top of page

05.02.2024. Konstantin Tarasov


К.А.Тарасов

Большевик и буржуй: социальные фобии в политическом языке Революции 1917 г.[1]












Аннотация: Автор изучает значение политического языка в контексте социальных трансформаций Революции 1917 года в России. Исследуется, как слова «большевики», «кадеты», «буржуи» и «товарищи» способствовали формированию идентичности и разжиганию конфликтов. Особое внимание уделяется тому, как эти слова переходят от обозначения политических и социальных групп к маркерам социального разделения, становясь средствами политизации общественного сознания и усиления социального напряжения. Изучаемые лексемы вышли за рамки своих первоначальных значений, превращаясь в инструменты для создания и поддержания новой политической реальности. Все четыре слова использовались для создания образов «другого», что приводило к стигматизации и исключению определенных групп из общественной жизни. Этот процесс был особенно важен в контексте революционных событий, когда политический язык играл ключевую роль в определении границ между «своими» и «чужими» и повлиял на развертывание гражданской войны в стране.


Ключевые слова: буржуазия, товарищи, большевики, кадеты, образы врага, Революция 1917 года


Автор: Константин Андреевич Тарасов, кандидат исторических наук, Европейский университет в Санкт-Петербурге. Email: senderkeeper@mail.ru


A.K. Tarasov. The Bolshevik and the Burzhui: Social Phobias in the Political Language of the Russian Revolution

 

Abstract: The author studies the role of political language for the social transformations during the Russian Revolution of 1917. He explores how the words "Bolsheviks", "Kadets", "borzhui" and "tovarishchi" contributed to the formation of identity and the fomentation of conflicts. The research highlights the evolution of those words from denoting political and social groups to markers of social division, becoming tools for the politicization of public consciousness and the intensification of social tension. The examined lexemes move beyond their initial meanings, turning into instruments for creating and maintaining a new political reality. All four words were used to construct images of "the other", leading to the stigmatization and exclusion of certain groups from social life. This process was especially important in the context of revolutionary events, where political language played a key role in defining the boundaries between "us" and "them" and influenced the unfolding of the civil war in the country.


Keywords: bourgeoisie, comrades, Bolsheviks, Cadets, enemy images, 1917 Revolution


Corresponding author: Tarasov Konstantin Andreevich, PhD (candidat istoricheskih nauk), European University at Saint Petersburg. Email: senderkeeper@mail.ru


Исследователь Французской революции К.М. Бейкер предложил рассматривать революцию как процесс, в котором происходит кардинальное изменение дискурсивной практики сообщества. По его мнению, во время революции социальные отношения перестраиваются заново, а дискурс, определяющий политические отношения между отдельными людьми и группами, радикально перерабатывается (Baker 1990: 18). В этот период социальное пространство переформатируется: создаются новые социальные связи и разрываются старые.


Для понимания этих процессов Российской революции 1917 г. полезно использовать инструментарий, развитый исследователями наций и национализма. Классические исследования этих феноменов с позиции конструктивизма убедительно показали, что для формирования национальной идентичности важно определение границ общности через противопоставление «мы – они», «свой – чужой», через образы «другого» или образы врага (Нойман 2004). Те же механизмы характерны и для социальных групп. В данной статье я изучаю использование образов «другого» в языке современников революции. Из всего многообразия возможных слов, маркировавших границы социальной группы, я выбрал всего четыре: «буржуи», «товарищи», «большевики» и «кадеты». Все они связаны с формированием и использованием политического языка, в том числе языка классовой борьбы.


«Буржуи» и «товарищи»


До революции интеллигенция часто использовала термин «буржуа» в качестве синонима бездуховности, низкого вкуса, «мещанства» (Вихавайнен 2004). К началу XX в. российские социалисты придали ему дополнительное, социально-классовое значение. А в 1917 г., как убедительно показал Б.И. Колоницкий, употребление термина «буржуазия» оказалось даже шире, чем его марксистское понимание (Колоницкий 1994; Колоницкий 2017). «Буржуями» стали называть не только предпринимателей, но и аристократов, интеллигентов, офицеров. «Кого только не называют теперь буржуем? Рабочие называют буржуями всех нерабочих, крестьяне – всяческих "господ", включая сюда, в сущности, всех одетых по-городскому…» - рассуждал автор популярной брошюры (Колоницкий 1994: 21).


В.П. Булдаков отмечает, что под словом «буржуй», как правило, подразумевался «носитель некоего негативного качества – прежде всего "чужой", тот, кто повинен во всех бедах» (Булдаков 2010: 126-127). Это важное замечание. Через противопоставление «буржуазии» различные социальные группы формировали собственную идентичность. Это касалось не только «пролетариата» или «рабочего класса».


Фронтовики так отделяли себя от тыла. Когда они освоили язык классовой борьбы, то стали называть «буржуями» те социальные группы, которые они раньше называли «мародерами тыла» (то есть те, кто наживался на войне) или «внутренним немцем» (то есть предателями). В 1917 г. антитыловые настроения солдат приобрели классовое выражение (Тарасов 2021а). С помощью слова «буржуй» описывались антигородские настроения в деревне. Часто принадлежность к «буржуазии» определялась внешними признаками. Это прежде всего относилось к «городской» одежде: шляпа, крахмальный воротничок, галстук (Колоницкий 1994: 21; Гражданская война: 19-20). Атрибутом «буржуя» могли оказаться даже очки (Булдаков 2010: 200).


В языке 1917 г. «демократия» как идентичность определяла свои границы через противопоставление «цензовым элементам», «правящим классам» и «буржуазии» (Колоницкий 1997: 112-113). Социалисты таким образом подчеркивали особое положение рабочих, крестьян и солдат («демократию») с точки зрения получения ими гражданских прав. Но такая риторика исключала политическое участие прежних привилегированных слоев общества («буржуазии»).


Усвоение классового языка означало также и использование логики классового антагонизма. Так, например, один из подчиненных отвечал офицеру, агитировавшему против большевиков: «Вы буржуй, если бы я носил золотые погоны, то тоже так рассуждал» (Тарасов 2019: 109). Иными словами, с точки зрения солдата, интересы и цели человека напрямую определялись его классовой позицией.


