Путь империи (К 300-летию образования Российской империи). Интервью с С.А. Мезиным
Интервью с доктором исторических наук, профессором, заведующим кафедрой истории России и археологии Саратовского национального исследовательского государственного университета им. Н.Г. Чернышевского, Сергеем Алексеевичем Мезиным.
Беседу вёл кандидат исторических наук, доцент Ю.Г. Степанов
14.02.2021.
Вопрос
Провозглашение Российской империи в 1721 году совпало по времени с Ништадтским миром, победоносно для России завершившим Северную войну. Насколько прямой была связь между этими двумя событиями? Связано ли было провозглашение империи прежде всего с желанием закрепить результаты Северной войны, выход России к Балтике? А может быть, оно имело не только внешнеполитическое, но и внутриполитическое измерение? Должно было увенчать весь комплекс петровских реформ, поставить в них своего рода финальную точку, подчеркнув тем самым завершившуюся трансформацию русского государства в некое иное качество и, соответственно, необратимость реформ?
Ответ
Связь между завершением Северной войны и провозглашением Петра I императором очевидна. 30 августа 1721 года в г. Ништадте в Финляндии был подписан договор, завершивший двадцатиоднолетнюю войну, «троевременную школу», как называл ее Петр I. Из этой «школы» Россия вышла победительницей, окрепшей в военном и экономическом отношениях. Договор закрепил за Россией не просто выход к Балтике, о котором мечтал царь, но и всю Восточную Прибалтику. Россия де факто стала империей. По определению, империя — это государство, образовавшееся в результате завоеваний, со сложным этническим составом населения. Провозглашение Петра I императором юридически оформляло новую политическую реальность. Для того чтобы понять, какой смысл вкладывали в это событие его участники, необходимо обратиться к документам эпохи. Поднося Петру I титул «Великого, Отца Отечества, Императора Всероссийского» 22 октября 1721 г., канцлер Гаврила Иванович Головкин, говорил: «Токмо едиными вашими неусыпными трудами и руковождением, мы ваши верные подданные, из тьмы неведения на театр славы всего света, и тако рещи, из небытия в бытие произведены и во общество политичных народов присовокуплены».
Современники видели заслугу Петра в первую очередь в том, что он сотворил новую Россию, сделал свой народ «политичным». Это польское слово близко по смыслу позже вошедшему в русский язык слову «цивилизованный». То есть новому титулу придавалось и очевидное созидательное значение. Заметим, что эту роль демиурга, творца, отводили царю не только его русские сподвижники, но и европейские поклонники. Французский академик Фонтенель закрепил миф о «творце новой нации» в европейской общественной мысли, а Вольтер придал ему еще большую популярность.
Весьма показательна была и краткая ответная речь Петра. Он подчеркнул значение заключенного мира, традиционно сославшись на Божью помощь: «Надлежит Бога всею крепостию благодарить; однако ж, надеясь на мир, не надлежит ослабевать в воинском деле, дабы с нами не так сталось, как с монархиею Греческою». Помышляя о «пользе и прибытке общем» и облегчении народа, царь в полном соответствии с имперской идеей, призывал не забывать о войне и армии.
Что касается связи провозглашения империи с реформаторской деятельностью Петра I, то она не является прямой. «Регулярное государство» не обязательно должно быть империей.
Вопрос
Вы упомянули определение империи. Что современные авторы вкладывают в это понятие? Как оно соотносится с реалиями петровского времени?
