Аксенов В.Б. «Археография из ада». Рец. : Хроники жизни в Советской России 1917–1921 гг. Воспоминания очевидцев. / Сост. и автор предисл. М.А. Ерохова. М., 2020. – 624 с.
16 марта 2021 года Сахаровский Центр выступил организатором общественной дискуссии на тему «Свидетельства из ада: как публиковать мемуары советской эпохи?» Поводом стал выход сборника воспоминаний очевидцев Гражданской войны в России, подготовленный кандидатом юридических наук, доцентом ВШЭ и «Шанинки» Марией Андреевной Ероховой. Несмотря на достаточно провокационное и тенденциозное название мероприятия, нужно отметить, что в качестве дискуссионных были обозначены очень важные вопросы не только для научного сообщества историков, но и современного гражданского общества России в целом: «Много ли в государственных и личных архивах подобных свидетельств, точно схватывающих эпоху и интересных для широкой публики? Издавать такие свидетельства в комментированном виде или as it is? Оставить это дело историкам, или рассчитывать на гражданскую инициативу? Каким может быть взаимодействие между активистами, профессионалами и государством? Какие возникают публикаторские сложности, и как их можно решать?»[1]
Особенную актуальность эти вопросы приобретают в условиях, когда власти инициируют меры по «защите» исторической памяти, которые фактически наносят удар по просветительской деятельности общества, подрывают многие важные инициативы, идущие снизу. Один из аргументов сторонников закона о просветительской деятельности, вступившего в силу 1 июня 2021 года, заключается в том, что бесконтрольная просветительская деятельность лиц, особенно не имеющих профильного образования, может привести к разжиганию социальной, национальной, религиозной розни. В этом контексте важным представляется тема исторического просвещения, в том числе издания архивных материалов. Здесь как раз и встает один из сформулированных вопросов: оставить это дело профессионалам или довериться и дилетантам? Очевидно, что введение профессионально-образовательного ценза для доступа к публикации документов из архивных фондов ограничило бы гражданские права россиян и, в конечном счете, негативно отразилось бы на самом сообществе ученых–историков. Вместе с тем участники дискуссии, среди которых были авторитетные специалисты по истории революции и Гражданской войны в России, обратили внимание на ответственность и кропотливость работы публикатора документов, требующийся от него высокий уровень исторических знаний об эпохе. При этом в адрес подготовленного М.А. Ероховой сборника звучали хоть и редкие, но комплиментарные отзывы. Однако, к большому сожалению, участники дискуссии внимательно не познакомились со сборником и не смогли понять главного казуса той ситуации, в которой они оказались: книга Ероховой обнаруживает признаки фальсификации исторических источников и может использоваться адептами защиты исторической памяти «сверху» в качестве примера недобросовестной и вредной просветительской инициативы гражданских «низов».
Ерохова собрала под одной обложкой 12 источников личного происхождения (преимущественно воспоминаний) из фонда Р5881 ГА РФ («Пражский архив») и снабдила свою книгу предисловием и редкими постраничными комментариями. Вместе с тем чтение предисловия местами вызывает недоумение, а местами – просто шокирует той археографической некомпетентностью, которую демонстрирует Ерохова. Так, на первой же странице, рассказывая читателю о ситуации в Москве в ноябре 1917 года, она заявляет, что использование современной молодежью обсценной лексики является «последствием победы большевиков» (С. 6). Аргументация Ероховой предельно проста: согласно мемуарным свидетельствам, в 1917 году юнкера говорили вежливо, а красногвардейцы матерились; победили вторые, а вместе с ними и соответствующая лексика. Подобные исторические откровения «авторши», конечно же, занимают небольшое место в книге, однако они демонстрируют определенный аналитический уровень составителя сборника и ее понимание исторических явлений. Не менее обескураживающие познания демонстрирует Ерохова в области источниковедения: «На фоне искажения истории столетней давности наиболее достоверными источниками представляются мемуары очевидцев, живших в ту эпоху. Безусловно, личные воспоминания окрашены авторским восприятием реальности, но в них точно нет стремления преподнести события в интересах какой-то политической группы» (С. 7–8). И этот вывод Ерохова делает несмотря на то, что часть авторов опубликованных ею воспоминаний демонстрирует явно непримиримо–враждебное отношение к большевикам, а то и всей демократии в целом, мечтая о Великой и Неделимой России. Кроме того, в изданных мемуарах упоминаются и пропагандистские плакаты ОСВАГ, воздействовавшие на настроения авторов. Но Ерохова явно не компетентна в вопросах классификации и критики исторических источников, что однако не мешает ей делать историко-источниковедческие выводы «космического масштаба и космической же глупости».