Для социалистов язык классовой борьбы в принципе был основным для описания социальной и политической реальности. Их идеология основывалась на представлении о разделении общества на классы, имеющие противоположные политические интересы. Пропаганда социалистов создавала у их сторонников зримый «образ врага», когда они называли определенные издания и политические группы буржуазными или так именовали состав министров Временного правительства. Даже тем из социалистов, которые пытались преодолеть язык классового антагонизма, чтобы наладить отношения с либеральными партиями и предпринимательскими кругами, было не просто найти объединяющие слова. Они не могли избавиться от недоверия к «буржуазии», имея в виду «естественные» внутренние противоречия между классами (Тарасов 2021б).


Прочно вошедшее в язык 1917 г. слово «буржуазия» использовалось и в отношении самих социалистов. «Буржуями» или продавшимися буржуазии рабочие и солдаты называли как умеренных социалистов, пытавшихся предотвратить демонстрацию 10 июня (Всероссийский съезд), так и большевиков, тормозивших уличное выступление в Петрограде в конце июня – начале июля 1917 г. (Тарасов 2017: 161, 165, 171).

 

Часто слово «буржуй» выступало даже не как социальная, а моральная категория. Так называли жадного, эгоистического человека, вне зависимости от его рода деятельности (К-т 1917; Н.В. 1917). В связи с этим неудивительно, что негативная коннотация термина «буржуазия», которую он приобрел в 1917 г., сделала его непопулярным для самоидентификации. Предприниматели отказывались называть себя «буржуазией», предпочитая термин «торгово-промышленный класс». Некоторые представители средних городских слоев стремились подражать рабочим в своем стиле одежды. А различные профессиональные организации, даже не связанные с физическим трудом, предпочитали причислять себя к «пролетариату» (Булдаков 2010: 145).


Военный корреспондент «Утра России» писал, что противоположным по значению слову «буржуй» являлось «товарищ». «От Москвы до синих гор Карпатских везде звучит одно: - Буржуй… Товарищ… Буржуй…» Он считал, что эти слова могут относиться к одним и тем же людям. Разница же зависела от момента: «Если вы в данный момент имеете какое-нибудь жизненное преимущество, например, бутерброд с ветчиной, конечно. Вы – буржуй. Отдайте его голодному солдату, и вы становитесь товарищем…» (Ардов 1917).


В российской революционной среде, как и в западноевропейской, обращение «товарищ» использовалось в узком значении «единомышленник по партии, партийным взглядам». К 1917 г. оно прочно ассоциировалось с социалистами (Зеленин 2003). В дни Февральского восстания использование обращения «товарищ» воспринималось многими как символ революции (Бенуа 2003: 138; Пришвин 2007: 380). Правовед Н.В. Устрялов так описывал свои чувства в дни падения монархии: «Прекрасно помню, какое глубокое, волнующее впечатление производили 28 февраля первые переходившие на сторону народа военные, обращавшиеся к толпе с непривычным в их устах словом "товарищи". <…> И радостно было, светло на душе, и поистине, все эти незнакомые люди на площади казались родными, товарищами, братьями» (Устрялов 1917: 16).


По дневникам современников событий, можно зафиксировать, как представители интеллигенции начали использовать слово «товарищи» в отношении членов Совета и социалистов вообще. Причем, часто его употребляли с иронически-негативным оттенком (Сайн-Витгенштейн 1986: 86-88; Готье 1997: 27; Бенуа 2003: 121, 156; Министерство иностранных дел: 814, 815; Россия 1917 года в эго-документах. Дневники: 304, 313; Россия 1917 года в эго-документах. Письма: 486). Те, кто с презрением относился к этому политическому течению могли даже использовать это слово как ругательное. Генерал А.Е. Снесарев с негодованием писал о некоторых высших офицерах, которые, по его мнению, отнеслись к революции со слишком большим энтузиазмом: «Эверт, Щербачев и т.д. чуть ли не заделались "товарищами". <…> Брусилов мылит во всю: то через жену, то сам, "товарищ" да и только» (Снесарев 2014: 353, 354).


На Семипалатинском областном казачьем съезде в августе 1917 года было единогласно принято решение отказаться от использования слова «товарищ» в пользу традиционного для казаков наименования «казак». Участники съезда также подчеркнули важность восстановления дисциплины в армии, которая пострадала от действий «товарищей» (Бардиж 2008: 91). Примерно в те же дни участники Поместного Собора Православной российской церкви не раз выражали недовольство социалистическим обращением, которое использовали милиционеры, следившие за порядком в Кремле (Дурылин 1917). А военный врач и вовсе находил его оскорбительным: «С гадливостью и брезгливостью воспринимаю я новую форму поганого обращения ко мне – "товарищ"» (Кравков 2014: 343). То есть любое указание на принадлежность к сообществу социалистов через обращение «товарищ» вызывало возмущение у их противников.


В советской среде слово «товарищ» было предпочтительным обращением к сторонникам, в то время как кадеты чаще использовали официальное приветствие «граждане» в своих воззваниях. При этом, как справедливо отметил Ё. Икэда, слово «гражданин» могло трактоваться социалистами как указание на «чужих» людей. Они могли употреблять его в уничижительном смысле по отношению к политическим оппонентам (Икэда 2022: 187). Так, например, один из газетных отчетов обратил особое внимание на то, что Л.Д. Троцкий, выступая в Петроградском Совете, «вопреки установившемуся обычаю» называл министров-социалистов не «товарищами», а «гражданами». «Точно также к Совету р[абочих] и с[олдатских] д[епутатов] Троцкий обращается чаще со словами "граждане", нежели "товарищи"» - говорилось в репортаже (Петроградский Совет: 72). Это указание, видимо, должно было показать читателям, что политик отказывался признать депутатов авторитетного органа власти своими единомышленниками, тем самым исключая их из сообщества социалистов.


