С.Ю. Шокарев,
Гибель царевича Дмитрия Углицкого: взгляд изнутри
Рец.: Хрусталёв Д.Г. Гибель царевича Дмитрия. Очерки политики и чародейства конца XVI в. Санкт-Петербург: Крига, 2022. – 352 с.
Аннотация:
В рецензии рассмотрено исследование Д.Г. Хрусталёва, посвященное изучению смерти царевича Дмитрия Углицкого и появления Лжедмитрия I с мистической точки зрения, свойственной людям XVI—XVII вв. Автор выдвигает предположение, что царь Борис Годунов, знакомый с западноевропейской оккультной традицией, мог воспринимать Лжедмитрия как колдуна, завладевшего душой царевича. С концепцией Д.Г. Хрусталёва можно спорить или не соглашаться, однако, книга придает новый импульс осмыслению кризиса Смутного времени.
Ключевые слова:
История России XVI—XVII вв., Борис Годунов, царевич Дмитрий Углицкий, Лжедмитрий, колдовство, магия.
Сведения об авторе:
Сергей Юрьевич Шокарев, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Лаборатории древнерусской культуры РАНХиГС. E-mail: shokarevs@yandex.ru.
S.Yu. Shokarev
The death of Tsarevich Dmitry Uglitsky: a view from the inside
Rev.: Khrustalev D.G. Gibel' carevicha Dmitriya. Ocherki politiki i charodejstva konca XVI v. Saint Petersburg: Kriga, 2022. – 352 p.
Abstract:
The review examines the book of D.G. Khrustalev, dedicated to the study of the death of Tsarevich Dmitry Uglitsky and the appearance of False Dmitry I from the mystical point of view characteristic of people of the 16th—17th centuries. The author suggests that Tsar Boris Godunov, familiar with the Western European occult tradition, could perceive False Dmitry as a sorcerer who took possession of the prince’s soul. With the concept of D.G. Khrustalev оne can argue or disagree, however, the book gives new impetus to understanding the crisis of the Time of Troubles.
Keywords:
History of Russia 16th—17th centuries, Boris Godunov, Tsarevich Dmitry Uglitsky, False Dmitry, witchcraft, magic.
About the author:
S. Yu. Shokarev candidate of historical sciences, senior researcher Laboratories of Old Russian Culture of the RANEPA. E-mail:shokarevs@yandex.ru.
Историк Денис Григорьевич Хрусталёв известен своими трудами по русской истории и культуре XI—XIII вв., изысканиями в области русско-западноевропейских взаимоотношений, исследованием восприятия России в Англии в XVIII—XIX вв. (Хрусталёв 2004; 2009; 2013; 2023а; Хрусталёв, Россомахин 2007, 2009; Успенский, Россомахин, Хрусталёв 2016 и др.). Его монографии, посвященные монгольскому нашествию и установлению «ига», северным крестоносцам и борьбе Руси за сферы влияния в Восточной Прибалтике выходили несколькими изданиями и получили общественное признание[1]. Д.Г. Хрусталёв также является автором переводов западноевропейских источников. В 2020 г. опубликован его комментированный перевод английского отчета о колдовском процессе 1593 г. «Ведьмы из Варбойс», вызвавший полемику в научной периодике (Ведьмы из Варбойс 2020; Тогоева, Серегина 2022; Хрусталёв 2023б). Восприятие потустороннего мира и связей с ним в российском средневековом общественном сознании и политической практике стали предметом рассмотрения в последних работах ученого – «Гибель царевича Дмитрия. Очерки политики и чародейства конца XVI в.» (2022) и «Колдовство на Руси. Политическая история от Крещения до “Антихриста”» (2023).
Объектом настоящей рецензии является книга «Гибель царевича Дмитрия. Очерки политики и чародейства конца XVI в.» Данная работа необычна. Читатель, который ожидает увидеть объяснение загадочной смерти царевича Дмитрия, будет удивлен. Автор не стремится создать собственную версию в исторической криминалистике, посвященной событиям 15 мая 1591 г. Хотя, смерти царевича и ее расследованию в работе Д.Г. Хрусталёва уделено значительное место, основная тема книги вынесена в подзаголовок. Историк предпринял интересное исследование, главная цель которого не реконструкция событий конца XVIв., а реконструкция синхронного восприятия этих событий.
В средневековых представлениях о мироздании мистическое занимало основное место. Автор справедливо указывает на то, что особой опасности со стороны темных сил подвергался носитель верховной власти (с. 7). В истории царевича Дмитрия и Лжедмитрия I бесовская составляющая загадочной смерти и чудесного воскрешения была видна современникам. Царица Мария Нагая считала, что на ее сына наводили «порчу», а с появлением Лжедмитрия он был объявлен еретиком и чернокнижником (с. 175, 252—254). Д.Г. Хрусталёв рассматривает эти явления в общей связи, стремясь показать, что и как могли думать об этом современники, постоянно ощущавшие присутствие потустороннего мира. Автор раскрывает целостную картину присутствия колдовства в политической жизни Московского государства XVI—XVII вв. и демонстрирует важность этого вопроса, который пока недостаточно исследован в историографии[2].
Многие историки, занимавшиеся социально-политической историей рубежа XVI—XVII вв., не обращали особого внимания на сообщения источников о «ведунах», «порче» и «корешках», вероятно, списывая их на особенности русского средневекового менталитета и методы политической борьбы того времени. Автор рассматриваемой книги, напротив, поместил магию в центр повествования и рассмотрел русские события на широком фоне общеевропейских представлений о потусторонних материях и инфернальном мире.
Книга состоит из введения, одиннадцати глав, заключения, приложения, солидной библиографии на разных языках и списка сокращений. В приложении Д.Г. Хрусталёв поместил текст «Розыскного дела о гибели царевича Дмитрия Ивановича в Угличе 1591 г.» по публикации В.К. Клейна (1913 г.), с некоторыми уточнениями, рекомендованными в рецензии С.Б. Веселовского на издание Клейна. Поскольку автор регулярно обращается к Следственному делу, его текст важен для читателя.
Биографические сведения о царевиче Дмитрии Углицком крайне скудны. Даже дата его рождения вычисляется приблизительно, исходя из имянаречения. Первую главу «Дмитрий» автор посвятил истории этого имени в династии московских Рюриковичей и ее носителям. Можно согласиться с Д.Г. Хрусталёвым в том, что носителей этого имени сопровождали несчастья (с. 17). Прославленный военный герой Дмитрий Донской в конце правления испытал тяжелые неудачи. Его внук Дмитрий Шемяка проиграл в династической войне и был отравлен. Другой внук, родной брат Шемяки, Дмитрий Красный также преждевременно скончался от тяжелой и внезапной болезни. Официальный наследник Ивана III Дмитрий Внук умер в тюрьме, а сын Ивана III Дмитрий Жилка умер бездетным. Старший и младший сыновья Ивана Грозного, носившие одинаковые имена – царевич Дмитрий Иванович, – погибли в младенчестве и детстве. Сходство между двумя царевичами добавляется тем, что, согласно традиции христианской многоименности, широко распространенной на Руси в XV—XVII вв., оба они носили и второе имя – Уар, – в честь св. мученика Уара Египетского.
Исследователи христианской многоименности А.Ф. Литвина и Ф.Б. Успенский считают, что Дмитрий Углицкий мыслился как «прямое подобие своего рано умершего брата-первенца», и Иван Грозный тем самым «хотя бы отчасти связывал с младшим сыном те династические перспективы, которые он в свое время намечал для старшего» (Литвина, Успенский 2006: 394). С ними солидарен Д.Г. Хрусталёв, который пишет: «Скорее всего, отец специально обыгрывал это сочетание Уар-Дмитрий с какой-то символической, может быть, мистической целью. Почти получилось» (с. 27).
Не отрицая данной связи и возможного смыслополагания царя, предположу, что повтор имен связан, прежде всего, с близкими датами рождения. Как установили А.Ф. Литвина и Ф.Б. Успенский непубличное («прямое» или «молитвенное») имя давалось по дате рождения (или очень близко от нее), а публичное (династическое) по святому, имя которого соответствовало статусу и традиции, а память располагалась по календарю в ближайших окрестностях от дня рождения (Литвина, Успенский 2006: 202—207; Литвина, Успенский 2020: 54—70). Допустимо предположить, что оба царевича родились в день св. Уара (19 октября) или около того. В этом случае, исходя из срока беременности в 40 недель, даты зачатий приходятся на первую половину января 1553 г. и 1591 г. соответственно. А это – вторая и третья недели по окончании Рождественского (Филиппова) поста, снимавшего ограничения на сексуальную жизнь супругов.
