А.С. Стыкалин Рец.: Славяне и Россия: Балканы в вихре национально-освободительных движений (К 200-летию начала Греческой революции 1821–1829 гг.) / Отв. ред. С.И. Данченко. — М.: Институт славяноведения РАН, 2022. — 310 с.: ил. — (Никитинские чтения «Славяне и Россия»)
18.02.2023
Рецензируется российский коллективный труд, подготовленный по итогам одной из конференций, посвященных 200-летию начала Греческой революции 1820-х годов. Греческая революция ставится в нем в контекст других национально-освободительных движений на Балканах. Авторы книги пытаются выявить место событий 200-летней давности в греческой национальной памяти, показать их значение для формирования современной греческой государственности, определить их след в историческом сознании других балканских народов. Показано, как противоречия между балканскими народами, освобождавшимися от османской зависимости, приводили к острым конфликтам и способствовали возникновению национально-территориальных споров, в той или иной мере сохраняющих актуальность по сегодняшний день.
Ключевые слова: Греция, греческая революция 1821-1829 гг., Балканы, Османская империя, внешняя политика России, национально-освободительные движения, национально-территориальные споры.
Сведения об авторе: Стыкалин Александр Сергеевич, кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Института славяноведения РАН
Контактная информация: zhurslav@gmail.com
Abstract.The book of Russian historians which is reviewed is prepared as the result of one of the conferences, dedicated to the 200th anniversary of the beginning of the Greek revolution of the 1820s. The Greek revolution is placed in the context of other national liberation movements in the Balkans. The authors of the book are trying to identify the place of the events of 200 years ago in the Greek national memory, to show their significance for the formation of modern Greek statehood, to determine their trace in the historical consciousness of other Balkan peoples. It is shown how the contradictions between the Balkan peoples, liberated from Ottoman dependence, led to sharp conflicts and contributed to the emergence of national-territorial disputes, which to some extent remain relevant to this day.
Key words: Greece, Greek revolution of 1821-1829, Balkans, Ottoman Empire, Russian foreign policy, national liberation movements, national-territorial disputes.
Information about the author: Stykalin Alexander – Cand. History, Coordinating Researcher, Institute of Slavic Studies, RAS.
Contactinformation:zhurslav@gmail.com
Отмеченный весной 2021 г. 200-летний юбилей начала Греческой революции не мог пройти мимо внимания российской историографии – слишком велико значение этого события в новой истории Балкан и слишком видное место оно занимало в российской внешней политике своего времени. Будучи не только органической частью Восточного кризиса 1820-х годов, но и едва ли не главным из событий, этот кризис вызвавших, Греческая революция привлекает неизменный интерес специалистов разных стран, занимающихся ключевыми проблемами международных отношений в посленаполеоновской Европе.
Рецензируемый коллективный труд подготовлен по итогам одной из (отнюдь не единственной!) состоявшихся в России научных конференций, приуроченных к этому юбилею. Для греков национально-освободительная революция 1820-х годов является ключевым событием национальной истории. С нее, собственно говоря, и начинается отсчет собственно новогреческой истории. Вполне закономерно, что большое внимание в книге уделено событиям греческой истории, последствиям революции для Греции, ее отношений с соседями, их трактовкам в историографии, отражению в исторической памяти. Авторы коллективного труда опираются на богатые традиции изучения новогреческой истории в отечественной историографии. Статья С.И. Данченко посвящена одному из ее корифеев – Г.Л. Аршу (1925 – 2017). Много занимаясь революцией 1820-х годов в контексте новогреческой и балканской истории, Г.