Неопубликованное исследование 1972-1976 гг., бросившее вызов советской историографии Второй мировой войны. Часть I

Авторы: L&PH и Г.Р.[1] 

Аннотация. Статья посвящена одному из первых исследователей открытых данных — историку, бросившему вызов советской историографии Второй мировой войны на основании скрупулезного анализа опубликованных документов, газетных сообщений, мемуаров и работ официальных историков. В середине 1920-х он, студент факультета общественно-социальных наук петроградского института им. Герцена, был арестован за организацию анархистского кружка и выслан в Среднюю Азию. Во время войны служил в санитарном поезде. Закончив военную службу в 1948 г., приступил к сбору материалов для исторического труда, первый том которого был закончен в 1972 г., второй — в 1976-м. Этот труд, написанный под псевдонимом Д. Антонов, долгое время оставался известным лишь очень узкому кругу лиц: он не был опубликован и не распространялся в самиздате. Через 15 лет после его завершения некоторые его тезисы, высказанные другими авторами в более яркой и простой форме — лишенные нюансов и дополненные недостаточно обоснованными выводами, — стали предметом острейшей дискуссии. «Архивная революция» 90-х прояснила многие детали, но в своих центральных моментах эта дискуссия не утратила значимости и сегодня. Тем больший историографический интерес представляют личность и судьба И.Л. Бромберга, героя этой статьи. Ее цель — сделать его имя, его опередивший свое время труд и удивительную судьбу известными немалому кругу тех, для кого советская история остается живой темой. И приблизить разгадку судьбы его книг.

Ключевые слова: Историография Второй мировой войны, пакт Молотова-Риббентропа, Подготовка СССР к войне с Германией, анархо-синдикалистское движение в СССР, самиздат, И. Л. Бромберг, И. В. Сталин, концепция тарана, Виктор Суворов.

L&PH and G.R. The unpublished study from 1972-1976 that challenged Soviet historiography of World War II

Abstract. The article is dedicated to one of the first researchers of open data — a historian who challenged the Soviet historiography of World War II based on a meticulous analysis of published documents, newspaper reports, memoirs and works of official historians. In the mid-1920s, he, a student of the Faculty of Social Sciences of the Petrograd Herzen Institute, was arrested for organizing an anarchist circle and exiled to Central Asia. During the war, he served in a hospital train. After completing military service in 1948, he began collecting materials for a historical work, the first volume of which was completed in 1972, the second in 1976. This work, written under the pseudonym D. Antonov, remained known only to a very narrow circle of people for a long time: it was not published and was not distributed in samizdat. Fifteen years after its completion, some of its theses, expressed by other authors in a more vivid and simple form — devoid of nuances and supplemented by insufficiently substantiated conclusions — became the subject of a heated debate. The “archival revolution” clarified many details, but in its central points this discussion has not lost its significance even today. This enhances the historiographical interest of the personality and fate of I.L. Bromberg, the hero of this article. Its goal is to make his name, his work, which was ahead of its time, and his amazing fate known to a considerable circle of those for whom Soviet history remains a living topic. And to bring closer the solution to the fate of his books.

Keywords: Historiography of World War II, Molotov-Ribbentrop Pact, Preparation of the USSR for war with Germany, anarcho-syndicalist movement in the USSR, samizdat, I. L. Bromberg, I. V. Stalin, concept of battering ram, Viktor Suvorov.

Введение. Труд «Некоторые вопросы истории Второй мировой войны. Легенды и действительность» и его автор

Рис. 1. И.Л. Бромберг в 1908 г.

Статья посвящена Иосифу Лазаревичу Бромбергу и его труду «Некоторые вопросы истории Второй мировой войны. Легенды и действительность», завершенному в 1970-е гг.

Полтора десятилетия спустя близкая, но при этом огрубленная, лишенная многих нюансов, присутствующих в работе Бромберга, концепция приобрела широкую известность на постсоветском пространстве после публикации книги Виктора Суворова «Ледокол».  

Эта концепция вызвала жаркие споры, в том числе среди историков. Среди сторонников «гипотезы о подготовке советской стороны в 1940–1941 гг. к нападению на Германию» — старший научный сотрудник ИНИОН РАН, к.и.н. М.М. Минц, который резюмирует историографическую ситуацию. Он считает, что эта гипотеза «позволяет найти ответы на некоторые немаловажные вопросы, которые в противном случае остаются неразрешенными. Целый ряд исследователей (П.Н. Бобылев, В.Д. Данилов, М.И. Мельтюхов, В.А. Невежин) приняли в 1990-е годы эту парадигму, что позволило им выработать новую, научно выверенную концепцию изучаемых событий, свободную от отдельных натяжек, неточностей и недостаточно обоснованных суждений, свойственных В.А. Суворову. <…> Планов оборонительной войны у советского командования, судя по всему, просто не было, что стало одной из причин катастрофы 1941 г. Любопытно, что специалисты по собственно военной проблематике, в том числе молодые, эту “парадигму”, как правило, не разделяют, предпочитая более традиционную, хотя и спорную, “установку” — об исключительно оборонительных намерениях сталинского руководства вследствие неготовности РККА к войне» (Минц 2011: 308–309).

Авторы настоящей статьи (L&PH, написавший текст от своего первого лица, и Г.Р., участвовавший в работе как исследователь) не являются историками и поэтому не собираются вмешиваться в спор профессионалов. Концепция Бромберга рассматривается исключительно в контексте биографии этого удивительного человека, жертвы советских репрессий, участника войны, который в годы брежневского безвременья с немалым риском для себя решил разобраться в причинах столь сокрушительного для Красной армии начала гитлеровского нападения на СССР.  

Приступая к этой теме, мы не знали ни имени этого человека, ни названия его книги; все, что было, — отрывочные детские воспоминания, и долгое время не удавалось разыскать никаких точных данных. Но однажды имя дочери историка, Стаси Хорошей, обнаружилось в списке эвакуированных во время войны в Дюртюли (Башкирия), и, потянув за эту ниточку, удалось размотать большой клубок сведений о почти никому не известном историке, его удивительной судьбе и труде о Второй мировой войне. В статье представлены основные этапы наших поисков (автор статьи позволил себе начать со своих детских воспоминаний, положивших начало исследованию); они далеки от завершения. Так, найдена лишь часть материала, подготовленного Бромбергом к печати (общий объем его машинописи, согласно сохранившемуся свидетельству, — 2479 страниц, примерно 80 печатных листов); судьба большей части его труда остается пока неизвестной.

В статье работа И.Л. Бромберга сравнивается с «Ледоколом» В. Суворова. Основанием для этого служит не только хронология (Бромберг, судя по всему, первым в российской историографии детально обосновал гипотезу о подготовке СССР в 1940–1941 гг. к нападению на Германию, Суворов через полтора десятилетия был вторым[2]), но и тот факт, что обе работы выполнены по открытым данным. Отметим, что при базовом сходстве методологий стиль двух работ разный: «Ледокол», претендовавший стать и ставший бестселлером, написан для массового читателя, книга Бромберга выдержана в академической стиле – с множеством таблиц и расчетов, со скрупулезным обоснованием тезисов. Эта книга представляет более сложную и выверенную концепцию.

Знал ли Владимир Резун (Виктор Суворов) о книге Бромберга, нам неизвестно.

Полу-Хороший

Мы с родителями в Пярну на море. Мне 11, папе 38, он инженер-строитель. Июль 1973-го. Там же его сослуживец, Святский, с женой. Он 50-летний ветеран войны, фронтовой разведчик, великолепный рассказчик.

Мы часто встречаемся.

Святский хорошо рисует. 11 июля мы играем. Я черкаю в своем альбоме закорючку, он ее продолжает так, что она становится частью чего-то осмысленного. Затем за минуты он рисует карандашом нас всех: маму, папу, меня. И выходит похоже, порой с оттенком шаржа. А потом рисует жену — Стасю, и себя (рис. 2).

Рис. 2. Стася Хорошая и И. Я. Святский (рисунки Святского, июль 1973 г.)

И подписывает автопортрет: Полу Святский — Полу Хороший.

Хорошая — фамилия Стаси.

Святский колеблет наше представление о войне

В другой день они с отцом обсуждают начало войны.

Святский рассказывает.

Большевики во главе со Сталиным с середины 20-х гг. строят социализм «в отдельно взятой стране». Но идея мировой революции как условия «полного» построения социализма не умерла. Сталинское руководство все эти годы рассматривает возможности создания революционной ситуации в Европе. В германском нацизме оно видит молодой реваншистский отросток буржуазного империализма. Если, окрепнув, он, как таран, ударит по старым империалистическим цитаделям, Англии и Франции, и измотает длитель­ной схваткой их и себя, то назреет революция во всех трех странах, и вступление СССР в войну на заключительной стадии обеспечит социалистическое переустройство Европы.

Это общий план, а как его реализовать?

