Эммануэль Вагеманс: «Это Достоевский “подвел” меня “под русский монастырь”»
Эммануэль Вагеманс (Emmanuel Waegemans), PhD, заслуженный профессор (emeritus professor) Лёвенского католического университета (Бельгия), славист, педагог, издатель. Email: emmanuel.waegemans@telenet.be.
Книги, опубликованные на русском:
Русская литература от Петра Великого до наших дней. — М.: РГГУ, 2002. — 554 с. — ISBN 5-7281-0563-7. (есть также издания на нидерландском — 5-е изд., французском, испанском, немецком языках)
Петр Великий в Бельгии — СПб.: Гиперион, 2007. — 232 с. — ISBN 978-5-89332-131-9.
Путешествие из Петербурга в Москву. Фотоальбом. — М.: КоЛибри, 2013), — 112 с. — ISBN: 978-5-389-04844-7 (совместно с Вимом Куденисом)
Царь в Республике. Второе путешествие Петра Великого в Нидерланды (1716—1717), перевод с нидерландского В. К. Ронин. — 2-е изд., испр. — СПб.: Европейский Дом, 2017. — 260 с. — ISBN 978-5-8015-0311-0.
Путешествие Петра I по Южным Нидерландам в 1717 году. Образ русского царя в Бельгии, перевод с нидерландского В. К. Ронин. — СПб.: Европейский Дом, 2020. — 272 с. — ISBN 978-5-8015-0407-0.
Дорогой профессор Вагеманс, наш журнал специализируется на исследованиях памяти. В наших интервью мы проверяем гипотезу Яна Ассманна, согласно которой коммуникативная (семейная) память современных людей охватывает только три поколения (промежуток 80–100 лет). Как глубока ваша семейная память?
Я родился и вырос во фламандской семье среднего класса, в которой было восемь детей (четыре мальчика и четыре девочки). Мой отец был предпринимателем, директором небольшой мебельной компании, которая производила мебель по антикварным образцам и носила соответствующее название Pro Antiquo. У членов нашей семьи всегда было много дел, за столом обычно собиралось 12–13 человек (восемь детей, родители, дедушка, служанка, старший подмастерье). В нашем доме всегда было движение. То, что я рос в семье среднего класса, научило меня тому, что всё, что ты делаешь в жизни, должно быть хорошо организовано и окупаться. Моя мама вместе с отцом руководила мебельной компанией, хотя училась она на учительницу. В ее библиотеке я нашел многих классиков фламандской литературы, а также перевод «Преступления и наказания» Достоевского, который произвел на меня большое впечатление, когда мне было 16–17 лет. Я был настолько увлечен миром, созданным автором, что подумал: стоило бы заняться изучением этой страны. Так что на самом деле это Достоевский «подвел» меня «под русский монастырь».
Пытались ли вы разыскать дополнительную информацию о предках в опубликованных или в архивных документах?
Я никогда не интересовался историей своей семьи. Для меня семейная память не выходит за рамки одного-двух поколений. Когда я смотрю на старые семейные фотографии, я не всегда могу опознать лица. Я иногда думал о том, что стоило бы заняться генеалогией своей семьи, но я нахожу в этом слишком мало приключений, слишком мало разнообразия. Если я что-то изучаю и трачу на это годы, это должно научить чему-то совершенно новому, открыть новые миры.
Славистические исследования далеко не самое популярное направление в западной академии. Что определило ваш интерес к этой теме?
В средней школе я изучал не классические (латынь и греческий), а живые языки — французский, английский и немецкий. Я не жалею об этом, потому что знание трех основных языков европейской культуры очень помогло мне в дальнейшей учебе. Я умею читать, писать и разговаривать на этих языках, но предпочитаю родной фламандский и немецкий, помимо русского, конечно, который я изучал позже. После окончания средней школы я сначала год изучал германские языки (голландский и английский), но на этом курсе, на мой взгляд, слишком много внимания уделялось лингвистике (фонетике, грамматике), и это интересовало меня гораздо меньше, чем литература, история и история культуры. Для меня овладение иностранным языком не является самоцелью, это лишь мост к другой культуре. Когда после разочарования в германистике мне пришлось решать что изучать дальше, я выбрал славистику. Я к тому времени уже много читал Достоевского, этот писатель меня завораживал. Я решился и начал изучать славянские языки в самом престижном в Бельгии Лёвенском католическом университете. В то время это означало изучение двух славянских языков: русского и польского.
