Результаты поиска

Касьянов Г. В. «Декоммунизация» в Украине, 2014 – 2021: процесс, акторы, результаты Статья посвящена описанию и анализу политики «декоммунизации» в Украине после 2014 года. Рассматриваются позиции, мотивация и действия основных акторов этой политики: групп интереса, политических сил, государственных институтов, общественных организаций. Анализируются общественные реакции на «декоммунизацию», дискуссии о ее сущности и методах осуществления. Ключевые слова: историческая политика, коммеморация, символическая политика, советское наследие, историческая память, декоммунизация, современная Украина, национализм The subject of the article is the description and analysis of the policy of "decommunization" in Ukraine after 2014. The positions, motivation and actions of the main actors of this policy are considered: interest groups, political forces, state institutions, public organizations. Public reactions to “decommunization”, discussions about its essence and methods of implementation are analyzed.Key words: historical politics, symbolic politics, commemoration, Soviet heritage, historical memory, decommunisation, modern Ukraine, nationalism. Терминология Эта статья посвящена описанию и анализу «декоммунизации» в Украине в 2014 – 2020 годах. Под «декоммунизацией» имеется в виду комплекс политических действий, направленных на устранение из символического, политического и культурного пространства Украины символов «тоталитарного коммунистического режима», а также на ликвидацию, маргинализацию или общественное осуждение политических и общественных групп, являющихся или представляющихся наследием этого режима либо проявляющих реальную или воображаемую симпатию к нему. Термин «декоммунизация» взят в кавычки по нескольким причинам. Первая – это устоявшийся публицистический и журналистский стереотип, который приходится использовать в силу его распространенности и популярности, хотя на самом деле он в значительной мере не соответствует сути описываемых им процессов. Более того, во многих отношениях «декоммунизация» - это имитация и мистификация, прежде всего в главном смысловом значении этого термина. Подавляющее большинство топонимов и мест памяти давно уже «декоммунизировались» сами собой, то есть утратили идентичность, не несли своей первоначальной идеологической нагрузки [Гриценко, 2014; Гайдай, 2018] Вторая – этот термин не имеет прямого отношения к научной терминологии, это скорее политически отягощенная метафора, и кавычки передают эту условность и метафоричность. Третья: слово «декоммунизация» стало прикрытием, идеологической ширмой для других целей и целеполаганий, которые совсем не вписываются в задачу преодоления наследия «коммунистического тоталитарного режима», в частности – для интенсивного продвижения и легитимации в исторической памяти, символическом пространстве и политике националистического нарратива прошлого, связанного с превращением Организации украинских националистов и Украинской повстанческой армии в общенациональные, системообразующие символы. Более того, «декоммунизация» во многих своих проявлениях выглядит как действия, направленные против русскоязычной и советско-ностальгической части украинского общества, совсем не являющейся сторонницей коммунистической идеологии. Наконец, четвертая — «декоммунизация» - это и часть постколониальной повестки[Грабовський, 2016], стремление к эмансипации от «имперского наследия» (в данном случае – исключительно российского, поскольку наследие Габсбургов «декоммунизаторами» охотно признается частью своего прошлого). Анализ и осмысление «Декоммунизация» с самого начала стала предметом острых дебатов, как политических, так и условно академических (условно, поскольку чисто академические дискуссии в данном случае были политизированы независимо от намерений их участников). О политических дискуссиях речь пойдет несколько позже, в данном случае мы сосредоточимся на попытках аналитического осмысления. Начало осмысления «декоммунизации» было положено анализом и критикой четырех так называемых «декоммунизационных» законов, принятых Верховной Радой по ускоренной процедуре 9 апреля 2015 года. Исторически первой формой экспертного анализа законов стали опубликованные выводы и рекомендации Главного научно-экспертного управления аппарата Верховной Рады, предназначенные для депутатов и успешно проигнорированные последними [Верховна Рада України. Офіційний веб-портал].Все законы были рекомендованы к доработке, некоторые были признаны противоречащими другим законам и Конституции Украины. Анализ и критика других инстанций, в частности, со стороны экспертов общественных организаций [Дронова, Стадний, 2015; Яворський, 2015] или представителей политологии [Майбутнє нашого минулого, 2015] сводились к тому, что два из этих законов могут угрожать некоторым конституционным свободам (свободе слова, свободе собраний и митингов, например) и что неряшливые и юридически мутные формулировки создают перспективы произвольного использования положений этих законов. Уже в период активного развёртывания политики «декоммунизации» появляются первые академические попытки осмыслить как ее ход, так и общественные дискуссии вокруг нее [Рябчук, 2016; Касьянов 2016, 2019; Кулик, 2017; Olszański,2017; Marples 2018, Koposov 2018]. Самым скрупулезным академическим отчетом о «декоммунизации» можно считать монографию культуролога Александра Гриценко (1957 – 2020) – несмотря на избыток менторских и местами явно персонализированных замечаний в адрес коллег, этот текст предоставил наиболее исчерпывающий на данный момент обзор и анализ практик и мнений, касающихся предмета нашего рассмотрения [Гриценко, 2019]. В целом большинство авторов академических трудов и критических экспертных обзоров рассматривают «декоммунизацию» как необходимый и неизбежный этап в преодолении рудиментов советского наследия (понимаемого, впрочем, по-разному). Предметом обсуждения являются в основном политические цели и краткосрочные результаты «декоммунизации», международный контекст, проблема копирования и заимствований, интересы и акторы. В целом можно сказать, что параллельно с самой «декоммунизацией» уже сложилась и вполне укомплектованная разными мнениями «историография вопроса». Действующие лица Воспользуемся классификацией американских политологов Бернхарда и Кубика для определения политического характера главных акторов «декоммунизации» [Bernhard,, Kubik, 2018, 14 - 15]. Инициаторы и промоутеры «декоммунизации» в Украине вполне адекватно вписываются в категорию mnemonic warriors (мнемонические воители). Не знаю, осведомлены ли американские коллеги о том, что в советское время был популярен лозунг «историки – бойцы идеологического фронта», но аллюзия здесь весьма красноречива и показательна. Анализ биографий четырех наиболее активных промоутеров «декоммунизации» и наиболее известных публичных персон - Владимира Вятровича (директора Украинского института национальной памяти в 2014 – 2019 годах, ныне депутата Верховной Рады от партии Петра Порошенко «Европейская солидарность»), Алины Шпак (первого заместителя УИНП в те же годы, ныне руководительницы секретариата Уполномоченного по защите украинского языка), Андрея Когута (с 2016 года - директора архива СБУ) и Игоря Кулика (в 2016 – 2019, начальника управления в УИНП, а с 2019 - директора Архива национальной памяти) указывает на целый ряд сходных черт. Во-первых, все они с Западной Украины. Во-вторых, у всех у них период социализации совпал с «лихими 1990-ми». В-третьих, все они были активными организаторами и участниками радикального крыла молодежной организации «Пора!» (так называемая «черная Пора»), принимавшей активное участие в организации электоральных протестов 2004 года, названных «Оранжевой революцией»: их политический опыт формировался в условиях вольного обращения с законом и в практиках политической и любой другой целесообразности, когда лозунг «цель оправдывает средства» практически стал основой того, что можно назвать правосознанием. В-четвертых, для них всех деятельность в сфере исторической политики стала главным социальным лифтом и путем в новую государственную номенклатуру. И наконец, в-пятых, все они были создателями и членами негосударственной организации «Центр исследований освободительного движения», созданной с целью продвижения националистического нарратива памяти под лозунгами «возвращения к исторической правде» и «восстановления исторической справедливости». Центр позиционирует себя как «независимая научная общественная организация» [Центр досліджень…]. Тем не менее, его идеологические и организационные основания достаточно четко идентифицируют его скорее как пропагандистскую структуру, связанную с продвижением идеологических стандартов националистического нарратива, глорификацией Организации украинских националистов и Украинской повстанческой армии. С самого начала центр имел тесные связи с диаспорными организациями, прямо или опосредованно контролируемыми ОУН (бандеровцев), которые, впрочем, сами сотрудники центра не рекламируют. В своего рода «кратком курсе» истории ОУН, изданном бандеровской фракцией, ЦДВР упоминается в списке «фасадных» структур ОУН(б), созданных в Украине, поскольку сама организация «до нынешнего дня остается глобальной (мировой) закрытой структурой» [Липовецький, 2010, 84] В какой-то мере биография ЦДВР повторяет алгоритм продвижения националистического нарратива в 2000-е годы из локального явления в общенациональное. История этой организации – это история перехода от региональной группы к группе влияния в национальном масштабе. Во времена президентства Виктора Ющенко один из основателей центра В. Вятрович сначала работал в новосозданном Украинском институте национальной памяти, а потом был назначен директором ведомственного архива СБУ (руководителя СБУ назначает президент). ЦДВР был причастен к разработке тех инициатив президента, которые касались коммемораций деятелей националистического движения и выведения националистического нарратива памяти на общеукраинский уровень. Звездное время для ЦДВР настало в 2014 году. Его представители возглавили Украинский институт национальной памяти, которому были возвращены функции органа центральной исполнительной власти, и архив СБУ. Центр вошел в коалицию негосударственных организаций «Реанимационный пакет реформ» (РПР), где монополизировал направление «Политика исторической памяти», представляя свои наработки узкоидеологического характера от имени широкой гражданской коалиции. В 2017 году представительница ЦДВР (которая сейчас стала директором центра) подготовила (разумеется, от имени «гражданского общества») так называемый «теневой доклад», описывавший инициаторов и промоутеров «декоммунизации» исключительно в радужных красках, а сам процесс – как общественную необходимость [Олійник, 2017]. После 2019 года центр утратил свое былое влияние в государственных структурах (в силу физического ухода с ответственных должностей), но сохранил институционную и личную связь с некоторыми институциями (архив СБУ, архив национальной памяти) – опять- таки за счет присутствия бывших сотрудников центра в этих учреждениях. ЦДВР сейчас позиционирует себя как часть общедемократического процесса, продвижения к «европейским ценностям», в частности, в сфере открытости архивов, что позволяет ему проводить разнообразные конференции и другие мероприятия, поддерживаемые правительствами и организациями, весьма далекими от идеалов ОУН(б), и «забыть» свои институциональные корни [Центр досліджень… 2021] Конечно, при всей выдающейся роли ЦДВР был бы не в состоянии продвигать свою повестку «декоммунизация – продвижение националистического нарратива», даже получив контроль над Украинским институтом национальной памяти. Тут требовалась поддержка более широкого политического спектра, который, впрочем, начинается с тех же националистов. Главным энтузиастом этой политики была ВО «Свобода, а «декоммунизация» стала практическим воплощением большинства главных пунктов программы этой партии, поддержка которой на парламентских и президентских выборах после 2014 года колеблется в рамках социологической погрешности [Програма ВО «Свобода», 2012] Мощную политическую и организационную поддержку «декоммунизация» получила от спикера Верховной Рады Андрея Парубия. Хотя он и прошел в парламент по списку «Народного фронта» - популистского партийного проекта, возглавляемого Арсением Яценюком, а до этого был членом не менее популистской «Батькивщины», А. Парубий начинал свою политическую карьеру как основатель Социал-национальной партии, которая в 2004 году превратилась в ВО «Свобода». Он сыграл огромную роль в молниеносном продвижении «декомунизационных» законов в парламенте, а потом – в обеспечении стахановских темпов политики переименования населенных пунктов. Список идейных «декоммунизаторов» можно закончить политиками «национал-демократической» ориентации (членов «Руха» и других политических сил, вроде Народной партии, сместившихся на правоконсервативные и консервативные позиции в 1990-е – начале 2000-х), обеспечивших себе политическое долголетие путем вхождения в финансируемые олигархами политические партийные проекты, в основном популистские. К этим последним относятся: партия «Батькивщина» (возглавляемая Юлией Тимошенко), уже упомянутый «Народный фронт», Блок Петра Порошенко (оформившийся в 2019 году в партию «Европейская солидарность»), «Самопомощь», и «Радикальная партия» Олега Ляшко (негласно поддерживаемая миллиардером Ринатом Ахметовым). Именно все эти политические силы образовали после новых внеочередных парламентских выборов осени 2014 года парламентскую коалицию. В коалиционное соглашение по настоянию националистов были внесены пункты, составляющие основу политики «декоммунизации» и положенные в основу «декоммунизационных законов» [Угода про коаліцію, 2014, 66], которые также были приняты коалицией в ускоренном режиме. Тема в этот момент была настолько «горячей» что самая популистская из всех популистов Радикальная партия настояла на «авторстве» главного «декомунизационного» закона. Разумеется, главным двигателем «декоммунизации» стал Украинский институт национальной памяти, которому в 2014 году был возвращен статус центрального органа исполнительной власти, отобранный у него во времена Виктора Януковича. Согласно положению про УИНП, ему делегировалось более двух десятков функций, из которых он физически был в состоянии выполнить не более десятка. В 2015 – 2019 годах бюджет УИНП вырос почти в пятнадцать раз – с 8,7 до 116 млн гривен [Закон України… 2014, Український інститут національної пам’яті… 2019] несмотря на хронический дефицит кадров (за все время существования институт мог заполнить чуть больше половины вакансий) институту удалось обеспечить плотный мониторинг реализации закона 2015 года и интенсивный пи-ар своей деятельности. Важным игроком в административной «декоммунизации» была президентская «вертикаль»: областные, городские, районные государственные администрации, главы которых фактически были ответственны за обеспечение переименований местных топонимов. Пример здесь подавал сам президент П. Порошенко, использовавший «декоммунизацию» для выстраивания собственного образа бескомпромиссного борца за национальную идею в условиях внешней угрозы. В мае 2016 года, в разгар процесса, он заявил, что декоммунизация – это вопрос национальной безопасности, напомнил о том, насколько Украина была замусорена «советско-российским идеологическим хламом», и призвал ускорить темпы декоммунизации [Укрінформ… 2016]. Спустя пять лет он повторил этот тезис, добавив, что декоммунизационные законы «закрепили и легализовали стремление украинцев освободиться от имперского влияния и вернуться к собственной исторической памяти» [Європейська солідарність, 2021] Из других государственных институтов, включенных в процесс, следует упомянуть Службу безопасности Украины, открывавшую уголовные дела в случаях нарушения предписаний «декомунизационных» законов, суды разных уровней (вплоть до Конституционного), куда обращались как сторонники, так и противники этой политики, а также полицию, открывавшую уголовные дела против нарушителей. Процесс Как происходила «декоммунизация»? Практически все исследователи указывают на то, что она складывалась из двух этапов. Первый обычно характеризуют как стихийный, связанный с массовым сносом памятников Ленину (так называемый «Ленинопад») – он начался в декабре 2013 года разрушением памятника Ленину на бульваре Т. Шевченко в Киеве, и достиг пика зимой 2014 в период массового несанкционированного сноса памятников тому же персонажу в городах и весях Центральной и частично Юго-Восточной Украины. Второй этап открывается принятием пакета так называемых «декомунизационных законов» в апреле – мае 2015 года[2]. Появление этих законов означало, что «декоммунизация» стала официальной государственной политикой, предполагавшей планирование процесса, регламентирование порядка и процедур, установление ответственных за имплементацию и надзор за ней лиц и организаций, равно как и ответственность за ее (не)выполнение. Согласно этим законам были внесены изменения в десятки законов и подзаконных актов и кодексов (вплоть до избирательного и уголовного), стратегий (например стратегии национально-патриотического воспитания) и уставов (например, армейских). Можно с уверенностью сказать, что уже с самого начала «декоммунизация» и формально и содержательно несла в себе элементы мистификации – прежде всего, в ее репрезентациях. «Стихийность» первого этапа можно признать, с некоторыми оговорками. Непосредственное наблюдение автора этих строк за разрушением памятника Ленину в Киеве 8 декабря 2013 года и анализ видеоматериалов YouTube из ряда городов в Центральной Украине свидетельствуют о наличии элементов организационного ядра в 5-10 человек в большинстве случаев так называемого «стихийного» сноса. Учитывая предыдущую практику вандализма по отношению к памятникам советских вождей и результаты наблюдения, нетрудно установить, что такое ядро как правило состояло из представителей националистических, праворадикальных организаций и групп: ВО «Свобода», «Тризуб» им. С. Бандеры (трансформировавшийся в «Правый сектор») и др. Стихийность относится уже к действиям толпы, как правило, немногочисленной. Стоит обратить внимание и на то, что основная территория «стихийного ленинопада» зимы 2014 года – Центральная Украина, где до «Революции Достоинства»[3] преобладало амбивалентное или нейтральное отношение к статуям Ленина [Гайдай, 2018] Если же говорить о «декоммунизации» как о целенаправленной политике, то бросается в глаза формальное несоответствие главного учредительного документа сопровождающему его лозунгу и понятию. Полное название главного закона о «декоммунизации» звучит так: «Об осуждении коммунистического и национал-социалистического (нацистского) тоталитарных режимов в Украине и запрет пропаганды их символики». Соответственно, закон как бы касается не только «декоммунизации», но и «денацификации». Конечно, и само название, и содержание закона, и последовавшие за ним практики в данном случае указывают на то, что упоминание запрета символов нацизма имело, с одной стороны, орнаментальный, чисто косметический характер. С другой, этот довесок содержал важную идеологическую нагрузку: речь шла о том, чтобы уравнять «коммунизм» и «национал-социализм» (практика, позаимствованная у соседей в Центрально-Восточной Европе) и таким образом усилить морально-политический эффект осуждения «коммунизма». Вся символика нацистского режима, упомянутая в законе, сводилась к партийным атрибутам НСДАП и государственным символам Третьего рейха (Закон України «Про засудження…», 2015). Зато детальнейшему описанию разнообразных вариантов «коммунистической» (читай: советской) символики посвящена основная описательная часть закона. В-общем, если отбросить формальности, данный закон был действительно прежде всего «декомунизационным», а упоминание нацизма служило лишь усилителем этой «декомунизационности».Таковым он является еще и потому, что фактически открыл юридические возможности для запрета Коммунистической партии Украины, которая потеряла идентичность и возможности для участия в любых выборах под собственным брендом. Два других закона также содержали реальный «декомунизационный» или десоветизирующий потенциал. Один удалил из официального символического пространства советский термин «Великая Отечественная война», другой формально (и в некоторой степени реально) обеспечил невиданный доселе доступ к архивам советских силовых служб и ведомств, ранее бывших практически непроницаемыми даже для исследователей[4] Четвертый из «декоммунизационных» законов открывает нам обратную сторону Луны: устранение советских символов должно было сопровождаться продвижением и распространением национального и националистического символов и нарративов. При этом совершенно явно видно, что весь этот закон прописывался ради нескольких националистических организаций, юридическая легитимация которых была проблематичной. Речь идет об Организации украинских националистов, Украинской повстанческой армии и их лидерах и некоторых других, менее «раскрученных» националистических формированиях. Основой стали проект закона 2008 года (когда-то так и не попавшего в сессионный зал Верховной Рады) и воспроизводивший его текст соответствующего указа В. Ющенко (так и не выполненного) 2010 года. Закон создал юридические основания не только для окончательной легитимации этих организаций, обязав украинских граждан чествовать «борцов за независимость» и запретив публичные проявления «неуважительного отношения» к ним, но и открыл дорогу политическому продвижению националистического нарратива памяти, благословленного государством. На основании этого закона в декабре 2018 года был принят другой [Закон України, 2018], предоставивший ветеранам ОУН, УПА и других националистических организаций статус ветеранов войны и участников боевых действий – так завершилась почти тридцатилетняя интрига уравнивания в правах ветеранов националистического движения и тех, против кого они воевали (ветеранов Великой Отечественной войны). Для инициаторов данного процесса это была важная морально-политическая победа. Дело было, конечно, не в предоставлении особых социальных льгот этим людям, ветеранам-националистам, которых на это время насчитывалось чуть более одной тысячи. Дело было в признании государством Украина той части общества, которая в советском нарративе присутствовала только в статусе гитлеровских коллаборантов и врагов Украины. Это тоже был акт денонсации советского наследия. Впрочем, и в этом акте наблюдалось внутреннее противоречие: инициаторы ликвидации советского наследия требовали равного статуса ветеранам-националистам как раз в рамках законов и процедур, являющихся частью этого наследия. Сам процесс «декоммунизации» разворачивался по сценарию, напоминавшему советские практики: сверху вниз, путем административного, бюрократического давления. Процедуры переименования топонимов и устранения памятников были прописаны таким образом, чтобы исключить нежелательный для центральной власти результат (именно для этого в законе тщательнейшим образом был выписан список символов и субъектов «тоталитарного коммунистического режима»). Появления такого результата или саботаж тоже были предусмотрены: во-первых, закон предусматривал, что окончательное решение о смене названий населенных пунктов и областей принимает Верховная Рада; во-вторых, если новое название не устраивало «декоммунизаторов», предусматривалось, что новое имя будет присвоено опять-таки парламентом, согласно вкусам и желаниям законодателей. Использования такого механизма можно проиллюстрировать примерами переименования Кировограда в Кропивницкий, Днепропетровска в Днепр и Комсомольска в Горишни Плавни. Многочисленные обсуждения переименования Кировограда (заметного сопротивления самому переименованию не наблюдалось) на местном уровне не привели к консенсусу. Социологический опрос группы «Рейтинг» показал, что 57% местных респондентов хотели оставить советское название, а в случае невозможности такого варианта 55% предлагали вернуть историческое название [Судин, 2016]. Местный опрос, который провели во время местных выборов осени 2014 года, показал, что около 76% респондентов хотели бы называть свой город Елисаветград. Такой вариант категорически не устраивал центральную власть, и он же не набрал необходимого количества голосов депутатов городского совета (не хватило 3 до 48), поэтому они решили делегировать окончательное решение вопроса Верховной Раде, отправив туда семь вариантов названия (включая самый популярный). Парламентский комитет сначала предложил назвать город Ингульском (по названию реки), что вызвало протесты в месте объекта переименования, после чего специальным постановлением Верховной Рады город получил название Кропивницкий – в честь местного уроженца, украинского драматурга 19 столетия [Чорній, 2017] В Днепропетровске большинство заинтересованных лиц, как из местной власти, так и горожан, поначалу выступали за сохранение советского названия города. Как обоснование выдвигалась идея о том, что будет подразумеваться, что город носит имя не большевистского и советского деятеля Григория Петровского, а святого Петра. Этот трюк не удался, и первой под натиском центра дрогнула местная власть, а затем и активные горожане, которые и так неформально называли свой город «Днепр» (как, например, петербуржцы называют свой город Питер). В мае 2016 Верховная Рада переименовала город в Днепр (на украинском – Дніпро). Впрочем, история на этом не закончилась. Переименование областных центров не повлекло за собой переименования областей. Процедура тут достаточно сложная. В результате борьбы мнений и интересов в самой Верховной Раде «победил» законопроект о переименовании Днепропетровской области в Сичеславскую (отсылающий к казацкому прошлому и периоду Украинской революции 1917 – 1921 годов). Этот проект был утвержден Конституционным судом в апреле 2019 года (необходимая часть процедуры), и дальше ему не повезло: «электоральная революция» 2019 года убрала из центральной власти наиболее рьяных «декоммунизаторов». Перспектива набрать конституционное большинство в триста голосов, необходимое для переименования, в нынешнем парламенте весьма туманна. Как выразился недовольный этой ситуацией публицист, в решении этого вопроса поставлена запятая, но не желанная точка [Руденко, 2021]. По такому же сценарию временная неудача постигла и промоутеров переименования Кировоградской области [Досі недекомунізована… 2020]. История с переименованием Комсомольска Полтавской области может претендовать на статус анекдота. Главная проблема заключалась в том, что название появилось одновременно с городом, основанным в 1960 году возле градообразующего (и доныне успешно работающего) предприятия, и по сути было историческим. И местная власть, и жители категорически протестовали против переименования (98% участников общественных слушаний высказывались за старое название), и даже предлагали сохранить имя города как аббревиатуру «КОлектив Молодих СОціально МОтивованих Людей Справжніх Козаків». Когда речь заходила об альтернативных названиях, их предлагались десятки [П’єцух, 2015] «Декоммунизаторы» в Киеве решили не возиться с «мелочью» (городом с пятидесятитысячным населением) и быстро переименовали город в Горишни Плавни, по названию хутора, на месте которого возник город. Не исключено, что горожане пострадали из-за упорного сопротивления местной власти переименованиям как таковым, кроме того, город был известен своими электоральными симпатиями к Партии регионов. Сценарий разворачивания «декоммунизации» на местах и ее сроки были определены законом. Планировалось, что к маю 2016 года процесс должен быть завершен. При органах местного самоуправления создавались комиссии по переименованиям (куда приглашали историков и краеведов). Комиссии составляли список топонимических объектов для переименования и вносили предложения, более или менее формально эти предложения становились предметом обсуждения на общественных слушаниях (если таковые имели место) и в местной прессе. Решения о переименованиях объектов топонимики (улиц, площадей и т.п.) принимали главы органов местного самоуправления и утверждались они местной исполнительной властью. Переименования населенных пунктов предлагались местными советами или администрациями и утверждались Верховной Радой. Решения о сносе памятников и памятных знаков «деятелям коммунистического режима» принимались местной властью. Когда решения местной власти противоречили «декомунизационным» законам, или она затягивала процесс, в дело вступала центральная исполнительная (Украинский институт национальной памяти — УИНП) и законодательная власть (Верховная Рада). УИНП опротестовывал неправильные решения и добивался правильных (вплоть до обращения в прокуратуру, Службу безопасности и суды), в случае отклонений от «линии партии» парламент принимал решения о переименованиях населенных пунктов, примеры приведены выше. Разумеется, «декоммунизация» на местах выглядела не только как столкновение интересов центра и периферии, но и как результат взаимодействия и столкновения интересов местных правящих групп. Им приходилось действовать в условиях давления центра («закон есть, выполняйте») и необходимости учитывать умонастроения активной части общества в регионе. Само собой, продвижение (или саботаж) политики «декоммунизации» на местах были делом идеологически и политически мотивированных групп. Как правило, это были националисты (прежде всего, ВО «Свобода», обломки «Руха», «Просвита» и др.) и популисты с одной стороны, и советско-ностальгическая часть общества, настроения которой использовались бывшими «регионалами»[5], переоформившимися в два конкурирующих политических формирования. Конечно, мобилизационный потенциал "декоммунизации" был усилен войной на востоке страны. Законы принимались вскоре после оставления Донецкого аэропорта (январь 2015), тяжелого поражения украинской армии в районе Дебальцево (январь-февраль 2015), а их имплементация – в условиях трех завершающих волн военной мобилизации (военнослужащих запаса) в январе 2015 – сентябре 2016. С самого начала «декоммунизации» советское наследие в официальных репрезентациях представлялось как идеологическое основание действий страны-агрессора и оккупантов. «Декоммунизация» становилась частью войны с агрессором. «Непреодоленное тоталитарное прошлое, — писал в 2015 году глава УИНП Владимир Вятрович, — и далее препятствует развитию Украины как европейского демократического государства, ведь именно на островках “советскости”, которых в силу исторических причин осталось больше всего на Донбассе и в Крыму, зиждется агрессия Путина против Украины. /…/ Поэтому вопрос декоммунизации для Украины сегодня касается не только гуманитарной политики, но и политики безопасности» [В’ятрович, 2015] Ему вторила депутат Ганна Гопко, одна из авторов «декомунизационного» закона: «То, что мы не осудили и не ликвидировали наследие тоталитаризма, является одной из причин утраты нами Крыма и войны на Донбассе. Россия напала именно на те регионы, где наибольшая часть населения продолжала жить в плену тоталитарных мифов» [Остапа, 2015] Пик «декоммунизации» приходится на ноябрь 2015 – весну 2016 года – тогда было переименовано 51493 топонимических объекта, 32 города, 955 сел и поселков, 25 районов, демонтировано 2389 памятников и памятных знаков «тоталитарным вождям», из них 1320 – памятники Ленину [Декомунізація: підсумки…2016]. В последующие пять лет к этому списку добавились еще 36 населенных пунктов, 1 район, 20 памятников. Поскольку поле уже было вспахано, переключились на другие объекты: к списку добавились 75 учебных заведений, 33 железнодорожных объекта и 2 морских порта [Пустовгар, 2021]. Любопытно, что та часть стратегии, которая предполагала замену одних идеологических стандартов на другие, не оправдала ожиданий. Согласно анализу «декоммунизации», в шести крупных и малых городах Украины из разных регионов новые названия были менее идеологизированы, наблюдалась тенденция к возвращению старых (досоветских) названий, к переименованию, связанному с местными деятелями или событиями, наконец, новым веянием стали переименования, связанные с «Революцией Достоинства» и погибшими на войне на востоке [Кучабський, Копець, 2020] Некой тихой формой проявления аллергии к идеологическим названиям стала «гербаризация», особенно в областных и районных центрах – вызывавшая немалое раздражение политически активных граждан, обвинивших сторонников «Абрикосовых и Виноградных» в потакании «домохозяйкам» [Пустовгар, 2016] В целом благоприятные политические предпосылки (поддержка Верховой Рады, лично президента Петра Порошенко, наличие мотивированного «актива» на местах и тревожная атмосфера внешней угрозы) позволили достаточно быстро добиться устранения символов и названий «тоталитарного коммунистического режима». «Очаги сопротивления» удалось быстро погасить на местах совместными действиями активистов, СБУ, полиции, прокуратуры и судов. Подавляющее большинство исков (16 из 76 по состоянию на 2017 год), опротестовывавших переименования, были отклонены или проиграны [Олійник, 2017, 24]. Попытки общественности и местной власти девятнадцати городов и населенных пунктов, направленные на сохранение старых названий под новым соусом (кроме упомянутых – Ильичевск – как бы в честь святого Ильи, Димитров – якобы в честь св. Дмитрия Ростовского и т.п.) или вернуть неподходящие старые названия были легко пресечены [Короленко, Каретніков, Майоров, 2017]. Те представители местной власти и мезоэлит, которые поначалу открыто критиковали переименования и сносы (например, накануне местных выборов), достаточно быстро поняли, что «декоммунизация» не мешает им в решении куда более насущных проблем, связанных с контролем финансовых потоков и удержанием влияния и власти, и оставили «идеологию» заинтересованным лицам. Более того, как показывает информация «из полей», на местном уровне нередко возникали ситуативные альянсы, когда власть пользовалась вопросами переименований в обмен на голоса в решении вопросов распределения собственности и финансов. К 2018 году «декоммунизация», как ее понимали ее творцы, в основном завершилась. Деятельность УИНП свелась к обслуживанию уже существующих памятных дат, продвижению националистического нарратива памяти и попыткам продвинуть новые проекты, связанные с Евромайданом и созданием Архива национальной памяти. После смены власти в 2019 году вопросы исторической политики вообще маргинализировались, а с приходом пандемии 2020 года были урезаны бюджеты всех институтов, связанных с «декоммунизацией» и сопутствующими проектами. В некоторых местах начался откат и возвращение «коммунистических» названий, но он не имел массового характера. «Среднего украинца» занимали совсем другие проблемы. Предварительные результаты и побочные эффекты В целом можно сказать, что «декоммунизация», осуществленная бюрократически-административными методами «сверху вниз» с формальным соблюдением демократических норм (в виде «общественных слушаний») была достаточно эффективным мероприятием, если речь идет о переименованиях и устранении символов «коммунистического тоталитарного режима», то есть если оценивать его в логике самих «декоммунизаторов». Это был самый масштабный проект переформатирования символического пространства за весь период независимости. Благодаря «декоммунизации» удалось устранить из активной политической жизни Коммунистическую партию Украины, которая, впрочем, несмотря на запрет, живет и здравствует, проводит мероприятия, издает партийную прессу, но не может участвовать в выборах [Кравець, Руденко, Сарахман, 2018] Безусловным политическим успехом стало решение Конституционного суда Украины, признавшего соответствие главного «декомунизационного» акта Основному закону страны [Іменем України, 2019] Будет ли успех долгосрочным, в данный момент сказать сложно. По крайней мере масштабной «рекоммунизации» не происходит и не предвидится, несмотря на примеры обратных переименований на востоке и юго-востоке, начавшихся еще в 2017 году (Харьков, Одесса). Впрочем, успех принес побочные эффекты. Если наложить электоральную карту президентских и парламентских выборов 2019 года на карту социологических опросов (о них речь пойдет ниже), посвященных отношению к различным аспектам «декоммунизации», легко прослеживается тенденция к территориальному совпадению отрицательного отношения к этой политике и к лицам и партиям, ее осуществлявшим. Впрочем, это утверждение имеет скорее характер гипотезы, нуждающейся в более основательной проверке. Другим, вполне явным дефектом можно считать применение репрессивной части «декомунизационного» законодательства. В 2015 – 2019 годах зафиксировано 119 случаев открытия уголовных производств, связанных с использованием «символики тоталитарных режимов»[Гуржий, 2020], разумеется, подавляющее большинство касается именно «коммунистической символики». Несоразмерность суровости наказания, предусмотренного специальной статьей Уголовного кодекса[6] (оказавшейся в разделе «Уголовные правонарушения против мира, безопасности человечества и международного правопорядка»), деяниям была предметом критики как украинских правозащитников, так и Венецианской комиссии. В 2016 году депутаты от правящей коалиции даже внесли законопроект о декриминализации некоторых деяний, связанных с пропагандой, изготовлением и распространением символики «тоталитарных режимов». Законопроект в течение трех лет так и не попал в сессионный зал Верховной Рады и ушел в небытие с ее роспуском весной 2019 года. Приведем наиболее одиозные примеры репрессивной части «декоммунизации». В 2017 году львовский студент, публиковавший на своей странице в Facebook цитаты Ленина, был приговорен к двум годам ограничения свободы (с заменой на один год испытательного срока). Суд постановил уничтожить вещественные доказательства, среди них: «учебник К. Маркса “Капитал”» и желто-синюю ленточку [Реальний термін за Леніна…, 2017] В 2019 году криворожский безработный, подрядившийся мыть окна в местном торговом центре, делал свою работу, облачившись в красную футболку с гербом СССР. Это было истолковано как публичная демонстрация символики коммунистического режима, несознательный гражданин получил один год лишения свободы, замененный на испытательный срок. Суд, вынесший приговор называется так: Дзержинский районный суд города Кривой Рог [Вирок іменем України, 2019] В сентябре 2020 года Ленинский (!) районный суд Кировоградской (!) области осудил супружескую пару на два года лишения свободы за создание в сети UTube канала «Станция Коммунизм», где поместили ролики «Великой Октябрьской социалистической революции – 100 лет!» и «С Новым годом! Поздравление от Красной школы», которые, по мнению судебных экспертов, содержали «призывы к построению коммунистического и национал-социалистического общественного строя» [Кіровоградська обласна прокуратура, 2020]. Суд отметил особую роль в раскрытии преступления местного подразделения СБУ и заменил лишение свободы на год испытательного срока. В ноябре 2020 года, Новотроицкий суд Херсонской области чуть было не осудил пенсионерку на пять лет лишения свободы за публикации в сети «Одноклассники» (запрещенной в Украине) открыток и изображений советского периода (Ленина, Брежнева, герба СССР и т. п.) Учитывая чистосердечное раскаяние женщины, суд заменил суровый приговор годичным испытательным сроком [Вирок іменем України, 2020] Успехи в остальных сферах «декоммунизации» достаточно скромны. «Архивный» закон, открывающий «неограниченный» доступ к документам «репрессивных органов тоталитарного коммунистического режима», действительно обеспечил беспрецедентный для постсоветского пространства доступ – но лишь к одному архиву из десяти, перечисленных в законе – архиву СБУ, который возглавили сами инициаторы «декоммунизации». Остальные девять ведомств явно не спешат расставаться со своими документами и предоставлять к ним доступ. Да и передавать эти документы некуда. Другая часть «архивного» компонента – создание архива национальной памяти - зависла во времени и пространстве. С огромным трудом «декоммунизаторам» в 2019 году удалось добиться получения помещения под этот архив (бесхозное здание, принадлежавшее Национальному Банку на далекой окраине Киева). На этом продвижение проекта замерло из-за отсутствия государственного финансирования. Смена названия все еще весьма популярного праздника (9 мая) в соответствии с еще одним из «декомунизационных» законов прошла достаточно бесконфликтно. Впрочем, если судить по социологическим опросам, удельный вес сторонников старого названия еще довольно высок, как и следовало ожидать – в регионах с большим удельным весом сторонников советско-ностальгического нарратива памяти (Юго-Восток). 8 мая как День памяти и примирения пока еще не прижился в коллективном сознании, и является скорее официальным символом. Практически незамеченной прошла отмена указом П. Порошенко в ноябре 2015 года всех «советских» символов в названиях военных подразделений украинской армии [Указ президента … 2015], хотя «личный состав» и отнесся к этому действию в основном без одобрения [Ржеутська, 2018]. К тому же, президент не задержался с компенсацией и стал присваивать новые почетные звания, связанные с историей князей-воителей или времен Украинской революции 1917 – 1921 годов. Он же переформатировал советский «мужской праздник» 23 февраля. Новое название – День защитника Украины получило и новую дату: 14 октября, и было символически связано с Днем украинского казачества (учрежденного еще Леонидом Кучмой), Днем Покровы Святой Богородицы и символической датой основания Украинской повстанческой армии. При Порошенко неофициально маршем украинской армии стал гимн Организации украинских националистов, написанный в 1932 году [Марш … 2018] Связанная с этими изменениями еще одна очевидная, но не явная цель «декоммунизации» - попытка заместить советский и советско-ностальгический нарративы памяти националистическим, была достигнута лишь частично. Безудержная пропаганда светлого образа ОУН и УПА как едва ли не главных борцов за свободу Украины в 20 столетии, рыцарей без страха и упрека, дала физически скромные результаты, несмотря на мощное информационное сопровождение и пи-ар (к которым были привлечены и деятели искусства, поп-звезды, популярные писатели и сообщество, именующее себя интеллектуалами). Улицы, названные в честь деятелей ОУН и УПА, появились в паре десятков городов Центральной Украины (наиболее известный и скандальный пример: киевская эпопея с переименованием Московского проспекта в проспект Бандеры и проспекта имени генерала Ватутина – в проспект Романа Шухевича, растянувшаяся на несколько лет из-за судебных исков). В этом же ряду стоит упомянуть решения нескольких городских и районных советов Центральной Украины (Житомир, Хмельницкий, Полтава) о вывешивании в памятные дни (список таких дат варьировался) черного-красного флага (партийное знамя ОУН) – правда, при этом идентичность данного символа была отредактирована: он назывался «Знамя достоинства и свободы» [Касьянов, 2019, 171 - 172]. Такая подмена символического кода была очевидной и в других случаях: например, из оборота ушел маркер «националистическое движение», на замену пришло название «национально-освободительная борьба», где центральная роль отводилась ОУН-УПА. Подобным образом из собственного названия Дивизия СС «Галиция», публичный культ которой, вслед за культом ОУН и УПА стали продвигать из трех западных областей на всю Украину, исчезли «неудобные» буквы - СС. Общественные реакции Инициаторы «декоммунизации» объясняют видимый успех своих действий соответствием задач этой политики современным задачам строительства нации. Можно сказать, что в целом отношение к «декоммунизации» в обществе было достаточно апатичным. Сам проект был инициативой весьма узкого общественного сегмента, представители которого не очень интересовались мнением народа, но охотно ссылались на него, когда оно, по их мнению, совпадало с их собственным. «Ленинопад» зимы 2014 года, выглядевший или представленный как стихийное «движение масс», инициаторы «декоммунизации» посчитали или захотели посчитать свидетельством глубокой озабоченности общества засильем «коммунистической символики». Когда же у граждан все-таки спрашивали их мнение, то нетрудно заметить, что первоначальное одобрение «относительного большинства» достаточно скоро трансформировалось в критическое отношение к инициативам и усилиям «декоммунизаторов» - при этом оно возрастало по мере успехов «декоммунизации». Пожалуй, наиболее распространенным мотивом критики «декоммунизации» (помимо чисто идеологических) еще на этапе пропагандистской кампании было ее восприятие как несвоевременной и дорогостоящей затеи в контексте других вызовов: экономического кризиса, усугубленного войной, коррупции, роста цен, низким качеством медицинских услуг и т.