Анализ пропаганды и военного строительства в СССР показывает, что они нацелены на наступательную войну. Практически с начала индустриализации на войну работает бóльшая часть советской промышленности. Она создает огромный военный арсенал. Рассказы советских историков о превосходстве германской армии в количестве живой силы и техники к началу Великой Отечественной войны не соответствуют действительности. Они призваны оправдать поражения Красной армии в начальный период войны. В действительности по основным численным показателям Красная армия превосходит германскую, а танков у нее больше в несколько раз.

Дипломатия. Во второй половине августа 1939 г. СССР прерывает переговоры в Москве с военными представителями Англии и Франции и молниеносно заключает уже подготовленный пакт о ненападении с Германией. Это позволяет Германии 1 сентября, не опасаясь противодействия со стороны СССР, вторгнуться в Польшу и тем самым развязать II мировую войну. Если бы пакта с Германией не было, а вместо этого СССР продолжил переговоры с Англией и Францией хотя бы с туманной перспективой заключения союза, то Германия не решилась бы напасть на Польшу из-за риска войны на два фронта. Пакт развязал Германии руки: ее восточная граница, возникшая после раздела Польши, уже не вызывала опасений. Более того, СССР заключил с Германией торговые соглашения, по которым обязался снабжать ее необходимыми для войны ресурсами.

Сталин делает все, чтобы завязалась схватка Германии со старыми империалистическими державами, чтобы эта схватка затянулась и стала кровопролитной для обеих сторон, ослабила их, и тогда она послужит прологом к осуществлению его плана переустройства Европы, в котором собственные имперские устремления могли уже выступать на первый план в сравнении с марксистскими прожектами.

Он думает о финальном ударе по Германии. Опыт современной войны подсказывает, что это требует стратегического развертывания основных сил достаточно близко к государственной границе, возникшей после захвата Красной армией части Польши и других территориальных приобретений СССР, – до начала боевых действий. Там же размещаются аэродромы и военные склады. «Линия Сталина», защищавшая прежнюю западную границу, разоружается и консервируется в непригодном для быстрого восстановления состоянии. Начинается строительство укреплений вдоль новой границы, но к лету 1941 г. оно далеко от завершения. Защита границы слаба и имеет неприемлемые дыры.

В то же время война в Европе не оправдывает ожиданий Сталина. Германия в 1940 г. за 39 дней заставляет капитулировать Францию и обращает в бегство силы Англии. Гитлер не ослаблен и крайне опасен. Но не зря же Красная армия готовилась к войне на чужой территории, имеет огромный арсенал танков и самолетов. Намеченное должно быть осуществлено. Советский Союз должен, нанеся первый внезапный удар, разгромить Германию. Чтобы этот удар стал сокрушительным, производится скрытное стратегическое развертывание основных сил в западных военных округах, вблизи границы…

Но Гитлер опережает Сталина. И это катастрофа для Красной армии, потому что к обороне она не готова. Ее оборонные действия бессистемны, хаотичны. Ее живая сила, сосредоточенная у границы, самолеты на прифронтовых аэродромах и склады уничтожаются уже в первые дни войны. Германская армия стремительно наступает, захватывая огромное количество пленных, и у СССР не хватает дивизий, которые могли бы встретить противника на путях его продвижения, нет и оборудованных укрепленных районов на этих путях. Сталин понимает, что его замысел провалился.

Таким образом, причина катастрофы 1941 г. не в том, что Красная армия значительно слабее, это не соответствует действительности. Причина в авантюристической сталинской внешней политике и дипломатии. В его сговоре с Гитлером, позволившем тому развязать войну сначала против Польши и ее союзников Франции и Англии, а затем, добившись быстрых успехов, и против СССР. Причина также в неготовности Красной армии к обороне из-за спешных приготовлений к наступлению, сосредоточения на границе, разоружения старых и неверного расположения и неготовности новых линий обороны. Из-за отсутствия достаточных сил, способных встретить врага на подготовленных позициях во внутренних частях западных военных округов. Из-за расположения аэродромов и складов вблизи границы, сделавшего их легкой мишенью.

Если бы не стремление реализовать провальный сталинский план, германского нападения на СССР, скорее всего, не было бы. А решившись на него, Гитлер не имел бы шансов дойти до Москвы и Сталинграда. И многие миллионы граждан нашей страны остались бы живыми.

Том на антресоли

Таков был смысл рассказа Святского.

Мой отец никогда не жаловал советскую власть, и особенно Сталина. Но эта трактовка событий произвела впечатление и на него. Она звучала стройно и делала очевидными слабые места версии, знакомой нам, как «Отче наш…».

Отец спрашивает Святского: «На какие исследования и источники это опирается?»

Святский доверяет отцу, и у него есть ответ. Он говорит, что его тесть много лет занимался этой темой и написал книгу о начале войны. В последнее десятилетие это стало делом его жизни. Он умнейший и скрупулезный исследователь.

Разумеется, отец хочет эту книгу прочесть. И вот мы уже в Москве, и машинопись книги лежит у нас на антресоли. Я достаю ее оттуда и читаю.

Обо всем рассказанном Святским там написано подробно, логично и убедительно, с цитатами из газет и мемуаров, обрывками замалчиваемых данных, обнаруженными в текстах историков.

Внешняя политика и военное строительство в СССР перед войной. Переговоры в Москве с дипломатическими, затем военными представителями Англии и Франции в мае — августе 1939 г. описаны по дням — по сообщениям советских газет, отражавшим идеологию момента, и др. Приезд Риббентропа и подписание пакта. Вторжение вооруженных сил Германии и затем СССР в Польшу, «Договор о дружбе и границе» с Германией (меня тогда поразило это название). События между сентябрем 1939 и 22 июня 1941: ход военных действий в Финляндии и Франции, присоединение к СССР трех Прибалтийских государств… Военное строительство и военная техника: разоружение «линии Сталина» (так называли на Западе советскую систему укрепленных районов вдоль прежней границы), стратегическое сосредоточение советских войск у новой западной границы и ее поспешное обустройство. Донесения Сталину о планах гитлеровского нападения, инциденты на границе… Вторжение Германии в пределы СССР, реакция и приказы Сталина, катастрофические первые недели и месяцы войны, огромные человеческие жертвы и материальные потери…

Вывод из проведенного анализа: СССР мог предотвратить эту колоссальную трагедию, если бы в том состояла цель Сталина. Но он сознательно приближал войну капиталистических стран, видя в ней предпосылку советской гегемонии в Европе. Его расчет провалился. СССР не досталась легкая победа, напротив, он принял на себя главную тяжесть войны в Европе, унесшей многие миллионы жизней его граждан.

На титульном листе книги — фамилия: Антонов. Святский объяснил смысл псевдонима: любимый внук автора, племянник Стаси, его жены, — Антон. Он на пару лет младше меня.

Через некоторое время отец отдает машинопись Святскому, но я не забываю о ней. Проходит 20 лет, и становится ясно, что она опередила время, но никому не известна. Мне кажется важным вернуть ее из забвения, разыскать, понять, кем был ее автор.

Последние встречи со Святским

Пути отца и Святского разошлись в конце 70-х, когда тот ушел из их архитектурно-строительного проектного института. Но раньше, в 1978 г., нам стало известно, что умер Антонов, и Святский занимается его военной библиотекой: какой-то массив книг пытается передать в публичную библиотеку, что-то распродает.

28 августа 1983 года Святский неожиданно зашел к нам в Москве и набросал портреты — моей жены и мой — в том же пярнусском альбоме, через 10 лет. О книге Антонова мы, кажется, не говорили. Почему-то у нас не осталось ровным счетом никаких воспоминаний о его визите, только рисунки мягким карандашом с указанной датой.

Моя последняя случайная встреча с ним — на платформе станции метро Университет. В день военного праздника — он был с наградами и в парадной форме (возможно, у него было на это право). Год, вероятно, 1984 или 1985-й. Святский ушел из жизни в октябре 1986 года.

Святский на войне

Святский — главный герой пролога этой истории. Мы нечасто будем вспоминать о нем дальше, но мне хочется рассказать о нем чуть больше. Хотя бы кратко о его военной юности.

Некоторые архивные данные о воевавших сейчас можно найти в интернете. Но мы видим вариации имен, дат и мест рождения и поступления на службу. Поэтому иногда можно принять одного человека за нескольких, а нескольких за одного.

Иосиф (Леонид) Святский (Святский-Гуров) родился в июне 1923 г. в Мариуполе. В армии с июня 1941 года, то есть с 18 лет. Старшина. Служил в полковой разведке. Награжден медалью за отвагу: «за смелость и мужество проявленное им в наступательных боях 16 июля 1943 года под деревнями Ушево, где он ходя с группой бойцов в разведку ворвался в расположение противника и уничтожил до 15 немцев достав при этом ценные сведения о расположении и силах противника» (фразеология и пунктуация сохранены).

В мемуарах Людмилы Елисеевой, его кузины, — много рассказов, порой с фантастическими подробностями, о том, как он ходил в разведку: здесь и парашютный десант, и заброска в Польшу для установления связи с партизанами (Елисеева 2015: 22–24).