Л. Арш считал ее «заключительным этапом большого общественно-политического движения – национального Возрождения, начавшегося во 2-й половине XVIII в. и охватившего все сферы греческой жизни: политику, экономику, культуру». На первый план в круге его интересов выходили российские связи греческого национально-освободительного движения (в частности, этеристов во главе с А. Ипсиланти). Не только для греческой, но и для российской истории эти связи не прошли бесследно: «этеристский вопрос» занял немаловажное место и в официальной балканской политике последних лет царствования Александра I, и в общественной жизни. Как показывает в своих работах Г.Л. Арш, в широком историческом плане официальная русская политика объективно содействовала подготовке Греческой революции 1821–1829 гг., создав благоприятные предпосылки для возникновения и процветания в России греческих колоний, ставших во втором десятилетии XIX в. основной опорной базой греческого освободительного движения. Активную национально-патриотическую деятельность развернул занимавший ответственный пост в российском МИДе И. Каподистрия, старавшийся привлечь внимание русской общественности, но прежде всего Александра I (как и других европейских правителей) к «греческому вопросу» и прилагавший значительные усилия для того, чтобы обеспечить восставшей Греции политическую и военную поддержку России. Другой вопрос, что взгляды Каподистрии, как доказывает Г.Л. Арш, основывались на недооценке внутренних сил и возможностей греческого народа и преувеличении внешнего фактора в борьбе Греции за освобождение, прежде всего роли России. А позиция петербургского двора зависела от многих составляющих (и прежде всего расклада сил на международной арене) и не только была непоследовательной, но быстро стала враждебной, по крайней мере к радикальному крылу греческого движения, представленному обществом «Филики Этерии» во главе с А. Ипсиланти, настоящим возмутителем спокойствия на Балканах. Вместе с тем Г.Л. Арш не забывал и о том, что Порта признала независимость Греции, по Лондонскому протоколу от 3 февраля 1830 г., в немалой степени благодаря согласию России снизить в этом случае на 1 млн дукатов сумму контрибуции, налагаемой на Турцию после русско-турецкой войны 1828–1829 гг.
В статье О.Е. Петруниной речь идет об отражении революции 1821 г. в школьном курсе истории в Греции и на Кипре. Для новых и новых поколений греков национальная независимость, за которую сражались вожди греческого освободительного движения в 1821 г., отцы-основатели национального государства, остается одной из базовых ценностей. При всех настоятельных требованиях Евросоюза вписать национальные истории в парадигму общеевропейских ценностей, действующие учебники не только сохраняют ярко выраженный этноцентристский дискурс, само изложение истории революции 1821 г. транслирует новым поколениям традиционные стереотипы о турках-врагах: период османского владычества представляется как исключительно ущербный для греков, при этом недооцениваются привилегии, предоставленные грекам османскими властями – достаточно вспомнить о том, что Румынские княжества в течение длительного времени фактически давались на откуп грекам-фанариотам. Этноцентристский взгляд характерен, конечно, и для турецких учебников: турецким школьникам рассказывают о толерантности и снисхождении мусульманских властей к христианам, которые проявили неблагодарность, восстав против законной власти. При этом, по наблюдению О.Е. Петруниной, и греческий, и турецкий нарративы сходятся во мнении, что Греческая революция продемонстрировала упадок Османской империи. В работе вместе с тем отмечается, что, несмотря на сохранение в целом традиционных оценок революции 1821 г., греческая историография мало-помалу снижает степень конфликтности этой темы, постепенно смягчая представления о положении греков в Османской империи. Пришедший из XIX века термин «османское иго» уже вышел из употребления и заменен на «османское владычество», который тоже в последнее время ставится под сомнение, но пока еще сохраняется в учебниках. Что касается истории Кипра, то она вписывается в общегреческую национальную историю и преподается как дополнение к истории Греции Этим поддерживается культурное единство двух греческих государств, стремящихся и к единству политическому. В статье И.М. Захаровой представлен источник из собрания Государственного Эрмитажа, дополняющий новыми сведениями историю одного из греческих аристократических родов и, таким образом, проливающий свет на некоторые страницы истории русско-греческих отношений Нового времени.
