Соколов Б.В. Свет и тени генерала Ярузельского. Рец.: Черёмушкин П. Г. Ярузельский: испытание Россией. Изд. 2-е, расшир. и дополн. М.: АИРО-XXI, 2021. 394 с.
Рецензируется биография генерала Ярузельского, принадлежащая перу российского автора. Рецензент дискутирует с мнением, согласно которому польский лидер может быть поставлен в ряд крупных политических фигур XX в. Ведь введение им военного положения в Польше в декабре 1981 г. не придало жизнеспособности коммунистическому режиму и лишь отсрочило на 8 лет его крах.
Ключевые слова: Польша, СССР, польско-советские отношения, Брежнев, генерал Ярузельский, события 1980-1981 гг. в Польше, движение Солидарность, введение военного положения в Польше.
Sokolov Boris V. Light and Shadows of general Jaruzelski
The biography of General Jaruzelsky, written by a Russian author, is reviewed. The reviewer discusses the opinion according to which the Polish leader can be placed among the major political figures of the 20th century. After all, his introduction of martial law in Poland in December 1981 did not give viability to the communist regime and only delayed its collapse by 8 years.
Key words: Poland, USSR, Polish-Soviet relations, Brezhnev, General Jaruzelski, events of 1980-1981 in Poland, the Solidarity movement, the imposition of martial law in Poland.
Книга журналиста и историка Петра Черемушкина посвящена последнему коммунистическому лидеру Польши генералу Войцеху Ярузельскому. Автор книги хорошо знает польский язык, многократно бывал в Польше еще со студенческих лет. В 2004 году он лично встречался с Войцехом Ярузельским, брал интервью, опубликованное в еженедельнике «Профиль». А всего они встречались трижды. В предисловии к книге историк Вадим Волобуев, автор биографии Иоанна Павла II[1], важным достоинством книги считает то, что «она показывает Ярузельского обычным человеком, со своими слабостями и пристрастиями. И в то же время не забывает изображать всю панораму событий, на фоне которых довелось действовать генералу» (С. 8) Но вот оценка Ярузельского автором предисловия как политика «мирового масштаба» представляется мне завышенной и из книги Черемушкина никак не следует, хотя своему герою Черемушкин искренне симпатизирует. Тем не менее, он тоже утверждает: «Деятельность генерала Ярузельского на посту главы государства поставила его в ряд выдающихся политических фигур ХХ века» (С. 389).
Вот с этим можно поспорить. Оставил ли после себя Ярузельский какое-то наследие, которое актуально в сегодняшней Польше? Нет, такого наследия нет, ни одна польская политическая сила не обращается к фигуре Ярузельского. Были ли у него какие-то достижения как у политического деятеля? Самым заметным политическим событием, связанным с его именем, стало введение в декабре 1981 г. военного положения в Польше, что почти на 8 лет отсрочило падение коммунистического правления в стране и приход к власти «Солидарности». Но назвать это достижением язык у меня не поворачивается, учитывая, чем все это кончилось. Иногда в заслугу Ярузельскому ставят, что он организовал «круглый стол» с оппозицией и мирную передачу власти «Солидарности» в 1989 году. Но, спрашивается, а не был ли упущен шанс сделать это уже в 1981 году вместо введения военного положения? Вот если бы переговоры и свободные выборы состоялись тогда, то Ярузельский действительно вошел бы в историю как выдающийся политик, первым в истории добровольно пошедшим на мирную передачу власти от коммунистов некоммунистической оппозиции. Но он предпочел пойти по пути введения военного положения (конечно, в условиях сильного советского давления). Вспомним также, что в течение семи лет Ярузельский был практически единоличным правителем Польши, но ничем выдающимся в этом качестве не запомнился. Модернизировать коммунистическую систему и вновь сделать ее жизнеспособной ему не удалось. Скорее всего, эта задача в Польше 80-х годов прошлого века была нерешаема в принципе. Но, в любом случае, ничего выдающегося как политик Ярузельский не совершил. Тот образ своего героя, который создал Черемушкин, наверняка придется по душе тем, кто поддерживал Ярузельского и симпатизирует ему, и вызовет неприятие у противников последнего коммунистического лидера Польши.