п. Когда «декоммунизация» символического пространства уже была реальностью, социологические опросы подтвердили три тенденции: во-первых, наличие значительной части граждан, критически воспринимающих действия власти в этой области, во-вторых, четкое региональное разделение в отношениях к этой политике, в-третьих, уменьшение удельного веса сторонников этой политики и увеличение доли тех, кто ее не одобрял. Реальность несколько разошлась не только с ожиданиями инициаторов «декоммунизации», но и с оценками экспертов. В 2017 году почти 69% опрошенных экспертов (методология опроса и круг экспертов неизвестны) сообщили, что политика «декоммунизации» окажет позитивное и «скорее позитивное» влияние на формирование общенациональной идентичности украинцев, почти 21% - что негативное и «скорее негативное» [Центр Розумкова, 2017, 69] Как оказалось, политика навязывания определенной версии прошлого методом «сверху вниз» привела к обратному эффекту. Противоречия возникли в двух сферах. В-первых, целеполагание инициаторов «декоммунизации» и их желания и представления о процессе не совпадали с настроениями объекта этой политики. В мае 2017 года, когда разные социологические опросы указывали на непопулярность «декоммунизации», В. Вятрович утверждал, что «декомунизационные» законы «были отображением настроений, которые господствовали в обществе» [В’ятрович, 2017]. В-вторых, вновь более выпукло проявилась регионализация отношения к политике центра: поляризация негативного и позитивного отношения к «декоммунизации» совпала с контурами определенных регионов. Условный и безусловный «Запад» активно поддержал «декоммунизацию» (хотя здесь она имела уже чисто косметический характер), на Юге и Востоке преобладало негативное отношение. Центральная Украина, где традиционная амбивалентность поначалу несколько уступила энтузиазму «декоммунизаторов», по мере успехов этой политики становилась более критичной к ней. Не стоит забывать и о том, что за пределами социологических опросов оказались Крым и территории самопровозглашенных ДНР и ЛНР – можно не сомневаться, что эти территории с традиционным преобладанием советско-ностальгического нарратива добавили бы процент противников «декоммунизации». Таблица 1 Отношение к декоммунизации в Украине в 2015 – 2020 годах, в %[Ідентичність громадян, 2015, 14-15; Соціологічна група «Рейтинг», 2016, 20; Кулик, 2017, 208; Фонд «Демократичні ініціативи», 2020] Отношение к осуждению коммунистического тоталитарного режима и запрету его пропаганды и символики (опрос Центра Разумкова_(2015)УкраинаЗападЦентрЮгВостокДонбассПоддерживаю52,182,058,133,936,130,3Не поддерживаю22,75,515,830,037,538,1Мне все равно12,66,19,916,715,121,0Затрудняюсь ответить12,76,416,119,411,310,6Отношение к переименованию советских названий городов и улиц (опрос группы «Рейтинг», ноябрь 2016) Однозначно или скорее поддерживаю3563321918-Не поддерживаю и скорее не поддерживаю5733627362-Затрудняюсь ответить847720-Согласны ли Вы с утверждением, что нужно очистить Украину от символов коммунистического режима? (Опрос Киевского международного института социологии, февраль 2017) Полностью и скорее согласен42,572,642,532,47,5-Полностью и скорее не согласен43,817,439,757,278,3-Сложно ответить13,69,917,810,414,2- Отношение к запрету коммунистической символики (опрос Центра «Демократические инициативы», 2020) Поддерживаю3245,332,721,723,9-Не поддерживаю3424,531,641,544,2-Мне все равно26,322,127,629,825,3-Затрудняюсь ответить7,78,18,27,16,7- Если говорить о реакциях заинтересованных лиц, то есть тех, кто имеет непосредственное отношение к производству и продвижению дискурсов, то можно достаточно четко выделить три позиции. Первая – промоутеры «декоммунизации», присоединившиеся к ее инициаторам. Сюда можно включить значительную часть той небольшой группы, которая называет себя «интеллектуалами» и украинскими патриотами. Контуры этой группы четко проявились в 2019 году, когда политические силы и личности, продвигавшие «декоммунизацию», потерпели сокрушительное поражение на президентских и парламентских выборах. В основном это литературно-художественная и академическая интеллигенция старшего и среднего поколения (например, бывший диссидент Мирослав Маринович, писатели Оксана Забужко, Юрий Андрухович, Сергей Жадан, Мыкола Рябчук, украинцы из диаспоры, имеющие отношение к академии, Тараз Кузьо, Александр Мотыль).Все они отнеслись к «декоммунизации» с энтузиазмом, искренне полагая, что она поможет Украине избавиться от тяжкого наследия коммунизма/колониализма. То, что данный проект продвигает узкий сегмент последователей тоталитарного национализма, их не смущало, «декоммунизация» рассматривалась как часть войны с общим внешним врагом. Вторая группа: критики «декоммунизации». Сюда можно отнести тех, кого не устраивал административно-бюрократический характер этого процесса, «советские» ухватки его инициаторов, вандализм в отношении художественного наследия советского времени, отсутствие диалога «декоммунизаторов» с обществом, перспективы ограничения академической свободы, продвижение националистического нарратива по мере вытеснения советско-ностальгического. Эта группа более интернациональна, ее манифестом можно считать «письмо украиноведов и экспертов» руководителям Украины с призывом не давать ходу «декоммунизационным» законам, его подписали более сорока ученых из девяти стран Европы, Америки и Азии [Відкритий лист… 2015]. Сюда же можно включить и все леволиберальные группы в Украине, и просто лиц, отрицавших «декоммунизацию» из эстетических или этических соображений. Можно было бы попытаться определить третью группу, академических ученых, которые намеревались дать взвешенную, научную оценку «декоммунизации», однако, ее представители , выходя в поле общественных дискуссий, независимо от своего желания и воли попадали в силовое поле борьбы мнений «за» и «против», и таким образом обязательно получали ярлык сторонников или противников. Примером сбалансированного подхода к проблеме можно считать журнал «Критика», который предоставил трибуну как для тех, так и для других. Стигматизация Другого как носителя нежелательного, неприемлемого мнения, а значит, как Чужого стала отличительной чертой общественных дискуссий о «декоммунизации» (впрочем, как и подавляющего большинства общественных дебатов на другие темы в последние годы). Приоритет в распространении таких практик принадлежит инициаторам и промоутерам этой политики. Как пример можно привести ответ В. Вятровича на упомянутое выше письмо украиноведов и экспертов. Директор УИНП, во-первых, упрекнул оппонентов в игнорировании контекста, незнании сути предмета и даже плохом знании украинского (некомпетентность), во-вторых, как в неумышленном, так и в преднамеренном создании искаженных представлений о «декоммунизационных» законах (мифологизация и манипулирование), в-третьих, в том, что среди авторов письма есть как откровенные сторонники «русского мира» (то есть агрессора), так и искренние друзья Украины, введенные в заблуждение первыми [В’ятрович, 2015]. Разумеется, такая дискурсивная тактика привела к поляризации и радикализации дискуссий вплоть до аргументации ad hominem, к которой прибегали как наиболее радикальные сторонники, так и противники «декоммунизации». Идея достижения единства через «декоммунизацию», представляемая как гомогенизация символического пространства путем устранения одного нарратива памяти и продвижения другого, не сработала. «Декоммунизация» стала поводом для поляризации мнений и позиций. Выводы и обобщения Политика «декоммунизации» в Украине в 2014 – 2021 годах стала наиболее решительной и масштабной попыткой расстаться с советским прошлым в сфере коллективной памяти. Она началась в период восстания зимы 2014 года как часть массовых протестов против Виктора Януковича и олицетворяемой им системы власти, которая частично использовала советско-ностальгический нарратив прошлого для своей легитимации. Уничтожение статуй Ленина было формой опосредованного протеста против коррумпированной власти и ее публичных ценностей. Весной 2015 года «декоммунизация» вышла на уровень общегосударственной политики. Теперь «декоммунизация» актуализировалась, рассматривалась и представлялась ее сторонниками, во-первых, как часть борьбы против внешней агрессии, во-вторых, как способ предупреждения и преодоления сепаратизма, в-третьих, как средство избавления от чуждого Украине символического, исторического, культурного багажа, навязанного ей извне. И наконец, «декоммунизация» представала как средство восстановления национальной идентичности и объединения украинцев на основе этой идентичности. «Декоммунизация» представлялась как разрыв с советским прошлым и его следами в символическом пространстве и сознании, а значит, и разрыв с Россией, расставание с имперским прошлым (где советское было равнозначно имперскому), эмансипация с выразительными пост-колониальными обертонами. Разрыв с Россией, официально получившей от Верховной Рады статус «страны-агрессора» в 2018 году, дополнялся движением в Европу. «Декоммунизация» подавалась как распространение европейских практик, в качестве образца и примера для подражания упоминались процессы и действия, произошедшие в 1990-х – начале 2000-х в странах Центрально-Восточной Европы и Балтии. При этом сами «мнемонические бойцы» признавали некую запоздалость своих действий. Такого рода «европеизация» интерпретировалась не только как выход из-под культурного и политического доминирования России и возвращение Украины в «европейскую семью», но и как нормализация. Советское наследие и вообще весь советский период представлялись как аномалия, как уклонение от естественного движения по пути европейского прогресса.«Декоммунизация» приравнивалась к нормализации. Весь этот комплекс мотивов, интерпретаций и пояснительных стратегий возник и развивался уже в ходе самой «декоммунизации». В то же время, нельзя сказать, что эта политика была результатом политической импровизации или совпадения благоприятных обстоятельств. Корни «декоммунизации» следует искать во временах президентства В. Ющенко, а ее первый опыт относится к началу 1990-х годов (практика сноса памятников и переименования топонимов). Как уже упоминалось, в осуществлении «декоммунизации» использовались административно-бюрократические методы, прикрываемые демократическими процедурами. Например, промоутеры этой политики указывают на то, что подготовка законов и переименования осуществлялась в условиях общественных дискуссий [Oliinyk, Kuzio, 2021]. Что касается законов, то утверждения о наличии «экспертных дискуссий» не соответствуют действительности – такие дискуссии если и были, то имели чисто формальный характер обсуждения директив. Принятие «декомунизационных» законов, как уже упоминалось, происходило «по ускоренной процедуре», а в сессионном зале на их обсуждение и голосование было потрачено 42 минуты. Когда же речь идет об «общественных обсуждениях» на местах, то стоить помнить о том, что они осуществлялись уже в рамках, определенных законами, разработанными узким кругом доверенных лиц, принадлежащих к весьма узкому политическому сегменту. Интрига и сюжет «декоммунизации» заставляют вспомнить историю нелегальных политических сект, ставивших целью захват власти или через заговор и переворот, или путем захвата существующих институтов. История о том, как представители «независимой научно-исследовательской организации», созданной как фасадная структура диаспорной ОУН (б), получили контроль над ключевыми государственными институтами в сфере исторической политики и внедрились в «зонтичные» общественные объединения с демократической/реформаторской повесткой (вроде Реанимационного проекта реформ) – классический сценарий, в свое время использованный той же ОУН (б) в установлении контроля над диаспорными представительскими и неполитическими (кооперативы, банки, страховые общества) организациями. В этом смысле «декоммунизация» - безусловно успешный проект. Насколько успешной она была в других отношениях? Как уже упоминалось, «декоммунизация» во многих отношениях была масштабной мистификацией. Символическая политика была действительно символической. Масштабное изъятие советского наследия, провозглашенного вне закона, обернулось запоздалым копированием восточноевропейских практик 1990-х. Декоммунизация/десоветизация/деруссификация символического пространства происходила тогда, когда объекты этой политики уже утратили прежнее идеологическое значение и предполагаемую сакральность. «Ленинопад» в Центральной Украине был актуализирован массовыми протестами против режима, который использовал советско-ностальгический нарратив отнюдь не с идеологическими целями. Парадоксальным образом инициаторы «декоммунизации» пытались вернуть идеологическое содержание советским символам. Борясь с мифами, они сами создали миф, с которым развернули беспощадную борьбу. Именно в этом заключается основа мистификации. Еще одним серьезным вызовом «декоммунизации» была необходимость заполнения освободившегося пространства новыми символами. Националистический нарратив, носителями и пропагандистами которого были главные «декоммунизаторы», оказался слишком узок и не очень привлекателен для большей части общества. Война на востоке позволила его популяризировать за счет героического мифа ОУН-УПА, но на этом его потенциал исчерпался. Дополнительный ресурс был предоставлен формированием новых гражданских культов (Небесная сотня, Революция Достоинства, герои антитеррористической операции), но и он оказался весьма ограниченным. Остальная символическая территория была занята классическим национальным нарративом, уже очищенным от советской семантики или региональными нарративами. В этом смысле переделывание бюстов Ленина в бюсты Шевченко или переименование конной статуи Чапаева в статую «Казак», или до сих пор пустующие постаменты, освобожденные от Ильича, или топонимические «гербарии» выглядят весьма показательно и символически. Упомянем еще один немаловажный аспект «декоммунизации». Эта политика совпала во времени и пространстве с интенсивной демодернизацией украинского общества. Отрицание советского наследия парадоксальным образом стало идеологическим отрицанием модерности, принесенной советской властью. Коллективная память о советском периоде, несмотря на интенсивные попытки представить «коммунистический период» как непрерывную череду страданий, жертв, потерь и унижений украинской нации, имела огромный материальный фундамент в виде заводов, фабрик, образовательной и научной инфраструктуры, жилья и пр. Украина обрела современные государственные границы именно как советская республика. Огромное количество достижений в области науки, спорта, образования, высокой культуры относятся именно к советскому периоду. Отрицание советского периода как неизбежный контекст и даже цель «декоммунизации» не сопровождалось какой-либо привлекательной альтернативой такого же масштаба. Это позволяет говорить о «декоммунизации» как антимодерном, архаическом проекте, символом которого стало присвоение промышленному центру Комсомольск хуторского имени Горишни Плавни. И наконец, не стоит забывать о конфликтном потенциале «декоммунизации». Негативное отношение к ней, связанное с разными соображениями – от идеологических до эстетических, стало основой для так называемого «дремлющего конфликта» (dormant conflict). Можно было бы проигнорировать или исключить из этого рассуждения тех, кто пользуется этим конфликтным потенциалом для достижения краткосрочных политических целей (например, оппозиционные партии). Но игнорирование конфликтного потенциала политики, осуществляемой в интересах узкой группы интереса и конъюнктурно поддерживаемой популистами, в конечном итоге приводит к политическому фиаско. Не имея возможности отстоять или обсудить свои предпочтения в открытой равноправной дискуссии, объекты этой политики найдут другой способ выразить свое отношение. Итоги выборов 2019 года в какой-то мере были предопределены тем, что конфликт проснулся и создавшие его борцы за светлое прошлое стали его жертвой. Bernhard M., Kubik J. (eds.). Twenty Years After Communism: The Politics of Memory and Commemoration.OxfordUniversity Press, 2014, 384 p. Верховна Рада України. Офіційний веб-портал, zakon.rada.gov.ua Більшість українців упереджені до влади, декомунізації та ЗМІ, http://lvivmediaforum.com/2015/bilshist-ukrajintsiv-uperedzheni-do-vlady-dekomunizatsiji-ta-zmi/ Відкритий лист науковців та експертів-українознавців щодо так званого «Антикомуністичного закону»: Президентові України Петру Олексійовичу Порошенку та Голові Верховної Ради України Володимиру Борисовичу Гройсману, квітень 2015, https://krytyka.com/ua/articles/vidkrytyy-lyst-naukovtsiv-ta-ekspertiv-ukrayinoznavtsiv-shchodo-tak-zvanoho Вирок іменем України, 11 жовтня 2019 року, Дзержинський районний суд м. Кривого Рогу, https://reyestr.court.gov.ua/Review/85088106 Вирок іменем України, 11 листопада 2020 року, Новотроїцький районний суд Херсонської області, https://reyestr.court.gov.ua/Review/92804835 В’ятрович В. Декомунізація і академічна дискусія, квітень 2015, https://krytyka.com/ua/articles/dekomunizatsiya-i-akademichna-dyskusiya В’ятрович В. Володимир В’ятрович: декомунізаційні закони були відображенням настроїв суспільства, 25 травня 2017, https://old.uinp.gov.ua/news/volodimir-v-yatrovich-dekomunizatsiini-zakoni-buli-vidobrazhennyam-nastroiv-suspilstva Гайдай О. Кам’яний гість: Ленін у Центральній Україні. Kиїв:К.І.С., 2018. 280 с. Грабовський С.Україна і Росія. Декомунізація є водночас і деколонізацією, 31 серпня, 2016 https://www.radiosvoboda.org/a/27956238.html Гриценко О. Декомунізація в Україні як державна політика і як соціокультурне явище. Київ: Інститут політичних іетнонаціональних досліджень ім. І.Ф. Кураса НАН України; Інститут культурології НАМ України, 2019. 320 с. Гуржий В. В Україні за п'ять років обліковано майже 120 проваджень через тоталітарну символіку, 4 лютого 2020, https://www.unn.com.ua/uk/news/1850314-v-ukrayini-za-pyat-rokiv-mayzhe-120-provadzhen-cherez-totalitarnu-simvoliku Декомунізація: підсумки 2016 року, https://old.uinp.gov.ua/sites/default/files/userupload/decomun-2016.jpg Дронова К., Стадний Є. Декомунізаційні закони. Пропозиція правок, 21 травня, 2015, https://voxukraine.org/dekomunizatsiini-zakony-propozytsiia-pravok/ Досі недекомунізована. Коли перейменують Кіровоградську область, 4 травня, 2020, https://gre4ka.info/statti/58957-dosi-nedekomunizovana-koli-perejmenuyut-kirovograds-ku-oblast Європейська солідарність, Петро Порошенко в річницю декомунізації: це питання національної безпеки, 9 квітня, 2021 року, https://eurosolidarity.org/2021/04/09/poroshenko-dekomunizacziya-cze-pytannya-naczionalnoyi-bezpeky/ Закон України «Про Державний бюджет України на 2015 рік», http://zakon3.rada.gov.ua/laws/show/80-19/page Закон України «Про засудження комуністичного та націонал-соціалістичного (нацистського) тоталітарних режимів в Україні та заборону пропаганди їхньої символіки», 9 квітня 2015 року, https://zakon.rada.gov.ua/laws/show/317-19#Text Ідентичність громадян України в нових умовах: стан, тенденції, регіональні особливості // Національна безпека і оборона, 2016, №3-4 (161 – 162), С. 3 – 22. Іменем України. Рішення Конституційного суду України у справі за конституційним поданням 46 народних депутатів України щодо відповідності Конституції України (конституційності) Закону України "Про засудження комуністичного та націонал-соціалістичного (нацистського) тоталітарних режимів в Україні та заборону пропаганди їхньої символіки", м. Київ, 16 липня 2019 року, https://zakon.rada.gov.ua/laws/show/v009p710-19#Text Касьянов Г. В. Историческая политика и «мемориальные» законы в Украине: начало XXI в. // Историческая экспертиза. 2016. №2. С. 28-57 Касьянов Г. Украина и соседи. Историческая политика 1987 – 2018. Москва: Новое литературное обозрение, 2019, 632 с. Кіровоградська обласна прокуратура. Вирок винесено: подружжя засуджено до 2 років позбавлення волі за розповсюдження у мережі Інтернет комуністичної символіки, 25.09.2020, https://kir.gp.gov.ua/ua/news.html?_m=publications&_t=rec&id=280850&fp=80&fbclid=IwAR17F-fr7yB2-fNzST3rwPMfIXFqNPJozfze5t-TFjYoqOduaesdwXjV-t8 Koposov N. Memory Laws, Memory Wars. The Politics of the Past in Europe and Russia Cambridge: Cambridge University Press, 2018, 321 p. КороленкоБ., КаретниковІ., Майоров М. Декомунізація назв населених пунктів та районів України: підстави, процес, підсумки // City History, Culture, Society, 2017, №2, С. 134-141. Кравець Р., Руденко Є., Сарахман Е. Привид комунізму, або Чому заборонена КПУ продовжує свою діяльність, 30 серпня 2018, https://www.pravda.com.ua/articles/2018/08/30/7190350/ Кулик В. Державна політика та громадська думка щодо пам’яті й мови вУкраїні після Євромайдану // Наук. записки ІПіЕНД ім. І.Ф.Кураса НАН України.2017. Випуск 5-6 (91-92), С. 200 – 212. Кучабський О., Копець К.Остання» хвиля декомунізації урбаноніміки в Україні та Польщі: порівняльний аналіз //Грані. - 2020. - Т. 23, № 8. - С. 37-48 Липовецький С. Організація Українських Націоналістів (бандерівці). Фрагменти діяльності та боротьби. Київ: Українська Видавнича Спілка, 2010,96 с. Майбутнє нашого минулого. Форум. Критика 2015, https://krytyka.com/ua/featured-topics/maybutnie-nashoho-mynuloho Марш нової української армії, 2018, https://www.youtube.com/watch?v=nc1TwvbJSKA Marples D. R. Decommunization, Memory Laws, and “Builders of Ukraine in the 20th Century” // Acta Slavica Iaponica, 2018, Tomus 39, pp. 1–22 ОлійникА.Аналітична доповідь від громадськості у форматі ShadowReport. Реформа у сфері політики пам’яті: проміжні підсумки виконання «декомунізаційних законів», Київ, 2017, 26 с. Olszański, Tadeusz A. Wielka dekomunizacja. Ukraińska polityka historycznaczasu wojny. // Punkt Widzenia, Numer 65. Warszawa: Centre For Eastern Studies, 2017, 52 sОстапа С., Ганна Гопко: «Чого ні в кого не виникає питання, чому в нас не може діяти нацистська партія?», 19 квітня 2015, https://detector.media/infospace/article/106201/2015-04-19-ganna-gopko-chogo-ni-v-kogo-ne-vynykaie-pytannya-chomu-v-nas-ne-mozhe-diyaty-natsystska-partiya/ Програма ВО «Свобода»- Програма захисту українців, 2012 https://svoboda.org.ua/party/program/ Пустовгар О.Про «гербарій» й так звані «нейтральні» назви вулиць та інші «напрацювання» піар-групи Матковського, 20 квітня 2016, https://blog.poltava.to/pustovgar/5027/ Пустовгар О. декомунізація в Україні і на Полтавщині: історичний досвід, 7 квітня 2021, http://ukrpohliad.org/analytics/dekomunizatsiya-v-ukrayini-i-na-poltavshhyni-istorychnyj-postup.html Реальний термін за Леніна в соцмережі і «Капітал» Маркса: подробиці справи, 12 травня 2017, Громадське радіо, https://hromadske.radio/news/2017/05/12/realnyy-termin-za-lenina-v-socmerezhi-i-kapital-marksa-podrobyci-spravy Ржеутська Л. Декомунізація в українській армії: повторне вивчення історії України, 22 листопада, 2018, https://www.dw.com/ukдекомунізація-в-українській-армії-повторне-вивчення-історії-україни/a-46390891 Руденко Е., Сарахман Э. Культурный код Майдана. Кто придумал «Небесную Сотню», «Революцию Достоинства», и как «Плине кача» стала вторым гимном, 21 февраля, 2020, https://www.pravda.com.ua/rus/articles/2020/02/21/7241172/ Руденко І. Шість років декомунізації. Чому Дніпропетровщина і досі не Січеславщина, 19 травня, 2021 року https://dniprograd.org/2021/05/19/shist-rokiv-dekomunizatsii-chomu-dnipropetrovshchina-y-dosi-ne-sicheslavshchina_88111 Рябчук М.Ю. Декомунізація чи деколонізація? Що показали політичнідискусії з приводу «декомунізаційних» законів? //Наукові записки ІПІЕНДім. І.Ф.Кураса НАН України. 2016. Випуск 2 (82), С. 104 – 117. Соціологічна група «Рейтинг».Oтношение к отдельным историческим личностям и процессу декоммунизации в Украине, 17 листопада 2016, http://ratinggroup.ua/ru/research/ukraine/otnoshenie_k_otdelnym_istoricheskim_lichnostyam_i_processu_dekommunizacii_v_ukraine.html Судин М. Чорно-білі рішення «декомунізації», 17 травня, 2015, https://uamoderna.com/blogy/danilo-sudin/black-and-white-decommunization#edn2 Угода про коаліцію депутатських фракцій «Європейська Україна», 27 листопада 2014, https://zakon.rada.gov.ua/laws/show/n0001001-15#Text Указ Президента України №646/2015«Про внесення змін до Указу Президента України від 30 жовтня 2000 року № 1173», 18 листопада 2015, https://www.president.gov.ua/documents/6462015-19568 Укрінформ Порошенко про декомунізацію: перейменуватися мають усі - крапка! https://www.ukrinform.ua/rubric-polytics/2017337-porosenko-pro-dekomunizaciu-perejmenuvatisa-maut-vsi-krapka.html Український інститут національної пам’яті. Звіт за 2019 рік, , https://uinp.gov.ua/pro-instytut/zvity/zvit-za-2019-rik Фонд «Демократичні ініціативи» ім. Ілька Кучеріва Щостий рік декомунізації: підсумки та прогнози, https://rpr.org.ua/wp-content/uploads/2020/07/20237213345f0f61d4b300e5.09547832.pdf Центр Розумкова Основні засади та шляхиформування спільної ідентичності громадян України. Інформаційно-аналітичні матеріали до Круглого столу 12 квітня 2017р., Київ, 2017, 93 с. Чорний О. Декомунізація, Єлісаветград та загроза національній безпеці // Місто: історія, культура, суспільство. 2017. №1. С. 207 – 225 Яворський B. Аналіз закону про заборону комуністичних символів, 1 травня, 2015,http://khpg.org/1430493970 Касьянов Георгий Владимирович (Киев) – доктор исторических наук, профессор, зав. отделом новейшей истории и политики Института истории Украины Национальной Академии наук; coffee_cup_2007@hotmail.com [1] Статья подготовлена во время стажировки в Центре исследований современной истории (Leibniz-Zentrum für Zeithistorische Forschung Potsdam) в июне 2021 года. [2]Законы были приняты 9 апреля и подписаны президентом П. Порошенко 15 мая. [3]На авторство этого названия также претендуют представители ВО «Свобода» [Руденко, Сарахман,2020] [4]Более детально см. Касьянов, 2016. [5]Речь идет о Партии регионов. [6] Злая ирония истории заключается в том, что Ст. 436-1, предусматривающая наказание вплоть до 5 лет лишения свободы с конфискацией имущества, была изваяна представителями Партии регионов и коммунистами в январе 2014 года в общем пакете законов, названых оппозицией «диктаторскими», правда тогда она касалась исключительно нацистской символики. «Декоммунизаторы» подхватили эстафету, изъяли из статьи неудобные им упоминания о нацистских формированиях (вроде дивизии СС «Галиция») и упаковали ее референциями о символике «коммунистического режима».

См.: О проекте "Мониторинг исторической политики" Хроника исторической политики: Хроника исторической политики за 2019 год Хроника исторической политики за 2020 год - сентябрь 2021 - август 2021 - июль 2021 - июнь 2021 - май 2021 - апрель 2021 - март 2021 - февраль 2021 - январь 2021 Июнь 2021 ХРОНИКА ИСТОРИЧЕСКОЙ ПОЛИТИКИ 1) НОВОСТИ ИСТОРИЧЕСКОЙ ПОЛИТИКИ 1 июня. Распад СССР. Административные инструменты. Цитаты: «Нам необходимо дать оценку, почему распался Советский Союз. Правильно было бы это сделать не откладывая», — сказал Вячеслав Володин. - «Кто предал? Фамилии, имена. Покажите секретарей обкомов, которые бедствуют на пенсии, райкомов, секретарей райкомов комсомола, которые стали потом владельцами нефтяных компаний», — указал он. По словам Вячеслава Володина, из прошедших 30 лет, «десять – потерянное время, а остальные – собирание земель, прекращение конфликтов, выплаты долговых обязательств. Затем санкции, кризисы». -«Мы прошли с вами очень непростой путь становления новой России. Политическая система: посмотрите, насколько она отличается от других. В мире при таких трансформациях отвергают все то, что было, и создают то, что угодно. Пример – Украина. Нам нельзя разрушать страну, что было уже дважды в истории: в 1917 году и в 1991 году. И за первое, и второе должны нести ответственность те, кто в погоне за личной властью не думал о стране и людях», — сказал Вячеслав Володин. Сайт Государственной Думы: Вячеслав Володин призвал дать оценку причинам распада СССР. http://duma.gov.ru/news/51659/ 1 июня. День защиты детей* Сайт СК: В СК России состоялась научная конференция «Международный день защиты детей: история и традиции праздника. Традиции Следственного комитета Российской Федерации». https://sledcom.ru/news/item/1575545/ Сотрудники Следственного комитета России провели флешмоб, приуроченный к Международному дню защиты детей. https://sledcom.ru/news/item/1575877/ 2 июня. Сербия. ВОВ. Коммеморация. Цитаты: «На протяжении всей истории, даже в течение XX века, в обеих мировых войнах сербский и русский народы боролись на одной стороне. Сербский народ с большим почтением относится к огромным жертвам, принесенным русским народом и другими народами Советского Союза в борьбе с нацизмом», — заявил Ивица Дачич. «Мы категорически против всех попыток ревизии истории, уменьшения числа жертв и вклада в разгром нацизма и фашизма, как против и реабилитации носителей этих идеологий в настоящее время», — подчеркнул он. Ивица Дачич считает, что таким наследием в отношениях, как наши государства и народы, обладают немногие страны мира. «Наш долг — сохранить их и рассказать о них будущим и подрастающим поколениям», — уверен он. Сайт Государственной Думы: Ивица Дачич: Сербия и Россия — больше, чем исторические друзья и союзники. http://duma.gov.ru/news/51667/ 2 июня. ВОВ. Юридические инструменты. СМИ: Жителя томской области будут судить из-аз фото нацистов на акции «Бессмертный полк». http://www.flashsiberia.com/news/zhitelya-tomskoy-oblasti-budut-sudit-iz-za-foto-nacistov- na-akcii-bessmertnyy-polk 2 июня. Наследие. Юридические инструменты. Сайт СК: Оренбургской области возбуждено уголовное дело о необеспечении сохранености объекта культурного наследия. https://sledcom.ru/news/item/1578583/ 5 июня - День эколога. Сайт Правительства: Михаил Мишустин поздравил российских экологов с профессиональным праздником. http://government.ru/news/42416/ 5 июня. Александр III. Коммеморация. Сайт Президента: Открытие памятника Александру III в Гатчинском дворце http://www.kremlin.ru/events/president/news/65751 6 июня - День русского языка. 6 июня - Пушкинский день России. Сайт Правительства: Поздравление Михаила Мишустина с Днём русского языка – Пушкинским днём России. http://government.ru/news/42420/ 6 июня. Александр III. Коммеморация. Об ошибках и недочетах в недавно открытом памятнике Александру III. СМИ: К вопросу об орденах и памятниках. https://echo.msk.ru/blog/tatiana_pelipeiko/2850184-echo/ 7 июня. Украина. Юридические инструменты. Сайт Государственной Думы: ГД готовит заявление с осуждением идеи об исключении русских из коренных народов Украины. http://duma.gov.ru/news/51711/ 7 июня. ГУЛАГ. Административные инструменты. Российские власти снова начинают использовать заключенных на государственных стройках. Они открещиваются от сравнений с ГУЛАГом и говорят о дефиците рабочей силы и оттоке мигрантов. Тайга.инфо приводит воспоминания очевидцев о том, как работал самый страшный трудовой лагерь Новосибирской области, где сидела одна из жен Николая Бухарина, и за какие «провинности» можно было в него попасть. СМИ: Труд заключенных в самом страшном новосибирском лагере: «На помои приходят голодные, лижут это и там же умирают». https://tayga.info/168303 7 июня. ВОВ. Юридические инструменты. СМИ: Суд обязал вернуть заводу выставленный в Брянске в качестве экспоната танк Т-34. http://www.rapsinews.ru/judicial_news/20210607/307113160.html 8 июня - День социального работника. Сайт Правительства: Михаил Мишустин поздравил социальных работников России с профессиональным праздником. http://government.ru/news/42440/ 8 июня. Сайт Государственной Думы: ГД осудила исключение русских из числа коренных народов Украины. http://duma.gov.ru/news/51715/ Сайт Государственной Думы: Вячеслав Володин: закрепленная в Конституции Украины статья о защите русского языка — пустая декларация. По мнению Председателя ГД, под лозунгом «защиты украинского языка» фактически развернута травля русского и других народов http://duma.gov.ru/news/51736/ 8 июня. ВОВ. Юридические инструменты. Сайт Государственной Думы: Принят во втором чтении законопроект, запрещающий публично отождествлять роли СССР и нацистской Германии. http://duma.gov.ru/news/51720/ 8 июня. ВОВ. Юридические инструменты. Сайт Государственной Думы: Запрещено публично отождествлять роли СССР и нацистской Германии. http://duma.gov.ru/news/51742/ 9 июня. Новосибирск. Наследие. Коммеморация. СМИ: В Новосибирске покажут вещи с затонувшего 100 лет назад сибирского «Титаника». http://flashsiberia.com/news/v-novosibirske-pokazhut-veshchi-s-zatonuvshego-100-let- nazad-sibirskogo-titanika 10 июня. Наследие. ВОВ. Юридические инструменты. Сайт СК: Подозреваемому в повреждении и уничтожении воинских захоронений в Ленинградской области вынесена мера пресечения. https://sledcom.ru/news/item/1581806/ 11 июня. Наследие. ВОВ. Коммеморация. Сайт Государственной Думы: Открылась виртуальная выставка «История медицины России: победы и свершения». http://duma.gov.ru/news/51779/ 11 июня. Квачков. Юридические инструменты. СМИ: Двоих соратников экс-полковника ГРУ Квачкова приговорили к срокам до 15 лет колонии по делу «Ополчения имени Минина и Пожарского». https://zona.media/news/2021/06/11/kvachkov 11 июня. ВОВ. Коммеморация. Сайт СК: В Республике Крым состоялся межрегиональный турнир среди правоохранительных ведомств, посвященный Дню Победы в Великой Отечественной войне и 10-летию образования Следственного комитета России https://sledcom.ru/news/item/1582023/ 12 июня - День России (нерабочий праздничный день). В День России в Георгиевском зале Большого Кремлёвского дворца состоялась торжественная церемония вручения золотых медалей «Герой Труда Российской Федерации» и Государственных премий в области науки и технологий, литературы и искусства, за выдающиеся достижения в правозащитной и благотворительной деятельности за 2020 год. Сайт Президента: Вручение медалей Героя Труда и Государственных премий Российской Федерации. http://www.kremlin.ru/events/president/news/65852 Сайт Президента: Общение с лауреатами Государственных премий и Героями Труда Российской Федерации. http://www.kremlin.ru/events/president/news/65855 Сайт Правительства: Поздравление Михаила Мишустина с Днём России. http://government.ru/news/42475/ Сайт Государственной Думы: Поздравление Вячеслава Володина с Днем России. http://duma.gov.ru/news/51751/ 12 июня. Пётр I. Коммеморация. В деревне Крутец Александровского района Владимирской области состоялся фестиваль «Виват, Россия!» в память о пребывании в Александровской слободе Петра Первого, в котором приняли участие заместитель Председателя Следственного комитета Российской Федерации Александр Федоров и и.о. ректора Московской академии СК России Михаил Белов. Сайт СК: Во Владимирской области заместитель Председателя СК России принял участие в фестивале «Виват, Россия!». https://sledcom.ru/news/item/1582290/ 12 июня. ВОВ. Коммеморация. Сайт СК: В Калининградской области офицеры регионального управления Следственного комитета почтили память советских воинов, павших в ходе операции по высадке морского десанта на косу Фрише-Нерунг. https://sledcom.ru/news/item/1582294/ 12 июня. Невский. Наследие. Коммеморация. В сопровождении Патриарха Московского и всея Руси Кирилла глава государства ознакомился с экспозицией «История России глазами художников. К 800-летию со дня рождения Александра Невского». Сайт Президента: Посещение Третьяковской галереи. http://www.kremlin.ru/events/president/news/65856 13 июня (второе воскресенье июня) - День работников текстильной и легкой промышленности. 14 июня - День работника миграционной службы. 15 июня. Наследие. Коммеморация. Сайт Правительства: Михаил Мишустин осмотрел мультимедийную экспозицию пятигорского музейного комплекса «Россия – моя история». http://government.ru/news/42493/ 16 июня. Островский. Юбилей. Сайт Правительства: Татьяна Голикова утвердила план основных мероприятий по подготовке и проведению празднования 200-летия со дня рождения Александра Островского http://government.ru/news/42505/ 16 июня. ВОВ. Юридические инструменты. В третьем чтении принят закон, предусматривающий запрет на демонстрацию на территории России изображений людей, признанных виновными в совершении преступлений в соответствии с приговором Нюрнбергского трибунала. Сайт Государственной Думы: Демонстрация изображений нацистов станет незаконной. http://duma.gov.ru/news/51815/ 17 июня. Наследие. Административные инструменты. СМИ: Начало археологических раскопок в зоне строительства скоростной автомобильной дороги «Москва–Казань». https://www.archaeolog.ru/ru/press/articles/nachalo-arkheologicheskikh-raskopok-v-zone- stroitelstva-skorostnoy-avtomobilnoy-dorogi-moskvakazan 18 июня - День службы военных сообщений. 18 июня - День медицинского работника. Сайт СК: В преддверии Дня медицинского работника региональные подразделения СК России поблагодарили представителей сферы здравоохранения. https://sledcom.ru/news/item/1584085/ 20 июня (третье воскресенье июня) День медицинского работника. Сайт Президента: Поздравление с Днём медицинского работника. http://www.kremlin.ru/events/president/news/65888 Сайт Правительства: Михаил Мишустин поздравил медицинских работников с профессиональным праздником. http://government.ru/news/42545/ Сайт Государственной Думы: Поздравление Вячеслава Володина с Днем медицинского работника. http://duma.gov.ru/news/51798/ 21 июня. Нижний Новгород. Юбилей. Сайт Правительства: Сергей Кириенко, Дмитрий Чернышенко и Глеб Никитин приняли участие в церемонии запуска часов обратного отсчёта до 800-летия Нижнего Новгорода. http://government.ru/news/42568/ 26 июня (последняя суббота июня) - День изобретателя и рационализатора. 21 июня. Наследие. Юридические инструменты. Сайт Государственной Думы: Как в России охраняют предметы национального библиотечного фонда. К книжным памятникам теперь относятся: все рукописные книги, созданные до XVIII века включительно; все экземпляры печатных изданий, выпущенных до 1830 года включительно; рукописные книги, печатные издания, документы, обладающие выдающейся духовной, материальной ценностью и особым историческим, научным, культурным значением. http://duma.gov.ru/news/51862/ 21 июня. ВОВ. Коммеморация. Сайт Государственной Думы: Депутаты ГД принимают участие в памятных мероприятиях в связи с 80-летием нападения гитлеровской Германии на Советский Союз. Елена Драпеко и Олег Шеин возложили венки к монументу Воину- освободителю в Трептов-парке в Берлине. http://duma.gov.ru/news/51860/ 21 июня. ВОВ. Юридические инструменты. СМИ: В ФРГ открыто дело против бывшего охранника лагеря советских военнопленных. https://www.dw.com/ru/v-frg-otkryto-delo-protiv-byvshego-ohrannika-lagerja-sovetskih- voennoplennyh/ 22 июня - День памяти и скорби - день начала Великой Отечественной войны (1941 год). Памятная дата. Сайт Президента: Возложение цветов к Могиле Неизвестного Солдата. http://www.kremlin.ru/events/president/news/65900 Сайт СК: Сотрудники Следственного комитета приняли участие в открытии памятника «Юному моряку». В День памяти и скорби представители центрального аппарата Следственного комитета приняли участие в открытии памятника. https://sledcom.ru/news/item/1585335/ Сайт СК: Сотрудники следственных управлений СК России по всей стране провели памятные мероприятия к 80-летию со дня начала Великой Отечественной войны. https://sledcom.ru/news/item/1584960/ Сайт СК: В День памяти и скорби в Следственном комитете состоялось открытие выставки «Окна блокады - окна войны». https://sledcom.ru/news/item/1584962/ 22 июня. ВОВ. Коммеморация. Владимир Путин. Быть открытыми, несмотря на прошлое. Статья Президента России опубликована в немецкой еженедельной газете Die Zeit и приурочена к 80-й годовщине начала Великой Отечественной войны. http://www.kremlin.ru/events/president/news/65899 22 июня. ВОВ. Коммеморация. Юридические инструменты. Сайт СК: В Челябинской области возбуждено уголовное дело в отношении местного жителя, подозреваемого в реабилитации нацизма. https://sledcom.ru/news/item/1584957/ 23 июня. ВОВ. Юридические инструменты. Сайт СК: В Краснодарском крае приезжий признан виновным в повреждении мемориального комплекса «Малая Земля». https://sledcom.ru/news/item/1585771/ 25 июня. ВОВ. Коммеморация. Юридические инструменты. Сайт СК: Житель Воронежской области предстанет перед судом за разбойное нападение и жестокое убийство ветерана Великой Отечественной войны, совершенные четырнадцать лет назад. https://sledcom.ru/news/item/1586193/ 24 июня. Идентичность. Наследие. Города. Административные инструменты. СМИ: КФУ принимает участие во Всемирной конференции исторических городов. https://kpfu.ru/imoiv/kfu-prinimaet-uchastie-vo-vsemirnoj-konferencii.html 25 июня. ВОВ. Коммеморация. Памятные доски. Сайт СК: Во Владивостоке состоялось торжественное открытие мемориальных досок в честь ветеранов-подводников. https://sledcom.ru/news/item/1586151/ 25 июня - День работника статистики. 25 июня. ВОВ. Коммеморация. Сайт СК: Сотрудники следственного управления по Орловской области организовали мероприятие по захоронению останков мирных жителей, погибших в период оккупации. https://sledcom.ru/news/item/1586728/ 25 июня. Невский. Коммеморация. Сайт СК: В Псковской области завершился водный поход, посвященный 800-летию со дня рождения Александра Невского. https://sledcom.ru/news/item/1586467/ 26 июня. Примаков. Коммеморация. 6 Лет со дня смерти Евгения Максимовича Примакова. Дипломата, политика, ученого. Сайт Государственной Думы: Председатель ГД: Евгений Примаков отстаивал интересы Родины и не боялся брать на себя ответственность. http://duma.gov.ru/news/51894/ 26 июня. ВОВ. Коммеморация. Сайт СК: Сотрудники СК России совместно с волонтерами Всероссийского детского центра «Океан» провели мероприятия по восстановлению и благоустройству воинских захоронений в Приморском крае. https://sledcom.ru/news/item/1586783/ 27 июня - День молодежи. 28 июня. Китайская компартия. Юбилей. Сайт Государственной Думы: Вячеслав Володин отметил опыт Китая в создании стабильной и прочной системы госуправления. В Государственной Думе проходит выставка «Россия — Китай в XXI веке. Партнерство нового типа», посвященная 20-летию Договора о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве и 100-летию образования Компартии Китая. http://duma.gov.ru/news/51899/ 29 июня - День партизан и подпольщиков. Памятная дата России. 29 июня - День кораблестроителя. Сайт Правительства: Михаил Мишустин поздравил российских кораблестроителей с профессиональным праздником. http://government.ru/news/42636/ 30 июня. ВОВ. Коммеморация. Сайт СК: В Калининградской области сотрудники регионального управления Следственного комитета приняли участие в церемонии перезахоронения останков красноармейцев. https://sledcom.ru/news/item/1587469/ 29 июня. Пермь. Юбилей. Дмитрий Чернышенко обсудил ход подготовки к 300-летию Перми с губернатором Прикамья. Сайт Правительства: http://government.ru/news/42638/ 30 июня. ВОВ. Коммеморация. Сайт СК: В Калининградской области офицеры Следственного комитета приняли участие в памятных мероприятиях, приуроченных ко дню рождения командующего войсками 3-го Белорусского фронта Ивана Даниловича Черняховского. https://sledcom.ru/news/item/1587799/ 2) СТАТЬИ Патриотизм, усидчивость, знание отдельных фактов: что на самом деле проверяют на ЕГЭ по истории. https://mel.fm/yege/9740126-patriotizm-usidchivost-znaniye-otdelnykh-faktov-chto-na- samom-dele-proveryayut-na-yege-po-istorii Красноярский художник открыл магазин игрушек для ГУЛАГа. https://tayga.info/169019 Persona grata. К 110-летию Виктора Некрасова. Веселый фрагмент аудиоинтервью писателя об обыске и о нравах чекистов. https://urokiistorii.ru/articles/persona-grata-k-110-letiju-viktora-nekrasova Репрессировать посмертно. Об уничтожение архивов (Пенсионного фонда) в России и попытка их спасения – проект «Архивного дозора». https://www.grad-petrov.ru/broadcast/repressirovat-posmertno/ *Нерабочие праздничные дни, дни воинской славы и официальные памятные даты РФ. Подготовила Н. Липилина

