top of page

В.В. Видеманн Две модели капитализма






В.В. Видеманн Две модели капитализма








16.03.2023




Статья посвящена сравнительному анализу англосаксонской и рейнской моделей экономики.

Ключевые слова: англосаксонский, рейнский, корпоративный, неолиберализм, капитализм, социальный, антиглобализм, право, философия.

Сведения об авторе: Видеманн Владимир Владимирович – филолог, историк, антрополог, журналист, писатель. Член Либертарианской партии Великобритании.

Контактная информация: vw@bricservice.co.uk


V.V.Wiedemann

Two models of capitalism


The article is devoted to the analysis of the Anglo-Saxon and Rhenish economic models.

Key words: Anglo-Saxon, Rhenish, corporate, neo-liberalism, capitalism, social, anti-globalism, law, philosophy.

Information about the author: Wiedemann Vladimir Vladimirovich - philologist, historian, anthropologist, journalist, writer. Member of the Libertarian Party of Great Britain.

Contact information: vw@bricservice.co.uk





Современный мир все глубже скатывается к разного рода системным противоречиям, чреватым глобальным переформатированием всей привычной жизни. Одними из таких противоречий являются экономические, что и не удивительно. Ведь как политика, так и соответствующая ей политическая идеология, являются, по словам классиков, всего лишь концентрированно выраженной формой экономики. Какие же экономические противоречия мы наблюдаем в сегодняшней действительности?

Очевидной формой глобального экономического противостояния в ХХ веке было соперничество капиталистической и социалистической моделей развития. После распада СССР и перехода постсоветских государств, включая страны просоветского блока, к рыночной экономике, мир – как многие полагали – вышел на финишную прямую к тому, что американский политолог Фрэнсис Фукуяма назвал «концом истории», имея в виду конец геоэкономического противостояния сверхдержав и окончательное учреждение либерального миропорядка. Но что-то пошло не так... Что же именно? Постараемся в этом разобраться.

Прежде всего, отметим, что либеральный миропорядок по Фукуяме – это не просто проявление абстрактного капитализма, взявшего верх над абстрактным социализмом, но формат англосаксонской модели капитализма, вытеснившей советскую модель социализма. При том, что китайская модель социализма продолжает благополучно развиваться, являясь сегодня основным экономическим бенефициаром – как это ни парадоксально может звучать – неолиберальной глобализации под знаменами свободного мира.

Да и сам англосаксонский капитализм не является исключительной формой современного капитализма и системно, почти как в случае с социализмом, противостоит другому типу капитализма – рейнскому, иначе называемому германским или евроконтинентальным. На наш взгляд, именно противостояние этих двух типов капитализма, как форм рыночной экономики, и определяет природу текущего геоэкономического, переходящего в геополитический, конфликта. Для того, чтобы разобраться в природе этого нового глобального противостояния систем, кратко отметим основные черты этих, противоречащих друг другу, форм капиталистической рыночности.

В постсоветской публицистике, политологии и экономической мысли с понятиями «капитализма», «свободного рынка» и «свободного мира» принято почти исключительно отождествлять англосаксонскую модель развития, что и не удивительно. Достаточно вспомнить огромное количество американских советников, юристов и экономистов, соучаствовавших в постперестроечном преобразовании России, а также массовое паломничество постсоветских специалистов в университеты англосаксонского мира для получения соответствующего образования. И потом они стремились реформировать российскую экономическую систему по лекалам своих учителей. Процесс этот, фактически, идет до сих пор, несмотря на рост критических голосов, призывающих перейти на другую систему развития, альтернативную действующей. О чем тут речь?

Разберемся, прежде всего, с англосаксонским типом капитализма, который, в чистом виде, сегодня действует исключительно в англосаксонских державах: США, Канаде, Великобритании, Австралии и Новой Зеландии. Элементы англосаксонской модели могут также иметь место в других странах, хотя только частично, с учетом местных «культур-капиталистических» особенностей.

Англосаксонская модель экономического развития действует на основе свободного рынка, частной собственности и минимального регулирования со стороны государства. Ее основными принципами являются:

1. Свободный рынок и частная собственность, где цены на товары и услуги формируются путем взаимодействия спроса и предложения. Частная собственность признается фундаментом всей экономической системы.

