный Уэлькаль получает оттуда продукты. Однако интересно, что несмотря на столь важное значение памяти об Алсибе, даже в столичном городе Анадыре подобного памятника нет – все мемориальные возложения цветов происходят около памятника Великой Отечественной войне в центре города, где нет никакой информации об Алсибе. Несмотря на это, в двух местах Анадыря сегодня можно найти информацию о данной воздушной трассе – в Музейном Центре «Наследие Чукотки» 17 июля 2022 году, к восьмидесятилетию трассы, в экспозиции был открыт макет интерактивной карты всей трассы (Чукотка.рф). Второе место более неожиданно – стенд «Алсиб – трасса мужества» находится в анадырском Свято-Троицком соборе. Обелиск лётчикам трассы Аляска-Сибирь - Эгвекинот (Russiatravel) Наконец, на Чукотке есть ещё один маленький и труднодоступный памятник летчикам Алсиба. Находится он недалеко от метеостанции Танюрер, на почти полностью заросшем военном кладбище, где похоронены летчики, погибшие во время перелетов 1942-1945 годов. На небольшом обелиске с красной звездой наверху написано «При исполнении служебных обязанностей в суровых климатических условиях Чукотки погибли и похоронены здесь» (дальше список из пятнадцати фамилий) (Басов 2019). Как определила экспедиция РГО, «судя по шильде, установлена «силами 314 ПАРМ-1В/Ч 15424 25 июля 1953 г.»» (Филин 2021). За кладбищем практически не ухаживают, хотя оно является оригинальным местом памяти Алсиба на Чукотке, не менее знаковым, чем сами аэродромы. Обелиск недалеко от метеостанции Танюрер (GoArctic.ru) В 2019 году сорока четырем аэропортам России были присвоены имена выдающихся людей, от правителей и ученых до писателей и музыкантов. Несмотря на спорность и неоднозначность многих наименований, на Чукотке это получилось достаточно органично: аэропорт Анадыря в посёлке Угольные Копи получил имя чукотского писателя Юрия Рытхэу. Данное событие важно тем, что это чуть ли первый случай, когда в мемориальной культуре Чукотки увековечили память не российских/советских путешественников, геологов, летчиков и т.д., а представителя коренного чукотского населения, пусть и уехавшего «на материк». Пожалуй, это самое неоднозначное наблюдение всей местной мемориальной культуры: являясь регионом с большим процентом коренного населения – чукчей, чуванцев, эскимосов, эвенов – память о коренных народах на Чукотке представлена крайне, крайне мало. Чукотское пространство, как и другие территории северо-востока страны, остаются крайне ориенталистскими и колониальными. Одним из ярких символов такого вытеснения памяти о местном населении может служить то, что сегодня представляет упоминавшийся ранее мыс Дежнёва. На мысе Дежнёва, задолго до появления в тех краях русских первопроходцев и появления у него данного названия, ещё в XIV веке появился эскимосский посёлок Наукан, долгое время являвшийся самым восточным населенным пунктом России/СССР и всей Евразии. Он был одним из крупнейших поселков в регионе, население доходило до четырехсот человек – по чукотским меркам почти мегаполис. Само слово Наукан, по-эскимосски «Нувук’а’к» означает «дернистый» (Днепровский, Шокарев 2019: 2). Проживавшие в нём эскимосы часто плавали и на Аляску, где также находились эскимосские поселения. Однако в 1948 году, с началом Холодной войны, им было запрещено плавать через Берингов пролив, а через десять лет, в 1958, посёлок расселили. Формально это было связано с укрупнением поселков и трудностью снабжения Наукана (см. подробнее Ibid: 7), однако связи науканских эскимосов с эскимосами Аляски представлялись угрозой для советских военных – так столетние контакты коренного населения двух сторон Берингова пролива прекратились. При этом параллельно с расселением Наукана на горе Ингегрук на окраине посёлка в 1956 году[4] был открыт упомянутый ранее «Памятник-маяк землепроходцу и мореплавателю Семёну Ивановичу Дежнёву», ставший главным символом крайней точки России и Евразии в этом месте. Так и стоят они рядом, фундаменты заброшенных эскимосских яранг и советский маяк, у слияния двух океанов на берегу холодного Берингова пролива. "Историческая экспертиза" издается благодаря помощи наших читателей. Список литературы: 1) Ассоциация музеев памяти. URL: http://memorymuseums.ru/museum/chaunskij-kraevedcheskij-muzej 2) Басов Е. 2019 – Басов Е. Танюрер. Рожденный ленд-лизом // Lifejournal.com. 3.10.2019 URL: https://basov-chukotka.livejournal.com/455100.html 3) В Музейном Центре «Наследие Чукотки» обновлена выставка «АЛСИБ» // Чукотка.рф 16.06.2022 URL: https://xn--80atapud1a.xn--p1ai/press-tsentr/anonsy/11948/ 4) Гопиус Ю. 2022 – Гопиус Ю. В объятиях вечной мерзлоты: стартовал чукотский этап экспедиции «Алсиб» // Русское Географическое общество, 30.06.2022. URL: https://www.rgo.ru/ru/article/v-obyatiyah-vechnoy-merzloty-startoval-chukotskiy-etap-ekspedicii-alsib 5) Давыдов В., Давыдова Е. 2020 – Давыдов В., Давыдова Е. Иультинская трасса: проект развития инфраструктуры в жизни чукотских национальных сел // Сибирские исторические исследования. 2020. № 3. C. 89–102 6) Днепровский К., Шокарев С. 2019 – Днепровский К., Шокарев С Легендарный эскимосский поселок Наукан в составе номинации в Список всемирного наследия ЮНЕСКО // Журнал Института наследия. Сетевое научное рецензируемое издание. 2019 No.2 (17) 7) Куваев О. 1975 – Куваев О. Территория. М.: Современник, 1975, 384 с. 8) Ларьков С., Романенко Ф. 2010 – Ларьков С., Романенко Ф. Враги народа за полярным кругом. Paulsen, 2010, 423 с. 9) Матюгин М. 2018 – Матюгин М. Власти Чукотки требуют снести поклонный крест на мысе Дежнёва // Православие.ру 5.07.2018 (дата обращения 20.07.2022) 10) Обелиск летчикам Аляска-Сибирь – Эгквекинот // Russia travel. URL: https://russia.travel/objects/333538/ 11) Пустовой М. 2019 – Пустовой М. Эгвекинот – как живет чукотская идиллия? // Regnum, 2019. URL: https://regnum.ru/news/cultura/2622353.html 12) Сахаровский центр. Памятники жертвам политических репрессий на территории бывшего СССР. URL: https://www.sakharov-center.ru/asfcd/pam/?t=pam&id=389 13) Слепцов С. 2019 – Слепцов С. Аэропорт Оймякон – история и судьбы. Якутск: Медиа-холдинг Якутия, 2019, 408 с. 14) Филин П. 2021 – Филин П. Экспедиция РГО и Минобороны по аэродромам трассы "Аляска - Сибирь" // GoArctic.ru. 28.12.2021 URL: https://goarctic.ru/nauka-i-kultura/ekspeditsiya-rgo-i-minoborony-po-aerodromam-alsib/ 15) Хроника горнодобывающей промышленности Магаданской области. Часть 1. Горнодобывающая промышленность Дальстроя (1931-1957). Магадан: Kordis. 2002, 183 с. 16) Широков А. 2014 – Широков А. Дальстрой в социально-экономическом развитии Северо-Востока СССР (1930-1950-е гг.). М.: РОССПЭН, 2014, 654 с. 17) Шокарев С. 2016 – Шокарев С. История мемориала Семёну Дежнёву на мысе Дежнёва / Спасти и сохранить. Культурное наследие Чукотки: проблемы и перспективы сохранения. Москва-Анадырь: Государственный музей Востока, 2016, с. 96-115 18) Bauer 1955 – Bauer J. So weit die Füße tragen. München: Ehrenwirth, 1955, 263 p. List of references: 1) Assotsiatsiya muzeev pamyati. URL: http://memorymuseums.ru/museum/chaunskij-kraevedcheskij-muzej 2) Basov E. 2019 – Basov E. Tanyurer. Rozhdennyi lend-lizom // Lifejournal.com. 3.10.2019 URL: https://basov-chukotka.livejournal.com/455100.html 3) V Muzeinom Tsentre «Nasledie Chukotki» obnovlena vystavka «ALSIB» // Chukotka.rf 16.06.2022 URL: https://xn--80atapud1a.xn--p1ai/press-tsentr/anonsy/11948/ 4) Gopius Yu. 2022 – Gopius Yu. V ob"yatiyakh vechnoi merzloty: startoval chukotskii etap ekspeditsii «Alsib» // Russkoe Geograficheskoe obshchestvo, 30.06.2022. URL: https://www.rgo.ru/ru/article/v-obyatiyah-vechnoy-merzloty-startoval-chukotskiy-etap-ekspedicii-alsib 5) Davydov V., Davydova E. 2020 – Davydov V., Davydova E. Iul'tinskaya trassa: proekt razvitiya infrastruktury v zhizni chukotskikh natsional'nykh sel // Sibirskie istoricheskie issledovaniya. 2020. № 3. C. 89–102 6) Dneprovskii K., Shokarev S. 2019 – Dneprovskii K., Shokarev S Legendarnyi eskimosskii poselok Naukan v sostave nominatsii v Spisok vsemirnogo naslediya YuNESKO // Zhurnal Instituta naslediya. Setevoe nauchnoe retsenziruemoe izdanie. 2019 No.2 (17) 7) Kuvaev O. 1975 – Kuvaev O. Territoriya. M.: Sovremennik, 1975, 384 s. 8) Lar'kov S., Romanenko F. 2010 – Lar'kov S., Romanenko F. Vragi naroda za polyarnym krugom. Paulsen, 2010, 423 s. 9) Matyugin M. 2018 – Matyugin M. Vlasti Chukotki trebuyut snesti poklonnyi krest na myse Dezhneva // Pravoslavie.ru 5.07.2018 (data obrashcheniya 20.07.2022) 10) Obelisk letchikam Alyaska-Sibir' – Egkvekinot // Russia travel. URL: https://russia.travel/objects/333538/ 11) Pustovoi M. 2019 – Pustovoi M. Egvekinot – kak zhivet chukotskaya idilliya? // Regnum, 2019. URL: https://regnum.ru/news/cultura/2622353.html 12) Sakharovskii tsentr. Pamyatniki zhertvam politicheskikh repressii na territorii byvshego SSSR. URL: https://www.sakharov-center.ru/asfcd/pam/?t=pam&id=389 13) Sleptsov S. 2019 – Sleptsov S. Aeroport Oimyakon – istoriya i sud'by. Yakutsk: Media-kholding Yakutiya, 2019, 408 s. 14) Filin P. 2021 – Filin P. Ekspeditsiya RGO i Minoborony po aerodromam trassy "Alyaska - Sibir'" // GoArctic.ru. 28.12.2021 URL: https://goarctic.ru/nauka-i-kultura/ekspeditsiya-rgo-i-minoborony-po-aerodromam-alsib/ 15) Khronika gornodobyvayushchei promyshlennosti Magadanskoi oblasti. Chast' 1. Gornodobyvayushchaya promyshlennost' Dal'stroya (1931-1957). Magadan: Kordis. 2002, 183 s. 16) Shirokov A. 2014 – Shirokov A. Dal'stroi v sotsial'no-ekonomicheskom razvitii Severo-Vostoka SSSR (1930-1950-e gg.). M.: ROSSPEN, 2014, 654 s. 17) Shokarev S. 2016 – Shokarev S. Istoriya memoriala Semenu Dezhnevu na myse Dezhneva / Spasti i sokhranit'. Kul'turnoe nasledie Chukotki: problemy i perspektivy sokhraneniya. Moskva-Anadyr': Gosudarstvennyi muzei Vostoka, 2016, s. 96-115 18) Bauer 1955 – Bauer J. So weit die Füße tragen. München: Ehrenwirth, 1955, 263 p. [1] Более подробно о появлении крестов и памятников на мысе Дежнева см. Шокарев С. История мемориала Семёну Дежнёву на мысе Дежнёва / Спасти и сохранить. Культурное наследие Чукотки: проблемы и перспективы сохранения. Москва-Анадырь: Государственный музей Востока, 2016, с. 96-115 [2] Постоянного населения в Амбарчике нет, однако на метеостанции постоянно несут вахту несколько полярников. [3] С 1934 году Чукотка находилась в составе Камчатской области, в 1951-1953 – в составе Хабаровского края, с 1953 по 1992 год – в составе Магаданской области. [4] На заднем фасаде памятнике-маяке указана дата 1955 год, однако, как следует из документов, годы его изготовления 1954-1956 гг., поэтому 1955 не может быть принят для датировки, а в тексте статьи указан 1956 год (см. подробнее Шокарев С. История мемориала Семёну Дежнёву на мысе Дежнёва / Спасти и сохранить. Культурное наследие Чукотки: проблемы и перспективы сохранения. Москва-Анадырь: Государственный музей Востока, 2016, с. 106-107)