В следующей главе («Накануне») Д.Г. Хрусталёв рассматривает положение царевича Дмитрия и бояр Нагих при царе Фёдоре Ивановиче, касается обстоятельств высылки царевича с матерью и родственниками в Углич, опалы на Нагих и борьбы за власть в 1580-е гг. В этом сравнительно хорошо исследованном материале (труды А.А. Зимина, Р.Г. Скрынникова, А.П. Павлова и других) автору удается подметить некоторые новые детали. В частности, он указывает на покров на гробницу св. Кирилла Белозерского с именами царя Фёдора, царицы Ирины, царицы Марии и царевича Дмитрия, изготовленный в 7095 г. (1587/1588 г.) как важное свидетельство внешних благоприятных отношений между московским и угличским дворами (с. 49). Трудно удержаться, чтобы не привести в дополнение еще один любопытный факт, кажется, ускользнувший от внимания историков. 28 октября 1585 г. царице Марии Фёдоровне были посланы в Углич меха, стоимостью 30 рублей, а 29 октября ее двоюродному дяде Андрею Александровичу Нагому пожаловали «камку добрую», ценой в 5 рублей, «за то, что приезжал он к государю из уделу, от царевича Дмитрея Ивановича, с пироги» (Дополнения к актам историческим 1846, 1: 191). Пироги, конечно, были именинным подарком царевича старшему брату (26 октября).
Не со всеми выводами Д.Г. Хрусталёва можно согласиться. Например, известие о том, что князь И.П. Шуйский весной 1587 г. ездил из своего села Лопатничи в Суздаль на встречу с вдовой царевича Ивана Ивановича царицей старицей Прасковьей не может свидетельствовать о том, что Шуйский в то время не был в опале (с. 60). Князь действительно не находился под стражей (установлено А.П. Павловым), но «поехал к себе в свою вотчину» в неблагоприятное для отдыха время года вряд ли добровольно (Павлов 1992: 36). Это была ссылка, пока еще в мягкой форме. Встреча с царицей Прасковьей отнюдь не безобидное событие из жизни князя Шуйского. Скорее всего, это свидание связано с усилиями князя Шуйского организовать развод царя Фёдора и царицы Ирины. Ведь, Прасковья была разведенной женой царевича Ивана Ивановича, и разговоры (а их было несколько) могли касаться опасной для царской четы темы. Иначе трудно объяснить, почему встречи князя с царицей старицей так напугали правительство, вызвали организацию следствия по этому делу и в конечном итоге привели к тайному убийству Шуйского (Акты Покровского Суздальского девичьего монастыря 2019: 175, 196; Шокарев, 2023: 155, 156).
Автор возражает против принятой в историографии версии о заговоре с целью развести царя Федора и женить его на княжне Мстиславской, аргументируя это тем, что Мстиславские не попали в опалу (с. 61). Однако судьба княжны не случайно стала предметом особых разъяснений русских дипломатов, которым было указано рассказывать за рубежом, что Мстиславская вышла замуж за князя В.К. Черкасского (Скрынников 1981: 28). Впоследствии, князь В.К. Черкасский оказал услугу Годунову, местничаясь со своим дядей Б.К. Черкасским, шурином братьев Романовых. На стр. 64, 65 автор утверждает, что Годунов, женатый с 1571 г. был долгое время бездетным, упуская сведения о детях Бориса Федоровича, умерших в детстве (см. Панова 2019). Впрочем, дискуссия по таким мелким вопросам может сделать рецензию бесконечной.
Следующая глава «Политическое колдовство» посвящена влиянию представлений о магии и потустороннем мире на политические события XVI в. Для целей, который ставит перед собой автор термин «политическое колдовство» представляется адекватным, хотя, и предполагает применение магии как средства политической борьбы. Страх перед чародейством широко присутствует в русской политической культуре (в книге даны многочисленные примеры), но источники не позволяют утверждать, что колдовские чары действительно применялась таким образом (во всяком случае до дела Ф.Л. Шакловитого в 1689 г.). В. Кивельсон, рассматривая вопрос о политической составляющей колдовских процессов, говорит, что термин «политический» имеет специфическое применение в московских реалиях. Поскольку все жители Российского государства состояли в определенных служебных отношениях с государством или церковью, любое событие из их жизни имело политическую окраску. При этом, по мнению В. Кивельсон, немногие из колдовских судебных дел были связаны с политикой, покушением на власть и здоровье царя, его семьи или царских администраторов (Кивельсон, 2020: 379—389). Влияние колдовства на политическую культуру Западной Европы (в основном, Швейцария, Франция и Англия) рассмотрено в новой монографии О.И. Тогоевой. В заключении своей работы исследовательница отмечает слабую изученность этой темы в современной историографии (Тогоева, 2022: 282, 283).
Ввиду того, что книга Д.Г. Хрусталёва рассчитана не только на специалистов, а также на широкого читателя, автор начинает главу с разъяснений о восприятии потустороннего мира и контактов с ним в Средние века, а также об особом положении, которое принадлежало монарху. Автор показывает, что в русском средневековом обществе постоянно присутствовал страх перед нечистой силой. Магия разных видов проникала и в царский дворец. В 1467 г. при загадочных обстоятельствах, в которых подозревали применение ворожбы, умерла первая супруга Ивана III, Мария Борисовна (с. 18). К второй жене великого князя Софии Палеолог «приходиша бабы с зелием», которых утопили в реке, а Иван III после этого начать жить с женой «в брежении» (с.74). Первая супруга Василия III, Соломонида Сабурова, была обличена в стремлении приворожить мужа чародейством, «чтоб <…> любил» (с. 74, 75). Злые языки обвиняли в колдовстве вторую жену великого князя Елену Глинскую и ее семью. Мать Елены, княгиню Анну (из знатной сербской семьи Якшичей) после страшного московского пожара 1547 г. объявили ведьмой («вынимала сердца человеческие и складывала их в воду, в той водой, разъезжая по Москве, кропила и от того Москва выгорела»). Ее старший сын Юрий был растерзан толпой на Соборной площади (с. 72). По свидетельству князя А.М. Курбского, рождение Ивана Грозного стало результатом колдовства: «Ведь Василий, его отец, будучи стар, с упомянутой преступной и совсем молодой женой разыскивал повсюду злодейских колдунов <…>, чтобы помогли ему в деторождении…» (с. 75). В результате появились два сына, один «жестокий кровопийца и губитель отечества», а другой «безумен, без памяти, бессловесен, как будто родился диким зверем» (с. 76)[3].
Курбский неоднократно обвинял в приверженности к колдовству и самого Ивана Грозного, а тот, в свою очередь – своих политических противников, в том числе единомышленников Курбского в правительстве т.н. Избранной рады. Д.Г. Хрусталёв показывает, что политические процессы при Иване Грозном часто сопровождались обвинениями в колдовстве (опала на Адашева и Сильвестра, преследование митрополита Филиппа, казни князя М.И. Воротынского, алхимика Е. Бомелия и новгородского архиепископа Леонида) (с. 88—95). Автор предполагает, что под влиянием астрологических предсказаний Бомелия Иван Грозный совершил загадочную «рокировку» с Семёном Бекбулатовичем, уступив ему на год московский трон с титулом «великого князя» (с. 95). Представляется правомерным вывод автора о том, что обвинения в колдовстве при Иване Грозном «были нормой – едва ли не обязательно присутствовали на фоне политической интриги» (с. 76)[4].
Колдовство и различные виды магии доставляли большое беспокойство духовенству и ревнителям благочестия, каковым стремился показать себя Иван IV. В постановлениях Стоглавого собора 1551 г., составленных при участии царя, строжайше запрещалось обращаться к колдунам и ведьмам, прибегать к магическим практикам, читать и держать у себя астрологические, гадательные и прочие «еретические» книги (с. 80—83). Из этих постановлений известно о некоторых «поганьских обычаях» и «еллинских бесованиях», распространенных в русском обществе XVIв. Автор отмечает, что далеко не все, что было запрещено Стоглавым собором, ранее осуждалось Церковью. В первую очередь, это касалось астрологических трактатов. «Вплоть до реформ Ивана Грозного ничего предосудительного в них официально не находили <…> Книги существовали во множестве списков и были широко распространены…» (с. 87). Это касается и медицинской литературы, включавшей описания магических свойств растений и камней, указания на дни, благоприятные для кровопускания. В 1534 г. по благословению митрополита Даниила придворным врачом и астрологом Николаем Булевым был переведен с немецкого издания 1492 г. лечебный трактат Травник, а его рукопись красиво оформлена с воспроизведением оригинальных иллюстраций. Эту книгу обнаружил в Центральной научной библиотеке Харьковского национального университета им. В.Н. Каразина известный археограф и источниковед Б.Н. Морозов (Морозов 2004)[5].
Через медицину происходила легитимация части магических практик. Повышенный интерес к царскому здоровью, господствовавший в придворном обиходе, открывал путь для проникновения астрологии и алхимии в окружение царя. Д.Г. Хрусталёв доказывает это, описывая малоизвестный сюжет о попытке привлечь на царскую службу знаменитого английского ученого-энциклопедиста, астролога, алхимика и мага доктора Джона Ди (с. 100—117). Большой интерес представляет введение в российский научный оборот новых данных, основанных на авторских переводах дневника Ди и других источников с латыни и английского. Приглашение было сделано доктору Ди в те годы, когда московское правительство озаботилось решением проблемы бесплодия царской четы. К этому был привлечен и английский дипломат Д. Горсей, организовавший переезд в Россию доктора Якоби и акушерки и доставку полезных снадобий. Обсуждением этих деликатных вопросов занимался «лорд-протектор» Борис Годунов.