Круглый стол «А.Д. Сахаров: человек и время» 14 мая 2021 года в Государственной публичной исторической библиотеке в Москве состоялся «круглый стол» «А. Д. Сахаров: Человек и время», приуроченный к столетию выдающегося ученого, правозащитника и общественного деятеля. ИЭ представляет на своем сайте все материалы этого круглого стола. Публикацию подготовили Д. Мокров (РГСУ) и А. Стыкалин. Основные докладчики и участники этого мероприятия: Вступительное слово: Директор ГПИБ России Михаил Дмитриевич Афанасьев; отв. редактор журнала Историческая Экспертиза Александр Сергеевич Стыкалин. Ведущий: Борис Исаевич Беленкин. Выступают: – Литинский Леонид Борисович (заместитель председателя Правления Общественной комиссии по сохранению наследия академика Сахарова); – Семенов Алексей Юрьевич (профессор МГУ); – Даниэль Александр Юльевич (Международный Мемориал, организация, выполняющая функции иностранного агента); – Кацва Леонид Александрович (учитель истории); – Левинсон Алексей Георгиевич (АНО Левада-Центр, организация, выполняющая функции иностранного агента); – Прозуменщиков Михаил Юрьевич (Заместитель директора Российского государственного архива новейшей истории); – Пономарев Лев Александрович (правозащитник, лицо, выполняющее функции иностранного агента); – Коваль Бэла Хасановна (Архив Сахарова); – Макаров Алексей Алексеевич (Международный Мемориал, организация, выполняющая функции иностранного агента); –Лукашевский Сергей Маркович (Директор Сахаровского центра, организация, выполняющая функции иностранного агента); – Голубовский Анатолий Борисович (историк, член Совета Вольного исторического общества); – Беленкин Борис Исаевич (Международный Мемориал, организация, выполняющая функции иностранного агента); – Струкова Елена Николаевна (Заведующая ЦСПИ ГПИБ России). Михаил Дмитриевич Афанасьев открыл круглый стол, поприветствовав собравшихся на правах хозяина, принимающего гостей, т.е. директора Исторической Библиотеки: Для меня и для Исторической Библиотеки наша сегодняшняя встреча имеет значение не только как дань памяти Андрею Дмитриевичу Сахарову в юбилейный год, но мне кажется чрезвычайно важным еще и отметить ее функцию: сегодняшняя встреча – это один из элементов фиксации той памяти, которая у нас сохраняется о сравнительно недавних событиях. Мы все с вами наблюдаем совершенно потрясающий, быстро развивающийся процесс мифологизации всего, что происходило в истории: это касается и более ранних периодов истории, и исторических событий, связанных с недавно прошедшим юбилеем окончания Второй Мировой Войны, Великой Отечественной Войны. Мифологизация затронула и эпоху, очевидцами которой были, во всяком случае, люди моего поколения, многие из участников сегодняшней встречи, процесс этот – вполне объективный социологически понятный процесс – продолжается и на наших глазах. Историческая память, общественная память всегда изменчива – какие-то вещи выплывают на первый план, какие-то, напротив, забываются, о каких-то общество не хочет вспоминать. Надо учитывать еще и влияние, которое оказываютгосударство, институции разного родана этот процесс. Однако должны быть такиеточки – Пьер Нора называет их «места памяти» – которые должны быть зафиксированы, и с помощью которых мы все-таки можем и будем сохранять историческую, документальную, научную память. – Историческая Библиотека есть та институция, которая стремится закреплять эти «места памяти» не только в публикациях, но еще и в ходе встреч, зафиксированных на плёнку, которые также становятся элементом нашей исторической памяти и источником для будущих поколений, тех, кто будет изучать время, о котором мы сегодня будем говорить, как и сегодняшнее наше время. Мы все-таки фиксируем сегодня тот этап, когда среди нас есть участники тех исторических событий, люди, которые могут из первых рук рассказывать и об Андрее Дмитриевиче, и об обстоятельствах, в которых он жил, и в этом, как мне кажется, состоит важная функция нашей сегодняшней встречи, и можно только радоваться тому, что среди нас немало людей, которые могут выступать как очевидцы, а не только как исследователи, аналитики. Александр Сергеевич Стыкалин от имени журнала «Историческая экспертиза» поблагодарил партнеров — Историческую Библиотеку и Международный Мемориал за то, что откликнулись на предложение отметить проведением круглого стола столетие крупной исторической фигуры, безусловно, оставившей своей деятельностью след в основной своей специальности – ядерной физике, но и в качестве правозащитника и общественного деятеля. Приглашены и те, кто его лично знал, кто с ним работал, у кого остались какие-то личные воспоминания о нём,но также и историки, которые могут оценить его общественную деятельность в контексте истории страны, и представители библиотек, музеев, школ, которые могут нам рассказать о том, какое место занимают экспонаты, связанные с деятельностью А.Д. Сахарова, в собраниях музеев, представить новую литературу,ему посвященную, сказать о том, какое отражение находит его деятельность в школьных программах. Тем самым мы пытаемся внести свой вклад в осмысление значимости этой исторической фигуры. Михаил Дмитриевич Афанасьев передает ведение «круглого стола» и возможность высказаться коллеге Борису Исаевичу Беленкину. Борис Исаевич Беленкин: Спасибо большое, Михаил Дмитриевич. Напомню, меня зовут Борис Беленкин, я сотрудник общества «Мемориал», буду вести сегодняшний круглый стол. Напомню, что организаторы сегодняшнего круглого стола — это Государственная Публичная Историческая Библиотека России, журнал «Историческая экспертиза», а также Российский Мемориал. Итак, мы приступаем к реализации нашей программу. Как сказал Михаил Дмитриевич Афанасьев, вокруг имени А. Д. Сахарова много мифологизации, много интерпретаций, много слухов, и мы поэтому начнем со свидетельств, с рассказов очевидцев - тех людей, которые знали, которые помнят Андрея Дмитриевича и находились с ним в непосредственном общении. Да, и очень важное замечание (это уже не только к очевидцам и свидетелям, а и ко всем, всем без исключения участникам нашего сегодняшнего «круглого стола») — это регламент. Регламент у нас пятнадцать минут на выступление и пять минут на вопросы, если они будут конечно. Если выступающий говорит чуть меньше пятнадцати минут, он не будет осужден, если же выступления затягивается до двадцати минут, мы укажем на это выступающим, но уже, к сожалению, тогда вопросы будут невозможны. Спасибо за то, что вы эту информацию выслушали. Итак, наш первый гость (он будет выступать онлайн), вы его видите на экране, — это Леонид Борисович Литинский, кандидат физико-математических наук, он же заместитель председателя Правления Общественной комиссии по сохранению наследия академика Сахарова, а всеостальное, я думаю он сам и про себя и не только про себя скажет. Пожалуйста, Леонид Борисович. Леонид Борисович Литинский: Мы познакомились с Сахаровыми, с семейством Елены Георгиевны и с Андреем Дмитриевичем году в семьдесят шестом, а в семьдесят седьмом уже в общем достаточно сблизились, мы были близкими друзьями, провожали детей Елены Георгиевны, которых выдавливали на Запад (одного за другим), а потом остались со стариками, которые в тот момент были намного моложе, чем я сейчас, и через все эти годы пронесли дружбу, приятельские отношения, оказывали помощь и тогда, когда они находились в Горьком. Елена Георгиевна была очень ярким, сильным человеком, но понятным, а за Андреем Дмитриевичем я наблюдал все-таки немного со стороны и пытаюсь сейчас соизмерить его значение с его поведением в быту. Я написал об этом воспоминания, где попытался припомнить почти все, а для сегодняшнего рассказа (по необходимости краткого) выбрал паруэпизодов. Одна из моих любимых книг (наряду с «Иудейской войной» или, скажем, «Анабасисом» и еще некоторыми) являются «Воспоминания» А. Д. Сахарова. Они написаны замечательным языком, он писал их несколько лет, вложил силы в этот труд. Он немножко завидовал некоторым из тех, кто тоже брался за перо, в его дневнике есть такое замечание: «Вот если бы я писал, как Солженицын, вот если бы я писал, как Амальрик» (он почитал перед этим записки диссидента Амальрика). Были у него и такие сожаления… Но он выработал свой стиль, отличающийся от журнализма, и когда ты перечитываешь эту замечательную книгу, обнаруживаешь в ней глубину, которую не замечал раньше. У меня была мечта переиздать ее к столетию, но это не было реализовано, осталось для будущих последователей Сахарова. Из этой книги хочу рассказать два, ну может быть три эпизода. Первый относится к сорок пятому году – он вернулся в Москву, поступил в аспирантуру. «Седьмого августа сорок пятого года», пишет он, «я вышел в булочную, подошел к развернутому стенду – там была развернута газета, и я прочитал, что вчера (кажется, шестого августа) по приказу президента Трумэна на Хиросиму была сброшена атомная бомба, был произведен взрыв тротиловым эквивалентом в двадцать тысяч тонн». «У меня подкосились ноги», пишет А. Д. Сахаров, «я понял, что в нашу жизнь вошло нечто новое, страшное, причем вошло со стороны той науки, перед которой я внутренне преклонялся». Вот если А. Д. Сахаров пишет: «у меня подкосились ноги», это означает не метафору. Он хоть и вырабатывал свой стиль, но преувеличений, метафор, каких-то красивых пассажей – этого в книге у него нет. И когда он так пишет, это означает, что у него реально подогнулись ноги: он с самого начала– в 24 года и занимаясь совсем другим – ощутил масштаб события и то, куда движется человечество. Второй эпизод относится к сорок восьмом году. Он закончил аспирантуру, защитился, его оставили работать в ФИАНе. Его мечта – заниматься широким спектром теоретической физики, у него прекрасный учитель, Игорь Евгеньевич Тамм, под руководством которого в начале 1948-го, по-моему, была создана на базе ФИАНа группа теоретиков, которая должна была работать параллельно с группой Я.Б. Зельдовича – Ю.Б. Харитона, занимавшейся созданием водородного оружия. Это значит: проверять их расчеты, поправлять. Словом, творческое соучастие. И Сахарова включили в эту группу. И через несколько месяцев после переключения на новую тематику он нашел неожиданное решение, которое стало на самом деле ключевым для работы всей группы, и не только теоретиков: началось интенсивное обсуждение сахаровских идей, за молодым человеком приезжала ведомственная машина. Постепенно обстановка накалялась – об этом есть чудные воспоминания его расчетчицы, которая на арифмометре проверяла нужные ему вычисления. И вот после того, как группа переключилась на предложенную им тематику, его вызвал к себе (пригласил, как он пишет в мемуарах) представитель КГБ в ФИАНе генерал КГБ Малышев, который начал с комплиментов его работе, его успехам, и предложил вступить в партию, сказав, что, только находясь в партии, человек может принести максимальную пользу и реализоваться. И Малышев сам вызвался дать ему одну из двух необходимых рекомендаций. Но генерал с недоумением должен был принять, что А. Д. Сахаров не захотелвступать в партию, сославшись на свое несогласие с тем, что происходило раньше (аресты невинных, коллективизация). Сахаров говорил: «я не уверен в том, что у меня не возникнут в будущем еще какие-то сомнения в деятельности партии». Еще был жив Сталин. Что мог ответить генерал? Только жалкие отговорки: «ежовщина» осуждена партией окончательно и бесповоротно, а кулаки на нас с обрезами шли и что мы могли сделать. Разговор на этом прекратился. Это характерный эпизод: молодой человек, двадцать семь лет – конечно, это не мальчишка по тем военным временам, когда у многих за плечами страшныйопыт. Но представьте, когда, кому и где он это сказал. Его вполне могли отщелкнуть, вполне могли убрать: незаменимых у наснет, а может быть и Малышев оказался более-менее порядочным человеком. Но это не было рядовое поведение, я не знаю людей, которые в тех условиях могли так смело поступить. Ну и последний эпизод, о котором я хотел рассказать, он более известен. Бомба, созданная в 1953 г., была еще не на полную мощность, а настоящая водородная бомба была создана к 1955 г. и тогда стало понятно, что задача решена. И вот на банкете председатель приемочной комиссии маршал Неделин, командующий ракетными войсками СССР, предоставил А. Д. Сахарову слово для первого тоста. А.Д. Сахаров пишет: я поднял тост за то, чтобы наши изделия также успешно всегда взрывались над полигонами и никогда над городами,и после этого «наступила мертвая тишина, как будто я сказал непристойность». Все замерли, и маршал Неделин, взявши слово, рассказал полуприличный анекдот, смысл которого заключался в том: ребята, то, что вам поручили делать, то и делайте, а как мы это будем использовать, это наше дело. Этот эпизод более-менее известен, но мало задумываются: а почему наступила мертвая тишина? А потому что многие помнили, что когда в 1951 г. проводилась госприемка определенного участка работы (ведь создание бомбы — это многоэтапный процесс), другой человек, отвечавший за тот участок, на аналогичном банкете произнес следующий тост: «Так выпьем за то, чтобы однажды наши изделия поднялись в воздух и поразили врага в его логове – Соединенных Штатах», это было по тем временам общее место, общая позиция, и вот после выступления А.Д. Сахарова все увидели разницу, увидели человека, посмевшего заявить другую позицию,другую просто в моральном плане. Вот почему наступил амертвая тишина. У А.Д. Сахаровагде-то ближе к концу его воспоминаний есть размышления о том, что жизнь сложна: следствия, причины, взаимовлияния так переплетаются, что разобраться в этом узле бывает очень непросто, но есть общие правила. «Делай что должно и будь что будет», – написал Андрей Дмитриевич. Я попытался показать, что он достаточно рано начал следовать этому принципу (не знаю, формулировал ли он уже тогда его себе или еще нет). И он многое успел, как мы знаем. Борис Исаевич Беленкин: Спасибо большое Леонид Борисович. У меня к вам один маленький вопрос. Может быть, у вас есть какое-то собственное, свое давно сложившееся отношение к А. Д Сахарову, своя точка зрения на не Сахарова-ученого, а на Сахарова-человека? Может быть у вас сложилось какое-то, пусть и субъективное, но свое личное отношение? Леонид Борисович Литинский: Я постараюсь быть краток. Елена Георгиевна и он люди разные по темпераменту. У нее тоже за спиной была война и она тоже научилась ничего не бояться. Но это был эмоциональный человек. По контрасту я никогда невидел Андрея Дмитриевича, повышающего голос — это был очень спокойный человек, очень спокойно общавшийся со всеми, при очень небольших эмоциональных модуляциях. Что не все могут. А вообще я наблюдал за ним, как за метеором. Вот знаете, про В. С. Высоцкого говорят: вот метеорит. А.Д. Сахаров для меня такой же метеорит, только в другой сфере. Борис Исаевич Беленкин: Спасибо большое, Леонид Борисович, у кого-то есть вопросы? Нету. Тогда мы переходим к следующему нашему гостю. Как я понимаю, это будет рассказ о более личностном восприятии Андрея Дмитриевича Сахарова. Алексей Юрьевич Семенов, профессор МГУ, доктор биологических наук… Скажу сразу же, Алексея Юрьевича пригласил я. Мы с ним познакомились меньше десяти дней тому назад на поминальном дне рождения, стали беседовать и с самого начала я слышу: А. Д. Сахаров, А. Д. Сахаров… Алексей Юрьевич говорит что-то про А. Д. Сахарова, а в процессе застольного разговора узнаю фамилию говорящего – Семенов. Тут я решил показать свою эрудицию и спрашиваю: «Из каких вы Семеновых, Алексей, не родственник ли вы А. Д. Сахарова?» – «нет», говорит. Тогда спрашиваю: «а не внук ли вы нобелевского лауреата по химии?». «Да, – говорит, – внук». А потом, через полчаса разговора, оказалось, что, собственно говоря, он внук не только нобелевского лауреата Николая Семенова, но и академика Харитона, и что Харитон любимый дедушка Алексея Юрьевича… И тогда я понял, этого человека надо пригласить к нам… А все остальное, что я о нем не сказал, он сам расскажет о себе… Пожалуйста, Алексей Юрьевич, вам слово. Семенов Алексей Юрьевич: В отведенные мне 15 минут я приведу какие-то личные воспоминания о знакомстве, разговорах на протяжении более тридцати лет. Я познакомился с Андреем Дмитриевичем и его семьей в детстве, во 2-й половине 50-х годов на засекреченном объекте «Почтовый ящик-214» в городе Арзамас-16 (нынешнем Сарове Нижегородской области) в 450 километрах от Москвы. Там находился главный научный центр разработки и создания ядерного и термоядерного оружия (сейчас Российский Федеральный Ядерный Центр –Всероссийский НИИ экспериментальной физики). В этом городе я часто бывал у деда и бабушки, Юлия Борисовича и Марии Николаевны Харитонов, а Андрей Дмитриевич, его жена Клавдия Алексеевна, их дети Таня, Люба, Дима жили в небольшом двухэтажном деревянном коттедже в так называемом ИТРовском поселке (от ИТР – инженерно-технический работник) на улице Жданова вблизи от реки Сатис (сейчас она стала улицей академика А. Д. Сахарова). В те годы к нескольким ведущим ученым были приставлены охранники из КГБ, которых называли секретарями – охранники обычно в чине от капитана до подполковника должны были находиться рядом со своими подопечными: они приходили в половине восьмого утра, сопровождали охраняемого на работу, а после работы приезжали домой, находилисьв отдельной комнате примерно до одиннадцати вечера, а на ночь уезжали. Во время отпусков и прогулок они должны были сопровождать своего подопечного, находясь на расстоянии нескольких метров сзади. Клавдия Алексеевна жаловалась бабушке, что она не любит и боится охранников. В 1950-м году в Институте для разработки водородной бомбы был создан теоретический отдел, который возглавил учитель Андрея Дмитриевича Игорь Евгеньевич Тамм. После испытания первой водородной бомбы в 1953-м году И.Е.Тамм возвратился в Москву, а этот отдел возглавил А. Д. Сахаров, другим теоретическим отделом заведовал Яков Борисович Зельдович. Об Андрее Дмитриевиче в период работы на объекте немного известно из воспоминаний физика-теоретика Виктора Борисовича Адамского, который писал, что вопросы ответственности ученых за плоды своего труда обсуждались Андреем Дмитриевичем в достаточно узком кругу. Вероятно, в этих обсуждениях в разное время принимали участие физики Тамм, Зельдович, Франк-Каменецкий, Альтшулер, Адамский. Кроме узкого круга людей Андрей Дмитриевич мало с кем общался, обычно держался немного отстраненно, но тем не менее большинство сотрудников института вспоминало о его человеческом обаянии и безусловном научным авторитете. В 1968-м году он лично написал знаменательную статью «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании, интеллектуальной свободе», которая была опубликована на Западе и сыграла принципиально важную роль в советском правозащитном движении, но в результате руководство министерства среднего машиностроения (так называлось в СССР атомное министерство) отстранило А.Д. Сахарова от работы в ядерном центре и он вынужден был переехать в Москву. В 1969-м году после тяжелой болезни умерла Клавдия Алексеевна и Андрей Дмитриевич долгое время был в исключительно подавленном состоянии. Старшая дочь Татьяна, незадолго до этого закончившая биофак МГУ, вышла замуж и готовилась к поступлению в аспирантуру, средняя, Люба, училась в пединституте, а младший, Дима, был только в четвертом классе. У Тани в 68-м году родилась дочь Марина, которая в будущем пошла постопам деда и закончила физфак МГУ. Несмотря на вынужденный отъезд и последующую организованную властями травлю Андрей Дмитриевич оставил по себе добрую память в Арзамасе-16: мой старший покойный друг математик Бахрах рассказывал, что в начале 1980-х на объект прислали лектора- пропагандиста из ЦК КПСС, который должен был рассказывать сотрудникам о А. Д. Сахарове, и лектор начал говорить о том, что А. Д. Сахаров, попав под дурное влияние своей второй жены Боннэр, по указке западных антисоветчиков клевещет на советский государственный и общественный строй, бессовестно и цинично платит черной неблагодарностью за те блага, которое ему дало советское государство. Лектор не успел произнести эти слова, как в зале, заполненном сотрудниками института, прокатился недовольный ропот, затем встал один из присутствующих физиков и сказал: «Что вы нам рассказываете какую-то чушь? Мы хорошо помним его как честного и достойного человека, который сделал для страны больше, чем подавляющее большинство других, мы не желаем вас больше слушать». В зале засвистели, и лектор был вынужден уйти. Как ни странно, эта история не имела последствий для присутствующих сотрудников: ходили слухи, что кто-то из высокопоставленных чиновников выразил неудовольствие тем, что в аудиторию, хорошо знавшую А. Д. Сахарова, послали малограмотного лектора- пропагандиста. На объекте, помимо секретных, велись и открытые работы по экспериментальной физике; на выборах в Академию Наук из ЦК КПСС обычно выделяли специальные вакансии для ученых-атомщиков из закрытых городов, однако бывало, что члены отделения ядерной физики отказывались голосовать за кандидатов, работы которых были им недостаточно известны. Один из таких случаев произошел на выборах в члены-корреспонденты в 1979 г.: при голосовании в первом туре за кандидатуру физика-экспериментатора из Арзамаса-16 Павловского было подано недостаточное количество голосов. А. Д. Сахаров, хорошо знавший Павловского и его работы, выступил за его кандидатуру, сказав, что этот кандидат безусловно заслуживает поддержки. Члены отделения, среди которых были люди, не разделявшие его взглядов, но знали его абсолютную честность и авторитет, поддержали кандидатуру Павловского. Андрей Дмитриевич был нашим соседом в академическом дачном поселке Жуковка под Москвой, в котором в конце 1940-х – начале 1950-х были построены дачи для ведущих участников советских ядерного и термоядерного проектов. В поселке были дачи таких крупных физиков как Зельдович, Харитон, Кикоин, Флеров, Тамм, Сахаров и других. В начале 70-х Андрей Дмитриевич женился на Елене Георгиевне Боннэр и вместе с семьей ее дочери Татьяны Янкелевич поселился на даче. В середине 1970-х у нас на даче жила семья друзей, Леонида Литинского и Елены Кагановой, которые подружились с Ефремом и Татьяной Янкелевичами, и мы иногда общались все вместе. В этот период против Андрея Дмитриевича, осмелившегося защищать диссидентов, давать интервью западным корреспондентам и говорить о конвергенции социализма и капитализма, в газетах была развязана массированная лживая кампания. В это время Андрей Дмитриевич работал в физическом институте ФИАНе, они с Еленой Георгиевной купили машину «Жигули», получили право и стали иногда ездить в Москву. В 72-м году в нашем поселке в течение полугода снимал дачу и Александр Аркадьевич Галич, незадолго до этого изгнанный из Союза писателей и Союза кинематографистов за антисоветские песни и стихи. Я знал, что Андрей Дмитриевич был дружен с А. А. Галичем, они общались летом 72-го года, но, по-видимому, в отсутствии других людей, потому что я не видел Андрея Дмитриевича ни на одном из домашних концертов А. А. Галича. В это же время на соседней даче, принадлежавшей знаменитому виолончелисту Мирославу Ростроповичу и оперной певице Галине Вишневской, в небольшой пристройке жил А.И. Солженицын. Я слышал о том, что А.Д. Сахаров несколько раз пересекался с А. И. Солженицыным в Жуковке, но в то время никто об этом не знал. К Сахаровым приезжали и приходили разные гости: помню, например, колоритную фигуру писателя диссидента Льва Зиновьевича Копелева, прототипа одного из героев романа А. И. Солженицына «В круге первом», Рубина, входящего в калитку дачи А.Д. В семьдесят пятом году Андрей Дмитриевич получил Нобелевскую Премию Мира, но его не выпустили из страны, а Елена Георгиевна, лечившаяся в это время в Италии, без разрешения советских властей поехала в Осло получать за него премию — это было очень волнующее событие: мы все невероятно гордились и радовались за него. За Андреем Дмитриевичем и его семьей в поселке была установлена слежка КГБ, время от времени в их адрес поступали угрозы; в сентябре 77-го года семья Янкелевич, опасаясь за жизнь и здоровье своих маленьких детей, была вынуждена эмигрировать в Соединенные Штаты; и Сахаровы остались одни в какой-то момент на даче, Андрею Дмитриевичу отключили телефон, и он один или с Еленой Георгиевной стал часто заходить к нам, чтобы позвонить и попить чаю с яблоками из сада. Мы тоже иногда заходили в гости на дачу к Андрею Дмитриевичу: помню, как большой компанией друзей зашли к Сахаровым после встречи нового 78-го или 79-го года и были тепло встречены ими; помню несколько интересных разговоров с Андреем Дмитриевичем, а в то время большую роль для нас играли самиздат и тамиздат – распространение и хранение самиздата и тамиздата было небезопасным, поэтому их давали почитать только надежным и близким друзьям, часто на несколько дней, а иногда даже на одну ночь. Однажды друзья дали мне почитать только что вышедшую книгу известного публициста Марка Поповского «Управляемая наука», в которой рассказывалось о взаимоотношениях советской власти с наукой. Книга была интересной, но я нашел в ней несколько недостоверно рассказанных историй и неверных суждений. Встретив на прогулке Андрея Дмитриевича, я спросил: «Понравилась ли Вам эта книга?», он ответил, что книга понравилась, но добавил, что Поповский просил его написать предисловие к этой книге, однако он был вынужден отказаться. «Почему?», –спросил я его. «Дело в том, что я обнаружил в ней несколько ошибок, возможно, в остальном все было правильно, но у меня не было времени проверять все изложенные в книге факты, поэтому я не мог рекомендовать эту книгу читателям и был вынужден отказаться», – ответил Андрей Дмитриевич. Вспоминаю другой разговор, произошедший на даче Сахаровых. Как-то он пожаловался, что к нему часто приходят или звонят сумасшедшие учёные, в частности, изобретатели вечного двигателя. В качестве примера он привел недавний разговор с человеком, представившимся физиком, который якобы экспериментально обнаружил массу покоя нейтрино и настаивал на встрече. Это не соответствовало принятой тогда стандартной модели и вряд ли было возможно, поэтому Андрей Дмитриевич считал, что назойливый человек не адекватен. Сейчас, насколько понимаю, теоретически это считается возможным, но масса покоя нейтрино должна быть настолько мала, что до сих пор не было получено экспериментальных доказательств. Некоторые жители нашего поселка сторонились Андрея Дмитриевича, по-видимому, они боялись себя скомпрометировать; один из них как-то поинтересовался, зачем я встречаюсь, гуляю, разговариваю с А.Д. Сахаровым, и я ответил, что это большая честь – быть знакомым с ним и что разговор с таким выдающимся ученым, мыслителем и человеком всегда исключительно интересен. Сосед сказал: «Но ведь А. Д. Сахаров пошёл в политику, потому что больше ничего не мог сделать в науке», – и я ответил, что, напротив, интересы Андрея Дмитриевича просто расширились и стали общечеловеческими, но наукой он продолжает заниматься всерьез, хотя на это у него стало меньше времени. Наше общение с соседом на этом прекратилось. В конце декабря 79-го года советские войска вошли в Афганистан, А.Д. Сахаров выразил против этого публичный протест, что послужило последней каплей, переполнившей терпение правящего руководства. В январе 80-го года Андрей Дмитриевич вместе с Еленой Георгиевной был задержан у себя дома и выслан в закрытый для иностранцев город Горький (Нижний Новгород). В следующий раз мы увиделись через семь лет, когда М. С. Горбачев вернул Сахаровых из ссылки. Вечером 14 декабря 1989 г. я узнал ужасную новость: не стало Андрея Дмитриевича; я позвонил Елене Георгиевне, на следующий день поехал в квартиру на улице Чкалова, перед лифтом в подъезде встретил спускавшегося вниз академика Примакова, которому было поручено от имени Верховного Совета выразить сочувствие Елене Георгиевне, но это был краткий формальный визит. В квартире за столом сидели Елена Георгиевна в окружении родственников и друзей. Я запомнил Лидию Корнеевну Чуковскую, Михаила Яковлевича Гефтера, Сергея Адамовича Ковалева и Александра Павловича Лавута. Эта трагическая обстановка объединила совершенно разных замечательных людей, правозащитников, ученых, писателей, историков, философов и многих других. Через несколько дней состоялось прощание с Андреем Дмитриевичем и его похороны, и мы с дедом, Ю.Б. Харитоном, поехали в ФИАН. Помню яркие выступления академиков Лихачева и Гинзбурга; дед стоял у гроба совершенно потерянный и не мог произнести ни одного слова. Поминки проходили в большом зале ресторана гостиницы «Россия» в центре Москвы, на них приехал лауреат Нобелевской премии Мира и будущий президент Польши Лех Валенса, выступило много правозащитников, народных депутатов, запомнилось выступление Татьяны Сахаровой, которая сказала, что Андрей Дмитриевич был счастлив с ее мамой Клавдией Алексеевной Вихиревой, а в последние восемнадцать лет был не меньше счастлив с Еленой Георгиевной Боннэр. Андрей Дмитриевич сохранится в моей памяти не только как великий гуманист, мыслитель, правозащитник и ученый, но и как совершенно уникальная человеческая личность: он сочетал в себе черты истинного российского интеллигента: исключительную мягкость, сочувствие и вежливость с абсолютно несгибаемой волей и непоколебимыми принципами – эти качества, наряду с общепризнанными заслугами перед государством, сделали его уникальной объединяющей фигурой для большого количества людей в России и в мире. С момента смерти Андрея Дмитриевича прошло больше тридцати лет и в наши дни мировое сообщество остро нуждается в сопоставимой по масштабу личности, достойной уважения большинства мыслящих людей. Невозможно не сказать о том, что сейчас, когда в нашей стране наблюдаются крайне тревожные, опасные тенденции, нам особенно не хватает Андрея Дмитриевича. Нет сомнений в том, что А.Д. Сахаров был бы в первых рядах борцов против принятия Государственной Думой законов о регулировании просветительской деятельности государства, против нападок депутатов и мракобесов на Российскую Академию наук и сообщество Диссернет, против идеи повторной установки памятника Ф.Э. Дзержинскому на Лубянке, против готовящейся установки скульптурной группы участников атомного проекта во главе с Лаврентием Берией на ВДНХ и против многого другого –самое главное, что он, несомненно, выступал бы против жестокого разгона мирных шествий, беззаконных арестов и преследования мирных граждан, произвола и нарушения законов в исправительных учреждениях и судах, вообще этих нарушений прав человека в сегодняшней России. В заключение хочу сказать, что как, наверное, знают многие участники конференции, почти двести лет тому назад, в 1833 году, тогдашний президент Императорской Академии Наук и Министр народного просвещения при Николае Первом граф Уваров разослал циркуляр о том, что народное воспитание должно совершаться в соединенном духе православия, самодержавия и народности – эта знаменитая уваровская триада. Лозунгу Уварова А.Д. Сахаров противопоставил другую триаду: Мир, Прогресс и Права Человека – именно эта сахаровская триада должна объединить нас в борьбе за будущее. Борис Исаевич Беленкин: Спасибо большое, Алексей Юрьевич. Есть ли вопросы? Нет?.. Огромное вам спасибо Алексей Юрьевич. Тогда мы переходим к нашей следующей панели, к следующей секции, точнее, к следующему тематическому разделу: «А. Д. Сахаров в исследовании и исторической памяти на пост-советском пространстве». Предоставляю слово моему коллеге, историку диссидентского движения, думаю, самому глубокому и знающему историку диссидентского движения Александру Юльевичу Даниэлю. Александр Юльевич Даниэль: Точно совершенно, что я не отношусь к людям, которые были хорошо знакомы с Андреем Дмитриевичем (наше знакомствобыло эпизодическим: несколько раз я бывал у них дома, пару раз мы встречались у Бориса Георгиевича Бергера и не более того), поэтому это точно не воспоминание. То, что я хочу сказать, это скорее постановка вопроса, который меня в последнее время довольно сильно интересует. Говоря о А.Д. Сахарове, естественно начать с цитат, с известной цитаты из Альберта Эйнштейна: когда он говорил о современной физике,он сказал: «Это драма, драма идей». Но вот меня в том комплексе идей, которые ассоциируются у нас с Андреем Дмитриевичем Сахаровым, интересует в первую очередь именно драма, именно драматургия сахаровской мысли, и мне кажется, что самым драматическим сюжетом, интеллектуальным сюжетом, связанным с общественной мыслью, с вкладом А. Д. Сахарова в общественную мысль, является тема «А. Д. Сахаров и национальная проблематика». Как, наверное, многие здесь присутствующие, я в очередной раз, не знаю уже в который, перечитал воспоминания «Москва – Горький, далее везде», перечитал статьи и фундаментальные выступления Андрея Дмитриевича на общественные темы и попытался понять, какое место занимает эта проблематика в его мыслях. И очень интересно получается: если говорить о конкретных выступлениях (о чисто правозащитных выступлениях) А. Д. Сахарова, то с удивительной регулярностью, а значит и настойчивостью, постоянством, вызывающим просто моё неимоверное восхищение – такое всюду встречающееся в сахаровских выступлениях перечисление людей инакомыслящих, которых преследуют и которым требуется помощь. Он занимался защитой конкретных людей – речь идет о людях инакомыслящих и не просто инакомыслящих, но активно выступающих и за это попадающих в лагерь, в тюрьму, психбольницу, и так далее–то есть диссидентов и, конечно же, среди этих диссидентов было огромное количество участников разных национальных движений (я хочу сразу сделать одну оговорку: я буду употреблять термин «национализм», который в советскую эпоху идеология, пропаганда приучили нас воспринимать в очень отрицательных коннотациях. Вы ведь помните почти обязательную привязку слов «национализм»,«националисты» к эпитету «буржуазный». Я же буду употреблять этот термин совершенно безоценочно, так, как его употребляют в европейской политической мысли). Речь идет о людях с определенной системой ценностей и о выступлениях Андрея Дмитриевича в их защиту. Вообще, когда мы произносим слово «диссиденты», у нас перед глазами оказываются по преимуществу московские правозащитники: сам А. Д. Сахаров, его друзья Сергей Ковалёв, Татьяна Великанова, Юрий Саханович и т.д. и т.п., но на самом деле в сообществе диссидентов эти московские правозащитники составляли существенное меньшинство – их было несколько десятков человек, наверное, вряд ли больше ста-двухсот человек, а основную массу диссидентского сообщества составляли диссиденты в союзных республиках, по преимущество националисты. И понятно, что правозащитники всегда заступались за этих людей, ну просто потому, что общим принципом для них было то, что любое ненасильственное действие, любая пропаганда мнений, не призывающих к насилию ик преступлениям, имеют право на существование, за это нельзя наказывать. Это не означало, что правозащитники (и Андрей Дмитриевич) разделяли подобные мнения. Но тут надо развести две стороны дела, два уровня осмысления. Первый: А. Д. Сахаров и движение диссидентов, выступавших под национальными лозунгами. Второй: взгляды самого Андрея Дмитриевича на национальную проблематику. Ведь в отличие от большинства правозащитников, А.Д. был человеком политического мышления и за выдвигаемыми им время от времени предложениями, безусловно, стояло нечто, что мы могли бы назвать «национальным проектом» или общественным проектом для Советского Союза. И если мы внимательно вчитаемся в воспоминания, в особенно важный в этом плане «Москва – Горький, далее везде», в его фундаментальные статьи начиная от «Размышлений о прогрессе, мирном сосуществовании, интеллектуальной свободе», в последующие его выступления на общественные темы, мы увидим, что, вообще говоря, в каждом конкретном случае Андрей Дмитриевич с большим сочувствием подходил к предложениям о повышении административно-государственного статуса на национальной основе, т.е. о расширении прав Союзных республик, а внутри них о расширении прав автономий, и так было вплоть до последних его дней – вот, если помните, в своем «Москва – Горький, далее везде» он говорит, что в абхазо - грузинском конфликте он скорее был склонен занять сторону абхазцев. И так далее, и я бы мог еще продолжить этот ряд. Таким образом, повышение административно-государственного статуса отдельных республик и автономий вызывало обычно его сочувствие, но при этом Андрей Дмитриевич совершенно не склонен был ратовать за дезинтеграцию более крупных структур, он вовсе не стремился к распаду Советского Союза, наоборот, он выдвигал проект так называемой Конституции Союза Суверенных Республик Европы и Азии, принятие которой рассматривал как средство сохранения этого союза. И вот тут мы подходим к очень драматическому моменту – даже самые широко мыслящие и толерантные интеллектуалы из этих национальных движений (украинские типа Вячеслава Чорновила, прибалтийские, закавказские и т.д.), совершенно очевидно, в этом месте с А. Д. Сахаровым бы разошлись, они бы сним не согласились, им было совершенно не интересно, каким станет Советский Союз, их интересовала собственная независимость. Даже при самых широких демократических преобразованиях – если бы они осуществились – несомненно, эти люди всё равно настаивали бы на независимости и максимальном дистанцировании от того, что тогда называлось «имперским центром», а теперь, значит, называется просто Россией. И вот я вижу в этой коллизии потенциальный источник расхождений, так и не осуществившихся, конечно, потому что Андрей Дмитриевич умер в конце 1989 года, но, безусловно, это могло бы со временем развиться в серьезное расхождение между ним и глубоко уважавшими и почитавшими его лидерами национальных движений. Как нам следует сегодня рассматривать эту коллизию? Добавлю к этому, что в некоторых своих работах А. Д. Сахаров прибегает к формуле, которая точно была бы поперек горла этим людям – он пишет о Мировом правительстве как некоей идеальной цели, к которой должно стремиться человечество. Он говорит об этом и в упомянутом проекте Конституции. Конечно, это был совершенно не тот вектор развития, с которым согласились бы Чорновил, Айрикян и другие национал – диссиденты. Природа этой коллизии нуждается в дальнейшем осмыслении и мое выступление носит характер постановки проблемы. В завершение моего выступления хотелось бы сказать в той же связи о главном, что, на мой взгляд, отличало А. Д. Сахарова как политического мыслителя. Это его апелляция к разуму. Об этом говорили, писали – если помните, у Сергея Адамовича Ковалева была статья в «Известиях» «А. Д. Сахаров как паладин разума». Речь идет о том, что А.Д. Сахаров был в политике предельным рационалистом. Значит национализм, как бы к нему не относиться, он из другой области, он не из области рационального – это другая сфера человеческой активности: рациональность с национализмом очень слабо связаны,часто вступают в конфронтационные отношения. И А.Д. Сахаров как настоящий ученый, как настоящий естественник, не то, чтобы не умел, но просто принципиально не хотел мыслить в этих категориях, его политические модели предельно рациональны, и здесь можно наблюдать не развившийся при его жизни конфликт между традиционным рационализмом и тем развитием событий, которые имели место уже тогда и в гораздо более крупном масштабе наблюдаются сейчас во всем мире за 32 года, прошедших со времени кончины А.Д. Сахарова. Конечно, он оставался бы, как мне кажется, всегда на стороне разума и вот этот конфликт, и сама эта часть интеллектуального наследия Андрея Дмитриевича требует серьезного политико-философского осмысления. Я вижу его последним паладином разума в эпох унаступающего иррационализма, и в этом была драма его идей. Андрей Дмитриевич – и в этом был, мне кажется, главный пафос всех его политико-философских построений – мыслил категориями человечества и главной проблемой человечества в целом считал его разобщенность. Отсюда и его идея конвергенции, сформулированная еще в самом начале его общественного пути. Все, что он делал, было направлено на преодоление разобщенности, это был единственный путь к спасению человеческого рода. Вот это противоречие между преодолением разобщенности и, с другой стороны, стремлением к национальному обособлению – причем людей, к которым он относился с большой симпатией и которые с бесконечным пиететом относились к нему – это та коллизия, которая не реализовалась при жизни А.Д. Сахарова и которая ставит перед нами всё те же проблемы: их надо осмыслить, и не только в связи с сегодняшним юбилеем. Борис Исаевич Беленкин: Спасибо, Александр Юльевич, спасибо большое. Мне, кажется, то, что вы говорили, было очень интересным и важным (аплодисменты). Спасибо тебе большое. Я не буду спрашивать: если вопросы или нету – потому, что все, что было сказано, это безусловно повод для дискуссии, для какой-то совершенно отдельной и, безусловно, совершенно уместной дискуссии. Очень бы хотелось, чтобы такая дискуссия на самом деле когда-нибудь прошла… Александр Юльевич Даниэль: Ты имеешь в виду отдельная дискуссия, будет, да? Борис Исаевич Беленкин: Да, я говорю именно об отдельной дискуссии, потому что мне показалось (может быть, я преувеличиваю, но мне так показалось), что все сказанное прозвучало, как заявка на, повторяю, именно дискуссию… Ты ведь все сказал почти, все да? Александр Юльевич Даниэль: И еще много можно было бы на эту тему сказать, но, конечно, такие вещи, такую дискуссию должны вести, так сказать, профессиональные политические философы и политологи, а не на моем дилетантском уровне… я как дилетант просто ставлю вопрос Борис Исаевич Беленкин: Да, спасибо большое Александр Юльевич, а теперь мы продолжаем… Я видел, что пришел к нам Лев Александрович Пономарёв… Но мы тогда закончим эту секцию, эту панель, и если Лев Александрович не возражает, то слово ему предоставим потом, хорошо? Итак, Леонид Александрович Кацва, учитель истории. «А. Д. Сахаров в школьных учебниках». Леонид Александрович Кацва: Мое выступление будет печальным, поскольку в тех учебниках, которые сейчас действуют в школе (а их теперь осталось всего три), роль Андрея Дмитриевича Сахарова отражена чрезвычайно слабо. Людям, далеким от школы (а может быть, здесь таких немало), скажу, что после того, как в 2014 г. был введен так называемый историко-культурный стандарт, все учебники, которые до этого в школе использовались, были выведены из учебного процесса. Был проведён так называемый конкурс, и в результате победили три учебника: один – издательства «Просвещение», второй – издательства «Русское слово», и третий – издательства «Дрофа», но поскольку с тех пор «Просвещение» поглотило «Дрофу», степень монополизации несколько повысилась. Таким образом, существуют три «линейки» (от одного класса к другому) этих учебников и соответственно три учебника по Истории России XX в., наиболее распространенным из них является учебник издательства «Просвещение» – по нему, насколько мне известно, учится приблизительно 70% российских школьников. Так вот о А. Д. Сахарове в этом учебнике есть сведения такие: в разделе о создании послевоенного военно-промышленного комплекса говорится о том, что быстро развивался советский ядерный проект, в котором были заняты такие известные ученые как (и дальше перечисляются четыре фамилии: Курчатов, Харитон, Доллежаль, Сахаров) и всё. В учебнике «Русского слова» (ну а там автором является Вячеслав Никонов) среди имен создателей советского атомного проекта А.Д. Сахаров не упомянут, хотя имена названы. Так же нет А.Д. Сахарова и в учебнике «Дрофы», говорится о том, что среди создателей советского ядерного оружия были выдающиеся ученые, но только фамилии даются немножко другие – нет Доллежаля, но есть Зельдович, и на этом ставится точка. Еще более интересно, что в учебнике «Просвещения» вообще нет раздела о диссидентском движении – ни параграфа, ни даже подпункта такого–есть только маленький раздел «Общественные настроения», где, казалось бы, и про диссидентов что-то должно быть, и Андрей Дмитриевич должен упоминаться, но в этом разделе упоминается одно- единственное имя–к моему изумлению, это имя Дмитрия Сергеевича Лихачева — вот ни А. Д. Сахарова, ни А. И. Солженицына, никого кроме Д. С. Лихачева среди лидеров общественных настроений нет; и после этого А.Д. Сахаров упоминается среди создателей межрегиональной депутатской группы –при этом просто перечислены фамилии и сказано, что межрегионалы не имели четкой программы, единственное, что их объединяло – это стремление к созданию многопартийности, отмене шестой статьи Конституции. Понять из этого учебника, каким образом создатель ядерного щита оказался среди лидеров межрегиональной группы, не то, что ребенок не сможет никогда в жизни, но я думаю, что и учителя истории в возрасте 30-40 лет довольно сильно с этим вопросом могут затрудниться. Правда, такое безобразие мы видим только в этом одном учебнике: в двух других все-таки о диссидентстве и о А. Д. Сахарове говорится, но давайте посмотрим, как говорится. Вот учебник «Русского слова», параграф называется «Духовная жизнь в 1970-е – 1980-е годы», а подпункт – «Борьба с инакомыслиеми идеология». О чем упомянуто? В 1968 г. увидели свет «Размышления опрогрессе, мирном сосуществовании, интеллектуальной свободе» выдающегося физика А.