Полян П.М. Антисемитизм в России: позавчера, вчера, сегодня, завтра… Аннотация. Антисемитизм – это национально и эмоционально негативное отношение к евреям как к некоему целостному контингенту. Не обязательно ненависть, достаточно зависти, неприязни, недоброжелательства. Российский антисемитизм – феномен более возрастной, чем российское еврейство. Он может быть государственным, корпоративным или индивидуальным (личным). Именно в соотношение этих разновидностей стоит вглядываться для характеристики эволюции антисемитизма в России. Всякий всплеск – надежный индикатор неблагополучия в стране. Россия специфична тем, что в ней почти всегда преобладал антисемитизм государственный. И лишь дважды – в 1917-1939 гг. и с 1991 по настоящее время – он таковым не был. В статье рассматривается эволюция антисемитизма в России – в Российской империи, в СССР и в Российской Федерации. Приводятся и анализируются наиболее яркие или характерные примеры из новейшей истории антисемитизма. Ключевые слова: Антисемитизм, Российская империя, СССР, Российская Федерация, Черта оседлости, Государственная дума РФ, Еврейское агентство («Сохнут») Об авторе: Павел Маркович Полян (Нерлер) – историк, географ и филолог. Директор Мандельштамовского центра НИУ-ВШЭ, ведущий научный сотрудник Института географии РАН. Профессор, доктор географических наук, автор многочисленных книг и статей по широкому кругу гуманитарных вопросов, лауреат нескольких литературных и научных премий. Контактная информация: pavel.polian@gmail.com Pavel Polyan Antisemitism in Russia: the day before yesterday, yesterday, today, tomorrow… Abstract. Anti-Semitism is a nationally and emotionally negative attitude towards Jews as a kind of some complex and whole contingent. Not necessarily hatred, - envy, hostility, ill will is also enough. Russian Antisemitism is a phenomenon older than Russian Jewry. On its nature it could be state, or corporate or individual (personal). It is just the proportional ratio of these elements that makes sense to study for the evaluation of evolution of the Russian Antisemitism. Any its explosion serves a reliable indicator of trouble in the country. Russia is specific on the prevailing of the state Antisemitism. Only twice - in 1917-1939 and from 1991 to the present, it has been a combination of corporate or individual ones. The article examines the evolution of Antisemitism in Russia - in the Russian Empire, in the USSR and in the Russian Federation. The most striking or characteristic examples from the recent history of anti-Semitism are given and analyzed. Key words: Anti-Semitism - Russian Empire - USSR - Russian Federation - Pale of Settlement - State Duma of the Russian Federation - Jewish Agency ("Sokhnut") About the author: Pavel Markovich Polyan (Nerler) is a historian, geographer and philologist. Director of the Mandelstam Center at the Higher School of Economics, Leading Researcher at the Institute of Geography of the Russian Academy of Sciences. Professor, Doctor habilof Geography, author of numerous books and articles on a wide spectrum of humanitarian matters, winner of several literary and scientific awards. E-mail: pavel.polian@gmail.com Общие соображения Антисемитизм – это национально и эмоционально негативное отношение к евреям как к некоему целостному контингенту. Не обязательно ненависть, достаточно зависти, неприязни, недоброжелательства. Не в силах дифференцировать и различать внутриеврейскую структурность – подмножества верующих и секулярных, конфессиональных и этнических, ашкеназских, сефардских, горских, грузинских или бухарских, крещеных и марранов, – антисемитизм склонен не заморачиваться и адресован еврейству в целом, всей совокупности различных его подмножеств. Впрочем, для «перекрестного опыления» и бытования антисемитизма много и не надо. Достаточно пары-тройки мифологем – о христопродавстве, о недостаточной почтительности к пророку или о геноциде арабов-палестинцев. Иной раз даже наличия самих евреев для поддержания антисемитизма в той или иной стране не нужно. Антисемитизм может быть государственным, корпоративным или индивидуальным (личным). И именно в соотношение этих разновидностей стоит вглядываться для характеристики эволюции антисемитизма в России. Всякий всплеск антисемитизма – надежный индикатор неблагополучия в стране, поэтому очень важно точно понимать природу и знать предысторию и историю его проявления. Антисемитизм в Российской империи Самые ранние проявления антисемитизма в России относятся к первой половине XVII века, ко времени первых Романовых, когда в Россию с запада стали проникать первые иудеи с запада, - не российские, а иностранные поданные. За ними тянулось и их обозначение – «жиды», приобретая по ходу дела все более и более негативные коннотации. Императрица Елизавета Петровна, кажется, первой среди российских монархов прибегла к массовой депортации евреев: указом от 2 декабря 1743 года она объявила всех иностранных евреев, кроме выкрестов, персонами нон грата и потребовала их изгнания. В результате 35 тыс. евреев в 1753 году были высланы из левобережной Украины. На ходатайства с мест допустить приезд и пребывание евреев императрица ответила интересной резолюцией: «От врагов Христовых не желаю интересной прибыли». Тем не менее в 1769 году – уже при Екатерине Великой – евреев стали пускать в Новороссию. То были первые «свои», а не иностранноподанные евреи, евреи-резиденты, первые россияне иудейской веры. И хотя Указом от 1786 года им была гарантирована свобода вероисповедания, но тотчас же началась и политика, – поначалу совершенно не успешная, – подталкивания евреев к христианству. Конец века прошел под знаком троекратного раздела Польши и резкого скачка после этого еврейской доли в населении России. 1791 годом датируется и рождение такого уникального дискриминационного государственного института как черта оседлости, отмененного Временным правительством только в 1917 году. Так что применительно к русским как православным поданным и российским евреям как иноверцам можно говорить уже не о 200, а обо всех 250 совместных годах! Но «общность» эта довольно специфическая: 126 лет, или половина совместной жизни, пришлась на взаимное смотрение сквозь незримые рогатки и решетки Черты. Все это время евреи были объектом разнообразной узаконенной дискриминации, то есть как бы натурального государственного антисемитизма. Самое поразительное, что хотя бы отчет в этом не отдавал себе почти никто: как русское, так и еврейское большинство настолько свыклись с этим, что находили и черту оседлости, да и другие наложенные на евреев ограничения естественными, заслуженными и нормальными. Русские – с чванливым и предрассудочным убеждением в том, что все евреи, вместе и по отдельности, суть носители целого букета страшных грехов (например, употребления крови христианских младенцев и т.п.). Евреи же – из-за комплекса Галуты (изгнания, изгнанничества, изгойства) – воспринимали антисемитские проявления властей и соседей как заслуженное и насланное самим Богом наказание за их канонические грехи (несоблюдения кашрута и других регламентов Торы и т.п.). Антисемитизм был повсеместно растворен в ментальной почве России – подобно тому, как грунтовые воды стоят или текут в ее натуральной почве. Где-то уровень этих вод был выше, где-то (например, в Грузии, где системообразующий объект ненависти был иным: армяне) определенно ниже, но сама эта «влага» – не отнять! – наличествовала везде. В коренной же России ее было хоть пруд пруди, о чем свидетельствуют многочисленные встречи с «жидами», «жидками» и «жидочками» у Пушкина, Достоевского, Чехова, Блока, Зинаиды Гиппиус или Кузмина. Но не надо хвататься за голову: сами по себе эти слова почти для большинства из них почти ничего специально антисемитского не значили, это был обычный фон их бытия, в котором евреи – законные лузеры и изгои в силу рождения. Впрочем, сам этот фон и есть выразительный маркер. Борьба за еврейскую эмансипацию всерьез началась только в середине XIX века. Впрочем, Россия всегда отставала от западных стран в вопросах гражданской эмансипации – и не только еврейского, но и титульного своего – крестьянского – населения. Первой страной с равноправием евреев стали США (1783, с первого же дня своей независимости), второй – Франция (1789, с принятием «Декларации прав человека и гражданина») и третьей – Нидерланды (1796). В XIX веке этот ряд пополнили Греция (1830), Турция (1839), Дания (1849), Австро-Венгрия (1867), объединенная Германия (1848, еще раз – 1871, причем во многих малых государствах периода немецкой раздробленности эмансипация наступила гораздо раньше), объединенная Италия (1871), Швейцария (1874), Болгария (1878), Сербия (1878), Великобритания (1890, вместе с католиками) и Испания (1910). Борьба за еврейскую эмансипацию поднялась в стране на волне Гаскалы (Просвещения), впервые и решительно разделившей само российское еврейство на совершенно новые для себя структурные элементы, расщепляющие его идентичность, стимулирующие постепенный переход от конфессиональной моноидентичности к двойственной этно-конфессиональной и даже к множественной, учитывающей еще и возникшие много поздней институты нескольких гражданств или конфессий. Все это резко усилилось вследствие демографической катастрофы европейского еврейства (Холокоста) и образования государства Израиль, ставшего естественным магнитом для еврейской эмиграции из СССР. Формальное упразднение черты оседлости произошло только после Февральской революции. 20 марта 1917 года, или 2 апреля по новому стилю, по представлению министра юстиции А.