П. Черемушкин подробно излагает основные факты его биографии, делая упор на Второй мировой войне, послевоенной службе в Войске Польском и политической карьере в 80-е годы. Книга написана живо и интересно, перемежая цитаты из мемуаров и документов собственными воспоминаниями о Польше и поляках. Образ генерала получился очень объемный и привлекательный. Российские читатели узнают из книги много нового не только о Войцехе Ярузельском, но и о Польше, начиная с периода после Второй мировой войны и кончая нашими днями, поскольку фигура генерала и сегодня остается предметом полемики историков и публицистов.
Автор книги не исключает, что Ярузельский, возможно, предотвратил «кровавую преждевременную революцию, которая в начале 1980-х вряд ли могла рассчитывать на победу». (С. 346) Однако в возможность такой революции трудно поверить. «Солидарность» использовала только ненасильственные методы борьбы. А в случае, если бы Ярузельский отказался от введения военного положения, альтернативой мог быть только компромисс с оппозицией, примерно такой, какой был реально осуществлен в 1989 году. Ведь, по свидетельству идеолога «Солидарности» Адама Михника, большинство руководства «Солидарности» выступало за «достойный компромисс с ПОРП» (С. 242).
Как отмечает Черемушкин, сторонники генерала «заявляли, что попытки очернить Ярузельского, представить его личность исключительно в черном свете бросают тень на всех, кто служил Польше в советские времена» (С. 36). Здесь и лежит причина того, что на защиту Ярузельского в то время, когда власти пытались привлечь его к судебной ответственности за введение военного положения, встала значительная часть польского общества. Те, кто так или иначе был связан с властью в коммунистической Польше (а их были многие миллионы), воспринимали осуждение государственной деятельности генерала как косвенное осуждение их собственного сотрудничества с режимом.
Автор книги полагает, что «ставшие доступными документы Политбюро ЦК КПСС свидетельствуют о том, что в 1981 году (не в 1980-м) в высшем политическом руководстве Советского Союза господствовало острое и практически единодушное нежелание вводить войска в Польшу. Однако Ярузельского и других польских руководителей вполне могли об этом не информировать в то время и продолжать блефовать наличием такой угрозы, добиваясь от поляков действий собственными силами» (С. 12). Однако на самом деле это не так. Доступные документы, цитируемые в книге, как раз свидетельствуют: Ярузельский был в достаточной мере информирован о том, что он должен вводить военное положение своими силами, и что советские войска на помощь ему не придут. Дезинформировать польского лидера на этот счет было не только бессмысленно, но и опасно. Если бы Ярузельский не был уверен в своей способности ввести военное положение с помощью только собственных силовых структур, вопрос о том, сможет ли он опереться на помощь советских войск, стал бы для польского лидера ключевым. И в зависимости от ответа на него он мог бы избрать ту или иную политическую тактику. Ошибка с его стороны, например, в оценке степени лояльности коммунистическому правлению силовых структур могла бы погрузить Польшу в хаос. Если бы Ярузельский не знал, что советской военной помощи не будет, а пошел бы на введение военного положения, не будучи уверен, что справится самостоятельно, но надеясь на ввод советских войск, и при этом проиграл бы, то смена власти в Польше приобрела бы хаотический характер, что меньше всего устроило бы Кремль. По сравнению с таким сценарием компромисс с «Солидарностью», вроде того, что был достигнут в 1989 году, был бы для Москвы не самым худшим вариантом.