В предисловии Ерохова раскрывает свои принципы археографии, которые заставляют читателя позабыть о предыдущих несуразностях ее текста. Комментируя публикацию источника под названием «Ида Зимина. Дневник сестры милосердия белогвардейской армии», Ерохова ничтоже сумняшеся сообщает: «Я добавила к ее записям два дня, в которых кратко отразила жизнь своих родных и трагическую гибель прадеда в Полтавской губернии […]. Вымышленные, но правдоподобные события тех двух дней представлены мной на основе переписки […]» (С. 11). То есть Ерохова признается в том, что вставила в исторический документ собственный вымышленный текст, который она, к тому же, старательно адаптировала к стилистике записок Зиминой, чтобы он ничем не выделялся. Справедливости ради отметим, что Ерохова отметила, какие именно записи Зиминой являются сфальсифицированными ею, однако это не меняет того факта, что Ерохова нарушает элементарные базовые принципы публикации исторических источников. К тому же это далеко не единственная проблема ее сборника. Составитель признается (нельзя не отметить в этой связи наивную откровенность Ероховой), что чтение рукописных документов вызывало с ее стороны трудности расшифровки, в результате чего «отдельные слова могут отличаться» (С. 11). Было бы наивным со стороны читателя ожидать, что Ерохова каким-то образом выделит в тексте места, которые ей не удалось прочесть – она предпочла просто домыслить образовавшиеся вследствие отсутствия у нее навыков палеографии текстовые лакуны. Несложно догадаться, что сравнение опубликованных материалов в сборнике Ероховой с теми же материалами, ранее опубликованными в других изданиях, показывает, что речь идет отнюдь не об «отдельных словах». И не только о пропусках и заменах, но и добавлениях! Сравним публикацию «Дневника сестры милосердия» с добросовестной первой публикацией этого источника – «Дневником Ариадны» в 11 томе альманаха «Российский Архив» в 2001 г. (публикацию подготовил Ю.В. Алехин)[2].
Различия обнаруживаются с первых записей: «Прошел уж год, как над нашей мирной и счастливой жизнью разразилась страшным ударом русская революция» – читаем мы в публикации Алехина[3]. «Прошел уж год, как над нашей относительно мирной и счастливой жизнью разразилась страшным ударом русская революция», – исправляет автора документа Ерохова, демонстрируя свои знания о шедшей тогда Первой мировой войне (С. 363). Другая запись от 17 января 1920 г., в которой приводятся слова решившего уехать в Сербию белого полковника, в варианте Алехина приведена так: «”Да, впрочем, мы уже тут ни к чему. Мы сделали свое дело и должны уйти, очистить свое место другим. Теперь нужны другие люди, другие способы, другие идеалы. Оставаясь на местах мы только губим дело. Мы лишние, бывшие люди” - с невеселой улыбкой закончил он»[4]. Ерохова в этот раз проявила, с одной стороны, больше фантазии, с другой, поленилась переписать целое предложение: «”Да, впрочем, мы уже свое отжили, мы как бы все убиты. Теперь нужны другие люди, другие способы, другие идеалы. А мы - "бывшие" люди”, - закончил он с улыбкой» (С. 395). Можно найти множество других более мелких погрешностей: замены и перестановки слов, изменение пунктуации, структуры предложений. Например, фраза «когда я вижу ваше презрение, вас – здоровых, уравновешенных, корректных иностранцев» в публикации Ероховой изменена на вариант «когда я вижу презрение со стороны вас – здоровых, уравновешенных, корректных иностранцев» (С. 401). Ерохова оставила без внимания такую важную деталь, что А.Д. Зимина позже отредактировала текст своих записок, в частности, вставив некоторые даты. В тех случаях, когда Зимина была не уверена в датировке, она помечала их знаками вопроса. Конечно же Ерохова проигнорировала эти особенности документа. Все это говорит минимум о большой небрежности, с которой составительница сборника подошла к набору текста, а также о непонимании того, что текст несет в себе не только сюжетно-фактографическую информацию, но и своими стилистическими особенностями, самим языком повествования передает эмоциональное состояние автора, что также может являться предметом исторического исследования. Разночтения с вариантом Алехина удивляют тем более, что Ероховой известно о публикации этого документа в «Российском Архиве», о чем она сообщила в комментарии, однако она не удосужилась ни сверить свой текст с более ранней публикацией, подготовленной куда более качественно с археографической точки зрения, ни даже просто объяснить эти расхождения (за исключением признания того, что не смогла распознать все места рукописи).
Завершая разговор о «дневнике Зиминой», нельзя не отметить проблему, на которую обратил внимание Алехин: текстологический анализ документа выявляет его художественную обработку и подчиненность повествования единой драматической линии. В этом случае возникает вопрос: а существовала ли в реальности А.Д. Зимина? Период войн и революций (1914–1922 гг) известен появлением художественных произведений, замаскированных под дневники. И если в случае, например, с «Игом войны» Леонида Андреева нет сомнения в том, что перед нами выдуманный сюжет (хотя в целом более чем соответствующий эпохе), то произведение И. Зырянова «В дыму войны», несмотря на выдуманного главного героя – вольноопределяющегося В. Арамилева, – основано на личном опыте писателя и тем самым сближается с мемуарной литературой. От новой публикации документа можно было бы ожидать более серьезного анализа с целью уточнения видовой принадлежности «дневника Зиминой», но не в случае, когда за дело берется дилетант.