Ф. Керенского на заседании Временного правительства в Мариинском дворце было внесено и принято Постановление «Об отмене вероисповедных и национальных ограничений». Ни выражение «черта оседлости», ни слово «евреи» в нем, по просьбе представителей самих еврейских организаций, даже не назывались[1]. А вот дату исторического события все же несколько уточним. Заседать начали в 22.30, и вопрос о черте был одним из последних. Так что хронологически оно явно попало на 21 марта. Итак, черта еврейской оседлости – эта своего рода географическая (и отнюдь не золоченая!) клетка для российского еврейства – почила в бозе. Она была главным символом государственного антисемитизма и дискриминационной антиеврейской политики царской России. Самой последней среди европейских стран, полиэтничная Россия разомкнула, наконец, наручники на запястьях и ярмо на шее пятого по численности своего народца и признала самое элементарное – достоинство и равноправие еврейских сограждан. Черта же навсегда осталась в российской истории несмываемым и дурно пахнущим пятном. Наложение друг на друга Постановления от 20-21 марта (2-3 апреля) и фактической автономии Финляндии, при этом официально отложившейся от России только 6 декабря 1917 г. – уже после Октябрьской революции, - породило казус: самая общественно передовая «губерния» России – Великое Княжество Финляндское (тоже де факто личная уния) – вдруг оказалась единственной областью на пространстве постимперской России, где режим екатерининской черты оседлости по старинке некоторое время еще действовал!.. Антисемитизм в СССР Но российский антисемитизм вовсе не умер 3 апреля 1917 года. На какое-то время он перестал быть государственным, державно-имперским. А с воспоследовавшим затем крахом материка российской государственности, с распадом его на архипелаг из десятков постоянно перекраиваемых и воюющих друг с другом островов – эфемерных республик, держав (гетманств), директорий, эмиратов, ханств и прочих гуляй-полей – государственный антисемитизм растекся и возродился в большинстве из них, что вновь привело к погромам периода Гражданской войны, неслыханным по своим масштабам и жестокости на фоне всего предшествующего в российско-еврейской истории. Двадцатилетие между Гражданской и Второй мировой – первое в России без черты оседлости – впервые в XXвеке обошлось и без погромов. Отменив черту оседлости и демонополизировав антисемитизм в России де юре, Керенский и не покушался на антисемитизм бытовой. Войну последнему объявил уже Ленин, при котором за антисемитизм впервые в российской истории стали наказывать. В новую, в советскую жизнь победители-большевики антисемитизм вроде не звали, да он и, правда, после Гражданской войны, в которой все главные погромщики евреев потерпели поражение, поослаб или, точнее, попритих. Но все же зацепился за что-то и в новую – в советскую – реальность, все же как-то спланировал и проскользнул. Мешпохи не отменялись, но горизонты еврейского бытия раздвигались стремительно. В школах и институтах еврейские мальчишки и девчонки учились вместе с украинскими, русскими, польскими и прочими парнями и дивчинами, влюблялись друг в друга, ссорились друг с другом, писали друг другу стихи[2]. Смешанные межнациональные браки перестали быть исключениями, хотя предубеждение против них оставалось сильным с обеих сторон: «Это что же получается? Мои внуки жиденятами будут?», – спрашивал один известный военный инженер Т.-Б. у своего сына[3], собравшегося было жениться по любви на еврейке. Но с укреплением государственности советской – с постепенным переводом ее стрелок с де юре классовых на де факто национальные рельсы – антисемитизм вернулся и в государственную политику СССР. Еще бы! Удобно иметь под рукой яркий и пассионарный контингент, на который всегда можно переложить ответственность за то или другое. И не случайно максимум доморощенного антисемитского энтузиазма в 1920-е и 1930-е годы наблюдался там, где евреев было особенно много, – в пределах отмененной Черты, в частности и в особенности – на Украине. Заигрывание с Джойнтом и ОЗЕТом обернулась пустыми разговорами о создании еврейской автономии в Крыму и действительным созданием в 1934 году Еврейской автономной области на Дальнем Востоке, в Биробиджане, на черноземах, только на приамурских. Это было не только карикатурой на Палестину, но еще и мечтательной заготовкой большевистского Кремля для новой Черты еврейской оседлости на востоке, если занадобится. А война с фашизмом и Холокост обернулись и вовсе не скорбью и солидарностью с евреями, а главпуровским их отрицанием в качестве главных жертв национал-социалистического этноцида, плавно перетекшим в «безродный космополитизм» для уцелевших. Миф же о гневе народном и о несостоявшейся депортации евреев в Биробиджан – это явный пик позднесталинского антисемитизма. При Хрущеве и Брежневе (и тут свои дежурные мифы: первый якобы осуждал погромщиков в Донбассе, а отец второго – спасал еврейских детей от погрома) латентный государственный антисемитизм напоминал скорее эпоху Александра III: все опустилось на уровень карьерной и образовательной дискриминации (та же numerus clausus, только гораздо худшая, поскольку негласная и не фиксированная, а произвольная), а также борьбы с правом на эмиграцию, главпуровского отрицания Холокоста и непротивления антисемитизму бытовому. На бытовом уровне элементы отрицания Холокоста присутствовали уже в советской «антисионистской» литературе, в годы Холодной войны обвинявшей «сионистов» в том, что они «наживались» на страданиях еврейских жертв и преувеличивали их численность, а главное – находились в прямом сговоре с нацистами. Классическим примером такого подхода может послужить диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук, защищенная в 1982 году на закрытом заседании Ученого совета Ордена Трудового Красного знамени Института востоковедения АН СССР. Название, кстати, вполне говорящее: «Связи между сионизмом и нацизмом. 1933-1945». Автор труда - нынешний глава Палестинской автономии президент Махмуд Аббас, научный руководитель – бывший директор Института востоковедения АН СССР, бывший руководитель Главного разведывательного управления и бывший премьер-министр РФ академик Евгений Примаков. При Горбачеве государство поэтапно отказывалось от государственного антисемитизма как идеологической доктрины – идеологические вожжи повыпадали из трясущихся сусловских рук. Однако, по мере того как государственный российский антисемитизм сходил на нет, активизировались, почуяв отпущенные вожжи, и расцвели антисемитизмы корпоративный и частный – общество «Память» и иже с ним. Не желая проверять на себе, чем и насколько такой приватный антисемитизм приятнее государственного, значительные массы еврейского населения СССР сполна воспользовались полученной из горбачевских рук свободой передвижения и устремились в эмиграцию – в США или Израиль, голосуя ногами против всех ипостасей антисемитизма. Антисемитизм в Российской Федерации: казус Макашова и рай для отрицателей При Ельцине еврейская эмиграция продолжилась, ускорилась, расширилась (появилось немецкое направление), потом несколько спала и вошла в берега. При нем же довершилось разгосударствление антисемитизма и его полная «приватизация». Антисемитизм в новорожденной РФ стал сугубо частным делом ее граждан. Те из них, кто испытывал внутри себя неодолимую склонность к этой фобии, мог предаваться ей сколь угодно самозабвенно – и, в общем-то, безнаказанно. Расставаясь с антисемитизмом, государство не озаботилось правовыми рамками, в которых оно не готово было мириться с частными инициативами своих граждан-антисемитов. Как-то убаюкивало, что с годами антисемитизм утратил свою ведущую роль в контексте общей ксенофобии: главными объектами вражды или неприязни уверенно стали кавказские народы, или, как их называли, «лица кавказской национальности». Антисемитизм как фобия вернулся в лоно более широкого спектра мировоззренческих понятий, таких как правый радикализм, национал-шовинизм и даже фашизм, прекрасно ощущавших себя в России в 1990-е гг. И хотя при Ельцине начали бороться и с корпоративным антисемитизмом, но это при нем кубанскому губернатору и борцу с «сионистцкой закулисой» Николаю Кондратенко и генералу Альберту Макашову с рук сходили любые высказывания. Даже такое макашовское: «Евреи так нахальны потому — позвольте я по-своему, по-солдатски скажу, — потому что из нас ещё никто к ним в дверь не постучал, ещё никто окошко не обоссал. Потому они так, гады, и смелы!»[4]. Полем антисемитской активности стал рунет, где современный антисемитизм широко и вальяжно расселся. Здесь его охотно практикуют экстремисты любых окрасок – и «левые», и «правые», и православные, и исламисты, и даже язычники и сатанисты – силы, друг с другом не слишком сочетаемые. Почти всегда это индивидуалы-бытовики, знатоки закулисы и энтузиасты художественной картавости. Интересно, что благодаря им антисемитизм в России по-своему консервативен. Такие стандартные для современного Запада формы как мусульманский троллинг, отрицание Холокоста или маскировка под антисионизм или «критику» Израиля здесь скорее маргинальны. Хотя, встречаются и они. Так, журналист Максим Шевченко славен своими обвинениями Израиля в «геноциде» палестинцев, в том числе в еженедельных эфирах одной популярной радиостанции, ласкал слух и срывал лайки у части российской мусульманской аудитории. Напомним, что Холокост как историческое явление и как предмет исследования вплоть до конца 1980-х гг. оставался табуизированной для советских историков зоной. Что не мешало «русским патриотам» – отрицателям Холокоста подавать время от времени негромкий голос: собственных «специалистов» по этому вопросу они не породили, поэтому довольствовались перепевами и перепечатками из западных коллег, Вот их типически-специфическое. Во-первых, написание слова «Холокост» со строчной буквы и укоренившееся представление о множественности «холокостов», тогда еврейский «холокост» лишь один из них. Советский тезис об интернационале жертв Второй мировой и о категорическим не-выделении среди них евреев получил в этом свою вторую жизнь и свое второе дыхание. Начиная с 1996 года, одной из главных трибун для отрицателей Холокоста в России стала газета «Дуэль» Юрия Мухина. На ее сайте можно было найти десятки статей и книг на эту тему, в том числе, а, точнее, в первую очередь, переводных. Уже в середине 1990-х гг. на русский были переведены многие «труды» нескольких западных отрицателей (например, Р. Гароди и Ю. Графа). «Миф о холокосте. Правда о судьбе евреев во Второй мировой войне» Ю. Графа вышел как минимум дважды – сначала, в 1996 году, в газете «Русский вестник», а затем и отдельным изданием - попечением некоего Геннадия Кубрякова и с предисловием Олега Платонова – владельца и главного редактора издательства «История русской цивилизации». В 1997 году Платонов первым из отрицателей-россиян принял участие в ежегодной конференции Института ревизии истории; в том же году – одновременно с Ю. Графом и так же первым из россиян – удостоился сомнительной «чести» войти в состав редколлегии «Журнала пересмотра истории». После чего Э. Зюндель на своем сайте объявил Россию чуть ли не обетованною землей ревизионизма! Москва стала местом проведения (где же еще, как не на «земле обетованной»?) – 26-27 января 2002 года – Международной конференции по глобальным проблемам всемирной истории, в целом посвященной глобализации как сионистскому вызову. В ней приняли участие такие отрицатели, как Ю. Граф, американцы Д. Дьюк и Р. Граната. В 2003-2006 гг. функционировал сайт «Ревизионизм холокоста» – интернет-ресурс «Славянского Союза» (автор и хозяин сайта – Н.