Кто были ваши наставники в изучении русского языка и культуры? Были ли среди них русские эмигранты?
Моими преподавателями русского языка были два голландца. Том Латауверс (Tom Lathouwers) специализировался на литературе, прекрасно знал русский язык, мог перевести Маяковского с листа, но говорил по-русски с сильным голландским акцентом. Элизабет Бюккер (Elisabeth Böcker) была голландкой, которая была замужем за русским эмигрантом из первой эмиграции. Они познакомились во Франции. Она очень прилично говорила по-русски и много рассказывала о своем муже-эмигранте. Любопытно, что это почти не повлияло на мой последующий интерес к русской эмиграции. Возможно, ее рассказы были слишком анекдотичны, слишком обыденны, в то время как я жаждал больших историй, о которых позже читал в многочисленных мемуарах эмигрантов, таких как Роман Гуль («Я унёс Россию») или в исследованиях, подобных работам Марка Раева о культуре русской эмиграции.
Ассистент Ян Схарпе (Jan Scharpé), который преподавал нам практический русский, был молодым классиком, выпускником Гентского университета, который едва мог говорить на русском языке, но который мучил нас упражнениями типа: «245 яиц — Вагеманс, склоняйте!». Мне это очень помогло, я по-прежнему настаиваю на правильном русском, даже если все больше и больше русских, особенно молодых, пренебрегают им, вытирают о родной язык ноги.
Когда я изучал русский язык и литературу в Лёвене и в Бонне (1970–1974), там не было никакого контакта с русскими. Нигде нельзя было услышать, как говорят на этом языке. Уже после учебы в университете я сам стал искать контакты с носителями языка, в частности, в порту Антверпена, где каждый день причаливали советские корабли, а моряки промышляли в дешевых магазинах. Мы торговали там всякой всячиной: они продавали икру, я продавал или дарил запрещенные в Советском Союзе русские книги («Доктора Живаго», Библию). Это было не без риска для советских граждан, потому что многие моряки не решались разговаривать с иностранцами, так как рядом всегда находился политрук.
Многие из ваших исследований посвящены теме путешествий русских, включая императора Петра Великого, в Европу и иностранцев по России. Могли бы вы рассказать как возник интерес к этой теме, а также о своих самых ярких впечатлениях от поездок в СССР и в постсоветскую Россию?
Во время учебы я увлекся книгой Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву», о которой потом написал дипломную работу. Этот интерес сохранился надолго: в 2004 году я перевел книгу, в 2011 году последовал переработанный перевод с иллюстрациями и подробными комментариями. Многим русским кажется немыслимым, что я перевел эту архисложную книгу, они утверждают, что сами с трудом ее понимают, но мне нравилось работать над ней, годами подбирая материал по крупицам. В любом случае я считаю это своим достижением, потому что «Путешествие» является не только важной книгой XVIII века, но и вехой в русской литературе в целом, пусть и написанной таким напыщенным языком и стилем. Кроме того, это была моя голубая, как говорят русские, мечта — однажды повторить путешествие Радищева и увидеть, что осталось от России времен великого Петра и Екатерины Великой. Я осуществил эту давнюю мечту вместе с моим учеником, а ныне коллегой Вимом Куденисом. Мы проделали этот путь, город за городом, деревня за деревней, и сделали об этом прекрасную фотокнигу. Она вышла на голландском языке в 2011 году двумя изданиями, а в 2013 году — в русском переводе. К моему большому удивлению, русский издатель не изменил ни одной буквы в присланном мною переводе.
Возможно, к этому времени мне уже стало ясно, что я испытывал более чем обычный интерес к жанру путешествий, литературе о путешествиях и к XVIII веку. Я стал настоящим dixhuitièmist’ом. Меня всегда удивляло, что русские коллеги отказываются использовать изобретенный мной неологизм «восемнадцативечник». Он в одном слове сообщает о том, чем вы занимаетесь. Русские иногда довольно консервативны, когда дело касается языка. Занимаясь литературно-историческими путешествиями, я наткнулся на фигуру, которая меня увлекла: бельгийский принц Шарль-Жозеф де Линь. Он был дружен с Екатериной Великой и по ее приглашению принял участие в знаменитом Таврическом путешествии императрицы в Крым в 1787 году. Он писал об этом, в том числе в интересных письмах к маркизе де Коиньи (marquise de Coigny), и был в восторге от всего, что ему удалось там увидеть. Увлеченный этой историей, я начал искать других очевидцев и в итоге нашел в письмах, дневниках и мемуарах рассказы участников об этом путешествии примерно на десяти языках. В мои планы входило написать обширную монографию об этой поездке и присоединении Крыма к Российской империи в 1783, а также повторить эту поездку — по стопам императрицы.