П. Черемушкин цитирует слова Юрия Андропова на заседании Политбюро 29 октября 1981 года: «Польские руководители поговаривают о военной помощи со стороны братских стран. Однако нам нужно твердо придерживаться своей линии – наши войска в Польшу не вводить» (С. 12) Как справедливо замечает Черемушкин, «Брежневу очень не хотелось, чтобы в результате каких-то советских действий непредсказуемые поляки стали бы взрывать нефтепроводы» (С. 259). На заседании Политбюро 10 декабря 1981 года было решено советские войска в Польшу не посылать, а предложить польским товарищам разобраться с «Солидарностью» самостоятельно. Наиболее развернуто эту позицию выразил, с санкции Брежнева, Юрий Андропов: «…что касается проведения операции “Х” (введение военного положения – Б. С.), то это целиком и полностью должно быть решением польских товарищей, как они решат, так тому и быть. Если т. Куликов (Главнокомандующий Объединёнными Вооружёнными силами государств — участников Варшавского договора – Б. С.) действительно сказал о вводе войск, то я считаю, он сделал это неправильно. Мы не можем рисковать. Мы не намерены вводить войска в Польшу. Это правильная позиция, и нам нужно ее соблюдать до конца. Я не знаю, как будет обстоять дело с Польшей, но если даже Польша будет под властью “Солидарности”, то это будет одно. А если на Советский Союз обрушатся капиталистические страны, а у них уже есть соответствующая договоренность с различного рода экономическими и политическими санкциями, то для нас это будет очень тяжело. Мы должны проявлять заботу о нашей стране, об укреплении Советского Союза. Это наша главная линия» (С. 372-373). И секретарь ЦК КПСС Константин Русаков довел соответствующую информацию до Ярузельского[2]. Черемушкин так пишет о сообщении Русакова: «Аношкин докладывал: маршал Куликов узнал от советского посла в Варшаве Бориса Аристова, что по распоряжению Ярузельского ему позвонил секретарь ЦК ПОРП Мирослав Милевский и спросил: “Можем ли мы рассчитывать на помощь по военной линии со стороны СССР (о дополнительном вводе войск)?” Аристов связался с секретарем ЦК КПСС Константином Русаковым и, как утверждает Аношкин, получил ответ: войска вводиться не будут. Для поляков это казалось страшной новостью. Оказалось, что после продолжавшихся полтора года разговоров о вводе войск всё отпало» (С. 365-366). Наверное, здесь правильнее говорить не о поляках, а о польском коммунистическом руководстве. Черемушкин, признавая, что советское руководство не собиралось вводить войска в Польшу в декабре 81-го и сообщило об этом Ярузельскому, который, напротив, просил о вводе советских войск, –пытается оправдать своего героя: «Понятно, что генерал Ярузельский не мог знать о подробностях этого заседания (Политбюро 10 декабря. – Б. С.), равно как и не мог не принимать во внимание позицию советских военных, которые наверняка имели план “Б” на случай провала операции под руководством самих поляков» (С. 366). Но советские военные самостоятельной роли в системе власти в СССР не играли и никаких военных планов без указания политического руководства не разрабатывали и уж тем более не вводили их в действие. И Ярузельский не мог об этом не знать, тем более, что, как подчеркивает автор книги, генерал «обладал обширными знаниями о советской военной системе» (С. 382). В контексте всей этой информации довольно странно выглядит, на мой взгляд, утверждение о том, что в день введения военного положения «дивизии Советской Армии стояли наготове как на территории самой Польши, так и на её границах на тот случай, если властям не удастся взять ситуацию под контроль собственными силами» (С. 258) На самом деле Ярузельский знал, что на помощь ему эти дивизии не придут.
Таким образом, даже приход к власти «Солидарности» в Москве считался меньшим злом по сравнению с неизбежным ужесточением западных санкций в случае советской военной интервенции в Польше. И накануне введения военного положения первому секретарю ЦК ПОРП и главе правительства генералу Войцеху Ярузельскому сообщили, что в случае неудачи с введением военного положения он не сможет рассчитывать на помощь советских войск, о привлечении которых он сам просил. И хотя Ярузельский в итоге справился с введением военного положения и интернированием руководства «Солидарности» своими силами, это была пиррова победа.
