Неопубликованное исследование 1972-1976 гг., бросившее вызов советской историографии Второй мировой войны. Часть II

Первая часть тут

Второй арест: «с анархистами не веду знакомства» или координатор всего движения?

Через 217 дней после освобождения, 24 апреля 1925 г. он снова на нарах ДПЗ (дома предварительного заключения). Видимо, его пребывание на свободе не оправдало надежд ОГПУ.

Ведет дело (АУФСБ РФ по СПб и ЛО, д. П-87987) тот же уполномоченный П.Г. Иванов. «Бромберг И.Л. и Шульман Р.В. являются руководителями анархо-подпольных группировок среди студенческих масс, где ведут работу во вред Советской власти».

Из СОЧ (секретно-оперативной части) ПП (полномочного представительства) ОГПУ в ЛВО (Ленинградском военном округе) начальнику ДПЗ Богданову: «Содержащимся под стражей в ДПЗ Бромбергу Иосифу Лазаревичу и Шульман Раисе Вульфовне разрешается получасовая прогулка, чтение книг, газет и журналов, а также их перевести на полит-паек. Уполномоченный <…> Кутин».

Позиция Иосифа — та же, что и год назад.

Из допроса 27.04.1925: «Ни в каких анархистских группировках я не участвовал и не участвую сейчас. И ни с кем из анархистов я не веду знакомства». Соответственно, никаких имен он не называет.

Из Постановления от 04.05.1925: «Бромберг И.Л. достаточно подозревается в ведении анархо-подпольной работы среди студенчества, тем самым дискредитируя Рабоче-Крестьянскую власть».

Из Меморандума на анархиста Бромберга И.Л.: «Являлся руководителем анархо-подпольной группы среди студентов Герценовского ин-та, <…> в 1922 г. входил в группу Набатовцев, но не был арестован, т. к. скрывался. Имеет связь со всеми видными анархо-подпольниками, а также связан и с Балтфлотом. С ликвидацией анархо-синдикалистов в Ленинграде все явки и связи перешли к нему». Уполномоченный I группы СОУ (секретно-оперативного управления) Кутин.

13.05.1925. Из Заключения: «По имеющимся агентурным материалам <…> после изъятия видных руководителей анархо-синдикалистского подполья в Лен-де <…> Поляковой Марии, Малиновского, Богданова П., Бызова, Чухина, Бадиных Михаила и Александра и др <…> по постановлению ОС [Особого Совещания] от 13.03.1925 заключенных в концлагерь и высланных в отдаленные места на три года, все связи и явки по Ленинградскому подполью перешли к гр. Шульман, Бромбергу и Светлову».

«Выслать в отдаленную местность сроком на три года».

«Справка. По заключению врачей гр. Шульман и Бромберг следовать могут, но желательно сухой климат».

Из постановления ОС при Коллегии ОГПУ 19.06.1925: «Шульман, Бромберга выслать через ПП ОГПУ в Ср. Азию сроком на три года».

Комментарий исследователя советских карательных органов В. С. Измозика: «Нет показаний ранее арестованных деятелей. По логике их должны были допросить в местах их заключения. О группе Набатовцев тоже ничего конкретного <…> Попытка его завербовать не удалась, отсюда высылка».

Ташкент. Третий арест

16 июля 1925 г. Иосиф и Раиса Шульман прибыли в Ташкент. «По болезни оставлены здесь. Безработствуют и нуждаются в серьезном лечении», — пишет 5 августа ссыльный Борис Липовецкий в Берлин Марку Мрачному (IISG, Senya Fléchine Papers, f. 47, «Письмо Липовецкого Мрачному»).

А 25 декабря 1925 г. возбуждается дело по обвинению Бориса Липовецкого и еще 23 человек, в числе которых Бромберг и Шульман (ДАХО, ф. Р-6452, оп. 2, д. 3008, лл. 455–457 об.). «У арестованных была изъята контрреволюционная литература, переписка с лицами, проживающими за границей <…> К делу приложен акт от 31.12.25 о том, что Липовецкий в ташкентской тюрьме поднял бунт анархистов, ломали окна, дверь, вещи, всячески ругали работников ПП ОГПУ. В результате в тюрьму приехали ответственные работники ПП ОГПУ, прокурор Ташкентской области и Республики по надзору за ОГПУ, которые подписали акт».

«7 января 1926 г. предъявлено обвинение Липовецкому Б.Е., <…> Шульман Р.Л., Бромбергу И.Л., <…> В постановлении указано, что указанные обвиняемые, проживая в г. Ташкенте, вели контрреволюционную анархистскую деятельность и создали тесно спаянную группу, поддерживали связь с объединением анархистов в г. Самарканде и с другими анархистами в СССР <…> Обвиняемые находились в связи с эмигрантами Мрачным, Еленским, Аршиновым и Волиным и поставляли им сведения о жизни анархистов в СССР для использования в антисоветской заграничной прессе. Получали средства от антисоветской эмиграции и контрреволюционную литературу и распространяли среди единомышленников <…> Все обвиняемые <…> виновными себя не признают».

«Особое совещание при коллегии ОГПУ от 26 марта 1926 г., рассмотрев дело, постановило: …Шульман Р.В., Липовецкого Б.Е <…> заключить в места лишения свободы сроком на три года каждого <…> Бромберга И.Л., <…> [в числе пяти фигурантов дела] выслать в Среднюю Азию сроком на 3 года.» (Как у Высоцкого: «Повезли из Сибири в Сибирь». Но только тут потеплее.) Скорее всего, окон он не ломал и был осужден за компанию.

Для Бромберга это, по-видимому, означает продление ссылки до 25 марта 1929 г. 

Спутница

Как мы помним, Иосифа арестовали в Ленинграде 24 апреля 1925 г. и в начале июля выслали в Ташкент на три года. После третьего ареста срок его ссылки продлен примерно на год. А Ида?

С ней все непросто, и нам придется разобраться в документах[4] и датах.

Осенью 1926 г. Ида заканчивает химический цикл Педагогического института им. Герцена (ЦГА СПб, ф. Р-4331, оп. 1, д. 2349).

Сдав 8 октября последний зачет — по методике естествознания, на следующий день пишет два заявления. В первом просит выдать ей свидетельство об окончании института. На нем резолюция: «Выдать временное свидетельство <…> 11.10.1926». «Временное» — значит, срочно, до официальной церемонии. Во втором заявлении просит назначить ее учительницей Красноборской семилетней школы. Возможно, в заявлении указана не конкретная школа, а район (текстом заявления мы не располагаем).

Красноборск — старинное (первая постройка — в 1627 г.) село на высоком берегу Северной Двины в 100 км к северу от Великого Устюга, в 50 км от Котласа.

Уже через шесть дней ее место работы — за тысячу километров от Ленинграда: с 15 октября она зачислена преподавательницей естествоведения и химии Красноборской школы приказом губоно (отдела народного образования Северо-Двинского губисполкома) от 19 октября 1926 г., то есть задним числом (ВУЦА, ф. Р-46, оп. 2, д. 472, л. 148).

Это распределение? Скорее всего, нет. Во-первых, обратим внимание на крайнюю поспешность отъезда и собственное заявление о досрочной выдаче свидетельства. Во-вторых, есть постановление по прибытии: «За отсутствием согласия РИК [Райисполкома] в переводе учительницы Хорошей из Ленинграда в Красноборск в выплате компенсации за переезд и проч. отказать» (ВУЦА, ф. Р-46, оп. 2, д. 485, л. 25). В-третьих, в институтских документах есть указание, предположительно 1926 года, на другое место: станцию Хромпик, ФЗУ [фабрично-заводское училище] при Хромпиковом заводе — это будущий город Первоуральск (ЦГА СПб, ф. Р-4331, оп. 1, д. 2349, л. 4 об.).

Рис. 11. Предположительно Ида Хорошая. С групповой фотографии 1926 года.

Проработав один учебный год в Красно­борской школе, 1 августа 1927 года Ида пишет заявление: просит перевести ее в Еремеевскую семилетнюю школу. Еремеево — малюсенькое село вблизи реки Юг к югу от Великого Устюга, 170 км по дороге от Красноборска.  Приказом зав. губоно от 24 августа ее переводят на ту же должность в Еремеево с 1 сентября без выплаты проездных денег (ВУЦА, ф. Р-46, оп. 2, д. 521, л. 108 об.). Значит, это ее инициатива. Возможно, что-то в Красноборске не сложилось. Но 1 сентября 1927 г. она уже находится в 4-месячном отпуске (ВУЦА, ф. Р-46, оп. 2, д. 531, л. 98 об.–99), который берут примерно за два месяца до предполагаемых родов. По закону такой отпуск можно продлить до года. То есть до 1 сентября 1928 г. максимум.

15 ноября 1927 г. в селе Усть-Алексеево, что близ Еремеево, Ида рожает сына, Валентина Бромберга, и через неделю регистрирует рождение. Его отцом записан Иосиф Бромберг. Могла ли такая регистрация произойти без одобрения Иосифа, отбывающего ссылку в Ташкенте?

В сведениях об образовании она записывает «Вятский Пединститут» (ВУЦА, ф. Р-46, оп. 2, д. 533, л. 24 об.–25). Причина искажения места учебы, возможно, — ее желание исключить письменные контакты работодателя с Институтом им. Герцена, которые могли бы выявить нарушение предписания о распределении или что-то еще. 

В ведомостях на выдачу зарплаты Еремеевской семилетки за апрель-май 1928 года Ида значится как преподаватель и «за секретаря» (ВУЦА, ф. Р-147, оп. 4, д. 155, л. 13 об., д. 158, л. 107 об.). Ближе к концу 1928 г. в списке учителей ее уже нет. Мы предполагаем, что она покинула Усть-Алексеево и Северо-Двинскую губернию в мае (или июне) 1928 г. И уже в мае воссоединилась с Иосифом. Скорее всего, в Ташкенте, поскольку там он познакомился и сдружился с анархистами-мистиками Борисом и Евгенией Власенко, а те впервые появились в Ташкенте, вероятно, не ранее второй половины апреля 1928 г. (Орден тамплиеров 2003: 203, 217). Возможно, Иосиф приехал и забрал Иду с Валентином из Усть-Алексеево или Еремеево.

Через 9 месяцев, 27 февраля 1929 г. рождается дочь Иосифа и Иды, моя знакомая Стася Хорошая. Место ее рождения — поселок Первоуральский, будущий город Первоуральск.

Мы можем предположить, что это место жизни было выбрано Идой в соответствии с первоначальным распределением 1926 года. Там ее могли принять на работу в ФЗУ, и там она могла взять второй отпуск по беременности. По ее просьбе Институт им. Герцена высылает туда ее свидетельство об окончании вуза в июле 1930 г.

Продленный срок ссылки Иосифа должен был закончиться в конце марта 1929 г. Но мы знаем, что по ходатайству Е. П. Пешковой он был освобожден досрочно и далее некоторое время работал в Средней Азии в экспедициях. Значит, он мог несколько месяцев жить с Идой в Ташкенте, а примерно с осени 1928 г. — в Первоуральском. Другой вариант — он поехал за ней в Еремеево в мае 1928 г., и оттуда они сразу направились на Урал. Но тогда он пересекся в Ташкенте с Борисом и Евгенией Власенко лишь примерно на месяц.

Таким образом, до конца 1930 г. они, вероятно, еще на Урале, но в 1931 г. — уже в Москве. Как это случилось? В 1931 г. в Москве умирает мать Иосифа Берта, и причиной приезда их в Москву могла быть ее болезнь. Иосиф и Ида с детьми прописываются на Кирпичной 12 и живут вместе с семьей его сестры Евы до самой эвакуации 1941 года. В Москве Ида работает учительницей химии в школе № 324, а Иосиф, как мы знаем из предисловия В.С. Измозика, — экономистом в различных научных учреждениях.