Д. Сахарова, который предлагал идеи конвергенции, т.е. слияния социализма и капитализма в единое общество; А. Д. Сахарова сослали в Горький, который тогда был закрытым городом; в семьдесят пятом году ученый был удостоен Нобелевской Премии Мира. Я думаю, понятно, что ребенку здесь, помимо всего прочего, предлагается ложная последовательность событий: т.е. сразу после публикации размышлений ссылка в Горький,а только потом Нобелевская Премия… Что за размышления, что за конвергенция такая – никогда в жизни ребенок это понять не сможет! В учебнике «Дрофы» это дают чуть лучше: там тоже упоминается тот же документ, т.е. «Размышления» – в параграфе «Советское общество», в пункте «Диссиденты и борьба с ними», но дальше говорится вот что: «С этого момента А. Д. Сахаров стал ведущим лидером правозащитного движения; в 1970 г. вместе со своими единомышленниками создал комитет защиты гражданских прав, а в 1975 г. Московскую группу для наблюдений за выполнением Хельсинкских Соглашений по правам человека». Здесь собрались люди, лучше меня знающие эту историю, по-моему в учебнике приведены просто ошибочные утверждения… Александр Юльевич Даниэль: Абсолютно ошибочные. Леонид Александрович Кацва: Дальше говорится о том, что эти организации информировали мир о преследованиях и нарушениях прав человека в СССР и невыполнении им Хельсинкских Договоренностей. Никаких сведений о А.Д. Сахарове как диссиденте в учебниках больше нет; и третий раз, где встречается упоминание о А. Д. Сахарове в учебнике «Дрофы» – это главы о перестройке. О возвращении А.Д. Сахарова из ссылки говорится только в учебнике «Дрофы», в учебнике «Русского слова» сказано о том, что вот на Первом Съезде народных депутатов была создана Межрегиональная Группа во главе с Б. Н. Ельциным, Г. Р. Поповым и А. Д. Сахаровым (другие лидеры просто не называются), была выдвинута идея пяти «Д»: децентрализации, демонополизации, департизации, деидеологизации и демократизации. Не имеет смысла дальше цитировать учебники. Какой вывод? Кроме упомянутой ошибки вроде бы нет прямого вранья, но зато есть такая беглость и такое умолчание, которое уже, как мне кажется, превращается в политику: то есть в стремление лишить нынешних молодых (вот тех, кому сейчас 16-20 лет), какого бы то ни было целостного представления о том, что это было такое; и когда примерно два года назад у нас в школе была проведена мобильная выставка от Мемориала и Сахаровского Центра, выставка, посвященная А. Д. Сахарову, я видел, какой исключительный интерес дети к этой выставке проявляли; и конечно, такой дефицит материала в учебнике, на мой взгляд – это почти граничит с преступлением,а какой-то дополнительный материал могут дать только сами учителя в меру своего, во-первых разумения,а во вторых, идеологических симпатий или антипатий. Вот такая (мягко говоря) беглость на мой взгляд, вводится целенаправленно, сознательно. Все это довольно грустно. Борис Исаевич Беленкин: Огромное спасибо, Леонид Александрович, большое спасибо. У меня вопрос к присутствующим: может быть здесь есть школьные учителя, или те, кто недавно закончил школу, которые хотят что-то добавить или спросить?.. Хотя, кажется, к сказанному – вроде бы и добавить нечего… Голос с места, девушка по имени Ксения: В школе очень мало было информации про А. Д. Сахарова, а я до сих пор общаюсь с классным руководителем (а у руководитель — это историк) и вот когда я посмотрела, как поменялись учебники по истории, для меня это был шок – я обучалась на, если не ошибаюсь,учебнике Данилова (я не помню точно:«Дрофа» или не «Дрофа»), но то, что сейчас… Леонид Александрович Кацва: Нет, это был учебник «Просвещения»\. Данилов и Косулина, там материала было тоже очень мало, но больше, чем в нынешних. Вопрос ведущих: А у учеников какие-то вопросы были к учителям, был какой-то интерес к А.Д. Сахарову может быть? Ксения: Особенно не было, но у нас был учитель хороший, просто нам давала больше информации, чем было в учебнике в принципе. Борис Исаевич Беленкин: Спасибо большое, Ксения. Наш следующий выступающий Левинсон. Пока Алексей Георгиевич подходит, зачитаю записку из чата. Поступила просьба от нашего предыдущего оратора Александра Юльевича Даниэля, он очень извиняется перед всеми, но он забыл зачитать какую-то самую важную цитату. Ровно одну минуту мы Александру Юльевичу предоставляем. Пожалуйста, Александр Юльевич, одна минута у вас, и затем мы переходим к следующему докладчику. Александр Юльевич Даниэль: Я прошу прощения, я импровизировал и волновался, и пропустил действительно важную цитату, которую хотел привести и которая поясняет коллизию, о которой я сказал. Андрей Дмитриевич в своих работах часто говорил о том, что право народов на самоопределение, вплоть до отделения, декларировано Конституцией, и что было бы полезно принять закон, технически реализующий возможность выхода Союзной республики из состава СССР. Вот памятная записка А. Д. Сахарова, Турчина и Медведева к правительству СССР, куда он добавляет следующую фразу, цитирую: «тенденции к выходу какой-либо республики из СССР не носят массового характера, и они несомненно ослабнут со временем в результате дальнейшей демократизации в СССР». Вот это пример политического прогноза, опровергнутого в ходе дальнейшего исторического развития, и это замечательная, по-моему, иллюстрация к той драме идей, которая связана с темой «А. Д. Сахаров и национальная проблематика». Борис Исаевич Беленкин: Спасибо, Александр Юльевич, теперь понимаю, почему вы просили разрешения зачитать… И повторяю еще раз, конечно дискуссия тут необходима. Александр Юльевич Даниэль: Необходима, да. Борис Исаевич Беленкин: А теперь наш гость уже не онлайн— это Алексей Георгиевич Левинсон, социолог, сотрудник Левада-Центра, пожалуйста. Алексей Георгиевич Левинсон: Мне надо соблюсти такой замечательный ритуал и сообщить всем вам то, что вы и так знаете: это то, что я имею честь представлять организацию, исполняющую функции иностранного агента и сейчас я буду перед вами исполнять эти функции. Мне кажется, что с моей стороны было бы логично рассказать о том, что мы знаем на основе исследований, проведенных в разные годы, относительно общественного мнения по поводу фигуры Андрея Дмитриевича Сахарова. Сейчас мы узнали о том, как работает средняя школа (в сущности наиболее массовый механизм формирования общественной памяти), как она работает в данном случае на забвение. Никакой интриги в моем выступлении нет, и я не хочу, чтобы она была, я хочу лишь сказать, что дело идет к полному вытеснению фигуры А. Д. Сахарова из массового сознания: сидящие здесь, те, кто помнит и для кого значимо это имя– это маргиналы. Наш с вами статус – это статус глубоко маргинальной группы. Массовое сознание, общественное мнение с трудом может сейчас припомнить это имя, и тем более объяснить, а кто это. Вот одно из самых последних исследований, проведенное среди московских студентов и школьников, и вот какой мы получили результат: есть проспект Академика Сахарова, значит он академик, значит он ученый. Есть еще слабые следы воспоминаний о том, что он был создателем ядерной бомбы и это, так сказать, звучит позитивно, это хорошо, потому что это мощь нашей державы. Т.е. с учетом милитаризации сознания именно это проходит как вполне позитивный момент, те, кто связывают А. Д. Сахарова с бомбой, в этом смысле поминают его имя, так сказать, со знаком плюс. Но и к этому, к сожалению, прилипает грязь: кто-то еще вспоминает о его конфликте с властью, который произошел только потому, что его настраивала жена. Следы изобретения каких-то мыслителей из КГБ, которые пытались компрометировать А.Д. Сахарова через фигуру Елены Георгиевны Боннэр. Если спросить: был ли Сахаров правозащитником, могут кивнуть. А чьи права он защищал? Ну воттех, чьи права надо было защищать, вот так. Всё просто, ответ как бы извлекается из вопроса, иногда к этому добавляют, что он защищал права таких как он, что в какой-то степени правда, но это только сужает значение. В общем, ситуация в этом смысле крайне невеселая, и Сахаровский центр, и все те, для кого дорога эта память, все те, кто думают, что эта память должна сохраняться – для них существует огромное поле работы, но слава Богу, что есть Интернет, который может, так сказать, действовать над и поверх школьных программ. Здесь, я думаю, нужно сделать многое, очень многое. Но важно сказать и о самом А.Д. Сахарове: Всем присутствующим здесь, безусловно, понятно словосочетание «русская интеллигенция», и я напомню, что драма русской интеллигенции, исторически развивавшаяся драма заключалась в том, что интеллигенция состояла в сложных отношениях с властью – всегда. Но она находилась также и в сложных отношениях с народом. И с тем, и с другим агентом она хотела иметь определенные отношения, они, как правило, не складывались, и в этом была великая драма русской интеллигенции. И вот было мгновение в нашей истории – видимо, это был миг, так сказать, прощания, исторического прощания с интеллигенцией, когда у нее наладились отношения с властью и у нее наладились отношения с народом. Фигура А. Д. Сахарова стала таким символическим пунктом вот этого примирения интеллигенции с властью. Что я имею в виду? Вспомним его выступление на съезде народных депутатов с точкой зрения на войну в Афганистане – оно имело очень широкий общественный резонанс. Но вспомним здесь и Михаила Горбачева: фигура в то время еще не очень понятная (кто он и что он? ну очередной партийный начальник…). Он совершил, я думаю, один из самых лихих жестов в своей политической карьере, вернув А. Д. Сахарова из Горького без комментариев (напоминаю: никаких объяснений, почему А. Д. Сахарова возвращают, со стороны М. Горбачева не было – просто вернуть: вот и все). Это был жест в адрес кого? В адрес всех тех, для кого имя А. Д. Сахарова было символически очень важным и наполненным. И вот это повернуло очень широкие слои интеллигенции лицом к этой новой власти, началась эпоха Перестройки– если понимать ее как общественное движение, а не просто как объявленную партией кампанию. А.Д. Сахаров обратился к народу вот с этой знаменитой формулой: «Афганская война была преступлением». И это был шок. А почему? А потому что Афганская война была к этому времени не просто явлением очень сложным, а неотъемлемой частью, так сказать, советской жизни; она столько лет уже шла, что превратилась в некоторое привычное состояние, можно сказать больше: Афганская война стала институтом, который кого-то обогащал, кому-то помогал решать какие-то жизненные задачи и проблемы. И в том числе, кстати, научные проблемы решались теми, кто разрабатывал новые виды вооружения и т.д. Об этом, конечно, знали, довольно много говорили. Это была система очень серьезна я с точки зрения обращения каких-то денег и обогащения кого-то на этой почве. И это было определенное политическое состояние, поскольку Советский Союз что-то, так сказать, делал за пределами своих границ. Вообще я хочу здесь напомнить, что множество операций, которые Вооруженные Силы Советского Союза вели за рубежом, в Анголе и т.д.– они не вызывали такого сопротивления у жителей СССР, не вызывали таких эмоций, иногда этим гордились, иногда об этом ничего не знали. Афган – он поначалу тоже был такой как бы героической военной экспедицией и вызывал может быть что- то еще и позитивное у немалой части россиян, но постепенно война, которая оказывается непобедоносной, в российском массовом сознании не просто теряет авторитет, а получает негативное восприятие, она становится войной несправедливой – когда война затягивается и мы ничего не приобретаем, эти негативные стороны в ее восприятии начинают выступать на первый план. Тут можно проследить, как сдвигалось советское общественное сознание, впереди шли женщины как матери, ведь формула «наши мальчики гибнут» – это же чисто женская формула. Мужская часть общественного мнения постепенно, так сказать, сдвигалась вслед за женской и в общем внутри советского общества постепенно формировалось негативное отношение к войне. При этом множество причин делали это мнение подспудным, частным, не выражаемым публично. И вот вышел на трибуну человек, который взял и сделал это публичным: он прорвал какую-то завесу и т.д. То, что там его зашикали, захлопали и т.д. – мы сейчас это обсуждать не будем. Важно, что вся страна, которая смотрела по телевизору эти трансляции, увидела – запретное преодолено, Сахаров преодолел запрет, он сказал то, чего нельзя говорить. Правда, в обществе произошло перетолкование его слов: Сахаров вкладывал иной смысл, он назвал войну преступной потому, что было совершено преступление против афганского народа, он привел цифры – был уничтожен миллион афганцев. Я не говорю про среду советских мусульман, может быть среди таджиков были люди, которые жалели погибших афганцев. Но в русской среде – и наши исследования это подтверждают – афганцы воспринимались как враги, чем больше их полегло – тем лучше. И вдруг этот человек выражает по отношению к ним какое-то сочувствие. А.Д. Сахаров потребовал, между прочим, признания афганцев равной стороной – для ведения переговоров, ведь только так можно было вернуть пленных. То есть он думал о политическом механизме, хотя то, что он предлагал, было неприемлемо для советских политиков. И для общественного сознания война была преступной лишь потому, что гибнут «наши мальчики». И сформулировать так, как он это сделал, было рискованным. Но Сахаров выразил общее настроение: хватит воевать, верните солдат домой. Хватит нам этого нашего Вьетнама или того, чем, скажем, для французов был Алжир. Важно отметить: то, что А. Д. Сахаров предложил, выступая в общем как бы от лица интеллигенции, совпало с тем, что хочет и думает народ. Когда мы начали проводить наши опросы, увидели, что известность А. Д. Сахарова была свыше 90% и согласие с ним было таким, какого даже нынешний президент не имел. В общем на несколько лет это была фигура номер один в общественном сознании. Хотя если говорить не об интеллигенции, а о широкой общественности, фигура А. Д. Сахарова, хотя и очень важна, но содержала иные смыслы. Кем был Сахаров для массового сознания, для тех, кто о нем положительно отзывался (от двух третей до трех четвертей населения) – прежде всего человеком, который себя противопоставил власти, таким вот одиноким героем, причем играли свою роль и его внешние данные (они неоднократно обсуждались), они годились для того, чтобы он воспринимался, так сказать, по модели блаженного, святого, юродивого, не в уничижительном смысле, а как такого человека не от мира сего: сначала бомбу сделал, а потом стал за разоружение выступать и с властью бодаться, хотя у него от этой власти всё было. А модель святого в том как раз и состоит (а дальше уже не моя мысль идет, а Льва Гудкова), что массовое сознание получило в лице этого святого, как и других святых, способность, возможность такой как бы (если сказать нынешним жаргоном) разгрузки: вот он там за нас предстатель, он за нас противостоит там, ну не то, чтобы он много молится за нас, но вот он против этой власти. И тут получается такой вот механизм: если я одобряю А.Д. Сахарова, если я поддерживаю А. Д. Сахарова, то значит я уже совершил что-то граждански очень важное и дальше можно, собственно говоря, ничего особенного не совершать, совесть моя уже как бы чиста: я поддерживаю А.Д. Сахарова и я в этом смысле против них: они, в моем сознании, плохие, а он и мы – хорошие. А. Д. Сахаров за нас, мы за А.Д. Сахарова и в результате в общем возникает для советской интеллигенции вот это мгновенное единение, о котором мечтали лучшие умы: Б. Л. Пастернак, О. Э. Мандельштам, другие. Вспомним А.А. Ахматову: «я была с моим народом…». Так вот эта мечта быть со своим народом реализовалась через фигуру А. Д. Сахарова и тех, кто шел за ним, включился в политическую деятельность (можно назвать С. Ковалева, Межрегиональную депутатскую группу и т.д.). Независимо от процентов в наших опросах, важно сказать, что великая роль русской интеллигенции для российского, для русского в широком смысле общества состояла в том, что некоторые элементы ее мировоззрения, поведения, этики и т.д. проникали в общество очень глубоко и широко, пример А.Д. Сахарова это показывает. Идея некого противостояния власти, идея говорения правды вслух (т.е. идея гласности) фигурой А.Д. Сахарова была внесена в массовое сознание. Но выводы, к которым мы можем прийти, глядя на сегодняшнюю ситуацию, окажутся невеселыми. Когда-то с помощью харизмы А. Д. Сахарова в массовое сознание были внесены идеалы демократии, свободы, прав человека, пусть в обрезанном, в упрощенном, в элементарном виде, но были внесены. Они сыграли свою роль, поскольку общество их усвоило. Но позже, за годы, прошедшие после смерти А. Д. Сахарова, оно с ними рассталось. Если говорить образно, можно сказать о вакцине против этих идей, о выработанных внутри общества с помощью соответствующих институтов антителах. Второй раз эти идеи внести в массовое сознание уже не удастся– надо делать это по-другому, вот в чем штука. Сейчас выйти на улицы и заявить: «Мы за права человека» – бессмысленно. Тебе ответят: «Блин, ну да, а мы что нет что ли?».«Мы за свободы!» «Блин, ну а мы нет, что ли?». И все. И дальше ты никуда уже не уедешь, поэтому сейчас мы переживаем острый кризистого движения, которое выступает наследником диссидентского движения: там люди шли в народ и их слышали. Сейчас они идут или не идут – их не слышат. Закончим на более оптимистической ноте. Я думаю, что все-таки у образа А.Д. Сахарова есть потенциал, с помощью которого многое можно сделать и те, кто это делает – честь им и хвала. Борис Исаевич Беленкин: Спасибо огромное, Алексей Георгиевич (аплодисменты), спасибо… Но главное – соблюдать регламент – он даже при замечательном, и интересном, и умном выступлении всегда важен… Поэтому я предоставляю сейчас слово человеку, кто всегда регламент будет соблюдать - Лев Александрович Пономарев, правозащитник. Лев Александрович, хочу извиниться и перед вами и перед слушателями, но получается, что мы возвращаемся к началу нашего «круглого стола», и речь идет о А. Д. Сахарове в воспоминаниях его друзей, собеседников, участников движения и так далее. Пожалуйста Лев Александрович Пономарев: Что могу, то скажу. Во-первых, по установившейся традиции, я должен сказать, что я представляю организации, которые названы иностранными агентами, более того, я сам как физическое лицо выступаю как иностранный агент, так что в этом смысле Ваша конференция приобретает определенный рисунок, скажем так, вполне современный – только так и может быть сегодня в путинской России на конференции, посвященной памяти великого нашего соотечественника Андрея Дмитриевича Сахарова. Скажу сразу, чтобы сложилось правильное понимание того, что я хочу сказать – я не был диссидентом в то время, когда Андрей Дмитриевич был центральной фигурой диссидентского движения. Да, я наблюдал, дружил с диссидентами – моим другом был Юра Орлов, я переписывался с ним, когда он сидел в лагере. Но я был в сторонке, занимался физикой (в этом миссия моя). С Сахаровым я дружил и помогал ему последние два года его жизни: то есть я помогал ему становиться депутатом и в том числе консультировал его по некоторым острым политическим вопросам, помогал ему вырабатывать некоторые позиции. Я с интересом выслушал то, что говорил А. Даниэль про национальную политику. Это то, что я помню, у меня были такие дискуссии с Андреем Дмитриевичем при обсуждении нового варианта Конституции СССР. Я говорил ему: это невозможно, Андрей Дмитриевич, то, о чем Вы говорите, может реально вызвать кровь. Как человек, может быть, более прагматичный, я понимал пределы возможного. Да, хотя мы может быть все за демократию, но при принятии конкретных решений по национальному вопросу должны учитывать национальный состав, пропорции, конкретную ситуацию, скажем, в Якутии, или Татарстане, или Башкирии, сколько там башкир, русских, татар и т.д. Т.е. имеются проблемы, которые трогать пока нельзя, их можно будет когда-то спокойно обсуждать, но на другом уровне развития демократии. Конечно, если подходить стратегически (а Андрей Дмитриевич ведь стратегически мыслил), то да, его проект Конституции носил характер стратегического документа, который был рассчитан на 50 лет в основном мирного демократического развития Советского Союза, и в этом качестве он может быть был уместен, но вносить его в таком виде в момент революционных преобразований, конечно, нельзя было. И в этом смысле А. Даниэль прав. И связано это было со стратегическим мышлением Андрея Дмитриевича. Он был смелый мыслитель. Везде. Это было и в физике. Он предлагал целые направления будущего развития, например для космологии. И люди потом обдумывали то, что он сказал и что можно дальше делать. И вот эта смелость, она, конечно, была у него в том числе и как у политического мыслителя, но было бы неправильно считать его только мечтателем, я видел А.Д. Сахарова в роли абсолютно прагматического политика, не диссидента или правозащитника, хотя все это у него было, а именно политического деятеля. Кстати, ведь хорошо известно, что не все диссиденты поддерживали его идею идти в депутаты, А. Подрабинек, например, был категорически против его участия в выборах, он об этом писал. Но А. Д. Сахаров был политиком, а потому он понимал, что надо идти на выборы, что надо иметь трибуну, и в этом он был абсолютно прав. Там много говорилось, в частности, об Афганской войне – а вот если бы там не было Андрея Дмитриевича, кто об этом сказал бы, и когда прекратилась бы война? Вопрос очень сложный. Могу согласиться с тем, что А.Д. Сахаров как бы открыл дверь Перестройки. В этом смысле он стоит рядом с М.С. Горбачевым. Эти две фигуры – Горбачёв и Сахаров – должны ставиться рядом, когда речь заходит о Перестройке. Сам я поверил, что что-то происходит в стране, именно в тот момент, когда М. Горбачев выпустил А. Д. Сахарова из Горького. Все это помнят. Я подумал тогда: да, наступает мое время. Подчеркиваю, А.Д. Сахаров был политический практик. Вспоминается, как он ездил на суды. По поводу крымских татар, например, ехал иногда за тысячи километров, несмотря на состояние здоровья и все остальное.Не так много людей ездило и занималось этой практической деятельностью. Вспоминается, как создавался «Мемориал», как была образована инициативная группа, из которой потом и выросла вот эта замечательная организация, от которой мы сейчас участвуем в «круглом столе». Вспоминается и Межрегиональная Депутатская группа, там был ряд очень сильных записных (этому слову не всегда надо придавать плохой смысл) ораторов. Мы помним, например, как ярко выступал там Юрий Афанасьев, как реагировало агрессивное большинство и т.д. и т.п. А кто реально занимался политикой – это был А.Д. Сахаров. Он выступал и как теоретик, разрабатывал конституцию, но он готовил и всероссийскую забастовку, идею которой я тоже, кстати, критиковал и разубеждал его, говорил, что она невозможна, ее не будет. А может быть, его ранняя смерть и была связана с разочарованием от того, что эта забастовка не происходила – он это глубоко переживал. Но как активный практический политик он и должен был набивать себе шишки и браться за что-то другое, за следующее, новое дело. По уровню своей популярности он мог бы стать лидером политической партии, сколь бы странно это сегодня не прозвучало бы для моих коллег. Кстати, я говорил ему об этом и он отнесся тогда с юмором. Действительно, фигура партийного лидера с ним не очень вязалась, он внешне выглядел теоретиком, но я уверен, что он мог быть партийным лидером, потому что он был решительный человек, способный на конкретные личные действия. Нельзя не сказать здесь и о том, как унижает сейчас А. Д. Сахарова та власть, которая сейчас якобы отмечает его 100-летний юбилей. Л. Кацва говорил здесь про учебники, мы слышали о том, как школьников и студентов просто сознательно не знакомят с человеком, которым Россия должна гордиться. Хотя формально создан некий юбилейный комитет, намечены какие-то мероприятия, и что-то видим в Интернете, и у нас есть возможность А.Д. Сахарова вспоминать, говорить правду о нем, но было бы уместно наверно и принятие нами некоей резолюции, где было бы прямо сказано, что школьные учебники замалчивают роль Андрея Дмитриевича Сахарова, что это принципиально неверно и должно быть изменено. Происходящее сегодня с памятью о Сахарове совершенно естественно для того политического режима, в котором мы сейчас находимся, который сейчас строится на наших глазах. И когда говорят об интеллигенции, о народе, и вспоминают в этой связи А.Д. Сахарова, надо заметить, что он был удивительный человек и в том смысле, как складывалась его судьба. В 32 года академик, трижды Герой, он общался в свое время с первыми лицами государства – с Берией, с Хрущевым. Я не знаю деталей общения, но это известно из разных исторических публикаций: он имел возможность спорить с Хрущевым и убеждать его в необходимости договора о запрещении ядерных взрывов, испытаний ядерного оружия и нам еще предстоит оценить его роль – в том, что такое соглашение было подписано, это был колоссальный шаг, первый его исторический вклад в развитие человечества, я бы сказал,человеческой цивилизации, надо признать это. Об этом тоже должны помнить наши власти, тем более, что он тогда был на стороне властей. Сахаров со временем менялся, он сам признавал это в воспоминаниях. Он о многом (наверно не обо всем) писал, писал и о том, как молодым человеком (но прекрасно осознававшим, что он делал) предлагал нашему военному руководству осуществить ядерный взрыв под водой и т.д., чудовищные меры в области ядерного вооружения. Не нашел поддержки – мы тогда не воевали. И он со временем пришел к пониманию того, что по сути речь шла об убийстве миллионов людей. Он стал другим человеком. То, что происходило, не могло пройти мимо него, минуя его колоссальную внутреннюю рефлексию; именно после этого он стал правозащитником, подошел к теме прав человека, отстаивал со всей энергией эти права. Обо всем этом должны говорить преподаватели молодым людям в школах на примере Сахарова – не только о его роли, но и о том, как может измениться человек. Об этом надо знать и (может быть и не очень молодым) политикам, которые не способны измениться и ведут мир к катастрофе. И может быть надо дать этим людям, стоящим во главе страны (будем откровенны), понять, как им лучше войти в историю мировой цивилизации: в одном ряду, через запятую, с Франко, Салазаром, диктаторами, теми, кто строил фашизм с каким-то национальным лицом. Или как люди, способные перевернуть мир, способные устранить возможность ядерной войны и для этого подписать с другими необходимые соглашения и в этом смысле продолжить линию великого нашего соотечественника Андрея Дмитриевича Сахарова, столетие, которого мы сейчас отмечаем. На этой может быть не совсем корректной ноте я и собираюсь закончить свое выступление. Борис Исаевич Беленкин: Спасибо, Лев Александрович, спасибо большое. А мы переходим к следующей тематической панели, секции — «Материалы об Андрее Дмитриевиче Сахарове в архивах, музеях и вархивных и музейных собраниях». Предоставляю нашего первого выступающего: Михаил Юрьевич Прозуменщиков, заместитель директора Российского государственного архива новейшей истории. Пожалуйста, Михаил Юрьевич, Вам слово. Михаил Юрьевич Прозуменщиков: Многим из здесь собравшихся, наверно, не надо объяснять, что это за архив, но всё же вкратце скажу: РГАНИ был создан в 1991 г., когда рухнула КПСС, и образован он был на базе делопроизводственных архивов ЦК КПСС: объединили все эти архивы исоздали сначала Центр хранения современной документации, а потом он был преобразован в государственный архив новейшей истории. Опять же – не надо, думаю, собравшимся объяснять, чем была КПСС и, в частности, ее Центральный Комитет в годы советской власти, напоминать о том, что это был такой центр всего и вся, такая истина в последней инстанции, где решались абсолютно все вопросы внутренней и внешней политики – большие, не очень большие, иногда совсем маленькие. И естественно, все, что было связано с правозащитной деятельностью, как и с вопросами вооружения, разведки, да практически со всем – это все, конечно, обсуждалось в ЦК КПСС, причем как бы проходило по двум линиям: с одной стороны, это были документы, которые создавались непосредственно в ЦК КПСС, а с другой – документы, которые поступали туда из различных министерств, ведомств, организаций и тоже откладывались в этом архиве. Этот архив был невероятно засекречен: т.е. на момент его создания (в конце 1991 г.) более 90% документов имело гриф секретности, потому что практически всё, что попадало в ЦК КПСС, так или иначе шифровалось; и до сих пор в нашем архиве (в этом году будем отмечать его 30-летие) порядка 30% все еще являются документами на закрытом хранении, причем речь идет как о тех, до которых просто еще не дошли руки, так и о тех, что были засекречены уже сейчас, в самое новейшее время, хотя эти документы относятся к истории 50-60-летней, иногда даже 70-летней давности. Что касается А.Д. Сахарова, то у нас достаточно большой комплекс документов, хранящихся в самых разных фондах, в самых разных отделах. Иногда можно услышать, что эти документы относятся только к тому периоду времени, когда Андрей Дмитриевич сталзаниматься правозащитной деятельностью. На самом деле это не совсем так: документы, где встречается фамилия А.Д. Сахарова и где говорится о его деятельности (иногда достаточно подробно, иногда вскользь), относятся и к периоду 1950-х – начала1960-х годов годов, когда А.Д. Сахаров занимался очень важной государственной задачей. Повторюсь, всё решали прежде всего в ЦК КПСС, даже когда А.Д. Сахарова награждали медалями, орденами, вручали Сталинскую и Ленинскую премии – понятно, что де-юре это всё делалось через Верховный Совет СССР, через комиссии по наградам, но предварительно все эти вопросы сначала обсуждались и решения по ним принимались на уровне ЦК партии, Политбюро или же Секретариата ЦК. Точно также сюда, в ЦК, поступала и различная информация о деятельности Академии Наук, о работе наших ученых, и там тоже достаточно часто встречается упоминание А. Д. Сахарова, говорится о том, что он сделал, что собирается делать, каковы его достижения. Можно упомянуть ряд записок И.В. Курчатова, где рассказывается о том, что А.Д. Сахаров в 1957 г. подготовил статью, где рассказывалось о биологической опасности, связанной с испытательными взрывами; причем надо было представить эту статью как проявление борьбы с западным мнением – и в ЦК КПСС идею одобрили, сказали, что да, такую статью надо написать и пусть А.Д. Сахаров ее напишет и опубликует. Кроме того, иногда тот же Курчатов направлял в ЦК КПСС записки и справки о деятельности Института атомной энергии и там тоже упоминается А. Д. Сахаров и то, что он делал. Иногда они написаны сложным языком – я не знаю, делалось ли это специально или же просто так писал ученый; я сомневаюсь, честно говоря, что советский руководитель мог что-то из этого понять: там стояло «материал информационный», в архив и на этом всё как бы закончилось. Но, естественно, что больше всего сохранилось информации, и иногда яркой, с конца 1960-х годов, когда Андрей Дмитриевич начал заниматься правозащитной деятельностью. Тут, конечно, наш архив заполнен всевозможной документацией, которую можно разбить на несколько блоков. Самый главный из них (что в общем никого не удивляет) – это, конечно, материалы КГБ СССР, которые направлялись в ЦК КПСС по поводу так называемой «антиобщественной», «незаконной» (ну и так далее в характерных терминах того времени) деятельности А. Д. Сахарова. Здесь и справки середины 1970-х о самом А. Д. Сахарове, справки о его жене Е.Г. Боннэр, о том, какое они принимают участие в диссидентской деятельности. Второй блок документов – это информация о каких-то событиях, связанных с диссидентским движением, в которых А. Д. Сахаров, если даже непосредственно не участвовал, но упоминается. Есть документы, поступавшие из КГБ, это информация о публикациях про А. Д. Сахарова, с оценками его деятельности, откликами в западной печати – всё это тоже собиралось и направлялось в ЦК КПСС. Любопытно, что это были в принципе чисто информационные материалы; практически в них не было никаких оценочных положений: то есть КГБ давало информацию в ЦК, действуя примерно по принципу: мы вас информируем, а вы уж сами решайте, как это оценивать. Естественно, наряду с КГБ информацию поставляла в ЦК и Академия наук. И естественно, в 1970-е годы уже преобладала информация не о его научной, а скорее о как бы околонаучной деятельности. В ней находили отражение оценки советских ученых, естественно, поддерживавших линию руководства страны. Здесь имеются также сведения об избрании Сахарова в Американскую академию наук, о присуждении ему Нобелевской премии мира, о том, что А. Д. Сахаров желает встретиться с какими-то известными иностранными учеными, которые приехали в Советский Союз и хотят с . Это тоже был прежде всего информационный материал без каких-либо предложений или выводов на основе собранной информации. Вы знаете, что к 1975 г. и в Большой Советской Энциклопедии стали писать, что в 70-х годах А. Д. Сахаров отошел от научной деятельности, и этим как бы подводилась черта, больше ничего о А. Д. Сахарове как ученом не говорилось. Кроме того, в ЦК КПСС поступала информация от советских посольств, тоже связанная с А. Д. Сахаровым, потому что на Западе то и дело проводились какие-то мероприятия в защиту академика Сахарова, там обсуждались его выступления, его статьи, комментарии по разным вопросам, и советские посольства должны были на это как -то реагировать. Они пытались при помощи местных компартий (в зависимости от того, насколько сильны были эти компартии) или каких-то сочувствующих движений либо вообще не допустить проведения подобных мероприятий, либо максимально уменьшить, снизить резонанс, а потом обо всем отчитывались в ЦК КПСС и докладывали, как они провели эту «очень важную и нужную для страны» работу, снизив эффект от выступлений, связанных с А. Д. Сахаровым. Еще один комплекс документов, более важный, значительный – это непосредственно сами материалы ЦК КПСС, т.е. решения, которые принимались по Сахарову на заседаниях Секретариата, Политбюро ЦК, например, постановления Секретариата о мерах противодействия антисоветской акции в Копенгагене в связи с намеченным там в 1975 г. проведением слушаний о нарушении прав человека в СССР, об А. Д. Сахарове. На уровне Секретариата ЦК КПСС решали, как на это надо реагировать и стоит ли посылать туда делегацию для отстаивания официальной советской точки зрения. К большому сожалению, в РГАНИ так и не были переданы некоторые документы из Архива Президента РФ, хотя еще в 1994 г. по указу Б.Н. Ельцина было принято решение о передаче всех исторических документов из Архива Президента, который начал быстро создаваться уже после образования поста Президента СССР при М.С. Горбачёве, прежде всего в наш Архив. К сожалению, это процесс невероятно длительный, он растянулся на долгие годы, нам так и не был передан (и не знаю, когда получим) такой комплекс документов, как стенографические записи заседаний Политбюро ЦК КПСС периода Л. И. Брежнева и позже. Поэтому мы не располагаем информацией о том, как на Политбюро обсуждались вопросы, связанные с А. Д. Сахаровым (а из постановлений Политбюро мы знаем, что они обсуждались там неоднократно), какие высказывались мнения, кто из членов руководства выступал за более жесткие меры вотношении А. Д. Сахарова, а кто-то, напротив, за более мягкие. Естественно, сохранилось очень много документов, связанных с теми пропагандистскими антисахаровскими кампаниями, которые разворачивались в 1970-е – началн 1980-х годов, когда в газетах публиковали письма возмущённых граждан Советского Союза, которые всячески клеймили А. Д. Сахарова, хотя подчас даже и не знали, что именно А. Д. Сахаров сказал и что он делал. Перед публикацией всех этих материалов в «Правде» или других газетах сначала проходило утверждение на уровне ЦК КПСС. Ну а когда А. Д. Сахарова выслали в Горький, все последующие события были связаны с этим и с его возвращением из этой ссылки. В основном эти документы носят не информационно-аналитический, а просто информационный характер. Здесь очень много документов, связанных с Е.Г. Боннэр, в них находят отражение ее желание выехатьза пределы страны, ее помощь А.Д. Сахаровуво время объявленных им голодовок и т.п. Что же касается документов, относящихся к периоду после возвращения А.Д. Сахарова из ссылки, их достаточно много, но рассекречено не всё, большой комплекс документации пока еще находится на закрытом хранении. Важно иметь в виду, что ни сам архив, ни наша вышестоящая организация Росархив не обладают функцией самостоятельного рассекречивания хранящихся у нас документов. Этим занимаются только межведомственные комиссии по защите государственной тайны, которые работают, рассекречивают всё новые документы, но до тех, что связаны с А.Д. Сахаровым, руки пока не дошли. Иногда ссылаются на то, что пока не рассекречены некоторые более ранние документы. К тому, что сказано коллегами о явно недостаточном, а зачастую искаженном отражении в учебниках роли А.Д. Сахарова, добавлю, что речь идет о тенденции, с которой сталкиваемся и мы, архивисты. Я имею в виду отсутствие общественного интереса к некоторым очень важным персонажам нашей истории, к числу которых относится и А.Д. Сахаров. В 1990-е годы, когда стали в массовом порядке открываться архивы (и в том числе наш), было довольно много людей, которые интересовались жизнью и деятельностью А. Д. Сахарова, пытались заниматься этим на основе новых источников и что-то публиковали. К сожалению, за последние полтора десятилетия всё сошло на нет. Да, в связи со столетием есть запрос от музея ГУЛАГа, от общества «Мемориал», но это все единичные случаи, и хотя довольно много интересных документов все же стало доступными для исследователей, мы очень мало видим людей, занимающихся А.Д. Сахаровым и всем, что с ним связано, и желающих в силу этого обратиться к нашим фондам. Как это ни прискорбно, мы можем констатировать: в год столетия со дня своего рождения Андрей Дмитриевич не является фигурой, которая было бы интересна нашему российскому обществу. Борис Исаевич Беленкин: Спасибо, Михаил Юрьевич (аплодисменты), спасибо Вам большое . Мы продолжаем работу секции «Материалы об Андрея Дмитриевича Сахарове в архивных и музейных собраниях». Следующее сообщение будет в каком-то смысле продолжать то, что сказал Михаил Юрьевич Прозуменщиков, Слово предоставляется Бэле Хасановне Коваль, заведующей архивом Сахаровского Центра. Напомним, что Сахаровский Центр внесен в реестр, организаций, выполняющих функцию иностранного агента. Прошу прощение у Бэлы Хасановны и всех присутствующих за постыдную необходимость озвучивания этого. Бэла Хасановна Коваль: Архив А.Д. Сахарова в Москве был создан в 1990 г. в соответствии с решением Общественной Комиссии по увековечиванию памяти академика Андрея Сахарова, эта организация тогда была зарегистрирована в Москве, а официально была открыта уже в 1994 г., т.е. нам уже 27 лет. Мы имеем статус негосударственного архив, но работаем мы по правилам, методикам и ГОСТам ГАРФа. В основе наших архивных фондов – два личных архива, которые были переданы безвозмездно Еленой Георгиевной Боннэр. Разбором этих очень разнообразных материалов я и моя коллега начали заниматься в 1993 г., выделив три документальных фонда и еще четыре коллекции. Три документальных фонда – это фонды А.Д. Сахарова, Е.Г. Боннэр, а также фонд по истории правозащитного движения в объеме тех документов, которые сохранились при жизни А.Д. Сахарова и Е.Г. Боннэр. В структуру нашего московского архива входят также богатая библиотека, постоянная музейная экспозиция, посвященная А.Д. Сахарову (он была открыта в 2001 г. и отмечает сейчас свое 20-летие), мемориальная квартира А. Д. Сахарова на ул. Чкалова. Это не та квартира 68, где он жил до ссылки, ведь его лишили в 1980 г. московской прописки, отобрали паспорт и дали другой, новый, только с горьковской пропиской. Благодаря М.С. Горбачеву после его звонка в конце 1986 г. Андрею Дмитриевичу была предоставлена другая квартира тех же размеров и в том же самом доме, где они с Еленой Георгиевной жили до отъезда в Горький. Именно там в последние годы жизни он мог в редкие часы уединиться – ведь вся его жизнь в этот период проходила на людях. В первом фонде немалое место занимают документы, отражающие деятельность А.Д. Сахарова как ученого (включается презентация). Что вполне понятно, ведь статья о нем в любой энциклопедии начинается с того, что это был крупный ученый-физик, академик. Нельзя забывать о том, какой вклад он внес в науку, проработав 20 лет на закрытом объекте, участвуя в атомном проекте, важнейшем для государства. Он оставался физиком и тогда, когда, начиная с конца 1960-х годов его больше интересовали общественные проблемы (мы знаем, что в 1968 г. он впервые принял участие в демонстрации у памятника Пушкину, после чего он был отстранён от обязанностей начальника лаборатории). Хочу напомнить, что и в своих воспоминаниях он не без гордости пишет о том, как после 20 лет работы в прикладной науке он смог вернуться в теоретическую физику (а он был прежде всего физик-теоретик). И после возвращения из Горького в Москву, в последние три года жизни, он ездил в ФИАН и продолжал успешно работать именно в области теоретической физики. Конечно, его работы в этой сфере, в отличие от текстов общественно-политического характера, публиковались прежде всего в СССР, но есть и англоязычные издания разных его работ, выходившие начиная с 1990-го года. Сейчас в год 100-летия готовится к печати новый сборник его научных трудов. Конечно, самая большая часть архива (она полностью обработана и включена в базу данных) относится к общественно-политической деятельности А.Д. Сахарова, включая те правозащитные документы, которые он написал, подписал или к которым присоединился. Это 1221 документ (без учета разных вариантов одного и того же документа). Надо сказать, что Андрей Дмитриевич, что бы ни писал, никогда не писал сразу начисто, а потому многие документы существуют в разных вариантах. Документов чисто правозащитного характера (подразумевающих защиту конкретных людей)– 499, а на выступления и заявления по гуманитарным проблемам, интервью и разного рода публицистику приходится 444. К общественной и продолжавшейся правозащитной деятельности последних трех лет жизни относятся 289 документов. Еще более объемную часть первого фонда составляет корреспонденция А.Д. Сахарова, его переписка, в том числе зарубежная. Тут и письма самого Андрея Дмитриевича, и письма, адресованные ему. Хотя сюда относятся только письма начиная с 1968 г., и чисто семейной перепиской мы не располагаем, количество единиц хранения здесь очень внушительно – 14 236. Из них 11 232 – письма от сограждан, из которых более 6500 относятся к последним трем годам жизни А.Д. Сахарова, причем 5746 адресованы ему как депутату. Ему писали от Чукотки до Калининграда. Мы задумали осуществить один проект – карту писем к А.Д. Сахарову-депутату, такую, которая технически позволяла бы, идя как бы от географии присланных писем, давать возможность каждому читателю прочитать само письмо. Если даже оставить в данном случае без внимания письма с Запада, на основании этой корреспонденции можно составить себе представление о том, что же такое была Перестройка – именно в проснувшихся головах людей. Об этом задумываешься, когда читаешь многочисленные письма, свидетельствующие о том, как уже в 1987 г., через считанные месяцы после разрешения А.Д. Сахарову вернуться домой, люди требовали его присутствия на международном форуме за безъядерный мир и выживание человечества, который был проведен тогда в Москве. Особенно большое количество писем относится к периоду с мая по декабрь 1989 г., т.е. от выступления А.Д. Сахарова на первом съезде народных депутатов и его первой публичной пресс-конференции вплоть до второго съезда депутатов и его кончины в дни съезда. При этом надо иметь в виду, что и после возвращения Сахарова из Горького его тексты первое время в советской прессе почти не публиковали, начали это делать постепенно и только уже в 1989 году (публикации текстов отдельных выступлений, размышлений и интервью). Надо сказать, что основная масса наработанного А.Д. Сахаровым(публицистика, мемуары, правозащитные документы) стала появляться в печати уже после его кончины, начиная с 1990 г. Он не успел взять в руки и книгу со своими опубликованными мемуарами. В подготовке изданий наследия Андрея Дмитриевича очень велика роль Елены Георгиевны. Последний публикаторский проект, реализованный ею уже в 2000-е годы – издание дневников А.