Тот же самый прием по отношению к Троцкому использовали его оппоненты. К примеру, во время выступления на I Всероссийском съезде Советов, когда он обращался к аудитории «товарищи», из зала раздавались возмущенные возгласы: «Какие мы вам товарищи!». Оратору пришлось поправиться и продолжить выступление словами: «Товарищи и граждане» (Первый Всероссийский съезд: 352). Но и делегатам съезда, направленным на заводы Выборгской стороны, чтобы предотвратить выход рабочих на демонстрацию 10 июня, отвечали тем же самым. Их не желали слушать и прерывали возгласами «Мы вам не товарищи» (Всероссийский съезд).


После провала летнего наступления, представители образованных слоев все чаще называли собирательным словом «товарищами» мародерствующих и пьяных солдат (Бенуа 2003: 129; Каблуков 2009: 169; Россия 1917 года в эго-документах. Письма: 68, 352; Дюшен 2020: 28, 123). Студентка Одесской консерватории Е.И. Лакиер напрямую об этом написала в дневнике: «Газеты полны ужасов, происшедших в Риге: перед занятием ее немцами зверства "товарищей" (это слово стало теперь нарицательным для дебоширствующих солдат) переходили все пределы возможного – грабили, убивали, насиловали» («Претерпевший до конца…»: 145). А.Е. Снесарев в дневнике перечислил причины неудачного Июньского наступления: «приниженный дух, развращенный солдат, разврат неисполнения приказания… словом, вдвинутое в армию "товарищество"» (Снесарев 2014: 479). Утверждение о том, что товарищество привело к падению дисциплины, не имеет смысла, если не знать, в каком значении генерал использовал это слово.


К осени 1917 г. «товарищи» как собирательное понятие распространилось на всех представителей низших слоев общества, с тем же самым презрительным или ироническим оттенком. Это слово, как правило, появляется в дневниках, когда речь идет о неподобающем с точки зрения образованных людей поведении (Сайн-Витгенштейн 1986: 89, 108; Окунев 1997: 95; Готье 1997: 38; Бенуа 2003: 548; Богословский 1917). Петроградский чиновник записал в дневнике анекдот про французского министра Альбера Тома, который, вернувшись из поездки по России, сказал: «Они очаровательны, эти товарищи, но очень странно, что они не носят колец в носу!» (Дюшен 2020: 75). Суть этой шутки тут в отождествлении российских жителей после революции с дикими племенами Африки.


В этом контексте, использование слова «товарищи» стало не просто способом выразить свое отчуждение от определенных социальных групп, но и символом глубокого разрыва в представлениях о культурных нормах. «Товарищей» характеризовала некультурность, интеллектуальная ограниченность, наглость, жадность (Пришвин 2007: 531; Каблуков 2009: 167; Россия 1917 года в эго-документах. Дневники: 282). Можно заметить, что похожие качества относились к «буржуям». Те же черты моральной и интеллектуальной деградации образованные слои общества приписывали тем, кого они считали бенефициарами революции.


Как замечает Б.И. Колоницкий, люди, принимавшие идентификацию «товарищ», считали себя активными гражданами, даже гражданами первого сорта (Колоницкий 2012: 282). На это реагировали те, кому не нравилась подобная «перевернутая» иерархия. Публицист В.А. Амфитеатров-Кадашев записал в дневнике такой эпизод: «Когда в понедельник я пришел на Николаевский вокзал, носильщик мне заявил: "Вряд ли, барин, уедете" — "А что, публики много?" — "Да нет. Публики — вы первый, а вот товарищей — видимо-невидимо"» (Амфитеатров-Кадашев 1996: 454). По этому отрывку видно, что «товарищи», пользующиеся благами, прежде им недоступными, противопоставляются «чистой публике», которая считала некоторые публичные пространства своими. Таким образом, слово «товарищи», подобно «буржуям», указывало на неприятие определенной социальной группы теми, кто его использовал.


Н.В. Устрялов, который с радостью отмечал использование обращения «товарищ» в Февральские дни, осенью 1917 г. зафиксировал, как изменилось его отношение к этому слову: «А теперь, когда слышишь то же самое слово, неизменно и непременно представляется что-то грубое, безобразное, тупое и отвратительное. Что-то вроде тех распоясанных солдат, лускотелей семечек, что заполняют столичные бульвары. И самое слово звучит как-то фальшиво, и словно чувствуется в нем мефистофелевская ирония» (Устрялов 1917: 17). Для Устрялова, переосмысление слова «товарищ» символизировало его глубокое разочарование в идеализированных представлениях о революции.


С одной стороны, использование обращение «товарищи» обозначало принадлежность к новому сообществу, где все члены равны и солидарны друг с другом. Это был способ противопоставить себя другим социальным слоям и подчеркнуть новую, революционную идентичность. С другой стороны, для тех, кто себя не соотносил с «товарищами», слово носило явно негативную коннотацию и использовалось для стигматизации и исключения из сообщества культурных людей. Словами «буржуи» и «товарищи» выделяли группы, отторгаемые тем или иным сообществом. При это их расширительное значение приводило к переносу социальных фобий на достаточно широкие слои. Эти лексемы формировали социальные отношения в период революции, способствуя разделению общества на «мы» и «они», описывая социальный конфликт, оформляя его и провоцируя.


«Большевики» и «кадеты»


Слово «большевики» в языке 1917 г. использовалось в значении гораздо более широком, чем название одного из течений социал-демократов. Несоциалистическая пресса постаралась над созданием негативного портрета большевиков у своих читателей. Он вобрал в себя образы главных врагов революции: немецких агентов, провокаторов и работников царской Охранки, уголовных преступников, трусов («шкурников») и бездельников. Сторонников партии ее оппоненты стремились представить как малоразвитую массу озлобленных и алчных людей. Из понятия политического языка наименование «большевик» перешло в язык обыденный как бранное слово (Аксенов 2020: 787–789; Тарасов 2022а).


Противники большевиков часто использовали название их партии в качестве инструмента для ее дискредитации. Они утверждали, что слово «большевик» происходит от понятий «большой человек» или «большак». На этом основании партию обвиняли в том, что она работает в интересах богатых и даже стремится восстановить монархию (Классовая борьба; Калугин 1917; История гражданской войны: 274). Партийная кличка большевиков могла создавать неверные смысловые коннотации даже в рабочей среде, считавшейся социальной опорой большевиков. Иногда она могла даже «переводиться» как партия богатых, зажиточных людей (Koenker1981: 191).