Иосиф на свободе, но он и Ида уже близко знакомы с практикой советской власти. Его ссылка — пожизненное клеймо и опасность новых репрессий. Вероятно, поэтому она записывает Стасю при рождении так, чтобы скрыть ее связь с отцом. Отца Стаси она не указывает вовсе, дает ей свою фамилию, более того, эту фамилию для обеих искажает: «Хороших». Поэтому мы едва ли нашли бы запись о рождении Стаси через ЗАГС. Искажен и возраст Иды: ей 23 года, а указано 29. Вариация личных данных — ее постоянный прием: не совершая преступлений, она как будто заметает следы. Опыт советской жизни подсказывает, что эта стратегия может порой спасти человека от встречи с теми, кому приказано его арестовать.

Дополнения к биографии

Мы не можем подробно описать жизнь Иосифа Бромберга в другие периоды, т. к. пока не имеем для этого данных.

Он заканчивает военную службу в декабре 1948 г., и уже за 1949 год есть целевая подборка газетных вырезок в его чемодане. И имеется подборка за каждый год последую­щей четверти века, до 1973 г. Возможно, в 1949 г. он уже вынашивает идею книги.

Свидетельство о браке Иосифа и Иды датировано октябрем 1953 года. В нем указано, что Ида ранее в браке не состояла. Как мне рассказывала моя бабушка, в 20-е гг. было очень принято жить семьей, не регистрируя брак. Фамилия Иды в браке — Бромберг. Отчество указано, как в документах Института им. Герцена: Хиелевна.

Ида ушла из жизни в 1977 году. Иосиф — 22 февраля 1978 года. Причина его смерти — сердечно-сосудистая недостаточность, постинфарктный кардиосклероз, ишемическая болезнь сердца. Возможно, напряженная работа над книгой усугубила его проблемы с сердцем, но в последние годы могли быть и новые потрясения. Мы не знаем судьбу «тетрадей» его книги с 3-й по 9-ю. Иосиф и Ида вместе похоронены на Николо-Архангельском кладбище вблизи Москвы. И там же — прах их дочери Аси. Валентин, эмигрировавший в США в 1978 г., умер в 2018 г. в возрасте 90 лет. Его сын Антон живет в Нью-Йорке.

8 июля 1998 г. Иосиф Бромберг был реабилитирован (АУФСБ РФ по СПб и ЛО, д. П-87987, л. 93). Через 20 лет после смерти. На следующий день после 95-летия со дня рождения.

Несколько слов об Асе добавим в самом конце.

В. Суворов vs Д. Антонов

Обратимся теперь к исторической работе Иосифа Бромберга. Сделать это удобно путем сравнения с другой книгой, оппонировавшей советской историографии по вопросам начала II мировой войны. Речь идет о «Ледоколе» Виктора Суворова, который он назвал «книгой своей жизни» (Суворов 1992: 7).

10 июня 1978 г. Владимир Резун, сотрудник легальной резидентуры ГРУ СССР в Швейцарии, покинул с семьей женевскую квартиру, чтобы в конце июня легализоваться в Англии.

Его книга «Ледокол» была впервые издана в 1989 г. по-французски и по-немецки под псевдонимом Виктор Суворов (Suvorov 1989; Suworow 1989) — через 17 лет после появления машинописи 1-го тома Д. Антонова и через 13 лет после 2-го тома. Позже В. Суворов издаст более двух десятков книг, многие из которых также посвящены II мировой войне и предвоенному СССР. Перечислить все его тезисы по этой теме довольно сложно, но в Википедии есть статья «Концепция Виктора Суворова» (Концепция). Используем ее для сравнения работ Антонова и Суворова. Начнем с наиболее конкретного раздела статьи в Википедии — «О действиях Сталина». В левой колонке соберем ряд существенных пунктов этого раздела, в правой приведем наши комментарии касательно параллельных мест у Антонова либо его несогласия с этими пунктами. Все цитаты Д. Антонова можно найти в публикации (Антонов 2025).

О действиях Сталина 

Концепция В. Суворова	Книга Д. Антонова (И.Л. Бромберга), тт. I (фрагменты), II
1.      Помог Гитлеру прийти к власти, запретив немецкой коммунистической партии вступать в парламентский блок с социал-демократами. По мнению Суворова, в противном случае НСДАП потерпела бы не только поражение на выборах, но и крах из-за тяжелого финансового положения.	В доступных нам главах книги Д. Антонова этот тезис не приводится.
2.      Заключил с Германией пакт о ненападении и торговые соглашения на поставку стратегических ресурсов, без которых Германия не могла бы вести войну.	Т. II, резюме. «Политическая стратегия Сталина должна была облегчить Гитлеру возможность начать и вести войну в Европе. Добиться этого можно было лишь обеспечив Германии безопасный тыл на Востоке и снабжение ее продовольствием, сырьем и горючим, что мог взять на себя Советский Союз. Используя заинтересованность в этом Гитлера, Сталин заключил с ним германо-советский пакт 23 августа 1939 года».
3.      В результате захвата Польши и стран Балтии образована отсутствовавшая ранее советско-германская граница.	Т. II, резюме. «Следующим этапом стратегии Сталина было: использование условий заключенного договора для занятия Красной армией таких походных позиций, которые благоприятствовали ей в решении задачи вторжения на территорию Германии и захвата жизненно важных для нее центров снабжения сырьем и горючим. Этот этап также был успешно завершен путем раздела Польши, аннексии Прибалтийских государств и Бессарабии и победы над Финляндией, в результате чего СССР стал соседом Германии».
4.      В конце 1930-х и 1940–1941 годах по его указанию созданы образцы оружия, отлично подходящие для нападения, но не для обороны:	Тт. I, II. В доступных нам главах этот тезис не формулируется явно. Но порой он может угадываться как имплицитный, см. ниже.
a.      Быстроходные, в том числе, колесные, танки, более пригодные для качественной дорожной сети, чем для бездорожья.	Т. II, глава ХI. «Одним из известных советских танков <…> являлся быстроходный танк БТ, предназначавшийся для укомплектования <…> крупных танковых соединений. В 1931–1939 гг. выпускается второй тип легкого танка – Т-26, как основной танк общевойсковых соединений и танковых частей. В тридцатых годах легкие танки Т-26 и БТ были основными, наиболее многочисленными типами танков Советской армии. В то время ни одна армия не имела на вооружении подобных танков (как БТ-2). [Легкие танки] в танковом парке Красной армии <…> составляли 75% танкового парка. По легким танкам советская сторона имела подавляющее преимущество в численности; их было почти в 21 раз больше, чем машин этой группы в германской армии вторжения».
b.      Самолеты «чистого неба», предназначенные для атаки наземных целей в отсутствие истребителей противника, с экипажами, подготовленными массово по упрощенным программам.	Т. II, глава ХI. Приведен тезис С.К. Тимошенко, что «высокий темп и силу современного оперативного наступления» обеспечивают «танки и пикирующие бомбардировщики, в сочетании с моторизованными мотоциклетными войсками, во взаимодействии с парашютными и посадочными десантами» и что «на долю <…> легких, огнеметных, плавающих танков в западных округах приходилось» примерно 90% машин. Тезисы, подобные тезису о самолетах «чистого неба», для стиля Д. Антонова не характерны.
c.      Плавающие легкобронированные танки, более пригодные для поддержки форсирования рек и десанта.
5.      В 1939 году был принят закон о всеобщей воинской обязанности.	Т. II, глава XVI. «Накануне и в начале Второй мировой войны новый характер получила мобилизация, ставшая, по существу, всеобщей» (отметим нетождественность понятий «мобилизация» и «воинская обязанность»).
6.      Из действий войск и верховного командования после нападения Германии Суворов делает вывод об отсутствии советского плана обороны. Однако, напряженная работа Генштаба в течение первой половины 1941 года под руководством Г. К. Жукова должна была вылиться в выработку какого-то плана. Но если это был не оборонительный план, то значит, наступательный. Этот вывод основан на косвенных свидетельствах, так как план опубликован не был.	Обсуждение доступных сведений, касающихся советского плана войны, начатое в т. I, занимает примерно треть т. II книги Д. Антонова. Он выдвигает предположение: план обороны разрабатывался, но был второстепенным по отношению к плану открытия военных действий против Германии (т.е. вторжения), который оставался все годы строго секретным. Когда эти планы требовали разных действий, предпочтение отдавалось главному плану — плану вторжения. В первую очередь это касалось стратегического сосредоточения советских вооруженных сил в непосредственной близости к границе. Т. II, глава XVII. «Итак, имея в виду произведенное советским командованием стратегическое сосредоточение советских вооруженных сил в непосредственной близости к границе, у нас не может быть сомнений в том, что такое сосредоточение имело своей целью упредить противника в открытии боевых наступательных действий».О двух планах войны: «…мы полагаем, что советский план войны, возможно, имел два варианта, из которых один был главным или основным, а второй имел второстепенное значение, так как ситуация, на какую он был ориентирован, признавалась Сталиным маловероятной. Первый или основной вариант был ориентирован на инициативу действий Красной армии, на то, что война начнется вторжением советских вооруженных сил на территорию Германии. Второй план, вероятно, имел в виду сомнительную возможность нападения Германии на СССР и поэтому предусматривал на первых порах для Красной армии оборонительные действия» (но не стратегическую оборону).«Таким образом, получается так, что советское командование основывало свой план войны на двух исключающих друг друга условиях: с одной стороны, Красная армия упреждает своего противника в стратегическом сосредоточении и развертывании и поэтому осуществляет эти операции у самой границы, а с другой стороны, — советский план войны исходит из того, что немецкие вооруженные силы упредят советские войска в стратегическом сосредоточении и развертывании, и поэтому первыми начнут наступательные действия против СССР. Ориентируясь на последнее условие, советский план войны должен был [чтобы избежать поражения] сосредоточение и развертывание своих сил отнести назад от государственной границы, то есть принять решение, противоречащее первому решению — сосредоточению у самой границы». Решение Сталина отвечает главному плану. Указывается и ряд других противоречий советского плана войны. См. также п. 13.