Но путинская аннексия Крыма в 2014 году внесли печальные коррективы: о путешествии не могло быть и речи, так как мой фотограф отказался ехать в аннексированный регион. Поэтому я окончательно похоронил свою давнюю мечту и выбрал другой подход: написал книгу обо всей истории Крыма. Она была опубликована через несколько месяцев после вторжения России в Украину (май 2022 года, на данный момент продано 2.000 экземпляров). Название «Русский Крым. История спорного полуострова» у некоторых вызвало недоумение, но я считаю название правильным и даже политически корректным (хотя меня это мало волнует).
Самое сильное впечатление от путешествий по СССР и позже по бывшим советским республикам у меня осталось именно от Крыма. Сочетание природного разнообразия, экзотики Востока и русской культуры (дворцы царей и аристократов, Пушкин, Чехов) меня безмерно очаровало. Поэтому мне горько думать, что в результате второй волны российской интервенции, стартовавшей 24 февраля 2022, этот райский уголок может быть стерт с лица земли, подобно тому как сейчас уничтожаются другие регионы Украины. Я в ужасе от этой преступной войны, которая никому не нужна, которая ничего не решит, и которая станет причиной взаимной ненависти для многих поколений украинцев и русских.
Расскажите, пожалуйста, о деятельности созданного вами издательства Бенерюс (Benerus), а также таких институций как Общество бельгийских славистов и Международные петровские конгрессы, в которых вы активно участвуете.
В 1993 году умерла моя хорошая подруга-славистка Роземари Мюллер (Rosemarie Müller). Она оставила мне большое количество книг и небольшой капитал в 2.000 евро. На эти деньги в 1995 году я выпустил первую книгу своего маленького издательства Бенерюс. Один бельгийский дипломат Мишель Ламбрехт (Michel Lambrecht), который много лет проработал в Москве и хорошо знал русский язык, перевел «Евгения Онегина», но издатель, которому он предложил свой перевод, не решился на издание и попросил у меня совета. Я ему сказал, что, на мой взгляд, перевод на нидерландский язык с фламандским колоритом выполнен превосходно и что он, несомненно, заслуживает публикации, хотя к тому времени уже существовали три голландских перевода «Онегина». Я долго и интенсивно работал с вместе переводчиком над этим переводом, он был опубликован в 1995 году и вышел снова в 2004 в сильно переработанном издании с моими обширными комментариями. Вместе с соучредителями мы в тот момент не особенно ясно представляли, как действовать дальше, но взяли на себя обязательство издавать произведения русской литературы и культуры, которые неизвестны в нашей стране или на которые коммерческие издательства не решились бы отважиться. Так появились переводы Радищева (2 издания), «Евгения Онегина» (3 издания), сборника стихотворений «Пушкин как политический поэт», Фонвизина («Письма из Франции»), Карамзина («Письма русского путешественника»), литературного творчества «философа на троне» Екатерины II, Владимира Соллогуба («Тарантас»), вплоть до «трилогии московского человека» Геннадия Русского (псевдоним Генриха Павловича Гунькина) «Черная книга». Помимо переводов, мы также выпускаем исследования о России («Регионы России», где дано описание посткоммунистической России), библиографию русской литературы в голландском переводе, русские путеводители по Антверпену и Брюсселю и, как вишенку на торте, стихи Константина Паустовского, не публиковавшиеся даже в России. На очереди — двуязычное издание песен Владимира Высоцкого и антиутопическая повесть Михаила Козырева «Пятое путешествие Гулливера».