С помощью слов «большевики» и «большевизм» описывался очень широкий спектр явлений. Так могли именовать нетерпеливых сторонников национальной автономии, стремление к миру любой ценой, самовольные крестьянские земельные захваты и т.д. (Тарасов 2022б) Иными словами, речь шла о радикальных требованиях, практиках прямого действия, недовольстве существующим порядком и желании быстрых изменений. Для некоторых современников эти качества могли восприниматься как позитивные.


Такое широкое толкование принадлежности к большевикам привело к тому, что летом 1917 года все больше людей, не состоявших в членах партии, приняли на себя это имя и, вероятно, идентифицировали себя как большевиков. Прапорщик Н.В. Крыленко, самый известный фронтовой большевик, отметил в докладе на партийной конференции, что «под флагом большевизма сплошь и рядом выступают лица, ничего общего с большевиками не имеющие» (Утреннее заседание). Аналогично рассказывал о ситуации в столице член Петербургского комитета большевиков: «Теперь выступают не только строго выдержанные партийные люди, но и сочувствующие, идущие за нами, но не проводящие нашу теорию» (Петербургский комитет: 351).


В тот момент эту тенденцию большевики воспринимали как негативное явление. Сам Ленин писал о появлении «лжебольшевиков», которые агитируют от имени партии. «В результате под знамя большевизма идет всякий недовольный, сознательный революционер, возмущенный борец, тоскующий по своей хате и не видящий конца войны, иной раз прямо боящийся за свою шкуру человек...» (Ленин 1969а: 256) Ленин считал, что часть подобных «сочувствующих» своей деятельностью извращала большевизм, способствовала эксцессам и давала предлог для запрещения агитации партии.


Расширенное толкование слова «большевики» сказалось и на последствиях Июльского выступления. Хотя в его подготовке была обвинена партия большевиков, а ее лидеры объявлены агентами Германии, наказания коснулись более широкого круга. В ЦИК Советов сыпались жалобы на уличное насилие не только против членов партии большевиков и им сочувствующих, но и просто радикально настроенных рабочих (Мандель 2015: 230, 240). В те же дни проходили массовые аресты солдат, расформирование запасных воинских частей и отправка их целиком на фронт. Такие меры правительства понимались как репрессии, из-за чего в солдатской среде росло недовольство властью (Тарасов 2017: 200).


Осенью, когда большевики стремились продемонстрировать укрепление своего влияния, в их агитационных материалах стало часто появляться утверждение о том, что большая часть населения, по сути, поддерживает большевистские идеи. Г.Е. Зиновьев в сентябре 1917 г. указывал своим оппонентам: «Вы забыли, что большевики, это – рабочие, солдаты, матросы, крестьяне. Вы забыли, что большевики, это теперь – Советы Рабочих и Солдатских Депутатов» (Кто с кем). Л.Д. Троцкий в своей речи на Северном областном съезде не преминул сказать, что «весь народ голосует за большевиков» и поручает им взять власть в свои руки (Речь Троцкого). Ленин, подталкивая своих однопартийцев к восстанию против правительства, писал: «Нет, сомневаться теперь в том, что большинство народа идет и пойдет за большевиками, значит позорно колебаться и на деле выкидывать прочь все принципы пролетарской революционности, отрекаться от большевизма совершенно» (Ленин 1969б: 401). Об этом свидетельствовало, по его мнению, не процентное большинство в стране, а «факты» поддержки идей партии. Например, такого рода: «Быть против коалиции это значит на деле идти за большевиками» (Ленин 1969б: 400). Таким образом, лидеры подчеркивали, что большевики представляют не только конкретную политическую группу, но и широкие массы народа. В логике языка классовой борьбы политическая принадлежность определялась социальным положением, а иногда и происхождением.


Эти тенденции, однако, по-разному воспринималась в партии. Представитель большевиков от Юго-Западного края с гордостью рапортовал, что солдаты все чаще отвечают на вопрос о своей принадлежности: «Мы все большевики» (Киев). Партийная газета для крестьян «Деревенская беднота» доказывала, что осенью 1917 г. «большевиком стал всякий бедняк, всякий крестьянин, всякий рабочий» (Почему богачи). Получается, что то, что считалось невыгодным летом 1917 г., оказалось полезно доказывать осенью. Тем не менее, проблема осталась. Сознавая опасность погромов во время отстранения от власти правительства, «Рабочий путь» предупреждал, что часто в провинции, где нет ячеек партии, «всякий хулиган, ругающий Керенского, может себя выдать за большевика» (Ив. Гл. 1917).


Подход, основанный на прямом соотношении партии и класса, который она представляет, нашел свое отражение в отношении к кадетам. Социалисты называли их буржуазной партией, поэтому во время своей предвыборной агитации членам Партии народной свободы приходилось оправдываться. Они подчеркивали, что не работают в интересах буржуазии и сами не принадлежат к этой социальной группе, указывая, что являются представителями наемного труда или «трудящейся интеллигенции» (Мамаев 2017: 222-223)[2]. Партия народной свободы пыталась представить себя защитницей интересов всего народа (Гайда 2020: 95). Кадетские деятели целенаправленно отрицали язык классовой борьбы для смягчения социальных конфликтов (Rosenberg 1974: 250).


Члены партии последовательно защищали верховенство закона. На практике это очень часто означало борьбу против самовольных захватов земель и взятия под контроль заводов, защиту прав собственников. Неудивительно, что это приводило хотя бы к временному сотрудничеству с организациями, представлявшими интересы обеспеченных слоев общества: союзами земельных собственников и торгово-промышленными комитетами (Астрахан 1973: 190; Rosenberg 1974: 154; Селезнев 2001: 145; Rendle 2010: 96, 164).


После падения монархии кадеты стали самой правой партией легального политического спектра, поэтому во время муниципальных выборов вокруг них объединялись противники «углубления революции»: крупные собственники (т.н. «цензовые элементы») и сторонники более правых убеждений (Астрахан 1973: 193; Мамаев 2017: 223). Более того, как отметил в мае секретарь ЦК кадетов А.А. Корнилов, случалось, что в провинции от имени кадетов выступали чиновничьи, торгово-промышленные и близкие к Союзу земельных собственников группы. Он не считал это позитивным явлением и выразил сомнение, «насколько полно этими группами воспринимается программа партии» (Астрахан 1973: 189). В итоге местные Советы часто относились к дворянским и промышленным группам так, как если бы они были кадетскими организациями (Rosenberg 1974: 155).