Д. Сахарова. В наших архивных фондах хранятся и фотоматериалы – 2321 фотография. Причем сюда не относятся многочисленные дубликаты разных форматов, а также большое количество фотографий предков А.Д. Сахарова, а он, как известно, неплохо знал свою родословную. Сегодня те, кто приходят в архив на экскурсию (включая школьников), могут получить довольно полное представление о родословной АндреяДмитриевича – во многом благодаря тому, что Елена Георгиевна, поставив перед собой задачу собрать материал, разослала письма в государственные и ведомственные архивы и многие важные материалы в результате были получены. У нас имеются даже оригинальные фотографии середины XIX в. Мы располагаем также богатыми видео- и аудиоматериалами. Говоря об аудиоматериалах, замечу, что мы храним записи с непосредственным участием А.Д. Сахарова на 392 часа, воспоминания об Андрее Дмитриевиче на 110 часов. Всё это по большей части уже доступно и в печатном виде. По поводу видеоматериалов можно было бы привести еще более внушительные цифры. У нас хранятся (и доступны для исследователей) оцифрованные на DVD видеоматериалы продолжительностью в 384 часа, сюда входят 2-часовой игровой фильм, документальные фильмы об А.Д. Сахарове и с его участием, подборки документальных кадров из разных источников продолжительностью в 41 час, записи пресс-конференций, бесед, заседаний с участием А. Д. Сахарова объемом в 20 часов. В оставшееся время хотелось бы что-то сказать на основе обращения к цитатам из выступлений разных лет самого А.Д. Сахарова – они доступны и на сайте архива. Иногда обсуждается вопрос: был ли Сахаров политиком, воспринимая себя именно в этом качестве. Нет, он не был политиком, он был общественным деятелем. Еще в 1978 г. в интервью итальянскому журналу «Грация» Андрей Дмитриевич сделал запись, которую сейчас процитирую: «Политической деятельностью в смысле борьбы за влияние, организационных действий не занимался никогда; моя общественная деятельность — это исходящие из внутренней потребности публицистические выступления общего характера; и гораздо чаще выступления, вызванные конкретными нарушениями прав человека со стороны властей». Можно привести и другие высказывания А.Д. Сахарова и в том числе о том, что хотя он не был политиком, но волею судьбы он должен был брать на себя более весомые задачи в стремлении не отстать от своей судьбы. Судьба сложилась так, что в последние три года жизни и особенно в самый последний год жизни он должен был стать очень публичным человеком, видимым и слышимым на всю страну – люди поверили ему. Судьба захотела сделать его государственным деятелем – вспомним о его участии в работе Конституционной Комиссии. А.Д. Сахаров в этот период сам принял решение о своем непосредственном участии в Перестройке. Скончался он на высшей точке эйфории, связанной с Перестройкой. И эти последние три года (особенно последний, 1989 год) были для него, вернувшегося из 7-летней ссылки не очень здоровым человеком, самыми в физическом смысле тяжелыми именно в силу перегрузки. Борис Исаевич Беленкин: Спасибо (аплодисменты), спасибо большое, Бэлла Хасановна. На вопросы у нас времени в любом случае нет, поэтому приглашаю нашего следующего выступающего, докладчика, это Алексей Алексеевич Макаров. Алексей расскажет о материалах А.Д. Сахарова в архивных собраниях Международного Мемориала, также внесенного в реестр организаций, выполняющих функцию иностранного агента… Алексей Алексеевич Макаров: Добрый день, коллеги. Я расскажу о материалах А. Д. Сахарова в архиве Международного Мемориала. Какого – то отдельного, полноценного фонда не существует и, поскольку А. Д. Сахаров принимал участие в судьбе огромного количества людей – по нашим подсчетам больше ста пятидесяти человек, насчет которых А. Д.иСахаров сделал то или иное заявление – то эти документы, эти тексты разбросаны по личным делам этих людей в разных фондах: в коллекции Радио «Свобода», в коллекции, которая собиралась в конце семидесятых диссидентами (так называемая Ленинградская коллекция), да и в некоторых других фондах. При этом у нас довольно сложная структура архива – у нас есть частные фонды, личные фонды; и в их составе тоже могут быть соответствующие документы, в том числе частные письма, ну вот, и мне кажется, такой достаточно показательный пример: частное письмо А.Д. Сахарова и Е. Г. Боннэр, выполненное рукой Боннэр к Валерию Чалидзе, которое содержит на обороте заявление А. Д. Сахарова и И. Шафаревича в защиту как бы другого диссидента, то есть могут быть и подобные интересные вещи: физически один лист, но фактически два разных документа: публичный и частный документ. Собственно говоря, чем важны и ценны эти заявления, разбросанные по различным фондам – тем, что как правильно говорила Бэла Хасановна, А. Д. Сахаров писал черновики, в том числе черновики заявлений, и поэтому всегда сравнивают все имеющиеся варианты текстов, которые могут отличаться от опубликованных текстов, тем более, что про многие из них мы знаем только, что они, были, может быть хранятся в архиве А. Д. Сахарова, но никогда не публиковались. Отдельно надо сказать про фонд материалов, копийных материалов Радио Свобода. Это бюллетень, который начали выпускать с начала семидесятых годов («Материалы самиздата») и публиковать в нем (по правилам научных публикаций!) документы, которые к ним попадали соответственно. У нас есть электронный каталог этих документов на сайте «Мемориал» и просто поиском выявляется двести пятьдесят пять документов, написанных или подписанных академиком А. Д. Сахаровым, многие из которых были опубликованы только в этом малотиражном бюллетене и не публиковались широко; то есть, когда мы говорим о наследии А. Д. Сахарова и его библиографии, то надо понимать, что публикации могли быть в эмигрантской прессе; они могли быть просто не выявлены: например, у нас есть такой документ довольно важный, который опубликован был в газете «Русская мысль» - эмигрантской газете, но при этом, например, в библиографии трудов А. Д. Сахарова этого текста почему-то нету. Еще одна категория фондов: А. Д. Сахаров участвовал в работе Комитета прав человека, созданном в семидесятом году, и присоединялся к некоторым документам Московской хельсинкской группы; вот Л. Кацва говорил, что в одном из учебников даже ошибочно теперь пишут, что он был членом этой группы, что совершенно не так. В фонде Комитета прав человека сохранилась авторизованная «Памятная записка» А. Д. Сахарова, коллективное обращение об отмене смертной казни и амнистии семьдесят второго года. В «Мемуарах» А. Д. Сахарова довольно интересно написано о том, как собирались подписи под этими документами. Второй фонд – фонд ассоциации – это фонд Хельсинкских групп, в котором есть некоторые документы не просто подписанные А.Д. Сахаровым, например коллективные заявления в поддержку Хартии, чехословацкой Хартии-77 – а это всегда, надо понимать, ценно и интересно, когда у вас сохранился не просто машинописный документ с подписями, а, как мы говорим на нашем рабочем жаргоне, с «живыми» подписями, сделанными самими людьми; это документ №24 Московской хельсинкской группы «Дискриминация крымских татар продолжается» с рукописной припиской А. Д. Сахарова и ещё несколько подобных документов, которые А. Д. Сахаров не просто подписал, а в нашем архиве они есть как бы с живой подписью А. Д. Сахарова. В личных фондах тоже могут сохраняться какие-то его автографы, например в фонде Леонарда Терновского есть книга «О стране и мире» с дарственной А. Д. Сахарова, сделанной в феврале 1977, то есть в разгар репрессий против Хельсинкской группы. Несколько диссидентов собирали документы А. Д. Сахарова; и, это интересно, что когда мы смотрим на коллекции самиздата, то вот А. Д. Сахаров, документы А. Д. Сахарова, его петиции, письма и другие тексты… они просто собраны в отдельные папки и блоки, примерно также собирались тексты А. И. Солженицына. Несколько таких подборок есть в нашем архиве. Отдельно, наверное, стоит сказать про архив «Хроники текущих событий», главного правозащитного бюллетеня: он состоит из нескольких разных фондов. «Хроника», в частности, аннотировала документы самиздата, в том числе заявления и выступления А. Д. Сахарова, и часть документов, как бы рабочий архив, он сохранился, поэтому, например, там есть авторизованные обращения к Генеральному секретарю ООН о крымских татарах 1974 года или, например, тексты, связанные с А. Д. Сахаровым, но не самого Сахарова, в том числе оригинал письма классика украинской поэзии второй половины XX века Василя Стуса к А. Д. Сахарову, написанного из ссылки в 1978 году; текст «Размышлений...» А.Д. Сахаров, конечно, широко известен, опубликован, но тем не менее иногда встречаются довольно любопытные экземпляры, например в фонде Петра Григоренко содержатся документы, изъятые у него в 1968 году и потом возвращённые в девяностые, и среди них, собственно, текст «Размышлений» с другим, менее известным эпиграфом из Шиллера: «Только полнота ведет к ясности», и вставками в текст, которые были сделаны рукой самого А. Д. Сахарова, а также заметки П. Григоренко на этом тексте. Сахаров сначала давал текст «Размышлений» разным людям с просьбой высказать своё отношение, как-то откликнуться, а потом уже пустил его в самиздат (с новой версией эпиграфа – из Гете). Такие фонды, коллекции самиздата, они помогают еще и восстановить биографию текстов А. Д. Сахарова, например, что происходило с теми же «Размышлениями…». Например, в фонде Кронида Любарского у нас есть экземпляр, который был изъят при обыске в 1972 году и возвращен в 2019 году, или из приговоров, содержащихся в разных личных фондах, мы видим, кому и как часто этот текст инкриминировался. Из каких-то интересных вещей, относящихся к фиксированию диссидентской активности А. Д. Сахарова, я бы назвал издание, сделанное адвентистами седьмого дня, так называемыми шелковцами; в 1979 году А. Д. Сахаров посетил процесс над их лидером и как бы отчет об этом посещении А. Д. Сахарова был просто отдельно напечатан; и я не оговорился: это именно издание потому, что у адвентистов была подпольная типография, то есть это выглядит в общем как книга и это тоже довольно интересно и любопытно. Понятное дело, что фондах есть вырезки из газет, есть отдельно фотографии А. Д. Сахарова, в том числе малоизвестные, но я бы еще остановился на комплексе материалов, связанных с последними годами деятельности А. Д. Сахарова после его возвращения из ссылки — это комплекс материалов, связанных с его другом Р. Пименовым, который в 1989 году, также как А. Д. Сахаров, участвовал в выборах на Съезд народных депутатов, правда менее успешно чем А. Д. Сахаров, и комплекс материалов, связанных собственно с деятельностью А. Д. Сахарова, прежде всего его участием в создании общества «Мемориал» (там была долгая история: попытки провести учредительную конференцию и потом попытки регистрации самого общества), и какие-то документы, связанные с этим, например, подписи под «Декретом о власти», который А. Д. Сахаров безуспешно пытался озвучить на Съезде и потом хотел добиться принятия этого документа на втором съезде в декабре 1989 года: они у нас в архиве сохранились точно также как, например, записочки с выдвижением А. Д. Сахарова в народные депутаты в январе 1989 года, дальше его выдвигает Академия наук (точнее, коллективы научных институтов) и там идет сложная политическая борьба, но первоначальное выдвижение было предпринято обществом «Мемориал» и вот записочки с этой встречи у нас тоже сохранились – они довольно любопытные, всегда вызывают любопытство посетителей нашей выставки «Последний год. Сахаров и “Мемориал”». И самое последнее: не могу не сказать, поскольку рядом со мной сидит Борис Исаевич Беленкин, отдельное направление работы которого – это огромное собрание неформальной периодики перестроечных времен, в которых тексты А. Д. Сахарова публиковались и, конечно, какой-то полной библиографии вот этих лет, ее пока не существует. Спасибо. Я готов ответить на вопросы, если они есть. Борис Исаевич Беленкин: Спасибо Алексей Алексеевич большое. Может быть, я чуть-чуть что-то дополню, когда буду говорить о нашей сахаровской выставке… А сейчас перейдем к нашей следующей, уже последней, четвертой секции, которая называется: «Юбилейная программа мероприятий к столетию со дня рождения А. Д. Сахарова». Это очень важная часть разговора, поскольку именно она целиком посвящена тому, как мы сегодня в год столетия презентируем – и самого А. Д. Сахарова, и память о нем; и, собственно говоря, какой мы ждем реакции на эту презентацию… И я бы очень хотел, чтобы этот разговор начал Сергей Маркович Лукашевский, директор Сахаровского Центра, который внесен все в тот же реестр организаций, выполняющих иноагентскую роль, в реестр, который так сближает нас с эпохой, в корой жил Андрей Дмитриевич… Сергей Маркович вы хотели говорить о проекте Сахаров Sрасе, но может быть вы два слова скажете о самой юбилейной программе, в которой мы, в какой-то степени, все участвуем. Пожалуйста. Сергей Маркович Лукашевский: Спасибо, Борис Исаевич, действительно мы пытались создать, сформировать на этот год довольно обширную юбилейную программу. Я действительно очень рад, что целый ряд прекрасных институций и, конечно же, в первую очередь Международное общество «Мемориал» и многие другие, включая и Историческую Библиотеку, к этой теме подключились. Хотелось бы сказать прежде всего о двух проектах, которые сделали Сахаровский Центр и Архив Сахарова; они в общем связаны с темой, которая сегодня поднималась – презентации, и в первую очередь школьниками молодежи, идей А. Д. Сахарова и его жизненного пути. Некоторое время назад, за несколько лет и даже не имея в виду юбилей, мы сделали выставку, которая называлась «Андрей Сахаров: человек эпохи», и мы, естественно, преследовали две цели: с одной стороны, хотели сделать такую выставку, чтобы ее реально было можно, учитывая фактическую ситуацию, показывать в российских школах, вузах и т.д.; и с другой стороны, максимально рассказать о А. Д. Сахарове (включается презентация). Это баннерная выставка: мы хотели сделать ее передвижной, и она действительно легко разворачивается в любом помещении, будь то школьный класс или большой зал. Мы ее построили концептуально следующим образом. Мы решили оттолкнуться от простого символического совпадения, а именно: годы жизни Андрея Дмитриевича практически совпадают с советским периодом нашей истории. То есть фактически его жизнь – это в некотором роде и история Советского Союза, в которой он сначала был просто одним из многих, а потом стал одним из главных людей. Поэтому у нас посвящена именно контексту: нам было важно показать историческую обстановку в тот момент, когда родился и рос Андрей Дмитриевич. Хотя репрессии непосредственно и не затронули самых близких ему людей (родителей, бабушек, дедушек), они не обошли его родственников, и это надо было показать. Как минимум 4 человека из числа его родственников (двоюродные братья, дядья, тетки) стали жертвами репрессий. В социокультурном плане надо было показать тесную привязанность, плотную связь традиционной российской интеллигентской семьи как с жизнью в коммуналке,так и с какими-то воспоминаниями о предыдущей эпохе. Вот его дед, который участвовал в составлении сборника против смертной казни, куда дал свою статью и Лев Николаевич Толстой. На дворе тогда стоял 1907 год и поднялась репрессивная волна в попытке самодержавия сбить революцию 1905 года. Мы рассказываем о советском тоталитаризме, мы говорим относительно подробно о Второй мировой войне, поскольку это была отправная точка для тех нравственных, моральных исканий, которые, собственно, и приведут потом А.Д. Сахарова к его концепциям, его доктрине. Дальше, естественно, А.Д. Сахарова становится все больше в нашей экспозиции. Мы получили, например, интересные документы непосредственно с Ульяновского завода, где Сахаров работал во время войны. И вот происходит довольно интересная ситуация. С одной стороны, как об этом уже неоднократно говорилось, наша организация – иностранный агент, но тем не менее неожиданно Министерство культуры Российской Федерации приняло эту выставку и выразило готовность посоветовать входящим в сферу ее деятельности культурным организациям – библиотекам и музеям– эту выставку у себя принять. И вот сейчас эта выставка ездит по нашей стране: она уже была в Архангельске, Туле, Липецке, Пскове, Невинномысске – в общем в большом количестве городов. У нас в общей сложности получается 70 регионов и более ста точек, где выставка будет показана. Конечно, наша пандемическая ситуация внесла изменения в этот прокат, из-за этого нашу экспозицию, наверное, увидит меньше людей, чем нам хотелось бы. При этом иногда возникали такие довольно странные, я бы сказал, неожиданные сближения, в связи с которыми нам было интересно увидеть, как наша выставка в таких условиях будет показана и воспринята. Речь идет об известных парках «Россия – моя история», в которых обычно транслируется рассказ об истории, скажем мягко, вызывающий критику у профессиональных историков, и тем не менее два из этих парков захотели нашу выставку показать. Мы поставили только одно условие: чтобы наша выставка простояла в полном объеме без каких-либо исключений. Добавлю, что нам было важно показать А.Д. Сахарова в контексте не только советской истории, но и мирового пацифистского, гуманистического движения, дать «условному школьнику», на которого эта выставка ориентирована, представление о А. Д. Сахарове как о фигуре мирового значения, чьи идеи, с одной стороны, очень резонировали с подобными же выступлениями ученых ифилософов на Западе, а с другой стороны, были, безусловно, оригинальны – мы говорим о сахаровской триаде единства мира, прогресса и прав человека. В ходе экскурсий мы опробовали новую, ранее не использовавшуюся систему. Мы разработали такую программу, по которой мы проводим тренинг для школьников, чтобы они могли потом проводить для своих сверстников экскурсии по этой выставке и сейчас вот наша команда ездит по некоторым российским регионам и даже в сегодняшних непростых условиях нам удается эти тренинги проводить, и на основе этих тренингов ребятам, в них участвующим, удается проводить потом экскурсии. Таков этот наш проект, рассчитанный на непосредственный контакт с молодой аудиторией. Конечно, приходилось думать, как подать материал при всем его обилии. У нас были дискуссии с Б.Х. Коваль. Она предлагала представить на выставке и то, и другое, и третье, рассказать обо всем, дать больше материала. Но мы искали необходимый баланс, позволяющий не перегружать чтением текстов, представленных вместе с экспозицией. И мы, кажется, этого баланса достигли. У нас есть также и другой проект. Первоначально он был задуман как сайт, но в результате получился виртуальный музей (продолжается презентация). Мы хотели, чтобы получился красивый и современный по дизайну медийный проект с использованием 3d моделей, и с его помощью рассказать о жизни А. Д. Сахарова. Подача материала в принципе похожим образом, как и в случае с выставкой. Мы опять-таки хотели говорить о Сахарове в историческом контексте, используя в большом количестве как материалы известные (в том числе фотографии) в новых хороших копиях, так и уникальные. Вот, например, уникальная домашняя любительская съемка А.Д. Сахарова с детьми в поезде во время какой-то поездки (получено из архива Алексея Семенова). Или вот мы получили от норвежского телевидения хорошую копию выступления Е.Г. Боннэр при вручении А.Д. Сахарову Нобелевской премии. К настоящему времени готова лишь часть задуманного сайта. Речь идет о просветительском проекте, но – в идеале – многослойном. Мы хотим последовательно пройтись по жизни А.Д. Сахарова, рассказать о ней на основе ярких видеоматериалов, причем другой, более глубокий слой, если обратиться к нему, позволит дать его биографию с бóльшими подробностями, представить больше информации. Дальше, следующий слой — это библиотека, куда мы постепенно соберем все тексты А. Д. Сахарова и тексты о нем. Соответственно, каждый, кому необходимо или у кого просто есть интерес, может сначала просто ознакомиться с биографией А.Д. Сахарова, затем если нужно, на другом уровне обратиться к его более полной биографии и, наконец, войти в библиотеку. Ее пока не успели открыть, продолжаем пока работать и над более подробными текстами (лонгридами) по отдельным темам (о Сахарове как ученом, конструкторе водородной бомбы, правозащитнике, депутате и т.д.). Поскольку в нынешних условиях для Сахаровского центра как организации-иноагента прямой разговор с аудиторией может быть затруднён, то безусловно мы надеемся, что вот этот сайт станет таким полным, ярким и современным источником интересных знаний об Андрее Дмитриевиче. Борис Исаевич Беленкин: Спасибо, Сергей Маркович, примите от дружественной организации, к которой я принадлежу, мое, наше восхищение, зависть и уважение к сделанному вами. Искренне желаю вам это дело довести до конца. Надо обязательно выразить вам, и не только вам, но и всем организаторам юбилейных мероприятий, оргкомитету, благодарность… Сергей Маркович Лукашевский: Да, ну правда благодаря юбилейному оргкомитету мысмогли как раз сделать собственно прокат этой выставки. Говоря о мероприятиях, надо напомнить, что еще несколько дней в Мемориале будет доступна выставка о последних годах жизни А.Д. Сахарова, а Сахаровский центр совместно с Фондом Фридриха Науманна подготовил (открытие – 21 мая) для выставочного пространства «Граунд Солянка» выставку «А.Д. Сахаров: новый век». Ее организаторы – А. Наринская, К. Асс, Н. Корбут, И. Курович. Это еще один способ сказать что-то о Сахарове. Причем в жёстком формате современного искусства,что, конечно, отличается от того классического способа подачи материала, каким привыкли пользоваться исторические организации. Борис Исаевич Беленкин: Спасибо Сергей Маркович, спасибо большое. Сейчас я приглашаю сюда Анатолия Борисовича Голубовского, историка, члена Совета Вольного Исторического Общества. Как я понимаю, речь пойдет о некотором проекте, который также включен в эти юбилейные мероприятия и к которому иноагент «Международный Мемориал» тоже имеет непосредственное отношение. Пожалуйста, Анатолий Борисович. Анатолий Борисович Голубовский: Спасибо, да, действительно, проект, о котором я буду говорить, включен в перечень мероприятий, предусмотренных Оргкомитетом по празднованию столетия Андрея Дмитриевича Сахарова, и это книга, это сборник документов и материалов, который сейчаспока носит рабочее название «А. Д. Сахаров глазами КГБ». Работу над этим изданием мы предполагаем закончить всё-таки в рамках юбилейного года А.Д. Сахарова и надеемся выпустить эту книгу к очередной ярмарке non-fiction, то есть в конце ноября–начале декабря. Здесь многие говорили об общей ситуации, а зам. директора РГАНИ М.Ю. Прозуменщиков с сожалением и справедливо заметил, что хотя доступных в архивах документов об А.Д. Сахарове достаточно много, их мало спрашивают, они как-то не вызывают интереса ни студентов, ни исследователей. Я думаю, это во многом связано с тем, что наша общественность (научная, но не только) плохо знает о том, что такие документы есть, чем они интересны, имеет ли смысл на них обращать внимание и т.д. Единственное издание, в которое включены и документы РГАНИ, связанные с А.Д. Сахаровым, это издание Йельского университета на английском языке «Дело Андрея Сахарова в КГБ» (2005) под редакцией Джошуа Рубинштейна и Александра Грибанова. Туда вошли документы, которые начиная с 1994 г. были переданы Елене Георгиевне Боннэр для Сахаровского архива разными ведомствами, и в том числе архивным ведомством ФСБ, Архивом Президента Российской Федерации, российским Центром хранения современной документации, который впоследствии был преобразован в РГАНИ. Это было издание, снабженное научным аппаратом, комментариями, с предисловием Дж. Рубинштейна. В чем миссия нашего нового издания и каков его формат? Хотя весь этот корпус документов хранится в Архиве Сахарова у Б.Х. Коваль, а немалая их часть также в Гарвардском Университете, многие из этих документов так и не были опубликованы на русском языке, кроме того книга 2005 г. была предназначена для зарубежных читателей и прежде всего для исследователей, а потому воспроизводить сейчас на русском языке то издание мы сочли неуместным. К тому же, за прошедшие полтора десятилетия многие обстоятельства изменились, изменилась и общественная атмосфера, вся информационная среда, связанная с А.Д. Сахаровым. Мы решили, что нужно взять за основу вот этот корпус документов и создать книгу, которая сочетала бы в себе академическую корректность и фундированность с открытостью широкому читателю, в том числе молодому – чтобы ее просто было интересно читать. В основе публикации лежат документы, которые Комитет Государственной Безопасности направлял в ЦК КПСС, мы хуже знаем, какие запросы отправляло в КГБ партийное руководство. С.М. Лукашевский говорил здесь, что проекты, организованные в этом юбилейном году Сахаровским центром, рассчитаны на современную рефлексивную среду: это современные сайты, правильно и привлекательно устроенные. То же самое можно сказать о выставке на Солянке, зная о кураторских и дизайнерских способностях реализующей ее замечательной команды. Мы тоже хотели бы сделать современный продукт и я надеюсь, что онполучится. Он важен еще и потому, что сама информационная среда, связанная с А.Д. Сахаровым, выглядит сегодня чрезвычайно странно: достаточно сказать, что многие тысячи людей, которые собираются (или, скорее, раньше собирались), предположим, на Сахарова в дни несогласованных мероприятий и митингов, могли прочитать на аннотационной табличке, установленной в 2010 г. (хотя проспект носит это имя с конца 1989 г.), следующий текст: «Проспект Академика А. Д. Сахарованазван в 1989 году в честь лауреата Нобелевской премии Андрея Дмитриевича Сахарова, годы жизни; в годы Великой Отечественной войны внёс значительный вклад в создание новых видов вооружения». И всё. Об общественной деятельности ни слова, о том, в какой области он получил Нобелевскую премию, тоже не сказано. Хотя в Сарове на доме, где он жил, помещена доска иного содержания – на ней написано, что здесь жил Андрей Дмитриевич Сахаров, великий ученый и гуманист. Вот согласитесь: у современных молодых людей, приходящих на проспект академика Сахарова, вызовет ли большой интерес та информация, которая им предлагается? Проходят годы, уходит в прошлое, забывается то, как люди жили (и начальники, и простые люди) и что происходило в прежние десятилетия, уже не только в позднее советское время, но и в 1990-е, поэтому в нашей книге мы хотели что-то сказать не только о Сахарове (прибавив еще что-то новое к линии жизни – после многих уже осуществленных проектов), но рассказать о том как жила страна, в каких социально-политических реалиях жили Андрей Дмитриевич, Елена Георгиевна, их сторонники – правозащитники и диссиденты. И не только они, но и сотрудники КГБ, и многие другие категории населения. В свое время Александр Грибанов (один из первых публикаторов этих текстов на английском языке) писал: когда я взялся за чтение этого корпуса документов, «у меня были очень большие ожидания, я думал, что вот сейчас там откроютсякакие-то невероятные тайны», а потом, по мере чтения, «меня охватила глубокая тоска, настолько это было как- то странно, скучно, неинтересно». Но позже мы вместе с А. Грибановым перечитали эти документы и поняли, что на самом деле в них содержится огромное количество информации, которая как бы стоит за пределами этих документов; и чтение это для нас было интересным. И мы решили совершенно по-другому, по-новому, по-современному – как это делается в каких-то проектах современного искусства – подать эти документы, сохраняя при этом академическую чистоту и строгость. Меня, например, при чтении зацепило несколько документов. Один из них называется «О финале спектакля “Так победим” и выкрики взащиту А. Д. Сахарова». Это докладная записка о том, как играют спектакль «Так победим», и там в конце аплодисментов кто-то крикнул: «Свободу Андрею Сахарову». На дворе был 1982 год, Сахаров находился на положении ссыльного в Горьком. Многое требует, конечно, комментария. Что это был за спектакль «Так победим», естественно, никто сейчас уже толком не помнит, надо объяснять. Есть документы какие-то удивительные, например, докладная записка, связанная с отслеживанием благотворительной деятельности А.Д. Сахарова: сколько денег и на какие благотворительные цели он перечислил, кажется, в 1966 г. И это заставляет задуматься: как была устроена жизнь Андрея Дмитриевича, что это за деньги, откуда они взялись, почему он их отправил именно в этот момент на благотворительные цели. Короче, даже если документ называется очень лапидарно, за ним может стоять очень интересное содержание: вопрос в том, как его выявить. Из всего имеющегося корпуса мы отобрали 172 документа. Мы решили, что организуем их по тематико - хронологическому принципу и снабдим авторскими текстами, комментариями, которые расскажут о специфике того исторического периода, дадут некоторую дополнительную информацию о сюжетах, отраженных в документе. Особая концепция будет заложена и в макете книги, который также будет с разных сторон представлять тот или иной документ и каким-то образом создавать объем вокруг него. Мы рассчитываем на широкого читателя книги, на то, что читателю будет интересно читать наши комментарии, как и собственно документы; и мы поняли, что мы должны ну не то, чтобы научить, но как-то сориентировать людей, прежде чем они начнут читать документы. Поэтому мы решили, что этим документам будут предпосланы три больших текста. Первый – это большая фундаментальная статья Никиты Петрова, которая называется «Пятое Управление КГБ и А. Д. Сахаров», она рассказывает о том, как были устроены эти взаимоотношения, и читается как детектив. Более того, в ходе архивных изысканий, которыми сопровождалась работа над книгой, Никита Петров совершил ряд открытий и в этой книге будут сюрпризы, так что ждите выхода книги. Как тут заметил М.Ю. Прозуменщиков, в ГБ-шных материалах, которые хранятся у него в архиве, зачастую нет никаких оценок, они как бы безоценочные и значит в некотором смысле объективистские, а потому скучные, но я бы с этим поспорил. Мы решили даже поместить специальную статью, посвященную языку этих документов, разным языковым дискурсам, которые используются в этих, казалось бы, сухих и официальных документах, и заказали эту статью Ирине Левонтиной, известному лингвисту, ведущему научному сотруднику Института русского языка имени В.В. Виноградова РАН, и она написала эту статью, и статья называется «Инспиратор враждебных проявлений». Понятно, что речь идет об А.Д. Сахарове и сама эта формула взята из ГБ-шных записок. И. Левонтина выделила несколько языковых дискурсов, связанных с картиной мира сотрудников КГБ, партийных начальников, и вообще сама эта книга во многом будет посвящена реконструкции вот этой картины мира и соответствующего поведения этих людей, модусы которого определяет собственно эта картина мира. И надо сказать, что в этом смысле книга чрезвычайно актуальна и связывает нас напрямую с сегодняшним днем, потому что эта картина мира в какой-то момент куда-то делась, а сейчас она возвращается и снова пытается влиять на нашу жизнь. Этот не просто бюрократический, а скорее оперативно-гэбешный язык, которым описывается жизнедеятельность А.Д. Сахарова и его соратников, как и пропагандистский языковой дискурс – всё это имеет свои особенности. Характерно, например, помещение слов в кавычки или использование слов и выражений типа «так называемые», «якобы» – тексты ими переполнены. Например, «так называемые», как посчитала И. Левонтина, употребляются в этих документах 130 раз, слово «якобы»– 66 раз. Воспоминания А.Д. Сахарова в этом дискурсе упоминались в сопровождении определения «так называемые». Почему они так называемые? Да просто потому, что вспоминает недостаточно благонадежный человек. А иногда прослеживается и несколько иной, «отеческий» дискурс, который использовался, когда на первый план выходила задача направить Андрея Дмитриевича как бы по правильному пути, а для этого ослабить дурное влияние Елены Георгиевны. Так вот совокупность этих дискурсов: бюрократического, оперативного, пропагандистского и отеческого на самом деле составляет полную картину мира не только функционера коммунистических времен, но, как мне кажется, во многом и современного начальника, который пытается оперировать, работая с разными группами населения, будь то оппозиционеры или люди сколько-нибудь лояльные власти. Таким образом, мы рассчитываем на то, что читателю будет предоставлено интересное и захватывающее чтение. Борис Исаевич Беленкин: Спасибо большое Анатолий Борисович, на самом деле я вас всех прошу – ждите эту книгу, обязательно с ней познакомьтесь, может быть, она выйдет даже чуть раньше ноября… А сейчас мы приближаясь к завершению работы нашего круглого стола. Передаю микрофон Елене Струковой Елена Николаевна Струкова: Я хотела как раз Вам слово предоставить, Борис Исаевич Борис Исаевич Беленкин: Спасибо. Скажу несколько слов о выставке, созданной Международным Мемориалом, и проходящей в помещении его главного офиса. Выставка эта тоже входит в программу юбилейных мероприятий. Открылась она 29 января и будет работать до 26 мая… Выставка называется «Последний год. А. Д. Сахаров и “Мемориал”», и по содержанию своему носит, в какой-то степени, как бы локальный характер. Речь идет о последнем годе в жизни А. Д. Сахарова, о тысяче девятьсот восемьдесят девятом годе. При этом выставка ни в коем случае не охватывает всех событий в жизни Сахарова в этом году. Только те, которые так или иначе связаны с «Мемориалом». Т.е Сахаров и «Мемориал». И жизнь «Мемориала», который к этому году стал самой массовой общественной организацией Советского Союза, выставка тоже не охватывает, не отражает во всей полноте. Только то, что так или иначе связано было с Сахаровым. Т.е. «Мемориал» и Сахаров… Итак, выставка исключительно посвящена тем сюжетам, где Сахаров и «Мемориал» переплетаются, связаны друг с другом. Экспозиция начинается с конца, с прощания с А. Д. Сахаровым. Сегодня уже было сказано о том, кто такой Сахаров, и каков масштаб его личности, масштаб, который стал абсолютно очевиден и понятен сразу же после его смерти. Прощание с Сахаровым выявило отношение к нему тогдашнего общества, степень его популярности… Современники, участники тех событий вспомнят, в том числе, и по фотографиям, представленным на выставке, масштаб и атмосферу прощания… Например, прощание в Центральном Доме Молодежи у метро « Фрунзенская», очередь от метро Парк Культуры… знаменитые фото колонны, которая движется по проспекту Вернадского в сторону Лужников: колонна людей фактически до горизонта… Собственно это и стало аккордом уже новой, посмертной жизни человека по имени А. Д. Сахаров. Экспозиция состоит из нескольких глав — первые начинаются еще в восемьдесят восьмом году, немножко раньше «последнего года», когда был создан Общественный совет, куда попал Сахаров и который был избран его почетным председателем… Затем было выдвижение «Мемориалом» А. Д. Сахарова в народные депутаты, проходившее в Доме кино 22 января 89 года, куда пришли тысячи людей, и случай Револьта Пименова, председателя сыктывкарского «Мемориала». Сахаров, уже избранный делегатом Первого съезда Народных депутатов СССР, принял самое непосредственное и активное участие в майских довыборах на съезд в качестве доверенного лица своего друга – математика и диссидента Пименова. Одна из заметных глав на нашей выставке – учредительная конференция «Мемориала», проходившая 29 января, в которой Сахаров принимал самое активное участие, и на которой он был избран почетным председателем Общества. Другие сюжеты – это и митинги в Лужниках, организованные при участии «Мемориала», на которых выступал Сахарова, это и афганская тема, так трагически и так громко зазвучавшая на Первом Съезде в мае. На одном из экранов, работающих на экспозиции, можно увидеть и услышать знаменитый диалог между инвалидом афганской войны депутатом Червонописким и Сахаровым – самое эмоциональное и потрясающее выступление Сахарова, которое при всем старании ведущего так и не удалось прервать. Тему афганской войны представляет и уникальный документ – листовка, написанная и отпечатанная на самодельном ротаторе в 1984 году будущим активистом «Мемориала» и председателем его Правозащитного центра Олегом Орловым. Свою листовку он изготовил в количестве не менее сотни экземпляров, опускал их почтовые ящики, приклеивал на остановках… Арестован Олег не был, скорее всего, по причине отсутствия связей с диссидентскими кругами, оставаясь, таким образом, незафиксированным органами... Также на одном из экранов – сахаровская безуспешная попытка зачитать на Первом Съезде «Декрет о власти». Это событие сыграет важную роль в истории «А. Д. Сахаров и “Мемориал”», потому, что после окончания работы Первого Съезда мемориальцы несколько месяцев собирали подписи под сахаровским «Декретом о власти». В результате было собрано тысячи подписей. А одиннадцатого декабря папки с листами подписей под Декретом были в присутствии большого числа журналистов представители «Мемориала» вручены А. Д. Сахарову для передачи а Президиум открывающегося на следующий день двенадцатого декабря Второго Съезда Советов. Отражена в экспозиции также и реакция на события на площади Тяньаньмэнь в июне 1989 года. Здесь и выступления Сахарова и заявление «Мемориала», заявление, с которого отсчитывает свое рождение Правозащитный центр «Мемориал». Отдельный сюжет, отдельный блок документов – «А. Д. Сахаров и тема политических репрессий». Собственно говоря, тема эта уже с семьдесят четвертого года занимает важное место в общественной деятельности, отражена в общественной позиции Сахарова. Тут требование издать «Архипелаг ГУЛАГ» и расследовать катынское преступление, тут и защита прав репрессированных и невозвращенных на места проживания народов, тут и оценка пакта Молотова-Риббентропа. И уже в перестройку – непосредственное участие в поиске Рауля Валленберга. И здесь же – о поездке Сахарова вместе с Галиной Старовойтовой по приглашению челябинского «Мемориала» на Золотую Гору под Челябинском, на место захоронения жертв массового убийства эпохи большого террора. Хочу отдельно указать на, может быть, самое яркое, самое впечатляющее в экспозиции выставки «Последний год. А. Д. Сахаров и “Мемориал”». Речь идет о четырех экранах, четырех мониторах, установленных рядом на одном из экспозиционных пространств. На каждом из мониторов свой сюжет, точнее, сюжеты. Они демонстрируются одновременно, но при этом не мешают друг другу, дают возможность посетителю сосредоточить свое внимание на одном из них. Это удивительно сделано нашими киномонтажерами, художниками и айтишниками, теми, кто подбирал материал из киноархивов, кто затем его монтировал, синхронизировал и т.п. Здесь и кадры снятые на подготовительной и учредительной конференциях «Мемориала», и выступления Сахарова на Первом съезде, и митинги в Лужниках, и поездка на Золотую Гору Старовойтовой и Сахарова. Затем в финальной части показа эти четыре экрана сюжетно соединяются – на каждом идут эпизоды прощания с Сахаровым. Подведя здесь итог, скажу, что кинохроникальная часть выставки получилась сколь трудоемкой, столь и интересной. Только что вышел из типографии каталог нашей выставки «Последний год. А. Д. Сахаров и “Мемориал”». Пользуясь представившейся мне возможностью, приглашаю всех, кто еще не посетил выставку, прийти и ознакомиться с ней. Каждую неделю проводится по несколько кураторских экскурсий. Приходите. ­ Перед тем, как передать слово Елене Николаевне Струковой, скажу очень важную вещь как для меня, так, может быть, и для Елены. На нашей мемориальской выставке представлены только материалы, хранящиеся в архивных, музейных и библиотечных фондах «Мемориала», мы ничего не стали просить и брать в других хранилищах: нам бы, наверное, и Музей А. Д. Сахарова предоставил что-то… Но это была такая наша позиция, что мы используем в экспозиции только наши собственные материалы, которых, как мы поняли еще на самом предварительном этапе, будет вполне достаточно. И эта «достаточность», достигнута не только благодаря нашим архивным и музейным фондам… Тут я должен сказать о важности, о ценности для тех, кто собирает документы той эпохи, кто исследует ту эпоху – коллекций нетрадиционной печати, в достаточно полном виде собранных и доступных исследователям только в двух институциях, во всяком случае в Москве, – это Государственная Публичная Историческая Библиотека и Международный Мемориал. Наша выставка — это и демонстрация того, насколько материалы подобных коллекций важны для адекватного рассказа как о самой эпохе, так и о человеке той эпохи Предоставляю слово Елене Николаевне Струковой, заведующей Центра Социально–политической Истории Государственной Публичной Исторической Библиотеки. Елена Николаевна Струкова: Наша выставка открывается 21 мая в Центре социально-политической истории Исторической библиотеки. Отличие библиотечной выставки от вот всех выставочных проектов: библиотечные выставки стационарны, то есть никакой архитектуры выставки нет, это делать очень сложно, когда у тебя и стационарные закрытые витрины для книг, и когда твои экспонаты – это в первую очередь книги, которые ты должен раскрыть и показать посетителям их содержание. А с чем мы столкнулись при подготовке выставки: первое, мне всегда казалось, и когда мы задумывали, когда давали свои мероприятия в планах к столетию Андрея Дмитриевича Сахарова, что литературы море. К моему удивлению, когда я начала изучать, я выяснила, что оказывается исторических аналитических исследований вообще на эту тему нет, на тему биографии А. Д. Сахарова. С большой натяжкой можно считать одну работу, опубликованную в 2009 г. Роем Медведевым «А. Д. Сахаров и А. И. Солженицын» в сборнике, вышедшим под эгидой Института Российской Истории и это все – больше нет ничего. Этим фактически объясняется то, что фактически у нас историки здесь сегодня выступали как библиотекарь, архивисты, устроитель выставок, администраторы, но никто не выступил с аналитикой. Дальше второе соображение: здесь много уже говорилось о неформальной прессе, на которой можно построить ни одну экспозицию по А. Д. Сахарову, но, к сожалению, эти документы скрыты – они находятся внутри газет, их найти очень тяжело. У меня работали студенты и просматривали эти издания, и нужно сказать, что много нашли и очень понравилось им читать прибалтийские газеты в первую очередь «Атмоду» и «Согласие» и «Возрождение». В российских периодических изданиях было мало информации. Только в «Свободном слове» (партии «Демократический союз») и «Гласности» (С. Григорьянца). Кроме тех изданий, которые были ассоциированы с «Мемориалом» или с Межрегиональной депутатской группой. Но тем не менее это было увлекательное чтение и многое мы почерпнули; и эти материалы будут представлены на выставке. Третий момент: нужно было сформировать концепцию выставки: понятно, что просто биографические данные — это банально; и тут мы обратили внимание на брошюру «Человек и легенда». Это данные социологического опроса 1991 года, который издан был в 1992 году. О том, как воспринимали личность А. Д. Сахарова современники . И оказались очень интересные вещи, которые идут иногда в разрез с нашими сегодняшними представлениями. В частности, кого современники в общем ставят в один ряд с А.Д. Сахаровым? Мать Тереза, Мартин Лютер Кинг. Второе - наше представление о том, что в 1991 году все знали кто такие диссиденты - неверно. Диссидентов мало кто знал. Участники опроса называли А. Д. Сахарова, А. И. Солженицына, а остальные имена очень редко. Выставка будет о представлениях человека, современника А. Д. Сахарова о том в какую эпоху он живет и что для него представляет Андрей Дмитриевич Спасибо Борис Исаевич Беленкин: Спасибо, что тогда Елена Николаевна, мы с Вами тогда заканчиваем да? Дапожалуйста Алексей Георгиевич, пожалуйста, подойдите сюда. Алексей Георгиевич Левинсон: Я хочу выполнить, я забыл одну довольно важную вещь, говорилось о знакомстве А. Д. Сахарова с семьей Копелевых – Л. Копелева и Р. Орловой. Здесь вот когдаархивные документыдемонстрировались, то там было письмо заподписью Андрей и Люся, адресованной Рае Орловой, дочь Раи Орловой мне прислалавыдержки из ее дневникаи вот когда я заводил речь обинтеллигенции, то я, собственно, опирался на (или имел возможность опереться на)очень четкую формулировку, которая принадлежит Рае Орловой, я хочу ее сейчас воспроизвести и до вас донести: «Не зря прошло двести лет исторического развития русской интеллигенции чтобы воплотиться в А.Д. Сахарове» и вот мне кажется этим можно закончить нашу конференцию.