Ответ
В последние десятилетия историки много писали об империи, имперской идее применительно к России. Пожалуй, наиболее известное определение империи дал Доминик Ливен, выделив основные ее признаки. Немного упрощая, можно обозначить их следующим образом. Во-первых, обширная территория, во-вторых, многонациональный характер населения, третий признак ‑ насильственный характер строительства государства, четвертый – военное могущество, стремление к региональному политическому доминированию, и наконец, – культурное доминирование, цивилизующая роль по отношению к завоеванным народам. Два первых признака очевидны: Россия всегда поражала иностранцев необъятностью своих просторов и разнообразием населявших их народов. Что касается следующего признака, то понятно, что у жителей прибалтийских провинций, принадлежавших прежде Швеции, никто не спрашивал согласия на вход в Российское государство. Однако примечательно, что дворянству и горожанам этих провинций Петр сохранил их привилегии и права. Имперский, завоевательный характер внешней политики Петра I стал проявляться уже в послеполтавский период.О чем ярко свидетельствовала, например, мекленбургская "импровизация" Петра I, когда он ввел русские войска в Мекленбург и, несмотря на протест большинства европейских государств, отказывался их оттуда вывести, а также его стремление закрепиться в Голштинии и Курляндии. Во время тяжелейшей войны царь говорил своим солдатам: "После трудов воспоследует покой". Эти слова зафиксированы в "Журнале Петра I". Однако не прошло и года после заключения Ништадского мира, как Петр отправился в Персидский поход, начав таким образом бесконечную Кавказскую войну.
Что касается культурного доминирования, то ситуация здесь складывалась неоднозначно. Ставшей на путь европеизации России, я думаю, удавалось нести просвещение народам своих восточных окраин. Однако сама она приняла роль ученика по отношению к западноевропейской культуре, и западные соседи нередко посматривали на Россию свысока, памятуя о ее вчерашнем «варварстве». Это европейское высокомерие время от времени смирялось действиями русской армии.
Вопрос
Вы являетесь автором многих видных работ, посвященных французской Россике, и, в более широком плане, о восприятия России в XVIII веке в Европе. Как было воспринято в Европе провозглашение Российской империи?
Ответ
Европейские партнеры далеко не сразу признали императорский титул Петра и его преемников на троне. На Россию многие в Европе смотрели как на непрошенного гостя, нарушившего привычный политический баланс, желаемое равновесие сил. Первыми, почти без промедления, новый статус русского царя признали Голландия и Пруссия. Для прагматичной республики Соединенных провинций Нидерландов, вероятно, это был не принципиальный вопрос, а королевство Пруссия сама была новым членом европейского политического концерта и стремилась изменить привычное доминирование Вены и Парижа. Священная Римская империя германской нации, которую мы условно называем Австрией, а также Англия со временем поняли, что союз с Россией выгоден им в политическом и экономическом плане. Может быть, наиболее показательна в отношении признания императорского титула позиция Франции. Думаю, что и Габсбургам было очень нелегко признать имперский статус России, ведь они считали себя единственными настоящими императорами Европы. Однако и Бурбоны, не имея императорского титула, не хотели признавать таковой за Россией. Тем более, что отношения Франции и России традиционно складывались неблагополучно. Тому была весомая причина: исторически сложилось так, что друзья Франции – Турция, Речь Посполитая и Швеция, были врагами России. Французские короли Людовик XIV (умер в 1715 г.) и Людовик XV относились к России неприязненно, с позиции культурно-политического превосходства. Правда, в конце правления Петра I наметилось некоторое потепление в русско-французских отношениях, но затем вновь наступило охлаждение в связи с заключением русско-австрийского союза в 1726 году. Сразу после смерти царя французский двор отверг кандидатуру Елизаветы Петровны в качестве невесты Людовика XV. Затем русские и французы скрестили оружие в войне за «польское наследство» в 1733‑1734 гг. Дипломатические отношения были прерваны до 1739 г., кода в Россию прибыл в качестве посла маркиз де Ла Шетарди. Он принял активное участие в подготовке дворцового переворота, приведшего к власти Елизавету Петровну, и стал важной фигурой в ее окружении. Однако врагам Шетарди вскоре удалось доказать, что дипломат очень далек от интересов России и уважения к ее императрице. Это привело к высылке дипломата, а французскому правительству была направлена нота о его неподобающем поведении. Желая сгладить легкомысленное поведение своего посла, Людовик XV признал за Елизаветой Петровной императорский титул в начале 1745 г. А далее Россия и Франция даже стали союзниками в Семилетней войне, однако, французы были, конечно, не очень довольны тем, что Петр III заключил сепаратный мирз с Фридрихом II. При Екатерине II французские дипломаты затеяли спор о ее императорском титуле, заявляя, что обращение «Votre Majésté Impériale» противоречит нормам французского языка, дескать, достаточно «Votre Majésté». Этот спор длился ни много ни мало десять лет и закончился компромиссом: титул французы стали писать на латинском языке.