В. Саламандров). Здесь можно было найти более 400 наименований текстов, написанных исключительно «своими» и так или иначе причастных к отрицанию Холокоста. Среди них - труды «классика» европейского ревизионизма Р. Гароди («Миф о сионистском антифашизме», «Миф о «Холокосте», «Миф о Нюрнбергском правосудии»), «конспиролога» Э. Саттона («Геополитика и ревизионизм»), таких авторов, как православный публицист Ю. Воробьевский («Освенцим: спор о крестах»), «высший социолог» и охотник за «вырожденцами-гомосексуалистами-евреями» Г. Климов («Интервью некоему московскому журналисту»), ультралевый израильский публицист И. Шамир («Холокост как удачный гешефт»), редактор газеты «Завтра» А. Проханов («А был ли холокост?»), автор предисловия к русскому изданию Ю. Графа О. Платонов, И. Шафаревич («Создание государств Израиль»), А. Панарин («Геноцид»), лидер Национально-Державной партии России А. Севастьянов («Не Вторая мировая, а Великая Отечественная»), редактора газеты «Дуэль» Ю. Мухин. Часть контента этого сайта перешла на специализированный и действующий до сих пор сайт «Ревизионисты» (www.revisionists.com ) с интернет-чатом «Миф о холокосте» (http://holokost.chat.ru )[5]. Российские отрицатели в общем-то мало интересовались демографией Шоа, им вполне хватало «выкладок» их западных коллег. Едва ли не единственное исключение – писатель и антисемит-интеллектуал Вадим Кожинов. Сам Холокост Кожинов не отрицал, но оспаривал его масштаб и ставил его в ряд с потерями русского народа. В очерке «Война и евреи» (в составе книги «Россия, или – век ХХ, 1939-1964») Кожинов, как ему кажется, поймал двух еврейских историков, Л. Полякова и И. Вуля, а также других еврейских статистиков – за руку на передергивании цифр. Первые, как полагает В. Кожинов, дважды посчитали два миллиона жертв, вторые – завысили естественный прирост своего населения для того, чтобы «скрыть» подлинные масштабы еврейской эмиграции из Европы в Америку и Палестину. Иными словами – типично еврейская приписка в два миллиона душ, раскиданная потом для правдоподобия по глобусу!.. При этом от кожиновского внимания и понимания не укрылось и то, что цифра «шесть миллионов» имеет для евреев не историческое, а глубоко «символическое» значение, связанное с сакральным шестиугольем звезды Давида. Этот тезис подхватил и развил Станислав Куняев-старший, многолетний главный редактор «Нашего современника» и самозванный разработчик, с государственных и патриотических позиций, идеологии новой России. Он любопытен уже тем, что своего антисемитизма совершенно не скрывает и не маскирует. Так, в книге о репрессированных крестьянских писателях, написанной на паях с сыном, Станиславом Куняевым-младшим, – он, точнее, они, не устыдились даже такого парафраза: «Революция пожирает своих еврейских детей»[6]. Холокост для Куняевых не человеческая трагедия и даже не историческое событие. Он интерпретируется ими как новая религия, отчего они даже не отказываются писать его с большой буквы. Поэтому свою книгу об этом он назвал «Жрецы и жертвы Холокоста»[7]. Но даже несмотря на выход книги С. Куняева, вклад российских отрицателей в мировую копилку минимален, чтобы не сказать ничтожен. Максимум того, на что они способны – очередное предисловие к очередному переводу из «классических трудов» да матерщина в блогах. Их существенной особенностью, напрямую связанной с безнаказанностью, является «пена у рта» и та исключительная агрессивность и целеустремленность антисемитов вообще и отрицателей в частности в выражении и продвижении своих взглядов. Вершинные же по оригинальности их достижения ограничены лингвистической сферой: это тезис о «Ташкентском фронте» с намеком на глубокий эвакуационный тыл как место отсиживания трусливых евреев во время войны и ернический термин-шарж, предложенный кем-то из них – «Лохокост». Сравнительны новым и оригинальным стал и такой тезис-передержка: мол, советские евреи должны быть благодарны Сталину и Красной Армии за свое освобождение из концлагерей и за спасение от Холокоста. На самом деле такого долга – или бремени – «благодарности» у евреев нет: во-первых, у Красной армии не было такой специальной задачи – спасать именно евреев, а во-вторых, среди спасателей, то есть в самой Красной Армии, было пропорционально много евреев, а вот в освобожденных Красной Армией различных лагерях смерти евреев оставалось уже сравнительно мало, поскольку это были лагеря смерти именно евреев прежде всего. Казус «Письма девятнадцати» В начале 2000-х гг. самым пахучим антисемитским местом, с традиционным охотнорядским запашком, была Государственная дума РФ. Ее книжный киоск славился антисемитским репертуаром продававшейся там литературы, вплоть до «Сионизма как источника фашизма» В. Лузгина и «Майн кампф» А. Гитлера! Когда 27 января 2004 года группа депутатов предложила отметить Международный день памяти жертв Холокоста минутой молчания, Владимир Жириновский наотрез отказался. Он заявил, что это для него «неприемлемо»: «У нас и так достаточно праздников. И что, российскому парламенту по каждому поводу надо что-то праздновать? Какой же мы российский парламент, если мы встаем в память евреев?»[8]. Его поддержала Н. Нарочницкая, депутат от партии «Родина», заявившая, что тема Холокоста «чрезвычайно раздута». Но апогей парламентского антисемитизма был достигнут годом позже: это так называемое «Письмо девятнадцати» от 23 января 2005 года. Собственно, это не письмо, а официальный депутатский запрос в Генпрокуратуру РФ с требованием запретить все еврейские организации в России за исповедуемое ими человеконенавистничество (sic!). Что вдруг? Не вдруг, а на основании избранных цитат из изданного в 2001 году в Москве перевода трактата «Кицур Шулхан арух», составленного в XIX веке и, в свою очередь, являющегося дайджестом труда раввина Йосефа Каро, жившего в XVI веке. Текст обращения в Прокуратуру был подготовлен публицистом-националистом Михаилом Назаровым, а официальная отправка адресату осуществлена депутатом-телеведущим А. Крутовым, автором телепрограммы «Русский Дом» и редактором одноименного журнала[9]. Из 19 номинальных соавторов 13 были из фракции партии «Родина» (ее лидер – Д. Рогозин) и шестеро, в том числе Кондратенко и Макашов, из компартии (Зюганов вынужден был отмежеваться от них с их частными мнениями). «Письмо» возникло не на пустом месте. В 2004 году Комитет Госдумы по делам национальностей, возглавляемый «единороссом» Е. Трофимовым, изо всех сил готовил законопроект «О русском народе». Русский народ рисовался в нем как единый, но разделенный, поскольку значительная его часть в результате распада СССР оказалась за пределами РФ, включая места компактного проживания русских в приграничных с РФ территориях. В пояснительной записке можно было прочесть, что закон призван «…снять определенный комплекс ущемленности, которому в последние годы подвержены многие этнические русские, укрепить их национальное самосознание, дать государству и обществу инструмент в нейтрализации русофобии,.. завершить один из основополагающих блоков стратегии государственной национальной политики современной России - [переход] от прав человека - к правам народов». Не слишком это и маскируя, законопроект призывал к переделу границ. Другой комитет – по делам СНГ и связям с соотечественниками (председатель – «единоросс» А. Кокошин) – организовал 23 ноября 2004 года «круглый стол» с выступлением «расолога» В. Авдеева, превратившийся в антисемитский шабаш. Как видим, партией-застрельщицей «Письма» была рогозино-глазьевская «Родина». Вот несколько патриотических тезисов тогдашнего Дмитрия Рогозина (проза): «Право национального большинства в целом выше, чем право входящего в него национального меньшинства». Или: «Россия не может ограничивать себя территориальными рамками, забывая о тех, кто живет за пределами Российской Федерации, но связан с русской культурой и историей... Мы должны поставить себе задачу воссоединения, какой бы нереальной она не казалась в нынешних условиях. И создавать эти условия с той последовательностью в избранной позиции, которую 40 лет демонстрировала Германия, ставшая, в конце концов, единой». Поминал Рогозин и «местечковых русофобов», причем главными его медиа-оппонентами тогда смотрелись В. Познер, С. Шустер, М. Швыдкой и – не поверите! – В. Соловьев Скандал вышел оглушительный, часть подписантов отказалась от своих подписей, и 25 января письмо было отозвано. С резким осуждением антисемитизма «Письма» выступил МИД РФ, сама Дума отделалась осуждениями на уровне нескольких комитетов. «Письмо», а точнее реакция на него, вынудили и Путина как президента РФ высказаться о нем 27 января на форуме «Жизнь народу моему!», посвященном памяти жертв Освенцима: «Я хочу сказать, что многим из нас должно быть стыдно и за сегодняшний день: эти "споры", "споры" этих болезней, к сожалению, не уничтожены, и мы с вами работаем недостаточно эффективно. Даже в нашей стране - в России, которая больше всего сделала для борьбы с фашизмом, для победы над фашизмом, больше всего сделала для спасения еврейского народа - даже в нашей стране сегодня, к сожалению, иногда мы видим проявления этих болезней. И мне тоже стыдно за это. Но должен сказать, что Россия всегда будет не только осуждать любые их проявления, любые проявления такого