Греческий пример воодушевлял представителей других балканских народов, искавших пути национальной эмансипации, революция 1821 г. оказала непосредственное влияние на другие национально-освободительные движения региона. Хотя значение борьбы греков для всех народов Балканского полуострова признано всеми историографиями соседних народов, трактовка конкретных событий греческой истории находится в зависимости от нарративов собственной истории, господствующих в публичном и академическом пространствах соответствующих стран. А между тем, отношения разных движений складывались очень непросто, достаточно вспомнить о судьбе Тудора Владимиреску – расхождения в целях двух восстаний были настолько велики, что выдающийся румынский революционер стал жертвой греческих этеристов. Ар.А. Улунян на основе публикаций разных стран пытается проследить, какое отражение 200-летний юбилей Греческой революции нашел в современных дискурсивных практиках других государств балканского региона и, соответственно, как разные, а иногда и прямо противоположные представления об общем прошлом во взаимоотношениях различных народов сказываются на трактовке событий 1820-х годов. А надо сказать, что конкуренция разных национальных историографий за право собственной интерпретации Греческой революции и приобщение к её наследию не просто приобрела к настоящему времени довольно широкий масштаб, но и имеет определённую историческую традицию.
Как замечает автор, предпринимавшиеся в конце 90-х годов ХХ – начале ХХI вв. попытки представителей общественности и академического сообщества государств Балканского региона добиться формирования невраждебной национальной памяти со стороны соседей и реализовать это в рамках международных образовательных проектов при ведущей роли европейских партнёров лишь частично достигли поставленных целей. Это трудно сделать, поскольку в общественных, а также и в академических дискурсах Балканских стран продолжает доминировать национальный нарратив как собственной истории, так и истории соседних народов и государств. Это в полной мере касается интерпретации Греческой революции в контексте различных национальных исторических нарративов. Так, в румынской историографии акцентируется тезис о том, что события Греческой революции получили свое начало именно на румынской земле и на определенном этапе были созвучны движению Владимиреску. Хотя приоритетное внимание, что вполне понятно, отдается последнему, первое воспринимается как важный внешний фон событий румынской истории.
В общественном дискурсе ряда балканских стран принимается во внимание степень участия представителей соседних народов в Греческой революции 1821 г. и их роль в победе, а также в государственном строительстве. Хотя конфликтогенность на межгосударственном уровне не просто имеет глубокие исторические корни в отношениях между балканскими народами, но и во многом предопределяет национальные исторические нарративы и характер восприятия истории соседей, тезис о большом вкладе албанцев в дело Греческой революции очень распространен в албанской историографии и общественном дискурсе и неотделим от стремления подчеркнуть влияние и значимость албанского этноса в более широком географическом пространстве, чем нынешняя Албания. В случае с Турцией в связи с еще более высоким конфликтным потенциалом и перманентно присутствующей напряженностью в двусторонних отношениях трактовки общего прошлого носят особенно политизированный характер, находясь под влиянием как внутриполитических факторов, так и внешнеполитической конъюнктуры. Причем сам генезис непрекращающегося греко-турецкого конфликта часто возводится именно к событиям 1821 года, когда вспыхнула Греческая революция против османского владычества.
Исследователями многократно отмечается искусственное возвеличивание в балканских историографиях роли «местного фактора» в создании национальной государственности и принижение роли внешних сил в этом процессе. Все-таки историки разных стран не могут не признать значимости внешнего фактора для Греческой революции, однако он не сводится к подчеркиванию влияния великих держав, конкурировавших за доминацию на Балканах, а, напротив, зачастую соседствует в общественных дискурсах с тезисом о немалом, если не превалирующем значении национальных восстаний других народов, происходивших ненамного раньше или параллельно.
Вслед за Ар.А. Улуняном также и В.Б. Каширин обращает внимание на попытки «национальной приватизации» наиболее ярких событий, достижений и действующих лиц борьбы балканских народов против османской доминации. По его мнению, «психологическая и идеологическая подоплёка этого представляется достаточно понятной. С точки зрения местных балканских историографий, подобные трактовки служат целям доказательства зрелости и самостоятельности автохтонного национально-освободительного движения, его этнической монолитности, а также того, что именно это псевдогомогенное движение внесло решающий вклад в сокрушение османского господства на определенной территории и в будущее завоевание государственной независимости. В дальнейшем это используется для культивирования национальной военно-патриотической мифологии». К этому можно добавить, что практически во всех балканских историографиях нередко конструируются тезисы, явно противоречащие исторической реальности, но отвечающие определенным конъюнктурным интересам.