7.      За короткий период с конца 1940 до начала 1941 на западных границах была сформирована огромная группировка войск. Техника была подобрана и законсервирована исключительно для нападения. По мнению Суворова, в официальной истории именно эта техника фигурирует как уничтоженная Германией в первые дни войны, и поэтому эта цифра такая большая.	Тт. I, II. По поводу формирования огромной группировки на западных границах см. п. 6 (т. II, главы XVI–XVII) и п. 4 следующей таблицы «Общие положения». По поводу техники, уничтоженной Германией на границе: Глава XII: «В течение 22 июня вражеская авиация атаковала около 65% от числа аэродромов, имевшихся в наших приграничных военных округах в зоне глубиной до 400 км». «Греффрат: “Первый удар завершился удачно. Почти везде русские самолеты находились на аэродромах, не были приведены в боевое положение. Уничтожение русских самолетов на аэродромах продолжалось и на следующий день…”» «А.С. Яковлев: “Уже к полудню первого дня войны мы потеряли 1 200 самолетов: 300 погибло в воздушных боях и 900 было уничтожено на аэродромах”». Глава XVIII: «к началу войны некоторые из аэродромов находились столь близко от границы (в 12–15 км), что подвергались вражескому артиллерийскому обстрелу»; «В Западном Особом военном округе <…> на 16 аэродромах полевого типа, которые находились на удалении от 10 до 40 км от государственной границы, базировались основные силы ВВС Западного Особого военного округа — три смешанные авиационные дивизии…” (и далее — данные по аэродромам, где базировались новые истребители МиГ-3). «А.С. Яковлев: “Некоторые аэродромы, например в Западном Особом военном округе, были придвинуты чрезмерно близко к границе, что делало их крайне уязвимыми в случае внезапного нападения противника”». То же относилось к крупным запасам военного имущества, в том числе боевой техники (гл. XVIII).
8.      Количество танков в СССР на начало войны составляло 23 тыс., из них сосредоточенных в приграничных районах — 12 тыс.	Т. II, глава XI. Количество танков в СССР на начало войны составляло 22 тыс., из них в западных военных округах более 20 тыс.
9.      В декабре 1940 года проведено засекреченное совещание высшего командного состава РККА.	Т. II, глава ХV. «Наркомат Обороны и Генштаб решили провести общие сборы высшего командного состава РККА. На 23 декабря [1940 г.] были приглашены в Москву командующие объединениями, члены военных советов и начальники штабов округов, а также некоторые командиры соединений. Совещание длилось до 26 декабря». «В начале января 1941 года большинство участников совещания разъехалось по местам. Группа руководящих работников осталась на оперативную игру на картах…» Глава ХVII. «Тесную и закономерную связь такого замысла с принятыми в советском высшем руководстве стратегическими идеями <…> можно установить, ознакомившись с докладом о начальном периоде войны начальника штаба Прибалтийского особого военного округа генерал-лейтенанта П.С. Кленова, сделанным на декабрьском совещании руководящего состава вооруженных сил СССР В 1940 году».
10.   Все запасы, перемещаемые к западной границе, складывались на грунт, а личный состав размещался в полевых условиях, что означало, что они не планируют задерживаться там до зимы.	В. Суворов ищет доказательства сталинского однозначного намерения напасть 6 июля 1941 г. У Д. Антонова этого тезиса нет. Он полагает, что целью стратегического сосредоточения сил Красной армии у границы было достижение общей готовности к открытию боевых действий, после чего для него должен был быть выбран точный момент. При этом Антонов также считает перемещение запасов к границе подтверждением сталинского плана нападения. Об этом — в т. I и главе ХVIII т. II: «А. Хрулев <…> вспоминает: “Еще в 1940 году в правительстве рассматривался вопрос о том, где сосредоточивать мобилизационные запасы? Военные работники предлагали разместить их за Волгой. Но этому воспротивился Нарком Госконтроля Л.3. Мехлис. Он настаивал, чтобы их накапливать в пограничных районах, даже вблизи от вероятного противника. В любом возражении против этого Мехлис видел вредительство. "Но хоть полушубки, валенки и прочее зимнее обмундирование надо оставить за Волгой", – говорили военные. "А откуда вы знаете, когда начнется война?" — спрашивал их Мехлис. "Может быть, зимой?" И.В. Сталин поддался уговорам Мехлиса и принял его точку зрения”.  Если бы мера, предлагаемая Мехлисом, не соответствовала военным планам Сталина, она была бы отвергнута. Вероятно, дело обстояло так: Мехлис предложил только то, чего желал Сталин, о чем Наркому Госконтроля было заранее известно».Если вопрос Мехлиса о зиме выражал позицию Сталина, значит, последний допускал перенос открытия боевых действий, по крайней мере, на осень.
11.   Были вынесены к границе крупные окружные госпитали, склады боеприпасов и ГСМ, причем около 500 000 тонн боеприпасов осталось в вагонах у границы.	Т. II, глава ХVIII. «Все основные склады с запасами материальных средств накануне войны размещались в 30–80 км от государственной границы, как правило, в крупных городах. В связи с отступлением наших войск многие базы и склады из-за невозможности использования и эвакуации были либо взорваны, либо уничтожены вражеской авиацией, либо оставлены. К 29 июня на территории, занятой противником, осталось более 60 окружных складов, в том числе 10 артиллерийских, 25 горючего, 14 продовольственных, 3 автобронетанковых. Общие потери к этому времени составили: боеприпасов — свыше 2 000 вагонов (30% всех запасов фронта), горючего — более 50 тыс. т (50% запасов), автобронетанкового имущества — около 500 вагонов, продфуража — около 40 тыс. т (50% запасов), вещевого имущества — около 400 тыс. основных комплектов (90% запасов). Потери инженерного, обозно-хозяйственного, медико-санитарного имущества и средств противохимической защиты достигли 85–90% запасов фронта» (по статье полковника И. Бойко (Бойко 1966)).
12.   Были подготовлены и размещены у границы крупные контингенты железнодорожных войск, предназначенных для ремонта и перешивки железных дорог с европейской колеи на русскую колею по ходу продвижения наступающих войск.	Тезиса о подготовке к перешивке железных дорог с европейской колеи на русскую в доступных нам главах книги Д. Антонова не находим. Он рассматривает другую проблему, требующую размещения крупных контингентов железнодорожных войск вблизи границы: недостаточную развитость железнодорожной сети, затрудняющую опережающее противника стратегическое сосредоточение сил на западных рубежах. В этой связи он приводит следующую цитату Г.К. Жукова (т. II, глава ХVIII): «Приграничные железнодорожные районы мало приспособлены для массовой выгрузки войск. Об этом свидетельствуют следующие цифры. Железные дороги немцев, идущие к границе Литвы, имеют пропускную способность 220 поездов в сутки, а наша литовская дорога, подходящая к границам Восточной Пруссии, — только 84. Не лучше обстоит дело на территории Западной Белоруссии и Западной Украины: здесь у нас почти вдвое меньше железнодорожных линий, чем у противника. Железнодорожные войска и строительные организации в течение 1941 года явно не смогут выполнить те работы, которые нужно провести». Также об этом – в гл. III т. I.
13.   Размещенные в пограничных выступах ударные армии не могли там эффективно обороняться под угрозой окружения (для Западного фронта в белостокском выступе эта угроза реализовалась), их единственным применением могли быть наступательные действия.	Т. II, глава XVI. «Цель такого сосредоточения [стратегического сосредоточения советских войск в непосредственной близости к государственной границе] не вызывает сомнений. Судя по скоплению в этих [белостокском и львовском] выступах значительных сил и к тому же включающих в свой состав танковые корпуса, следует, что это сосредоточение имело своей целью стремительный удар по немецким войскам до того, как они развернутся для открытия боевых действий. Что советское командование всецело рассчитывало на инициативу своих войск <…>, видно из подчеркнутого Г.К. Жуковым очень важного обстоятельства, заключавшегося в том, что не было принято мер по защите этих выступов от глубокого охвата и окружения, что было неизбежно в случае наступления немецких войск». Глава ХVIII. «Группировка войск, создававшаяся в Западном и Киевском военных округах, к лету 1941 года в значительной мере была подчинена наступательным задачам <...> С этой целью крупные силы сосредоточивались в белостокском и львовском выступах. В случае своевременного развертывания войск прикрытия эти группировки, основу которых составляли механизированные корпуса, могли сыграть большую роль в разгроме вклинившихся на этих направлениях соединений противника. Но при необеспеченности оснований указанных выступов, особенно белостокского, войска, находившиеся в нем, сами могли оказаться в тяжелом положении». О том же – в гл. III т. I.