2. Низкий уровень налогов и государственного регулирования, что создает благоприятные условия для развития бизнеса и привлечения инвестиций.

3. Гибкий рынок труда, когда работодатели имеют возможность налаживать производство и нанимать рабочую силу в зависимости от текущих рыночных условий. Это может включать такие меры, как временные контракты, работу на полную ставку или на дому.

4. Сильная конкуренция между предприятиями, что создает условия для роста инноваций и повышения производительности труда.

5. Развитая финансовая система, включающая в себя биржи, фондовые рынки, инвестиционные фонды и банки. Финансовая система играет важную роль, обеспечивая доступ к капиталу и финансированию новых предприятий.

Эффективность англосаксонской экономической модели обеспечивается особенностями англосаксонского (общего) права, основанного на прецедентной системе. Это значит, что суды в своих решениях следуют уже имевшим место решениям, если обстоятельства дела аналогичны. Такой подход позволяет судам развивать право на основе конкретных случаев, а не только общего законодательства.

В англосаксонской правовой системе также действует обычное право, основанное на обычаях и практиках, исторически сложившихся в определенном регионе или обществе. Обычное право не определено законом и не зафиксировано в письменной форме, но может быть использовано судами при принятии решений.

Таким образом, понятие справедливости в англосаксонском праве тесно увязано с культурно-историческим контекстом развития общества и не носит (по меньшей мере теоретически) сиюминутного характера. Отсюда же – апелляция к «правилам», существующим параллельно «законам», но не нарушающим последних, а как бы проясняющим волю законодателя.

Теперь посмотрим, чем характерна система рейнского капитализма, называемая также «социальным капитализмом». Здесь основной идеей является сбалансированное сочетание рыночной экономики и социального государства. Эта модель ставит на первый план интересы не только бизнеса и капитала, но также трудящихся, учитывая при этом цели общественной политики.

Рейнская экономика строится на следующих принципах:

1. Компромисс между работниками и работодателями. Структуры управления предприятия включают в себя представителей работников, участвующих в принятии решений и ведении переговоров по вопросам оплаты труда, условий работы и другим социальным моментам.

2. Опережающие социальные меры. Государство активно регулирует экономику, вводя законы, защищающие работников и социальные группы с низкими доходами. Это может включать такие меры, как социальная помощь, страхование от безработицы и медицинская страховка.

3. Развитая система профессионального образования. Рейнская экономика предполагает наличие высококвалифицированных работников, что достигается за счет развития системы профессионального образования и повышения квалификации трудовых ресурсов.

4. Государство активно инвестирует в развитие инфраструктуры и социальных услуг, таких как жилье, транспорт, здравоохранение и образование.

В целом, рейнская экономика является моделью социально ориентированной рыночной экономики, учитывающей интересы различных социальных групп.

Рейнская экономическая модель развивалась прежде всего в Германии и Франции, позже – в других странах романо-германского права (континентальная Европа, включая Россию, а также бывшие колонии континентальных держав). Это право, в отличие от англосаксонского, строго кодифицировано.

Романо-германская правовая система основана на законе, который определяется законодательными органами и фиксируется в письменной форме. Здесь акцент делается на изучении закона и его понимании через правовую теорию и общую науку о праве. Это отличается от системы англосаксонского права, где больше внимания уделяется изучению прецедентов.

В романо-германской системе права судьи ответственны за применение закона, но не за его создание. Также большое значение придается письменным доказательствам (письма, контракты, свидетельства и прочие документы). Важность устных свидетельств и показаний свидетелей не так велика, как в англосаксонском праве.

Однако, отметим, что не все страны, в которых частично действует система англосаксонского права, однозначно следуют англосаксонской экономической модели (напр. Индия, Пакистан, ЮАР, Нигерия, Израиль, Филиппины). Одна из причин этого в том, что англосаксонская неолиберальная модель рассматривается многими идеологами социального капитализма (или социального государства) как разновидность непроизводительного спекулятивного капитализма, где доминирует мотив кратковременной прибыли. Рейнская социальная модель, напротив, характеризуется (в идеале) ориентацией на долгосрочные интересы и устойчивое производство.