По солдатским резолюциям видно, что распространение языка классовой борьбы способствовало укреплению мнения о кадетах как «партии контрреволюционной буржуазии» (Революционное движение в русской армии: 391; Революционное движение в военных округах: 244, 322, 331), партии помещиков и капиталистов (Большевизация Петроградского гарнизона: 286; Революционное движение в военных округах: 319), не отражающей мнения крестьянства (Революционное движение в русской армии: 458, 459). «Кадеты объединяют всех правых, всю контрреволюцию, всех помещиков и капиталистов» - писал Ленин по поводу муниципальных выборов в Петрограде (Ленин 1969а: 69).


Поскольку противники кадетов объявили их защитниками интересов буржуазии, им начали приписывать и свойства «буржуев». Например, их обвиняли в приверженности старому строю. На столичных муниципальных выборах в мае 1917 г. члены Партии народной свободы несколько раз подвергались насилию за их мнимое стремление «восстановить царизм» (Кондратьев 2023: 100). Судя по дневниковым записям московского служащего Н.П. Окунева, та же ситуация имела место и в первопрестольной: «В Москве пред выборами в Думу началась агитационная борьба, и товарищи социалисты где можно колотят и увечат кадетов. Теперь кадеты, то есть мы, у рабочих и солдат в положении "черносотенцев"» (Окунев 1997: 49).


Такая негативная репутация кадетов сказывалась на их партнерских отношениях с организациями крупных собственников. Во время муниципальных выборов лета 1917 г. обе стороны предпочитали выставлять независимые списки кандидатов (Rendle 2010: 154-165, 198). Кадеты стремились сохранить оставшееся влияние. Они далеко не всегда афишировали помощь своим единомышленникам из «буржуазных» кругов, а известия о вступлении в партию сторонников крайне правых взглядов публично осуждались как тревожные и порочащие репутацию (Астрахан 1973: 188-189). Лишь осенью, после Корниловского выступления, на фоне падения поддержки партии провинциальные кадетские структуры стали открыто вступать в блоки с организациями помещиков и промышленников (Rosenberg 1974: 251).


Репутация Партии народной свободы сильно пострадала в дни движения на столицу войск генерала Л.Г. Корнилова. Позиция, занятая кадетами во время этого кризиса, была направлена на то, чтобы мирно урегулировать конфликт генерала с правительством. Однако именно она привела к новой волне обвинений в их адрес. Хотя на деле далеко не все кадеты были сторонниками Корнилова, за ними закрепилась кличка «корниловцы» (Колоницкий, Годунов 2021). Еще с конца мая радикальные группы называли Партию народной свободы «врагами народа» (Революционное движение в русской армии: 338; Rosenberg 1974: 160). После Корниловского же выступления такое обвинение закрепилось в текстах ее оппонентов. Многие социалисты считали невозможным дальнейшее достижение какого-либо компромисса с «корниловцами», «цензовыми элементами» и «буржуазией» (Колоницкий, Годунов 2021: 84; Колоницкий, Годунов 2022: 194).


После Октябрьского переворота эти образы партии приобрели форму официальной политики. Специальным декретом 28 ноября кадеты были названы «партией врагов народа» и «вождями гражданской войны против революции» (Декреты советской власти: 162). Постфактум аргументируя это решение на заседании ВЦИК, Ленин доказывал: «… нельзя отделять классовую борьбу от политического противника. Когда говорят, что кадетская партия не сильная группа, – говорят неправду. Кадетский центральный комитет, это – политический штаб класса буржуазии. Кадеты впитали в себя все имущие классы; с ними слились элементы, стоявшие правее кадетов» (Ленин 1974: 135).


Следствием семантического сближения слов «кадеты», «буржуазия» и «контрреволюция» было чревато актами насилия против членов партии. Такие случаи имели место во время петроградских выборов в Учредительное собрание в середине ноября. В одном из районов столицы кадетским агитаторам угрожали: «Избить буржуев и погромную литератору сжечь» (Тимохина 2017: 264). При закрытии официального органа Партии народной свободы «Новая Речь» 28 ноября латышские стрелки оставили в наборной плакат: «Дрожите буржуи! Штыки латышских стрелков направлены на ваши толстые животы! Да здравствует Учредительное собрание и большевизм» (Там же: 230).


Таким образом, в 1917 г. слова «большевики» и «кадеты» трансформировались из названий политических партий в обозначения для определенных социальных групп. Они стали маркерами глубоких политических разногласий, служа основой для социальных фобий и взаимных предрассудков. Это явление значительно способствовало политизации общественных настроений и усиливало социальное напряжение между разными группами населения.


При этом динамика изменения значения лексем была различной. Негативное восприятие партии большевиков распространилось на различные явления и социальные группы, окрашивая их в отрицательные тона и придавая им специфический политический оттенок. В итоге после обвинений лидеров партии в измене в июле 1917 г. появилась почва для преследования всех радикально настроенных рабочих и солдат как «большевиков». В отношении кадетов, наоборот, негативное восприятие социальной группы (буржуазии) перешло на партию. Это приводило к насилию против отдельных ее членов и стало основанием для политических репрессий против всей партии.


Заключение



Рассмотренные четыре ключевые слова 1917 г. – «буржуй», «товарищ», «большевик», «кадет» – фиксируют ситуацию общественного раскола, описывавшегося в терминах классовой борьбы. Эти лексемы не только стали названиями для социальных и политических явлений, но и расширяли свое значение, включая в себя новые группы и явления, которые подвергались осуждению или стигматизации. Объединяющие понятия «гражданин» и «товарищ», которые должны были стереть социальные границы, напротив, становились признаком инаковости по отношению к говорящему. «Буржуй» и «большевик», хотя и наделялись схожими негативными характеристиками, использовались для конструирования образов «чужого», враждебной социальной и политической группы.