Чемакин А.А. Украинизация "Черной сотни": размышления о книге К.К. Федевича УКРАИНИЗАЦИЯ «ЧЕРНОЙ СОТНИ»: РАЗМЫШЛЕНИЯ О КНИГЕ К.К. ФЕДЕВИЧА[1] UKRAINIZATION OF THE "BLACK HUNDRED": REFLECTIONS ABOUT THE BOOK of FEDEVICH В рассматриваемой работе выдвинута ревизионистская концепция, согласно которой малороссийские монархисты и черносотенцы (в частности, Почаевский отдел Союза русского народа) были правым крылом украинского национального движения. Автор полемической статьи пытается показать несостоятельность этой версии. Ключевые слова: российское черносотенное движение, Украина, украинское национальное движение, великорусский национализм, украинский национализм, погромы In the work which is reviewed, a revisionist concept is put forward, according to which the monarchists of Molorossiya and the Black Hundreds (in particular, the Pochaev Department of the Union of the Russian People) were the right wing of the Ukrainian national movement. The reviewer tries to show the inconsistency of this version. Key words: Russian Black Hundred movement, Ukraine, Ukrainian national movement, Great Russian nationalism, Ukrainian nationalism, pogroms Черносотенное движение начала XX в., широко распространившееся в малороссийских губерниях, традиционно рассматривается украинской историографией как нечто чуждое Украине, привнесенное извне. Недавно в Киеве вышла ревизионистская монография московского историка, кандидата исторических наук Климентия Климентьевича Федевича, пожелавшего пересмотреть эту концепцию и утверждающего, что черносотенное движение в Малороссии (и в первую очередь – на Волыни) было интегральной частью украинского национального движения. В заглавие монографии вынесено две фамилии, а также указано, что отец К.К. Федевича Климентий Иванович Федевич, занимающийся исследованием истории издания «Кобзаря» Т.Г. Шевченко (с. 306), «был постоянным партнером в обсуждении и обработке текста» (с. 8). Несмотря на это, очевидно, что основным автором концепции является К.К. Федевич, именно им, начиная с 2011 г., был опубликован ряд текстов, из которых родилась монография[1]. Поэтому для удобства мы будем говорить об «авторе», а не об «авторах». Книга Федевича представляет собой интересную попытку, с одной стороны, «реабилитации» Союза русского народа (СРН), с другой – его «украинизации». Внимание потенциальных читателей привлекает и провокационное название, и обложка с портретами Николая II и Т.Г. Шевченко на фоне черносотенного крестного хода на «Казацких могилах» под Берестечком. Примечательно, что первоначально рукопись книги писалась на русском языке[2], но для киевского издания была переведена на украинский, причем не вся, а только авторский текст, цитаты же приводятся в оригинальном написании. Кроме того, специально для этой книги введен новый термин – «русський». Применяя его, автор и научный редактор книги стремятся избежать двойного толкования традиционного для украинского языка слова «росіянин» (с. 32), но, на наш взгляд, такой подход еще больше запутывает и так не простую ситуацию. Основное внимание в монографии уделено Почаевскому отделу СРН, возглавляемому архиепископом Антонием (Храповицким) и архимандритом Виталием (Максименко) и являвшемуся одной из крупнейших черносотенных организаций Российской империи. По мнению Федевича, волынские (и другие малороссийские) монархисты были правым крылом украинского движения, которое не ограничивалось лишь социалистами и либералами. Кроме того, он связывает деятельность СРН с тем, что Волынь стала одним из центров деятельности Организации украинских националистов (ОУН) и Украинской повстанческой армии (УПА) в 1930-е–1940-е гг. Автор убеждает читателя, что у руководства и духовенства православной церкви, стоявшего во главе черносотенного движения, «доминировала концепция русской триединой нации, которая была аналогом восточного славянства и предполагала существование отдельных (выделено нами – А.Ч.) народов “великороссов”, “белорусов” и “малороссов”» (с. 13). Это утверждение подкрепляется крайне сомнительными аргументами, например, напечатанной в «Почаевских известиях» иллюстрированной таблицей, «где вместе с представителями славянских народов – поляком, чехом, белорусом и великороссом – на первом месте был “малоросс” в украинских одеждах» (с. 87–88). Действительно, такая таблица с изображениями этнографических типов была напечатана, но Федевич почему-то забывает сказать, что в ней кроме вышеперечисленных присутствовал и «русин» в своем костюме[3] – очевидно, что в данном случае об «украинцах» в том понимании, какое было свойственно представителям украинского лагеря, речь не идет. К тому же, в каждом номере «Почаевских известий» на первой полосе публиковалось обращение, в котором русский народ упоминался наравне с галичанами, словаками и хорватами. Из этого можно сделать вывод в стиле Федевича, что русские, в число которых входили жители Волыни, и галичане – это разные народы. В других случаях галичане обозначались как русские или малороссы. В большинстве же материалов черносотенных газет речь обычно шла о едином русском народе, в который входят представители нескольких этнографических групп (великороссы, малороссы, белорусы, иногда к ним добавлялись русины / червонороссы / галичане и казаки). Вырывая цитаты из контекста и жонглируя терминами «малоросс», «украинец», «русский», «великоросс» (плюс новоизобретенный «русський»), Федевич представляет дело так, что концепция «триединого русского народа» предполагала существование отдельного украинского народа. А отсюда уже недалеко до того, чтобы представить участников СРН, разделяющих идею русского «триединства», частью украинского движения. Стремясь доказать «украинскость» черносотенцев, Федевич рассказывает о том, как Виталий (Максименко) инструктировал участников празднования 200-летия Полтавской битвы, настаивая на том, что черносотенными знаменосцами должны быть «крестьяне в домотканных свитках и прочем местном народном одеянии, с трехцветной лентой через плечо и союзным знаком на груди». Приведя этот пример, автор делает вывод, что в своей повседневной деятельности СРН «демонстративно подчеркивал культурные различия малороссов от великороссов и использовал их в своей пропаганде» (с. 68). В качестве основных доказательств «украинскости» СРН он приводит следующие тезисы: 1) черносотенцы (в первую очередь, почаевские) активно использовали «украинский» язык и образы «украинской» народной культуры в агитации; 2) уважительно относились к Тарасу Шевченко и печатали его портрет и стихи в своих газетах; 3) активно пользовались терминами «Украина», «украинцы» и «украинский»; 4) пропагандировали среди «этнических украинцев» «украинскую» историю; 5) выступали за территориальную автономию «украинских» земель; 6) способствовали осознанию «украинцами» своих национальных интересов посредством борьбы за улучшение экономических позиций, развитие кооперативного движения, территориального самоуправления, самоорганизации. В итоге он делает вывод, что про СРН «в Украине можно оправданно говорить, как про монархический, имперский, панславистский и консервативно-христианский вариант украинского национального движения» (с. 50). Методика автора для получения нужных ему выводов предельно проста: он берет какие-то термины или образы («Украина», «украинец», «малоросс», «козак»), маркирует их как специфически «украинские», как исключительную собственность украинского движения, и затем всех, кто этими терминами или образами пользуется, относит к украинскому лагерю – хотя из черносотенной прессы совершенно ясно, что СРН, признавая этнографические различия между великороссами и малороссами и лояльно относясь к региональным «говорам», никогда не признавал существования отдельной украинской нации (а именно это, на наш взгляд, и должно быть признаком принадлежности к украинскому движению). Зачастую автор пишет через косую черту «украинский / малороссийский» (совсем в стиле М.С. Грушевского с его «Украиной-Русью»). Хотя в бытовом плане эти слова вполне могли быть синонимами, как национальные проекты «украинец» и «малоросс» были принципиально противоположны. Федевич же с помощью этого приема превращает любое нужное ему заявление в «украинское», хотя автор этого заявления вполне мог исходить (и в большинстве случае исходил) из «малороссийской» концепции. Создается впечатление, что автор не очень хорошо понимает, что представлял из себя дореволюционный русский национализм. Все то, что не сводится к лаптям и косоворотке и несет на себе какой-то отпечаток Малороссии, трактуется им как нечто национально-украинское. Так, например, почитание «почаевцами» памяти казаков, погибших под Берестечком в 1651 г., интерпретируется как пропаганда «украинской» истории, хотя русские националисты считали этот эпизод частью «русской» истории, и СРН, устраивая мемориал, исходил явно из «общерусского» видения этого эпизода. По сути, Федевич сводит русский национализм к «великорусской этнографии», а любое проявление «малорусской этнографии» трактует как украинский национализм; при этом он отказывает «малороссам» в праве быть русскими националистами, считая что их нахождение в «русском» лагере это просто проявление традиционной монархической лояльности. Представление о двух национальных проектах, существующих на одном и том же этнографическом материале, ему чуждо. В этом плане намного адекватнее выглядит приведенное в книге мнение деятеля украинского движения Д.И. Дорошенко, посетившего «Казацкие могилы» и пообщавшегося с лидером Почаевского СРН архимандритом Виталием (Максименко): «Чувствовалось, что это говорили между собой “малороссы”, хоть и разных или даже противоречащих друг другу политических и национальных ориентаций» (с. 256). Само собой, представители украинского и русского лагерей могли иметь тождественные мнения по ряду вопросов (например, положительное отношение к Богдану Хмельницкому и отрицательное к польскому влиянию), могли даже быть родственниками или друзьями в частной жизни. Но их принципиально разделял взгляд на будущее своего народа: должен ли он быть специфической частью «русской» нации или должен стать совершенно отдельной «украинской» нацией? Федевичу явно не достает чувства историзма, когда он постоянно говорит об «этнических украинцах» применительно к жителям Волыни начала XX в., не догадывавшихся, что они «украинцы». Впрочем, они и «русскими» числились сугубо формально – тогда их «национальное» будущее еще не было предрешено. К сожалению, для обозначения населения юго-западных губерний Российской империи нет какого-то нейтрального термина, так как оба традиционных – и «украинец», и «малоросс» – излишне политизированы и выдают «партийные» симпатии того или иного автора. В этом плане удобнее случай Галичины: можно говорить о «русинах» («рутенах») как этнографической общности, за которую боролись представители трех национальных партий – «украинской», «русской» и до определенного момента «польской». В изданиях СРН, конечно, можно найти условную «украинскую» терминологию, используемую преимущественно в историческом контексте, можно встретить и стихи Тараса Шевченко – причем не любые, а лишь те, которые подходили для антиеврейской и антипольской пропаганды. Кажется, Федевич привел в своей книге абсолютно все «украинские» материалы из волынских правых газет, которые можно там найти и хоть как-то притянуть к его концепции. Но ведь это совершенно незначительная часть всей той агитационной продукции, которая издавалась СРН! Напротив, в черносотенной прессе публиковались статьи об опасности «украинского мазепинства» и даже о том, что слова «Украина» и «украинец» происходит «по крестьянской этимологии от слова “красти” – воровати»[4]. Федевич отмечает, что во время торжеств в Холме прибывший из Киева член СРН протоиерей Нестор Шараевский проповедовал «на украинском языке» (с. 67), но совершенно игнорирует тот факт, что на этом же мероприятии присутствовал галицко-русский деятель Марущак, рассказывавший о борьбе русских галичан против «мазепинцев», о том, как «украйнофилы притесняют все русское», причем «речь галичанина была покрыта громкими продолжительными аплодисментами»[5]. В «Волынский земле» сообщалось о том, как крестьяне села Мазепинец возбуждали ходатайство о переименовании их села, «которому присвоено оскорбительное для всякого русского – имя изменника Мазепы»[6]. Весьма примечателен рисунок, на котором карикатурный представитель «украинцев», сидящий на «малорусской» ветке единого «русского» ствола, пытается отпилить ее; подпись под карикатурой гласит: «Довольно, Каин, оставь свою работу: Русь нераздельна». Сами же «мазепинцы» характеризовались как «деревенские панычи и подпанки в сивых шапках с малопонятною жидовско-польскою мовою»[7]. В другой статье под примечательным названием «Украиноманский бред» читателям объяснялось, что «под невинным названием украинцев скрываются враги русской национальности и русского государства»[8]. Примеров условного «русского национального дискурса» и резкого неприятия украинского движения в изданиях Почаевского СРН в разы больше, чем «украинской терминологии». Автор утверждает, что в черносотенных изданиях, охотно публиковавших зарисовки из малороссийской жизни, нет примеров пропаганды «великороссийской» народной культуры (с. 90). Действительно, в почаевских изданиях образы великороссов-крестьян не использовались, зато там неоднократно публиковались иллюстрации, посвященные быту Московского царства, например «Боярин едет на Государеву службу» или «Царский посланник, гридник, приглашает боярина к Царю на пир»[9]. В отличие от глав про «украинскую терминологию», определенный интерес представляет глава про образ Т.Г. Шевченко в глазах черносотенцев (с. 95–125), в которой показано, как его творчество использовалось в черносотенной пропаганде и что даже были попытки включения поэта в русский национальный пантеон (с. 99). Это, впрочем, получалось плохо, особенно после выхода бесцензурной версии «Кобзаря» и обострения борьбы с «мазепинцами» в 1912–1914 гг., приведших к резкой критике в адрес Шевченко на страницах черносотенной печати. Также ряд ценных сведений приведен в главе, посвященной неоднозначному отношению представителей украинских левых и либеральных кругов к «Черной сотне». С одной стороны, они воспринимали черносотенцев как прямых конкурентов, с другой – поддерживали ряд их инициатив, преимущественно культурно-исторического характера (с. 241–260). Впрочем, и здесь автор проигнорировал ряд важных источников, например, статью С.В. Петлюры «Черносотенное украинство», написанную им для московского русскоязычного журнала «Украинская жизнь»[10]. Конечно, нельзя отрицать, что своеобразный «украинофильский» (а точнее, «малорусский») уклон в деятельности Почаевского отдела СРН имел место. Но все же от интереса к краеведению, к региональным традициям, к местным говорам и истории, в принципе никак не противоречащего идеям дореволюционного русского национализма, чрезвычайно далеко до идеи о необходимости создания отдельной украинской нации. Показательно, что в 1918 г. «украинофил» Виталий (Максименко) не только не примкнул к украинскому движению, но и вошел в совет киевского Союза «Наша Родина», созданного русскими националистами и монархистами[11]. То же самое можно сказать и про Антония (Храповицкого), и про Евлогия (Георгиевского), и про многих других видных церковных деятелей, оставшихся на русских позициях (хотя Антоний, как и большинство русских крайне правых, вполне лояльно отнесся к гетману П.П. Скоропадскому). Федевич в своей книге отмечает, что священник М.А. Тучемский, видный член СРН и основатель Острожского музея-заповедника, использовал в своей брошюре термины «Днепровская Украина», «Киевская Украина», «Брацлавская Украина», ссылался на «Историю Украины-Руси» М.С. Грушевского (с. 136), писал про «самобытную малорусскую народность» (с. 166). На основании всего этого Федевич делает вывод, что Тучемский «был близким к украинским идеям» (с. 273). Но автор монографии, очевидно, не в курсе, что в январе 1918 г., уже после провозглашения Украинской Народной Республики (УНР), Тучемский шел на выборы не от какой-то украинской партии, а от русских националистов – по списку «От Православных приходов и Хлеборобов», первым номером которого являлся В.В. Шульгин[12]. Этот волынский список принадлежал к «русскому блоку Юго-Западного края», который однозначно стоял на позиции «единой неделимой России» и резко отрицательно относился к украинскому сепаратизму, хотя и поддерживал широкую децентрализацию управления. Из всех видных дореволюционных церковных деятелей, упомянутых в книге, причислить к украинскому движению можно, и то с большими оговорками, лишь епископов Никона (Бессонова) и Парфения (Левицкого). Епископ Никон действительно выступал за введение образования на местном языке, но присущие ему радикальные воззрения по социальным вопросам и сопровождавшие его деятельность скандалы вскоре поставили его вне черносотенного движения. Он покинул фракцию правых, в 1917 г. поддержал Февральскую революцию, выступал с антимонархическими заявлениями, снял с себя епископский сан, возглавил Департамент исповеданий при Министерстве внутренних дел УНР и при этом подрабатывал театральным критиком в бульварных изданиях[13]. Несмотря на то, что его социальный радикализм был весьма характерен для «почаевцев», он был скорее не типичным представителем «Черной сотни», а исключением. Впрочем, и Федевич признает, что другие правые депутаты-священники подобные «языковые» инициативы не поддерживали (с. 69–70). Епископ Парфений жертвовал деньги одновременно и СРН, и подольской украинской «Просвите», почетным членом которой он был (с. 246–247). Но есть и проигнорированное Федевичем свидетельство историка А.В. Стороженко, хорошо осведомленного в церковных делах: «В бытность в Каменец-Подольске владыка Парфений поддался было влиянию тамошних рясоносных украинцев, в особенности протоиерея Сицинского, и согласился на введение в местной духовной семинарии преподавания истории “Украины” и истории украинской литературы. Это обстоятельство создало ему репутацию украинофила, каковым он в действительности не был, и послужило поводом к переводу его в Тулу. Владыка Парфений всегда любил Малороссию, да и нельзя не любить столь прекрасной родины. В молодости он занимался ее историей и написал исследование о Киевском митрополите Иоасафе Кроковском. Но он любил также Москву, которой посвятил лучшие годы своего епископского служения, уважал ее набожных благотворителей, которые передавали в его распоряжение крупные пожертвования на построение храмов в Малороссии. Владыке Парфению чужд был и непонятен украинский шовинизм, относящийся к “кацапам” с какою-то звериною ненавистью»[14]. Таким образом, нет абсолютно никаких оснований относить большинство лидеров черносотенного движения в Малороссии к украинскому движению – их взгляды вполне соответствовали взглядам русских монархистов и националистов в других регионах империи, а пропагандистские материалы, выпускаемые ими, нисколько не отклонялись от идей русского национализма. Чрезвычайно интересно то, что автор выделяет в отдельную категорию такие правые организации, как Киевский клуб русских националистов (ККРН) и общество «Двуглавый орел». По его мнению, они «пропагандировали среди украинцев» «русський етнiчний нацiонализм» (с. 13), отличавшийся от идеи «триединого русского народа». Что это за зверь такой – «русский этнический национализм» – не объясняется. В одном месте говорится, что «русська етнiчна нацiя» или «iмперська русська етнiчна нацiя» должна была состоять «из всех восточных славян на русских, белорусских и украинских этнических землях» (с. 48). В чем разница с идеей «триединого русского народа» – понять совершенно невозможно. В другом месте речь идет про то, что не было возможности «эффективно пропагандировать идеи русского этнического национализма» из-за того, что «в Украине просто не было критичной массы этнически русского населения, которое могло бы органично русифицировать десятки миллионов украинцев» (с. 44). Тут речь как будто бы идет про неких – в реальности не существовавших – «великорусских националистов», которые хотели превратить малоросса в великоросса, видимо, заставив его носить вместо вышиванки косоворотку. Если же под «русификацией» подразумевается отстаивание лидирующего положения русского литературного языка (а не великорусского наречия), то чем их взгляды отличаются от тех же «почаевцев», 99 % изданий которых также выходили на русском литературном языке? Ясно только то, что ККРН и «Двуглавый орел» Федевич частью украинского движения, в отличие от Почаевского СРН, не считает. Но были ли вообще принципиальные различия в понимании «русской нации» и отношении к местным «малорусским» особенностям между «украинскими» черносотенцами на Волыни и киевскими «русскими этническими националистами»? Приведем несколько примеров. В 1912 г. киевский отдел Всероссийского национального студенческого союза, де-факто игравший роль молодежной организации при ККРН, отправлял свою делегацию на организованный «почаевцами» мемориал «Казацкие могилы» под Берестечком (приводимый Федевичем в качестве примера пропаганды «украинской» истории), причем с речью выступал С.Г. Грушевский, один из видных киевских русских националистов и при этом крестный сын и троюродный племянник лидера украинского движения М.С. Грушевского[15]. В 1917 г. на базе газеты «Киевлянин» и ККРН был создан Внепартийный блок русских избирателей (ВБРИ) во главе с В.В. Шульгиным и А.И. Савенко, во время выборов в Киевскую городскую думу не только выпустивший листовку на «украинском» языке (ее автором был упомянутый выше С.Г. Грушевский[16]), но и запустивший по Киеву агитационный автомобиль с «украинской декорацией», что вызвало возмущение представителей украинского лагеря[17]. Как заявлял на одном из предвыборных мероприятий ВБРИ профессор Киевского университета Г.В. Демченко, «правая часть украинцев или малороссов примыкает и отчасти даже входит в состав русского внепартийного блока. Сюда пошли и идут все те украинцы (монархисты или республиканцы – безразлично), которые считают себя русскими, любят Украину, но и всю Россию признают своей родиной…»[18] Этот самый Демченко, по воспоминаниям Е.Г. Шульгиной, жены В.В. Шульгина, был «неподдельный “украинец”», «любящий пользоваться этим термином и отстаивающий его», всем своим обликом он «говорил о полной возможности совмещения патриотизма местного с патриотизмом общегосударственным: – Я – украинец, <…> моя мать пела надо мною украинские песни, укачивая меня на своих коленях… Я этого термина не отвергаю, но я вкладываю в него иное содержание… То, что я – украинец, не мешает мне быть “русским”, наоборот, здесь-то и есть самая Русь, и украинцы – самые русские из всех русских!»[19] Подобной позиции придерживался и сам В.В. Шульгин, не исключавший использования термина «украинец» в положительном значении: «Когда каждый обыватель Киевщины, Полтавщины и Черниговщины на во­прос, какой ты национальности, будет отвечать: “Я – дважды русский, потому что я украинец”, – тогда за судьбу “Матушки-Руси” можно не бояться»[20]. В газете «Россия», выпускаемой Шульгиным в Екатеринодаре в 1918 г. и запрещенной к ввозу на территорию Украины за борьбу против ее независимости, совершенно спокойно размещалась реклама «Украинской труппы Д.А. Гайдамаки», представлявшей спектакль «Майська нич»[21]. Сам же Федевич пишет, что отношение лидера ККРН А.И. Савенко к творчеству Шевченко не всегда было столь негативным, как в 1910-е гг., он даже бывал на могиле поэта и оставил там запись в памятной книге на «украинском языке» (с. 109). Политические убеждения среднего сына В.В. Шульгина, Вениамина, согласно воспоминаниям его матери, были весьма причудливы: «Носит русские национальные ленты демонстративно, в пику “украинцам”… Но о “жовто-блакитном” флаге выражается: “Приятно посмотреть на наш ‘рiдный прапор’…” <…> Киев называет не иначе как “столица”… Приехав в Одессу, произносит свой знаменитый афоризм: – И поганая же лужа это Черное море, то ли дело наш Днiпро…»[22] Подобных примеров можно привести великое множество. Стоит ли на их основании делать вывод, что В.В. Шульгин (наверное, самый яркий пример «украинофоба»), его семья и сторонники были правым крылом украинского национального движения? Данное утверждение звучит совершенно абсурдно. Но именно на таких примерах использования «украинской терминологии» и «украинского дискурса» в черносотенной прессе и попытках представить локальную «малорусскую» версию русского национализма в качестве сознательного следования украинской национальной идее и построена вся концепция К. Федевича. Если и дальше следовать странной логике автора, то можно утверждать, что важнейшую роль в развитии «украинского национального дискурса» играли не только черносотенцы, но и Русская императорская армия, раз в ней существовали, к примеру, 47-й пехотный Украинский полк и 15-й гусарский Украинский полк – ведь эти наименования пропагандировали в среде «этнических украинцев» «украинскую национальную терминологию»! Но Шульгина и его группу Федевич к украинскому движению не относит, напротив, они, согласно авторской концепции, должны быть отнесены к «русификаторам». Но где же эти глубинные идейные различия между лидерами волынских черносотенцев и киевской группой Шульгина, кстати, избиравшегося в Государственную думу как раз при поддержке «почаевцев»? Конечно, агитация в городе и на селе имела свои отличия, но основные идейные установки в отношении концепции «русской нации» что у киевских русских националистов, что у лидеров волынских черносотенцев были совершенно одинаковы. Впрочем, кое-какие отличия между ними были, но не в национальном вопросе, а в социальном. Волынские, подольские и киевские крестьяне верили, что, вступая в СРН, они получат землю, не будут платить подати, могут не подчиняться властям, так как у них есть свое «союзное» начальство. При этом в идеологию организации они особо не вникали, да и сами лидеры движения ради сиюминутной популярности подстраивались под чаяния своей паствы, порой весьма радикальные. Иногда черносотенные организации использовались селянами для экономической борьбы с поляками-помещиками и евреями-посредниками. По сути Почаевский СРН играл роль своеобразного профсоюза, способствовавшего самоорганизации бесправного и забитого православного населения. Зачастую деятельность «Черной сотни» не только не способствовала укреплению русской государственной власти, но и приводила к обратным результатам (с. 199), способствуя росту крестьянских волнений и выступлений[23]. Главы «Пропаганда межнациональной борьбы», «Территориальное самоуправление и самоорганизация» и «Этническая национализация экономики», посвященные вышеуказанным вопросам, представляют собой наиболее ценную и обоснованную часть монографии Федевича. К сожалению, они невелики по сравнению с главами, посвященными «украинской терминологии». Стоит признать, что проповеди почаевских священников и крестные ходы не сыграли значительной роли в просвещении волынских крестьян в национально-русском духе, так как большая часть потенциальной аудитории была неграмотна – в 1897 г. грамотными на русском языке были лишь 9,4 % русского (малорусского, великорусского, белорусского) сельского населения Волынской губернии[24]. Как сообщалось в полицейском рапорте, в отделах Почаевского СРН «состоят местные православные прихожане, в селах преимущественно люди малограмотные или даже совсем неграмотные»[25]. Очевидно, что взгляды лидеров черносотенного движения в массы проникали слабо, и относить к русскому национальному движению тех же волынских крестьян, вступивших в СРН не из-за осознания своей «русскости» и монархических чувств, а из-за желания получить практическую выгоду, можно лишь сугубо формально (в отличие от более «сознательных» националистов-горожан). Сами «союзники» были вынуждены признать, что на Волыни в крестьянской среде большие проблемы с русским национальным самосознанием. Впрочем, об украинском самосознании речи вообще не шло, и основную угрозу «союзники» видели в поляках, евреях и левых газетах[26]. Несмотря на то, что исследование, исходя из заголовка, ограничено периодом 1905–1917 гг., в монографии имеется и отдельная глава «Монархисты и черносотенцы в украинском движении после 1917 года». События, произошедшие после революции, чрезвычайно важны для понимания феномена Почаевского СРН, но они практически не освещены автором. Федевич критикует традиционную украинскую историографию за то, что она описывает успех украинского движения в 1917 г. как чудо: «якобы огромные миллионные массы раньше пассивных этнических украинцев вдруг осознали свою украинскую идентичность» (с. 18). По его мнению, этот успех подготовили именно черносотенцы своей «проукраинской» деятельностью. Из его книги создается такая картина: крестьяне начитались черносотенных газет, в которых печатались стихи Т.Г. Шевченко и использовалась «украинская национальная терминология», и внезапно осознали, что они «украинцы», после чего присоединились к украинскому движению. На наш взгляд, эта версия не менее фантастична, чем «традиционная» (особенно учитывая то, что значительная часть крестьян-«союзников» была неграмотна), а другого хоть сколько-нибудь внятного объяснения в книге нет. Максимум с чем можно согласиться, так это с тем, что волынские черносотенцы невольно помогли украинскому движению, организуя крестьян и пробуждая их социально-политическую активность. Авторский тезис о том, что часть активистов черносотенного движения после 1917 г. присоединилась к украинскому движению (с. 262), в принципе, верен, но в книге не приводится никаких подтверждений этого, за исключением биографий нескольких священников. На самом деле переход значительной части бывших черносотенцев в украинский лагерь можно доказать довольно просто, а именно обратившись к материалам выборов в Учредительное собрание. В Волынской губернии за список Комитета православных и единоверческих приходов, созданный представителями русских церковных и правых кругов и возглавляемый архиепископом Евлогием (Георгиевским) и В.В. Шульгиным, проголосовало 5044 человека (0,64 %)[27], причем, что важно, значительная часть этих голосов приходится на Житомир и другие города – то есть, очевидно, на мещан, купцов, ремесленников, интеллигенцию, – в то время как волынское село, еще 5–6 лет назад покрытое многочисленными организациями Почаевского отдела СРН, поддержало украинский список. В Острожском уезде Волынской губернии, в которой до революции было 10 996 членов СРН[28], «приходской» список получил всего 413 голосов (0,6 %), тогда как украинские эсеры – 50 000 (73,3 %)[29]. Можно взглянуть и на статистику в разрезе отдельных сел. В качестве примера возьмем Вышевичскую волость Радомысльского уезда Киевской губернии (ныне в составе Житомирской области). Для удобства сделаем таблицу. В первом столбце указано название населенного пункта, во втором – численность местного отдела СРН по состоянию на начало 1910-х гг.[30] В третьем, четвертом и пятом – голоса за списки № 1 (Блок украинской партии социалистов-революционеров, Украинской селянской спилки и Украинской социал-демократической рабочей партии; лидер – М.С. Грушевский), № 8 (Внепартийный блок русских избирателей; лидер – В.В. Шульгин) и № 16 (Сельскохозяйственная и торгово-промышленная группа; один из лидеров – будущий гетман П.П. Скоропадский)[31]. Очевидно, лишь малая часть бывших «союзников» осталась на позициях русского национализма – возможно, среди них были местные священники, а также более или менее образованные люди, вполне сознательно исповедовавшие свои «русские» убеждения. Остальная же часть черносотенной «массовки» отдала свои голоса леворадикальному украинскому списку № 1, а список № 16, созданный «хлеборобами-собственниками», будущей опорой гетманского режима, и отдельными представителями русских и украинских консервативных кругов, с треском провалился. Казалось бы, есть список одновременно и консервативный, и украинский, одним из лидеров его является атаман Вольного казачества Скоропадский, но бывшие «союзники» голосуют не за него, а за эсеров и эсдеков. Эти данные полностью опровергают концепцию Федевича о «Черной сотне» как о правом крыле украинского движения. Те немногочисленные черносотенцы, которые сознательно разделяли консервативные ценности, остались на «русских» позициях, а крестьяне, перешедшие в украинский лагерь, очевидно, никогда и не были «правыми» и консерваторами, по сути их взгляды вообще невозможно соотнести с модерными политическими идеологиями. Насколько известно, никто из рядовых участников СРН в Малороссии из числа селян не оставил воспоминаний, что является серьезной проблемой для исследователей. Но все же есть некоторые данные, свидетельствующие о наличии в армии УНР монархистов, а также ярко иллюстрирующие уровень политической сознательности крестьянства. Так, например, сын состоятельного казака, бывшего царского, а затем петлюровского офицера Гаврилы Титовича Корниенко во время интервью для Комиссии Конгресса США вспоминал, что его отец был «страшным монархистом»: «Он за царя (смеется) всем бы головы поотрубал. Так он хвалил его во все стороны. А я его не любил, я много читал, когда я вырос. У нас была полемика. Он был царский охранник, охранял царя. Он был в гвардии, он был офицером, он был в охране царя. Он имел от царя личные награды». Показательно то, что споры сына с отцом-монархистом происходили уже во второй половине 1920-х гг. При этом в годы Гражданской войны этот «страшный монархист» служил в рядах Серожупанной дивизии – сначала в гетманской армии, а затем в петлюровской. Интервьюер на это заметил: «Интересно, что монархист пошел к Петлюре». Сын Корниенко ответил следующим образом: «Слушайте, монархист монархистом, но, видите ли: во-первых, он был украинец. Во-вторых, я думаю, что это самое важное, он был по происхождению из казацкого рода. В-третьих, его тесть был каким-то, я не знаю, потомком черниговского полковника. Так как он имел к тому отношение, он был очень богат. Итак, возможно, что эта компликация (т.е. стечение разнородных обстоятельств – А.Ч.), она, возможно, как бы сказать, разбудила одно к другому. Потому что тот (тесть – А.Ч.) был чрезвычайно национально сознательный человек». Из продолжения интервью можно узнать, что в 1918 г. Корниенко, как монархист, поддерживал гетмана Скоропадского, но при этом не поддерживал его политику. Кроме того, «он по убеждению был социалист, украинец и ни к какой русской группе не принадлежал, так как русские были для него чужие. Он был достаточно сознательный насчет того, кто он есть, и поддерживал все, что чисто украинское. Хотя он при царе был монархистом, поддерживал царя, но в душе он таки был социалист…»[32] Конечно, надо делать скидку на то, что все вышеперечисленное рассказывается устами его сына много лет спустя после описываемых событий. Но все же пример петлюровского «монархиста-социалиста» Корниенко достаточно ярко показывает уровень политического развития крестьянства. Причем это относится не только к малороссийскому крестьянству, но вообще к практически всему сельскому населению бывшей Российской империи (так, например, в нижегородском селе Курцево крестьяне отказывалась голосовать на выборах в Учредительное собрание, требуя вернуть царя, но затем они передумали и, извиняясь и жалуясь на свою темноту, проголосовали за эсеров, «за землю»[33]). В газетах можно встретить сведения о том, как петлюровские офицеры устроили пьяный дебош в харьковском ресторане «Танго», требуя исполнения гимна «Боже, царя храни»[34]. Нельзя забывать и о пресловутом атамане И.Т. Струке, который успел повоевать и за УНР, и за большевиков, и сам за себя, и за Вооруженные силы Юга России (ВСЮР), причем его подразделение именовалось то «Первым революционным отрядом партизан имени Петлюры», то «Первым малороссийским добровольческим партизанским отрядом». Кстати говоря, он был одним из наиболее активных погромщиков, а его деятельность во время так называемого «Куреневского восстания» в апреле 1919 г. координировалась с киевскими черносотенцами[35]. Вполне возможно, что и до революции он был как-то связан с СРН, хотя пока что прямых доказательств этого обнаружить не удалось. Видимо, хорошо себе представляли петлюровский контингент и деятели русских крайне правых кругов, собравшиеся на рубеже 1918–1919 гг. в Одессе. На первый взгляд парадоксально, но многие из них с наибольшей симпатией относились не к Добровольческой армии, а к армии УНР. Бывший лидер правой фракции Государственной думы С.В. Левашов даже заявил, что «ради спасения родины я готов примириться с желто-голубым флагом, ибо я предпочитаю видеть спасенный край под желто-голубым флагом, чем кладбище под трехцветным»[36]. Киевские русские националисты были согласны с тем, что в армии УНР полно бывших черносотенцев, но считали, что главной причиной этого удивительного на первый взгляд явления был земельный вопрос, что выглядит намного более адекватно, чем концепция Федевича о «проукраинской» деятельности СРН. Председатель ККРН А.И. Савенко считал, что петлюровщина – это самый настоящий «украинский большевизм», и поэтому отказывался видеть в ней какое-то национальное движение. По его мнению, во время антигетманского восстания украинские лидеры избрали иную тактику, нежели годом ранее, и решили сделать ставку не на национальную идею, а на «энтузиазм совсем иного рода»: «На этот раз Директория взяла быка прямо за рога и издала приказ о том, что землю получит только тот, кто вступит в ее войско. Более того, приказом, подписанным всеми членами Директории (он опубликован в газете “Наш Путь” от 19 дек[абря])[37], установлено, что каждый воин войск Директории должен получить удостоверение от командира своей части, и это удостоверение является билетом на право получения земли. Удостоверение это должно быть подписываемо командиром части еженедельно (чем все жаждущие получения земли прикрепляются к воинской части). На каких условиях будет раздаваться земля, в каком количестве и т.д., об этом в приказе не говорится ни слова. Результат такого приказа не замедлил обнаружиться: жаждущие получения земли повалили в войска к Петлюре, стремясь заручиться получением “билета на землю”, а так как немцы снабдили Директорию всяческим вооружением, то в результате и получилось “войско Украинской Директории”. По этому поводу считаю необходимым напомнить, что в эпоху послереволюционного движения 1905–1906 гг., когда крайние правые демагоги по инициативе Почаевского архимандрита Виталия стали обрабатывать мотив о земле, то в Союз русского народа повалили на Волыни сотни тысяч крестьян-малороссов – единственно потому, что этим путем они надеялись получить землю. Теперь бывшие крайние монархисты в погоне за землей повалили в банды к Петлюре. Кстати, я утверждаю, что это – банды, а не войска, и скоро в этом все убедятся». Савенко, написавший вышеприведенный текст 8 (21) декабря 1918 г., неделю спустя после победы Директории над гетманом, утверждал, что эта новая тактика Петлюры и Винниченко «дала им временный успех, но она же их и погубит»[38]. Он оказался абсолютно прав: в последующие месяцы одна часть петлюровской армии разошлась по домам или вообще перешла на сторону наступающих большевиков, другая же начала стремительно разлагаться и превращаться в шайки во главе с «батьками»-атаманами, занятые в большей мере грабежами и еврейскими погромами, а не борьбой с красными. Еще более резко об этом феномене высказался В.В. Шульгин, сам помещик Волынской губернии и бывший почетный председатель одного из отделов СРН, хорошо осведомленный в местных «черносотенных» делах: «Казалось бы, какое отношение имеет “национальное самоопределение” к земле? Скажите англичанину, что он англичанин в том случае, если у лордов отнимут землю, и немец в том случае, если не отнимут, – он такую постановку вопроса примет за шутку дурного тона. У нас уже совсем не до шуток. Хотите, чтобы завтра три четверти Киевской или Волынской губернии обратилось в китайцев? Так это очень легко сделать. Объявите, что все китайцы получают по 25 десятин на душу. И можете быть уверенными, что хохлы, почесавши затылки, заявят: – Хочь мы китайцами зроду не були, але ж як начальство требуе, щоб мы були китайцами, то мусимо бути… Бо земля наша! Эту историю в свое время проделали украинцы. Они заявили деревне, что только тот получит землю, кто украинец. И хотя хохлы об Украйне, например, в Волынской губернии, никогда и не слышали, тем не менее решили единогласно: – Треба приставаты до цей “Вкраiни”… бо земля наша! За несколько лет до этого вся Волынь записалась в “Союз русского народа”. Увидев, что от “лицомеров” (революционеров) ничего не получишь, они решили единогласно пристать к Союзу, ожидая от него чего-то… – Бо земля наша!»[39] Е.Г. Шульгина, жена В.В. Шульгина, летом 1917 г. побывала в своем имении Курганы на Волыни. Ранее местные крестьяне, надеясь получить землю, вступали в СРН, теперь же примкнули к украинскому лагерю. Они говорили Шульгиной, что «Украина» – «це така наша спiлка» (союз), если в нее запишешься, то получишь землю здесь, а если не запишешься, то земли не дадут и придется куда-то выселяться. «Так что “Украина” и “Союз русского народа” воспринимались ими в одной плоскости», – делала вывод Шульгина[40]. Еще одной важной темой, связанной с черносотенным движением в Волынской, Подольской и Киевской губерниях, является тема погромов 1919 г. Дело в том, что К.К. Федевич не является первым, кто обратился к теме связи между «Черной сотней» и украинским движением, получившей широкое распространение уже в ходе Гражданской войны именно в связи с массовыми еврейскими погромами, совершенными армией УНР. Одной из ключевых причин погромов как для современников, так и для украинских историков виделось проникновение черносотенных элементов в войска Директории. Американские еврейские организации, опиравшиеся на материалы членов Еврейского национального собрания, прибывших из Украины, сообщали о том, что главными виновниками погромов были войска Петлюры и Григорьева, «чьи офицеры зачастую принадлежат к Черной сотне»[41]. Председатель Полесского ревкома Островский 26 января 1919 г. сообщал в ЦК РКП (б) о том, что «петлюровские войска превращаются в дикие черносотенные банды»[42]. На встрече еврейских деятелей с С.В. Петлюрой 17 июля 1919 г. «представитель трудовых кругов» Крайз заявил, что погромы являются следствием «деятельности черносотенных элементов, укоренившихся в войске, правительственных органах и милиции. Необходимо снять с фронта наши части, реорганизовать их и выгнать из них черносотенцев…»[43] Конечно, зачастую слово «черносотенец» использовалось просто как ругательство и не обозначало обязательной принадлежности к монархическим организациям. Но на Волыни до революции украинского движения практически не было, поэтому армия УНР в любом случае была вынуждена черпать резервы из среды бывших членов СРН. В этом плане действительно интересным выглядит обнаружение Федевичем того факта, что в мероприятиях «почаевцев» принимал участие и будущий генерал-хорунжий армии УНР, один из лидеров Украинской партии социалистов-самостийников В.П. Оскилко (с. 275–276). И, очевидно, это не единичный случай. А.Д. Марголин, заместитель министра иностранных дел УНР и одновременно видный деятель еврейского движения, старался переложить хотя бы часть вины за произошедшую бойню на «провокаторов из российского черносотенного лагеря, погромщиков по убеждению, желающих одновременно скомпрометировать погромами украинское движение»[44]. В интервью лондонской еврейской газете в мае 1919 г. он также утверждал, что Директория пыталась противодействовать погромам, которые «были совершены людьми из Черной сотни и провокаторами с целью дискредитации украинского правительства»[45]. По его мнению, Директории было необходимо сформировать мощную армию для борьбы за независимость, и именной по этой причине не было никаких ограничений в отношении новобранцев. В результате в рядах армии УНР вместе с «настоящими, прекрасными украинскими патриотами» оказалось «немало элементов из самых нежелательных черносотенных типов»[46]. Марголин представлял дело так, что с одной стороны были искренние украинские патриоты, с другой – чуть ли не специально засланные в петлюровскую армию русские провокаторы-черносотенцы, которые своими погромными акциями осознанно вредили украинскому делу. Само собой, эта политически ангажированная конспирологическая концепция, имеющая целью переложить вину за погромы на противника, не выдерживает никакой критики. По мнению деятеля украинского и сионистского движения С.И. Гольдельмана, «Черная сотня» «втерлась в военные и правительственные украинские круги, как щирые, наищирейшие “самостийники” и народники»[47]. Несмотря на то, что Гольдельман также старался снять вину с украинского правительства, в его рассуждениях был определенный резон: «Что представляет собой обычный казак? Это крестьянин, только несколько десятков лет тому назад освободившийся от крепостничества, где веками копилась в нем, его родителях и дедах энергия взрыва против панов и всех тех, кто около пана стоит и пана поддерживает. Этим паном на селе был поляк, а в городе – русский, бюрократ и полицай, а посредником, маклером и бдительным прислужником их, а особенно первого, был жид-арендатор, шинкарь, приказчик, маклер и ростовщик. Поскольку этот казак в национальном смысле был уже разагитирован, он знает немного об украинском историческом прошлом – о казачьих восстаниях против панов-ляхов и в связи с этим про резню жидов в городах и местечках, которая происходила во времена Хмельнитчины, Гайдаматчины, Гонты. <…> А что дала этому казаку и крестьянину недавняя прошлая российская царская практика? Не подталкивали ли десятки лет царские агенты этого крестьянина против “революционеров” – жидов, не использовали ли его для своих царских погромов, чтобы тем отвести его мысли в совершенно другое русло, чтобы накипевший в нем гнев и энергию против помещика разрядить на местечковом жиде?»[48] Украинский историк-эмигрант Т.Г. Гунчак охарактеризовал погромы 1919 г. как плод «прошлой российской политики» и «царистской юдофобии», которая достигла своего зенита во время правления Николая II. По его мнению, усилия черносотенцев по распространению антисемитской литературы среди крестьян в «черте оседлости» приносили свои плоды[49]. Примерно в том же ключе высказываются и представители современной украинской историографии, например, С.