Опираясь на свидетельства Горсея, Д.Г. Хрусталёв предполагает, что интересы правителя не ограничивались сферой медицины. Обратившись к оригиналу записок Горсея, Д.Г. Хрусталёв вносит правку в перевод этого текста А.А. Севастьяновой. Вместо указания на то, что Годунов был «склонен к черной магии», Д.Г. Хрусталёв предлагает переводить более точно «сильно увлечен некромантией». Для дальнейших рассуждений автора этот момент является принципиальным (с. 106). Интересы доктора Ди простирались также и на морские путешествия, он был консультантом Ф. Дрейка и У. Рэли. Поэтому, еще современники полагали, что знаменитый ученый-мистик мог был интересен московскому правительству советами по освоению Северо-Восточного морского пути. Впрочем, доктор Ди отклонил предложение, и замысел московского правительства остается неизвестным. О том, что приглашение Ди не было каким-то своеобразным эксцессом свидетельствует то, что при дворе царя Бориса Годунова служили не менее 10 докторов и аптекарей, получавших огромное жалование в 1000 рублей в год, а придворным врачом царя Михаила Фёдоровича был Артур Ди, сын знаменитого мистика (с. 121, 246—248).
Далее автор обращается к угличской тематике. В главе «Углич» Д.Г. Хрусталёв показывает специфику Угличского удела при царевиче Дмитрии, характеризует роль дьяка М.М. Битяговского и состав угличского удельного двора.
Эта небольшая глава является прологом к обстоятельному разбору событий 15 мая 1591 г. (глава «Гибель царевича»). Как и для других исследователей, для Д.Г. Хрусталёва единственным и безальтернативным источником является Следственное дело 1591 г. Исследование этого документального комплекса с осуществил В.К. Клейн, который восстановил порядок расположения листов и пришел к выводу о том, что Следственное дело представляет собой цельный документ (с утратой нескольких начальных листов) и достоверно отражает ход следствия (1913 г.). С критикой этой позиции выступил в конце XX в. А.П. Богданов, который провел новое исследование бумаги, филиграней и почерков и заключил, что дело (исследователь называет его «Обыскным») было сфальсифицировано делопроизводителями следственной комиссии в Угличе. Основными аргументами в пользу этого является перестановка листов, реконструированная А.П. Богдановым, трафаретность в показаниях свидетелей и нестандартные формы следственных действий (Богданов 1999: 233—250). Изложив эти данные, Д.Г. Хрусталёв приводит результаты нового исследования Л.В. Столяровой, которая в целом возвращается к выводам В.К. Клейна («последовательность листов в этом экземпляре в основном отражала порядок и ход следствия в Угличе, несмотря на то, что и внешний его вид, и содержание говорят о его неполноте за счет утрат…»). При этом, Л.В. Столярова считает, что сохранившихся до нашего времени экземпляр Следственного дела никогда не имел законченного вида столбца, о чем свидетельствует отсутствие дьяческих скреп на обороте листов (Столярова 2020: 63; см. также Каштанов, Столярова 2020). В итоге автор признает, что ход следствия документы отражают «только предположительно», а заявлять о беспристрастности или ангажированности комиссии на основании Следственного дела невозможно (с. 141). В то же время, Д.Г. Хрусталёв склоняется к признанию достоверности тех фактов, которые изложены в Следственном деле и указывает на слабые места в концепции А.П. Богданова (с. 159—161).
Что нового вносит книга Д.Г. Хрусталёва в рассмотрение угличской трагедии 15 мая 1591 г.?
Представляют интерес размышления над природой болезни царевича Дмитрия. Автор справедливо указывает на размытость медицинской терминологии конца XVIв. «Падучая болезнь», «падучий недуг», «черный недуг» не соотносились с эпилепсией в Травнике Н. Булева и англо-русских словарях XVI—XVII вв. (с. 179). Едва ли первое сопоставление «падучей немочи» и «эпиленсии» содержится в Лечебнике 1672 г. (Словарь русского языка XI—XVII вв. 1986, 11: 176). Автор готов признать, что симптомы болезни царевича похожи на эпилепсию, но отмечает и странности, не укладывающиеся в классическое описание болезни. «Под падучей понимался самый широкий спектр психических и психоневрологических недугов», – заключает Д.Г. Хрусталёв (с. 179). Материалы Следственного дела дали основание историку заключить, что до мая 1591 г. о болезни царевича в Москве ничего не знали. Сама болезнь, по мнению, Д.Г. Хрусталёва, началась не ранее февраля 1591 г. (в Великий пост). «Была ли это эпилепсия – остается только гадать» (с. 182). В то же время, отрицая наследственный характер болезни царевича (с. 176) автор игнорирует обнаруженные М.Е. Бычковой сведения о «черном недуге» двоюродного дяди царевича князя И.М. Глинского (Бычкова 1977: 123).
Мнение Д.Г. Хрусталёва расходится с итогами исследования Л.В. Столяровой и П.В. Белоусова, которые проанализировали обстоятельства смерти царевича с исторической и медицинской точек зрения. Согласно их выводу, смерть царевича наступила в результате «развившегося у него наиболее драматического состояния в эпилептологии – эпилептического статуса». Рана в горле, если она и была нанесена в результате припадка, не носила фатального характера (Столярова, Белоусов 2012: 192).
Возвращаясь к неопределенности в вопросе о причине смерти царевича, Д.Г. Хрусталёв обращает внимание на другой аспект проблемы – «падучий недуг» и «черная болезнь» могли восприниматься как свидетельство «порчи», воздействия вредоносных сил (с. 174—176). Основания для этого были. Царица Мария Нагая вспомнила «жоночку уродивую», которая жила у Битяговского и ходила во дворец «для потехи». После смерти царевича Дмитрия «царица <…> два дни спустя, велела добыть, велела ее убити ж, что будтось та жонка царевича портила» (Следственное дело 1591 г.) (с. 175). Д.Г. Хрусталёв полемизирует с Л.В. Столяровой и П.В. Белоусовым, предположившими, что об этой «жоночке» сообщается в показаниях на первой склейке дела: «жоночку Михайлову, розстреляв, в воду посадили». По его мнению, так поступили с женой М.М. Битяговского, Авдотьей, впоследствии, жаловавшейся на то, что ее «взяв <…>, ободрав, нагу и простоволосу поволокли на двор» (с. 175). Но, во-первых, вдова Битяговского ничего не говорит о том, что ее пытались утопить; во-вторых, Л.В. Столярова и П.В. Белоусов справедливо указывают на утопление как способ расправы с ведьмами (см. с. 20 рецензируемой книги), и, в-третьих, если бы Евдокию Битяговскую действительно расстреляли, вряд ли она затем смогла бы жаловаться. О том, что термин «розстрелять» в XVI в. означал убийство из огнестрельного оружия свидетельствует рассказ Курбского о смерти княгини Евдокии Старицкой: «Тогда же разстреляти с ручниц повелел жену брата своего Евдокию, княжну Одоевскую, тако же воистину святую и зело кроткую» (Курбский 2015: 146).
Впрочем, это детали. Важнее предположение автора о том, что угличское следствие первоначально готовилось как «колдовской процесс», в ходе которого рассматривались причина смерти царевича (не порча ли?), а затем странная манипуляция с оружием, которое мазали куриной кровью и клали на тела Битяговского и других жертв мятежа (с. 210). Д.Г. Хрусталёв справедливо отмечает, что эти действия, известные из Следственного дела, носили абсурдный характер (с. 168). «Исключительное внимание следователей к сюжету с ножами, кажется, вообще первоначально не было связано с выяснением подробностей фальсификации улиц. Их должна была удивить странность произошедшего, – отмечает историк. – За сухими текстами допросов проступает интерес не только к преступной, сколько к магической составляющей. Ночью <…> собирается группа пестрого социального состава – от городских чиновников до соборных попов <…> В чулане разгромленной Дьячьей избы – центре местной администрации, – они режут курицу, кровь которой собирают в специальную емкость. Потом макают в эту кровь опасные предметы и раскладывают их на освежеванные трупы незахороненных, сваленных где-то в канаве “заложных покойников”» (с. 170). Д.Г. Хрусталёв осторожно подводит читателей к идее о магическом ритуале, отнюдь не утверждая, что городовой приказчик Русин Раков и прочие угличане, действительно творили колдовские чары при помощи убитой курицы. Исследователь прав в том, что так могли полагать люди XVI в. Действительно, для того, чтобы изобразить Битяговского, Третьякова, Качалова и Волохова убийцами царевича не было необходимости класть на трупы окровавленные ножи и даже палицу. Однако мы не знаем каков был замысел Михаила Нагого, организовавшего эту фальсификацию улик. Возможно, окровавленное оружие должно было показать, что злодеи погибли «на бою», а не были растерзаны безоружными. Следовательно, именно Битяговский с товарищами, а не Нагие начали мятеж. Столь же аккуратно автор подводит читателей к мысли, что вопрос следователей: «Которым образом царевича не стало, и что его болезнь была?», – подразумевал интерес к возможной «порче», колдовскую подоплеку событий (с. 210).