рода, но и будет бороться с ними силой закона и общественного мнения. И как Президент России говорю об этом здесь, на этом форуме, совершенно открыто и прямо». Авторы специального исследования, посвященного «Письму 19-ти», пришли к такому выводу: «Резкое сужение пространства для деятельности демократических сил в России привело к тому, что в роли оппозиции все чаще стали выступать представители националистических партий, использующие проявления недовольства населения трудностями реформ, высокий уровень ксенофобии и агрессии общества. Справедливости ради надо сказать, что представители демократических сил еще в 2003 г. предупреждали, что усиление авторитарных тенденций власти, сворачивание демократических завоеваний, ограничение свободы слова, давление административного ресурса на последних выборах приведет к тому, что в качестве оппозиции власть увидит националистических демагогов. К сожалению, их призывы так и не были услышаны»[10] Казус Петра Толстого В 2010-е гг. государственный антисемитизм в России не возродился, а корпоративный постепенно сходил на нет. Тем не менее совсем на нет он не сошел, а местом, где публичный антисемитизм почувствовал себя вольготно, снова оказался Охотный Ряд – Госдума РФ. К 2017 году после нескольких лет активной клерикализации государства и общества – агрессивной защиты даже не прав, а чувств и условных рефлексов неопределенной группы лиц, именующихся «верующими», что-то, похоже, опасно накренилось в стране. И как только системные сдерживающие факторы ослабли, все больше государственных мужей стали снова распускать язык – как бы от своего персонального имени. Так, 23 января 2017 года вице-спикер от правящей партии Петр Толстой высказался по поводу передачи Исаакиевского собора Российской православной церкви так: «Наблюдая за протестами вокруг передачи Исакия[11], не могу не заметить удивительный парадокс: люди, являющиеся внуками и правнуками тех, кто рушил наши храмы, выскочив из-за черты оседлости с наганом в семнадцатом году, сегодня их внуки и правнуки, работая в разных других очень уважаемых местах – на радиостанциях, в законодательных собраниях, продолжают дело своих дедушек и прадедушек». А спикер Володин не только не одернул своего зама, но неуклюже за него заступился: мол, имелась в виду «черта оседлости каторжан» – браво! Вскоре еще один охотнорядец – Виталий Милонов – поделился пикантным экзерсисом из истории уже не российского, а мирового «еврейства»: традиционное, по его выражению, «варение христиан в котлах»! Казалось, еще немного, и кто-нибудь из нынешних охотнорядцев поведает о пархатых христопродавцах, об авторизованных протоколах закулисных мудрецов и о вкуснейшей маце на крови христианских младенцев... Продолжение, разумеется, последовало, хотя и неожиданное: 6 мая 2019 года Сергей Глазьев поделился головокружительной гипотезой о видах заселения Донбасса выходцами из Земли обетованной как одной из стратегических задач Украины в борьбе за Донбасс! Казус Арона Шнеера В 2018 году, на конференции «Защитим будущее!» заместитель начальника Главного управления по противодействию экстремизму МВД России генерал-майор полиции В.А. Макаров, утверждал, имея в виду праворадикальный антисемитизм, что неонацистская ксенофобия в России подавлена (заметьте: подавлена, а не изжита!), благодаря чему в РФ практически нет и антисемитизма. Ну как же просто: подавили, запытали, ликвидировали, разложили – и как рукой сняло: никаких тебе «Памятей», баркашевцев и тесаков. Для того, чтобы убедиться в самообольщении генерала, хватило бы и пяти минут прогулки по чатам и российским социальным сетям. Что можно уверенно констатировать – это отсутствие у президента Путина личного антисемитизма. С чем бы это ни было связано, – со школьной ли учительницей, со спортивными ли тренерами или с компетентностью и качеством каких-то полученных им советов, но это факт. И факт тем более значимый, что для России весьма нетипичный. В то же время отсутствие антисемитизма еще не филосемитизм. Оно не служит гарантией от шагов, назвать которые по отношению к евреям дружественными непросто, но практическая необходимость или политическая целесообразность совершения которых перевешивали в президентском сознании его симпатию или эмпатию. Вспоминаются две недавние яркие истории, когда Путин так или иначе инструментализировал еврейскую тему. Первая – это история с израильтянкой Нахамой Иссахар. В апреле 2019 года она следовала авиарейсом из Индии в Израиль с пересадкой в Москве, была задержана в зоне для транзитных пассажиров международного аэропорта Шереметьево за предполагаемую контрабанду наркотиков: в её багаже были найдены 9,5 граммов гашиша. 11 октября 2019 года российский суд приговорил Нахаму к 7,5 годам лишения свободы по обвинению в хранении наркотиков и контрабанде. Этот вердикт вызвал широкий общественный протест в Израиле и других странах. 13 октября 2019 года президент Израиля Реувен Ривлин обратился к президенту России Владимиру Путину с просьбой помиловать Нахаму Иссахар, а премьер-министр Израиля Нетаньяху лично принёс извинения Путину за Иссахар и попросил об её освобождении. Начались обсуждения, и форматом разрешения вопроса выдвигался обмен Нахамы на кого-то, в ком была заинтересована РФ, причем складывалось впечатление, что обмен и был одной из целей всей операции, в которой Нахаме отводилась роль заложницы[12]. Желанной фигурой на размен был Алексей Бурков, гражданин России, ожидавший в Израиле экстрадиции в США по подозрению в совершении киберпреступлений. Но Высокий суд Израиля отклонил апелляцию Буркова, что привело к его выдаче в США. В декабре 2019 года Министерство юстиции Израиля передало историческое Александровское подворье в Иерусалиме Российскому Императорскому Православному Палестинскому Обществу – прямо к Рождеству. Многие комментаторы увидели тут связь с переговорами об освобождении Иссахар. И уже 23 января 2020 года, во время визита Путина в Израиль он встретился с четой Нетаньяху и матерью Нахамы и сказал ей, что, по его мнению, дело сие закончится благополучно. 26 января Нахама написала Путину просьбу о помиловании, 29 января Путин подписал соответствующий указ, и уже 30 января девушка вышла на свободу, в объятья заплаканной от счастья матери и радостных Нетаньяху с женой. Хэппи энд! Второй кейс – это не хэппи энд. Это история израильского архивиста и историка Холокоста Арона Шнеера, который, кстати, водил высоких гостей из Москвы по Яд Вашему, в 2005 году – водил Путина и Лаврова. 24 августа 2021 года Арон оставил в своем фб пост, начинающийся со слов: «Позор “Мемориалу”, если он включает в список “Жертвы политического террора в СССР” немецких пособников и убийц. Надеюсь, что это происходит лишь по недосмотру, недоразумению. Необходимо перепроверить, перетрясти всю базу, ибо, возможно, это не единичный постыдный факт». В тот же день эту новость заметил и растиражировал в фб Александр Дюков – директор фонда «Историческая память». Вернемся к словам Шнеера. Почему позор, почему постыдный факт? Как специалисту по Лудзе, где были расстреляны и его родственники, Шнееру оказалось ведомо то, что составители атакованной им базы данных по их источникам (а это главным образом «Книги памяти») выяснить никак не могли: три фигуранта – это репрессированные коллаборанты. Им, палачам, самое место было бы в соответствующей базе, если бы таковая имелась, или быть маркированными четким пояснением в базе жертв, но главное – самому Арону связаться бы с коллегами и сообщить о своих разысканиях. Так нет же! Вместо этого – «позор!» и столь же нелепая «надежда» на то, что это недосмотр или недоразумение? А что же тогда еще – некомпетентность? антисемитизм?.. И это – в адрес организации, иностранного агента, на которую всей своей тушей навалилось государство российское?! В сентябре 2021 года этих троих выпилили из базы данных, но было уже поздно. В декабре на заседании Совета по правам человека при президенте РФ Путин лично объявил, что в «мемориальских» списках обнаружены фамилии нескольких людей, участвовавших в убийстве евреев в Латвии в период нацистской оккупации. При этом он сослался на Шнеера и зачитал аккуратную справку, подготовленную на основе записей в его фейсбуке. Чем безжалостно и хладнокровно подставил не правозащитников (с ними и так все было ясно), а самого Арона, своего гида по Холокосту, цинично и без спросу «использовал» его в чрезвычайно некошерной спецоперации. Ибо, как выразился впоследствии М. Эдельштейн: «Вероятно, дело в том, что Шнеер давно живет в Израиле, от российского контекста далек и простое правило «прожить жизнь надо так, чтобы тебя не захотелось процитировать Владимиру Путину» едва ли является для него значимой этической максимой»[13] Казус Сергея Лаврова 24 февраля 2022 года случилось событие, именуемое в разных частях мира по-разному, но кое-где и войной. 25 апреля, в самый разгар этого события, представитель РФ в ООН Василий Небензя обрушился на Израиль с критикой за радикализм действий на святых для мусульман местах, колонизацию палестинских земель и попытку переключения мирового внимания с палестинско-израильского конфликта на российско-украинский. Такого рода стилистика в российско-израильских отношениях не звучала уже очень давно. А через неделю, 1 мая 2022 года, министр иностранных дел РФ Сергей Лавров давал интервью итальянскому каналу «Медиасет» (медиахолдинг Сильвио Берлускони). Корреспондент спросил его: «…В.А. Зеленский… считает, что денацификация бессмысленна. Он же еврей. Нацисты, «Азов» – их мало (несколько тысяч). В.А. Зеленский опровергает Ваше понимание происходящего. Как Вы думаете, В.А. Зеленский является препятствием на пути к миру?»). В ответ Лавров высказался так: «Мне совершенно безразлично, что опровергает или не опровергает Президент В.