Сделаем теперь такое же сопоставление для общих положений книг В. Суворова.

Общие положения

Концепция В. Суворова Общие положения	Книга Д. Антонова, тт. I (фрагменты), II
1.      Основной причиной Второй мировой войны стала диктаторская политика Сталина, целью которой был захват европейских государств, в соответствии с хорошо известными и широко декларируемыми планами большевиков по экспорту мировой революции во все страны мира.	Здесь много общего с тезисами Антонова. В частности, следующее. Т. II, резюме. «Генеральной линией советской внешней политики, направляемой в этот период Сталиным, являлась не охрана завоеваний социализма от покушений внешних врагов, не защита страны от агрессии, не оборона СССР, а установление советского строя в Европе». В доступных нам текстах он не использует слова «основная причина» в отношении войны, ставшей результатом взаимодействия многих сил и факторов. Но он пишет о стратегии Сталина, которая посредством заключения договоров с Гитлером позволила ему развязать себе руки в замышляемой им войне с Польшей.Добавим, что внешнюю политику Сталина Антонов называет авантюристической, неоправданно рассчитанной на удачу, а военную стратегию – основанной на дилетантских соображениях и высокомерно-самоуверенном невежестве.
2.      Летом 1941 года Красная армия готовилась к удару по Германии (с последующим захватом всей остальной Европы), который должен был быть нанесен в июле, а немецкие войска своим нападением сорвали эти приготовления.	Здесь, судя по всему, одно из существенных расхождений концепций В. Суворова и Д. Антонова, который в доступных нам текстах не пишет об июле 1941 г. как о времени планировавшегося Сталиным удара по Германии. Указывая, что «начавшаяся в Западной Европе война <…> не оправдала расчетов» Сталина, поскольку «германская армия не была истощена длительными и кровопролитными сражениями, <…> не была связана активными боевыми действиями на Западе» и «после неожиданной для Сталина капитуляции Франции в его распоряжении уже не оставалось того длительного времени, какое, по его планам, было ему необходимо для тщательной подготовки к наступательным действиям Красной армии», Антонов отмечает, что, несмотря на это, «опираясь на значительный численный перевес сил Советской армии, Сталин принял решение взять инициативу в свои руки в предстоящем конфликте с Германией». При этом он не называет конкретной даты намечавшегося удара по Германии, обусловливая ее достижением более высокой готовности. На 22 июня 1941 г. РККА находилась в процессе незавершенного стратегического сосредоточения.
3.      Сокрушительные поражения, которые потерпела на первом этапе Красная армия, объясняются тем, что она была застигнута в последний момент перед нападением, а именно тем, что она готовилась к наступательной войне и не была готова к войне оборонительной.	В основном это совпадает с тезисом Д. Антонова, кроме пункта «была застигнута в последний момент перед нападением», не следующего из его концепции, как она представлена в имеющихся у нас главах. Главной причиной поражения советских войск в начальный период войны он называет порочность советского плана войны (гл. XVIII). А именно, ошибочный расчет на упреждение противника в нанесении первого удара, повлекший сосредоточение и развертывание советских вооруженных сил вблизи государственной границы и скопление их вместе с материальными средствами в западных приграничных округах. Он отмечает, что катастрофические последствия этого решения были усилены действием других факторов и последующими действиями советского высшего командования. Среди этих факторов он называет (т. II, глава XIX):«1. Неквалифицированное, или, лучше сказать, невежественное руководство Сталина военными действиями; 2. Низкий уровень квалификации командных кадров Красной армии, что явилось следствием репрессий 1937–1939 гг.; 3. Нехватку вооружения и снабжения вследствие потери в начале войны складов и баз, сосредоточенных на территории приграничных округов;4. Необеспеченность войск средствами связи; 5. Необеспеченность армии автотранспортом.»  В гл. III т. I он отмечает также недостаток боевой выучки частей Красной армии, а в гл. XVII то, что стратегическая оборона не планировалась (и потому не отрабатывалась).
4.      В конце 1940 — начале 1941 года у западных границ СССР была тщательно сформирована огромная группировка советских войск. Вся группировка была на завершающей стадии подготовки к нападению: для войск к границе были вывезены горючее, боеприпасы, запчасти и пр., войска укомплектованы личным составом, техникой, и обеспечены продовольствием и обмундированием...	Здесь отчасти повторен п. 7 таблицы «О действиях Сталина». Об огромной группировке советских войск Д. Антонов пишет (т. II) подробно, цитируя, в частности, В.А. Анфилова и книгу «Начальный период войны» под редакцией С.П. Иванова (1974 г.): «Одновременно с выдвижением войск из внутренних районов страны начиналась скрытая перегруппировка соединений внутри приграничных округов. Под видом изменения дислокации летних лагерей соединения подтягивались ближе к границе <…> 15 июня из всех дивизий, составлявших резерв западных военных округов, более половины были приведены в движение. Большая часть перемещаемых соединений выдвигалась в районы, удаленные от государственной границы на 20–80 км. В это время соединения первого эшелона армий прикрытия, располагавшиеся от границы в 10–20 км, перемещению не подлежали <…> С 14 по 19 июня командование приграничных округов получило указание вывести фронтовые (армейские) управления на полевые командные пункты. В это же время началось усиленное выдвижение войск к границе». Говорится и о переносе материальных запасов к границе; см. также п. 11 таблицы «О действиях Сталина». По поводу укомплектования войск Д. Антонов отмечает существенную его неполноту (ср. п. 3), а также незавершенность стратегического сосредоточения (и развертывания).
5.      На предполагаемом плацдарме совершенно не готовились фортификационные сооружения, характерные для оборонительной войны, не развертывался укрепленный район — что трактуется Суворовым как еще одно доказательство того, что советским командованием готовилась наступательная война на западе. [Эту формулировку стоит несколько уточнить: согласно Суворову, с июня 1940 г. укрепленные районы строились, но предназначались больше для демонстрации отсутствия агрессивных намерений, чем для обороны — Автор.]	Здесь отличие концепции Д. Антонова от концепции, представленной в левом столбце. Цитируя, в частности, В.А. Анфилова, Антонов подробно пишет о лихорадочном строительстве укрепленных районов вдоль новой государственной границы. Он отмечает, что к 22 июня 1941 г. эта работа была очень далека от завершения: многие фортификационные сооружения оставались недостроенными и слабо оборудованными; на рубеже колоссальной протяженности — около 3 тыс. км — «между некоторыми укрепленными районами и узлами обороны имелись неукрепленные участки шириной от 10 до 80 км и более». «План возведения противотанковых и противопехотных препятствий перед передним краем нашей обороны у границы был выполнен к началу войны в среднем на 25–30%». В результате «ни вблизи границы на выгодных естественных рубежах, ни в глубине территорий западных приграничных округов заранее подготовленных оборонительных полос и рубежей не имелось» (т. I, гл. III). Эти укрепленные районы не предназначались и не могли быть эффективно использованы для стратегической обороны.
6.      События 22 июня 1941 года Суворов назвал не более чем упреждающим (превентивным) ударом, чтобы сдержать предполагаемую Германией агрессию со стороны СССР. Сам факт нападения Германии на СССР Суворов называет «самоубийством», так как, по его словам, Германия не была готова к войне с СССР, отставала в области вооружений, а промышленность Германии работала в режиме мирного времени.	В текстах Д. Антонова нет тезиса о нападении Германии на СССР как ударе, направленном лишь на сдерживание предполагаемой агрессии со стороны СССР. Поскольку термины «превентивный» и «упреждающий» неоднозначны (Минц 2011), необходимо содержательное пояснение. Антонов исходит из того, что после триумфальных побед на Западном фронте и с учетом стратегических просчетов советского высшего командования, факторов уязвимости Красной армии (см. пп. 3 и 5) и оценки ее потерь в финской кампании Гитлер мог позитивно оценивать перспективы нападения на СССР. «С ликвидацией фронта на западе европейского континента Гитлер снова обеспечил себе возможность обратить подавляющую часть сил германской сухопутной армии в одну сторону, но на этот раз уже не на Запад, а на Восток, против Советского Союза»; перед Германией «при новой границе открылась благоприятная возможность внезапно обрушить на своего нового восточного соседа мощный удар, способный потрясти советское государство и поставить его на грань катастрофы» (т. I, гл. III). Антонов разводит два тезиса: с одной стороны, он доказывает, что в количествен­ном отношении Германия отставала в области вооружений, с другой, тезис «Германия не была готова к войне с СССР» он счел бы, вероятно, вводящим в заблуждение, поскольку готовность Германии – составное понятие, требующее рассмотрения по элементам (и такое рассмотрение он проводит). Таким образом, нападение Германии на СССР не было «не более чем упреждающим»: вторжение имело собственные цели и не трактовалось германским руководством как «самоубийство». Антонов отмечает (т. II, гл. XVIII): «развертывание советских вооруженных сил вблизи <…> границы и скопление их [для удара] в западных <…> округах» не было причиной разработки плана «Барбаросса»; оно рассматривалось как фактор, способствующий его успеху. Геббельс 15 июня 41: «Русские сосредоточились как раз на границе, самое лучшее, на что мы можем рассчитывать». Причиной был стратегический просчет верховного командования Красной армии, состоявший в презумпции ее первого удара и подготовке этого удара. В этой связи Антонов пишет: «Решение [советского командования] базировалось на пренебрежении опытом Первой и Второй мировых войн, на игнорировании опасной возможности упреждающего нападения немецких вооруженных сил» (т. II, гл. XIX). Здесь упреждение — фактическое опережение, а не действие, цель которого — помешать противнику напасть первым.
7.      На основании открытых источников (труды советских историков, книги советских военачальников, конструкторов, мемуары партийных руководителей, газеты и художественные, документальные фильмы), Суворов пытается опровергнуть традиционную точку зрения исторической литературы о слабости Красной армии, ее отсталости и неготовности к войне. Суворов описывает Красную армию как превосходящую германскую, как по количеству, так и по уровню оснащения, и готовившуюся только к наступательной, а не оборонительной войне.	Здесь можно смело заменить «Суворов» на «Антонов», и если сделать три уточнения, все будет верно. Первое уточнение: согласно Антонову, Красная армия готовилась как к открытию активных боевых действий, так и к отражению первого удара (без стратегической обороны) с быстрым перенесением боевых действий на территорию противника, причем первый план был приоритетным, что повлекло стратегические просчеты, приведшие к катастрофе 1941 г. Наличие у плана этих двух составляющих сделало его противоречивым (см. п. 6 таблицы «О действиях Сталина»). Второе уточнение: доказывая (этому посвящена почти треть т. II труда Антонова), что, вопреки мифам советской историографии, Красная армия превосходила германскую по численности и оснащенности танками и самолетами, он также указывает на факторы ее «отсталости и неготовности» (см. пп. 3, 5 выше), а именно, дефекты управления войсками со стороны высшего руководства, низкий уровень квалификации командных кадров как результат репрессий, недостаток боевой выучки, необеспеченность войск автотранспортом и средствами связи, отсутствие эффективных линий обороны. «В процессе войны действие этих факторов затухало» (глава ХІХ). Третье уточнение несущественно: в доступных нам текстах Антонова не замечено ссылок на кинематографическую продукцию.
8.      а. Суворов пишет о том, что главной целью Сталина была мировая социалистическая революция, шагом к которой предполагался захват Европы. б. Для ослабления Европы развязывалась общеевропейская война, инициатором которой выступала реваншистски настроенная гитлеровская Германия. в. Радикал Гитлер, таким образом, выступал своего рода «ледоколом» этой революции. г. Вслед за гитлеровской оккупацией Европы, Сталин предполагал начать внешне представляемую как праведную — «великую освободительную войну», завершающуюся советским освобождением (фактически, оккупацией) Европы с установлением там подконтрольных ему марионеточных правительств (как это вышло с Прибалтикой, Польшей, Бессарабией и др.).	а. Это повторение п. 1 данной таблицы, где справа приведена параллельная цитата Антонова. б. Т. I, глава III. «Гитлер замыслил нападение на Польшу и готов был развязать войну в Европе, главным образом против Франции и Англии. Сталин был заинтересован в том, чтобы Германия и западные державы вступили в войну друг с другом <…> Сопровождаясь колоссальными жертвами, эта война, как считало советское руководство, приведет к взаимному истощению участвующих в ней сторон. В разоренной и обессиленной Европе неизбежно резко ухудшится положение рабочего класса, наступит его крайнее обнищание, что будет <…> способствовать созданию революционной ситуация на континенте». в. Т. I, глава III. «Что <…> касается враждебной этому [англо-французскому] блоку гитлеровской Германии, то она, согласно этой же схеме, представляла собой тот таран в руках истории, который должен был если не сокрушить эти колониальные империи, то по крайней мере нанести их могуществу столь мощные удары, что от них они не смогут оправиться». Далее мы подробно рассмотрим происхожде­ние, смысл и использование метафоры «ледокола». г. Т. I, глава III. «И когда неизбежно настанет момент, знаменующий собой, с одной стороны, крайнее истощение сил воюющих сторон, а с другой – достаточно обеспеченный перевес сил СССР над Германией, ставшей после заключения договора от 23 августа соседом Советского Союза, тогда перед последним откроется возможность внезапным ударом вторгнуться в пределы увязшего в войне с Западом гитлеровского рейха с тем, чтобы разыграть вариант военно-политического решения германской проблемы, аналогичный тому, какой был применен в 1939-1940 гг. советским руководством в финской кампании». Политическая составляющая в случае Финляндии состояла в создании марионеточного просоветского «правительства» во главе с коммунистом О. Куусиненом.

В книгах Антонова и Суворова — большое число общих трактовок одних и тех же событий. Это естественно с учетом сходства отношения к сталинской пропаганде и методов анализа. В ряде случаев мы видим одни и те же цитаты, что также неудивительно. Один из примеров — выдержка из директивы наркома обороны Военному совету Киевского Особого военного округа от 5 мая 1941 г.: «быть готовым по указанию Главного Командования нанести стремительные удары для разгрома противника, перенесения боевых действий на его территорию и захвата выгодных [у Суворова ошибочно “важных”] рубежей…» Цитата взята у В.А. Анфилова (1971: 171; 1974: 193) и приведена в гл. ХVII Антонова и в «Ледоколе» (1992: 182). Другой пример — цитата про «всю невыгодность <…> начертания для обороны» новой государственной границы со стр. 49 т. 2 шеститомной «Истории Великой Отечественной войны Советского Союза» (История 1963). Порой Антонов приводит цитату, а Суворов — ее пересказ.

Оба исследования базируются на открытых данных. Для Антонова это неизбежность: у него нет допуска в военные и политические архивы. Суворов понимает, что в его случае это вызовет вопросы, и поясняет так: «Мне посчастливилось совсем немного поработать в архивах Министерства Обороны СССР, но я совершенно сознательно архивные материалы почти не использую. У меня много материалов из германских военных архивов, но и их я практически не использую. Мой главный источник — открытые советские публикации. Даже этого вполне достаточно для того, чтобы поставить советских коммунистов к стене позора…» (Суворов 1992: 13–14). Это объяснение выглядит довольно искусственным. Сложно представить себе исследователя, который, имея материалы военных архивов, не позволяет себе пользоваться ими, а выискивает иголки в открытых стогах сена, как это приходится делать Антонову. И всё — ради невеликой ценности утверждения, что открытыми данными можно обойтись.

На основании проведенного сравнения мы убеждаемся, что главные наиболее общие тезисы В. Суворова сформулированы и в трудах Д. Антонова, законченных на полтора десятилетия раньше. Что касается иных тезисов более частного характера (например, того, что касается внутригерманских коллизий), поскольку 6½ глав 1-го тома «Некоторых вопросов истории…» Антонова нам сейчас недоступны, мы не можем сказать, выдвигает он их или нет. Часть тезисов Суворова базируется на его специфических источниках информации, включая устные рассказы. И, наконец, последняя часть этих тезисов может быть подвергнута обоснованной критике, в том числе на основании аргументов, которые находим у Антонова, и требует уточнения.