Почему Леонид, почему Гуров? Он ходил через границу, и, согласно свидетельству Людмилы Елисеевой, на худший случай ему сделали документы как на русского. И был у него фронтовой друг Леонид Гуров. Они решили, что если одного убьют, то второй добавит его фамилию к своей и будет воевать «за себя и за того парня». Гуров погиб, и Святский стал Гуровым. Но и с детства в семье его звали Лёнькой, так совпало (Елисеева 2015: 25). 

Он был несколько раз ранен (включая тяжелое осколочное ранение в живот) и контужен. Войну закончил в Германии — дежурным КПП дорожно-эксплуатационного батальона, и на этом месте тоже отличился. Из наградного листа: «Тов. Святский-Гуров в период летних наступательных операций — апрель-май месяцы 1945 г. — организовал и личным участием выполнил оформление участка дороги переправы и КПП на р. Одер. Обладая мастерством художника, т. Святский-Гуров сделал два панно из портретов вождей и оформил их с исключительным мастерством. Организовал работу на КПП в кач-ве дежурного с исключительной точностью, проверяя колонну автомашин с задержкой не более 2-х минут». Теперь нам известно, что родители его, как и ряд других членов семьи, были профессиональными художниками.

Награжден Орденами Красной Звезды и Отечественной войны I степени и медалями. Демобилизован в сентябре 1945 г.

След книги Антонова

Знал ли мой отец настоящую фамилию Антонова? Был ли тесть Святского тоже Хорошим, как и Стася, его дочь? Не исключаю, что отец знал, но мне и маме не говорил. Возможно, для соблюдения минимальной конспирации. Ведь такая книга тянула на «антисоветскую агитацию и пропаганду» или на «распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй» — знаменитые 70-ю и 190-ю статьи УК РСФСР. Увы, отец не застал даже эпохи гласности, наступления которой страстно желал — он ушел из жизни в январе 1986 года.

Эта книга запомнилась мне очень прочно. Я вспоминал ее, когда речь заходила о трагедии 41 года. Особенно — в начале 90-х, когда вопрос о предпосылках войны стал предметом острых дискуссий. Никто из их участников на книгу Антонова не ссылался.

Поэтому чем дальше, тем больше меня занимал вопрос о судьбе этой книги и личности ее автора. Много ли людей ее прочли? Знал ли ее Виктор Суворов, чей «Ледокол» по многим пунктам повторил ее доводы, хотя по ряду положений разошелся с ней?

В 1973 г., когда мы читали книгу Антонова, Владимир Резун (Виктор Суворов) учился в Москве в Военно-дипломатической академии Генштаба. И даже жил недалеко от Святского. Позже именно с тамошними лекциями он связывает появление идеи «Ледокола». В интервью Владимиру Буковскому для «Таймс» он рассказал об этом так: «Когда я еще только учился в академии, лекции по военной истории следовали сразу после лекций по стратегии. И вот, сижу и слушаю о том, что если ваш противник готовится к внезапному нападению, то он должен будет:

— стянуть свои войска к границе и

— расположить свои аэродромы как можно ближе к линии будущего фронта.

А потом, сразу же за этой лекцией мне рассказывают, что Сталин в 1941 году:

— был к войне не готов,

— допустил много серьезных ошибок

(в частности, расположив свои аэродромы прямо на самой границе с немцами и стянув туда свои лучшие части…) Что за наваждение? Не может быть и то, и другое правдой: или историк врет, или стратег ошибается!» (Буковский 1992).

Но именно это сопоставление было у Антонова. Мы к этим словам еще вернемся…

Не найдя ни контактов родственников Святского или Стаси, ни упоминаний книги Антонова о начале войны, в 2007 г. я написал пост о ней в одном из исторических сообществ Живого Журнала. Из откликнувшихся книгу тоже никто не видел. Тогда я усомнился: а может быть, почти за 35 лет память дала аберрацию, и псевдоним был другой. Это точно была «именная» фамилия, причем на «А»: Алексеев? И тут поиск привел к успеху: я нашел книги «Алексеева» и Виталия Рапопорта о предвоенной Красной армии и лично познакомился с их замечательным автором, Юрием Авсеевичем Геллером (1927–2015). Он писал, в частности, о сталинских репрессиях комсостава РККА, но нет, никогда не слышал об Антонове-Хорошем (?) и его книге. Концепция Суворова, по его мнению, была не лишена слабых мест, а самого Владимира Резуна он не жаловал.

Опять надолго оставив попытки что-то узнать об Антонове, следующий пост я написал в 2015 году в facebook. На всякий случай «тегнул» Суворова, но тот не откликнулся, и написал одному российскому блогеру-историку (тоже без истфаковского образования), стоящему примерно на тех же позициях, что Суворов. Поскольку речь идет о личной переписке, назову его А.О. — парой букв, не совпадающих с инициалами.

Реакция А.О. была: «я должен угадать автора рукописи, которую не видел в глаза?» Хотя смысл обращения был — предложить направление поиска, а не угадать. Позже, когда будут и имя, и рукопись, он не ответит. И это можно было пред«угадать» по первой неожиданно резкой реакции. Но все по порядку.

Лед тронулся

В декабре 2023 г. я рассказал об Антонове-Хорошем своему школьному другу Г.Р., с которым мы сидели за одной партой 9 лет в двух школах. Он увлекается генеалогическими поисками и изучил своих предков по одной из линий аж до XV века. Также он интересуется отечественной историей. Без него это исследование не сдвинулось бы с места.

В чем была сложность? Книгу Антонова, скорее всего, видел крайне ограниченный круг людей, и как их найти, неясно. Мы знали, что Святский умер 37 лет назад, а Стася была бездетной. Если она жива, ей далеко за 90; простой поиск сведений или контактов по ее имени результатов не дал. Точнее, мы тогда нашли визажистку Стасю Хорошую, но о нашей Стасе она ничего не знала.

Об историке Хорошем — тоже ничего, да и что найдешь по такой фамилии без имени… Он, возможно, воевал, и на сайтах памяти есть люди с этой фамилией, но никто из них нашего внимания не привлек. Генеалогические сайты тоже не помогли. Как и библиографические: книга Антонова, похоже, никем не упоминалась. Мне уже казалась, что она — артефакт из параллельного мира моего детства, все связи которого с теперешним миром оборваны.

Была лишь одна идея: постараться заказать через ЗАГС запись о рождении Стаси. Теперь мы понимаем: это ничего бы не дало. Но Г.Р. ищет в карточках эвакуации Яд Вашем — иерусалимского мемориала истории Холокоста (Yad Vashem Archives). И обнаруживает (Дюртюли, Башкирия) следующее (рис. 3):

Рис. 3. Ася Хорошая в списке эвакуированных в Дюртюли

Хорошая Ася… У других — инициалы, а у нее — имя. Не наша ли Стася? Год рождения — подходящий… Там еще в колонке справа — Москва. Ее мать — Хорошая И. Я. Имя отца (предположительно «Антонова») начинается на И.  — это первая буква отчества Аси.

Там же обнаруживаем еще одну запись (рис. 4).

     Рис. 4. Фрагмент другого списка эвакуированных с данными, позволившими продолжить поиск

Снова Емельянова Е.А. (как узна́ем позже, няня Дуня), правда, на 6 лет старше. Значит, данные далеко не точны.

Хорошая Ида Хиелевна, тоже 1905 г. р. — это, несомненно, мать Аси, потому что вслед за ней — ее дочь Анастасия Иосифовна Бромберг 1930 г. р. Ася, Анастасия — это почти наверняка Стася! Но здесь ее фамилия записана по отцу: Бромберг. Тогда его имя — Иосиф Бромберг. Валентин Иосифович — брат Аси. В первой записи он тоже есть (но 1927 г. р.) — на следующей странице. Стася как раз должна иметь сестру или брата: псевдоним «Антонов» — в честь ее племянника.

Ида — учительница московской школы № 324, а жили все в доме 12 по ул. Кирпичной. И в списки эвакуированных ее с детьми занесли дважды.

Но что за студентка Бромберг Мера Лазаревна, «родственница»? Скорее всего, она тетя Аси, младшая сестра отца. И тогда его отчество, надо думать, тоже — Лазаревич.

Значит, еще один Иосиф (как и Святский)? Вернее, — третий, потому что герой книги Антонова — Иосиф Сталин.

Снова смотрю военные сайты, чтобы найти что-то… уже об Иосифе Лазаревиче Бромберге.

Лейтенанты Бромберги

Нахожу, и даже двух. Оба лейтенанты, один административной, другой — интендантской службы. Годы рождения: у первого 1910, у второго 1903. Не могут ли здесь быть, как у Емельяновой Евдокии Андреевны, — ошибки в данных одного и того же человека? Не могут, потому что на фото разные люди (рис. 5).

У первого узнаваемый советский образ. Родился в Баку. Это о нем (других Бромбергов из Баку в базах нет) в газете «Красный спорт» за 1936 г.: «Новое достижение СССР показал красноармеец Бромберг (Баку), легчайший вес; он толкнул левой 65,7 кг, улучшив свой же рекорд 63,5 кг. Правой Бромберг дал новый рекорд ЗСФСР — 54,1 кг[?] <…> Первые места заняли: легчайший вес — Бромберг (Баку) 215,5 кг». Левша?