В неолиберальной экономике, в ходе борьбы за рыночное доминирование, большое значение имеет практика слияния предприятий и поглощения более слабых конкурентов. Соответственно, предприятие или фирма здесь не рассматривается как некое стабильное образование, учитывающее интересы акционеров, руководства компании и наемных работников, а понимается как товар, т.е. исключительно как носитель рыночной стоимости, из которой следует извлечь максимальный доход.

Если в англосаксонской экономике основную роль играют фондовые биржи, то как в континентальной – банки, владеющие значительной долей капитала компаний. При этом сами компании, в свою очередь, являются акционерами крупных банков (т.н. «перекрестное владение акциями»). Здесь также большое значение играет система «соправления», когда главными органами управления на предприятии выступают правление, наблюдательный совет, а также совет предприятия, куда входят представители наемных работников.

Но не все так однозначно с точки зрения экономической эффективности той или иной модели. Рейнская модель, в принципе, соответствует требованиям развития индустриального общества. Ее фундаментальные начала были разработаны в Германии еще до Второй мировой войны. К ней, в частности, восходят и социальное государство Бисмарка, и национал-социализм Третьего рейха, и послевоенное чудо Западной Германии (экономическая политика Л. Эрхарда).

Однако, после распада мировой системы социализма советского типа, совпавшего с началом перехода мира в фазу постиндустриального развития, эффективность рейнской модели начала снижаться в пользу англосаксонской (неолиберальной), стимулирующей большую динамику в плане глобального трансфера инвестиций, предприятий и рабочей силы. Это привело к деиндустриализации промышленно развитых стран, в том числе – англосаксонских. Под вопрос встало экономическое благосостояние не только рабочего класса, но и существенной части среднего класса как такового. Ответом послужило зарождение широкого международного движения против неолиберальной корпоративной глобализации (т.н. антиглобалисты). Причем родиной этого движения стали именно США, где высокообразованная интеллигенция вовремя смекнула, «куда ветер дует».

Одним из триггеров этого движения стала книга профессора Гарвардской Школы Бизнеса и общественного активиста Дэвида Кортена, написавшего программную книгу «Когда корпорации рулят миром» (When Corporations Rule the World, 1995). Причем корпорации тут понимаются как инструменты не национальных, а международных финансовых структур, неподконтрольных национальным правительствам (т.е. недемократических) и перехватывающих управление ресурсами отдельных государств у местных индустриальных элит. Соответственно, обслуживающий этих корпорации персонал не может считаться частью национального среднего класса, ибо его прибыли не зависят напрямую от баланса национальной экономики.

Но в континентальной Европе, где в начале 90-х царил кризис левой идеологии, восприняли антиглобализм как очередной этап борьбы против капитализма в целом и постарались превратить в форму неомарксизма, совершенно не понимая экономической логики англосаксонских активистов. Те же, в свою очередь, переиначили традиционный марксизм в аналитический, делая упор на изучение классической английской экономики и вынося за скобки две другие фундаментальные (согласно Ленину) составляющие марксизма: немецкую классическую философию и французский утопический социализм.

Тут мы можем прочертить еще одну разделительную линию между англосаксонской и евроконтинентальной культурами. В англосаксонских странах доминирует т.н. аналитическая философия, тогда как в странах континентальной Европы (включая Россию) – континентальная.

Аналитическая философия выделяется акцентом на анализ языка и логики высказывания, поскольку многие философские проблемы возникают именно из-за неясности терминов, используемых для их описания. Отсюда склонность аналитических философов к изучению логики мышления, семантики, эпистемологии (теории познания) и онтологии (теории бытия). Здесь основное внимание уделяется различным формам аргументации и доказательств, а также исследованию логических структур, используемых в философских аргументах.

Континентальная философия занимается широким кругом философских тем, включая метафизику, феноменологию, герменевтику, социальную и политическую философию, философию искусства и т.д. Она также отличается от аналитической философии склонностью к абстрактно-спекулятивному подходу и обращает много внимания на исторический и культурный контекст, породивший соответствующие философские темы.