В этой связи возникает вопрос: насколько оправданно оценивать подготовленный неофитом сборник с позиций академической науки? Прежде всего очевидно, что даже неофиту априорно должно быть ясно, что искажать документ, а тем более включать в него собственные фантазии – недопустимо. Фактически в работе Ероховой обнаруживаются признаки фальсификации исторического источника. Во-вторых, возникает вопрос адресации этой книги. В дискуссии, организованной Сахаровским центром, Ерохова призналась, что хотела этой книгой пробудить интерес к прошлому своих студентов и не рассчитывала на интерес к сборнику со стороны профессиональных историков. Однако в данном случае она явно покривила душой: книга вышла в публичное пространство, внешне сборник имеет минимальные атрибуты научной публикации (предисловие, комментарии), в аннотации рекомендуется «широкому кругу читателей», а, значит, вполне может оказаться в руках и «чужих» студентов, аспирантов, которые могут использовать его в своих письменных работах, приводя искаженные Ероховой цитаты. Следует признать, что любая публикация исторического документа с целью просвещения должна подчиняться единым нормам археографии. Знакомство же с рецензируемым сборником наводит на мысль, что хотя публикация любого источника, особенно впервые вводящегося в научный оборот, всегда дело полезное, подобные дилетантские работы несут в себе больше вреда, чем пользы. Ведь использовать эту книгу, в которой читатель не знает, в какой степени составителем изменена или заменена, умышленно или нет, та или иная фраза, никак нельзя.
Примечательно, что во время дискуссии прозвучало предложение скоординировать действия профессиональных историков и любителей по публикации документов, на что негативно отреагировала Ерохова, заявив, что это ограничит «свободу» публикатора, приведет к излишней бюрократизации. Что понимает Ерохова под «публикационной свободой» становится ясно после знакомства с ее археографическими принципами, и это не позволяет с оптимизмом смотреть на перспективы активизации публикационной деятельности со стороны подобных любителей. В конце концов неспециалисту вполне можно было бы ограничиться публикацией оцифрованных оригинальных документов, ксерокопий источников, пусть даже и рукописных. Пользы от такой работы было бы больше.
Конечно, проблема заключается не в доступности архивных материалов для широких слоев населения, а, во-первых, в общей низкой археографической культуре (знаком ли вообще Ероховой термин «археография»?), во-вторых, в свободе самиздата (что само по себе не является каким-то злом). Ерохова рассказала, что те издательства, в которые она обращалась, отказались публиковать ее сборник, издательским грантам она не доверяет (естественно, ведь там как правило предполагается рецензирование текста специалистами), поэтому, заручившись финансовой поддержкой друзей, она самостоятельно и издала сию книгу.
Таким образом, вопрос о публикационной деятельности неспециалистов остается достаточно актуальным, и кейс Ероховой в данном случае показателен. Жаль, что организаторы дискуссии в Сахаровском центре не распознали в этом сборнике вопиющую халтуру, иначе они могли бы более точно сформулировать название мероприятия: «Археография из ада: как не нужно публиковать мемуары советской эпохи». При этом в вышедшем в свет сборнике Ероховой можно найти свою пользу, если использовать его в качестве наглядного пособия по критичным ошибкам публикаторов документов на занятиях по археографии. Правда тревогу вызывает признание Ероховой в том, что она планирует издание второго тома воспоминаний из «Пражского архива». Не многовато ли в этом случае будет у нас таких пособий?
Несмотря на продемонстрированную автором-составителем сборника вопиющую недобросовестность, хочется надеяться, что в своей профессиональной деятельности в качестве юриста и преподавателя права М.А. Ерохова отличается куда бóльшей компетентностью.
[1] Свидетельства из ада: как публиковать мемуары советской эпохи? https://www.youtube.com/watch?v=xK-M0ijE774
[2] Конечно, нельзя отрицать того, что в каких-то случаях и сам Алехин мог допустить неточность в наборе текста, поэтому окончательный вердикт можно было бы вынести, сверив публикации Ероховой с архивным оригиналом, однако сам факт признания Ероховой, что из-за трудностей распознавания оригинала какие-то части документов она исказила, а также слишком существенные расхождения с публикацией Алехина, демонстрирующие явное домысливание текста публикатором-дилетантом, позволяет признать ее работу крайне недобросовестной.
[3] Дневник Ариадны // Российский Архив. Т. XI. М., 2001. С. 620.
[4] Там же. С. 636.