П. Черемушкин упоминает рабочий дневник генерала Виктора Аношкина, в 1981 году – адъютанта маршала Куликова, из которого «следует, что 9 декабря 1981 года Ярузельский просил советских партнеров ввести в Польшу войска, но получил уклончивый ответ. Подлинность этого документа подтверждает и директор Центра изучения холодной войны Гарвардского университета (США) Марк Крамер» (С. 14). Но тогда получается, что все утверждения Ярузельского о том, что он ввел военное положение только для того, чтобы не допустить ввод в Польшу советских войск, не стоят и ломаного гроша. И тогда непонятно, почему Черемушкин, судя по книге, доверяет эти утверждениям. Тогда ему надо было бы каким-то образом поставить под сомнение свидетельство Аношкина, но он это не делает. Вот уличающее Ярузельского место из дневника Аношкина: «Забастовки являются для нас лучшим вариантом. Рабочие остаются на месте. Будет хуже, если они покинут предприятия и начнут разорять партийные комитеты, организовывать демонстрации. Если это перекинется на всю страну, то вы будете должны нам помочь. Сами мы не справимся», – якобы с такими словами Ярузельский обратился к Куликову за четыре дня до введения военного положения. Он также пригрозил, что Польша может выйти из Варшавского договора, что в тех условиях вряд ли произвело на советское руководство хоть какое-то впечатление[3].
Черемушкин же утверждает, что ему ближе всего позиция Адама Михника, полагавшего, что политика Ярузельского спасла Польшу от советского вторжения на рубеже 1981 и 1982 годов (С. 35). Однако факты говорят, что генерал Ярузельский не только не был противником такого вторжения, но сам просил о вводе советских войск. Здесь мы наблюдаем весьма распространенное среди историков явление, когда исследователь, следуя принципу научной честности, приводит свидетельство, безусловно опровергающее его теорию, но все равно оказывается не в силах отказаться от дорогой его сердцу теории.
В то же время Черемушкин признает, что, «по мнению польских историков, военное положение было введено не из-за заботы Ярузельского о судьбе страны, а для спасения коммунистического режима» (С. 27-28). Он также полагает, что советские руководители «никогда бы не пошли на то, чтобы отпустить Польшу из Варшавского договора» (С. 13). Тут необходимо заметить, что в случае прихода к власти «Солидарности» в начале 80-х годов членство Польши в Организации Варшавского договора стало бы сугубо формальным и принципиального значения не имело бы. Вспомним, что в начале 60-х годов руководство Албании порвало все связи с СССР, вплоть до разрыва дипломатических отношений, но вплоть до 1968 года оставалась членом ОВД. Да и после реального прихода к власти «Солидарности» в 1989 году Польша оставалась членом ОВД до 1 июля 1991 года, когда в Праге Болгария, Венгрия, Польша, Румыния, СССР и Чехословакия подписали протокол о полном прекращении действия Варшавского договора 1955 года. Советское руководство наверняка беспокоила возможность вступления некоммунистической Польши в НАТО, а уж останется она формальным членом ОВД или нет, не было для него первостепенным вопросом.
П. Черемушкин дает понять, что считает суд над Ярузельским нарушением морально- этических норм. Он выдвигает гипотезу, согласно которой суд над генералом не мог состояться, пока был жив папа римский Иоанн Павел II, и в связи с этим утверждает: «В Ватикане меняется власть, и никто больше не мог погрозить полякам пальчиком, если считал, что они переходят моральные границы, или призвать польских политиков к соблюдению этических правил». (С. 367). Трудно, однако, понять, какие моральные границы и этические нормы нарушило привлечение к суду Ярузельского за введение военного положения (в итоге он был исключен из числа подсудимых по состоянию здоровья). И связано это было скорее не со смертью Иоанна Павла II, а с приходом к власти в лице партии «Право и справедливость» более радикальных антикоммунистических сил, не связанных компромиссом, достигнутым Ярузельским и руководителями «Солидарности». Как представляется, в позиции Черемушкина большую роль играет эмоциональный момент. Автор книги создал настолько привлекательный образ Ярузельского, что просто не может себе представить, как такого