Ключевой пункт концепции Антонова

Информативно следующее сопоставление. В разделе «След книги Антонова» был приведен отрывок из интервью, где В. Суворов (В. Резун) рассказывает, как из лекций в академии (прослушанных примерно тогда, когда появилась машинопись 1-го тома «Некоторых вопросов истории Второй мировой…») он сделал вывод, что Сталин готовил нападение. Именно этот «парадокс стягивания войск к границе» обсуждается в правой колонке п. 6 первой таблицы на материале книги Д. Антонова. Но Суворов не вполне точен. Он заключает свой рассказ эффектным «или историк врет, или стратег ошибается!» Антонов говорит: здесь оба правы. Да, готовящий внезапное нападение стягивает силы к границе, да, сделав это, Сталин совершил роковую ошибку, и да, он чувствовал недостаточную готовность к войне. Историк врет в другом месте, не упомянутом Суворовым в интервью: когда утверждает, что Сталин не планировал нападение.

Как это возможно? Планировал напасть, зная, что недостаточно готов?

Это ключевое место концепции Антонова. Вот как он пишет об этом (т. II, резюме):

…Те условия, в каких оказались немецкие вооруженные силы после войны на Западе, решительно изменились в сравнении с теми, на какие рассчитывал Сталин, заключая договор с Гитлером. В то время Сталин считал, что немецкая армия будет настолько обессилена войной на Западе и так прочно связана активными боевыми действиями против Англии и Франции, что о возможности ее нападения на СССР не будет и речи.

После капитуляции Франции действительность оказалась не столь благоприятной для замыслов Сталина. Германская армия не была истощена длительными и кровопролитными сражениями, она также не была связана активными боевыми действиями на Западе, и поэтому ее инициативу в открытии военных действий против СССР нельзя было считать невозможной. Это обстоятельство решительно меняло те благоприятные условия вступления в войну, какие предусматривал Сталин для Красной армии. На очередь встал вопрос об изменении советского плана войны против Германии. Этот план уже не мог ориентироваться на инициативу Красной армии в открытии военных действий против Германии. Теперь он должен был исходить из возможности нападения Германии на СССР. Однако, опираясь на значительный численный перевес сил Советской армии, Сталин принял решение взять инициативу в свои руки в предстоящем конфликте с Германией.

Поэтому план стратегического сосредоточения и развертывания советских войск был оставлен Сталиным без изменения. Иными словами говоря, Сталин распорядился произвести стратегическое сосредоточение вооруженных сил СССР в районах, примыкающих к государственной границе, пренебрегая крайней опасностью такого сосредоточения.

Этим решением советские вооруженные силы были поставлены под удар отмобилизованных армий Германии…

Таким образом, ответ Антонова: ввиду опрокинувшей ожидания Сталина быстрой победы германской армии на Западе встал вопрос об изменении советского плана войны,[5] предполагавшего внезапный удар хорошо подготовленной Красной армии. Но Сталин не был готов признать свой просчет и отказаться от того, что долго и тщательно разрабатывалось. Он решил: да, дело обстоит хуже, чем мы ожидали, но А) все-таки как-нибудь справимся; Б) мы сможем упредить противника с первым ударом.

В пункте Б он катастрофически ошибся. Тем не менее, в пункте А оказался в конце концов прав. Но какой ценой…

Антонов: Это решение [готовить первый удар, несмотря на несбывшиеся ожидания] базировалось на пренебрежении опытом Первой и Второй мировых войн, на игнорировании опасной возможности упреждающего нападения немецких вооруженных сил. В основе такого решения лежало высокомерно-самоуверенное невежество и авантюризм советского верховного командования (т. II, глава XIX).

Концепция Суворова — блестящее упрощение концепции Антонова

Во многом концепция Суворова, представленная в приведенных выше таблицах, проще, грубее концепции Антонова:

— Суворов: у Советского Союза не было плана обороны, лишь план наступления; Антонов: план обороны (не стратегической) был, но он был второстепенным, подчиненным не публиковавшемуся плану наступления;

— Суворов: Укрепленные районы на предполагаемом плацдарме вдоль новой западной границы СССР развертывались не для обороны, а для демонстрации отсутствия агрессивных намерений; Антонов: оборонные сооружения в новых укрепленных районах в соответствии с второстепенным оборонительным планом войны развертывались всерьез, но слишком поздно и потому лихорадочно: времени, техники, ресурсов не хватало; перенос границы на 200–300 км на запад катастрофически сказался на ее защищенности: наличие общей границы — крупный козырь нападающего, прежняя советская линия обороны была выведена из активного состояния, новая — не достроена, не дооборудована и имела огромные дыры; при германском нападении не сыграла кардинальной роли ни та, ни другая;

— Суворов: Красная армия превосходила германскую и по количеству и по уровню оснащения, Германия отставала в области вооружений, что cделало нападение Германии на СССР «самоубийством»; Антонов: да, Красная армия превосходила германскую как по численности, так и по основным вооружениям, но отождествление количественного перевеса с превосходством в силе – неправомерное упрощение: Красная армия имела существенные уязвимости в части боевых качеств личного состава, в частности, командных кадров (в связи с репрессиями), обеспеченности автотранспортом и логистики (как сказали бы мы сегодня), оснащенности современной связью и др.;

— Суворов: удар Германии был превентивным, по сути, вынужденным; Антонов: германская армия не была истощена, не была связана сражениями на Западе, была готова «обрушить на своего нового восточного соседа мощный удар, способный потрясти советское государство и поставить его на грань катастрофы»; принимая окончательное решение о вторжении, германское командование учитывало факторы уязвимости Красной армии, ее большие потери в финской кампании и стратегический просчет ее командования, выразившийся в сосредоточении сил на границе и приведший к ее неготовности к обороне; у рейха были и «не вынужденные» цели нападения;

— Суворов: Сталин имел все необходимое, чтобы нанести первый удар; Антонов: Сталин видел, что условия намного хуже, чем ожидалось, но решил не менять плана первого удара, отчасти в силу высокомерно-самоуверенного невежества и авантюризма.

Это лишь несколько примеров, но они относятся к важным положениям. Мы видим, что концепция Суворова — по сути, результат огрубления концепции Антонова.

С одной стороны, чрезмерная простота суворовской схемы, ее лишенность нюансов с самого начала вызывала критику.

С другой, именно это качество было необходимо, чтобы книги его стали бестселлерами: только простую концепцию можно упаковать так, что она впечатается в сознание миллионов людей. Массовый читатель не настроен на скрупулезную работу — ему нужен яркий нарратив.

Задачу его создания Суворов решил блестяще. На критику он отвечал так: «Противникам не надо меня ни разоблачать, ни уличать. Им надо найти другое простое, понятное, логичное объяснение тому, что случилось в 1941 году. Пока они другой теории не придумают, “Ледокол” будет продолжать свое победное плавание» (Правда В. Суворова 2006: 30).

Что «будет продолжать» — точно. С начала XXI века российские столичные издательства совокупно выпускали по несколько книг Суворова каждый год. Иногда пять, иногда две: новые и переиздания. Газета «Новые известия» писала в 2006 г., что тираж многих его книг перевалил за миллион (Суворов 2006). Издание книг Суворова прервалось в России в 2022 г., и старые тиражи практически распроданы. Но в интернете книги доступны. И почти любой образованный человек в России (кроме, возможно, зумеров и более молодых) знает, чем знаменит Виктор Суворов.

Но прав ли он, что ценны лишь простые объяснения? А если реальность в них не укладывается? Тогда простое объяснение нарушает логику либо расходится с фактами.

Ледокол, он же таран

Сравним два образа. У Антонова гитлеровская Германия в планах Сталина — таран в руках истории. У Суворова германский фашизм — ледокол. Таран — стенобитное бревно, при котором могут быть (или не быть) рама с цепями или канатами, колеса, навес; это может быть и нос военного корабля. Из-за разнообразия таранов и использования в основном в переносном смысле таран сегодня — предмет абстрактный, не вызывающий яркого образа. Иное дело — ледокол: ты сразу его видишь и уже не забудешь никогда. «Одна картинка стоит тысячи слов». Даже взятая из запасников памяти. Своей наглядностью «ледокол» сродни завоевавшему мир «черному лебедю» Нассима Талеба. В части образности, беллетристических и риторических приемов Суворов — мастер.

Впрочем, изобретение «тайного титула Ледокол Революции» он приписывает, не называя имен, «советским лидерам» (Суворов 1992: 13). Как отмечал М.И. Тягур (2017), читатель «Ледокола» мог предположить, что автор позаимствовал эту метафору у Роберта Конквеста, которого он в своей книге не раз цитирует по другим поводам. А именно, — из следующей фразы книги «Большой террор», впервые изданной в 1968 г. (Conquest 1968): «По новой концепции Гитлер был своего рода “ледоколом революции” — он был последней отчаянной попыткой буржуазии удержать власть, и его падение должно было привести к полному краху капитализма. Эта точка зрения быстро входила в моду» (Конквест 1974: 406–407). Конквест при этом также никакой ссылки не дает.

В переработанном издании «Ледокола» Суворов приводит эту фразу Конквеста, однако появление названия книги объясняет иначе: «Впервые выражение “Ледокол Революции” применительно к Гитлеру я услышал на лекции по истории международных отношений на втором курсе Военно-дипломатической академии Советской армии». А о Конквесте пишет: «Впоследствии выяснилось, что этот термин был в ходу и за пределами Советского Союза, в частности использовался историками…» (Суворов 2014: 10). Значит, названием книги, как и ее корневой идеей («парадокс стягивания войск к границе»), Суворов обязан лекциям в Академии…

Но откуда лектор Академии мог знать этот «тайный титул»? «Советского лидера», который его изобрел или хотя бы использовал, никто, кажется, до сих пор не назвал. Каково же происхождение «титула»?

Самый ранний известный источник этой метафоры указал Игорь Петров (2017). Это статья австрийского журналиста Николая Бассехеса «Moskau und Hitler» в венской газете «Neue Freie Presse» (корреспондентом которой он был, пока его не выслали из СССР) от 7 мая 1933 г. Тремя днями позже она была перепечатана в сокращении рижской газетой «Сегодня» под заголовком «Национал-социализм — ледокол, разбивающий лед коммун. революции». Теорию ледокола Бассехес «слышал в Москве из уст одного видного коммуниста».

Не менее интересна трактовка метафоры. Конквест явно не указывает, какие льды этот ледокол призван был расколоть. Но в связи с приведенной фразой пишет в предыдущем абзаце об активном сотрудничестве немецких коммунистов с нацистами против умеренных — социал-демократов. «Когда такая тактика привела к победе Гитлера, разгром германской компартии был представлен, согласно новому сталинскому стилю, как победа» (Конквест 1974: 406). Из статьи же Бассехеса выясняется, что, согласно теории видных московских коммунистов, миссией «ледокола» национал-социализма было революционизировать германские массы за счет дискредитации буржуазных идеалов и разрушения социал-демократической партии, служащей их проводником. Ни о какой войне или внешней экспансии здесь речи нет. Эта трактовка Бассехеса (кстати, — предполагаемого прототипа «наемника капитала» Гейнриха в «Золотом теленке» (Петров 2017)) абсолютно проясняет мысль Конквеста. При этом в 1937 г. Бассехес утверждал, что лично Сталина «мировая революция не интересует».

А как понимает эту метафору Суворов? Не так. У него это чисто «военный» ледокол, крушащий буржуазные демократии других европейских стран. Вот все его упоминания в «Ледоколе»: «Сталин понимал, что Европа уязвима только в случае войны и что Ледокол Революции сможет сделать Европу уязвимой»; «Сталин толкал Ледокол Революции на Европу»; «Германский фашизм — это Ледокол Революции. Германский фашизм может начать войну, а война приведет к революции. Пусть же Ледокол ломает Европу!»; «толкая Ледокол на демократическую Европу, Сталин уже вынес ему смертный приговор»; «Молниеносными войнами Гитлер сокрушал западные демократии» (Суворов 1992: 13, 26, 27, 302).