Новое имперское положение России наследникам Петра пришлось подтверждать и доказывать с помощью военной силы. Россия доказала свое влияние на Речь Посполитую в войне за «польское наследство», а затем французские дипломаты взяли реванш, когда, выступив посредниками в заключении Белградского мира 1739 г., свели почти на нет всю кровавую работу русской армии в русско-турецкой войне 1735–1739 гг. Россию не признали полноправным участником войны за «австрийское наследство» в сороковых годах XVIII века, но в Семилетней войне Россия подтвердила свой статус великой державы. Он безусловно укрепился при Екатерине II, которую не только называли «самой яркой звездой Севера», но «самой драчливой бабой Европы». Если в 1726 г. французский двор отверг кандидатуру российской невесты для Людовика XV, то в 1810 г. русский двор посчитал неприемлемым брак одной из сестер Александра I с «корсиканским чудовищем», принявшим титул императора французов. Замечу только, что это гордое величие было оплачено кровью сотен тысяч русских солдат.
Вопрос
Как потом в полувековой перспективе рассматривали образование Российской империи французские просветители? Одна из Ваших работ называется «Дидро и цивилизация России». Была ли Россия для Дидро и людей его круга частью Запада или же некой иной цивилизацией?
Ответ
Французские просветители по-разному оценивали образование Российской империи и рост ее могущества. Вольтер восхищался гением Петра I, оправдывал все его завоевания, хотя и не идеализировал личные качества царя. Он был историком Петра, автором трех сочинений, в которых Петр выступал главным героем. Самый известный писатель Европы, он был идейным союзником России в Семилетней войне и радовался победам Екатерины II над Турцией, считая, что Россия несет свет просвещения на Восток. Диаметрально противоположной была позиция Ж.Ж. Руссо, который называл могущество России эфемерным и предрекал скорое падение Российской империи: «она сама будет покорена татарами». Ж.Ж. Руссо был демократом и полонофилом, что определяло его отношение к Российской империи. Более сложным было отношение к России Д. Дидро. Иной цивилизацией он ее, конечно, считать не мог, ибо цивилизационную теорию в XVIII в. еще не создали. Просветители круга Дидро считали путь цивилизации, то есть переход от варварства к просвещенному состоянию, единым для всех народов. Он полагал, что просвещенный монарх может лишь содействовать продвижению по этому пути и возлагал определенные надежды на Екатерину II. Дидро никогда не восхищался никакими завоеваниями. Он полагал, что Россия с ее малой плотностью населения должна особо бережно относиться к крови своих подданных. Он даже предлагал (наверное, многие патриоты возмутятся) отказаться от некоторых наиболее удаленных и дорогостоящих завоеванных провинций. В установленной Петром I императорской власти Дидро явно видел деспотические черты.
Вопрос
Превращение российской государственности в новое качество требовало определенного идейного обоснования. Какое преломление нашла имперская идея в российской идеологии той и последующих эпох? Русская мысль воспринимала установление российской империи как разрыв с прошлым или отмечала в этом акте некоторую преемственность, то есть наполнение идеи «Третьего Рима» и других допетровских идеологем неким новым содержанием.
Ответ
Начнем с последней части вопроса, будем следовать хронологии. Идея империи не была чужда правителям Московской Руси. Царский титул в глазах его носителей был равен императорскому. Само слово «царь» восходило к римской традиции: цезарь, кесарь. (Кстати, в это очень не хотел верить Вольтер, который вопреки утверждениям русских академиков уверял, что это слово татарское или даже персидское.) Царями в Древней Руси называли византийских императоров и монгольских правителей. Иван Грозный, официально приявший царский титул, попрекал европейских монархов в «худородстве» и вел свой род от римского императора Августа, от «Августа-кесаря». Папский посол Антонио Поссевино соблазнял Ивана IV титулом восточного императора в обмен на принятие католичества. В ряде случаев западные соседи в дипломатических посланиях называли московских царей императорами. Этот титул с молодых лет применяли и к Петру I. Яркий пример тому – «Письмо о современном состоянии Московии» – малоизвестный источник, опубликованный в 1699 г. в Амстердаме при участии тамошнего бургомистра Николааса Витсена. Я подготовил публикацию «Письма» в переводе с французского языка для сборника «Век Просвещения». Это сочинение было написано сразу после завоевания Петром I Азова. Автор трактовал это событие как знак продвижения России на Восток, утверждал, что на берегах Азовского и Каспийского морей Россия будет играть цивилизаторскую роль.