      Рис. 5. Слева И. Л. Бромберг (1910 г. р.); справа И. Л. Бромберг (1903 г. р.)

Автор книги — скорее второй. И год его рождения идеально подходит к годам рождения жены (1905) и сына (1927). Он родился в Херсоне (07.07.1903), а служил в военно-санитарном поезде № 228.

Что известно об этом поезде? Из воспоминаний: «Говорили, что их поезд ангелы охраняют. Много шедших позади и впереди поездов обстреливали и бомбили, а 228-й проносило. А однажды, уже после снятия блокады Ленинграда, 228-й вместе с другими стоял на каком-то разъезде, не доезжая до города. Охраняя эшелоны, солдаты-санитары увидели сигнальную ракету. Разведчик? Сообщение поступило к начальнику поезда, местным властям. Вскоре поезда двинулись, и еще не доехали до станции, а разъезд уже бомбили. Люди рассказывали, что на этом разъезде уже были три братские могилы. Трех санитарных поездов <…> В каждом поезде — до тысячи человек раненых плюс медицинский и обслуживающий персонал. Если кто и выжил, то в такой неразберихе помочь им было трудно» (Люди в Белых халатах).

Сложно представить, сколько за годы войны он увидел страданий. Иосиф выжил, чтобы написать книгу?

Он начал службу в декабре 1941 г., закончил 20.12.1948.

Из мифологической фигуры зубра советской подпольной историографии Антонов постепенно превращался в живого человека с драматической судьбой.

Анархист Бромберг — это он?

Людей с таким ФИО не может быть много, к тому же известны год и место рождения. Продолжаем искать. Находим мало. Но удивительное.  

В феврале 1935 г. были осуждены к пяти и трем годам исправтрудлагерей анархо-мистики Борис Власенко и его супруга Евгения. На допросах Евгения сообщила: «В Москве живет знакомый по Ташкенту, бывший ссыльный анархист Бромберг Иосиф Лазаревич. Уехал он в г. Москву раньше нас, с ним знакомство поддерживаем. Больше никого знакомых по Ташкенту в городе Москве я не знаю» (Орден тамплиеров 2003). Об этом же — в допросе Бориса Власенко.

О других упомянутых анархистах в книге «Орден российских тамплиеров — II» приведены довольно подробные сведения, но о Бромберге сказано лишь «ссыльный анархист в Ташкенте».

Это едва ли бакинский Бромберг — столь быстрое превращение из ташкентского ссыльного — через Москву — в бакинского красноармейца и рекордсмена по штанге очень трудно представить. Да и слишком он молод. Херсонскому Бромбергу нужно было из ссыльного анархиста стать лейтенантом РККА. Тоже неочевидный путь, но более правдоподобный. Во время войны толковые люди ценились, и, бывало, становились офицерами даже без среднего образования. Или звание присвоила ему военная кафедра вуза? Как и бывший ссыльный, отец эвакуированной Аси Бромберг перед войной, вероятно, жил в Москве, ведь там работала (и жила с детьми на ул. Кирпичной) Ида. Но не будем исключать и почти невероятное: анархист — третий полный тезка с тем же редким ФИО, больше никак не вошедший в интернет-анналы…

Попробуем что-нибудь узнать о членах семьи Антонова. 

Родные

Ида перед войной работала учительницей в московской школе № 324. Школа была в Колпачном переулке 4, рядом с Покровкой и Чистыми прудами. Мужская школа с изучением испанского языка. До революции там была частная гимназия Любови Вяземской, где учились Эльза Триоле и ее старшая сестра Лиля Брик. В этом трехэтажном здании с мансардой сейчас бизнес-центр и гостиница Арум.

О Валентине ничего интересного не находим. О Стасе Хорошей расскажем позже.

А чем известна младшая сестра Иосифа — Мера? Ее называли также Мэри. Она занималась французской литературой и составила сборник контрольных заданий по французскому языку (160 часов занятий, с методическими указаниями), выдержавший несколько изданий. Работала в 1963–74 гг. в «Иностранке» — Всесоюзной библиотеке иностранной литературы: заведовала читальным залом по иностранным языкам. В старом московском справочнике мы нашли ее адрес: она жила в артистическом доме на ул. Черняховского. Этот адрес стал нашей надеждой, которая оправдалась.  

Квартира на Черняховского

Мы долго не использовали адрес Мэри, наученные горьким опытом. Меня постигла неудача. Найдя профили Антона (внука Антонова) на facebook и LinkedIn, я обратился к нему с досадной поспешностью, не описав толком целей обращения, и не получил ответа. Затем пару раз писал ему подробнее, но Антон не ответил (впрочем, все эти сообщения могли просто не дойти; лишь в конце 2024 г. контакт с Антоном стал налаживаться; о псевдониме своего деда он впервые узнал от меня). После этого мы решили, что будем тревожить возможных родственников Мэри на Черняховского только почувствовав уверенность, что вызовем их позитивную реакцию.

Когда такой момент наступил, Г.Р. поехал на Черняховского. Я был не в Москве, поэтому вся офлайн активность досталась ему. Дверь вначале не открыли, но потом пришли жильцы. Это была молодая семья из Казахстана. От них Г.Р. узнал телефон хозяина квартиры. Им оказался Юрий, внучатый племянник Мэри и Иосифа. Мы уже знали благодаря сайту MyHeritage, что у Иосифа и Мэри были еще брат Александр и сестра Ева. Юрий Галкин — внук Евы. Соблюдая наш принцип, Г.Р. позвонил ему лишь через некоторое время — когда почувствовал, что разговор получится. Юрий пригласил его в гости. И пообещал подарить чемодан Иосифа с бумагами.

Семья Иосифа, расстрел брата, смерть отца

13 февраля 2024 г. Г.Р. слал мне фото из квартиры Юрия (не на ул. Черняховского) в реальном времени. Живописный портрет Мэри на стене. Фотографии ее брата Александра и Эмиля Гилельса, его близкого друга. Вся семья была музыкальной, Александр играл с Эмилем в четыре руки (значит, уровень владения инструментом позволял) и был его врачом. Ему первому Гилельс играл многие разученные вещи.

       Рис. 6. Дом Бромберга на ул. Дворянской (позже — Советской) в Херсоне

Фотографии дома Бромбергов в Херсоне и его детальный план. Чтобы найти его, Юрий, архитектор, приложил немалые усилия. Мы уже знали, что у Лазаря, отца Иосифа, выросло не четверо детей, а одиннадцать: семеро — от первой жены, умершей рано. Она была старшей сестрой матери Иосифа и Мэри. Мэри в семье звали Томой, Тамарой.

Лазарь был купцом 1-й гильдии и почетным гражданином Херсона. Он учредил профессиональное училище и субсидировал обуче­ние в нем для малоимущих. В 1-м этаже его дома (на ул. Дворянс­кой, позже — Советской, рядом с Привозом) был галанте­рейный магазин, товар привозили из Польши. Дом, первоначально со статуями в двух нишах второго этажа, остался на фотографиях Дворянской, но здесь приведем советскую акварель (?), где он уже достаточно потрепан (рис. 6). Впрочем, и в конце 2024 г. он был, по свидетельствам, в неплохом состоянии. Напротив стоял дом купца Эля Вайсбейна, и старшие дети Лазаря дружили (и лазали за яблоками в соседний сад) с тоже Лазарем, племянником купца — будущим Леонидом Утесовым.

Далее Г.Р. прислал листок, где рукой Томы записаны имена всех детей и внуков Лазаря. На следующих листках она рассказывает краткую историю семьи. Трагический отпечаток на нее наложило страшное событие периода Гражданской войны, которое я изложу словами Тамары, чтобы ничего не исказить. «Когда в Херсон пришли “красные”, то они, разгромив наш магазин и дом, собирались “забрать” отца, но узнав, что у него 11 детей, вместо него “в заложники” забрали самого старшего сына Яшу. На следующий день братья Гриша и Витя пошли узнавать о судьбе старшего брата. Оказалось, что его ночью расстреляли с другими заложниками. Когда папа об этом узнал, с ним случился удар (так говорили в семье), он долго болел и уже не поднялся. Умер он в 1922 г.»

Он прожил 61 или 62 года.

Содержимое чемодана. Книга

А что с обещанным Юрием чемоданом? Г.Р. привез его домой. В нем — подобранные по годам газетные вырезки — с 1949 по 1973 г., более поздние вырезки и газетные листы, очень много перепечатанного на машинке и даже переписанного от руки (например, «Крутой маршрут» Евгении Гинзбург) самиздата. И… Книга! Иосифа! Машинописный экземпляр. Связь параллельного мира моего детства с реальностью восстанавливалась…

Когда Г.Р. начал присылать мне эту книгу лист за листом, я понял, что это не та рукопись, которую мы читали в 1973 году. Во-первых, она датирована 1976 годом. Во-вторых, знакомая мне книга в основном описывала и трактовала события, предшествовавшие Великой Отечественной войне: дипломатические переговоры 1939 года, подписание советско-германских договоров, начало II мировой войны, финскую кампанию, установление советских режимов в балтийских странах, строительство «линии Молотова» — укреплений на новой границе и разоружение «линии Сталина», оказавшейся  далеко в тылу (этих условных названий в книге могло не быть), предупрежде­ния о планах германского нападения и реакцию на них, сосредоточение войск на новой границе и, наконец, июнь 1941 г. — нападение Германии на СССР и события последующих недель. В новой же книге рассматриваются вопросы, касающиеся: соотношения войск и количества военной техники армий Германии и СССР, советского плана войны, главных причин поражений Красной армии в 1941 г. и победы Советского Союза в войне против Германии.