В настоящее время, особенно в последнее десятилетие (2013 – 2023), системный конфликт между двумя моделями экономического развития, англосаксонской и рейнской (евроконтинентальной) серьезно усилился. Причин этому несколько, в том числе: достижение потолка рентабельности долларовой экономики, кризис индустриального производства в странах англосаксонского ядра, экономическое усиление Китая как фактического лидера глобализации.

На фоне всего этого, совершенно не удивительно, что президент Трамп (2016 – 2020) открыто объявил о новом курсе возвращения Америке ее былого величия, прежде всего – экономического: «Make America great again»! Что подразумевает, прежде всего, реиндустриализацию Соединенных Штатов. Поэтому Трампа и стали называть «антиглобалистом». Но это именно антиглобализм американского среднего класса, а не европейских леваков, выступающих против капитализма как такового.

Наиболее драматическим образом неолиберальная корпоративная глобализация отразилась на экономике постперестроечной России – стране традиционных континентальных ценностей (экономическая модель германского типа, традиции романо-германского права и континентальной философии). В период ельцинского правления здесь был взят курс на переформатирование всей экономики по англосаксонским «спекулятивным» лекалам, однако с приходом Путина страна постепенно перешла на рельсы государственно-монополистического капитализма, сближающего ее с государствами Восточной и Юго-Восточной Азии (включая Китай).

Сегодня, повсеместно и в полный рост, встает проблема поиска принципиально новой экономической модели, способной примирить все назревшие противоречия, в результате которых действующий мировой порядок оказался под угрозой.

Одним из ответов на эти вызовы стал проект т.н. инклюзивного капитализма – экономической системы, в которой должны учитываться интересы не только непосредственно заинтересованных в успехе предприятия акционеров (stockholder model), но также всех соучастников, включая косвенных, производственного процесса (stakeholder model). Однако, как указывают правоведы, если понятие «акционера» определяется вполне однозначно, то понятие «соучастника» юридически очень размыто, что позволит руководству компаний игнорировать интересы стейкхолдеров в пользу стокхолдеров.

Идея инклюзивного капитализма, озвученная основателем и бессменным руководителем Даосского форума Клаусом Швабом и поддержанная папой римским Франциском, является, по сути, попыткой совместить в единой системе принципы англосаксонской модели, исходящей из приоритета акционеров, с социальным капитализмом рейнского типа, где преимущество имеют все соучастники экономической системы, включая широкие круги потребителей. А пока конкретные схемы инклюзивного капитализма не заработали, в мире продолжается раскол мнений, интересов и политических стратегий.

Возможно ли, в этой связи, новое возвращение социализма как системной оппозиции капитализму? Если под социализмом понимать государственно-монополистический капитализм, имеющий сегодня место в Китае, а также, по факту, действовавший в СССР (государство-корпорация с внутренними корпоративными ценами), то он никуда и не уходил. Просто в советской модели развития производственные факторы земли и капитала максимально игнорировались в общей концепции народно-хозяйственной практики в пользу фактора труда.

Однако, советская модель – это тоже модель, прежде всего, индустриального развития, а действующие в ней три основных фактора производства – труд, земля и капитал – были зафиксированы еще Адамом Смитом. Каждый из этих факторов имеет своего монополиста-бенефициара в лице отдельного класса, а политическая идеология каждого из них известна как лейборизм (труд), консерватизм (земля) и либерализм (капитал). В странах континентальной Европы лейборизм получил название социализма. Отсюда – идея о трудовом государстве и диктатуре пролетариата. В иных случаях можно говорить о диктатуре помещиков (консерваторы-землевладельцы) или капиталистов (либералы как представители торгово-промышленного капитала).

В наше время появились новые производственные факторы и соответствующие им классы: предпринимательская способность (наемные менеджеры), недра (сырьевики) и финансовый капитал (инвесторы). Кроме того, если раньше каждый производительный класс выступал своеобразным монополистом своего производственно-факторного ресурса (рабочие не имели счетов в банках или недвижимости, земельная аристократия не работала на предприятиях и считала торговлю чем-то порочным, а ростовщикам запрещалось земледелие), то сегодня все сместилось в сторону большей экономической свободы и радикального переформатирования структуры доходов населения, участвующего в процессе общественного производства.