Н. Плохий, который объясняет погромы как неспособностью со стороны Петлюры полностью контролировать свою армию, так и невозможностью вести украинскую социалистическую пропаганду на селе в дореволюционное время. По его словам, «Правобережная Украина, бастион русского национализма перед войной, также стала сценой самых устрашающих погромов 1919 года». Причиной же были довоенные «приверженцы малорусской идеи и активисты русских националистических организаций, для которых антисемитизм был ключевым идеологическим фактором»[50]. Таким образом, вся украинская историография проблемы сводится к стремлению хотя бы частично переложить вину за погромы 1919 г. с петлюровцев на деятелей СРН, причем порой это происходит в совершенно карикатурной форме. Именно в силу этой традиции украинской историографии концепция Федевича о «Черной сотне» как части украинского движения, на наш взгляд, и не будет этой самой историографией воспринята. И дело здесь не только в слабости аргументов Федевича, а и в политических резонах – уж больно специфическим «активом» являются черносотенцы, и принять их на свой «баланс» можно только с «довеском» в виде ответственности за погромы 1919 г., от которых украинский лагерь старательно открещивается уже на протяжении 100 лет. Впрочем, Федевич решает проблему участия бывших черносотенцев в погромах времен Гражданской войны легко: он ее просто-напросто игнорирует. Так что же представляла из себя волынская «Черная сотня»? На наш взгляд, бурная деятельность Почаевского СРН не смогла дать того эффекта, который потенциально могли бы дать урбанизация и развитие новых путей сообщения, а «Почаевские известия» и проповеди с амвона не смогли заменить массовую русскую школу. Рядовой волынский «союзник» – неграмотный, но осознающий, что его экономическими конкурентами являются евреи, поляки и вообще «горожане», имеющий смутное представление об истории своего региона (на уровне демонстрируемых ему картинок из «волшебного фонаря», изображающих подвиги казаков под Берестечком и борьбу против вышеперечисленных врагов) – с легкостью перешел в украинский лагерь, который эксплуатировал, по большому счету, те же исторические образы, но при этом не ограничивался пустопорожними радикальными разговорами, как почаевские монахи, а давал реальную возможность с оружием в руках расквитаться с былыми «обидчиками» – «жидами», «ляхами», «панами», «буржуями». До 1917 г. российские власти старались держать деятельность «почаевцев» под своим контролем (с. 285), да и сами вожди движения из числа священников ограничивались только антиеврейской и антипольской риторикой и не стремились переходить к радикальным действиям (с. 214)[51]. По свидетельству В.В. Шульгина, до революции погромов на Волыни не было во многом благодаря архимандриту Виталию: «Этот монах не перешел роковой грани и не позволил массам, за ним следовавшим, из защитников святого дела перейти в черный стан агрессоров»[52]. После падения монархии и начала Гражданской войны вся энергия крестьянских масс, оставшихся без контроля со стороны церкви и гражданских властей и настроенных, по сути, анархически, вылилась в бунт, «атаманщину» и еврейские погромы, но теперь уже под «жовто-блакитными» флагами. Не снимая вины за произошедшие погромы с черносотенных агитаторов, стоит отметить, что и руководство УНР на рубеже 1918–1919 гг. не отличалось особой разборчивостью в средствах, с готовностью принимая в свои ряды любые банды, состоявшие в том числе и из бывших черносотенцев, и при этом не имея реальной возможности (а зачастую и желания) остановить творимые ими безобразия. Историк и литератор Ю.Е. Финкельштейн вполне справедливо отмечал, что зачастую невозможно отделить собственно петлюровцев от «вольных атаманов» с их бандами, чему способствовало само петлюровское руководство: «Если та или иная банда добивалась военного успеха, ее тут же начинали величать “особой бригадой” или, скажем, “Волынской группой войск УНР” <…>. Если же речь заходила о погромах, совершенных теми же самыми “особыми бригадами”, их объявляли “черносотенцами”, “красносотенцами”, совершенно чуждыми самостийному движению»[53]. Но основную роль в произошедшем, на наш взгляд, все же сыграли не русские или украинские националисты, а специфические социально-экономические и этнополитические условия Волыни и соседних регионов, складывавшиеся там на протяжении нескольких столетий и проявившиеся вновь 25 лет спустя, во время «Волынской резни». В этом смысле нам представляется наиболее верным рассматривать «почаевцев» не как проявление русского или украинского национализма (и, в зависимости от симпатий или антипатий, стремиться их «приватизировать», как делает Федевич, или, наоборот, «повесить» на оппонента вместе со всеми грехами, как поступала традиционная украинская историография), а как радикальное крестьянское движение, родственное европейским социальным движениям Средневековья, зачастую принимавшим религиозную форму. Точно так же и широкие массы жителей Волыни, Подолии, Киевщины лишь мимикрировали сначала под русский национализм консервативно-монархического толка, а затем под социалистическо-республиканский украинский национализм. Принимая современную форму (участие в выборах, выпуск газет и т.д.), движение это оставалось глубоко традиционалистским. Суть его была не в «русскости» или «украинскости», а в социальной (и как следствие – даже не «национальной», а скорее «этнической») ненависти местного неграмотного крестьянина (русского, малорусского или украинского – называйте как угодно) к польскому пану, еврею-арендатору, горожанину-«буржую», которая могла принимать совершенно любые формы – вплоть до большевизма. К тому же, массовое движение 1918–1919 гг. лишь с долей условности можно считать «украинским», как и в прежние годы это же самое движение – «русским». После всплеска, последовавшего во время восстания Директории против гетмана, оно быстро пошло на спад и к началу 1920-х гг. практически ничем не напоминало о себе. В этом плане весьма показательно положение на Волыни, описанное активистом украинского движения в венском журнале «Воля» в 1921 г. По его словам, в городе Здолбунов украинская «Просвита» «прозябает, а некое “Русское религиозное братство” процветает… <…> Бывший “Союз Русского Народа”, который гнобил и насиловал поляков, теперь превратился в “братство” и прислуживает им»[54]. Русское движение на Волыни сохранялось и в последующие годы, хотя политика новых польских властей и отсутствие России как таковой привели его к постепенному увяданию. На выборах в Сейм в 1928 г. русский список получил в трех волынских округах всего лишь 1,93 %, 1,58 % и 1,21 % голосов соответственно, но при этом в двух из трех округов также успешно выступила связанная с Компартией Западной Украины левая партия Сель-Роб, набравшая 26,14 % и 18,8 %[55]. Так что часть бывших «союзников» вполне могла влиться и в украинское коммунистическое движение. Конечно, и украинское движение на базе «интегрального национализма», начавшее формироваться в 1920-е гг. и впоследствии вылившееся в деятельность ОУН и УПА, имело определенные связи с дореволюционным черносотенным движением, переняло от него часть ритуалов, например, традицию проводить богослужения на «Казацких могилах» (с. 263). Но ключевыми факторами, повлиявшими на украинский национализм 1930-х–1940-х гг., были все же политика властей Второй Речи Посполитой и активность ветеранов армии УНР, в значительном числе осевших на Волыни. Влияние черносотенцев на украинское националистическое движение, на наш взгляд, в работе Федевича значительно преувеличено. Возможность получения образования на украинском языке (пусть и ограниченная) и одновременно с этим проводимая властями на «кресах» политика полонизации по сути создали новую реальность, и Почаевский отдел СРН, просуществовавший всего лишь около 10 лет, здесь совершенно ни при чем. Остановимся еще на некоторых деталях. Как оказалось, автор монографии довольно плохо разбирается в политических партиях эпохи, о которой взялся писать. Для него что Всероссийский Дубровинский Союз русского народа (о котором он, кажется, вообще не слышал), что «обновленческий» Союз русского народа, что Всероссийский национальный союз – все одно. Тот факт, что он называет Всероссийский национальный союз «черносотенным» (с. 97), не является грубой ошибкой, так как этот вопрос является дискуссионным в научной литературе[56], хотя, на наш взгляд, так характеризовать партию русских националистов все же не корректно. Но чего только стоит утверждение, что «один из видных черносотенцев Владимир Пуришкевич <…> пытался выкриками сорвать выступление члена своей фракции “русских националистов” украинца Петра Мерщия» (с. 121). Кажется, достаточно было бы заглянуть в указатель к стенографическим отчетам с заседаний Государственной думы, чтобы понять, что правая фракция, к которой принадлежал Пуришкевич, и фракция русских националистов, в которой некоторое время состоял Мерщий – это две совершенно разные фракции. И тут же рядом, на соседней странице (c. 122), один из лидеров фракции русских националистов А.И. Савенко почему-то устами Федевича делает заявления от имени правой фракции, к которой он никакого отношения не имел. Из источника же четко видно, что Савенко говорит от имени «русской национальной фракции», а не от лица правой фракции[57]. Федевич называет депутата П.Ф. Мерщия членом СРН (с. 120), что также не соответствует действительности. Как отмечалось в докладе киевского уездного исправника, Мерщий «ни к каким политическим партиям не принадлежит, по образу мыслей и политическому направлению подходит к партии националистов»[58]. В дальнейшем Мерщий, использовавший националистов для попадания в Думу, перешел в другую фракцию, а именно в Независимую группу, позиционировавшую себя как основу будущей крестьянской Народной партии. В любом случае, ни черносотенцем, ни крайне правым он никогда не был[59]. Возможно, стоило бы хоть как-то отметить деятельность Всероссийского Дубровинского Союза русского народа. Почаевский отдел СРН входил, пусть во многом и формально, именно в ВДСРН, считая его «подлинным» Союзом русского народа[60]. Сам лидер ВДСРН А.И. Дубровин на допросе в ЧК даже назвал себя «монархистом-коммунистом», выступавшим за то, «чтобы при монархическом правлении были бы те формы правления, которые могли бы принести народу улучшение его благосостояния», и заявлявшим, что «для меня были священны всякие кооперации, ассоциации и т.д.»[61]. Своеобразное «монархическое народничество», исповедуемое «дубровинцами», было весьма близко к идеологии «почаевцев». В «Русском знамени», центральном печатном органе ВДСРН, часто публиковались материалы уполномоченного Почаевского СРН Грицько Гайдамаки, который в своих статьях и заметках настраивал крестьянство против «панов», «чиновников-бюрократов» и «богачей-кулаков-мироедов»[62]. От подобной идеологии был один шаг что до «украинства» в его социалистическом изводе, что до большевизма. К сожалению, «Русское знамя», дающее богатый материал для исследователя, Федевичем было проигнорировано. Стоит заметить, что зачастую в тех случаях, когда аргументов из «черносотенных» источников не хватает, автор переходит на «Союз 17 октября», объясняя, что они тоже монархисты – только либеральные (с. 277), или священников, партийная и политическая ориентация которых не вполне ясна (с. 274). Тезис о том, что «казацкая» агитация черносотенцев повлияла на зарождение казацкого движения в 1917–1921 гг. в Надднепрянской Украине и в 1920–1940 гг. на Западной Волыни (с. 262) интересен, но абсолютно ничем не доказан. Со ссылкой на сомнительный источник утверждается, что в 1916 г. на титульном листе «Почаевского листка» надпись «Благословение святой Горы Почаевской» была заменена на «Благословение святой обители Украинской». Правда, Федевич оговаривается, что не смог проверить эту информацию из-за отсутствия полного комплекта «Почаевского листка» в библиотеках, где он изучал материалы (с. 271). В действительности надпись эта – «Благословение с горы Почаевския» – не менялась, а комплекты журнала есть и в РНБ (полный), и в РГБ (с небольшими пропусками). Странное впечатление оставляет и такой пассаж: «Проукраинский характер немалой, а может, и преобладающей части участников монархического движения перед 1917 годом обусловил поражение сторонников русского этнического и имперского национализма в Украине в 1917–1920 годах. Все попытки немногочисленных местных русских этнических националистов установить контроль над украинскими этническими землями были подавлены силами сторонников украинского национального выбора. Русский национализм мог достигнуть успеха в Украине только в случае военной интервенции из-за ее границ» (с. 279–280). Кажется, К.Федевич забыл, чем закончилось в конце лета 1919 г. киевское столкновение украинцев с Белой армией, состоявшей во многом из местных уроженцев и сторонников «малороссийской» идентичности. Продолжать перечислять сомнительные утверждения автора можно и дальше. Подводя итоги, можно сказать, что мы видим в монографии Федевича, с одной стороны, неплохое знакомство с местным волынским материалом (в первую очередь, с прессой), с другой – неспособность корректно обработать этот материал и вписать его в более широкий контекст, что является следствием недостаточного знания политической истории России начала XX в. К сожалению, несмотря на солидный внешний вид, монография во многом носит тенденциозный характер. Ошибочная методология и идейная заданность автора, стремление подогнать факты под гипотезу о «Черной сотне» как о правом крыле украинского движения привели к тому, что все исследование свелось к выискиванию в произвольно отобранном корпусе периодических изданий тех статей и терминов, которые можно охарактеризовать как «украинские». Само собой, работая таким образом, автор полностью «подтвердил» все те выводы, которые он кратко сформулировал еще в 2011 г. Поиск «украинской терминологии» настолько увлек Федевича, что рассмотрение важнейших для понимания феномена волынского СРН социально-экономических вопросов отошло на второй план – из книги мы ничего не узнаем про то, кому и в каких пропорциях принадлежала земля в изучаемых регионах, какие социальные и этнические группы играли ключевую роль в той или иной экономической нише, каков был уровень грамотности населения, было ли влияние вышеперечисленных факторов на черносотенное движение в том или ином уезде, и т.д. Все это для автора второстепенно – важно лишь использование «нужных» слов и образов в прессе. В итоге исследование действительно интересной, нестандартной и перспективной темы не дало тех результатов, которые потенциально можно было бы ожидать. Вывод о черносотенцах как о правом крыле украинского движения является совершенно несостоятельным, хотя несомненен тот факт, что многие представители социальных низов, участвовавшие в деятельности СРН, после падения монархии перешли в украинский лагерь. Но ключевым в этой «смене национальности», на наш взгляд, был все же социальный фактор, желание получить землю и расправиться с экономическими конкурентами, а не то, сколько раз слово «Украина» было употреблено на страницах черносотенных газет. Автор: Чемакин, Антон Александрович – кандидат исторических наук, старший преподаватель Санкт-Петербургского государственного университета. chemakinanton@rambler.ru [1] Федевич К.К., Федевич К.I. За Віру, Царя і Кобзаря. Малоросійські монархісти і український національний рух (1905–1917 роки) / пер. з рос. Катерина Демчук. Київ: Критика, 2017. 308 с. В данной статье получили развитие и представлены в более полном и развернутом виде положения, нашедшие отражение в рецензии, опубликованной в издании «Русин»: - http://journals.tsu.ru/rusin/&journal_page=archive&id=2098&article_id=47198 [1] Федевич К. Українізація через Чорну сотню. Режим доступа: https://zaxid.net/ukrayinizatsiya_cherez_chornu_sotnyu_n1238566 (последнее посещение – 29 мая 2021 г.); Федевич К. Тарас Шевченко и малорусские монархисты в империи Романовых. Режим доступа: http://www.historians.in.ua/index.php/en/doslidzhennya/1868-klimentij-fedevich-taras-shevchenko-i-malorusskie-monarkhisty-v-imperii-romanovykh (последнее посещение – 29 мая 2021 г.); Федевич К. Термин «Украина» и радикальные монархисты Российской империи. Режим доступа: http://www.historians.in.ua/index.php/en/doslidzhennya/1894-klimentij-fedevich-termin-ukraina-i-radikal-nye-monarkhisty-rossijskoj-imperii (последнее посещение – 29 мая 2021 г.); Федевич К. Пропаганда регионализма и автономии Украины черносотенцами и монархистами в начале XX в. Режим доступа: http://www.historians.in.ua/index.php/en/doslidzhennya/1926-klimentij-fedevich-propaganda-regionalizma-i-avtonomii-ukrainy-chernosotentsami-i-monarkhistami-v-nachale-khkh-v (последнее посещение – 29 мая 2021 г.). [2] Краткий русскоязычный вариант см.: Федевич К.К. Малорусский монархизм и Черная сотня в империи Романовых как часть истории украинского движения // Белоруссия и Украина: история и культура. Выпуск 5. Сб. статей. М.: Институт славяноведения РАН, 2015. С. 89–109. [3] Славянские народы // Почаевские известия. 1909. 17 марта. № 714. С. 2. [4] Галичанин. Опасность украинского мазепинства (Письмо из Галиции) // Волынская земля. 1913. 23 ноября. № 240. С. 2. [5] Сборник Киевского Отдела Всероссийского Национального Студенческого Союза. Киев, 1912. С. 120. [6] Урок мазепинцам // Волынская земля. 1913. 9 марта. № 52. С. 4. [7] Конец мазепинству! // Почаевский листок. 1915. 15 апреля. № 15. С. 1, 3. [8] Северянин. Украиноманский бред // Волынская земля. 1912. 22 мая. № 39. С. 2. [9] Почаевские известия. 1909. 23 марта. № 719. С. 2; 4 апреля. № 727. С. 3. [10] Центральный государственный архив высших органов власти и управления Украины (ЦГАВО Украины). Ф. 2056. Оп. 1. Д. 22. Л. 3–6. [11] Hoover Institution Archives. Petr Vrangel Collection. Box 41. Folder 5. Отчет о состоянии правых и монархических организаций и разделение их по ориентациям в городе Киеве по сегодняшнее число 25 октября 1918 г. [12] По Волынской губернии голосуйте за список № 7 «От Православных приходов и Хлеборобов» // Киевлянин. 1917. 22 декабря. № 281. С. 3. [13] Иванов А. Никон (Бессонов) // Черная сотня. Историческая энциклопедия 1900 – 1917. М.: Крафт+, Институт русской цивилизации, 2008. С. 351–352. [14] Царинный А. [Стороженко А.В.] Украинское движение. Краткий исторический очерк, преимущественно по личным воспоминаниям. Берлин, 1925. С. 195–196. [15] Сборник Киевского Отдела Всероссийского Национального Студенческого Союза. С. 34, 35. [16] Шульгина Е.Г. Конспект моих политических переживаний (1903–1922) / подг. текста, предисл., коммент. А.А. Чемакина. М.: Фонд «Связь Эпох», 2019. С. 229. [17] Авдієнко М. Виборча кампанiя у Киiвi // Робiтнича газета. 1917. 26 липня. № 94. С. 2–3. [18] Демченко Г. Что день грядущий нам готовит? (Речь на собрании русских избирателей 20 декабря т.г.) // Киевлянин. 1917. 23 декабря. № 282. С. 1. [19] Шульгина Е.Г. Конспект моих политических переживаний (1903–1922). С. 301. [20] Шульгин В. «Матушка-Русь» // Возрождение. 1927. 18 февраля. № 626. С. 3. [21] Украинская труппа Д.А. Гайдамаки // Россия. 1918. 16 (29) сентября. № 25. С. 1. [22] Шульгина Е.Г. Конспект моих политических переживаний (1903–1922). С. 194. [23] Омельянчук И.В. Черносотенное движение на территории Украины (1904–1914 гг.). Киев: Национальный институт украинско-российских отношений, 2000. С. 66–67. [24] Первая Всеобщая перепись населения Российской империи, 1897 г. VIII. Волынская губерния. СПб., 1904. С. 114–115. [25] Омельянчук И.В. Черносотенное движение на территории Украины. С. 37. [26] Юркевич Г. О состоянии русского самосознания среди народных масс Волыни // Волынская земля. 1912. 13 сентября. № 129. С. 2–3. [27] Всероссийское Учредительное собрание: Энциклопедия / автор-составитель Л.Г. Протасов. М.: Политическая энциклопедия, 2014. С. 75. [28] Омельянчук И.В. Черносотенное движение на территории Украины. С. 139. [29] Всероссийское Учредительное собрание. С. 75. [30] Кальченко Т.В. Монархическое движение в Киеве и на территории Киевской губернии (1904–1919). Историческая энциклопедия. Киев: Издательство «Интерконтиненталь-Украина», 2014. С. 960–961. [31] Проценты подсчитаны по протоколу Вышевичской волостной избирательной комиссии: ЦГАВО Украины. Ф. 1175. Оп. 1. Д. 1. Л. 102. [32] Великий голод в Україні 1932 – 1933 років: у IV т. Т. І. Свідчення очевидців для Комісії Конгресу США / Виконавчий директор Комісії Джеймс Мейс; Наук. ред. С.В. Кульчицький. Київ: Вид. дім «Києво-Могилянська академія», 2008. С. 542–544. [33] Протасов Л.Г. Всероссийское Учредительное собрание: история рождения и гибели. М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 1997. С. 232. [34] Самостийники-монархисты // Вольная Кубань. 1918. 30 ноября. № 126. С. 2. [35] Слизький I.Ф. Куренiвське повстання (Гостомельщина – Київ) // Літопис революції. 1929. № 5–6 (38–39). С. 102, 103, 108. [36] К истории французской интервенции на юге России (Декабрь 1918 – апрель 1919 г.) / публ. Д. Кина // Красный архив. 1926. Том 6 (19). С. 11. [37] Наделение землей // Наш путь. 1918. 19 (6) декабря. № 26. С. 1. Также см.: Наказ Армii Украiнськоi Народньoi Республiки // Ставка. 1918. 18 грудня. № 3. С. 1; ЦГАВО Украины. Ф. 1074. Оп. 2. Д. 37. Л. 247. [38] Hoover Institution Archives (HIA). P.N. Vrangel collection. Box 40. Folder 20. Сообщение «Аза» из Киева от 21 декабря 1918 г. [39] Шульгин В. Земля // Киевлянин. 1919. 24 сентября. № 28. С. 1. [40] Шульгина Е.Г. Конспект моих политических переживаний (1903–1922). С. 63. [41] Foreign News // The Reform Advocate. 1919. 18th October. № 11. P. 260. [42] Переписка секретариата ЦК РКП (б) с местными партийными организациями. Сборник документов. Т. 6. Январь – март 1919 г. М.: Политиздат, 1971. С. 221. [43] Повідомлення про зустрічі єврейських діячів з Головою Директорії С. Петлюрою в Кам’янці 17 липня 1919 року // Сергійчук В. Симон Петлюра і єврейство. Вид. 2-е, доповнене. Київ: ПП Сергійчук М.І., 2006. С.109. [44] Марголин А. Украина и политика Антанты (Записки еврея и гражданина). Берлин: Издательство С. Ефрон, 1922. С. 311. [45] An Interview with Dr. Arnold Margolin in 1919 // Material Concerning Ukrainian-Jewish Relations during the Years of the Revolution (1917–1921). Collection of Documents and Testimonies by Prominent Jewish Political Workers. Munich: The Ukrainian Information Bureau, 1956. P. 54. [46] Margolin A.D. The Jews of Eastern Europe. New York: Thomas Seltzer, 1926. P. 139. [47] Ґольдельман С.І. Листи жидівського соціял-демократа про Україну. Матеріали до історії українсько-жидівських відносин за часів революції. Відень: Жидівське видавництво «Гамойн» на Україні, 1921. С. 33. [48] Там же. С. 32–33. [49] Hunczak T. A Reappraisal of Symon Petliura and Ukrainian-Jewish Relations, 1917–1921 // Jewish Social Studies. 1969. Vol. 31. № 3. P. 173. [50] Plokhy S. The gates of Europe: a history of Ukraine. New York: Basic Books, 2015. P. 224. [51] Имеются примеры того, как священники из числа бывших черносотенцев спасали евреев во время погромов 1919 г. (Testiminy of the Student B.Z. Rabinovich, Taken Down by S.Y. Maizlish // Heifetz E. The slaughter of the Jews in the Ukraine in 1919. New York: Thomas Seltzer, 1921. P. 315). [52] Шульгин В.В. Главы из книги «Годы» // История СССР. 1966. № 6. С. 86. [53] Финкельштейн Ю. …За дела рук своих. Загадка Симона Петлюры, или парадокс антисемитизма. New York: Слово-Word, 1995. С. 126. [54] N.N. В країні смутку і жалоби (Замітки з подорожі по Волині) // Воля. 1921. 20 серпня. № 3–5. С. 120. [55] Подсчитано по: Rzepecki K., Rzepecki T. Sejm i Senat 1928‒1933: podręcznik zawierający wyniki wyborów w województwach, okręgach i powiatach, podobizny posłów sejmowych i senatorów, statystyki i mapy poglądowe. Poznań, 1928. S. 117–120. [56] Иванов А.А. Были ли русские националисты черносотенцами? (О статье И.В. Омельянчука) // Вопросы истории. 2008. № 11. С. 171–175. [57] Государственная дума. Четвертый созыв. Стенографические отчеты. 1914 г. Сессия вторая. Часть II. Заседания 29–52 (с 22 января по 19 марта 1914 г.). СПб.: Государственная типография, 1914. Стб. 1199. [58] Центральный государственный исторический архив Украины, г. Киев (ЦГИАК Украины). Ф. 274. Оп. 1. Д. 2648. Л. 138об. [59] Подробнее про него см.: Чемакин А.А. «Хорош представитель законодательных учреждений!»: депутат П.Ф. Мерщий и «шинельное дело» // Таврические чтения 2016. Актуальные проблемы парламентаризма: история и современность. Международная научная конференция, С.-Петербург, Таврический дворец, 8–9 декабря 2016 г. Сборник научных статей / Под ред. А.Б. Николаева. Ч. 2. СПб.: Издательство «ЭлекСис», 2017. С. 88–96. [60] Высочайший прием депутации подлинного Союза Русского Народа // Волынская земля. 1913. 13 июня. № 117. С. 1. [61] Приговоренный к расстрелу дважды (коммунист-монархист Александр Иванович Дубровин) / публ. В.Г. Макарова // Репрессированная интеллигенция. 1917‒1934 гг.: сб. статей / под ред. Д.Б. Павлова. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2010. С. 108. [62] Грицько Гайдамака. Разъяснение сельским и местечковым отделам Юго-Западного края // Русское знамя. 1912. 13 июня. № 132. С. 4.

Обсуждение книги : Гуданец Н. Л. «Певец свободы», или гипноз репутации. Очерки политической биографии Пушкина (1820–1823). — М. ; СПб. : Нестор-История, 2021. — 292 с. Выступление А.А. Белых Я считаю, что само появление этой книги – большой плюс. Не потому, что я согласен с большинством утверждений автора. Скорее наоборот. Но само появление такой книги - признак сохраняющегося здоровья в нашей научной жизни и издательской деятельности. Ведь если наступит время, когда такие книги нельзя будет издавать, то тогда нельзя будет издать многие другие книги. Поэтому можно приветствовать и благодарить и издательство, и автора за смелость и нестандартность подхода в издании такой литературы. О самой книге . Она написана в жанре «разоблачения», и в чем-то такой подход, действительно, полезен. Наверное, в сходном жанре написаны книги Татьяны Катаевой «Анти Ахматова» и Олеся Бузины «Вурдалак Тарас Шевченко». Это попытка заострить и создать некую негативную картину, которая либо убедит читателя, либо заставит его глубже понять существующие проблемы. Про Пушкина вроде бы известно всё, кроме, может быть, потаённой любви из донжуанского списка (тут есть ещё неясности). А все остальное известно. На самом деле, есть мнения, которые хотя общеприняты, но неверны. Например, принято считать, что издание книги «История Пугачёва» было провальным. Но если оценить затраты Пушкина и доходы от продаж, оказывается, что издание с точки зрения экономики было суперуспешным. Если есть экономические мифы о Пушкине, то логично предположить, есть политические мифы. И Николай Леонардович как раз и пытается доказать, что широко распространенное мнение, что Пушкин был певец свободы, не что иное, как миф. Насколько удачна эта попытка? Основная концепция книги – Пушкин сначала боролся за свободу и поддерживал декабристов, а потом испугался и стал ренегатом. Мне кажется, что это – как минимум – упрощение. Я здесь вижу некоторую проблему. Пушкин бóльшую часть своей взрослой жизни пробыл чиновником (за исключением периода, когда он был уволен - с 10 июля 1824 г. по 14 ноября 1831 г.) и находился на официальной государственной службе. Это было одним из поводов для трений между ним и некоторыми декабристами. В частности – Николаем Тургеневым. Тургенев ему говорил: «Ты, получая жалование, ничего не делаешь и пишешь эпиграммы против власти». Это большой вопрос о взаимоотношении художника, который не мог удержаться от политических выпадов, но при этом имел чин и находился при Министерстве иностранных дел. Такая критика было одной из причин, по которой у Пушкина с Николаем Тургеневым чуть не произошла дуэль. Но Пушкин извинился и дуэль не состоялась. Но на самом деле, проблема тут есть, т.к. всякий чиновник – и Пушкин среди них – должен приносить присягу. Я позволю себе процитировать несколько фраз из этой присяги Пушкина: «Я, нижеименованный, обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом … в том что хочу и должен … Великому Государю Императору Александру Павловичу, … и Его … Наследнику, который назначен будет, верно и нелицемерно служить и во всем повиноваться, не щадя живота своего до последней капли крови … О ущербе же Его Величества интереса, вреде и убытке, как скоро о том уведаю, не токмо благовременно объявлять, но и всякими мерами отвращать …». То есть, Пушкин в 1817 году принес присягу, что обязан донести обо всём, что может быть вредным для Императора. И сам факт оппозиционности дворянства и чиновников того времени, с моей точки зрения, входит в моральный конфликт с теми действиями, которые они были вынуждены осуществлять. В частности – с присягой. В связи с этим у меня есть вопрос, на который я не знаю ответа. К сожалению, я не успел об этом у Аринштейна спросить. Так сложилось, что последняя встреча не состоялась, т.к. он, к несчастью, умер. Аринштейн в своей книге «Пушкин. И про Царей и про Цариц» (М. 2012) пишет, что Пушкин переслал Николаю текст десятой главы «Евгения Онегина», в которой, фактически, содержалась информация о декабристах, их фамилиях и действиях (с. 95). И если это верно, то такое действие Пушкина - яркий штрих в его политической биографии. Я не знаю, на чём основано это утверждение. Во всяком случае, проблема человека, находящегося на службе, и его оппозиционность – безусловно существует. И Пушкин-чиновник, так или иначе, был в определённой степени скован в своих взаимоотношениях с властью. Переходя к самой книге, мне кажется, что тот портрет Пушкина, который рисует автор, – это, действительно, портрет человека (не побоюсь этого слова) низкого. Он циник, он труслив, ренегат, пьет горькую и т.д. Мне кажется, что в принципе любой автор имеет право на такое восприятие. В биографии Пушкина хватает конкретных фактов, которые могут характеризовать его негативно. Экономических факторов тоже хватает. Один из примеров – вексель, выписанный в Петербурге до ссылки. Когда он уже был в ссылке его в Кишинёве всё-таки нашли и попросили расплатиться по векселю, Пушкин ответил, что средств для оплаты у него нет, и что он выписал вексель, не будучи совершеннолетним. По законам того времени это означало, что вексель был ничтожен, то есть не имел юридической силы. Правда, ростовщик оказался настойчив и подождал несколько лет, пока не появилось сообщение о брачном обыске о Пушкине перед свадьбой. Он предъявил вексель к уплате прямо перед свадьбой. И в такой ситуации маститый поэт, естественно, не мог просто так уклониться – ему пришлось, всё-таки, по векселю заплатить. Однако, Николай Леонардович, в своей критике, как мне кажется, неоднократно допускает перебор. Прежде всего, есть некоторые утверждения, которые, с моей точки зрения, вообще ни на чём не основаны. Например, страница: «Он всю жизнь беспричинно скучал и тосковал, рвался прочь, не понимая, что ему всего лишь скучно и тоскливо с самим собой» (с. 68). Почему автор так считает - непонятно. Рискованно и необоснованно автор считает, что Пушкин считал греков недочеловеками. «По отношению к этим недочеловекам всё дозволено. С какой целью поэт, который в русской культуре считается эталоном благородства сгоряча хватается за оружие человеконенавистников всех времён и народов» (с. 143-144). Автор термина «недочеловеки» известен. Не думаю, что стоило намекать на сходство Пушкина с Гитлером. Слава богу, Пушкин не Сталин, и юридических претензий к автору и издательству быть не может. Можно увеличивать количество такого рода резких высказываний Николая Леонардовича о Пушкине. Не думаю, что они обоснованы, но то, что автор книги имеет право на резкость – это прекрасно. То, что это можно публиковать и обсуждать – это тоже хорошо. Поэтому, мне кажется, главная фраза, которая была сформулирована Николаем Леонардовичем: что «дело не в моральных соображениях, а в научной обоснованности» (с. 189). Если мы подтверждаем те или иные негативные поступки документами, фактами, достоверными воспоминаниями современников, то это нормально и это – предмет для обсуждения. Книга меня порадовала ещё и тем, что в ней несколько раз цитируется недавно вышедшая под редакцией Берёзкиной книга «Я числюсь по России. Пушкин в “забытых” воспоминаниях современников». У меня был небольшой дебат в Facebook с Александром Долининым, который написал, что на тот момент книгу не читал, но уверен, что ничего интересного там нет. А мне кажется, что книга очень любопытная, и я рад, что она вошла в научный оборот и обсуждается. Но подводя итог, я считаю, что многие формулировки и многие высказывания Николая Леонардовича не обоснованы. И в начале у нас декларировалось, что речь идёт о политической компоненте, но в ходе презентации прозвучали и чисто литературоведческие комментарии и оценки. Автор считает, что «Евгений Онегин» скучен и непереводим, и что иностранцам поэзия Пушкина не нравится. Мне кажется, что переводы поэзии – это вообще большой вопрос. Между прочим, комментарии Набокова к «Евгению Онегину» выдающийся историк Александр Гершенкрон довольно жёстко критиковал, считая, что Набоков сделал всё правильно, дал подробные объяснения, только не смог передать дух поэзии Пушкина. Сам Гершенкрон совместно с женой написал большое эссе «Illogical Hamlet» об известном стихотворении, с которым Гамлет обратился к Офелии: «Не верь дневному свету, Не верь звезде ночей, Не верь, что правда где-то, Но верь любви моей». Они показали на примере ровно 100 вариантов перевода этого четверостишья на 16 языков, что адекватного перевода просто нет. Поэтому, может быть, не стоит удивляться тому, что поэзия Пушкина не привлекает такого внимания славистов, как переводы других авторов и произведений. Хотел напомнить одну шутку Шендеровича, которого, наверное, трудно упрекнуть в чрезмерном возвеличивании Пушкина, в его культе, или в отсутствии здравого смысла. В одном из своих выступлений Шендерович сказал, что проблема русской национальности у нас несколько надуманная. Нужно просто произнести «мороз и солнце…», и, если человек продолжает «день чудесный», то он русский, всё нормально. Мне кажется, что на этой оптимистичной ноте можно закончить - значение Пушкина как поэта вполне выявлено и дальше можно будет обсуждать его политические взгляды более спокойно и взвешенно. Напоследок ещё раз хочу сказать, что нужно пожелать автору успехов в публикации остальных частей своей книги и дать нам возможность обсуждать все «острые углы» и избегать «белых пятен» в биографии великих людей.

Обсуждение книги : Гуданец Н. Л. «Певец свободы», или гипноз репутации. Очерки политической биографии Пушкина (1820–1823). — М. ; СПб. : Нестор-История, 2021. — 292 с. Выступление О. А. Проскурина Я с живым интересом и удовольствием прочитал книгу Николая Леонардовича. Спасибо за приглашение участвовать в ее обсуждении. При разговоре о книге уже возникали разные параллели: вспоминался А. Синявский и его «Прогулки с Пушкиным»; вспоминалась Катаева и её «разоблачительные» книжки. А мне вспомнилась третья книга, которая, как мне кажется, очень важна как своеобразный идейный фон для «Певца свободы». Это книга Аркадия Биленкова про Юрию Олешу, «Сдача и гибель советского интеллигента». Книга Николая Леонардовича тоже во многом выглядит как «сдача и гибель русского интеллигента». Её значение явно выходит за пределы биографии Пушкина и пушкинской эпохи (сам автор этого не скрывает). Пушкин рассматривается как некая универсалия русской жизни, русской истории, русского характера и т.д. И в этом смысле, конечно, книга – продукт размышлений не только над Пушкиным, но и над русской историей XX века, и над историческими перспективами XXI века. Этот момент острой актуальности особо привлёк, как мне кажется, и издателя Сергея Ефроимовича Эрлиха, что явствует из его вступительной статьи. Позволю себе сказать несколько слов об этой статье, потому что она – важная интегральная часть концепции этого проекта. Сергей Ефроимович в некотором смысле даже усиливает актуальное политическое звучание издаваемой книги, призывая читателей (и русскую цивилизацию в целом) выйти из-под завораживающей магии такой двусмысленной и отталкивающей фигуры, как Пушкин, задающей поведенческую модель двоедушия, подлости и трусливости. В качестве примера вредного воздействия Пушкина Сергей Ефроимович приводит одну недавнюю историю, которая на него произвела очень сильное впечатление. Эта история связана с деятельностью самого либерального высшего учебного заведения современной России – Высшей экономической школы, – когда несколько человек были фактически уволены из-за своих политических взглядов, выступлений и высказываний, не соответствующих, так сказать, государственному мейнстриму. Сергей Ефроимович пишет о том, что в ответ на действия администрации не возникло никакого коллективного сопротивления, никакого коллективного действия со стороны либеральной профессуры. Этим русский либерализм продемонстрировал свою полную несостоятельность. И в этом он наследует двоедушному Пушкину, который умел болтать о свободе, но в ответственный момент всегда уходил в сторону и прекрасно находил общий язык с властями. Так ли это? Я напомню в этой связи, что в 1911 году земляк Сергея Ефроимовича Эрлиха, уроженец тогдашней Бессарабии – министр народного просвещения Кассо издал указ, ограничивавший права Московского университета. Вследствие этого указа ректор и его аппарат подали в отставку. В знак протеста против действий властей университет покинуло сто тридцать либеральных профессоров. Это была примерно треть личного состава тогдашнего университета. Все эти люди – вне всякого сомнения – Пушкина знали не хуже и любили не меньше, чем сотрудники Высшей школы экономики. Среди ушедших авторов было несколько видных пушкинистов в будущем. Например, приват-доцент Павел Никитич Сакулин, автор очень дельных работ о Пушкине. В 1911 году мы видим героический прецедент поведения русских либералов, воспитанных на Пушкине. Следовательно, образ Пушкина как модель либерального подлого двоедушия здесь явно «притянут за уши». То, что произошло через сто лет – это, конечно, результат не пушкинского влияния, а влияния драматической русской (да и не только русской) истории. Теперь перейду к самой книге. Книга имеет, так сказать, демифологизирующий или, если угодно, антимифологизирующий пафос. Это здорово, это хорошо, это всегда полезно. Этим своим пафосом книга, вероятно, также привлекла издателя, который сам долго и активно боролся с декабристским мифом, следствием чего стала и его диссертация, и ряд очень интересных работ. Но есть такая странная особенность в истории: как правило, разрушение мифов чревато не утверждением на их месте беспристрастной и чистой правды, а созданием на месте одного мифа – другого. На месте светлого солнечного мифа создаётся чёрный миф. И вот Пушкин – прежде такой замечательный, такой светлый и прекрасный – под пером Гуданца превращается в подлеца, труса, в общем – в плохого человека. Центральная установка книги (как это следует уже из ее названия) – это разоблачение мифа о Пушкине как певце свободы, в каковом мифе автор усматривает немалый общественный вред. Здесь, как мне кажется, уважаемый автор ломится даже не в открытую дверь, а в дверь, через которую сейчас мало кто ходит. Проблема Пушкина как «певца свободы» сохраняет актуальность разве что для поколения, к которому принадлежим мы с уважаемым Николаем Леонардовичем, т. е. к поколения, имеющего опыт советской школы, опыт чтения советских авторов – как официозных, так либеральных и т.д., но все это уже история, это уже прошлое. Современный Пушкин, Пушкин XXI века – для многих прежде всего певец самодержавия, православия и народности. Буквально несколько месяцев назад вышла статья сотрудника Института мировой литературы Игоря Виноградова, посвящённая Пушкину, Уварову и Гоголю. И там главная проблема видится в том, что «своя своих не познаша». Уваров (замечательный человек и государственный деятель) и Пушкин (замечательный поэт) с разных сторон делали одно общее дело по укреплению русской национальной православной государственности, но не смогли объединиться. А если бы объединились, то горы бы свернули. Вот современный Пушкин! Вот тот герой, который начинает доминировать даже в академическом дискурсе. И, боюсь, что и в педагогической практике (во всяком случае – в некоторых учебных заведениях). Но, даже отвлекаясь от этого идейного мейнстрима, мы можем констатировать: конечно, Пушкин не был идеальным и героическим «певцом свободы» каким он нередко представал в школьной практике. Но, в принципе, те моральные оценки, которые постоянно выносятся Пушкину в книге, не всегда уместны и корректны. Да, здесь совершенно правильно говорилось, что Пушкин иногда совершал поступки, которые не соответствовали не только нашим стандартам, но и этическим стандартам своего времени. Но, скажем, мне (в отличие от Николая Леонардовича) при всем желании трудно увидеть что-либо циническое или обидное по отношению к «народу» в высказывании «Паситесь, мирные народы! Вас не разбудит чести клич…». Опыт десятых и – особенно – двадцатых годов XXI столетия даёт нам особенно отчётливое понимание политического контекста и психологического состояния поэта: мы сейчас видим, что в ряде стран – в Российской Федерации едва ли не в первую очередь – «народ» вовсе не жаждет социальных, политических, гражданских перемен. Более того, он часто приветствует репрессивные действия властей по «наведению порядка» и ликвидации гражданских свобод. Нечто подобное в европейском масштабе видел в свое время и Пушкин, и это вполне объясняет его горечь и разочарование. Книга Николая Леонардовича замечательна ещё и тем, что она провоцирует – по крайней мере у меня – острое желание ответить ему по разным пунктам. Конечно, по причинам ограниченности времени я этого сделать сейчас не смогу. Приведу только несколько примеров, связанных с кризисом европейского революционного движения. Сразу хочу сказать, что я вполне согласен с мыслью автора: укоренившееся представление о том, что т. н. кризис мировоззрения Пушкина происходит только в 1823 году, не соответствует действительности. Но альтернативное видение картины, предлагаемое Николаем Леонардовичем, не соответствует моему. Как мне кажется, начало пушкинских резиньяций над политической судьбой человечества и Европы в частности – это не личные биографические проблемы, а подавление Неаполитанской революции. Почему именно это событие? Конечно, всегда печально, когда либеральная революция проваливается. Но одно дело, когда она проваливается в героической борьбе, и другое дело – когда она проваливается в результате равнодушия, а то и «предательства» народа. Как известно, Неаполитанская революция была удушена по решению конгресса в Лайбахе, куда прибыл король Фердинанд, нарушивший свою клятву верности конституции и призвавший интервентов (на мой взгляд, кстати, поведение Фердинанда - один из ближайших контекстов и стимулов для появления «Кинжала»). В итоге в Неаполитанское королевство двинулись австрийские войска, с необычайной легкостью справившиеся с «патриотами». Вот несколько цитат из «Сына отечества» за 1821 год – популярного журнала, который Пушкин имел возможность читать в Кишиневе: «Неаполитанцы, клявшиеся победить или умереть за независимость отечества, при первом появлении австрийцев, не выдержав ни одной надлежащей атаки, обратились в бегство и рассеялись. Жители деревень и городов, ограбленных беглецами, принимали австрийцев как освободителей и проклинали виновников сей войны». Следующая: «На другой день вечером авангард австрийский явился перед Аквиллю и встречен был депутатами, которые объявили, что неаполитанские войска вышли из города, и просили командира занять оный. Жители встретили австрийцев с изъявлениями радости и иллюминировали все домы». И далее: «Город Авеллино, в коем началась Неаполитанская революция, отправил к королю депутатов с адресом, в коем изъявляет ему совершенную верность и покорность... В Салерне депутат Макиароли, известный своими республиканскими правилами, умерщвлён народом, который он старался побудить к мятежу… Третьего мая Король Неаполитанский торжественно въехал в свою столицу через триумфальные ворота, для сего построенные, посреди стоявших на параде австрийских войск и неаполитанской гвардии, при громе пушек и радостных восклицаниях народа». Совершенно ясно, что народный энтузиазм при возвращении реакционного короля-клятвопреступника почти с неизбежностью должен был вызвать соответствующий отклик Пушкина. Пушкин не был и не мог быть «народником», ему не было свойственно стремление (характерное для последующих генераций) оправдывать дурное поведение народа его «вековыми страданиями». Не говоря о том, что категория народа у Пушкина социологически расплывчата. С этой точки зрения его позиция – это позиция романтика, противопоставляющего героев толпе, которая живёт только интересами безопасности, сытости, покоя и тишины. В данном случае народ и выступает как такая «толпа». Не буду вдаваться в другие сюжеты, связанные с декабристами, с позицией Пушкина в 1826-м и в последующие годы. Позволю себе коснуться только одного мотива и, в связи с этим, привести одну цитату. Вы не раз говорите о том, что Пушкин (в отличие от Жуковского и даже Вяземского) никогда не предпринимал попыток защитить мятежников, «жертв 14 декабря», как-то облегчить их судьбу и т.д., что он ловко уходил от этой темы, не желая, вероятно, травмировать и раздражать Николая Павловича. Но это не так. В нашем распоряжении есть удивительный документ. Это книга, написанная французским литератором Полем Лакруа (известным под псевдонимом Жакоб Библиофил) специально по заказу русского правительства в эпоху Александра II – «История жизни и царствования Николая I». Эта книга преследовала очень определённые цели. Она должна была создать светлый образ Николая, который очень помрачился в эпоху последнего десятилетия его царствования, особенно в годы Крымской войны. Там на удивление большое место уделено сюжету, связанному с Пушкиным. Информация, посвящённая Пушкину, ценна тем, что она восходит к очень осведомленным придворным и правительственным кругам. Это Модест Корф, это князь Горчаков (лицейские однокашники Пушкина, сделавшие блестящую государственную карьеру), некоторые из министров. Первоисточник же этой информации – несомненно, сам Николай I. В рассказе о Пушкине есть такой эпизод (привожу в своём переводе): «Пушкин честно и искренне воздал Государю хвалу за мужество и величие души, проявленные на глазах у всех 14 декабря (во французском оригинале - 26 декабря). Но он не мог не выразить сожаления о судьбе многих творцов рокового мятежа, обманутых и ослеплённых своим патриотизмом, тогда как при лучшем направлении они могли бы принести истинную пользу отечеству». Это очень интересное свидетельство. Оно перекликается, между прочим, со свидетельством декабриста Лорера, восходящим, видимо, ко Льву Сергеевичу Пушкину. Здесь очень показательны одновременная похвала поведению Николая и сожаление о судьбах людей, которые могли бы принести истинную пользу Отечеству. Это запомнилось Николаю. А ведь Пушкина, что называется, никто за язык не тянул, и он мог бы с легкостью обойти этот рискованный сюжет. Подобная же концепция (государь-реформатор должен не только простить, но и привлечь к государственной деятельности тех оппозиционеров, которые по-настоящему озабочены благом отечества) легла в основание «Стансов». Сюжет этот заслуживает более глубокой и тщательной проработки, пока же хочу сказать, что сама коллизия «поэт – царь – декабристы» очень непроста и что позиция Пушкина – как уже справедливо говорил об этом уважаемый Лев Лурье – выглядит гораздо менее сервильной, чем это может показаться из книги Николая Леонардовича. В целом, как я уже отмечал в начале своего выступления, чтение этой книги доставило мне живой интерес. Даже страницы, с которыми я решительно не согласен, бесспорно стимулируют мысль и желание эксплицировать собственные контрдоводы более ясно и отчётливо. И в этом отношении книга уважаемого автора, как мне кажется, способна сыграть важную стимулирующую роль не только как полезное чтение для любознательных школьников, но и как небесполезное чтение для профессионалов. Спасибо большое! Олег Анатольевич Проскурин, литературовед, пушкинист.