Эта книга обозначена как «Вторая тетрадь. Главы ІХ-ХІХ и приложение» и выглядит продолжением первой. У нее два титульных листа: на одном имя автора — И. Л. Бромберг, на другом — Д. Антонов (рис. 7).

 Рис. 7. 1-й и 2-й титульные листы второго тома книги И. Л. Бромберга (машинопись). Этот том, и не только он, опубликован здесь: https://archive.org/details/d.-antonov-book

Второй титульный лист добавлен: это единственный в книге лист 1-го экземпляра, остальное напечатано под копирку: экземпляр, вероятно, 2-й или 3-й.

Значит, был и 1-й экземпляр книги. И, вероятно, не менее двух экземпляров первого тома.

Итак, книга, оказавшаяся в наших руках, начинается с гл. IX, с 218-й страницы. Название этой главы: «Советская историография о материальном превосходстве германской армии как о главной причине поражения Красной армии в начальный период Отечественной войны».

Книга: проступающие черты автора и первое впечатление

Читаю текст. Черты автора проступают между строк. Он отлично понимает природу сталинской власти. То, что это персоналистский режим, состоящий в особых отношениях с правдой. В его мифологии гениальный лидер не ошибается и все делает во благо народа. Эта «истина» требует постоянных подтверждений. Планка поставлена так высоко, что у системы нет другого выхода, как говорить только то, что ей выгодно. Но коллективизация, ГУЛАГ, война принесли колоссальные страдания, а потоп славословий вызвал отторжение у многих думающих людей. Нужное мифологии систематически расходится с правдой, и, как у всех подобных режимов, она замещается пропагандой. Практикой системы становится пытками принуждать людей оговаривать себя и других; для расстрела она придумывает эвфемизм «10 лет без права переписки». Если же какой-то факт подтверждает ее мифологию, его, как не сгнивший зуб, обтачивают до полной потери сходства с оригиналом.

Поражения Красной армии в начале войны — катастрофа, требовавшая от системы объяснения. Антонов изучает, как это делалось, и имя подлежащее в названии IX-й главы — «историография». Ее задачей было показать подавляющее превосходство врага. Численные данные о германской армии были доступны в работах немецких авторов: Б. Мюллера-Гиллебранда и других. Аналогичные сведения о Красной армии к середине 70-х годов не публиковались. Вместо этого в фундаментальных советских изданиях о войне делалось все возможное, чтобы не позволить сопоставить силы сторон. «Наши историки предпочитают дурачить своего читателя, подменяя эти [реальные] данные такими, которые должны убедить его в том, что поражения, нанесенные немецкими войсками советским вооруженным силам в первый период войны, являлись следствием количественного перевеса сил германской армии» (Антонов 2025). Данные о Красной армии приводились через сотни страниц после цифр, характеризующих армию Германии, причем — лишь отрывочные сведения, не дающие общей картины и призванные подтвердить тезис: «СССР был гораздо слабее». Например, авторы сообщали о количестве советской военной техники лишь самого последнего образца.

Во время войны никто не требует раскрытия всей правды, но по прошествии 20 лет пора понять суть произошедшего и проработать ошибки. В годы хрущевской «оттепели» такие попытки предпринимались, но идеологический поворот второй половины 60-х положил им конец. Так, книга А. М. Некрича «1941, 22 июня», вышедшая в «Науке» в 1965 г. (Некрич 1965), в 1967-м была изъята из библиотек, где нет спецхранов, и уничтожена, а автор ее — исключен из КПСС. Составленная Л. П. Петровским «краткая запись» обсуж­дения книги Некрича в Институте марксизма-ленинизма при ЦК КПСС 16 февраля 1966 г., см. (Петровский 1995), хранится в чемодане Иосифа, полученном нами от Юрия Галки­на. Другой чемодан был у него всегда наготове — чемодан, собранный на случай ареста.

Цель Антонова — восстановить скрываемую правду о войне, несмотря на отсутствие перспектив публикации ее в СССР. Он согласен с мыслью Некрича «Там, где неограниченная власть, там могут быть неограниченные ошибки». Больше того, — преступления: государства могут быть по природе преступными. В отличие от Некрича, он не коммунист, его не сковывают «верность делу Ленина» и партийные решения. Одна из конкретных задач, которую он ставит, — собрать рассыпанные по разным источникам прямые и косвенные данные, включая выдающие правду обмолвки, и, комбинируя их, верифицируя одни посредством других, проводя необходимые вычисления, восстановить картину — понять, как соотносились силы сторон в войне. То есть вывести пропаганду на чистую воду, пользуясь ею самой — оплошностями, проскальзывающими сквозь ее решето. Это составляет содержание первой трети, полученной нами от Юрия Галкина книги. Автор — расследователь по открытым данным 60-х годов: «Попытаемся, пользуясь опубликованными в нашей печати отрывочными материалами, разбросанными по различным изданиям, сопоставить данные…» (Антонов 2025: 8). Полученные выводы почти не отличаются от приводимых в некоторых работах, написанных на основе архивных данных, ставших доступными позже.

Вторая треть книги — обсуждение содержания понятия «план войны» и столь же скрупулезное, как в отношении сил и вооружений, исследование — по мемуарам, речам, документам, обмолвкам — того, что известно о советском плане войны, разрабатывавшемся и корректировавшемся на протяжении многих лет, но не публиковавшемся. Здесь также выводы автора имеют прямые аналоги в последующей литературе, о чем позже.

Последняя треть, включая приложение — попытка ответить на два вопроса: о причине поражений советских войск в начальный период войны и о главном факторе победы Советского Союза в войне против Германии.

Таким образом, книга посвящена ключевым вопросам истории войны. Вопросам, которые непременно задаст гражданин, пытающийся разобраться в прошлом своей страны.

Раздел «Резюме» подводит итог книге и, возможно, даже теснее связан с первым томом.

Мы начинаем подготовку рукописи к печати. Фотографирование, распознавание и наиболее трудоемкое — исправление ошибок в распознанном. Форматирование, где самое сложное — таблицы, во множестве присутствующие в тексте: их машинописная форма подвернувшимися нам программами не распознается, приходится оформлять их заново.

Мотив автора и сохранение книги

Мотив автора — восстановление правды из напластований пропаганды. Правды о самом кровавом событии XX века.

Книга писалась, как тогда говорили, «в стол» — без перспектив публикации. Если бы Антонов отдал ее в самиздат, за ним скорее всего пришли бы, поэтому ее читали лишь ближайшие родственники и друзья. Во второй половине 70-х его сын Валентин с женой и сыном Антоном эмигрировал в США. Но нет сведений о том, что Иосиф пытался передать книгу за рубеж. Ее обнародование было бы опасно не только для него, но и для Стаси, работавшей в одном из центральных архивов. К тамиздату советская власть по известным причинам относилась даже более нервно, чем к самиздату.

Но если Антонов не видел возможности опубликовать книгу при жизни, он, вероятно, позаботился о ее сохранении до лучших времен. Экземпляр второго тома, полученный нами от Юрия, хранился у Тамары (Мэри), самой младшей из сестер и братьев автора. Почему у Юрия не было первого тома?

При втором визите, в мае 2024 г., Г.Р. задал ему этот вопрос. Юрий ответил, что, да, он читал 1-й том. Но была какая-то давняя странная история с «пропажей». Он подразумевал некое внешнее вмешательство. При этом из пропавших предметов упомянул эмигрантские русскоязычные газеты.  Отсутствие 1-го тома книги Антонова было замечено позже, и теперь Юрий допустил его связь с тем же эпизодом. У нас есть еще одно независимое упоминание этого эпизода — от внучки гражданского мужа Тамары, который работал в свое время радиотехником в Исполкоме Коминтерна (а также в Управделами ЦК ВКП (б) и Дипломатической академии МИД) и был, вероятно, частым собеседником Иосифа. Большего мы пока не знаем и уже не зададим Юрию новых вопросов. 14 августа 2024 г. Юрий Яковлевич умер. Мы чувствуем к нему огромную признательность за теплый прием и книгу.

Где же искать первый том? Кроме Томы, книга должна была храниться у Стаси (Бромберги звали ее Асей). В 1980 г. она рассталась со Святским и переехала в Ленинград к человеку, которого давно знала и с которым хотела связать судьбу; он за несколько лет до этого овдовел. Ася пережила его на десять лет и умерла в 1993 г. Что стало с ее архивом?

Следы и жизнь книги в Петербурге

Большая семья Бромбергов еще в начале 20-х гг. разделилась на московскую и петроградскую части. В Херсоне не осталось никого. Иосиф (Антонов) входил в петроградскую ветвь, но об этом позже. Я нашел контакты Ирины Григорьевны, племянницы Иосифа, тоже из этой ветви, и связался с ней.