В отличие от Западной Европы, в Средневековой России классических «колдовских процессов» известно гораздо меньше. В. Кивельсон обнаружила 227 судебных дел, связанных с колдовством, по которым обвинялись примерно 500 человек, что не идет ни в какое сравнение масштабами преследований за колдовство в Западной Европе, где количество казненных исчислялось десятками тысячам (Кивельсон 2020: 15, 72—75). Эта ситуация, вероятно, связана с двумя факторами – с худшей сохранностью судебных документов и относительно либеральным подходом властей к ведьмам и ведунам. Печальная сохранность отечественного архивного материала общеизвестна, но есть ли основания говорить о том, что колдовство в Средневековой России преследовалось менее жестоко, чем в Западной Европе? Косвенно об этом может свидетельствовать факт, на который обращает внимание Д.Г. Хрусталёв – ведьмы (а также «бляди») находились под защитой закона и получали за «бесчестье» компенсацию в 2 денги, «против их промыслов» (с. 248, 249). Также необходимо учитывать, что отношение к ведьмам в России менялось со временем, очевидно, к середине XVIIв. оно ужесточилось по отношению к концу XVI в.
Д.Г. Хрусталёв убедительно показывает, что многие (хотя и не все) политические процессы сопровождались обвинениями в колдовстве (с. 90—94, 244, 245). Вредоносная магия иногда приписывалась тем, кого обвиняли в еретичестве, например, Максиму Греку. Однако трудно согласиться с тем, что угличское следственное дело начиналось как колдовской процесс. Вопрос «Которым образом царевича не стало, и что его болезнь была?» демонстрирует стремление следователей разобраться в причинах смерти царевича. Обычно розыск по колдовским делам начинался с доноса о странных манипуляциях или обнаружения магических атрибутов. Нет оснований полагать, что следователи действительно считали деятельность Р. Ракова по фальсификации улик магическим обрядом, хотя, безусловно, они должны были быть удивлены. При этом нельзя исключить, что колдовской процесс случился после угличского дела. Во время следствия, по сообщению Авдотьи Битяговской, было установлено, что у Нагих жил ведун Андрюшка Мочалов, вороживший о сроках жизни царя Фёдора Ивановича и царицы Ирины Фёдоровны. Ведуна было велено доставить в Москву, но что с ним случилось далее – неизвестно (с. 210, 211).
Глава «Заговор» посвящена странным событиям в Ярославле и Москве, последовавшим за смертью царевича Дмитрия. Ночной визит некоего Афанасия Нагого (в нем предположительно можно видеть родного дядю царицы Афанасия Фёдоровича или двоюродного дядю Афанасия Александровича) к англичанину Д. Горсею в Ярославль был предметом специального рассмотрения в историографии (Л.В. Столярова, П.В. Белоусов) (Столярова, Белоусов 2013). Ранее, возможную «измену» Нагих, которых обвиняли в поджогах Москвы в мае 1591 г., исследовал И.А. Голубцов (Голубцов 1929). Из разысканий Д.Г. Хрусталёва, посвященных этим вопросам представляет интерес новое прочтение текстов Горсея и гипотеза о том, какое средство англичанин предлагал Нагому в качестве противоядия для якобы отравленной царицы Марии Фёдоровны. Автор приходит к заключению, что это мог быть бальзам, состоявший из смолы и табака, привезенный Ф. Дрейком с Малых Антильских островов (с. 187, 188). Другим средством, отправленным Горсеем в Углич, был венецианский териак, использовавшийся как универсальное противоядие (подробнее см.: Столярова, Белоусов 2013: 471—473).
В вопросе о «заговоре» Нагих Д.Г. Хрусталёв принимает точку зрения И.А. Голубцова и Р.Г. Скрынникова, которые считали, что Нагие предприняли отчаянную попытку поднять бунт, чтобы сместить Годунова (с. 200, 201). Однако вполне возможно, что эта версия восходит к официальному сообщению о «зажигальниках», которых будто бы разослал по городам Афанасий Нагой. Царская грамота утверждала, что злодеи пробирались даже в строгановские владения на Чусовой, что вызывает определенные сомнения (с. 196, 197). О каком Афанасии Нагом идет речь также неясно. Знаменитый дипломат грозненской эпохи, дядя царицы, А.Ф. Нагой последний раз упоминается в источниках в 1588 г., а А.А. Нагой сравнительно легко отделался – после угличского дела он попал в опалу вместе с другими представителями рода, а с 1599 г. упоминается в разрядах на службе на восточной окраине Московского государства (с. 217).
Окончанию следствия и судьбе опальных (семья Нагих и жители Углича) посвящена следующая глава книги – «Виновники и жертвы». Автором проведена большая работа по выявлению и уточнению биографических данных о разных участниках угличских событий и следствия (Нагие, А.П. Клешнин, Е.Д. Вылузгин, Р. Раков, Качаловы, Волоховы и другие) (с. 205, 206, 216—218, 221—225, 239). В ходе этих изысканий, Д.Г. Хрусталёв показывает, что в удельном Угличе сформировались два противостоявших друг другу родственных клана – Нагие и Битяговские. Племянник дьяка, Никита Качалов, женился на дочери мамки царевича Василисы Волоховой (с. 222—224). Вероятно, Волохова стала агентом Битяговского во дворце, в то время как сам Битяговский был агентом Годунова в Угличе. Это объясняет ненависть царицы Марии к мамке Василисе Волоховой и расправу над ее сыном, Осипом (с. 225, 226).
Д.Г Хрусталёв рассматривает также судьбы потомков упомянутых лиц, обнаружив, например, такой любопытный факт, что возможный сын Никиты Качалова, Тимофей Никитич, в 1620-е гг. занимал высокое положение в Угличе. Он являлся выборным дворянином, владел крупными поместьями, а в 1626—1629 гг. был угличским губным старостой. «Когда в Угличе возводили храм на месте смерти Дмитрия – “на крови”, освященный в 1630 г., местную общину возглавлял сын того, кто официально считался убийцей царевича» (с. 224).
Автор справедливо задается вопросом: почему царевича погребли в угличском Спасо-Преображенском соборе, а не в царской усыпальнице – Архангельском соборе в Москве? По-видимому, Д.Г. Хрусталёв прав, предполагая, что странная смерть царевича (по словам «Нового летописца», «небрежением Нагих заклался сам») вызывала ассоциации с самоубийством (с. 208). И, хотя, официальной версией стало, что «царевичю Дмитрею смерть учинилась Божьим судом», сомнения оставались. В результате культ святого царевича начал формироваться в Угличе еще до его канонизации в 1606 г. В ходе археологических раскопок, проведенных С.В. Томсинским у южной стены церкви св. мученика царевича Димития на Крови, было обнаружено кладбище на месте гибели царевича, функционировавшее с 1591 г. по 1610 г., а, возможно, и позже. Его особенностью являлось погребение здесь отроков (один из них был убит ударом ножа в голову), а также молодой женщины с младенцем. Проанализировав этот материал, С.В. Томсинский делает вывод, что «традиция погребений умерших до срока на месте гибели царевича Димитрия Ивановича стала реализацией православного канона и древних, восходящих к языческим временам представлений об особом статусе умерших насильственной смертью или до достижения того возраста, в котором смерть полагалась уже естественной» (Томсинский 2020: 50). Представляется, что появление такого уникального кладбища в Угличе связано не только с печальной участью царевича, но также с его двуименностью. Житие св. Уара свидетельствует, что благочестивая женщина по имени Клеопатра похоронила тело мученика в семейной гробнице, вместе со своими предками. Когда умер сын Клеопатры, отрок Иоанн, она обратилась с упреками к святому, требуя вернуть сына к жизни. Св. Уар явился матери вместе с Иоанном, и рассказал, что ее сын будет предстоять перед Богом вместе с ангелами, а ее предкам-язычникам даровано прощение (Великие Четьи Минеи 1880: 1534—1536). Отсюда берет начало почитание св. Уара как покровителя умерших преждевременной смертью и даже некрещеных.
В главе «Лжедмитрий» автор подходит к основной идее своей концепции – для Бориса Годунова самозванец являлся, в первую очередь, колдуном. Д.Г. Хрусталёв обращает внимание на значительный интерес к магии самого Годунова. Об этом, по мнению автора, свидетельствуют присяга царю Борису Фёдоровичу, изобилующая запретом на ведовство и волшебство, колдовские составляющие опал на Бельского и Романовых, влиятельное положение докторов и аптекарей (одновременно с этим, – алхимиков и астрологов) при дворе, контакты самого царя с юродивыми и ведуньями (с. 242—249). Автор возвращается к утверждению Горсея, что Годунова особо интересовала некромантия – наука о призвании духов, – и подтверждает это свидетельством записок англичанина доктора Т. Виллиса. Д.Г. Хрусталёв утверждает: «Правитель был поглощен поиском контактов с душами умерших, среди которых был царевич Дмитрий, который вскоре и воплотился» (с. 247). Д.Г. Хрусталёв утверждает, что интерес к потустороннему миру и магическим практикам – привычное свойство европейских монархов XVI в., и Годунов здесь не исключение (с. 245, 246).