А. Зеленский. У него «семь пятниц на неделе», как у нас принято говорить. В течении одного дня может поменять позицию несколько раз. Слышал, как он сказал, что мы демилитаризацию и денацификацию даже не будем обсуждать на переговорах. Во-первых, они саботируют эти переговоры, так же, как и восемь лет Минские договорённости. Во-вторых, нацификация есть: захваченные в плен боевики и батальоны «Азов», «Айдар» и других подразделений, носят на одежде, своём теле символ и татуировки свастики, нацистских батальонов Ваффен-СС, открыто читают и пропагандируют «Майн кампф». Он выдвигает аргумент: какая у них может быть нацификация, если он еврей. Могу ошибиться, но у А. Гитлера тоже была еврейская кровь. Это абсолютно ничего не значит. Мудрый еврейский народ говорит, что самые ярые антисемиты, как правило, евреи. «В семье не без урода», как у нас говорят»[14]. Все в этом пассаже дипломата на уровне: и тон, и контент. И нет ни малейшего смысла вдаваться здесь в дискуссию (а она есть) о лакунах в биографии Гитлера – кем был или мог бы быть его дедушка по отцу. Или в дискуссию о грайферах или юденратах (а она тоже есть, да еще какая!). Сухой остаток сказанного Лавровым: и Гитлер, может, не без еврейства, так что еврейская кровь от фашизма не индульгенция! Так что у власти в Украине – неважно еврей ее президент или не еврей – точно фашисты, да еще с татушками. Именно так Лавров и был воспринят всем миром. И именно это вызвало девятый вал возмущения - как в еврейских кругах, так и по всему миру. «Опрометчивые слова», «Тест на прочность», «Конец нейтралитета» - так или примерно так выглядели заголовки большинства израильских и мировых газет. Назавтра, 2 мая, министр иностранных дел Израиля Лапид вызвал к себе посла России Викторова и назвал высказывания его шефа неприемлемыми и непростительными. Премьер-министр Израиля Беннет, обвинив главу МИД России во лжи, заявил о недопустимости использования трагедии Холокоста в политических целях. Произнесенное Лавровым – банальнейший и копеечный ресентимент, к какому не каждый уважающий в себе свою слабость антисемит прибег бы. Как же могло так случиться, что юдофобское словоизвержение произошло на столь высоком российском – правительственном – уровне? Ну хорошо: сорвалось с языка, – извинись, если сорвалось или если ошибся. А если это и впрямь твоя позиция, то промолчи – за дипломата сойдешь. Так нет же! 3 мая МИД РФ тупо ввязался в срач-полемику с приплетанием еврейских корней еще и президента Латвии Эгилса Левитса, что не мешает ему «прикрывать реабилитацию "Ваффен-СС" в своей стране». Прошлись и по Лапиду, чьи антиисторические заявления во многом объясняют курс Израиля на поддержку «неонацистского режима в Киеве». Лапиду как раз должно было быть очень обидно: филигранных усилий Израиля простоять на дожде сухим между струями в Москве не оценили! И, разумеется, прошлись по Зеленскому: «…спекулирующий на своих корнях Зеленский делает это вполне сознательно и вполне добровольно. Прикрывается происхождением сам и прикрывает им натуральных неонацистов, духовных и кровных наследников палачей своего народа… Лапид и его кабинет не видят, что Зеленский просто "завершает" сценарий, описанный еще немецким пастором Мартином Нимеллером. Сначала на Украине в 2014 году пришли за коммунистами, потом за социалистами, потом весь "цивилизованный" мир промолчал, когда на Украине "отменили" русских. Не хватает фантазии понять, какой "некоренной" народ пойдет "на ножи"“ да "на гиляку" за москалями?.. Лапид и его кабинет этого не видят?» Сам Лавров так и не извинился, но 5 мая за него это сделал Путин, позвонивший Беннету. Тот извинения принял, и об этом можно прочесть на сайте правительства Израиля[15]. Но даже тут без фиги в кармане не обошлось: на сайте Кремля этот телефонный разговор тоже обозначен, а его содержание нет[16]. В лучах такой «полемики» каждая еврейско-российская новость приобретает многокрасочность и полисемичность. Вот главный раввин Москвы по версии КЕРОР Пинхас Гольдшмидт покинул Россию назавтра после интервью Лаврова. А вот поползли слухи, что деятельность «Сохнута» (Еврейского агентства) в Москве под угрозой[17]. 21 июля обнаружилось, что это не просто слухи и что Минюст РФ подал иск в суд о ликвидации российского подразделения международного еврейского агентства «Сохнут», обвиняемого примерно в том же, что в свое время и «Мемориал», а именно в строгом следовании своему зарегистрированному уставу и продекларированному мандату. В случае «Сохнута» это поддержка еврейской диаспоры по всему миру и практическая помощь в репатриации евреев в Израиль. «незаконным сбором информации о гражданах России». По данным телеканала «Кан-11», Россия утверждает, что «Сохнут» нарушает закон о конфиденциальной информации в сфере личных данных. Само нарушение в том, что собирается информация о евреях, проживающих в России, и лицах, имеющих право на репатриацию в соответствии с Законом о возвращении. При этом приоритетом пользуются евреи-россияне, занятые научной деятельностью и предпринимательством, что ударяет по научному потенциалу и предпринимательству в РФ[18]. Фацит Итак, российский антисемитизм – он даже постарше самого российского еврейства. Россия тут специфична тем, что в ней почти всегда преобладал антисемитизм государственный. Лишь дважды – в 1917-1939 гг. и с 1991 по настоящее время – он таковым не был. Иными словами, России без госантисемитизма прожила уже полвека с небольшим. Корпоративный антисемитизм особенно пассионарен и опасен: его сочетание с «отвернувшимся» в нужный момент государством, как в середине 1900-х гг., или просто со слабым, де факто отсутствующим государством, как во время Гражданской войны, - важнейшая предпосылка переваливания на евреев всех бед и неудач власти и, как следствие, еврейских погромов. В стране, в которой не все хорошо, евреи могут еще очень пригодиться, хоть это и последний аргумент. Личный же антисемитизм, – хоть он и самый броский, креативный и пассионарный, - все же самое меньшее из зол. Он по-своему неистребим, но в ситуации, когда государственный антисемитизм отставлен, как правило, ослабевает и он. Уж больно он нуждается если не в поощрении, то хотя бы в отведенных глазах. В свете этого тем более важно разобраться с казусом Лаврова. Что вдруг? На проговорку или на сумасбродство не похоже. Неужели в круг виновных в неудачах и незадачах пора уже втолкнуть и евреев? Само вмешательство Путина уже не такое четкое, как в 2005 году после «Письма девятнадцати». Запусти это письмо его авторы сейчас, как и законопроект «О русском народе», шансы на успех были бы явно выше. Кстати, за обоими этими документами стоял председатель партии «Родина» Дмитрий Рогозин. Отчего и его выдворение из «Роскосмоса» в июле 2022 года выглядит не как наказание, а как расчехление и высвобождение старого соратника для иных и еще более возвышенных, нежели космос, задач, к постановке которых он в свое время был причастен. Замена опальным Суркову и Чайке? "Историческая экспертиза" издается благодаря помощи наших читателей. [1] Не все оценили этот жест – «Не высовываться!» – как адекватный или уместный. Обозреватель берлинской «Jüdische Rundschau» писал: «Освобождение евреев хочется видеть в конкретном законе, недостаточно лишь общей формулировки о отмене ограничений. Следует четко поставить вопрос о государственных гарантиях и ожидать действиям, благодаря которым все обещания окончательно и бесповоротно будут облечены в плоть и кровь. <…> Русское еврейство, наделенное свободой, достойно ее» (Jüdische Rundschau. 1917. Nr.12. 23 März). [2] См., например, трогательную историю Сени Звоницкого и Наташи Жук в: Полян П. Гулкое эхо [Эссе]. Киев: Изд-во Мемориального центра Холокоста «Бабий Яр» – Издательский дом «Дмитрий Бураго», 2021. С.87-106. [3]Впоследствии известному архитектору, автору многих станций московского метрополитена. [4] Сказано в феврале 1999 года на съезде казаков в Новочеркасске. [5] См. подробнее в: Отрицание отрицания, или битва под Аушвицем. Дебаты о демографии и геополитике Холокоста / Сост. П. Полян и А. Кох. М.: Три квадрата, 2008. 388 с. [6] Растерзанные тени. Избранные страницы из «дел» 20–30-х годов / Сост. Ст. Куняев, С. Куняев. М., 1995. С. 110. [7] Куняев С. Жрецы и жертвы Холокоста. Кровавые язвы мировой истории. М.: Алгоритм, 2011. 384 с. Пишущий эти строки и его соавтор по книге «Отрицании отрицания, или Битва под Аушвицем» А. Кох были причислены им к «жрецам». В таком случае главной задачей «жрецов» является реставрация и поддержание в порядке и обоснованности сакральной цифры этой религии – цифры «6 000 000» жертв. [8] Ср. пассаж в книге: В. Жириновского «Иван, запахни душу! Избранные места из романа-исследования о моем поколении» (2003): «Коммунизм придумали евреи. Мои университеты, моя учеба прошла под знаком и огромным влиянием этой еврейской заразы... Евреи являются источником этой суперзаразы, этой чумы ХХ века – коммунизма»; «Почему я должен отказываться от русской крови, русской культуры, русской земли и любить весь еврейский народ из-за одной капли крови, которую мой отец оставил в теле моей матери?». [9]Довольно яркие антисемитские следы оставили в 2017 году вице-спикер – и тоже экс-телеведущий! – Петр Толстой и Вячеслав Милонов, но к этому мы еще вернемся. [10]Степанищев С., Чарный С. Национализм, ксенофобия, антисемитизм в Государственной Думе РФ. Доклад // Полит.ру. 2005. 10 февраля. В сети: https://polit.ru/article/2005/02/10/aandf/ [11] Имеется в виду Исаакиевский собор в Санкт-Петербурге. [12] Их еще иногда называют «обменным фондом», иногда – «консервами». [13]Базовые осложнения. Михаил Эдельштейн о войнах памяти // Вот так. 2022. 26 января. В сети: https://vot-tak.tv/novosti/16-12-2021-edelshtejn-shneer-memorial/ См. также: Глава "Международного Мемориала" ответил на обвинения Путина. Ян Рачинский рассказал о неточностях в списках жертв репрессий // Московский комсомолец. 101ё. 10 декабря. В сети: https://www.mk.ru/politics/2021/12/10/glava-mezhdunarodnogo-memoriala-otvetil-na-obvineniya-putina.html ; Историк Арон Шнеер о "Мемориале": "Знание истории своей страны делает гражданина гражданином. 2021. 17 декабря. В сети: https://www.newsru.co.il/israel/17dec2021/shneyer_501.html . И мн. др. [14]Его полная расшифровка доступна на сайте МИД России. [15] См. в сети: https://www.gov.il/he/departments/news/spoke_putin050522 Какая-то из русскоязычных эмигрантских газет – несколько грубовато – резюмировала историю так: «У Лаврова язык как бритва. Одним его движением он сделал Гитлеру обрезание. Так что Путину потом пришлось все пришивать обратно». [16] В сети: http://kremlin.ru/events/president/news/68356 [17] Вести: Израиль по-русски. 2022. 5 июля. См. в сети: https://www.vesty.co.il/main/article/bj1u3ywj5 [18] См.: /www.newsru.co.il/israel/21jul2022/kan11_sohnut_0014.html