Стратиевский Д.В. «Подготовка германской агрессии против СССР и начальный период войны сохраняют еще немало “белых пятен”» Беседовал А.Ф. Арсентьев Ключевые слова: военная история, Вторая мировая, историография Аннотация. В интервью рассматриваются вопросы, связанные с современной немецкой историографией, посвященной нападению Германии на СССР. Затрагиваются такие темы, как ревизионизм и влияние текущих мировых процессов на взаимодействие между историками. Стратиевский Дмитрий Валериевич – историк, доктор исторических наук, научный сотрудник исследовательского и документального проекта «Советские и немецкие военнопленные и интернированные» ГИИМ – Германского исторического института в Москве (Deutsches Historisches Institut Moskau). Исследователь проблемы советских военнопленных в Третьем Рейхе и германских военнопленных в СССР. Автор ряда книг, статей и выставок. “The preparation of the German aggression against USSR and the initial period of the war still have a lot of «blind spots»” – interview with Dmitri Stratievski Interviewer Alexander F. Arsentiev Key words: military history, WWII, historiography Abstract. The interview deals with the problems of modern German historiography, dedicated to the German invasion to USSR. It touches such themes, as revisionism and impact of actual global processes at the interaction of historians. Dmitri Stratievski – historian, Doctor of Historical Sciences, research scientist of the “Soviet and German prisoners of war and internees” project of German Historical Institute in Moscow (Deutsches Historisches Institut Moskau). Researcher of the problem of Soviet prisoners of war in Third Reich and German POWs in USSR. Author of the series of books, articles and exhibitions. A.A.: Каково восприятие 22-го июня 1941 г. в современной Германии - как на политическом уровне, так и в общественном сознании? Д.С.: В 2007 г. во влиятельной газете «Ди Цайт» вышла программная статья немецкого историка Петера Яна «27 миллионов». Бывший директор Германо-Российского музея в Карлсхорсте, здании, где был подписан Акт о капитуляции Германии, подчеркивал: «27 миллионов. Столько советских граждан стали жертвами германской войны в период с 1941 по 1945 гг. Это число, которое в нашей стране до сих пор неизвестно. Либо нет желания принимать его во внимание». Несомненно, Петер Ян сознательно преувеличивал, делая ударения на отсутствии глубокого осознания масштабов трагедии 41-го в рядах тех, кого принято называть «простыми людьми». Статья, позднее перепечатанная во многих сборниках, стала своего рода манифестом той части историографического сообщества и общества в целом, которые требует более серьезного отношения к жертвам нацистской агрессии в СССР. В настоящий момент в профессиональной и широкой общественной дискуссии ФРГ можно условно выделить три подхода к восприятию 22 июня 1941 г. Первый взгляд: Нападение Германии на Советский Союз стало особым этапом Второй мировой войны, «новым типом» войны на уничтожение, вызванным, не в последнюю очередь, идеологической подоплекой нацизма. Это повлекло за собой огромные жертвы и неслыханную жестокость. По совокупности причин германо-советскую войну 1941-1945 гг. следует рассматривать отдельно. Второй: Военный конфликт 1941-1945 гг. является неотъемлемой частью Второй мировой войны 1939-1945 гг. Германия проводила политику уничтожения не только на оккупированной территории СССР, но и в Польше и других регионах. Карательные подразделения уничтожали целые населенные пункты во Франции, в Греции, в Югославии. При этом «признается» большее количество жертв агрессии именно в Советском Союзе. Наконец, третья группа историков требует рассматривать нападение Германии на СССР в контексте модного ныне термина «кровавого 20 века», сплошной череды войн, революций и насильственного передела границ, уделяет много внимания предыстории конфликта и взаимоотношениям Москвы и Берлина в 1939-1941 гг., призывает избавиться от «советских мифов», мешающих непредвзятому восприятию исторических событий. В связи с тем, что немало значимых немецких специалистов в области историографии также пишут и для крупных СМИ, выступают на телевидении и в документальном кино, по данным «линиям» формируется и общественная дискуссия. Безусловно, между «группами» существует немало точек соприкосновения. Скажем, сторонник тезиса об «особой войне» Германии против СССР , о недостаточной информированности современных немцев об ужасах этого противостояния и малой степени эмпатии по отношению к жертвам, признает агрессивный характер политики Сталина в предвоенные годы, а тот историк, который много внимания уделяет Секретным протоколам к пакту Молотова-Риббентропа, не ставит под сомнение идеологический характер войны, развязанной нацистами. Несмотря на некоторые разногласия, объединяющей остается оценка факта нападения и методов ведения войны: агрессия Германии против СССР не имеет никаких оправданий, преступный нацизм принес неисчислимые страдания народам Советского Союза. На политическом уровне присутствует однозначное осуждение агрессии, признание исторической вины Германии за преступления периода национал-социализма. Эта позиция остается неизменной. Конечно, актуальная политическая ситуация накладывает определенный отпечаток на дискуссии. К примеру, Левая партия недавно предложила заключить «мирный договор с Россией», представив этот проект в историческом контексте. Ряд других партий отнеслись скептически к такой инициативе, т.к. РФ является одним из постсоветских государств. Другие страны бывшего СССР, например, Украина и Беларусь, территории которых были полностью оккупированы и стали пространством самых страшных преступлений против человечности, не могут быть игнорированы при любом подобном политическом начинании. Если же рассмотреть «обывательский» уровень, то для «рядового» немца 22 июня, по понятным причинам, не является столь эмоционально значимой датой, как 8 мая. Скорее среди широких слоев население присутствует общее понимание того, что агрессия Германии принесла жертвы и страдания народам СССР, без привязки к конкретной дате. A.A.: Какие темы, связанные с началом войны против СССР сейчас более всего интересуют немецких историков? Есть ли в историографии какие-то новые подходы? Д.С.: Об этом тяжело говорить обобщенно. В историографическом процессе участвуют как ВУЗы, специализированные институты и отдельные проекты, так и НКО и неформальные объединения профессиональных историков и людей без профильного образования, но посвятивших себя изучение тех или иных страниц прошлого. Если все же применить некоторое обобщение, современная германская историография интересуется как причинами и механизмами, которые побудили Гитлера отдать приказ вначале о разработке, а потом и об осуществлении военной кампании против СССР, так и практической реализацией политики войны на уничтожение, на острие которой находился вермахт. Не менее важна и бюрократическая сторона вопроса, фиксация тех или иных действий в сводках и донесениях. Например, в серии публикаций исследовательского центра Людвигсбурга университета Штутгарта вышел трехтомник, содержащий сводки айтзатцгрупп (т.н. Ereignismeldungen), начиная с первой сборной сводки (Sammelmeldung), датированной 23.06.1941 г. Нельзя утверждать, что эти документы не были ранее введены в научный оборот. Мне самому приходилось работать со сводками в берлинском филиале Федерального архива ФРГ. Но впервые была предпринята (на мой взгляд, удачная) попытка собрать документы такого типа «под одной обложкой», систематизировать и интерпретировать их, сделав доступными широкому кругу читателей. Непосредственно проблематике нападения Германии на СССР и первого года войны посвящена немалая часть монографии Дитера Поля «Господство вермахта. Немецкая военная оккупация и местное население в Советском Союзе». Автор рассматривает вермахт под несколько непривычным профессионалу углом зрения, в первую очередь, не как военную машину, противостоящую Красной Армии, а в качестве оккупационной силы, призванной применять насилие против военнопленных и гражданского населения, участвовать в Холокосте, любой ценой обеспечивать «безопасность» ближайшего тыла, отказываясь от любого гуманизма. Наконец, хотелось бы отметить объемную работу Рольфа-Дитера Мюллера «Враг находится на Востоке. Тайные планы Гитлера войны против СССР. 1939 г» Историк показывает процесс развития немецкого национализма, стереотипы в отношении «русских» и «славян», существовавшие в Германии еще до 1933 г., и доказывает готовность нацистов завоевать «пространство на Востоке» задолго до подписания Гитлером директивы об операции «Барбаросса». Не в последнюю очередь, необходимо отметить и классические работы, такие как монография Курта Петцольда «Нападение. 22 июня 1941 г.: причины, планы и последствия» и сборник «Нападение Германии на Советский Союз. Операция «Барбаросса. 1941 г.» под редакцией Герда Юбершера и Вольфрама Ветте. Я не назвал бы эти публикации неким открытием в историографии, переворачивающими наше представление о 41-ом, но вместе с тем это крайне тщательные, «универсальные» исследования, которые дают четкое представление о причинах войны и развитии ее первой фазы, причем для читателя с любым уровнем первоначальных знаний. Несмотря на некоторую простоту и доступность изложения фактов, эти труды нельзя назвать «публицистическими». Это серьезные и выверенные научные работы. A.A.: Насколько сильны позиции ревизионистов? Есть ли на данный момент авторитетные немецкие историки, рассматривающие операцию "Барбаросса" как акт "превентивной самообороны"? Д.С.: Наиболее активные дебаты вокруг «превентивного тезиса» велись в Германии в конце 70-ых и в 80-ых гг. 20 века, в рамках так называемого «спора историков» и после него. Абсолютное большинство видных представителей западногерманской академической науки (Бернд Бонвеч, Герд Юбершер, Бернд Вегнер, Ганс-Адольф Якобсен и другие) однозначно выступили против данного тезиса, посчитав его не соответствующим действительности и не подтвержденным документально. Новый импульс дискуссии, хотя и намного меньшего масштаба, дали частичное открытие советских архивов и выход книг Виктора Суворова в начале 90-ых гг. Вигберт Бенц выступил с резкой критикой Суворова и даже обвинил его в фальсификации цитат. Немецкие историки подчеркивали, что и «новые», некогда секретные документы, не изменили сделанных ранее выводов: не найдено доказательств подготовки Москвой агрессивной войны против Германии, по крайней мере, в стадии, предполагавшей практическую реализацию в обозримый период. Напротив, документы, доказывающие подготовку Германией нападения на СССР, доступны, не вызывают сомнения и позволяют проследить все стадии подготовительных мероприятий, от идеологической канвы до конкретных предписаний отдельным подразделениям. Анализ приказов, распоряжений, протоколов заседаний и личных записей высшего руководства «Третьего Рейха», НСДАП, ОКВ и других структур, вовлеченных в процесс подготовки агрессии, позволяет сделать однозначный вывод о том, что Гитлер и его окружение не считали Красную Армию готовой к нападению, не видели такой угрозы и предполагали, что в виду различных обстоятельств внешнего и внутреннего характера Советский Союз быстро потерпит военное поражение. Интересно, что мнение большинства немецких историков разделяют и их коллеги из других западных государств. В частности, американский военный историк Дэвид Гланц в своей книге Stumbling Colossus развенчал гипотезу Суворова и признал ее не соответствующей реальному соотношению сил и планов сторон по состоянию на 1941 г. Его соотечественник Тедди Ульдрикс, специализирующийся на истории дипломатии, в частности, по предвоенным контактам Москвы и Берлина, отметил, что построения Суворова «лишены каких-либо доказательств». В настоящий момент едва ли какой-нибудь академический историк ФРГ рассматривает план «Барбаросса» в качестве якобы превентивного спонтанного начинания, возникшего в связи с «угрозой с Востока». Фактически последним значимым сборником статей, авторы которых анализировали данный тезис и пришли к выводу о его несостоятельности, стала публикация под редакцией Бианки Пиертров-Эннкер «Превентивная война? Нападение Германии на Советский Союз», вышедшая в 2000 г. (Дополненное издание 2011 г.) Конечно, в Германии есть историки, разделяющие «превентивный тезис», ведущие подобные дискуссии в определенных кругах. Но это реваншистские, полулегальные общественные ниши. Можно назвать имена Штефана Шайля, Рольфа-Йозефа Айблихта или Вальтера Поста, праворадикальных авторов, популярных в кругах реваншистов-единомышленников. В частности, Шайль выдвигался в 2017 г. в депутаты Бундестага от правопопулистской партии «Альтернатива для Германии», но проиграл выборы в своем округе. Айблихт состоял в неонацистской НДПГ и продолжает поддерживать территориальные претензии в отношении Польши, России и Чехии. В целом, «превентивный тезис» можно считать в современной немецкой исторической науке маргинальным и опровергнутым, в отличие все же от дебатов в прошлом, до открытия советских архивов, когда противникам теории противостояли спорные, но все-таки известные классические историки, такие как Иоахим Хоффманн. Справедливости ради, хотелось бы добавить, что ни один известный мне авторитетный немецкий историк не пытается «обелить» Сталина, отрицать тот факт, что тогдашний руководитель СССР прибегал к насилию во внешней политике и сознательно делал ставку на такие действия. По моему мнению, Сталин был готов к агрессивной войне, если считал это целесообразным по политическим и военным соображением. Собственно, это наглядно показала Зимняя война с Финляндией. Ключевым является факт отсутствия плана вторжения в Германию в стадии реализации на момент 22 июня 1941 г., что автоматически делает «превентивный тезис» несостоятельным. Не исключаю, что если нападение Германии не произошло бы и была бы успешно завершена военная реформа в СССР, включая перевооружение РККА и заметное повышение ее боеспособности, то такие планы могли бы появиться в 1942 г. Но это уже соображения из области «альтернативной истории», а не исторической науки. A.A.: Насколько на данный момент развито сотрудничество между российскими и немецкими исследователями Второй Мировой войны? Идет ли обмен архивными материалами, "импорт концепций"? Д.С.: Не скрою, нынешняя напряженность в российско-германских отношениях накладывает заметный отпечаток на возможность сотрудничества и научного трансфера между специалистами двух стран. Хотя крупные международные проекты в области историографии менее затратные, чем, например, в естественнонаучных дисциплинах, они все же требуют значительного финансирования, которое по силам преимущественно государственным институциям. Здесь в дело вступает политика. Мне лично это неприятно, но есть факт: историография была и остается весьма политизированной. Есть и «трудности перевода», в буквальном смысле. Довольно мало немецких монографий переводится на русский язык, равно как и в Германии выходит мало переводных работ российских историков. Наконец, серьезные коррективы внесла нынешняя пандемия коронавируса. Но я не стал бы рисовать современную ситуацию исключительно в черных тонах. Многое делается и продолжает активно работать. Под эгидой Германской службы академических обменов DAAD работают десятки программ межвузовского сотрудничества между РФ и ФРГ, в которых задействованы 203 германских и 233 российских университета. Несмотря на эпидемиологические ограничения передвижения и заметные сложности с посещением России и Германии иностранными гражданами, проводятся конференции онлайн, поддерживается работа существующих проектов и намечаются новые. Важную роль играет Германский исторический институт в Москве, активная площадка для германо-российского диалога в области историографии. Продолжает успешно работать наш проект «Советские и немецкие военнопленные и интернированные». В рамках проекта в прошлом году был передан крупный массив материалов касательно советских военнопленных, выявленный в немецких архивах. Готовятся и новые передачи оцифрованных фондов. A.A.: Какие темы, связанные с началом войны Вы считаете наименее изученными? Что, помимо вопросов, связанных с военнопленными, было бы интересно исследовать лично Вам? Д.С.: На мой взгляд, именно подготовка германской агрессии против СССР и начальный период войны сохраняют еще немало «белых пятен». Известно, что план «Барбаросса» возник не на пустом месте. Ему предшествовали планы вторжения под кодовыми названиями «Отто» и «Фриц». Часть разработок вошла в итоговый вариант «Барбароссы», часть была отвергнута. Нельзя сказать, что эти разработки не изучались историками. Альберт Беер посвятил им монографию в далеком 1978 г. Однако последние десятилетия данные планы не находились в центре внимания, не были введены в научный оборот новые изученные архивные массивы. Интересно было бы проследить весь комплекс вопросов имплементации планов, альтернативных сценариев, обсуждавшихся в ОКВ, степень влияния на окончательное утверждение «Барбароссы» «невоенным» руководством Германии и лично Гитлером, к примеру, в ключевом вопросе удара по трем, а не двум направлениям. В начальном периоде войны относительно действий РККА по-прежнему мало детализации. Я могу ошибаться, т.к. локальные российские исследования на уровне небольших ВУЗов мне часто недоступны, но меня интересует степень компетенции в принятии решения на уровне отдельных соединений РККА непосредственно после начала войны. Нам известно, какие действия предпринимали та или иная армия, корпус или дивизия. Открытыми остаются вопросы, насколько конкретное подразделение действовало соизмеримо с обстоятельствами, выполнялись ли все приказы, в том числе и запоздавшие, более не отвечающие оперативной обстановке и тем самым бессмысленные. Список далеко не полный. У историков еще много работы.

Обсуждение книги : Гуданец Н. Л. «Певец свободы», или гипноз репутации. Очерки политической биографии Пушкина (1820–1823). — М. ; СПб. : Нестор-История, 2021. — 292 с. Выступление В.И. Новикова У меня не профессорское, не академическое мнение, а скорее – эмоциональное. Двадцать два года назад к юбилею поэта я подарил классику эссе «Двадцать два мифа о Пушкине», где попробовал в эту схему втиснуть всё, что утверждалось о Пушкине. Потом сам написал маленькую книжку в серии «ЖЗЛ», стараясь не создавать новый миф, но, наверное, тоже создал. Концепция этой книжки «Пушкин - человек-мир» тоже по-своему мифологична, поскольку логически и недоказуема, и неопровержима. В целом же за прошедшие двадцать два года добавить к юбилейному реестру было нечего, потому что о Пушкине интересных мифов (я имею в виду здесь высокое значение этого слова – концепция, идея) не появлялось. Возможно, мы сегодня присутствуем даже не при рождении, а уже при крещении нового мифа. Я уже подумываю, как его обозначить. Прочитав эту книгу, я подумал: «Пушкин-циник», а услышав от Николая Леонардовича, что это часть гораздо большей работы, надо, наверное, ознакомиться с полным текстом для того, чтобы найти определение. Кстати, совершенно верно Александр Мотелевич Мелихов сказал про писаревскую традицию. Но между Писаревым и Гуданцом есть ещё одно важное промежуточное звено – Абрам Терц «Прогулки с Пушкиным» (в книге есть отсылки к ней). Я был на дружеской ноге с ними обоими – с Терцем и с Синявским, – писал первое предисловие к их изданию в России. Растленное влияние не то Синявского, не то Терца сказалось во всей моей работе. Я придумал жанр «терцовки» и под этим названием совершал разные кощунственные дела: подверг сомнению гениальность Бродского; я единственный критик, не разделяющий положение о том, что «Москва-Петушки» является шедевром русской прозы; не буду продолжать дальше. Так что, с моей стороны выступать в роли какого-то увещевателя было бы по крайней мере лицемерно. Хотя в моей книжечке, адресованной демократическому широкому читателю, не знающему всего контекста пушкинистики, про стихотворение «Свободы сеятель пустынный» сказано, что это скорбный сарказм, а цинизм не коснулся души Пушкина во время создания этого произведения. Эта книжка литературная, а не научная, здесь никаких критериев верификации быть не может. Я вспоминаю семидесятые годы, когда я формировался как личность и как литератор. Надо сказать, что это было время небывалой интеллектуальной свободы. Я вспоминаю домашние разговоры (пространством свободы тогда было кухонное застолье), и споры в одной компании, собиравшейся вокруг Валентина Непомнящего, который в то время ещё не доказывал, что Пушкин – это Христос, а проводил мысль о том, что для Пушкина важнее не политическая свобода, а свобода личности. И в этом смысле он был во вполне прогрессивном либеральном тренде. Так вот, в этой домашней тусовке кто-то дерзко говорил: «Да твой Пушкин просто жополиз», имея в виду такие произведения, как «Стансы», «Друзьям», «Клеветникам России», «Бородинская годовщина». Так что, с Пушкиным тогда интеллигенция не церемонилась, и таких «прогулок с Пушкиным» на разговорном уровне было немало. Вспоминаю, как у меня в молодые годы консультировался для поступления в Литературный институт будущий довольно известный поэт Алексей Парщиков. Он уже ушёл из жизни, но, думаю, кто-то из присутствующих о нём успел услышать. Так вот, Алёша говорил: «Мне надо что-то на экзамене говорить, и я хотел бы знать, какие существуют штампы, и прошу их объяснить. Потому что Пушкин – это не поэт, Пушкин – это прозаик». Надо сказать, что и сейчас в кругах тех продвинутых современных молодых поэтов, которые почитают Алексея Парщикова, Пушкин считается не поэтом, а прозаиком, переводчиком в стихотворную форму каких-то общих мест и т.д. В этом смысле традиция отрицания Пушкина не прерывалась. И мне кажется, что в смысле познавательном, эвристическом она просто необходима. Потому что выражение «Пушкин – наше всё» употребляется не в том смысле, в каком говорил Аполлон Григорьев (я всё поражаюсь, что контекста этой цитаты никто не помнит!). Григорьев писал, полемизируя с Дружининым, что Пушкин – это НАШЕ всё. Не всемирное всё, а всего лишь навсего – НАШЕ. И Николай Леонардович об этом говорит. Просто Пушкин долгое время был заместитель всего. Выходила книга про П. В. Нащокина, человека интересного самого по себе, она называлась «Друг Пушкина Павел Воинович Нащокин». То есть, издать такую книгу в семидесятые годы можно было только с добавлением «друг Пушкина». Во многом исследования русской истории строились вокруг Пушкина. Так, если декабристы – то непременно надо их с Пушкиным связать и т.д. В общем, это была такая духовно-идеологическая реальность, которая вызывала ответную реакцию и желание определить конкретное место Пушкина. Этим занимался Тынянов, который писал: «…как бы высока ни была ценность Пушкина, ее все же незачем считать исключительной» (статья «Мнимый Пушкин»). Тынянов и как исследователь, и как писатель стремился конкретизировать Пушкина, увести от всего того, что связано с 1937 годом. Так что для Пушкина просто необходима полемическая атмосфера, и книга Николая Леонардовича эту атмосферу создаёт. Я с неослабевающим интересом читал всё то, что связано со стихотворением «Свободы сеятель пустынный» и, в частности, с понятием цинизма. В «Словаре языка Пушкина» это слово – циник, циничный – встречается всё время в нейтральном значении, не как осуждающее. Циником называет Пушкин себя, говорит о цинизме Вольтера и Рабле. Есть у него слово «цинизм» и даже однажды «кинизм» как философское понятие. Так что всё-таки «цинизм» пушкинского времени - это не «цинизм» нашей нынешней эпохи. Если выглянуть в окно и посмотреть, что же определяет сейчас нашу духовную общественную атмосферу, мне кажется, что это всеобъемлющий и беззастенчивый цинизм. И в этом смысле, звучащая из 1823 года и адресованная нашим современникам инвектива «Паситесь мирные народы», в общем, сохраняет какую-то актуальность, и ничего не поделаешь – мирные народы пасутся. И когда всё рассматривается в таком реконструированном контексте напряжённой идеологической атмосферы, всё оживает. Потому что школьный взгляд на Пушкина, как на «певца свободы», уже неприемлем даже на уровне педагогическом. Ну сколько можно начинать с оды «Вольность» и с «Деревни», сколько можно цитировать «Любви, надежды, тихой славы»?! Для Михаила Викторовича Панова (которого как раз издали недавно в «Нестор-Истории»), это послание к Чаадаеву – было синонимом эстетически нейтрального текста, к которому уже убито какое-то живое отношение. Книга будоражит. Я бы сказал, что Пушкину она нужна. В плане психологическом он, конечно, к любой критике относился весьма нервно. Но для того, чтобы Пушкин жил в сознании современников, мне кажется, что с с ним полезно спорить. Если спорить с ним можно – значит он живой, значит он не фикция. И сегодня на фоне всей этой юбилейщины (которая бывает не только по круглым датам, но и каждый год), намечается интересное интеллектуальное ристалище. Спасибо! Владимир Иванович Новиков - доктор филологических наук, литературовед, писатель.

Обсуждение книги : Гуданец Н. Л. «Певец свободы», или гипноз репутации. Очерки политической биографии Пушкина (1820–1823). — М. ; СПб. : Нестор-История, 2021. — 292 с. Выступление С.Е. Эрлиха Скандальное заявление русского писателя из Латвии Н.Л. Гуданца о том, что Пушкин не является поэтическим гением находится за пределами научного дискурса. Дело не в том, что Пушкин является гением по общему признанию, а в том, что, вопреки утверждениям литературоведов, объективных критериев художественной гениальности не существует. Можно отказывать в поэтическом даре Пушкину, можно считать величайшим русским поэтом, например, Верочку Полозкову. И первое, и второе ни доказать, ни опровергнуть невозможно. Суждения на эту тему всегда будут субъективными мнениями. Николай Леонардович приводит следующие аргументы в пользу своей точки зрения: 1) Пушкин ради благозвучия неоднократно поступался точностью смысла, поэтому в переводе его стихи теряют свое очарование; 2) Стихи Пушкина «расплывчаты», что приводит к постоянному вчитыванию в них собственных смыслов. В результате у каждого читателя существует собственный «мой Пушкин». Гуданец совпал в своих эстетических оценках с утилитарным подходом к поэзии декабриста Н.А. Бестужева, который считал, что думы «не поэта, а гражданина» Рылеева стоят выше пушкинского искусства ради искусства: «Обаяние Пушкина заключается в его стихах, которые, как сказал один рецензент, катятся жемчугом по бархату. <…> Переведите сочинения обоих поэтов на иностранный язык и увидите, что Пушкин станет ниже Рылеева. Мыслей последнего нельзя утратить в переводе — прелесть слога и очаровательная гармония стихов первого потеряются». Не могу согласиться ни с Бестужевым, ни с Гуданцом, поскольку по моему субъективному мнению, гармонию поэзии нельзя постичь бухгалтерией здравого смысла. Поэтическое слово воздействует на слушателя не столько воплощенными в нем «правильными» мыслями à la Рылеев, сколько завладевает нашим подсознанием с помощью ритма, рифмы и аллитерации. Благодаря уникальной певучести и акварельной «размытости» стихи Пушкина являются, об этом писал еще Ю.М. Лотман, генераторами смысла, поскольку приглашают поколения читателей соучаствовать в порождении новых непредусмотренных автором прочтений. Гуданец считает эти особенности пушкинской поэзии ее недостатками. Я рассматриваю их в качестве величайших поэтических достоинств. Еще раз повторю, что и одно, и другое мнения относятся к субъективной сфере вкуса и не могут быть ни доказаны, ни опровергнуты средствами научной аргументации. К сожалению шокирующий камингаут Гуданца по поводу поэтической ничтожности солнца нашей поэзии увел дискуссию от обсуждения реальных находок, содержащихся в книге «Певец свободы или гипноз репутации» и относящихся к верифицируемой сфере политической биографии Пушкина. Я бы выделил два, по моему мнению, открытия, особенно удивительных, поскольку сделаны они на плотно утрамбованном сотнями исследователей поле пушкинистики: 1) Датировка и причины так называемого «южного кризиса» Пушкина, источником которого считается, прежде всего, поражение европейских революций, а кульминацией - трагическое стихотворение «Свободы сеятель пустынный» (конец 1823). Гуданец убедительно доказывает, что Пушкин отказал «мирным народам» в стремлении к свободе уже в послании к В.Ф. Раевскому (середина 1822), т.е. в в то время когда речь о поражении испанской революции еще не шла. Кроме того, автор книги обращает внимание, что греческая и португальская революции были победоносными, поэтому сам общепринятый пушкинистами тезис «разочарования в освободительном потенциале народных масс после поражения европейских революций» является надуманным. Не могу согласиться, с мнением О.А. Проскурина, что пушкинское свободолюбие зачахло в процессе чтения газетных репортажей об отказе итальянских обывателей защищать Неаполитанскую революцию (подавлена в феврале 1821), поскольку через примерно полгода после ее подавления Пушкин пишет оду «Наполеон», которая небезосновательно считается пиком его вольнолюбивой поэзии. Гуданец приводит убедительные аргументы в пользу того, что мировоззренческий кризис Пушкина был вызван по-человечески понятным страхом политического преследования, после того как в конце 1821 рядом с ним начали падать снаряды репрессий: правительственное расследование деятельности масонской ложи «Овидий», арест майора В.Ф. Раевского, отставление от должности генерал-майора М.Ф. Орлова, официальная отставка со службы венерабля (руководителя) ложи «Овидий» генерал-майора П.С. Пущина. Пушкин осознал, что если не будет таить свои вольные мысли, то не только может надолго застрять в «азиатском» Кишиневе, но и, неровен час, отправиться в места гораздо более отдаленные, чем Бессарабия. В гражданском смысле заправский дуэлянт был, увы, столь же трусоват как и мы, набравшие в рот воды, когда, например, увольняли по политическим мотивам наших коллег из «Вышки». В политическом смысле мы «малы и мерзки» как наш великий поэт, но это «странное сближение» нас - «подлецов», не наделенных индульгенцией поэтического гения, никак не оправдывает. 2) Помещение «Сеятеля» в контекст рукописей поэта и письма к А.И. Тургеневу (1 декабря 1823) позволило предложить уникальную интерпретацию побуждений, которыми руководствовался Пушкин при написании одного из самых знаменитых русских стихотворений. Я прочел все доступные мне трактовки «Сеятеля», но ничего подобного не встречал. В советское время преобладало революционное толкование, поддержанное в том числе и моим любимым Лотманом: Пушкин-де предвосхитил Ленина, поскольку понял, что революция это движение самих масс и поэтому разочаровался в «безнародном бунте декабристов». Сейчас доминируют религиозные интерпретации и большинство исследователей считают, что Пушкиным в момент написания этого стихотворения водили истинно христианские чувства. Гуданец предлагает взглянуть на соседний с черновым наброском «Сеятеля» разворот первой масонской тетради, где находится черновик письма к Вигелю (22 октября – 4 ноября 1823). Оно включает скабрезное поэтическое послание приятелю-гомосексуалисту, заканчивающееся сакраментальными строчками: «О, Вигель, пощади мой зад». В письме не только содержатся практические советы кого из трех кишиневских знакомцев Пушкина Вигелю будет сподручней избрать для эротических утех, оно также изобилует религиозными кощунствами в вольтерьянском духе, который был присущ поэту до самого конца южной ссылки. В этом озорном антирелигиозном контексте трагический тон и христианские мотивы «Сеятеля» не могут не вызывать удивления. Гуданец предлагает обоснованное толкование этого внезапного перепада пушкинского настроения. «Сеятель» является частью письма к А.И. Тургеневу – просвещенному сановнику , который покровительствовал «нашему всему» на правах друга Сергея Львовича Пушкина и способствовал устройству подростка Саши в Царскосельский лицей, а также его переводу в 1823 из кишиневского захолустья в «европейскую» Одессу. В письме Пушкин старательно намекает, что окончательно встал на путь исправления и «Сеятель» в этом контексте выступает распиской в благонадежности. А христианские мотивы стихотворения и эпиграф из Евангелия объясняются пушкинским желанием «ямбом подсюсюкнуть» набожному Александру Ивановичу. В этой «крышесносной» интерпретации Гуданца «Сеятель» предстает не искренним излиянием трагических чувств поэта, а циничной поделкой, мотивированной прагматическими целями. Можно не соглашаться с выводами Гуданца по поводу политической биографии Пушкина, но считаю, что интеллектуальная честность пушкинистов требует аргументированного ответа по крайней мере на два отмеченных мной положения этой книги. Раздражаясь по поводу неприемлемого тона автора, следует признать, что это необходимая предпосылка сделанных им открытий. Будь он, как все мы, исполнен пиетета по отношению к Пушкину, новая концепция мировоззренческого кризиса поэта никогда бы не возникла, поскольку любовь слепа. «Этика подозрения» является двигателем книги Гуданца, книги более чем спорной, но в которой есть с чем спорить.

Обсуждение книги : Гуданец Н. Л. «Певец свободы», или гипноз репутации. Очерки политической биографии Пушкина (1820–1823). — М. ; СПб. : Нестор-История, 2021. — 292 с. Выступление Л.Я. Лурье От книги Николая Гуданца Пушкину не холодно и не жарко. Скандал хорош для маркетинга, издание раскупят. Гуданец – не Дмитрий Писарев. Похоже скорее на «Антиахматову» Тамары Катаевой и «Воскресение Маяковского» Юрия Карабчиевского. Те, впрочем, писали повеселее, меньше повторялись. Поэтика обличения автором – праведником незаслуженно расхваленного выскочки-творца у Гуданца, Катаевой и Карабчиевского общая. Пушкин, по Гуданцу, – лицемер, трус и карьерист, его заслуги многократно преувеличены или придуманы. Все начинается у Николая Гуданца анализом стихотворения «Сеятель». И если бы это была небольшая академическая статья, посвящённая комментарию к «Сеятелю», то, может быть, она была уместна «Свободы сеятель пустынный» написан в 1823 году и полон скептицизма по отношениям к перспективам народных восстаний. Многие считают, что это реакция Пушкина на поражение «военных революций» в Неаполе и в Испании. По Гуданцу это свидетельствует о том, что Пушкин – ренегат, отошедший от идей декабристов много раньше междуцарствования. Но начало 1820-х годов – это вообще глубокий кризис декабризма. 1821 год - год роспуска Союза Благоденствия. Из 107 известных нам членов этой организации в последующих декабристских обществах участвовало только 23 человека, т.е. 21%. 84 человека или 79% от декабристского движения отходят. Декабризм в истории освободительного движения уникален, между прочим, тем, что он не знает нелегальности. Несмотря на то, что Александр I был осведомлен о существовании тайных обществ, арестов до 1825 года практически не было (единственное исключение - В.Ф. Раевский). Факт участия в тайных обществах, по-видимому, не сказывался даже на продвижении по службе. Членом тайного общества, был , как известно, и герой «Горя от ума» Репетилов: «У нас есть общество, и тайные собранья, По четвергам. Секретнейший союз...»[1] Таким образом, мы получаем следующую картину: офицер, вступая в тайное общество, в дальнейшем ведет двойственное существование: с одной стороны, служа в армии, он производится в новые чины, получает под команду все большие воинские подразделения - возрастает степень его реального участия в управлении государственной машиной. С другой стороны, с ростом революционного стажа растет его престиж и роль в принятии решений в тайном обществе. Как член тайного общества, он думает о том, как распропагандировать вверенную ему воинскую часть и сделать ее готовой к возможному возмущению, а как командир части он обязан повышать ее боеспособность, "подтягивать" ее, готовить солдат к смотрам и парадам. Лишь немногим, как П.И. Пестелю, удавались обе эти задачи. У большинства они вызывали некоторую психологическую раздвоенность, не снимая и основного противоречия декабризма - принадлежа к господствующему классу, декабристы как политические деятели выступали против него.[2] Если для младших чинов эта раздвоенность не была еще чем-то определяющим, то старших офицеров такое, говоря языком социологии, маргинальное положение заставляло колебаться. Представляется, что резкое изменение состава участников движения при переходе от пропагандистской тактики Союза Благоденствия к тактике военной революции, связано в частности с этой психологическое раздвоенностью. (Закон о запрещении тайных обществ, тоже сыгравший определенную роль в изменении состава декабристов, вышел позднее - в 1822 году). Некоторые декабристы, не выдерживая подобной двойственности, уходят в отставку и остаются членами тайных обществ (так поступили И.Д. Якушкин, И.И. Пущин, М.И. Муравьев-Апостол). Другие отходят от общества, продолжая службу в армии. И их, как мы видели, большинство. О причинах отхода декабрист А.Е. Розен писал: "Молодые люди в обер-офицерских эполетах с огромным запасом тогдашнего либерализма и филантропических и космополитических идей, дослужившись до штаб-офицерских эполет и до вакансий в отдельные начальники, в полковые командиры и, наконец, убедившись, что Павел Иванович Пестель и сообщники его не шутят и не забавляются голословными обещаниями на съездах и сходках, а весьма серьезно увлеклись делом общества, - часть из них умудрилась и последовала примеру М.Н. Муравьева" (т.е. вышла из Общества. - Л.Л.).[3] Психологическая раздвоенность имела большое значение и в решающий момент междуцарствия. На Юге и оба генерала-декабриста (А.П. Юшневский и С.Г. Волконский), и по крайней мере пятеро из полковых командиров (П.В. Аврамов, А.З. Муравьев, И.С. Повало-Швейковский, В.К. Тизенгаузен, А.В. Ентальцев) не проявили инициативы. Тем самым была парализована активность более молодых членов Тульчинской и Каменской управ. Вооруженное выступление смогло произойти только в самой демократичной по составу Васильковской Управе. На Севере 14 декабря старшими по чину среди восставших были штабс-капитаны М. и А.А. Бестужевы и Д.И. Щепин-Ростовский. Ни диктатор восстания С.И. Трубецкой, ни предполагаемые руководители колонн А.И. Булатов и А.К. Якубович не выполнили 14 декабря свой долг, и вся тяжесть руководства мятежными войсками лежала не на этих штаб-офицерах - участниках войны 1812 года, а на гвардейской молодежи. Но молодые руководители восстания тоже оказались больше офицерами, чем заговорщиками. Поведение поручика Н.А. Панова, действовавшего точно по разработанному накануне плану, но не решившегося (а у него были такие возможности) арестовать императорскую семью в Зимнем дворце, а потом и самого императора у дома Лобанова-Ростовского; отсутствие инициативы, когда на площадь так и не пришел С.И. Трубецкой, может быть в значительной степени объяснено усвоенной годами офицерской службы, привычкой исполнять приказы и неспособностью проявлять инициативу в неожиданных ситуациях, характерной для психологии революционера. На следствии, как известно, декабристы вели себя "хуже", чем народовольцы, эсеры, социал-демократы. Нам кажется, что поведение декабристов на допросах в Зимнем дворце и в Комендантском доме Петропавловской крепости в значительной степени связано с той же психологической раздвоенностью.[4] Двойной статус арестованных декабристов - и заговорщики и офицеры - психологически воздействовал на подследственных. У них существовал определенный психологический комплекс, связанный с нарушением присяги и с замыслами цареубийства.[5] Часто они видели в следователях не только и не столько политических врагов, что характерно .для революционеров более поздних поколений, сколько старших по чину офицеров. . В этом смысле разочарование Пушкина в ранних декабристских планах было не исключением, а правилом. Не является ни предательством идеалов декабризма ни каким-то исключением из правил и попытки Пушкина влиять на политику Николая Первого. По отношению к Александру I такие попытки совершали и Николай Тургенев, и Чаадаев и близкие к декабристам Мордвинов и Сперанский. С Николаем старались честно сотрудничать П. Киселев, П.Вяземский, В.Жуковский.. Нет сомнений, что Пушкин последовательно, всеми возможными способами, какие у него были, хотел и способствовал облегчению положения декабристов, которые находились в Сибири. И то, что он писал в «Памятнике», что вослед Радищеву восславил я свободу, и «Послание в Сибирь» – это абсолютно прямые высказывания. Политические взгляды декабристов выпрямлены и фальсифицированы академиком Милицей Нечкиной и ее школой. Но в советсой науки работали и противники Нечкиной, скажем Владимир Владимирович Пугачёв и Юлиан Григорьевич Оксман, которые старались не сводить декабризм к чистой революционности. У Пушкина была политическая программа. Она лучше всего выражена в «Моей родословной». Это программа Хартии вольностей, это программа монархического правления ограниченного родовым дворянством. [1] «Горе от ума», 4-е действие, 4 явление. [2] Имело бы смысл проанализировать, как влияли на революционную активность декабристов их семейное положение (ср. отход от декабризма М.Ф. Орлова, Александра и Никиты Муравьевых после женитьбы) и имущественное положение. [3] Розен А.Е. Михаил Николаевич Муравьев и его участие в тайном обществе 1816-1821 гг. - Русская старина, 1884, №1I, с. 62. [4] С этим положением, высказанным нами в статье "Некоторые особенности возрастного состава участников освободительного движения в России" (Освободительное движение в России, вып. 7. Саратов, 1978, с. 71) согласен и Н.А. Троицкий (см. его книгу "Безумство храбрых". М., 1978, с. 91). [5] Ср.: Троицкий Н.А. Царские суды против революционной России. Саратов, 1978, с. 114-115. Характерно, в частности, письмо Николаю члена Южного общества штабс-капитана И.Р. Фохта. Этот декабрист, приговоренный в конце концов к 20 годам ссылки в Сибирь, мотивировал свою стойкость на первых допросах так: "...я боялся,, что если откроюсь... меня выгонят из службы, и как я бедный человек, то что тогда сделаю" (Восстание декабристов. Документы. Т. XIII., М., 1973, с. 97-98). Лев Яковлевич Лурье - кандидат исторических наук, историк, писатель, журналист.