Вывод исследователя представляется неожиданным. Для православной традиции некромантия невозможная ересь, а Годунов был знаменит как ревнитель, храмоздатель и активный жертвователь в монастыри. Общеизвестна его важнейшая роль в утверждении патриаршества в России. Впрочем, если отбросить предубеждение, вполне можно допустить интерес Годунова к оккультным практикам. Иван Грозный в юности участвовал в магическом обряде, призванном обеспечить плодородие и играл в «покойника» (народную игру с эротическим подтекстом) (Мазуров 2018). Вероятно, что опричные ритуалы и казни имели магическую подоплеку, а массовое поминовение опальных, учрежденное Иваном Грозным, связано со стремлением царя спасти сына Ивана от участи нечистого мертвеца (Булычев 2005). Василий Шуйский держал при себе «чародеев и кореньщиков», которыми заведовал его ближний человек, спальник И.В. Измайлов («ближе ево и не было») (Тюменцев 1994: 318). «Прилежание» царя Василия к волхвам отметил и автор «Летописной книги» (князь И.М. Катырев-Ростовский или князь С.И. Шаховской) (Русская историческая библиотека 1892, 13: 622). Особый смысл приобретают слова той же «Летописной книги» о Борисе Годунове: «Едино же имея неисправление и от Бога отлучение: ко врачем сердечное прилежание и ко властолюбию несытное желание; и на преждебывших ему царей ко убиению имея дерзновение, от сего же возмездие прият» (Русская историческая библиотека 1892, 13: 621). «Прилежание» к врачам названо столь же опасным грехом, что и властолюбие и убийство членов царской династии. Если согласиться с тем, что врачи это астрологи, алхимики и маги, то их козни могли представляться как орудие властолюбивого Бориса для убиения «преждебывших ему царей».
Добавим, что Борис Годунов благоволил иностранцам, особенно, «немцам». Он отправил русских людей учиться за границу, собирался выдать дочь за датского королевича Иоганна и искренне горевал, когда тот неожиданно скончался в Москве. При Годунове началось составление дайджестов иностранной прессы, из которых затем выросла первая русская рукописная газета «Куранты». Интересовавшийся западноевропейской культурой, царь мог быть открыт и для оккультной науки.
Исходя из вышесказанного, Д.Г. Хрусталёв трактует ужас Бориса перед самозванцем, описанный современниками, как мистический. Автор обращает внимание на риторику церковных обличений самозванца. Патриарх Иов, излагая историю Григория Отрепьева, неоднократно обвинял его в ереси, чернокнижии, ведовстве, призвании нечистых духов (с. 252—254). По мнению Д.Г. Хрусталёва, восклицание патриарха Иова о возможности воскресения царевича, отнюдь не риторический оборот. «Статочное то ли дело, что князю Дмитрию из мертвых воскреснути прежде общего воскресенья и Страшнова суда владыки Христа Бога нашего воскресениа?» А если бы и воскрес, говорит патриарх в другой грамоте, «и он не от законъное, семое жоны». Это, по мнению автора, может свидетельствовать о том, что возможность такого воскресения при помощи нечистой силы глава Русской Церкви вполне допускал (с. 253, 254). Получается, что в некромантию верил не только Борис Годунов, но даже патриарх Иов? Вывод автора таков: «Соответственно, явление Дмитрия через 13 лет – волшебство. Если это действительно он, то не царевич – а дух его, вызванный, извлеченный и воплощенный. Перед нами продукт магии – нечистой, сатанинской, еретической, порочной. Но это реальность, а не фантазия» (с. 256). Важно отметить, что Д.Г. Хрусталёв отнюдь не высказывает своего мнения или гипотезы относительно происходивших в начале XVIIв., а реконструирует ход мысли людей того времени. Эта реконструкция придает новый импульс осмыслению кризиса Смуты, хотя и не со всеми рассуждениями автора возможно согласиться.
Механизм присвоения чужой души был известен из апокрифического трактата «Признания св. Климента», написанного от имени «апостола от семидесяти» Климента. В тексте рассказ ведется от имени Симона Волхва, который утверждает, что он взял «душу ребенка, непорочного и жестоко убитого, и заставил невыразимым заклятием подчиняться мне» (с. 259). По мнению Д.Г. Хрусталёва, «библейский герой Симон Волхв, конечно, был хорошо известен Борису Годунову» (с. 266). Вряд ли царь читал апокрифические Климентины, однако, в его окружении было немало тех, кто хорошо знал подобную литературу, прежде всего, доктора с лучшим европейским образованием (с. 266) (глава «Клементины»).
Другие метаморфозы, связанные с переселением или вселением душ, созданием неодушевленных существ, происками демонов, границах дозволенного и познания рассмотрены автором в главе «Голем». Предания о мистических экспериментах евреев и попытках алхимиков сотворить искусственного человека (гомункула) концентрируются вокруг императора-мистика Рудольфа II, создавшего в своей резиденции в Праге «настоящий заповедник для знатоков эзотерических знаний» (с. 276). В российской внешней политике Священная Римская империя занимала важнейшее место, а контакты с Рудольфом II и другими Габсбургами осуществлялись постоянно. Д.Г. Хрусталёв демонстрирует, что этот высокочтимый в русском дипломатическом обиходе монарх в своих оккультных поисках доходил до крайних пределов. «Император не просто думал о возможности вселения нечистого, но переживал это на себе. Был убежден в реальности происходящего – вплоть до идеи зомби – блуждающих мертвецов» (с. 280). Несомненно, как справедливо отмечает автор, «эта ренессансная универсалия могла только в кошмарном сне явиться московиту конца XVI в.», однако, об увлечении Рудольфа IIразного рода «диковинами» в России знали. Не случайно, Борис Годунов отправил ему в подарок камень безоар, «считавшийся универсальным антидотом, затвердевший сгусток, извлекаемый из желудка жвачных животных» (с. 279).
По мнению Д.Г. Хрусталёва, московский двор и эзотерическая Прага «существовали не так далеко друг от друга». Об этом свидетельствует попытка приглашения на русскую службу доктора Ди, а также приезд в Россию шведского принца Густава, некоторое время подвизавшегося в Праге под защитой императора (глава «Густав»). Сын безумного короля Эрика XIV от морганатического брака, выпускник Падуанского университета, алхимик и парацельсианец, Густав был глубоко увлечен наукам и, казалось, не думал о шведском и польском престолах, на которые имел некоторые права. Однако ученый аристократ все же попался в руки политиков. Возможно, в поисках острых ощущений, либо безбедной жизни, Густав в 1599 г. приехал в Россию, где ему был обещан Калужский удел. В отечественной историографии о Густаве обычно вспоминали как о неудачном женихе для царевны Ксении, скомпрометировавшем себя аморальным поведением. Однако Д.Г. Хрусталёв указывает, что первое приглашение принцу приехать в Россию поступило еще в 1593 г. (с. 284). Следовательно, Густав был интересен для Годунова, прежде всего, как наследник шведского трона. Интрига не удалась, и принца удалили от двора в опустевший Углич. По иронии судьбы, он стал следующим после царевича правителем Угличского удела и последним удельным правителем на Руси вообще. При Годунове Густав тихо сидел в Угличе и, возможно, нашел способ заниматься там оккультными науками. Лжедмитрий Iпо просьбе короля Сигизмунда наложил на Густава опалу, у него конфисковали имущество и сослали в Ярославль. При Шуйском королевича перевели в Кашин, где он и умер (с. 283—290).
История Густава, подробно изложенная Д.Г. Хрусталёвым, призвана показать связь между эзотерическими экспериментами Рудольфа II и вероятным интересом к оккультным наукам Бориса Годунова. Автор пишет: «Связи Густава с другими медиками при годуновском дворе пока установить не удалось. Но понятно, что деятельная группа знатоков трансмутаций в Москве (или Угличе) точно находилась в поле зрения царя который если не сам участвовал в опытах, подобно “брату Рудольфу Цесарю”, то знал и допускал мероприятия, версии, гипотезы, новые открытия в сфере естественной магии» (с. 288). И далее: «В 1600—1605 гг. он (Густав. – С.Ш.) бродил по дворцу убиенного царевича, который вот-вот должен был воскреснуть, согласно воле неведомых польских чернокнижников. Что он знал об этом? Может, ничего. Но близость к пражскому кружку, где активно обсуждались сюжеты с переселением душ и их воплощением склоняет к мыслям, что образы эти были ему понятны. Как и Борису Годунову» (с. 291).
Мог ли Густав осуществлять какие-то коммуникации с докторами царского двора? Находились ли их рассуждения о перемещении душ в одном предметном поле? Какова была погруженность Годунова в мистические материи? Ответить на эти вопросы можно лишь гадательно, в форме гипотезы, что автор и делает.