Iskra Schwarcz "He did not conquer anything, he returned!" What did Putin really want to say? Abstracts: On the birthday of Peter the Great, June 9, VV Putin gave a speech to young entrepreneurs, engineers and scientists in which he compared today and the reign of this Russian emperor. This is not the first time that the President of the Russian Federation uses history for political messages, resorting to the techniques and methods of history politics. What is hidden behind this, in what key he expressed himself, and how historical analogies relate to historical reality, all these questions are treated in this article. Key words: history politics, V.V. Putin, Peter I, Northern War, Ukraine, Narva About the author: Iskra Schwarcz (*1953) is an Austrian historian of Bulgarian origin, a graduate of Moscow State University and lives in Vienna. Since 1990 she has been working at the Institute of Eastern European History of the University of Vienna, Professor, Doctor of Philosophy (Dr. phil.). Author of the books: «Petr I i Avstriya. Issledovaniya o petrovskoj epohe” (2022), “Francuzskoe korolevstvo I Russkoe gosudarstvo v XI–XVI centuries” (2021, with the co-author VV Shishkin). Editor of the volumes “Die Flucht des Thronfolgers Aleksej” (2019), “Quo vadis EU?” (2008, with the co-editor A. Suppan), “Russkaya I ukrainskaya diplomatiya v Evrazii: 50th gody XVII century” ( 2000, with the co-editors LE Semenova et. al.), "Russian and Ukrainian Diplomacy in the European International Relations in the Middle of the XVII-the Century" (2007, with the co-editors LE Semenova et. al.) and author of many more scientific articles on the history of Russia and other countries of Central and Eastern Europe. Email: iskra.schwarcz@unvie.ac.at In recent years, the President of the Russian Federation V.V. Putin takes every opportunity to set "new vectors" in the understanding of Russian history and designate new " spiritual bonds" (скрепы) inherent in the historical specificity of Russia. Suffice it to mention the article “On the historical unity of Russians and Ukrainians” published last year and filled with historical myths, statements about the role of the personality of Alexander Nevsky in the history of Russia, as well as recent discussions about the Norman question and the emergence of Russian statehood, which caused a sharp resonance not only in Russia but also abroad. It was to be expected that in connection with the 350th anniversary of Peter I, we will learn from Putin a lot of new and interesting things about the reformer tsar: a legislator, a commander and a man. Therefore, it is surprising that the historical digression during the meeting on June 9, 2022, with young entrepreneurs,[1] took only a few minutes and was not devoted to the personality of the tsar and his transformative policy, but exclusively to the Great Northern War and the recapture from the Swedes, as Stalin's textbooks said, of the "original Russian lands" (исконных русских земель): “Now we were at the exhibition dedicated to the 350th anniversary of Peter I. Almost nothing has changed. It’s astonishing! Somehow you come to this realization, to this understanding. Here, Peter the Great waged the Northern War for 21 years. It would seem that he was at war with Sweden, he conquered something ... He did not conquer anything, he returned! And there it is. All area around Lake Ladoga, where St. Petersburg was founded. When he founded the new capital, none of the European countries recognized this territory as part of Russia; everyone recognized it as part of Sweden. And there, from time immemorial, along with the Finno-Ugric peoples, the Slavs lived, and this territory was under the control of the Russian state. The same is true in the western direction, this applies to Narva, his first campaigns. Why did you go there? Returned and strengthened - that's what he did. Apparently, it also fell to our lot to return and strengthen. And if we proceed from the fact that these basic values form the basis of our existence, we will certainly succeed in solving the tasks that we face” [2]. Once again, Putin uses history for political messages, resorting to the techniques and methods of history politics. We are faced with the use of the past to legitimize the current decisions and actions of the authorities. What we observe is not just the president's passion for historical topics, but an instrument of political struggle and a well-thought-out strategy. By constructing desirable versions of the historical past and a suitable image of ancestors, such as the Slav Rurik, the protector and guardian of the faith, Prince Alexander Nevsky or Tsar Peter the Great, who “returned and strengthened” the original Russian territories, the Russian authorities manipulate historical memory. There is nothing new in using history to explain politics. In any society, the aggravation of political contradictions affects the assessments of historical figures and events of the past, however, recently in Russia, history has increasingly replaced politics, and such unbridled instrumentalization of history is dangerous both for the historical profession and for society as a whole [3]. Let's go back to the president's statement. In rhetoric and argumentation, specific historical facts are not given, but only an analogy between today and the times of Peter the Great: “Almost nothing has changed. <...> He did not conquer anything, he returned it! <...> He returned and strengthened - that's what he did. < …> Apparently, it also fell to our lot to return and strengthen.” Although Putin has never directly mentioned current events in Ukraine, his words are, firstly, an acknowledgment that the war, which has been going on for the fourth month, is a war for the return of Ukrainian lands as “primordially Russian”, to the bosom of the Russian state, and secondly, Putin's statement gives grounds to assume that what is happening now in Ukraine is just the beginning of an “era of collecting Russian territory” (“собиранию русских земель“). Putin's remark helps to better understand the official position of the Kremlin in the current conflicts. The absence of a mention of Ukraine in the context of the “return” suggests that for him there is only the struggle of the great powers and at this moment Russia, in his opinion, is opposed to the collective West. Therefore, there is a departure from the rhetoric about the denazification and demilitarization of Ukraine, which is typical for the start of a “special operation”, and instead the words “return and strengthen” appear. Combined with the words about the “western direction” and Narva, which are an unequivocal challenge to Estonia, Latvia and Lithuania, these words are especially alarming. Today, the return of the territory of Ukraine is on the agenda, the next object of military influence may be Narva and the Baltic states as a whole [4]. As one of the bloggers figuratively put it, commenting on these words: “The Ukrainian people turn out to be the same pawn in the game on the big European chessboard as the small Baltic peoples were in the game of the 17th-18th centuries.” [5] I would add to this - "and who in the 21st century can share the current fate of Ukraine." This is not the first time Putin has proposed correcting modern historical views and returning to the optics of interpreting Russian history as the history of the Russian national state and as the history of the “Russian world” (русского мира). [6] His ideas about the “return of the original Russian lands” correspond to the political doctrine “collecting Russian lands”, which arose on the threshold of the New Age and is typical not for the reign of Peter I, but for the time of the great Moscow prince Ivan III (1462–1505) and his heir Basil III. Already under Ivan IV, when the "collecting of the lands of the Golden Horde" began, this concept ceased to meet the requirements of the time. Following the annexation of the Kazan and Astrakhan khanates, the conquest and development of the lands of the Siberian Khanate, which had never before been under the control of the Russian state, proceeded step by step. Therefore, speaking about the time of Peter I, Putin is mistaken, the Russian tsar did not collect "primordial Russian lands", but pursued an imperial policy of divide et impera indifferent to ethnic borders - he took what he was able to take and hold. How do historical analogies from Putin’s June 9, 2022 speech relate to historical reality? Since the middle of the 17th century, Russia has been part of the European legal system. In the Westphalian peace treaties of 1648, the Moscow sovereign "Magnus Dux Moscoviae" was mentioned along with the French king as one of the guarantors of the "universal peace" [7]. The works of the Dutch jurist Hugo Grotius, such as De jure belli ac pacis (On the Law of War and Peace) and his doctrine of natural law and the social contract (Natur- und Völkerrecht), which formed the basis of the theory of modern international law, were known in Russia. In 1710, by order of Peter I, Book III "De jure belli ac pacis" was translated into Russian. The Petrine era is characterized by coalition wars, which were preceded by many negotiations and treaties. We must recall that the Northern War was a coalition war by nature. It began after the conclusion of an alliance agreement (Treaty of the Preobrazhensky November 11/21, 1699) between Peter I and August II, the Saxon elector and the Polish king. The "Northern Union", along with Russia, included Poland, Saxony and the Danish-Norwegian kingdom. These countries were united by the idea of weakening the influence of Sweden. Since the middle of the 16th century, Sweden waged long wars with its neighbors, which led to the gradual expansion of Swedish possessions along the shores of the Baltic Sea, turning it, in essence, into an inland Swedish sea [8]. Peter I understood that the fate of the Baltic Sea could be decided only by the joint action of several countries. Comparing the draft and the original of the Russian-Saxon treaty (1699), E. V. Anisimov drew attention to the design of the final text - the draft said that His Royal Majesty “desires to return those lands that the Swedish crown ... received through harmful agreements", but in the final version of the treaty it is mentioned that both countries intend to "have a war