Эти слова не просто обозначали явление, а давали ему оценку и служили для политизации социальных фобий. Большевики воспринимались как подстрекатели «товарищей», угрожавших образованным слоям общества, а кадеты в оценках их противников защищали «буржуев», стремившихся к восстановлению прежнего социального порядка. Само использование данного политического языка видоизменяло их самоидентификацию, связывая различные социальные группы с конкретными политическими партиями.


Таким образом, появляется несколько связанных друг с другом дискурсивных рамок. Воображаемые «большевики» противопоставлялись воображаемым «кадетам», а конструирование негативных образов «товарищей» сопровождалось одновременным конструированием «буржуев». Эта динамика значительно сужала пространство для общественных компромиссов: одни стремились к подавлению «буржуазии» и «кадетов», в то время как другие видели основную угрозу в «большевиках» и «товарищах». При этом «большевиками» нередко именовали и критиков партии большевиков, а в обличении «буржуазии» участвовали и те, кого в иных обстоятельствах именовали «буржуями». Такая многомерная поляризация затрудняла создание общественно-политических коалиций, способных находить компромисс на пороге гражданской войны.

 

Источники и материалы


Амфитеатров-Кадашев 1996 – Владимир Амфитеатров-Кадашев. Страницы из дневника // Минувшее: Исторический альманах. 20. М.; СПб., 1996. С. 435-636.

Ардов 1917 – Ардов Т. «Вооруженный народ» // Утро России. 1917. 3 июля.

Бардиж 2008 – Бардиж В.К. Дневник кубанского казака. Петроград, 1917 год. Краснодар, 2008.

Бенуа 2003 – Бенуа А.Н. Дневник. 1916-1917-1918. М., 2003.

Богословский 1917 – Дневниковая запись М.М. Богословского от 16 октября 1917 г. // Прожито. URL: https://corpus.prozhito.org/note/5123.

Большевизация Петроградского гарнизона: Сборник материалов и документов. Л., 1932.

Всероссийский съезд Советов р. и с. депутатов // Новая жизнь. 1917. 11 июня.

Готье 1997 – Готье Ю.В. Мои заметки. М., 1997.

Декреты Советской власти. Том I. 25 октября 1917 г. – 16 марта 1918 г. М., 1957.

Дурылин 1917 – Дурылин С.Н. Из «Олонецких записок» // Наше наследие URL: http://www.nasledie-rus.ru/podshivka/10017.php.

Дюшен 2020 – Дюшен Ю.С. Дневник петроградского чиновника. 1917-1918 гг. М., 2020.

Ив. Гл 1917 – Ив. Гл. Против черной печати // Рабочий путь. 1917. 13 октября.

История гражданской войны в СССР: Т. 1. М., 1935.

Каблуков 2009 – Дневник Сергея Платоновича Каблукова. Год 1917 // Литературоведческий журнал. 2009. № 24. С. 138-234.

Калугин 1917 – Калугин Д. Из поездки в деревню // Деревенская беднота. 1917. 18 октября.

Киев. (Из отчета Обл. К-та Юго-Западного Края Р.С.-Д.Р.П.). // Рабочий путь. 1917. 3 октября.

Классовая борьба на Демократическом совещании // Рабочий путь. 1917. 20 сентября.

Кравков 2014 – Кравков В.П. Великая война без ретуши. Записки корпусного врача. М., 2014.

К-т 1917 – К-т Ф. Кто «буржуи»? // Новое время. 1917. 26 апреля.

Кто с кем // Рабочий путь. 1917. 22 сентября.

Ленин 1969а – Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т. 32. Май — июль 1917. М., 1969.

Ленин 1969б – Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т. 34. М., 1969.

Ленин 1974 – Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т. 35. М., 1974.

Министерство иностранных дел России в годы Первой мировой войны: Сборник документов. Тула, 2014.

Н.В. 1917 – Н.В. Нечто о буржуях // Московские ведомости. 1917. 11 июля.

Окунев 1997 – Окунев Н.П. Дневник москвича, 1917-1924. Кн. 1. М., 1997.

Первый Всероссийский съезд Советов р. и с. д. Т. 1. М.; Л., 1930.

Петербургский комитет РСДРП(б) в 1917 году: Протоколы и материалы заседаний. СПб., 2003.

Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов в 1917 году. Т. 3 (6 мая — 2 июля 1917 года). М., 2002.

Почему богачи и их друзья против власти большевиков // Деревенская беднота. 1917. 3 ноября.

«Претерпевший до конца спасен будет»: женские исповедальные тексты о революции и гражданской войне в России. СПб., 2013.

Пришвин 2007 – Пришвин M.М. Дневники. 1914—1917. СПб., 2007.

Революционное движение в военных округах, март 1917 г. – 1918 г. М., 1988.

Революционное движение в русской армии. 27 февраля – 24 октября 1917 г.: Сборник документов. М., 1968.

Речь Троцкого. На северном областном съезде // Рабочий путь. 1917. 17 октября.

Россия 1917 года в эго-документах. Дневники. М., 2017.

Россия 1917 года в эго-документах. Письма. М., 2019.

Сайн-Витгенштейн 1986 – Сайн-Витгенштейн Е.Н. Дневник 1914 -1918. Paris, 1986.

Снесарев 2014 – Снесарев А.Е. Дневник: 1916–1917. М., 2014.

Устрялов 1917 – Устрялов Н. «Товарищ» и «гражданин» // Народоправство. 1917. №12. С. 16-17.

Утреннее заседание. 16 июня // Бюллетени Всероссийской конференции фронтовых и тыловых Военных организаций Российской социал-демократической рабочей партии. 1917. № 3.

 

Библиографический список

Baker 1990 – Baker K.M. Inventing the French Revolution. Essays on French Political Culture in the Eighteenth Century. Cambridge, 1990.

Koenker 1981 – Koenker D. Moscow Workers and the 1917 Revolution. Princeton, 1981.

Rendle 2010 – Rendle M. Defenders of the Motherland: The Tsarist elite in revolutionary Russia. Oxford, 2010.

Rosenberg 1974 – Rosenberg W.G. Liberals in the Russian Revolution: The Constitutional Democratic Party, 1917–1921. Princeton, 1974.