В «Заключении» Д.Г. Хрустелев обращает внимание на то, что конец XVIв. в Западной Европе ознаменовался всплеском охоты на ведьм, что связано с началом малого ледникового периода и наступлением природных катаклизмов, результатами чего были голодные годы, волнения и войны. «Социальные, экономические и, наконец, династические неурядицы подогревали экзистенциальные фобии, которые нередко выплескивались в публичную сферу, политику и социальную среду» (с. 294). Страх колдовства «захватил царей». По мнению Д.Г. Хрусталёва, колдовскую подоплеку имело и появление первого русского самозванца, Лжедмитрия I. «Дмитрий стал мистической травмой Годунова, признававшего, судя по всему, свою экзистенциальную вину. В явлении Лжедмитрия он распознал дьявольскую напасть. Перед ним был маг, воскресивший дух убиенного – воплощенный грех, бес с личиной заложного покойника». Эту модель автор распространяет не только на царя Бориса, но и на его противника. «А сам Лжедмитрий сохраняет загадку до сих пор <…> Перед нами человек, убежденный в своей миссии, а также, кажется, происхождении. Дух истинного царевича блуждал с ним где-то рядом. Или он так чувствовал, или так думало, вокруг. Возможно, что так думал Годунов» (с. 295, 296).
Таковы, основные положения интересной книги Д.Г. Хрусталёва. Безусловно, они могут быть оспорены. Возможно представить, что ужас Годунова был не мистическим, а рациональным – перед ним открылась перспектива серьезной угрозы его положению. Легитимность царевича Дмитрия Углицкого, прирожденного государя, значительно превышала его собственную, выборного царя. Особый акцент на колдовстве и чернокнижии, который делал патриарх Иов может быть связан с представлением о том, что без дьявольской помощи никто не способен покуситься на присвоение царского имени. Впрочем, книга Д.Г. Хрусталёва не исключает разных трактовок событий, а автор не настаивает на абсолютной правоте своей версии. Реконструированный автором ход мыслей Бориса Годунова и его современников возможен. В пользу этого говорят параллели и свидетельства источников. Однако все могло быть иначе.
С концепцией Д.Г. Хрусталёва можно не соглашаться в целом или частично, но следует признать, что димитриада пополнилась еще одним высококвалифицированным исследованием, основанном на богатом источниковом материале (некоторые из свидетельств современников и документов автор впервые вводит в научный оборот в собственном переводе). Особо следует отметить прекрасный язык и манеру изложения автора. Книга обладает всеми слагающими читательского успеха – увлекательная тематика, динамичный сюжет, хороший слог, прекрасное оформление[6]. В то же время, она открывает значительные возможности для осмысления изложенных фактов и полемики среди специалистов.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
Акты Покровского Суздальского девичьего монастыря 2019 – Акты Покровского Суздальского девичьего монастыря XVI – начала XVII века / Сост. А.В. Антонов, А.В. Маштафаров. М., 2019. – 464 с.
Богданов 1999 – Богданов А.П. Филиграноведение в современном исследовании: загадка дела о смерти царевича Дмитрия // Богданов А.П. Основы филиграноведения: история, теория, практика. М., 1999. С. 199—272.
Булычев 2005 – Булычев А.А. Между святыми и демонами: Заметки о посмертной судьбе опальных царя Ивана Грозного. М., 2005. – 304 с.
Бычкова 1977 – Бычкова М.Е. Родословие Глинских из Румянцевского собрания // Записки Отдела рукописей. Вып 38. М., 1977. С. 104—125.
Ведьмы из Варбойс 2020 – Ведьмы из Варбойс / Перевод, послесловие и комментарии Д.Г. Хрусталёва. СПб., 2020. – 288 с.
Великие Четьи Минеи 1880 – Великие Четьи Минеи, собранные митрополитом всероссийским Макарием. Октябрь. Дни 19—30. СПб., 1880.
Голубцов 1929 – Голубцов И.А. «Измена» Нагих // Ученые записки Института истории Российской ассоциации научно-исследовательских институтов общественных наук (РАНИИОН). 1929. Т. 4. С. 55—70.
Дополнения к актам историческим 1846, 1 – Дополнения к актам историческим. Т. 1. СПб., 1846. – 435 с.
Каштанов, Столярова 2020 – Каштанов С.М., Столярова Л.В. К вопросу о целостности Угличского следственного дела // Вспомогательные исторические дисциплины в современном научном знании. Материалы XXXIII Международной научной конференции. М., 2020. С. 202—206.
Кивельсон 2020 – Кивельсон В. Магия отчаяния: моральная экономика колдовства в России XVII века / Пер. с англ. В.А. Петрова. М., 2020. – 480 с.
Курбский 2015 – Курбский А. История о делах великого князя московского / Издание подготовил К.Ю. Ерусалимский, перевод А.А. Алексеев. М., 2015. – 944 с.
Литвина, Успенский 2006 – Литвина А.Ф., Успенский Ф.Б. Выбор имени у русских князей в X–XVI вв.: Династическая история сквозь призму антропонимики. М., 2006. – 904 с.
Литвина, Успенский 2020 – Литвина А.Ф., Успенский Ф.Б. «Се яз раб Божий…» Многоименность как фактор и факт древнерусской культуры. СПб., 2020. – 128 с.
Мазуров 2018 – Мазуров А.Б. Коломенские «потехи» Ивана Грозного в 1546 г.: новые штрихи к портрету юного великого князя // Российская история. 2018. № 1. С. 22—31.
Морозов 2002 – Морозов Б.Н. Травник из постельной казны Ивана Грозного? Харьковская рукопись 1534 г. – новый памятник книжной мастерской митрополита Даниила (Первые итоги изучения) // Археографический ежегодник за 2002 г. / Гл. ред. С.О. Шмидт. М., 2004. С. 73—85.
Павлов 1992 – Павлов А.П. Государев двор и политическая борьба при Борисе Годунове (1584—1605). СПб., 1992.
Панова 2019 – Панова Т.Д. Состав семьи царя Бориса Годунова. По письменным источникам и археологическим данным // Московский Кремль в XVII в. Древние святыни и исторические памятники: Сборник статей в 2 кн. Кн 1. М., 2019. С. 47–54.
Райан 2006 – Райан В.Ф. Баня в полночь: Исторический обзор магии и гаданий в России / Пер. с англ. М., 2006. – 720 с.
Русская историческая библиотека 1892 – Русская историческая библиотека. СПб., 1892. Т. 13. – 530 с.
Скрынников 1981 – Скрынников Р.Г. Россия накануне «смутного времени». М., 1981. – 205 с.
Словарь русского языка XI—XVII вв. 1986 – Словарь русского языка XI—XVII вв. Выпуск 11 (Не—Ненятый) / Ред. выпуска А.Н. Шаламова. М., 1986. – 456 с.
Столярова 2020 – Столярова Л.В. Реконструкция первоначальной структуры и состава Следственного дела о гибели царевича Дмитрия Угличского 15 мая 1591 г. (Предварительные заметки. Ч. 1) // Электронный научно-образовательный журнал «История». 2020. T. 11. Вып. 6 (92). URL: https://history.jes.su/s207987840010087-4-1/. DOI: 10.18254/S207987840010087-4 [дата обращения 3.10.2023]
Столярова, Белоусов 2012 – Столярова Л.В., Белоусов П.В. Материалы Углического Следственного дела о гибели царевича Дмитрия в 1591 г.: новый опыт исторической реконструкции // Люди и тексты. Исторический альманах. 2012. № 2. С. 171—243.
Столярова, Белоусов 2013 – Столярова Л.В., Белоусов П.В. Джером Горсей о событиях мая—июня 1591 г. в Угличе и в Москве // Древнейшие государства Восточной Европы. 2011. М., 2013. С. 461—496.
Тогоева 2022 – Тогоева О.И. Короли и ведьмы: колдовство в политической культуре Западной Европы XII—XVII вв. М.—СПб., 2022. – 322 с.
Тогоева, Серегина 2022 – Тогоева О.И., Серегина А.Ю. «Бег на коленях», «кивки пальцами» и прочие «ненастья», или О том, каким не должен быть научный перевод // Средние века. 2022. Вып. 83 (4). С. 258—273.
Томсинский 2020 – Томсинский С.В. Чудо 1654 Г. В Угличе в агиографической традиции и материалах раскопок угличского кремля // Исторический формат. 2020. № 3 (23). С. 45—52.
Тюменцев 1994 – Тюменцев И.О. Список сторонников Василия Шуйского (новая находка в Шведском государственном архиве) // Археографический ежегодник за 1992 г. / Гл. ред. С.О. Шмидт. М., 1994. С. 317—319.
Успенский, Россомахин, Хрусталёв 2016 – Успенский В.М., Россомахин А.А., Хрусталёв Д.Г. Медведи, казаки и русский мороз. Россия в английской карикатуре первой трети XIX века. СПб., 2016. – 252 с.
Хоруженко 2016 – Хоруженко О.И. Опыт нового прочтения родословной легенды князей Фоминских-Травиных: сюжет свадебной порчи // Quaestio Rossica. Т. 4. 2016. № 3. С. 175–189.
Хрусталёв 2002 – Хрусталёв Д.Г. Разыскания о Ефреме Переяславском. СПб., 2002. – 448 с.
Хрусталёв 2004 – Хрусталёв Д.Г. Русь: от нашествия до “ига”. 30—40 гг. XIII в. СПб., 2004. – 320 с. (изд. 2-е, испр. и доп. СПб., 2008. – 384 с.).