А вот слова Антонова (2025: 168, 169): «она [гитлеровская Германия] <…> представляла собой тот таран в руках истории, который должен был если не сокрушить эти [английскую и французскую] колониальные империи, то по крайней мере нанести их могуществу столь мощные удары, что от них они не смогут оправиться». «Сопровождаясь колоссальными жертвами, эта война <…> приведет к взаимному истощению участвующих в ней сторон. В разоренной и обессиленной Европе неизбежно резко ухудшится положение рабочего класса, наступит его крайнее обнищание, что будет, согласно сталинской теоретической схеме, способствовать созданию революционной ситуации на континенте».

Таким образом, Суворов использует метафору «ледокол революции», введенную в оборот Бассехесом, Конквестом и известным эмигрантским историком Б. И. Николаевским (трактовавшим ее так же, как Бассехес и Конквест), но понимает ее не так, как они. А точно так же, как Антонов понимает свою метафору «тарана».

Антонов ставил перед собой задачу не столько дать простое объяснение, сколько разобраться, как было на самом деле[6] и как история к этому пришла. И если события не укладывались в простую схему, он искал простейшую из более сложных, соответствующих событиям и логике.

Это два пути. Наверное, нужны оба. Но если ограничиться поиском простых объяснений, то трудно будет понять, чем одна лапидарная, логичная, но объясняющая не все факты схема лучше другой. И главное — куда девать неудобные факты.

В целом же концепция Антонова немногим сложнее концепции Суворова. Ее ключевой пункт, отмеченный выше, — разочаро­вание Сталина ходом войны на Западе, сделавшим реализацию его масштабных планов проблематичной, но не заставившим его эти планы пересмотреть. Важно сравнить эту концепцию с современным состоянием исторической науки[7], переработавшей большой объем архивного материала, который был недоступен Антонову. В любом случае то, что он собрал по крупицам, и аналитические способности позволили ему докопаться до многого тщательно скрываемого. В следующих двух разделах — элементы исторического контекста и атмосферы, хорошо вписывающие­ся в предложенное им объяснение событий и тем самым подтверждающие его концепцию.

Пакт с Германией… и подступы к нему

Пакту о ненападении с Германией в концепции Антонова отведена, пожалуй, центральная роль. Поэтому остановимся на нем немного подробнее.

Согласно его концепции, пакт с секретным протоколом к нему не только «подтолкнул Гитлера на немедленное развязывание войны в Европе» и закрепил его согласие на экспансию Советского Союза на запад (восточная часть Польши, Прибалтийские государства, включая Финляндию, Бессарабия), что, в свою очередь, создало общую германо-советскую границу, но и обеспечил Германии безопасный тыл на Востоке для активных боевых действий на Западе. Тем самым пакт должен был стать предпосылкой взаимного ослабления Германии и Западного блока в результате изнурительной войны, которое даст СССР «возможность внезапным ударом вторгнуться в пределы увязшего в войне с Западом гитлеровского рейха».

Эта концепция подкрепляется материалом ряда источников в статьях и монографии историка и дипломата А. Донгарова: «Сталин считал стратегический союз СССР с западными демократиями ложным шагом, уводящим слишком далеко в сторону от решения настоящих программных задач его режима на международной арене, заключавшихся в экспорте революции как по старым каналам Коминтерна, так и все в большей мере методами военно-политического насаждения социализма. В условиях европейского мира последнее было совершено невозможно. Кремлю нужна была “вторая империалистическая война”» (Донгаров 2020: Гл. 1, сноска 17).

В главах II и III Антонов приводит цитаты советских историков о том, что «В 1939 году советская внешняя политика одержала выдающийся успех; она показала образец того, как нужно использовать противоречия внутри империалистического лагеря в интересах всего человечества, в интересах социализма»; «…Противоречия между ними [западными державами] и Германией еще более усилились (в результате заключения советско-германского пакта. — Антонов) и они вынуждены были, в конце концов, сами оружием отстаивать свои интересы». Все это — применение ленинской стратегии исполь­зования противоречий между империалистическими державами и блоками в интересах пролетарского государства. Так, в статье «О чесотке» (февраль 1918) Ленин убеждал в полезности сотрудничества с одной из враждующих империалистических группировок для помощи пролетарскому государству в борьбе с другой. Конкретно речь шла о сделке «большевистского правительства с разбойниками англо-французскими насчет добычи у них оружия и картошки для отпора разбойнику германскому» (Ленин 1974: 363).

Летом 1939 г. действующие лица остались теми же. Но велась, согласно Антонову, более сложная игра, а именно (вспомним приводимую В. С. Измозиком цитату из главы Антонова, нам уже недоступной), переговоры с разбойниками англо-французскими «…угрожая Гитлеру возможностью военного соглашения западных держав и СССР, служили советскому правительству средством шантажа, направленного на то, чтобы заставить Гитлера сначала откликнуться на советскую инициативу, а затем искать соглашения с Советским Союзом».

Резко негативная оценка Антонова по отношению к пакту с Гитлером также опирается на тезис (доказываемый в гл. III), что последствия пакта во многих отношениях ухудшили положение СССР по сравнению с положением Германии перед 22 июня 1941 г.

А за два с половиной года до пакта, в начале 1937 г., произошел следующий разговор, описанный Женевьевой Табуи (1960: 366–367); (гл. III т. I, Антонов 2025: 170).

На одном из своих последних завтраков [в замке Преньи] Морис де Ротшильд обращается к советскому делегату Литвинову:

— Объясните же мне, уважаемый господин делегат, характер ваших отношений с Германией. Я не вполне понимаю… Вы заключили пакт с Францией и тем не менее постоянно флиртуете с рейхом!

Улыбаясь, Литвинов отвечает:

— Ну что ж, я сейчас вам объясню: две старые, чрезвычайно изысканные дамы-аристократки — Франция и Англия — никогда не причинят зла моей родине. В Европе есть лишь одна страна, которой мы опасаемся, единственная страна, которая обладает силой, направленной против России, — это Германия. И видите ли, дорогой господин Ротшильд, мы ненавидим Германию до такой степени, что в один прекрасный день мы смогли бы стать ее союзником, чтобы заставить французов и англичан — у которых иначе будет соблазн всегда ей уступать — начать против нее войну и разбить ее для нас.

Занятые шербетом, все смеются по поводу этого рассуждения.

Но один из приглашенных, греческий делегат юрист Политис <…> говорит:

— Я думаю, что гости барона приняли за шутку то, что является целой политической программой, о которой все мы — и те и другие — должны помнить!

Здесь — задолго и до пакта с Германией, и до Мюнхенского договора — указана далекая цель: договор с Германией нужен для того, чтобы «заставить французов и англичан <…> начать против нее войну и разбить ее для нас». Или хотя бы нанести ей непо­правимый урон. И почти всё это удалось осуществить, кроме последнего: «две старые, чрезвычайно изысканные дамы-аристократки» не смогли причинить Германии серьезного ущерба, и план СССР легко добить ее провалился. Это и есть ключевой пункт концепции Антонова. План в своем триумфальном блеске провалился, но по резонам, указанным выше, он не был отменен.

Антонов (2025: 170–171) комментирует этот разговор начала 1937 года так:

В этом эпизоде прежде всего обращает на себя внимание тот факт, что никто из присутствовавших на завтраке и, что важнее всего, ни сам Литвинов, не только не выразили сомнения в том, что Советский Союз «флиртует» с гитлеровской Германией, но даже не пытались выяснить у Мориса де Ротшильда, что именно, какие факты он имеет в виду, говоря об этом флирте. По-видимому, все присутствующие, и в том числе народный комиссар иностранных дел СССР, отлично понимали, о чем ведет речь принимавший их у себя хозяин, и ни в ком самый факт советского заигрывания с Германией не вызывал сомнений.

Последующие события подтвердили заключение греческого дипломата. Шутливый тон и парадоксальная форма изложения лишь прикрывали истинное содержание той внешнеполитической концепции, какой придерживалось сталинское руководство страной. В якобы шутливом выступлении Литвинова содержались два главных элемента указанной концепции: стремление столкнуть в военном конфликте западные державы и Германию, а также готовность пойти на любой пакт с гитлеровским рейхом для достижения этой цели.

…Таким образом, еще в 1937 г. советская внешняя политика была нацелена на заключение договора с Гитлером с целью помочь ему начать войну.

Пакт с Германией: немного после

Согласно концепции Антонова, советско-финляндская война 1939–1940 гг. явилась одним из последствий советско-германского договора от 23 августа 1939 года и секретного протокола к нему. Началу этой войны посвящена глава VIII т. I книги Антонова, которую мы ранее не цитировали. Эта глава, точнее, первая ее часть, в основном состоит из договоров и официальных посланий и заявлений государств и международных организаций. Эти заявления отражают развитие конфликта и трактовку его сторонами. В их последовательности есть много типового, парадигматического.

И неизгладимое впечатление производит риторика советской дипломатии. Это сочетание церемонности (до поры) с приемами уничижения объекта атаки, отработанными за десятилетия успешной практики. Мы попадаем в мир, где действуют «круги», причем у СССР они «авторитетные», а у атакуемых — «реакционные». Когда атмосфера накаляется, «реакционные круги» становятся «кликами». Как только начинается война с Финляндией, на территории СССР формируется Народное Правительство Финляндской Демократической Республики, где Председатель и Министр Иностранных Дел — одно лицо, и СССР сразу заключает с ним масштабный договор, «передавая» ему более 100 тыс. чел. своего населения. А значит, «СССР не ведет  <…>войну с Финляндией». При этом законное правительство Финляндии сразу становится «так называемым», «прежней плутократиче­ской властью», конечно, действующей «под диктовку третьих держав» («режиссеров») и враждебной собственному народу. Оппоненты не упоминаются без едких эпитетов: они незадачливые, обанкротившиеся, вознамерившиеся… провокаторы, махинаторы, разжигатели войны, все их послания — клеветнические, а удел — моральный упадок.

Строится параллельное реальности королевство кривых зеркал…

Для примера — лишь один пассаж из знаменитого заявления ТАСС по поводу исключения СССР из Лиги Наций в связи с агрессией против Финляндии.

«ТАСС уполномочен передать следующую оценку авторитетных советских кругов резолюции Совета Лиги Наций <…> об «исключении» СССР из Лиги Наций. <…>Это нелепое решение Лиги Наций вызывает ироническую улыбку, и оно способно лишь оскандалить его незадачливых авторов. Следует прежде всего подчеркнуть, что правящие круги Англии и Франции, под диктовку которых принята резолюция Совета Лиги Наций, не имеют ни морального, ни формального права говорить об «агрессии» СССР и об осуждении этой «агрессии». Англия и Франция держат в своем подчинении давно уже захваченные ими громадные территории в Азии и Африке. Они совсем недавно решительно отклонили мирные предложения Германии, клонившиеся к быстрейшему окончанию войны…»  (Антонов 2025: 194).

По сути, это ленинское наследие. Нам, изучавшим в вузе его статьи, полемика с использованием ядов до боли знакома. Ленин же развил подход Маркса–Энгельса.