Аксенов 2022 – Аксенов В.Б. Слухи, образы, эмоции: Массовые настроения россиян в годы войны и революции, 1914–1918. М., 2022.

Астрахан 1973 – Астрахан Х.М. Большевики и их политические противники в 1917 году: Из истории политических партий в России между двумя революциями. Л., 1973.

Булдаков 2010 – Булдаков В.П. Красная смута: природа и последствия революционного насилия. М., 2010.

Вихавайнен 2004 – Вихавайнен Т. Внутренний враг. Борьба с мещанством как моральная миссия русской интеллигенции. СПб., 2004.

Гайда 2020 – Гайда Ф.А. Понятие «Народ» в кадетской партийной риторике // Слово.ру: Балтийский акцент. 2020. Т. 11. № 3. С. 85-98.

Гражданская война в образах визуальной пропаганды: словарь-справочник. СПб., 2018.

Зеленин 2003 – Зеленин А.А. Господа, граждане и товарищи в эмигрантской публицистике // Русская речь. 2003. № 6. С. 95-102.

Икэда 2022 – Икэда Ё. «Гражданин» в революционном дискурсе, февраль 1917 — июль 1918 г. // Слова и конфликты: язык противостояния и эскалация гражданской войны в России: сборник статей. СПб., 2022. С. 180-203.

Колоницкий 1994 – Колоницкий Б.И. Антибуржуазная пропаганда и «антибуржуйское» сознание // Отечественная история. 1994. № 1. С. 17-27;

Колоницкий 1997 – Колоницкий Б.И. «Демократия» как идентификация: к изучению политического сознания февральской революции // 1917 год в судьбах России и мира. Февральская революция: от новых источников к новому осмыслению. М., 1997. С. 109-118.

Колоницкий 2012 – Колоницкий Б.И. Символы власти и борьба за власть: к изучению политической культуры российской революции 1917 года. СПб., 2012.

Колоницкий 2017 – Колоницкий Б. Культурная гегемония социалистов в Российской революции 1917 года // Неприкосновенный запас. 2017. № 6. С. 72-87.

Колоницкий, Годунов 2021 – Колоницкий Б.И., Годунов К.В. «Корниловщина» как «гражданская война»: использование понятия в условиях политического кризиса // Вестник Пермского университета. Сер. История. 2021. №3 (54). С. 78-87.

Колоницкий, Годунов 2022  Колоницкий Б.И., Годунов К.В. Из истории разработки языка гражданской войны: «Корниловщина» и легитимация политического насилия // Вестник ВолГУ. Серия 4, История. Регионоведение. Международные отношения. 2022. Т. 27. № 4. С. 192-202.

Кондратьев 2023 – Кондратьев М.А. Политическое насилие на городских выборах в Петрограде весной – летом 1917 года // Вестник Пермского университета. История. 2023. № 3(62). С. 97-109.

Мамаев 2017 – Мамаев А.В. Городское самоуправление в России накануне и в период Февральской революции 1917 г. М., 2017.

Мандель 2015 – Мандель Д. Петроградские рабочие в революциях 1917 года (февраль 1917 г. – июнь 1918 г). М., 2015.

Нойманн 2004 – Нойманн И. Использование «Другого». Образы Востока в формировании европейских идентичностей. М., 2004.

Селезнев 2001 – Селезнев Ф.А. Выборы и выбор провинции: партия кадетов в Нижегородском крае (1905-1917 гг.). Нижний Новгород, 2001.

Тарасов 2017 – Тарасов К.А. Солдатский большевизм. Военная организация большевиков и леворадикальное движение в Петроградском гарнизоне (февраль 1917 — март 1918 г.). СПб., 2017.

Тарасов 2019 – Тарасов К.А. «Демократизация» офицерского состава Петроградского гарнизона в 1917 г. // История. Общество. Политика. 2019. № 3(11). С. 109. 102-115.

Тарасов 2021а – Тарасов К.А. Бремя войны: солдаты и рождение социального конфликта в 1917 году // Новейшая история России. 2021. Т.11. №1. С. 28-46.

Тарасов 2021б – Тарасов К.А. Московское государственное совещание 1917 года в поисках преодоления языка классовой борьбы // Вестник Пермского университета. Сер. История. 2021. №3 (5). С. 101-113.

Тарасов 2022а – Тарасов К. А. «Большевизм» как собирательный образ врагов революции в 1917 г. // Слова и конфликты: язык противостояния и эскалация гражданской войны в России: сборник статей. СПб., 2022. С. 266-296.

Тарасов 2022б – Тарасов К.А. «Ленинцы» и «большевики» в политическом языке 1917 г. // Слова и конфликты: язык противостояния и эскалация гражданской войны в России: сборник статей. СПб., 2022. С. 233-265.

Тимохина 2017 – Тимохина Д.А. Санкт-петербургская организация конституционно-демократической партии в 1905–1917 гг. Дисс. … к.и.н. СПб., 2017.

Шелохаев 2015 – Шелохаев В.В. Конституционно-демократическая партия в России и эмиграции. М., 2015.

Эпоха войн и революций: 1914-1922: Материалы международного коллоквиума (Санкт-Петербург, 9-11 июня 2016 года). СПб., 2017.

References

Aksenov V.B. Slukhi, obrazy, emotsii: Massovyye nastroyeniya rossiyan v gody voyny i revolyutsii, 1914–1918. M., 2022.

Astrakhan Kh.M. Bol'sheviki i ikh politicheskiye protivniki v 1917 godu: Iz istorii politicheskikh partiy v Rossii mezhdu dvumya revolyutsiyami. L., 1973.

Baker K.M. Inventing the French Revolution. Essays on French Political Culture in the Eighteenth Century. Cambridge, 1990.

Buldakov V.P. Krasnaya smuta: priroda i posledstviya revolyutsionnogo nasiliya. M., 2010.

Epokha voyn i revolyutsiy: 1914-1922: Materialy mezhdunarodnogo kollokviuma (Sankt-Peterburg, 9-11 iyunya 2016 goda). SPb., 2017.

