В.А. Шнирельман. Американское высшее образование и отношение к меньшинствам
11.05.2023
В своих заметках В.А. Шнирельман продолжает темы, недавно затронутые публикацией интервью с Викторией Мусвик на сайте «Исторической Экспертизы»[1]
Сведения об авторе: Виктор Александрович Шнирельман — археолог, этнолог и антрополог, автор ряда изданий этно-политологической тематики. Доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института этнологии и антропологии имени Н. Н. Миклухо-Маклая РАН.
Виктория Мусвик проводит интересное сравнение между британской и российской наукой. Здесь действительно, есть что обсудить. Расскажу о том, что меня больше всего поразило в американских университетах, с которыми я начал знакомство еще в 1990-1991 гг. Речь здесь пойдет не о сходствах, а о том, чего у нас встретить невозможно. Кроме того, я лучше всего знаком с тем, что касается культурной антропологии и археологии.
Известно, что ряд ведущих университетов и университеты штатов различаются как по уровню преподавания и престижу, так и по особенностям финансирования. Первые – частные: они живут на деньги богатых фондов, а также сами зарабатывают. А университеты штатов получают финансы от местной власти. Но и местные бизнесмены могут помогать. Помощь эта высоко ценится и сохраняет по себе память в виде названий зданий, статуй благотворителей, посвященных им памятных досок и пр. Поэтому богатые люди считают это высокой честью и стремятся заниматься такой филантропией, заботясь о том, чтобы оставить память по себе.
В университетах приняты авторские курсы, т. е. каждый профессор читает курс по той проблематике, которой сам занимается, или по родственным проблемам. Перед началом нового курса надо устраивать его презентацию для студентов. Они приходят, чтобы оценить, насколько это им нужно и интересно. Затем те, кому это понравилось, записываются на курс. Им полагается рекомендовать литературу по курсу, причем ту, которая будет реально использоваться и обсуждаться. И они обязаны купить эти книги. По ним и следует давать задания.
При этом надо раз в два года менять свой курс, а для этого требуется постоянно знакомиться с новейшей литературой и следить за движением научной мысли. По той же причине в каждом университете выпускаются свои собственные учебники. Все это создает определенное разнообразие, и у студентов всегда есть выбор, где и у кого учиться. Поэтому студент может прослушать какой-то курс в одном университете у понравившегося ему преподавателя, а затем – другой курс в другом у другого преподавателя. Здесь имеет значение и специализация, и автор курса. Для окончания обучения требуется набрать определенное число разных курсов. В результате выпускники обладают уникальным набором знаний и навыков, что позволяет им прокладывать свой собственный путь в науке.
Примечательно, что на защитах диссертаций (PhD) оппонентами выступают аспиранты. Они-то и ведут профессиональные (хотя порой и весьма жесткие) споры с диссертантом. Тем самым у них развиваются навыки публичной полемики. А профессора внимательно все это слушают, а затем удаляются и тайно выносят решение.
Университет заботится о выработке у студентов умения подавать заявки на гранты. Для этого в штате всегда есть должность менеджера, который и помогает им в этом. А на больших научных конференциях всегда организуется отсек, где в перерывах между заседаниями ведущие ученые принимают желающих, обсуждают с ними проблемы и дают советы, скажем, какой темой и как заняться, в какой университет поступить, к какому именно специалисту, где и как искать работу и пр.
Что касается гендера, то в США имеются специальные женские колледжи, где учатся только девушки. Несколько таких колледжей расположены под Бостоном. Но учебные программы там мало чем отличаются от стандартных университетских программ. И среди преподавателей встречаются как женщины, так и мужчины.
Выпускник университета не может получить там работу. Поэтому он неизбежно ищет ее в каком-то другом университете. Кроме того, в университетах не допускается семейственность: муж и жена не могут работать в одном университете. Все это, с одной стороны, создает большое разнообразие специалистов, а с другой, несколько смягчает разрыв между центрами и периферией. К этому добавляется еще один фактор. Если кто-то выпускает заслуживающую внимание книгу, то его приглашают в разные университеты, где устраивают дискуссии. И это тоже помогает следить за новинками и продвигает науку вперед. Вспоминаю, что, когда я работал в Гарварде, там каждый день происходило по несколько различных дискуссий по самым актуальным темам. И всегда был трудный выбор: либо заниматься своими исследованиями, либо участвовать в таких дискуссиях. Вот почему американская наука отличается высокой динамикой. Этому способствуют разнообразие, установка на самостоятельный выбор и индивидуальное творчество в условиях высокой конкуренции, постоянные открытые дискуссии, стимулирование бесконечных инноваций, перетекание специалистов из одних мест в другие.