Именование Петра I императором было столь распространенным, что во время визита царя в Париж в 1717 году Министерство иностранных дел Франции распространило специальную записку, в которой подданным королям запрещалось назвать русского гостя «Императорским Величеством».
По большому счету, переход от царского титула к императорскому не изменил высокого ранга российского монарха, а лишь приобщил его к современной европейской традиции. Как заметила Ольга Гениевна Агеева (крупнейший знаток российских имперских церемоний), Петр I не короновался заново, а лишь принимал обновленный титул. Обращаясь к самой церемонии принятия титула в Троицком соборе Санкт-Петербурга 22 октября 1721 года, можно заметить, что она опиралась на европейскую, римскую традицию. Сенат «именем всего всероссийского государства подданных, просил принять титул Отца Отечества, Петра Великого, императора всероссийского». Конечно, всех подданных никто не спрашивал, но сенаторы представили это как глас всего народа.
Как видим, титул был персональным. Петр Первый передал его своей супруге Екатерине с помощью специальной коронации, состоявшейся уже в 1724 г. А в 1721 году церемония в сущности была простой: в Троицком соборе зачитали мирный договор со Швецией, Феофан Прокопович произнес проповедь, канцлер Головкин выступил с краткой речью, Петр ответил еще более кратким словом. Сенаторы, а затем все присутствующие троекратно прокричали «виват!». Колокольный звон, ружейные выстрелы, пушечные залпы с галер, стоявших на Неве, продолжили действо, которое, конечно же, завершилось пиром и балом, а затем фейерверком. Причем, фейерверк тоже отсылал к древнеримской традиции: два воина закрывали врата храма Януса в знак наступившего мира. Историк восемнадцатого века И.И. Голиков, кстати, один из моих героев, первым описал церемонию коронации и восторженно называл все происшедшее «позорищем наивосхитительнейшим». А.С. Пушкин в набросках к «Истории Петра» боле трезво оценил происходившее событие. «Петр, по его словам, недолго церемонился и принял титул. Сенат, то есть восемь стариков, прокричали “виват»”. Петр отвечал речью гораздо более приличной и рассудительной, чем все это торжество». Феофан Прокопович, Феодосий Яновский, Петр Павлович Шафиров и прочие петровские идеологи, конечно, постарались дать этой церемонии «теоретическое» обоснование, эксплуатируя идею «общего блага» и превознося безмерно личные заслуги царя. Однако должен заметить, концепция «Третьего Рима», отзвуки которой с легкой руки Ю.М. Лотмана и Б.А. Успенского находят в идеологии Петра I, вовсе не была близка ни царю, ни его идеологам. При этом мы знаем, что царь неоднократно указывал на отрицательный опыт византийской государственности, что прозвучало даже в его ответной речи 22 октября 1721 года. С византийской имперской традицией связал принятие императорского титула, а также и основание Петербурга, известный «баснословец» Петр Никифорович Крекшин, претендовавший на роль первого биограф Петра. Но это был маргинальный, архаичный по своим взглядам автор в контексте русской общественной мысли XVIII века.
Вопрос
Что же означал для России путь империи? И каким он был?
Ответ.
Путь империи для России был очень непростым. Жизнь империи требует постоянного напряжения сил населения и подтверждения своего превосходства над соседями, она предполагает постоянное раздувание культа правителя. Позволю себе процитировать стихотворение Иосифа Бродского из цикла «Письма римского друга», построенное на древнеримских ассоциациях (и не только!):
Если выпало в Империи родиться,
Лучше жить в глухой провинции у моря.
И от Цезаря далеко, и от вьюги.
Лебезить не нужно, трусить, торопиться.
Говоришь, что все наместники — ворюги?