Ирина, как и Юрий, оказалась очень дружелюбной, даже теплой, и открыла нам новые горизонты поиска.

В последние годы она была самым близким Асе человеком. И да, Ася оставила ей книгу Иосифа!

Через пять лет после ухода Аси, примерно в конце 1998 г., Ирина передала книгу своему приятелю со студенческих лет — известному питерскому историку профессору В. С. Измозику. Владлен Семенович — специалист по советскому периоду, в основном — по истории спецслужб и репрессий. Вроде бы, по словам Ирины, он напечатал отрывок из книги в историческом журнале «Клио», заместителем главного редактора которого является.

Я прошу Ирину Григорьевну связаться с В. С. Измозиком и попросить у него книгу, и она звонит ему. Владлен Семенович берет неделю на поиск в своем архиве, но по прошествии этой недели извещает, что книгу не нашел, и, похоже, ее нет.

Он выдвигает две версии. Первая: он давно отдал ее кому-то из знакомых специалистов по военной истории. Вторая версия появляется чуть позже, и Ирина говорит о ней так: у него маленькая двухкомнатная квартирка, заваленная бумагами и книгами, уже почти не оставляющими места для жизни ему и его жене. Время от времени ему приходится проводить чистку, избавляясь от того, с чем можно расстаться. Жертвой одной из таких чисток и могла стать книга Антонова. 

Я передаю В. С. через Ирину просьбу продолжить поиск, а также постараться вспомнить, кому книга могла быть отдана. Это ничего не дает, и тогда с согласия Владлена Семеновича я звоню ему.

В разговоре он выдвигает гипотезу, что мог отдать книгу Р.Ш. Ганелину, своему покойному учителю. Но, взяв с полки книгу Ганелина (вероятно, книгу (Ганелин 2010), где автор пишет о планах Гитлера (май 1939) разгромить Польшу, Англию и Францию, используя для наращивания экономической и военной мощи ресурсы СССР, а затем разгромить и СССР, и о том, что пакт 23 августа развязал Гитлеру руки и помог в продвижении этих планов), вышедшую после предполагаемой передачи рукописи, и не обнаружив в ней ссылок на Антонова, категорически отбрасывает это предположение. Позже, отвечая на мой вопрос, он пишет, что вспомнить, кому передана книга, скорее всего не удастся, и это выглядит намеком, что основной все же стоит считать вторую версию.

Клио

Если путей к первому тому пока нет, найдем хотя бы отрывок, опубликованный в «Клио».

В сети давние номера журнала представлены выборочно. Нужный нам отрывок отсутствует. Но он указан в каталоге Государственной публичной исторической библиотеки России: «Антонов Д. Некоторые вопросы истории Второй мировой войны. Клио (СПб), 2000, N1, С. 280–291» (Антонов 2000). В сети из этого номера есть лишь пять других статей. Г.Р. едет в библиотеку и находит статью.

Отрывок называется: «Глава III. Почему советское правительство сорвало переговоры о Пакте взаимопомощи с Англией и Францией и заключило Договор о ненападении с гитлеровской Германией». Я помню эту часть. И это первый текстуальный привет из прошлого.

Г.Р. переснимает статью, и я вижу в сноске: «Продолжение. Начало см. Клио, 1999, № 2». Г.Р. возвращается в библиотеку, которая уже закрывается. Для него вскрывают хранилище.

Название второго отрывка: «Глава VIII. «Еще один шаг Сталина в реализации условий секретного протокола — попытка вооруженного захвата Финляндии. А. От дипломатического наступления к военному нападению на Финляндию» (Антонов 1999). Это часть А главы VIII. Авторского теста здесь мало: в основном документы, фразеология и лексика которых чрезвычайно красноречивы.

Публикацией этих отрывков журнал открывает новый раздел: «Рукописи прежних времен» — для работ, не публиковавшихся ранее из-за цензурных ограничений. Но, похоже, и закрывает: других статей этой рубрики нам найти не удалось; правда, мы имеем доступ не ко всем выпускам.

И — тонкое, глубокое, точно выверенное предисловие В. С. Измозика. Он называет книгу Антонова «поистине огромным трудом, ставшим памятником свободной мысли» (мог ли он этот «памятник» потом отправить на свалку?). Почему «поистине огромным», если это два тома общим объемом 439 страниц машинописи — не так уж много?

Приведу поразительные отчасти выдержки из предисловия к отрывку (Антонов 1999), отвечающие и на этот вопрос.

Из предисловия В.С. Измозика к главам из книги Д. Антонова (Антонов 1999: 266)

Ниже — часть предисловия Измозика, относящаяся непосредственно к Антонову.

Родившийся в многодетной семье (11 детей), юноша в начале 20-х гг. уехал учиться в Петроград. Там он поступил в Педагогический институт им. А. И. Герцена на факультет общественно-социальных наук. Но окончить вуз ему не удалось. За принадлежность к одной из групп анархистов Иосиф Лазаревич был арестован и сослан в Среднюю Азию. Через некоторое время по ходатайству Е. П. Пешковой был освобожден, но остался в тех краях. Работал в экспедициях.

С 1931 г. И. Л. Бромберг жил и работал в Москве в различных научных учреждениях экономистом. В годы Великой Отечественной войны был в армии. Закончил войну в звании майора. Последним местом его работы был Гипромедпром. Показателем отношения к нему сослуживцев является конструирование и изготовление специального прибора «очки-бинокль». Дело в том, что у Иосифа Лазаревича было плохое зрение, писать и читать без специального приспособления ему было крайне трудно.

Тем не менее, выйдя на пенсию, он приступил к написанию огромного исторического труда. Всю жизнь он не просто интересовался, а серьезно изучал доступную ему экономическую и историческую литературу. Известно, что в период учебы в институте его яркие выступления на семинарах привлекали внимание окружающих. Позже он попытался перенести на бумагу свои размышления об одном из самых трагических и великих событий ХХ в. — Второй мировой войне.

Работа продолжалась с 1968 по 1975 г. Итогом ее стали 2479 машинописных страниц, или примерно 80 печатных листов, переплетенных в 9 тетрадей. Общее название «Некоторые вопросы II мировой войны. Легенды и действительность». Автор подписал свой труд псевдонимом Д. Антонов.

Исследование написано абсолютно свободным в интеллектуальном плане человеком. Одной из поразительных черт его является то, что Иосиф Лазаревич пользовался только опубликованными в СССР источниками, но при этом умел извлекать из них такую информацию, которая позволяла ему делать выводы, совершенно недопустимые для тогдашней советской исторической науки. В частности, в 1972 г. он писал, анализируя переговоры СССР с Англией и Францией летом 1939 г.: «…переговоры с западными державами должны были содействовать достижению главной цели советского правительства — заключению договора с Германией <…> тройственные переговоры, угрожая Гитлеру возможностью военного соглашения западных держав и СССР, служили советскому правительству средством шантажа, направленного на то, чтобы заставить Гитлера сначала откликнуться на советскую инициативу, а затем искать соглашения с Советским Союзом».

Таким образом, то, что не мог написать А. М. Некрич в книге «22 июня 1941 г.», то, о чем заговорили советские историки лишь в 1990 г., писал за много лет до этого пожилой человек в одной из московских квартир, сознавая, что «в настоящее время всему изложенному в этом очерке закрыт доступ в открытую печать нашей страны».

2479 машинописных страниц, переплетенных в 9 тетрадей

Самое удивительное в этой выдержке — «2479 машинописных страниц,  <…> переплетенных в 9 тетрадей». «Тетрадями» Антонов называл тома своей рукописи. Мы не можем считать эти цифры случайной ошибкой. Ее появление было бы трудно объяснить. Нумерация глав и страниц, мы знаем это по второму тому, была сквозной. Он завершался 439-й страницей. Следовательно, на тома с 3-го по 9-й приходилось 2040 страниц — в среднем по 291 странице на каждый. Во втором томе отмечены несколько вопросов, которые автор обещает рассмотреть в дальнейшем. Время на это было, и работа, очевидно, не останавливалась. Ирина Григорьевна рассказывала, что каждый раз, когда она приходила в квартиру Иосифа и Иды (с полом на уровне земли или чуть ниже), она видела его в маленькой комнатке за письменным столом — он работал. Тома́ рукописи готовились последовательно, и не было теперешней возможности снабдить ранний текст ссылками на последующие. Но к моменту, когда на титульном листе 2-го тома было напечатано «1976 г.», по-видимому, существовали черновики нескольких следующих.

Куда пропали семь томов, начиная с 3-го? Это загадка. Ирина Григорьевна и Владлен Семенович говорят о передаче двух томов, но не девяти. Привезла ли Ася все девять томов с собой в Ленинград, а если нет, у кого они могли остаться в Москве? Не постигла ли их «пропажа», как пропал у Томы первый том? Мы пока этого не знаем.