Хрусталёв 2009 – Хрусталёв Д.Г. Северные крестоносцы. Русь в борьбе за сферы влияния в Восточной Прибалтике XII—XIII вв. СПб., 2009. Т.1 — 416 с.; Т.2 — 464 c. (изд. 2-е, испр. СПб., 2012. – 624 с.; 3-е изд., испр. СПб., 2018. – 622 с.; 4-е изд., испр. СПб., 2019. – 624 с.).
Хрусталёв 2013 – Хрусталёв Д.Г. Русь и монгольское нашествие (20—50-е гг. XIII в.). СПб., 2013. – 412 с. (2-е изд., испр. и доп. СПб., 2015. – 416 с.; 3-е изд., СПб., 2020. – 414 с.).
Хрусталёв 2023а – Хрусталёв Д.Г. Монгольское нашествие на Русь. 1223—1253 гг. М., 2023. – 384 с.
Хрусталёв 2023б – Хрусталёв Д.Г. Об искусстве читать и писать рецензии. Отклик на рецензию О.И. Тогоевой и А.Ю. Серегиной «“Бег на коленях”, “кивки пальцами” и прочие “ненастья”, или о том, каким не должен быть научный перевод», опубликованную в «Средние века». 2022. 83 (4). С. 258—273 // Историческая экспертиза. № 3 (36). 2023б. С. 279—294.
Хрусталёв, Россомахин 2007 – Хрусталёв Д.Г., Россомахин А.А. Русская Медведица, или Политика и похабство. СПб., 2007. – 72 с.
Хрусталёв, Россомахин 2009 – Хрусталёв Д.Г., Россомахин А.А. Польская диета Русского Медведя. СПб., 2009. – 107 с.
Шокарев 2002 – Шокарев С.Ю. Князь Юрий Васильевич Углицкий, брат Ивана IV Грозного (к вопросу об отражении личных качеств в источниках официального происхождения) // Источниковедение и историография в мире гуманитарного знания: доклады и тезисы XIV научной конференции (Москва, 18–19 апреля 2002 г.). М., 2002. С. 527–529.
Шокарев 2023 – Шокарев С.Ю. Новоселье, похороны и двор царицы старицы Прасковьи // Шмидтовские чтения. Вып. 1. К 100-летию со дня рождения Сигурд Оттович Шмидт Педагог. Ученый. Просветитель Сборник статей по материалам Международной научной конференции Москва, 15–16 апреля 2022 г. М., 2023. С. 155, 156.
Charles J. Halperin 2017 – Charles J. Halperin. Ivan the Terrible's Younger Brother: Prince Yury Vasil'evich (1533–63), The Court Historian, 2017, 22:1, 1—16.
Witchcraft in Russia and Ukraine 2020 – Witchcraft in Russia and Ukraine. 1000—1900 / Вy Valerie A. Kivelson, Christine D. Worobec, Cornell University Press 2020. – 540 p.
REFERENSES
Akty Pokrovskogo Suzdal'skogo devich'ego monastyrya 2019 – Akty Pokrovskogo Suzdal'skogo devich'ego monastyrya XVI – nachala XVII veka / Sost. A.V. Antonov, A.V. Mashtafarov. Moscow, 2019. – 464 p.
Bogdanov 1999 – Bogdanov A.P. Filigranovedenie v sovremennom issledovanii: zagadka dela o smerti carevicha Dmitriya // Bogdanov A.P. Osnovy filigranovedeniya: istoriya, teoriya, praktika. Moscow, 1999. P. 199—272.
Bulychev 2005 – Bulychev A.A. Mezhdu svyatymi i demonami: Zametki o posmertnoj sud'be opal'nyh carya Ivana Groznogo. Moscow, 2005. – 304 p.
Bychkova 1977 – Bychkova M.E. Rodoslovie Glinskih iz Rumyancevskogo sobraniya // Zapiski Otdela rukopisej. Iss. 38. Moscow, 1977. P. 104—125.
Charles J. Halperin 2017 – Charles J. Halperin. Ivan the Terrible's Younger Brother: Prince Yury Vasil'evich (1533–63), The Court Historian, 2017, 22:1, 1—16.
Dopolneniya k aktam istoricheskim 1846, 1 – Dopolneniya k aktam istoricheskim. Vol. 1. Saint Petersburg, 1846. – 435 s.
Golubcov 1929 – Golubcov I.A. «Izmena» Nagih // Uchenye zapiski Instituta istorii Rossijskoj associacii nauchno-issledovatel'skih institutov obshchestvennyh nauk (RANIION). 1929. Vol. 4. P. 55—70.
Horuzhenko 2016 – Horuzhenko O.I. Opyt novogo prochteniya rodoslovnoj legendy knyazej Fominskih-Travinyh: syuzhet svadebnoj porchi // Quaestio Rossica. Vol. 4. 2016. № 3. P. 175–189.
Kashtanov, Stolyarova 2020 – Kashtanov S.M., Stolyarova L.V. K voprosu o celostnosti Uglichskogo sledstvennogo dela // Vspomogatel'nye istoricheskie discipliny v sovremennom nauchnom znanii. Materialy XXXIII Mezhdunarodnoj nauchnoj konferencii. Moscow, 2020. P. 202—206.
Khrustalev 2002 – Khrustalev D.G. Razyskaniya o Efreme Pereyaslavskom. Saint Petersburg, 2002. – 448 p.
Khrustalev 2004 – Khrustalev D.G. Rus': ot nashestviya do “iga”. 30—40 gg. XIII v. Saint Petersburg, 2004. – 320 p. (2nd ed., Saint Petersburg, 2008. – 384 p.).
Khrustalev 2009 – Khrustalev D.G. Severnye krestonoscy. Rus' v bor'be za sfery vliyaniya v Vostochnoj Pribaltike XII—XIII vv. Saint Peterburg, 2009. Vol. 1 – 416 p.; Vol. 2 – 464 p. (2nd ed., Saint Peterburg, 2012. – 624 s.; 3nd ed., Saint Peterburg, 2018. – 622 s.; 3nd ed., Saint Peterburg, 2019. – 624 s.).
Khrustalev 2013 – Khrustalev D.G. Rus' i mongol'skoe nashestvie (20—50-e gg. XIII v.). Saint Peterburg, 2013. – 412 p. (2nd ed., Saint Peterburg., 2015. – 416 p.; 3nd ed., Saint Peterburg, 2020. – 414 p.).
Khrustalev 2023a – Khrustalev D.G. Mongol'skoe nashestvie na Rus'. 1223—1253 gg. Moscow, 2023. – 384 p.
Khrustalev 2023b – Khrustalev D.G. Ob iskusstve chitat' i pisat' recenzii. Otklik na recenziyu O.I. Togoevoj i A.Yu. Sereginoj «“Beg na kolenyah”, “kivki pal'cami” i prochie “nenast'ya”, ili o tom, kakim ne dolzhen byt' nauchnyj perevod», opublikovannuyu v «Srednie veka». 2022. 83 (4). S. 258—273 // Istoricheskaya ekspertiza. № 3 (36). 2023. P. 279—294.
Khrustalev, Rossomahin 2007 – Khrustalev D.G., Rossomahin A.A. Russkaya Medvedica, ili Politika i pohabstvo. Saint Peterburg, 2007. – 72 p.
Khrustalev, Rossomahin 2009 – Khrustalev D.G., Rossomahin A.A. Pol'skaya dieta Russkogo Medvedya. Saint-Peterburg, 2009. – 107 p.
Kivel'son 2020 – Kivel'son V. Magiya otchayaniya: moral'naya ekonomika koldovstva v Rossii XVII veka / Per. s angl. V.A. Petrova. Moscow, 2020. – 480 s.
Kurbskij 2015 – Kurbskij A. Istoriya o delah velikogo knyazya moskovskogo / Izdanie podgotovil K.Yu. Erusalimskij, perevod A.A. Alekseev. Moscow, 2015. – 944 p.
Litvina, Uspenskij 2006 – Litvina A.F., Uspenskij F.B. Vybor imeni u russkih knyazej v X–XVI vv.: Dinasticheskaya istoriya skvoz' prizmu antroponimiki. Moscow, 2006. – 904 p.
Litvina, Uspenskij 2020 – Litvina A.F., Uspenskij F.B. «Se yaz rab Bozhij…» Mnogoimennost' kak faktor i fakt drevnerusskoj kul'tury. Saint Petersburg, 2020. – 128 p.
Mazurov 2018 – Mazurov A.B. Kolomenskie «potekhi» Ivana Groznogo v 1546 g.: novye shtrihi k portretu yunogo velikogo knyazya // Rossijskaya istoriya. 2018. № 1. P. 22—31.
Morozov 2002 – Morozov B.N. Travnik iz postel'noj kazny Ivana Groznogo? Har'kovskaya rukopis' 1534 g. – novyj pamyatnik knizhnoj masterskoj mitropolita Daniila (Pervye itogi izucheniya) // Arheograficheskij ezhegodnik za 2002 g. / Ed. S.O. Shmidt. Moscow, 2004. P. 73—85.
Panova 2019 – Panova T.D. Sostav sem'i carya Borisa Godunova. Po pis'mennym istochnikam i arheologicheskim dannym // Moskovskij Kreml' v XVII v. Drevnie svyatyni i istoricheskie pamyatniki: Sbornik statej v 2 kn. Book 1. Moscow, 2019. P. 47–54.