Историки и «Некоторые вопросы истории Второй мировой…» Антонова

В какой-то момент нам стало казаться, что существование  книги Антонова (2025), во многом более сдержанной и аргументированной, чем тексты В. Суворова, неудобно многим. Эта книга не очень нужна защитникам и последователям Суворова, поскольку, появившись гораздо раньше, она умаляет его и их заслуги. Она неудобна яростным критикам Суворова, поскольку с ним, недостаточно обосновывающим некоторые тезисы, нередко ошибающимся, они уже научились воевать. При дефиците аргументов регулярно напоминая читателю, что он предатель и перебежчик. А тут надо воевать с человеком, прошедшим войну и помогавшим спасать раненых. С автором, пытающимся все подтвердить дважды, а лучше трижды. Есть также те, кто поддерживает Суворова, написавшего «В том и заключается гениальность Сталина, что он сумел разделить своих противников и столкнуть их лбами», с просталинских позиций. Для них выводы Антонова, весьма суровые в отношении Сталина, неприемлемы. Книга не очень близка и горячим апологетам «архивной революции», поскольку Антонов показывает, как внимательное просеивание открытой информации многое позволяет понять даже без архивов. И почти любой его верный вывод угрожает чьему-нибудь приоритету.

Пишу, вспоминая свои и Г.Р. контакты с историками. Мы обращались к ним, можно сказать, «из презумпции коллаборации в свободном интеллектуальном пространстве» и удивлялись, когда просто не получали ответа. Например, Г.Р. подумал, что будет интересно узнать критическое мнение Л.С., историка, по мнению многих, хорошо знающего «матчасть» и написавшего книгу против Суворова. Сообщений, ему направленных, было не менее трех, и… никакого ответа.

Но порой и ответы наводили на соображения, высказанные выше. В начале я уже упоминал переписку с А.О. Несомненно, надо сделать поправку и на сложное время, и на то, что 95+% сообщений от незнакомцев современный человек получает от спамеров и мошенников. И на то, что все заняты и имеют плотные графики. Тем ценнее и приятнее были адекватные ответы. Чтобы перечислить их авторов, пальцев одной руки не хватит, но двух будет достаточно. Мы всем им очень благодарны. Эти контакты были нам необходимы, поскольку Г.Р. и я не историки: научная мотивация Антонова не вызывает сомнений, но наш кругозор недостаточен, чтобы всесторонне оценить полученные им выводы с учетом достижений современной науки. Производит сильное впечатление, однако, следующий факт: все без исключения положения «новой, научно выверенной концепцию изучаемых событий», основанной на «гипотезе о подготовке советской стороны в 1940–1941 гг. к нападению на Германию», как эта концепция представлена в обзоре М.М. Минца «СССР и начало Второй мировой войны: дискуссии о событиях 1939–1941 годов в современной исторической науке» (Минц 2011), являются тезисами работы Бромберга. Большинство подтверждающих это цитат из его книги внимательный читатель обнаружит в приведенных в статье таблицах.

Почти все наши корреспонденты отдают должное труду И.Л. Бромберга. Конечно, среди них — В. С. Измозик, опубликовавший полторы главы его книги и написавший глубокое, точное предисловие.

Мнение В. Суворова о книге Антонова (2025), вероятно, было бы интересно многим.

Заключение. В поисках ХОРОШЕГО

Простые слова из заглавия этого раздела приходят на ум, когда вспоминаешь путь героя статьи. Они главным образом о его поиске. И в фамилии жены, которую он нашел, можно увидеть символический смысл. Он потеряет ее на время вместе с отнятой свободой, но позже, простив, найдет вновь — уже вместе с сыном, Валентином. Как сви­детельствует Ирина Григорьевна, его общение с сыном было очень теплым: их объединял юмор. Иосиф очень любил внука и взял себе псевдоним, образованный от его имени.

Уже в начале 20-х годов, 19-летним юношей, он начал искать альтернативу большевизму и в целом марксизму, вероятно, — не дискриминирующую людей по социальному происхождению. Его внимание привлек анархизм, в частности анархо-синдикализм. Согласно Даниэлю Герену, французскому теоретику анархизма XX века, конструктивный анархизм делает ставку на организацию, самодисциплину, основан на интеграции, централизации — не принудительной, но федералистской» (Guérin 1965).

Попав в застенок ОГПУ, он никого не выдал. Большевистская власть не ошиблась, увидев в нем принципиального оппонента, в ее понятиях — врага.

Почти всю войну служил в санитарном поезде, участвуя в спасении раненых.

Закончив военную службу, он решает разобраться в том, как стала неизбежной и как развивалась величайшая трагедия века — II мировая война. Не имея ранее опыта исторических штудий, он принимается за огромное исследование, понимая, что вся неудобная для власти информация скрыта или сфальсифицирована, и ему предстоит, подобно криминалисту, восстанавливать правду по крупицам. Обращая внимание в числе прочего и на факты красноречивого умалчивания: «Нередки случаи в публикации важных сведений, когда умолчания говорят не меньше, чем слова; когда факт отсутствия важных сведений представляет собой ценную информацию» (Антонов 2025: 97).

Он выходит на бой против лжи. Бросает перчатку мифологической фигуре своего тезки, строителя веселой и бодрой красной от крови империи. Поединок с лицемерной и жестокой властью он выигрывает, восстановив много правды и написав книгу. По некоторым вопросам он кладет советскую историографию на лопатки, но, повторимся, сравнение его выводов с достижениями современной исторической науки требует суждений профессионалов. Судьба к его книге сурова, но не убивает раньше срока его самого и сохраняет часть текста. Если бы сохранила всё, он был бы по меркам страшного века редким счастливцем, несмотря на все аресты.

Мы не всё о нем знаем, но совокупность известного наводит на мысль почти о житии. Ни у кого из его родных, с которыми мы общались, память о нем не сохранила ни грамма плохого.

Его дочь, Ася, в чем-то похожа на него. Наш рассказ с нее начался — сейчас расскажем о ней чуть больше.

Мы упоминали, что она работала в архиве. Что это за архив, и мог ли Иосиф пользоваться архивными документами в своей работе?

Она была сотрудницей Центрального Государственного Архива Российской Федерации (ЦГА РСФСР) с даты его создания (17 августа 1957 г.) (История ГАРФ 2010: 213, 214, 219, 241–243, 519) и, вероятно, до своего отъезда в Ленинград (1980 г.). Архив специализировался на истории госучреждений РСФСР начиная с 1917 г.; он принял свыше 370 тыс. дел (211 фондов) от упраздненных министерств и ведомств Российской Федерации.

Ася заведовала отделом использования документов и руководила постоянным семинаром для работников архивохранилищ; готовила должностные инструкции, регламентирующие работу в хранилищах.

В 1961 г. был издан подготовленный ею обзор документов «Местная промышленность в годы Великой Отечественной войны. 1941–1945 гг.» (Местная промышленность 1961).

25 мая 1978 г. Ася сделала доклад «Основные направления научно-информационной деятельности ЦГА РСФСР» на конференции, посвященной 60-летию декрета Ленина «О реор­ганизации и централизации архивного дела в РСФСР».

Вспоминается написанная по совершенно иным поводам крылатая фраза Михаила Жванецкого: «Что охраняешь, то и имеешь. Еще и с друзьями делишься». Я не исключаю, что Ася помогала отцу чем могла, стараясь не нарушать ею же разработанных и иных инструкций. Как мы видим в связи с обзором 1961 г., опыт работы с документами времен Великой Отечественной войны у нее был. Ее поиски, связанные с войной, упоминает и Людмила Елисеева (Елисеева 2015: 27). Отец же мог опираться на полученные при ее посредстве сведения, впрямую не ссылаясь на них. Тома, работавшая во Всесоюзной библиотеке иностранной литературы, тоже могла в необходимых случаях помочь. Но это всего лишь догадки.

Ася очень любила Пушкина. В течение десятилетий старалась читать все посвященное ему, выходившее из печати. Ездила в Михайловское, была хорошо знакома с Семеном Гейченко.

Бесспорно, ее чертой было чистосердечие. Приведу отрывок из письма, хранящегося в Музее МХАТ. Ася написала его 12 ноября 1985 г. Адресат — Виталий Виленкин, историк театра, литературовед и переводчик, в прошлом секретарь литчасти МХАТ. Г.Р. держал это письмо в руках.

«Уважаемый Виталий Яковлевич! Прочла недавно Ваши “Воспоминания с комментариями”. Огромное впечатление! Столько нового! Столько интересного. <…>

Я работаю сейчас в одной из центральных районных библиотек Ленинграда (это к тому, что она достаточно богатая). И если прочту что-то меня особенно взволновавшее, — всегда настойчиво рекомендую читателям. Вот сейчас — Вашу книгу».

Она не только делится с читателями тем, что нашло отклик в ее душе, но и радует своим восторгом автора. Да так, что он сохраняет письмо в своем архиве, и теперь оно в музее. И не пропадет, в отличие от многих рукописей ее отца. Что с ними случилось — одна из самых интригующих загадок этой истории. Но будем благодарны судьбе, что пропало не всё. И — благодарны ему за его борьбу с фальсификациями, укрепляющими бесчеловечную власть, за опередивший свое время труд.

И, чем черт не шутит, может, первый том еще найдется. А то и семь последних в каком-нибудь спецхране. Мы же еще не совсем перестали верить, что рукописи не горят?

Архивы

Архив Управления ФСБ по СПб и Ленинградской области (АУФСБ РФ по СПб и ЛО)

Великоустюгский центральный архив (ВУЦА)

Державний Архів Харківської Області (ДАХО)

Центральный государственный архив Санкт-Петербурга (ЦГА СПб)

Internationaal Instituut voor Sociale Geschiedenis, Amsterdam (IISG)

Yad Vashem Archives, Jerusalem

Библиографический список

Анархистские движения 2021 — Анархистские движения России и Русского Зарубежья: Документы и материалы. 1922–1941 гг. Составитель Д.И. Рублев. – М.: Политическая энциклопедия, 2021.

Антонов 1999 — Антонов Д. Некоторые вопросы истории Второй мировой войны. Легенды и действительность. Глава 8, Часть 1. Автор вступительной статьи Измозик В. С. // Клио. 1999. №2. С. 266–276.

Антонов 2000 — Антонов Д. Некоторые вопросы истории Второй мировой войны. Легенды и действительность. Глава 3 // Клио. 2000. №1. С. 280–291.

Антонов 2025 — Антонов Д. Некоторые вопросы истории Второй мировой войны: Легенды и действительность. Первая тетрадь (главы III, VIII). Вторая тетрадь (главы IХ–ХIХ). Archive.org. URL https://archive.org/details/d.-antonov-book/mode/1up 

Анфилов 1971 — Анфилов В. А. Бессмертный подвиг. М.: Наука, 1971.

Анфилов 1974 — Анфилов В. А. Провал «блицкрига». М.: Наука, 1974.

Бойко 1966 — Бойко И. Тыл Западного фронта в первые дни Отечественной войны // Военно-исторический журнал. 1966. № 4. С. 15–26.

Буковский 1992 — Буковский В. Монумент человеческой слепоте. В кн. Суворов В. Ледокол. М.: Новое время, 1992.

Ганелин 2010 — Ганелин Р. Ш. СССР и Германия перед войной. Отношения вождей и каналы политических связей. СПб.: Издательский дом Санкт-Петербургского государственного университета, 2010.

Донгаров 2020 — Донгаров А. Рапалло — Великий перелом — Пакт — Война: СССР на пути в стратегический тупик: Дипломатические хроники и размышления. М: Первая Образцовая типография, 2020.

Елисеева 2015 — Елисеева Л. С. Люськины истории. Новосибирск: Светоч, 2015.

История ГАРФ 2010 — История Государственного архива Российской Федерации. Документы. Статьи. Воспоминания / отв. ред. С.В. Мироненко; отв. сост. О.Н. Копылова; сост.: Б.Ф. Додонов, Н.С. Зелов и др. — М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2010.

История 1963 — История Великой Отечественной войны Советского Союза 1941–1945. Т. 2. М.: Военное издательство, 1963.

Конквест 1974 — Конквест Р. Большой террор. Firenze: Edizioni Aurora, 1974.