Но ворюга мне милей, чем кровопийца
Наверное, жителям глубинки империя дает некий покой, стабильность, или их видимость. Вспомним еще М.Ю. Лермонтова: «И полный гордого величия покой». Однако за этот покой империя платит кровью. Путь империи – это путь войны. Давайте вспомним, какие правители императорской России не вели войн? Если не считать очень коротких правлений царственной «портомои» Екатерины I и императора‑подростка Петра II, то остается только один император – Александр III, получивший почетное титло миротворца. Хотя и он в первые годы царствования вынужден был завершать начатое еще его отцом Александром II присоединение к империи Средней Азии.
Можно вспомнить, что в бытность великим князем, будущий император Павел Петрович, оставил даже специальную записку, в которой говорил, что России не следует воевать, а нужно лишь заботиться об охране своих границ. Но встав на престол, он послал войска не только в Италию, но и в поход на Индию. И, кстати сказать, с детства перед картиной В.И. Сурикова у меня возникал вопрос: что делал Суворов со своими «чудо-богатырями» в Италии и в теснинах Альп? За что боролся? Понятно, что империя легко посылала русских солдат куда угодно для утверждения своих милитаристских амбиций.
Как ни странно, наибольшим воителем в русской истории оказался Александр I. Мы можем вспомнить нашего общего учителя Николая Алексеевича Троицкого, который напоминал об этом факте и своим студентам, и своим читателям. В недавно (посмертно) вышедшей книге «Наполеон Великий» он вновь указывает, что с 1805 по 1815 год, за одиннадцать лет, Александр I провел одиннадцать войн, причем вел по несколько войн одновременно. И это при том, что Александра Павловича в семье называли ангелом и памятник ему – Александровская колонна – увенчан фигурой ангела. Но меня больше поражают не эти сухие цифры, а некоторые описания в книге Николая Алексеевича. Он любил и умел ярко живописать войну. В битве при Аустерлице «отброшенные к полузамерзшим прудам русские войска пытались спастись на льду и тонули там целыми полками, ибо Наполеон, державший в своих руках все нити боя, приказал своей артиллерии бить ядрами по льду». И далее приводятся страшные подробности, как люди и лошади бились на середине пруда с наступающим льдом, тонули, умирали тысячами. Каждое из сражений в коалиционных войнах, в которых Россия участвовала, уносило жизни десятков и сотен тысяч русских солдат. Англичане буквально кораблями подвозили деньги и снаряжение, а русские поставляли пушечное мясо.
Возвращаясь к петровскому времени, можно заметить, что на европейской арене Россия, по сути дела, заменила Швецию, претендовавшую с начала XVII века на роль империи. Петр I прервал эту попытку Швеции. Как считает шведский историк П. Энглунд, написавший книгу о Полтавской битве, шведы в определенной степени должны быть благодарны Петру I за то, что он лишил их имперских амбиций: Швеция стала «нормальной» страной, направила все ресурсы на внутреннее развитие, на благо своих жителей и достигла на этом пути немалых успехов. Россия, выбрав путь империи, имела другую перспективу.
Вопрос.
Сегодня насколько значимым считают это событие (установление империи) историки, занимающиеся XVIII веком?
Ответ
Конечно, это важное событие именно в большой исторической перспективе. Правда, особого ажиотажа по поводу юбилея империи я среди коллег-историков не заметил. Пока попалась на глаза лишь одна статья в журнале, издающемся «под высоким патронажем». Я полагаю, что в рамках более значимого, на мой взгляд, юбилея победоносного завершения Северной войны появятся интересные статьи на темы, связанные с этим событием. Уже планируются конференции, посвященные Северной войне и Ништадтскому миру. Наверное, появятся сборники и тематические выпуски журналов, где будет представлены и имперские сюжеты.
Вопрос
Создаются ли какие-то мифы публицистами, близкими к власти историками, которые заняты поиском имперских традиций в российском прошлом?
Ответ
Я не очень слежу за всеми идеологическими изгибами современной российской политики. Однако нельзя не обратить внимания, что рассуждения о национальных интересах России, простирающихся до Ближнего Востока и до Африки, могут рождать некие ассоциации с имперской политикой Петра I, который, как известно, ходил в поход на Персию, мечтал об открытии путей в Индию и даже планировал создать русскую колонию на Мадагаскаре.