against the crown of Sweden because of the many of the injustices committed against both states by Sweden" [9]. Such reasoning allowed the Petrine diplomats to pursue a pragmatic and flexible policy in international negotiations. The border and peripheral regions were not seen as an object of "collecting Russian lands", but as an object of legal policy and legal norms, and the goal of the state was to correct the old "untruths" that were reflected in the "harmful" treaties. So, in February 1700, Saxony started the war against Sweden, Denmark joined in March, and only at the end of August, after the conclusion of a peace treaty with the Ottoman Empire, Russia also entered the war. We see that Peter I made significant efforts to include Russia in the European "concert", while the modern Russian Federation is increasingly turning into a rogue state of international politics, and from this point of view, Putin's attempts to draw an analogy between themselves and Peter contradict textbook historical facts. Were native Russian lands recaptured during the Great Northern War? Disputes about which territories are "primordial" often lead to dangerous consequences. The Baltic Region is a historically developed region in which different peoples live and various historical destinies are intertwined. It is not so easy to filter and take into account the most important of the many historical facts and actors. Medieval Pskov and Novgorod, and then the Grand Duchy of Moscow and the Russian Empire were far from the only players in the region. An active role here was played by the Grand Duchy of Lithuania, then kingdom of Poland, as well as the Teutonic Order and its branch of the Livonian Order, Denmark and Sweden. In connection with the change in the balance of power, there was a constant redistribution of territories. Thus, during the Livonian War (1558–1583), significant parts of Livonia and the Grand Duchy of Lithuania were temporarily under Russian rule [10]. In 1595, the Tyavzinsky peace treaty assigned Livonia to Sweden, and after the Stolbovsky peace of 1617, when the Baltic territories of Russia - the Karelian district and Ingria, went under the rule of Sweden, i.e. Izhora and Novgorodian lands, the cities of Ivangorod, Yam, Ostrov, Koporye, Korela, Oreshek with counties and the entire Neva [11], Russia was cut off from access to the Baltic Sea for a long time. Only a hundred years later, Sweden lost the conquered lands in the Northern War and ceded Livonia, Estonia, Ingria, the Vyborgsky district and the southern part of the Kekholmsky district to Russia [12]. These are the historical facts. And what is the situation with Narva? In historiography, it is generally accepted that the indigenous population of the early settlement belongs to the Baltic tribes [13], who had close trade ties with the Novgorodian lands, and they are attested in Russian chronicles. In 1329, Narva, which was then under the rule of Denmark, was already named in the chronicles not as a village, but as a city (civitas or oppidum), the city status is also confirmed by later documents of the 14th century. But since the Danes could not pay the Teutonic Order the amount that the order requested for the suppression of local uprisings, King Valdemar IV of Denmark sold all of Estonia, and at the same time the city of Narva and Narva Castle in 1346 for 19,000 silver marks to Grand Master Heinrich Dusemer (1280 –1353). A year later, the master transferred the purchased lands to the Livonian Order. Over time, Narva turned into one of the most important border fortresses of the Order, which was not in the interests of Moscow. After the annexation of Novgorod in 1478 The Grand Duchy of Moscow became the largest state in Europe in terms of territory. The ambitions of Grand Duke Ivan III to play a prominent role in the Baltic political space led to the construction of the Ivangorod fortress in 1492 opposite Narva in order to threaten Livonia [14]. During the Livonian War from 1558 to 1581, the city of Narva passed into the hands of the Russians. In 1581 the Swedes conquered Narva and Ivangorod. Then for a short time during the time of Boris Godunov, Ivangorod again went to the Russians, but in 1612 the city again returned to the rule of Sweden. In order to increase the importance of Narva in the eastern trade, the Swedes united Narva and Ivangorod into one city in 1649, and Ivangorod began to be called "Russian Narva". The events connected with the "Narva embarrassment" in the Northern War and the subsequent capture of Narva in 1704 are well known. According to the Nystad peace treaty in 1721, Narva was ceded to Russia. As we can see, these are territories that changed hands and were not original Russian lands, including from the point of view of the ethnic composition of the local population. The question arises: on whose territory was Petersburg built? The Neva and adjacent lands are mentioned in the oldest chronicle – in The Tale of Bygone Years (“Nestor’s Chronicle”) – as a territory through which Novgorod merchants regularly traveled to the Scandinavian countries. Though with the kingdom of Sweden, the Great Novgorod has found a tough opponent in the struggle for influence in this region. From the XII century, the first crusades of the Swedes began, which proceeded with varying success. Fortune was either on the side of Novgorod, or on the side of the Swedes. The most famous battle for the Russians took place in 1240. Detachments of Novgorodians and Ladogans, led by Prince Alexander Yaroslavich, attacked the camp of the Swedes at the mouth of the Izhora and won a victory that went down in history as the Battle of the Neva, and Prince Alexander received the nickname Nevsky. In 1300, the first Swedish fortress Landskrona was built on the Neva on the so-called Okhtinsky Cape, but it was soon destroyed by the Russians, and vice versa, in 1323 the Novgorodians built the Oreshek fortress at the source of the Neva from Lake Ladoga, which soon fell into the hands of the Swedes. The territory from the Narova River to Lake Ladoga was inhabited mainly by Ingrian Finns. But since they did not have their own statehood, both rival powers equally tried to seize their lands. In 1617, under the Treaty of Stolbovsky, the Neva and the Oreshek fortress came under the rule of Sweden and remained in its possession until 1702. As we can see, these lands changed hands and they cannot, especially taking into account the ethnic composition of the population, be considered as primordially Russians, and the city of Petersburg was founded on territory, which only after the Treaty of Nystad (1721) officially came under Russian rule. With his “historical” statement, Putin once again showed that the “unpredictable” past is an important ideological resource and can be used and interpreted to justify and legitimize contemporary politics. The approach to historical narratives as a language spoken by politics, and the use of methods of history politics leads not only to aggravation of relations with neighboring countries, but is also fraught with risks of global military conflicts and may lead to a Third World War. In conclusion, I want to emphasize that under Peter the Great, Russia has always been a part of Europe. As the successor of his reforms, Catherine the Great, put it: "Russia is a European country." Putin's current policy is tearing Russia away from Europe and destroying the bridges that were created by Peter the Great, and where this path leads to is still hard to say. Just do not forget the old maxim "History repeats itself twice ...". [1] The meeting with SPIEF participants took place after visiting the multimedia exhibition "Peter the Great. The Birth of the Empire in the Russia – My History” historic park at VDNKh in Moscow. [2] http://kremlin.ru/events/president/news/68606 (visited 10.06.2022) [3 Курилла И.И. Битва за прошлое. Как политика меняет историю. М.: Альпина Паблишер, 2022. С. 8; он же: История как язык политики // Новое прошлое/The New Past, 1 (2021), с. 119; Ср.: Миллер А. Россия: власть и история // Pro et Contra, май-август 2009. С. 6–23; Ачкасов В.А. Роль «исторической политики» в формировании российской идентичности: https://cyberleninka.ru/article/n/rol-istoricheskoy-politiki-v-formirovanii-rossiyskoy-identichnosti/viewer (visited 13.06.2022) [4] The reaction of the Estonian Foreign Ministry due to Putin's words about the "return" of Narva: https://www.dw.com/ru/estoniya-osudila-slova-putina-o-vozvraschenii-narvy/a-62098138 (visited on 11.06.2022) [5] Dmitry Travin's blog, June 9, 2022: https://www.facebook.com/dtravin61 (visited 13.06.2022) [6] Каппелер А. Россия – многонациональная империя. Возникновение. История. Распад. М.: Прогресс, 1997. С. 10–11. [7] Instrumenta Pacis Westphalicae. Die Westfälischen Friedensverträge 1648. Bern, 1948. S. 77. [8] Е.В. Анисимов, Время петровских реформ. Л.: Лениздат, 1989, с. 86. [9] Е.В. Анисимов, Время петровских реформ, с. 88. [10] Erich Donnert, Der livländische Ordensritterstaat und Russland. Der Livländische Krieg und die Baltische Frage in der europäischen Politik 1558-1583. Berlin, 1963; О Ливонской войне см.: Филюшкин А.И. Изобретая первую войну России и Европы. Балтийские войны второй половины XVI в. глазами современников и потомков. СПб.: Дмитрий Буланин, 2013; он же: Первое противостояние России и Европы. Ливонская война Ивана Грозного. М.: Новое литературное обозрение, 2018. [11] On the Stolbovsky world and its meaning, see: Селин А. А. Столбовский мир 1617 года. СПб.: Русско-Балтийский центр «Блиц», 2019; Русско-шведская граница (1617–1700 гг.). Исторические очерки. СПб.: Русско-Балтийский центр «Блиц», 2016. [12] Text of the Nystad Peace Treaty: http://www.hist.msu.ru/ER/Etext/FOREIGN/nishtadt.htm (visited 13.06.2022) [13] It is believed that the coast of the Narova River was inhabited by the Chud tribe. See about it: Городские поселения в Российской империи. Т. VII. СПб.: Типография Товарищества «Общественная польза, 1864. С. 581–582. [14] As early as 1417, attempts were made to build a fortress opposite Narva, but they were unsuccessful. See about problems at the end of the 15th century: Бессуднова М.Б. Россия и Ливония в конце XV века. Истоки конфликта. М.: Квадрига, 2015.