Руководство департаментом подлежит ротации: каждый из сотрудников раз в два-три года может стать его руководителем. Поэтому, кроме преподавания и научной работы, у каждого есть некоторые административные обязанности и административный опыт. Все это, разумеется, отвлекает от научной деятельности. Фактически ею можно заниматься только, получив годовой отпуск (саббатикл), что бывает раз в несколько лет.
Фактически самым плодотворным бывает аспирантское время, когда молодой специалист имеет возможность поехать на год в тот регион мира, которым он занимается, и пожить в какой-либо местной общине. Так он интегрируется в местную культуру и имеет возможность не только в полном смысле слова заниматься включенным наблюдением, но и активно участвовать в жизни данной общины, овладевая очень важным культурным и социальным опытом. За это время он имеет возможность набрать достаточно материала, которого ему хватает на много лет плодотворной научной работы. В дальнейшем он может лишь изредка ненадолго навещать этот регион, дополняя собранные данные. На этой основе он создает свою концепцию, вырабатывает курс лекций, пишет статьи или монографию.
Следует сказать и о библиотеках, которые в ведущих университетах поражают необычайной полнотой. Там не надо выписывать книги и часами ждать. Можно самому отправиться в хранилище, подойти к полкам и найти нужную книгу, что также помогает узнать о других книгах по интересующей теме, которые стоят на той же полке. Библиотеки нередко работают всю ночь, и там есть удобные мягкие кресла, где можно и поспать.
У нас нередко любят напоминать о колониальном прошлом, истребительных войнах и рабстве в США. Американцы все это помнят и всеми силами постепенно преодолевают это печальное наследие. В начале 1990-х гг. музеи начали возвращать индейцам вампумы и другие важные изъятые у них в прошлом вещи, особенно ритуальные. Иногда между индейцами и музеями заключается договор, позволяющий им брать некоторые ритуальные вещи для использования их в церемониях с условием, что они затем их возвращают назад в музей. В университетах и колледжах разрабатываются специальные программы обучения для коренного населения. Например, такое обучение ведется в Дартмут-колледже, расположенном в тех самых лесах, о которых когда-то писал Фенимор Купер. Там разработана специальная программа для обучения индейцев, и я встречал индейцев, получавших университетское образование. А университеты и колледжи для афроамериканцев появились в США еще в 19 веке. Благодаря им, а также реформам конца 1960-х гг., во второй половине 20 в. у них появился свой средний класс, который по образу жизни мало чем отличается от белых американцев, принадлежащих к среднему классу.
В США также имеется сеть музеев, посвященных афроамериканцам. Их особенно много в южных штатах. А 30 лет назад появилось даже особое направление американской археологии, изучающее плантационное рабство. В начале 2000-х гг. на моле (центральной аллее) в Вашингтоне был создан Музей американского индейца, причем в организации его экспозиции принимали участие как специалисты из Смитсоновского института, так и представители индейских племен. Именно последние принимали решение о том, как именно их современный образ жизни и культурное наследие их племен должны быть представлены в экспозиции. Под наследием понимались в основном религиозные представления, а никаких отсылок к истории там давать не захотели.
Наконец, вспоминаю один курьезный случай, произошедший на Международном конгрессе антропологических и этнологических наук в Загребе в 1988 г. Там на одном симпозиуме решили позволить всем выступающим говорить на своих языках. Собравшиеся там специалисты были в недоумении. Они ничего не поняли и скоро стали покидать зал. Оказалось, что языковая свобода не всегда способствует научному взаимопониманию. Все-таки ученым нужен единый язык для свободного обмена информацией. Когда-то таковым была латынь, а в последние десятилетия таковым стал английский. Не думаю, что китайский сможет его вытеснить.
[1] Виктория Мусвик: «У меня создалось ощущение сообщества, которое, к сожалению, искусственным образом себя изолировало, причем во многом в той же имперски-иерархической модели, с которой борется.» Интервью с В.А. Мусвик. https://www.istorex.org/post/виктория-мусвик-у-меня-создалось-ощущение-сообщества-которое-к-сожалению-искусственным
"Историческая экспертиза" издается благодаря помощи наших читателей.