Соответствующим образом изменилась и политическая идеология различных классов, причем она перестала соответствовать классическим канонам социализма, консерватизма и либерализма индустриальной эпохи. Это порождает сложности с определением как современных производительных классов, так и их политических целей. Причем новые классы выступают своеобразными социальными антагонистами своих исторических предшественников: наемные менеджеры против пролетариата, владельцы сельскохозяйственных угодий против сырьевиков, индустриальный капитал против финансового.

Остроту с определением новой экономической модели, адекватной вызовам современности, усиливает наметившаяся милитаризация глобальной экономики. С одной стороны, это означает реиндустриализацию англосаксонских держав за счет континентальных (напр. перенос в США производств из Германии и Китая), с другой – бунт континентального производителя против своих элит, являющихся частью глобальной неолиберальной корпоратократии. При этом, реиндустриализация играет против интересов корпоратократии, стремящейся сохранить свои прибыли любой ценой. Системный конфликт между республиканцами и демократами в Америке – одна из граней этого противостояния.

Военные заказы – идеальное средство развития тяжелой промышленности и научно-технического потенциала страны. А если речь идет о международном военном сотрудничестве, то здесь свой шанс к выживанию видит и наднациональная корпоратократия, выступающая в роли эффективного менеджера процесса. Отсюда – повсеместная интенсификация военного сектора – как на национальном, так и интернациональном уровнях. В первом случае можно видеть примеры таких стран, как Китай, Индия, Россия, Иран, Пакистан, Япония, Южная Корея, Тайвань, Израиль, ОАЭ. Во втором – консолидированные экономики военных блоков, прежде всего НАТО и AUKUS. Уровень милитаризации экономики во всех странах разный, в зависимости от участия их в текущих военных конфликтах. А поскольку тенденция к большой войне в Евразии нарастает, то растут и военные бюджеты государств.

Война – традиционная форма разрешения экономических и общественно-политических противоречий. Тут как в подсечно-огневом земледелии: чтобы подготовить поле к новому урожаю, нужно на корню выжечь всю старую растительность. Но при этом не следует уничтожать сельскохозяйственный инвентарь земледельца и его жилье. Так и здесь: наука и жизненно важные ресурсы должны оставаться интактными. Поэтому целью современной большой войны может быть продолжительный широкомасштабный военный конфликт, без его перехода в апокалиптическую фазу. Это в теории.

На практике все гораздо сложнее. Милитаризация экономики требует ее социализации, а это означает серьезный крен в сторону рейнской модели, экстремальной формой которой является модель национально-социалистического характера («социализм с национальным лицом», будь оно китайское, немецкое или русское). Вторая Мировая война как раз представляла собой, в значительной степени, столкновение милитаризованных социалистических экономик Третьего рейха и СССР. Странам свободного мира (США и Британской империи) тоже пришлось прибегнуть к существенному усилению государственного регулирования своих экономик, однако, обошлось без радикального закручивания гаек.

Как будет на этот раз? Приведет ли текущая реиндустриализация к последующему вытеснению промышленного капитала финансовым? Или будут найдены новые эффективные модели народно-хозяйственного развития, в том числе – в рамках складывающихся региональных блоков и валютных зон? Учитывая уровень развития современного хай-тека, а также растущего потенциала хай-хьюма (high-hum – гуманитарные технологии управления человеческой деятельностью), перед миром открываются небывалые возможности «объективного контроля» в пределах всей сферы финансово-экономической, ресурсно-добывающей и социально-правовой деятельности человека. Это, в свою очередь, с помощью программ искусственного интеллекта может быть оптимировано в рамках допустимых пределов потребительской нагрузки на планету.

По всей видимости, готовых рецептов выхода из текущего кризиса нет ни у кого. Однако, рост экономической грамотности населения должен способствовать складыванию нового конструктивного консенсуса в общественном сознании хотя бы в передовых, с точки зрения инновативных технологий, странах. А остальные, как говорится, подтянутся. Или их подтянут...


"Историческая экспертиза" издается благодаря помощи наших читателей.



553 просмотра

Недавние посты

Смотреть все
bottom of page