человека могут предать суду. Он пишет про Ярузельского, что «от деятелей советского блока он отличался иностранным флёром, каким-то абсолютно несоветским содержанием» (С. 42). Автор книги восторженно пишет о своем герое: «…подлинный государственный муж, человек, знающий цену и себе, и своей позиции в истории и политике, которую не зря называют искусством возможного» (С. 47). Но тут опять проявляется противоречие между авторской декларацией и теми фактами, которые присутствуют в книге. Ярузельский всю оставшуюся жизнь стремился доказать, что его главная (а по сути – единственная) заслуга перед Польшей заключается в том, что введением военного положения он предотвратил советскую военную интервенцию в конце 1981 года. Однако приводимые в книге факты заставляют прийти к выводу, что угрозы советской военной интервенции в то время не существовало, и Ярузельский это знал. Так какой же он государственный муж? Более того. Как известно, политическая карьера Ярузельского началась после того, как он занял пост министра обороны в 1968 году. Это предопределило его последующее восхождение к вершинам власти и его роль во введении военного положения. Но, как пишет Черемушкин, «впоследствии Ярузельский признавал, что согласие занять должность министра было одной из самых больших его ошибок. “Если бы я тогда окончательно отказался, мне бы не пришлось пройти через всё то, через что пришлось пройти потом. Это повышение стало переломным моментом в моей биографии. Это был момент, который предопределил всё”» (С. 129). Но тогда получается, что сам генерал сожалел о том, что сам же ставил себе в заслугу. Думаю, что в данном случае он был искренен. Постфактум Ярузельский в глубине души сожалел о введении военного положения, которое не спасло коммунизм в Польше, а его самого подвело под суд. А началось все с его прихода на пост министра обороны. Но, с другой стороны, не было бы этого – и Ярузельский не вошел бы в историю, а остался бы одним из многих генералов Войска Польского, о которых забыли сразу после выхода в отставку.
Черемушкин делает один принципиально верный общий вывод, хотя, пожалуй, и преувеличивает политические способности своего героя: «В наши дни, когда Россия оказалась в конфронтации со многими соседями на Западе, как ближними, так и дальними, возникает соблазн заявить: существовавшая в советские времена система отношений, иерархия подчинённости окраин империи Центру были оптимальными для взаимодействия с такими странами, как Польша. Однако весь жизненный путь генерала Ярузельского не позволяет согласиться с таким мнением. Его политическая биография показывает, насколько сложными и неоднозначными были эти отношения, какими многочисленными факторами они определялись и как непросто складывались. По многим причинам повторить такую модель отношений уже не удастся хотя бы потому, что не осталось подобных Ярузельскому кадров, способных на такую ювелирную, до мелочей просчитанную политику. Да и России сегодня следует гораздо больше сосредотачиваться на внутренних проблемах, нежели на внешних» (С. 388).
Очень интересно определение, данное Черемушкиным Ярузельскому – «аристократ, которого жизненные передряги превратили в верного слугу Советской империи» (С. 26). Советской империи он служил вынужденно, но верно. Также автор книги отмечает, что «образ жизни лидера Польши и высшего военного лица отличался бросавшейся в глаза скромностью» (С. 384). В то же время «Ярузельский был “человеком своего времени” и действовал в рамках допустимого, тщательно стремясь, с одной стороны, не нарушить советские табу, а с другой, защитить интересы своего народа максимально доступными методами» (С. 386). Но сразу встает вопрос, а что именно понимал генерал под интересами польского народа. Судя по книге, он видел их в построении в Польше социалистического общества и в дружбе с Советским Союзом. Но сейчас большинство поляков явно не в этом видят свои интересы, хотя значительная часть населения Польши всё же и теперь относится к России с определенной симпатией. Хотя, с другой стороны, вряд ли Ярузельскому могли нравиться такие порядки, когда даже на похоронах матери он, под угрозой выговора по службе, не мог войти в костел, где происходило отпевание (С. 118-119).