Pavlov 1992 – Pavlov A.P. Gosudarev dvor i politicheskaya bor'ba pri Borise Godunove (1584—1605). Saint Petersburg, 1992.
Rajan 2006 – Rajan V.F. Banya v polnoch': Istoricheskij obzor magii i gadanij v Rossii / Per. s angl. Moscow, 2006. – 720 p.
Russkaya istoricheskaya biblioteka 1892 – Russkaya istoricheskaya biblioteka. Saint Petersburg, 1892. Vol. 13. – 530 p.
Shokarev 2002 – Shokarev S.Yu. Knyaz' Yurij Vasil'evich Uglickij, brat Ivana IV Groznogo (k voprosu ob otrazhenii lichnyh kachestv v istochnikah oficial'nogo proiskhozhdeniya) // Istochnikovedenie i istoriografiya v mire gumanitarnogo znaniya: doklady i tezisy XIV nauchnoj konferencii (Moskva, 18–19 aprelya 2002 g.). Moscow, 2002. P. 527–529.
Shokarev 2023 – Shokarev S.Yu. Novosel'e, pohorony i dvor caricy staricy Praskov'i // Shmidtovskie chteniya. Iss. 1. K 100-letiyu so dnya rozhdeniya Sigurd Ottovich Shmidt Pedagog. Uchenyj. Prosvetitel' Sbornik statej po materialam Mezhdunarodnoj nauchnoj konferencii Moskva, 15–16 aprelya 2022 g. Moscow, 2023. P. 155, 156.
Skrynnikov 1981 – Skrynnikov R.G. Rossiya nakanune «smutnogo vremeni». Moscow, 1981. – 205 p.
Slovar' russkogo yazyka XI—XVII vv. 1986 – Slovar' russkogo yazyka XI—XVII vv. Vypusk 11 (Ne—Nenyatyj) / Red. vypuska A.N. Shalamova. Moscow, 1986. – 456 p.
Stolyarova 2020 – Stolyarova L.V. Rekonstrukciya pervonachal'noj struktury i sostava Sledstvennogo dela o gibeli carevicha Dmitriya Uglichskogo 15 maya 1591 g. (Predvaritel'nye zametki. Ch. 1) // Elektronnyj nauchno-obrazovatel'nyj zhurnal «Istoriya». 2020. Vol. 11. Iss. 6 (92). URL: https://history.jes.su/s207987840010087-4-1/. DOI: 10.18254/S207987840010087-4 [data obrashcheniya 3.10.2023].
Stolyarova, Belousov 2012 – Stolyarova L.V., Belousov P.V. Materialy Uglicheskogo Sledstvennogo dela o gibeli carevicha Dmitriya v 1591 g.: novyj opyt istoricheskoj rekonstrukcii // Lyudi i teksty. Istoricheskij al'manah. 2012. № 2. P. 171—243.
Stolyarova, Belousov 2013 – Stolyarova L.V., Belousov P.V. Dzherom Gorsej o sobytiyah maya—iyunya 1591 g. v Ugliche i v Moskve // Drevnejshie gosudarstva Vostochnoj Evropy. 2011. Moscow, 2013. P. 461—496.
Togoeva 2022 – Togoeva O.I. Koroli i ved'my: koldovstvo v politicheskoj kul'ture Zapadnoj Evropy XII—XVII vv. Moscow— Saint Petersburg, 2022. – 322 p.
Togoeva, Seregina 2022 – Togoeva O.I., Seregina A.Yu. «Beg na kolenyah», «kivki pal'cami» i prochie «nenast'ya», ili O tom, kakim ne dolzhen byt' nauchnyj perevod // Srednie veka. 2022. Iss. 83 (4). P. 258—273.
Tomsinskij 2020 – Tomsinskij S.V. Chudo 1654 g. v Ugliche v agiograficheskoj tradicii i materialah raskopok uglichskogo kremlya // Istoricheskij format. 2020. № 3 (23). P. 45—52.
Tyumencev 1994 – Tyumencev I.O. Spisok storonnikov Vasiliya Shujskogo (novaya nahodka v Shvedskom gosudarstvennom arhive) // Arheograficheskij ezhegodnik za 1992 g. / Ed. S.O. Shmidt. Moscow, 1994. P. 317—319.
Uspenskij, Rossomahin, Khrustalev 2016 – Uspenskij V.M., Rossomahin A.A., Hrustalеv D.G. Medvedi, kazaki i russkij moroz. Rossiya v anglijskoj karikature pervoj treti XIX veka. Saint Petersburg, 2016. – 252 p.
Ved'my iz Varbojs 2020 – Ved'my iz Varbojs / Perevod, posleslovie i kommentarii D.G. Hrustalyova. Saint Petersburg, 2020. – 288 p.
Velikie Chet'i Minei 1880 – Velikie CHet'i Minei, sobrannye mitropolitom vserossijskim Makariem. Oktyabr'. Dni 19—30. Saint Petersburg, 1880.
Witchcraft in Russia and Ukraine 2020 – Witchcraft in Russia and Ukraine. 1000—1900 / Вy Valerie A. Kivelson, Christine D. Worobec, Cornell University Press 2020. – 540 p.
[1] В 2015 г. за книгу «Русь и монгольское нашествие (20—50-е гг. XIIIв.)» Д.Г. Хрусталёв был награжден золотой медалью «Хубилай Хан» Монгольской академии наук. [2] Исследование магических практик русского средневековья и публикация документальных материалов об этом начались в XIX—начале XX вв. трудами И.Е. Забелина, А.Н. Зерцалова, А.Н. Труворова и Н.Я. Новомбергского. В 1964 г. в Е.Ф. Грекулов в работе «Православная инквизиция в России» посвятил главу колдовским процессам. С 1990-е гг. исследованием астрологической книжности, магического времени и других эзотерических аспектов знания в средневековой России занимался Р.А. Симонов. В конце XX—начале XXI вв. были опубликованы труды В.Ф. Райана и В. Кивельсон, посвященные магическим и гадательным практикам в России. Работа В.Ф. Райана «Баня в полночь: исторический обзор магии и гаданий в России» (1999, русский перевод: Райан 2006) охватывает значительный хронологический период, начиная с Киевской Руси, и широкий круг вопросов (магия, колдовство, гадания, приметы, магические амулеты и пр.). Книга В. Кивельсон «Магия отчаяния: моральная экономика колдовства в России XVII века» (2013, русский перевод: Кивельсон 2020) посвящена разным аспектам изучения колдовства в России XVII столетия и базируется на обширном материале архивных следственных дел. В 2020 г. В. Кивельсон и К. Воробец опубликовали хрестоматию материалов по истории колдовства в России и Украине в XI—XIX столетия (Witchcraft in Russia and Ukraine 2020). История колдовства, магии, демонологии и еретичества в Новое время (в основном, в XVIII в.) изучена более полно, что может быть связано с лучшей сохранностью источников (Г.В. Есипов, Н.Н. Покровский и его школа, А.С. Лавров, Е.Б. Смилянская, Т.В. Михайлова и другие). [3] Имеется в виду младший брат Ивана Грозного, глухонемой Юрий, по-видимому, не столь отсталый умственно, как это хотел показать Курбский (см.: Шокарев, 2002; Charles J. Halperin, 2017). [4] Историю колдовских козней против московских государей можно было бы удревнить, начав с XIV в. Согласно родословной легенде XVI века, вторую жену великого князя Семена Ивановича Евпраксию Фёдоровну (дочь смоленского князя Фёдора Святославича) «на свадьбе испортили, ляжет с великим князем, а она ся покажет великому князю мертвец». В.А. Кучкин трактовал это сообщение как указание на фригидность, что представляется похожим на истину. Оригинальную гипотезу выдвинул О.И. Хоруженко, предположив, что родословец передает легенду в искаженном виде, вместо слова «мертвец» первоначально стояло «медведь». Результатом порчи, таким образом, было ночное превращение великой княгини в медведицу, что соответствует аналогичному фольклорному сюжету (Хоруженко 2016). [5] По мнению Б.Н. Морозова, рассказ Ивана Грозного о целебных и магических свойствах камней, записанный Д. Горсеем, мог восходить к данному Травнику (Морозов 2004: 83). [6] Художественное оформление книги заслуживает особых похвал – цветная вклейка с интересным подбором иллюстраций, рисованные виньетки внутри глав и в конце каждой главы, но, к сожалению, приходится вложить ложку дегтя в эту бочку комплиментов. Почему-то на обложке воспроизведена картина К.Б. Венига «Последние минуты самозванца» (1879), на которой изображен боярин П.Ф. Басманов, указывающий Лжедмитрию I на мятежную толпу через дворцовое окно. Этот сюжет никак не рассмотрен в книге, тождество царевича Дмитрия и Лжедмитрия I не постулируется. Можно предположить, что идея состояла в том, что перед нами Лжедмитрий I– колдун, присвоивший душу царевича, но такой ход мыслей слишком сложен. Представляется, что обложка не соответствует содержанию книги.
"Историческая экспертиза" издается благодаря помощи наших читателей.