Концепция — Концепция Виктора Суворова. URL https://ru.wikipedia.org/wiki/Концепция_Виктора_Суворова 

Ленин 1974 — Ленин В. И. О чесотке // Полное собрание сочинений.  5-е изд. М.: Политиздат, 1974. Т. 35. С. 361–364.

Люди в Белых халатах — Люди в Белых халатах: Башкова М.В. URL

https://www.bibliongo.ru/moya-rodina/novouralsk-zhemchuzhina-urala/lyudi-v-belykh-khalatakh/150-bashkova-mariya-vasilevna  

Мельтюхов 2008 — Мельтюхов М. И. Упущенный шанс Сталина: Схватка за Европу, 1939–1941 гг. 3-е изд. М.: Вече, 2008.

Местная промышленность 1961 — Местная промышленность в годы Великой Отечественной войны. 1941-1945 гг.: Тематический обзор (по документальным материалам, хранящимся в Центральном государственном архиве РСФСР) / ЦГА РСФСР; [обзор подгот. ст. науч. сотрудник ЦГА РСФСР С. Хорошая]. - М.: [б.и.], 1961.

Минц 2011 — Минц М. М. СССР и начало Второй мировой войны: дискуссии о событиях 1939–1941 годов в современной исторической науке // Труды по россиеведению. 2011. № 3. С. 286–311.

Некрич 1965 — Некрич А. М. 1941. 22 июня. М.: Наука, 1965.

Орден тамплиеров 2003 — Орден российских тамплиеров. Т. II. Документы 1930–1944 гг. Публикация, вступительная статья, комментарии, указатель А.Л. Никитина. М.: Минувшее, 2003.

Павлова 2001 — Павлова И. В. Механизм сталинской власти: становление и функционирование. 1917–1941. Новосибирск: Издательство СО РАН, 2001.

Петров 2017 — Петров И. Первый рейс «ледокола». URL https://labas.livejournal.com/1168872.html 

Петровский 1995 — Петровский Л. П. Дело Некрича // Вестник РАН. 1995. Т. 65. Вып. 6. С. 528–539.

Правда В. Суворова 2006 — Правда Виктора Суворова. Переписывая историю Второй Мировой. Составитель Д. С. Хмельницкий. М.: Яуза, 2006.

Суворов 1992 — Суворов В. Ледокол: кто начал вторую мировую войну? М.: Новое время, 1992.

Суворов 2006 — Суворов В. За идеи в России сейчас не убивают // Сайт газеты «Новые известия», 1 сентября 2006 г. URL https://newizv.ru/news/2006-09-01/viktor-suvorov-51800;  https://web.archive.org/web/20070610125823/http://www.newizv.ru/news/2006-09-01/53116/ 

Суворов 2014 — Суворов В. Ледокол: кто начал вторую мировую войну? М.: Добрая книга, 2014.

Табуи 1960 — Табуи Ж. Двадцать лет дипломатической борьбы. М.: Изд-во иностранной литературы, 1960.

Тягур 2017 — Тягур М. И. От «путепрокладчика» до «ледокола» (с 30-х годов до наших дней). URL https://gercenovec.livejournal.com/51973.html 

Conquest 1968 — Conquest R. The Great Terror. London: Macmillan, 1968.

Guérin 1965 — Guérin D. L'Anarchisme: de la doctrine à l'action. Paris: Gallimard, 1965.

Note 1941 — Note des Auswärtigen Amtes an die Sowjetregierung vom 21. Juni 1941 // Monatshefte für Auswärtige Politik. 1941. V. 8. No. 7. P. 551–563.

Suvorov 1989 — Suvorov V. Le brise glace. Paris: Olivier Orban, 1989.

Suworow 1989 —Suworow V. Der Eisbrecher: Hitler in Stalins Kalkül. Stuttgart: Klett-Cotta, 1989.

References

Anarhistskie dvizheniya Rossii i Russkogo Zarubezhya: Dokumenty i materialy. 1922–1941 gg. Sostavitel D.I. Rublev. – M.: Politicheskaya enciklopediya, 2021.

Antonov D. Nekotorye voprosy istorii Vtoroj mirovoj vojny. Legendy i dejstvitelnost. Glava 8, Chast 1. Avtor vstupitelnoj stati Izmozik V. S. // Klio. 1999. № 2. S. 266–276.

Antonov D. Nekotorye voprosy istorii Vtoroj mirovoj vojny. Legendy i dejstvitelnost. Glava 3 // Klio. 2000. № 1. S. 280–291.

Antonov D. Nekotorye voprosy istorii Vtoroj mirovoj vojny: Legendy i dejstvitelnost. Pervaya tetrad (glavy III, VIII). Vtoraya tetrad (glavy IX–XIX). Archive.org. URL https://archive.org/details/d.-antonov-book/mode/1up 

Anfilov V. A. Bessmertnyj podvig. M.: Nauka, 1971.

Anfilov V. A. Proval «blickriga». M.: Nauka, 1974.

Bojko I. Tyl Zapadnogo fronta v pervye dni Otechestvennoj vojny // Voenno-istoricheskij zhurnal. 1966. № 4. S. 15–26.

Bukovskij V. Monument chelovecheskoj slepote. V kn. Suvorov V. Ledokol. M.: Novoe vremya, 1992.

Conquest R. The Great Terror. London: Macmillan, 1968.

Conquest R. Bolshoj Terror. Firenze: Edizioni Aurora, 1974.

Dongarov A. Rapallo — Velikij perelom — Pakt — Vojna: SSSR na puti v strategicheskij tupik: Diplomaticheskie hroniki i razmyshleniya. M: Pervaya Obrazcovaya tipografiya, 2020.

Eliseeva L. S. Lyuskiny istorii. Novosibirsk: Svetoch, 2015.

Ganelin R. Sh. SSSR i Germaniya pered vojnoj. Otnosheniya vozhdej i kanaly politicheskih svyazej. SPb.: Izdatelskij dom Sankt-Peterburgskogo gosudarstvennogo universiteta, 2010.

Guérin D. L'Anarchisme: de la doctrine à l'action. Paris: Gallimard, 1965. 

Istoriya Gosudarstvennogo arhiva Rossijskoj Federacii. Dokumenty. Stati. Vospominaniya / otv. red. S.V. Mironenko; otv. sost. O.N. Kopylova; sost.: B.F. Dodonov, N.S. Zelov i dr. — M.: Rossijskaya politicheskaya enciklopediya (ROSSPEN), 2010.

Istoriya Velikoj Otechestvennoj vojny Sovetskogo Soyuza 1941–1945. T. 2. M.: Voennoe izdatelstvo, 1963.

Koncepciya Viktora Suvorova. URL https://ru.wikipedia.org/wiki/Концепция_Виктора_Суворова

Lenin V. I. O chesotke // Polnoe sobranie sochinenij.  5-e izd. M.: Politizdat, 1974. T. 35. S. 361–364.

Lyudi v Belyh halatah: Bashkova M.V. URL https://www.bibliongo.ru/moya-rodina/novouralsk-zhemchuzhina-urala/lyudi-v-belykh-khalatakh/150-bashkova-mariya-vasilevna

Meltyuhov M. I. Upushennyj shans Stalina: Shvatka za Evropu, 1939–1941 gg. 3-e izd. M.: Veche, 2008.

Mestnaya promyshlennost v gody Velikoj Otechestvennoj vojny. 1941-1945 gg.: Tematicheskij obzor (po dokumentalnym materialam, hranyashimsya v Centralnom gosudarstvennom arhive RSFSR) / CGA RSFSR; [obzor podgot. st. nauch. sotrudnik CGA RSFSR S. Horoshaya]. - M.: [b.i.], 1961.

Minc M. M. SSSR i nachalo Vtoroj mirovoj vojny: diskussii o sobytiyah 1939–1941 godov v sovremennoj istoricheskoj nauke // Trudy po rossievedeniyu. 2011. № 3. S. 286–311.

Nekrich A. M. 1941. 22 iyunya. M.: Nauka, 1965.

Note des Auswärtigen Amtes an die Sowjetregierung vom 21. Juni 1941 // Monatshefte für Auswärtige Politik. 1941. V. 8. No. 7. P. 551–563.

Orden rossijskih tamplierov. T. II. Dokumenty 1930–1944 gg. Publikaciya, vstupitelnye stati, kommentarii, ukazatel A.L. Nikitina. M.: Minuvshee, 2003.

Pavlova I. V. Mehanizm stalinskoj vlasti: stanovlenie i funkcionirovanie. 1917–1941. Novosibirsk: Izdatelstvo SO RAN, 2001.

Petrov I. Pervyj rejs «ledokola», 2017. URL https://labas.livejournal.com/1168872.html

Petrovskij L. P. Delo Nekricha // Vestnik RAN. 1995. T. 65. Vyp. 6. S. 528–539.

Pravda Viktora Suvorova. Perepisyvaya istoriyu Vtoroj Mirovoj. Sostavitel D. S. Hmelnickij. M.: Yauza, 2006.

Suvorov V. Le brise glace. Paris: Olivier Orban, 1989.

Suworow V. Der Eisbrecher: Hitler in Stalins Kalkül. Stuttgart: Klett-Cotta, 1989.

Suvorov V. Ledokol: Kto nachal vtoruyu mirovuyu vojnu? M.: Novoe vremya, 1992.

Suvorov V. Za idei v Rossii sejchas ne ubivayut // Sajt gazety «Novye izvestiya», September 1, 2006. URL https://newizv.ru/news/2006-09-01/viktor-suvorov-51800; https://web.archive.org/web/20070610125823/http://www.newizv.ru/news/2006-09-01/53116/

Suvorov V. Ledokol: Kto nachal vtoruyu mirovuyu vojnu? M.: Dobraya kniga, 2014.

Tabui Zh. Dvadcat let diplomaticheskoj borby. M.: Izd-vo inostrannoj literatury, 1960.

Tyagur M. I. Ot «puteprokladchika» do «ledokola» (s 30-h godov do nashih dnej). URL https://gercenovec.livejournal.com/51973.html 

[4] Интересующие нас документы упомянуты в справке, полученной по запросу Г.Р. из Великоустюгского центрального архива. Работа гл. специалиста архива М.Б. Железовой, составившей справку, вызывает большое уважение.

[5] Это имеет много общего с трактовкой событий в работах (Мельтюхов 2008) и (Донгаров 2020).

[6] «Дать возможность читателю самому во всем разобраться», «когда хотят действительно разобраться в причинах поражений Советской армии», «чтобы читатель мог разобраться в последующем», «мы считаем необходимым в первую очередь разобраться в том…» и т. д. — это типичные обороты из книги Антонова. Вспоминается Высоцкий, на вопрос анкеты «только для тебя характерное выражение?» ответивший «Разберемся», и так же — на вопрос «любимый афоризм, изречение». Это было в 1970 г., как раз когда Антонов работал над своей книгой.

[7] Кратким путеводителем по основным работам на данную тему, опубликованным до 2010 г., может служить обзор (Минц 2011). В условиях, когда многие документы, связанные с советским военным планированием, по-прежнему недоступны, методологически полезной представляется работа (Павлова 2001), показывающая, что «Механизм сталинской власти, под которым автор понимает прежде всего способ принятия решений и передачи их из Центра на места, представлял собой настолько законспирированную систему, что она не оставляла практически никаких следов». Поэтому, в частности, неправомерны утверждения, что раз «нет подписей Сталина и Жукова на таком, по словам Д.А. Волкогонова, “разительном” документе, как “Соображения по плану стратегического развертывания сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками” по состоянию на 15 мая 1941 г. (и не только на этом, но и на других важнейших документах), — значит, документ не был принят и действий за ним никаких не последовало».

"Историческая экспертиза" издается благодаря помощи наших читателей.

Хочу помочь журналу