На наш взгляд, Ярузельский, успешно сделавший не только военную, но и политическую карьеру в коммунистической Польше, обладал определенными политическими способностями. Однако он оказался во главе Польши в тот момент, когда вывести из кризиса коммунистический режим было уже невозможно. Черемушкин делает верный вывод о том, что в коммунистической Польше Ярузельский «сразу понял “секреты новой политической культуры в её разнообразных формах”, быстро усвоил иерархию общественных институтов, в которые следовало вписаться» (С. 90). Черемушкин также совершенно справедливо пишет, что в бытность маршала Рокоссовского министром обороны Польши Войско Польское всё больше походило на Советскую армию: «организационная структура принимает идентичное состояние, происходит унификация военной техники, даже военная форма подобна советской. В инструкциях, поступавших сверху, подчёркивалось, что военное образование будет строиться в духе дружбы и союзнической верности в отношении СССР, любви и преданности “вождю прогрессивного человечества” Иосифу Сталину, “братства по оружию” с Советской Армией» (С. 96). Все это, конечно, не могло не отразиться на Ярузельском, который на первый план должен был ставить лояльность Советскому Союзу. Эту лояльность СССР, а потом России, как показано в книге, генерал сохранил до самого конца, что Черемушкин ставит ему в заслугу.
Есть в книге отдельные частные неточности. Так, Черемушкин в связи с расстрелом НКВД польских офицеров и представителей интеллигенции весной 1940 года пишет: «На Украине (Быковня), в Белоруссии (Куропаты) и на территории нынешней России в Катыни (Смоленская область), Медном (Тверская область) и Козельске (Калужская область) ныне находятся могилы тысяч убитых поляков» (С. 22). Однако могилы поляков, расстрелянных по постановлению Политбюро от 5 марта 1940 года в апреле и первой половине мая того же года, не могли находиться в Козельске. Там был лагерь польских военнопленных, но расстреливали их в Катынском лесу. Что же касается Быковни и Куропат, то до сих пор нет доказательств, что там захоронены поляки, расстрелянные весной 1940 года (теоретически там могли хоронить расстрелянных поляков из числа гражданских лиц, взятых из тюрем Западной Украины и Западной Белоруссии). Зато Черемушкин не упоминает вполне реальное место захоронений жертв весенних расстрелов – поселок Пятихатка (Пятихатки) в городской черте Харькова.
Черемушкин характеризует Россию как страну, «за счёт захвата территорий которой в XVI и XVII веках росла польская империя Речь Посполитая» (С. 19-20). Но эта фраза, строго говоря, бессмысленна. В то время России еще не было, а была Московская Русь, которая вела войны с Великим княжеством Литовским в XV-XVI веках за целый ряд пограничных территорий. В ряде из этих войн Литву поддерживала Польша, а после того, как в 1569 году, чтобы противостоять московской угрозе, эти два государства объединились в Речь Посполитую, Московскому государству пришлось воевать уже с ней.
Пытаясь доказать, что при Брежневе и Хрущеве Польша была под менее жестким советским контролем, чем при Сталине, Черемушкин ссылается на бывшего первого секретаря ЦК ПОРП Станислава Каню, вспоминавшего, что, «несмотря на то что Брежнев кричал на него и предъявлял претензии, Кане позволялось высказывать своё мнение и пытаться убеждать советское руководство в верности своей точки зрения» (С. 377). Наверняка так оно и было, но я с трудом представляю себе, что Сталин не разрешал высказать свое мнение Болеславу Беруту или тогдашнему министру обороны Польши маршалу Рокоссовскому, что, конечно, не означало, что он с этим мнением всегда соглашался.
Иногда автор бросает в адрес своего героя патетические фразы, которые вообще-то трудно понять: «Войцех Ярузельский прошёл испытание Россией до конца и с честью. И выдержал проверку временем, что история подтвердит ещё не раз» (С. 385). Что имеется в виду под «испытанием Россией»? Депортация в Сибирь? Или назначение министром обороны и главой ПОРП с одобрения советского руководства? И что означало бы, что Ярузельский этого испытания не выдержал? Умер в ссылке или присоединился к армии Андерса? И каким образом Ярузельский выдержал «проверку временем»? Ведь никакого наследия, ни военного, ни политического, он не оставил, а введение им военного положения, чем он, собственно, и вошел в историю, оказалось в конечном счете бесплодным. Да и сам Черемушкин, применительно к военному положению в Польше, признает, что «ни в одном государстве невозможно решить внутренние проблемы насилием, каким бы изощрённым способом оно ни разрабатывалось» (С. 387).