Gayda F.A. Ponyatiye «Narod» v kadetskoy partiynoy ritorike // Slovo.ru: Baltiyskiy aktsent. 2020. Vol. 11. № 3. P. 85-98.

 Grazhdanskaya voyna v obrazakh vizual'noy propagandy: slovar'-spravochnik. SPb., 2018.

Ikeda O. «Grazhdanin» v revolyutsionnom diskurse, fevral' 1917 — iyul' 1918 g. // Slova i konflikty: yazyk protivostoyaniya i eskalatsiya grazhdanskoy voyny v Rossii: sbornik statey. SPb., 2022. P. 180-203.

Koenker D. Moscow Workers and the 1917 Revolution. Princeton, 1981.

Kolonitskii B. Kul'turnaya gegemoniya sotsialistov v Rossiyskoy revolyutsii 1917 goda // Neprikosnovennyy zapas. 2017. № 6. P. 72-87.

Kolonitskii B.I. «Demokratiya» kak identifikatsiya: k izucheniyu politicheskogo soznaniya fevral'skoy revolyutsii // 1917 god v sud'bakh Rossii i mira. Fevral'skaya revolyutsiya: ot novykh istochnikov k novomu osmysleniyu. M., 1997. P. 109-118.

Kolonitskii B.I. Antiburzhuaznaya propaganda i «antiburzhuyskoye» soznaniye // Otechestvennaya istoriya. 1994. № 1. P. 17-27

Kolonitskii B.I. Simvoly vlasti i bor'ba za vlast': k izucheniyu politicheskoy kul'tury rossiyskoy revolyutsii 1917 goda. SPb., 2012.

Kolonitskii B.I., Godunov K.V. Iz istorii razrabotki yazyka grazhdanskoy voyny: «Kornilovshchina» i legitimatsiya politicheskogo nasiliya // Vestnik VolGU. Seriya 4, Istoriya. Regionovedeniye. Mezhdunarodnyye otnosheniya. 2022. Vol. 27. № 4. S. 192-202.

Kolonitskii B.I., Godunov K.V. «Kornilovshchina» kak «grazhdanskaya voyna»: ispol'zovaniye ponyatiya v usloviyakh politicheskogo krizisa // Vestnik Permskogo universiteta. Ser. Istoriya. 2021. №3 (54). P. 78-87.

Kondrat'yev M.A. Politicheskoye nasiliye na gorodskikh vyborakh v Petrograde vesnoy – letom 1917 goda // Vestnik Permskogo universiteta. Istoriya. 2023. № 3(62). P. 97-109.

Mamayev A.V. Gorodskoye samoupravleniye v Rossii nakanune i v period Fevral'skoy revolyutsii 1917 g. M., 2017.

Mandel' D. Petrogradskiye rabochiye v revolyutsiyakh 1917 goda (fevral' 1917 g. – iyun' 1918 g). M., 2015.

Noymann I. Ispol'zovaniye «Drugogo». Obrazy Vostoka v formirovanii yevropeyskikh identichnostey. M., 2004.

Rendle M. Defenders of the Motherland: The Tsarist elite in revolutionary Russia. Oxford, 2010.

Rosenberg W.G. Liberals in the Russian Revolution: The Constitutional Democratic Party, 1917–1921. Princeton, 1974.

Seleznev F.A. Vybory i vybor provintsii: partiya kadetov v Nizhegorodskom kraye (1905-1917 gg.). Nizhniy Novgorod, 2001.

 Shelokhayev V.V. Konstitutsionno-demokraticheskaya partiya v Rossii i emigratsii. M., 2015.

Tarasov K. A. «Bol'shevizm» kak sobiratel'nyy obraz vragov revolyutsii v 1917 g. // Slova i konflikty: yazyk protivostoyaniya i eskalatsiya grazhdanskoy voyny v Rossii: sbornik statey. SPb., 2022. P. 266-296.

Tarasov K.A. «Demokratizatsiya» ofitserskogo sostava Petrogradskogo garnizona v 1917 g. // Istoriya. Obshchestvo. Politika. 2019. № 3(11). P. 109. 102-115.

Tarasov K.A. «Lenintsy» i «bol'sheviki» v politicheskom yazyke 1917 g. // Slova i konflikty: yazyk protivostoyaniya i eskalatsiya grazhdanskoy voyny v Rossii: sbornik statey. SPb., 2022. P. 233-265.

Tarasov K.A. Bremya voyny: soldaty i rozhdeniye sotsial'nogo konflikta v 1917 godu // Noveyshaya istoriya Rossii. 2021. Vol. 11. №1. P. 28-46.

Tarasov K.A. Moskovskoye gosudarstvennoye soveshchaniye 1917 goda v poiskakh preodoleniya yazyka klassovoy bor'by // Vestnik Permskogo universiteta. Ser. Istoriya. 2021. №3 (5). P. 101-113.

Tarasov K.A. Soldatskiy bol'shevizm. Voyennaya organizatsiya bol'shevikov i levoradikal'noye dvizheniye v Petrogradskom garnizone (fevral' 1917 — mart 1918 g.). SPb., 2017.

Timokhina D.A. Sankt-peterburgskaya organizatsiya konstitutsionno-demokraticheskoy partii v 1905–1917 gg. Diss. … k.i.n. SPb., 2017.

Vikhavaynen T. Vnutrenniy vrag. Bor'ba s meshchanstvom kak moral'naya missiya russkoy intelligentsii. SPb., 2004

Zelenin A.A. Gospoda, grazhdane i tovarishchi v emigrantskoy publitsistike // Russkaya rech'. 2003. № 6. P. 95-102.


[1] Исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда № 20-18-00369 «Процессы легитимации насилия: Культуры конфликта в России и эскалация гражданской войны» (https://rscf.ru/project/20-18-00369/).


[2] Действительно, доля «буржуазных» членов в местных организациях кадетов была не велика. В значительной части партия была представлена средними городскими слоями (служащие, приказчики, инженеры, ремесленники), представителями среднего бизнеса с высоким уровнем образования, немало было рабочих и крестьян (Шелохаев 2015: 119-120).


"Историческая экспертиза" издается благодаря помощи наших читателей.



163 просмотра

Недавние посты

Смотреть все
bottom of page