Что случилось с архивом Аси, когда ее не стало? Квартира 23 года сдавалась дальним знакомым. Как во многих «хрущевках», там была темная комнатка-кладовка, где, возможно, все эти годы оставались Асины бумаги. В 2016 г. квартира была продана. К сожалению, близкие люди не смогли участвовать в подготовке ее к продаже. По воспоминаниям, квартира была освобождена от вещей, то есть бумаги Аси не сохранились. Вот так.

Каким был резонанс публикации полутора глав книги Антонова и рассказа В. С. Измозика о нем? Нулевым. Мы не нашли ни одной ссылки на нее. Владлен Семенович не помнит обсуждений книги Антонова со специалистами по II мировой войне, но отмечает, что коллеги высказывали «восхищение человеком, писавшим в стол столь профессионально без всяких архивов». И сетует: «Как зам. главного редактора <…> могу признать, что “Клио” не самый читаемый журнал».

Оставшаяся, не приведенная выше часть предисловия не менее интересна. Но откуда В. С. Измозик знал все изложенное? Ирина Григорьевна, по ее словам, почти ничего об авторе книги ему не рассказывала, да и сама многого из этого не знала. Владлен Семенович источника информации не помнит. У меня есть единственное предположение. В этих данных есть личное, известное лишь ближайшим людям. Например, рассказ про «очки-бинокль» и упоминание ярких студенческих выступлений. Дочь Ася была опытным архивным работником. Я думаю, что она составила справку об отце и вложила ее в книгу.  

Арестован за принадлежность к анархистам

Предисловие Измозика подтверждает нашу гипотезу: Бромберг, общавшийся в Ташкенте и в Москве с анархистами-мистиками Борисом и Евгенией Власенко — это Антонов! Он был арестован и сослан в Среднюю Азию за связь с анархистами. Следственные дела, вероятно, сохранились. Поднять их я прошу В. С. Измозика, одного из самых вдумчивых специалистов по советским репрессивным органам. Он обещает сделать это, но после того, как закончит срочные дела.

В предисловии Измозика еще несколько вещей привлекают мое внимание. Во-первых, неверно указан год рождения Иосифа: не 1903-й, а 1902-й. Тут Ася едва ли могла ошибиться, но это могло быть опечаткой журнала. Во-вторых, — фраза «закончил войну в звании майора». Для этого лейтенант Бромберг должен был получить три повышения. На военных сайтах об этом ничего нет. Проверить можно в ЦАМО («учетно-послужная картотека, шкаф 26, ящик 7»). В-третьих, «был освобожден по ходатайству Е. П. Пешковой». Кто просил ее об этом? На каком основании? Сильно ли была сокращена его ссылка? Такое случалось. Например, Марию Шефер (жену революционера Павла Лазимира) освободили по ходатайству Е. П. Пешковой, к которой обратилась ее дочь. А за Иосифа могла хлопотать мать. Это лишь предположение. Слова Юрия Галкина: «Горький просил за две херсонские семьи».

Иосиф и его близкие

Взглянем на лица его ближайших родных (рис. 8, 9). Фото любезно предоставила Алла, сестра Юрия. Но познакомил меня с ней не он, а Катя, дочь Ирины Григорьевны. Эти фото — из альбома, посвященного семье Бромбергов, который Алла составила, опросив все не прервавшиеся ветви семьи.

Рис. 8. Слева направо: И. Л. Бромберг (Д. Антонов); Тома (Мэри), Иосиф и Ася (Стася); Валентин, Ася, Иосиф (на ВДНХ)

Рис. 9. Александр Бромберг (младший брат Иосифа), Тома, Ася, Ида и Иосиф: во дворе их дома. В Херсоне был дом на Дворянской (позже Советской), тут — Первая Мещанская, воспетая Высоцким.

А что говорят об Иосифе его племянники, включая внучатых?  Они отмечают три черты. Во-первых, погруженность в работу и связанную этим редкость его участия в посиделках большой семьи. Во-вторых, твердость убеждений: семье они были известны. В-третьих, мягкий юмор, веселый нрав и простоту: детям с ним было особенно легко.

Петроград

Как все начиналось?

Закончив в Херсоне в 1919 г. школу 2-й ступени, Иосиф вливается в ряды пролетариата: с февраля 1920 по август 1921 г. года работает прядильщиком и ткачом на херсонской текстильной фабрике. Это путь к интеграции: сына купца первой гильдии ничего хорошего в советской России не ждет. На фабрике он «ведет культурно-просветительскую работу» и, от Губнаробраза, — «политико-просветительскую работу в сиротских домах». В октябре 1921 г. приезжает в Петроград и поступает на общественно-историческое отделение Педагогического института им. Герцена. Из его заявления о зачислении: «Ввиду того, что я был задержан в дороге, я не мог своевременно подать заявление о моем зачислении» (ЦГА СПб, ф. Р-4331, оп. 1, д. 249, л. 1). Причина задержки (задержания?) нам неизвестна. Опоздание — более, чем на месяц.

До 1923 г. получает госстипендию. С 1923 по 1924 г. «добывал средства жизни физической работой» (цитирую его заявление с просьбой о зачислении на 4-й курс после первого ареста (ЦГА СПб, ф. Р-4331, оп. 1, д. 249, л. 1)). С января по 29 мая 1924 г. «читал лекции (от Губполитпросвета) по обществоведению на… курсах для взрослых им. Радищева». Там же читал курс «Проблемы германской революции» и «организовывал семинарий по истории революционного движения в России». «Кроме всего указанного выше читал в Школе высшего Комсостава милиции курс Исторического материализма» (ЦГА СПб, ф. Р-4331, оп. 1, д. 249, лл. 3–4).

Нагрузка, прямо скажем, профессорская. И студент-недоучка, читающий курс лекций высшему комсоставу милиции — сейчас это кажется забавным, но в те годы таким не было. Пишу о его занятиях подробно, потому что это пролог к последующим драматическим событиям. 29 мая 1924 г. указано выше не случайно.

29 июля 1923 г. он едет в Херсон на пару месяцев. В этом же году мать с дочерями Евой и Томой переезжают из Херсона в Москву. Возможно, Иосиф их сопровождает.

Что еще важно? Он знакомится с Идой. На 1-м курсе ему 18, ей не исполнилось и 16. На занятия она не опоздала.

Она родилась в Велиже Витебской губернии. Отец ее по неко­торым данным имел отношение к сапожному делу. Еще в июне она отправила заявление в Университет: просила зачислить ее на 1-й курс естественно-научного факультета. «В случае отсутствия вакансии — зачислить на физико-математический». Ее «Дело» (ЦГА СПб, ф. Р-7240, оп. 5, д. 4552) — в папке «Императорскаго С-Петербургскаго Университета» (рис. 10): при дефиците тех лет не выбрасывать же папки! В июле она шлет заявление также в Педагогический институт им. Герцена: прошу зачислить меня студенткой 1-го курса Отделения естественных наук. И принята на это отделение — на химический цикл (ЦГА СПб, ф. Р-4331, оп. 1, д. 2349, лл. 1, 4).

Рис. 10. Дело Иды Хорошей в Петроградском Университете

На третьем курсе Ида и Иосиф — семья.

Первый арест: «индивидуальные собеседования» или лидер подпольной группировки?

29 мая 1924 г. — день проверки (аттестации) курса Иосифа. Он приходит, и его не аттестовывают, а арестовывают. Данные об этом — в деле П-16389 (АУФСБ РФ по СПб и ЛО), изученном В. С. Измозиком.

Из анкеты: Жена — Ида Александровна Хорошая.

Из допросов Иосифа.

Вопрос: Политические убеждения?

— Никаких.

Вопрос: Укажите знакомых студентов.

— По Институту близко знаком: 1) Заболоцкий Николай — жили вместе в одной комнате в общежитии (Каменноостровский, 66); 2) Димант.

Николай Заболоцкий учился тогда в институте Герцена. Вера Димант — сестра матери нашей Ирины Григорьевны. Отметим: Иосиф называет лишь двух студентов, близкое знакомство с которыми лежит на поверхности. Кроме того, Вера — по убеждениям пламенная большевичка. По тем временам родственное знакомство с ним ее не компрометирует. В конце 30-х она будет репрессирована как жена расстрелянного офицера из штаба Тухачевского.

Ответы на другие вопросы.

— Об анархической группировке ничего не знаю.

— Подпольной деятельности не признаю.

Вопрос: Какие были связи с «Голос труда»[3]?

— Приходил в магазин и покупал книги <…> С Марией Вегер знаком не был.

Вопрос: Дайте характеристику Н. Заболоцкого.

— Н. Заболоцкий поэт.  <…>В политическом отношении ничего из себя не представляет.

Вопрос: Дайте характеристику Бомштейна Лазаря (двоюродного брата Иосифа).

— В политическом отношении ничего из себя не представляет.

Из допроса свидетеля М. И. Волкова.

— С 20.12.1923 мною была сдана комната студенту Бромбергу И. Л. Вел себя тихо и скромно.