Довольно странно звучит утверждение о том, что «основным источником по проблеме “введут или не введут” (советские войска в Польшу в 1981 году – Б. С.), остаются мемуары советских генералов Владислава Ачалова и Виктора Дубынина» (С. 45). И это при том, что сам Черемушкин обильно цитирует в книге и протоколы заседаний Политбюро, и дневник генерала Аношкина, источники вполне документальные, из которых становится ясно, что ввод советских войск исключался, и никакого плана «Б» на случай неудачи Ярузельского, на который Черемушкин ссылается вслед за Ачаловым и Дубыниным, не было. Да и по своему тогдашнему положению оба генерала никак не могли быть осведомлены о решениях высшего политического руководства.
Автор книги сообщает: «В марте 1949 года Берут лично обратился к Сталину с просьбой командировать в ряды Войска Польского советских генералов. В Кремле к его просьбе отнеслись с пониманием» (С. 94-95). Тут все же стоило бы дать комментарий насчет того, что такого рода просьбы все же обычно сперва доводились Сталиным до Варшавы, а потом уже, оформленные как просьбы польского руководства, возвращались в Москву.
Черемушкин пишет, что «ночью с 15 на 16 июня 1958 года, в Венгрии после тайного суда был осуждён и расстрелян премьер-министр Имре Надь» (С. 112). Однако широко известно, что Надь был не расстрелян, а повешен.
Несколько странно звучит утверждение о том, что в правление Эдварда Герека, т. е. в 70-е годы, произошёл подлинный творческий взрыв польской кинематографии, давший миру таких режиссёров, как Анджей Вайда, Кшиштоф Занусси, Роман Полански и многих других. Крупнейшей фигурой мировой литературы стал такой автор, как Ярослав Ивашкевич» (С. 163). Вайда еще до 1970-х годов снял такие признанные шедевры как «Канал», «Пепел и алмаз», «Пепел», «Все на продажу», «Пейзаж после битвы», «Березняк». Также и Занусси уже в 1969 году снял свой первый полнометражный фильм «Структура кристалла», который сразу обратил на себя внимание критики и стал лауреатом ряда фестивалей. Полански же снимал фильмы в Польше только в 60-е годы. Что же касается Ивашкевича, то он уже в 1970 году стал лауреатом Международной Ленинской премии «За укрепление мира между народами». Но при этом никак нельзя сказать, что он когда-либо воспринимался как «крупнейшая фигура» мировой литературы, и по всемирной популярности Ярослав Ивашкевич значительно уступал тому же Генрику Сенкевичу.
П. Черемушкин склонен верить Ярузельскому в том, что его поездка в августе 1960 года на Олимпийские игры в Рим, во время которой он нашел время посетить беднейшие кварталы Неаполя, укрепило его в мнении о превосходстве социализма над капитализмом и привело к признанию: «Всё, что я слышал или читал о капитализме, эксплуатации человека человеком, нищенских условиях жизни рабочего класса в странах Запада, оказалось правдой». Его, дескать, поразил вид обшарпанных домов и детей-попрошаек (С. 113-114). Это выглядит слишком уж наивно. Понятно, что члены польской делегации в 1960 году перемещались только по заранее утвержденной программе, и посещение неаполитанских трущоб наверняка было ее частью. И трудно поверить, что в коммунистической Польше Ярузельскому не довелось наблюдать обшарпанных домов и нищих во второй половине 40-х и в первой половине 50-х годов, когда он еще был простым офицером Войска Польского, не входил в высшую военную номенклатуру и непосредственно общался с народом. Просто в некоммунистической Польше (да и в коммунистической тоже) признаться в том, что он не верил в преимущество социализма над капитализмом, означало бы также признание в том, что Ярузельский служил коммунистическому режиму из чисто карьерных соображений.
Соколов Борис Вадимович – доктор филологических наук. Историк, публицист. borddav@hotmail.com
Sokolov Boris V. Dr. Hab. in Filology. Historian, publicist. borddav@hotmail.com