Строго говоря, империя – понятие историческое. Время классических империй закончилось, но ложно понятый патриотизм побуждает некоторых коллег поднимать на щит милитаристские традиции империи.
Вопрос
Имперская идея достаточно стара, но ее наполнение и интерпретация постоянно менялись. Священная Римская империя претендовала на римское наследие, ведущую роль в судьбах христианской Европы, ее сменила наполеоновская империя, претендовавшая на объединение Европы вокруг идей, рожденных французской революцией, империя Наполеона III в период своего рождения ставила задачей объединить расколотую нацию вокруг власти, которая обеспечивает социальную справедливость. Какую империю строил Петр Великий?
Ответ
Петр Великий строил Великую Россию, которая должна придти на смену Московии или Святой Руси. То есть он строил совершенно осознанно новую европейскую страну, «политичную», сильную в военном отношении и страшную своим врагам. В этом был элемент утопии: Пётр хотел, чтобы его подданные поступали как свободные и предприимчивые европейцы, но в условиях крепостничества и самодержавия.
Вопрос
Сергей Алексеевич, Вы процитировали описание Н.А. Троицким страшной сцены гибели десятков тысяч русских солдат в битве при Аустерлице. И это далеко не единственный случай в русской истории XVII‑XIX вв. Какова цена, которую, с Вашей точки зрения, заплатила империя, за то, что люди были расходным материалом для «победного марша империи». Насколько, это было обосновано и оправдано?
Ответ
Вопросы о цене империи, о цене реформ и обоснованности военных потерь относятся к самым трудным. Прямолинейные государственники предпочитают таких вопросов не ставить. Конечно, мудрый правитель и дальновидный полководец должны думать о сбережении народа и сохранении жизней солдат. Вместе с тем нельзя не видеть, что выйти с мировых «задворок» и занять место среди европейских государств Россия могла только военным путем. Пётр I и вслед за ним Екатерина II вели наступательную, завоевательную политику. Однако можно ли осуждать их за стремление выйти в к естественным морским и горным границам, если на протяжении предыдущих веков в результате набегов миллионы русских пленных уводились в Крым, на Кубань, в предгорья Кавказа и продавались на рабских рынках Средиземноморья? Это была постоянная опасность! В 1717 г. крымские и кубанские татары совершили поход в саратовское Поволжье, дошли до Пензы, увели в плен более 12 тысяч человек (это больше, чем все население Саратова того времени). Последний набег крымских татар был отбит в 1769 году.
И все-таки существует тонкая грань между необходимой обороной и стремлением к расширению империи и её влияния. В последнем случае «слава, купленная кровью», меня, как и Лермонтова, не прельщает.
Вопрос
Сергей Алексеевич, понятно, что в Римской империи доминирование над окружающими народами обосновывалось с позиций римлян как господство над варварами, в том числе и культурное доминирование. Но Российская империя едва ли могла сказать это в отношении поляков, западных украинцев и западных белорусов, прибалтийских народов, раньше русских восприявших некоторые принципы европейской цивилизации. Не является ли особенностью Российской империи то, что в ее состав были насильно включены народы, которые в культурном отношении стояли выше, чем коренное население России.
Ответ
Неоднородность культурного развития была характерна для Российской империи. Уже Пётр I, кажется, осознал разницу в отношении к русской власти, например, жителей Риги и горцев Дагестана. Но дело еще и в том, что большой культурный разрыв существовал внутри самого русского общества. Российская европеизованная элита к концу XVIII столетия ни в чем не уступала образованным полякам или украинцам, но оказалась бесконечно далека от собственного крестьянства. Русские цари даровали особые права прибалтийским провинциям, конституции Польше и Финляндии, но упорно отказывались «облагодетельствовать» подобным образом великорусское население. Эти меры препятствовали консолидации народов. Екатерина II пыталась сгладить эти различия и унифицировать управление национальными окраинами, однако последовательно проводить объединяющую политику русская власть не смогла, скатываясь подчас к насильственной русификации. Все это создавало проблемы для империи, которая оказалась не вечной… И конец её ознаменовался кровавой гражданской войной.