Позиция арестованного абсолютно ясна: ни он, ни его знакомые ни в чем противозаконном не замешаны. Однако ОГПУ [Объединенное государственное политическое управление] свое дело знает: «В Институте им. Герцена имеется небольшая группа анархического характера. Группируется около студента Бромберга И. Л. Бромберг свои анархические взгляды высказывает смело. Круг знакомств ограничен. Открыто нигде не выступает, а пропагандирует свои идеи анархизма путем индивидуального собеседования».

В деле есть показания двух студентов. Сапелов: «В Ин-те имел связь с анархистами Бромбергом, Пономаревым, Цветковым». Пономарев: «В Федерацию анархистов вступил в 1921 г. <…> В 23 г. организовали с Бромбергом в Пед. Ин-те кружок».

Из обвинительного заключения от 10 июля 1924 г.: «Орг-я Бромбергом и Пономаревым в Пед. Ин-те им. Герцена анархо-подпольной группировки, до 10 чел. Руководителем группы являлся Бромберг, связан с Инициативным бюро Ленинградской орг-ии: Флешин, Стаймер, Полозов, Олонецкий Алексей. Связь с меньшевиками. На допросе [Бромберг] давал ложные показания. Предложение: выслать в отдаленную местность на три года» (АУФСБ РФ по СПб и ЛО, д. П-16389, л. 32–32об.).

Есть признаки раздувания значимости — любимого занятия органов: от «индивидуального собеседования» и «ограниченного круга знакомств», т.е. локальной инициативы к «руководству подпольной группировкой», связанной с Инициативным бюро Ленинградской организации анархистов, что есть, несомненно, опасная антисоветская деятельность.

Поворот в деле

25 августа 1924 г.: приходит запрос из Москвы. Начальник СО [Секретного Отдела] ОГПУ Т. Д. Дерибас, начальник 1 отделения [оно занималось анархистами] СО А. Ф. Рутковкий — И. Леонову, нач-ку ЛГО [Ленинградского Губотдела] ОГПУ: «По имеющимся в СО ОГПУ сведениям анархисты считают Бромберга провокатором. Что послужило поводом к подозрениям, не знаем. Считает ли отдел целесообразным его высылку при создавшихся условиях?» (АУФСБ РФ по СПб и ЛО, д. П-16389, л. 35).

Идея стара. Если в стане оппозиции — раздор, надо его разжечь. Лучше всего — если убьют своего. Тогда без лишних хлопот можно разгромить и скомпрометировать весь их круг и дискредитировать анархистские идеи. А если подозреваемый, и правда, будет сотрудничать, — тоже результат.

Как Иосиф готов сотрудничать, мы видели по его ответам. По имеющимся данным, он не называет ни Пономарева, ни Сапелова, указавших на него. Объем сообщенного им компромата на кого-либо равен нулю.

1 сентября 1924 г.: ответ на запрос из Москвы. И. Леонов: «Бромберг И.Л. сотрудником Губотдела не был. Слухи о нем как о провокаторе в ДПЗ среди студентов-меньшевиков. В случае его освобождения анархисты решили его убить. <…> что послужило поводом к подозрениям, в настоящее время выяснить не представляется возможным. <…> ЛГО ОГПУ находит более целесообразным для пользы дела оставить его в Ленинграде, отменив наше предложение о высылке его на три года».

Именно так. Он не сотрудничал ни с центральными, ни с ленинградскими органами. Делает все, чтобы никого не подставить. И если его убьют, со всех сторон будет только польза. Нецелесообразно его высылать.

Ему говорят: пишите расписку о непричастности впредь. Иосиф пишет: «Даю настоящую подписку уполномоченному ГПУ т. Иванову в том, что я обязуюсь впредь не вести никакой антисоветской работы». Согласно его заявлениям и ответам на вопросы, он и раньше ее не вел.

19 сентября 1924 г. Бромберга И.Л., просидевшего под стражей последние дни мая, все лето и более половины сентября, выпускают на свободу (АУФСБ РФ по СПб и ЛО, д. П-16389, л. 45).

На свободе

Если бы не было слуха о провокаторстве, его следовало бы выдумать. А может, это и был чей-то блестящий ход? Никаких подтверждений тому нет. Но никто его после освобождения не убивает, мало того, его авторитет в анархистском движении, по данным ОГПУ, только растет.

Это указывает на отсутствие у слуха фактической основы. Возможно, корень его —чья-то неприязнь (она нередко бьет через край в активистской среде; известны и случаи физического насилия между анархистами, например, в Ташкенте) либо недоразумение. По мнению одного из исследователей анархистского движения, с которым переписывался Г.Р., подозрения вызвало то, что Иосифа арестовали лишь через полтора месяца после большой облавы на ленинградских анархистов, учиненной в ночь с 9 на 10 апреля 1924 г. (Анархистские движения 2021: 276–278). Но они не знали, что ордер на его арест был выписан еще 19 апреля: ОГПУ могло «выгребать остатки» на основании данных первых допросов. Иосиф был арестован значительно позже, т.к. после большой апрельской облавы выехал в Москву и скрывался там (АУФСБ РФ по СПб и ЛО, д. П-16389, лл. 1а, 2).

Собственно, слух о его сотрудничестве с ОГПУ опровергается перепиской ленинградских и московских чекистов: этот слух удивляет и тех, и других. Во-вторых, слуху о провокаторстве противоречит тактика Иосифа на допросах: не сказать ничего компрометирующего ни о ком, а круг упоминаемых знакомств свести к минимуму. В-третьих, Бромберга не отторгает (а скорее — наоборот) анархистское сообщество. В-четвертых, нигде не упоминается никаких оснований этого слуха.

Последнее относится и к анонимному письму кого-то из анархистов-подпольщиков (возможно, Марии Поляковой) в Берлин Семену Флешину, где этот слух упомянут (IISG, Senya Fléchine Papers, f. 80, «Провокаторы у анархистов»). Вероятно, в этой голословности причина резолюции коллеги Флешина Петра Аршинова, что будет «лишним» помещать письмо в бюллетень русских анархистов, выходивший в Берлине с июня 1924 года.

Был ли Бромберг лидером «подпольной группировки»? Он выбрал общественно-историческое отделение института. Занятия при этом вел по обществоведению, «проблемам германской революции», истории революционного движения в России и историческому материализму. Очевидно, социальное устройство общества было предметом, его более всего интересовавшим. Можно предположить, что он был не в восторге от большевизма и марксизма в целом и искал альтернативу. Из таковых наиболее заметным было тогда анархистское движение, объединявшее целый ряд отдельных направлений.

Иосиф постигал его основы через литературу, отсюда посещения книжного магазина при «Голосе труда». Возможно, там он и попал в поле зрения ОГПУ. Купленным и прочтенным хочется поделиться со знакомыми — студентами института — и обсудить с ними. Вот и «индивидуальные собеседования», упомянутые в деле. Скорее всего, идеи анархизма вызвали у него интерес, отклик.

Было ли что-то большее? Явных следов в деле мы не видим. Но власть уже всерьез взялась за анархистов. Пока — не радикально, поскольку их очень много, и их считают не самыми опасными. Власть выдергивает активистов и тех, на кого те указывают, и, если не к чему особо придраться, высылает их в отдаленные места. Некоторых выпускает «для пользы дела». И вот Иосиф на свободе.

В Институте уже идет учебный год. Он подает заявление в Проверочную комиссию: «Ввиду того, что 29/V (в день проверки нашего курса) я был арестован и провел в предварительном заключении по 19/IX, я естественно не мог явиться [на проверку] ни в один из сроков, указанных в газетах. Теперь, когда я освобожден, прошу подвергнуть меня проверке и перевести на 4 курс нашего факультета». Резолюция: «Отказать» (ЦГА СПб, ф. Р-4331, оп. 1, д. 249, л. 2). Для института такие студенты — лишняя проблема и обуза.

Иосиф не успокаивается. Он пишет подробное аргументированное заявление. «…в день проверки нашего курса я был по недоразумению арестован. Вследствие моей неявки я механически выбыл из Ин-та. Теперь, когда недоразумение выяснилось, и я освобожден, прошу пересмотреть мое заявление и анкету и зачислить меня студентом 4 курса…» (ЦГА СПб, ф. Р-4331, оп. 1, д. 249, лл. 3–4). И далее подробно пишет о своей педагогической работе и учебе – часть этих сведений мы привели выше. 1 октября идет в школу взрослых им. Радищева и получает справку, что он там «состоял на службе» в должности преподавателя обществоведения аж по 1 сентября 1924 г. Эту справку прикладывает к заявлению.

Но его не восстанавливают. Он идет работать в 75-й детский дом. Собственно, не с момента отказа, а со дня освобождения. Еще в Херсоне он работал в сиротских домах.

[1] По известным причинам авторы не могут сообщить свои имена (ред.)

[2] Следует отметить, что «превентивность» вторжения в СССР декларировала нота германского МИДа от 21.06.1941 (Note 1941), врученная 22 июня. В отличие от этого, согласно концепции Бромберга, план «Барбаросса» разрабатывался для достижения целей, отнюдь не сводившихся к упреждению советского удара.

[3] Русская анархо-синдикалистская газета.

Продолжение тут

"Историческая экспертиза" издается благодаря помощи наших читателей.

Хочу помочь журналу