С 2000 года я ежегодно сотрудничал в проведении ежегодных конгрессов «Петр Великий», которые проходят в Санкт-Петербурге в годовщину рождения Петра I. Это, конечно, по моему вкусу: я опубликовал довольно много работ об двух гигантах эпохи Просвещения — Петре и Екатерине Великих, в частности, книгу о поездке Петра I в Бельгию в 1717 году, тема, которую раньше никто не исследовал, и об его второй поездке в Нидерланды в том же году. Оба исследования уже вышли тремя изданиями, в том числе и в России (на нидерландском, русском и французском). Мое большое преимущество состоит в том, что я имел возможность работать с архивными документами об этой поездкие на самых разных языках, в том числе голландском, французском, латинском, испанском. Мое последнее участие в петровских «ассамблеях» датируется 2019 годом, потом пришла корона, потом началась война, оборвавшая все научные контакты.
Каким образом, на ваш взгляд, путинское вторжение в Украину повлияет на западную славистику?
2022 год должен был стать годом Петра Великого (350-летие). В Бельгии и Нидерландах, мы вместе с петербургским Фондом Лихачева готовили всевозможные мероприятия. Я сделал прекрасно иллюстрированный путеводитель по местам, которые Петр посещал в Нидерландах, на голландском и русском языках, но из-за войны они не были представлены в Амстердаме. Амстердамский Эрмитаж разорвал сотрудничество с питерским Эрмитажем через несколько дней после начала войны. Сегодня культурные и научные контакты между Россией и Нидерландами находятся в полном тупике. Университеты запрещают «институционные» контакты, поэтому у коллег нет стимула что-либо организовывать. Это следствие войны. Никто, включая знатоков региона, не понимает: почему Россия начала эту войну, зачем она была нужна, чего она может достичь? Решив вторгнуться в независимую Украину, российское правительство на самом деле помогает претворить в жизнь все то, против чего оно выступает: укрепляет общую идентичность украинских граждан различного этнического происхождения, способствует вытеснению русского языка и русской культуры, до самых недавних пор занимавших господствующие позиции в Украине, усиливает решимость украинцев вступить в Европейский союз и НАТО. Отношения между двумя соседями теперь испорчены даже не на годы, а на многие десятилетия. Все мои коллеги сожалеют об этом.
Ваши творческие планы?
В этом году я отмечаю 20-летие Литературного общества Филипа де Пиллесейна (Filip De Pillecyn, 1891–1962), фламандского классика, которое я основал. Он был моим односельчанином и даже «соулочником» (опять неологизм) и написал роман, целиком посвященный моей родной деревне Хамме (Hamme, на полпути между Антверпеном и Гентом). Мы организуем лекции, выставки, переиздаем книги писателя в виде изданий для библиофилов с прекрасными иллюстрациями, каждый год выходит ежегодник Общества с новыми исследованиями о жизни и творчестве де Пиллесейна. Конечно, это не имеет никакого отношения к славистике, это мое хобби или, как говорят французы, моя violon d'Ingres (скрипка Энгра).
Кроме того, я только что начал проект по созданию международной библиографии работ Екатерины Великой, чего раньше никогда не делалось. Мы собираем сведения обо всех ее работах, что были переведены на французский, немецкий, английский, голландский, итальянский и испанский языки. Тем самым я отдаю дань уважения великой правительнице России. Если бы в вашей стране было побольше таких правителей, история России выглядела бы совершенно иначе. Кроме того, я продолжаю линию, которой придерживаюсь уже 30 лет: я продолжаю изучать отношения между Россией и нидерландскими землями (название, которым с XVI века обозначались территории, включавшие нынешние Нидерланды, Бельгию и Люксембург). Вместе с бельгийскими и голландскими коллегами мы опубликовали множество монографий о бельгийцах и голландцах, посетивших Россию и писавших о ней, и о россиянах, побывавших в наших краях и оставивших об этом воспоминания. Все эти работы можно найти в моей библиографии (см. https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%92%D0%B0%D0%B3%D0%B5%D0%BC%D0%B0%D0%BD%D1%81,_%D0%AD%D0%BC%D0%BC%D0%B0%D0%BD%D1%83%D1%8D%D0%BB%D1%8C).
В мае этого года выходит моя книга «Русский самиздат». Она подробно описывает историю цензуры в России с начала 18 века до период сам- и тамиздата в последние десятилетия СССР. К сожалению, книга не лишена актуальности. История, увы, повторяется.
Спасибо за интервью!
"Историческая экспертиза" издается благодаря помощи наших читателей.