В рецензируемой книге представлены различные аспекты национально-освободительных движений разных балканских народов, причем не только находящиеся в прямой или более опосредованной взаимозависимости с греческим национально-освободительным движением. В статьях показано, как идеи и цели национально-освободительной борьбы народов Балканского полуострова наполнялись разным содержанием по мере изменения расклада сил в регионе. В статьях Н.С. Гусева и др. рассматривается и роль российской внешней политики, ее позиция в связи с конфликтами между разными балканскими национальными движениями и государственными образованиями, нацеленными на расширение своего влияния за счет ближайших соседей. Отмечается, что Министерство иностранных дел Российской империи не могло не учитывать в своей работе умонастроений лидеров балканских стран, стремившихся как можно скорее решить национальные задачи и определить место своих народов не только в региональном, но и в общеевропейском раскладе политических сил. Поэтому русские дипломаты должны были постоянно собирать информацию и анализировать текущие события на Балканах именно с этой точки зрения. Это касалось, впрочем, и дипломатических ведомств других больших держав. О.И. Агансон в статье, посвященной политике Лондона в отношении национально-освободительного движения в Македонии, отмечает не только ее прагматизм, но и переосмысление Великобританией своей стратегии в этом геополитически важном регионе. Она показывает, что в балканской политике Лондона произошло смещение приоритетов с общесистемного уровня (взаимодействие с Австро-Венгрией и Турцией с целью «сдерживания» России) до регионального (не просто внимание к «малым» балканским игрокам в лице независимых государств и национально-освободительных движений, но и в каком-то смысле стремление «управлять» ситуацией).
В.Б. Каширин, обратившись к событиям русско-турецкой войны 1768-1774 гг. (т.е. происходившим за полвека до начала Греческой революции), ставит их в контекст отечественной военной истории. Он отмечает, что и к началу этой войны Российская империя уже обладала небезуспешным опытом привлечения на военную службу уроженцев Дунайско-Балканского региона. Вместе с тем в канун войны у командования русской армии не было никаких замыслов по формированию новых иррегулярных подразделений из жителей Балкан и Дунайских княжеств. Все мероприятия такого рода, происходившие уже в условиях войны, во многом имели импровизационный и ситуативный характер и развивались под влиянием обстановки на театре военных действий и получаемой информации о действиях и намерениях противника. Более того, формирование арнаутских подразделений и началось, и продолжалось как во многом стихийная практика. Тем не менее, опираясь на полученный опыт, в последующем российское командование раз за разом прибегало к образованию иррегулярных добровольческих формирований из жителей Дунайских княжеств и задунайских выходцев.
Национальная свобода на Балканах всегда была неотделима от экспансионистских устремлений. В.Б. Хлебникова это убедительно показывает на материале даже такого совсем маленького государственного образования как Черногория. Князь Никола Петрович стремился использовать любое политическое осложнение в регионе для расширения границ своего княжества и при этом демонстративно игнорировал советы и рекомендации российских покровителей, создавая им тем самым немалые неудобства. На словах угодливо заверяя их в своей готовности подчиниться воле Петербурга, на деле он, напротив, продолжал поощрять провокации и конфликты в пограничных областях, а иногда и не скрывал своей обиды и раздражения из-за попыток сдерживать его внешнеполитические амбиции и ограничивать свободу действий на границах. Как показывает исследователь, с 1901–1902 гг. в донесениях российской миссии в Подгорице появилась довольно неприятная тема подстрекательского поведения черногорской администрации на границах с Османской империей. Всем, казалось бы, обязанный Николаю II черногорский монарх оказался непредсказуемым партнером, самостоятельно взяв курс на обострение отношений с Османской империей. Скорее всего он рассчитывал, что в условиях войны русские покровители будут намного щедрее. Однако для России, выступавшей за статус-кво, поставки оружия в беспокойный регион могли обернуться политическим скандалом. Подобное развитие событий было для Российской империи тем менее желательным, что она в то время была все более озабочена дальневосточными проблемами. И хотя из Петербурга последовали строгие указания, ситуация на границах Княжества не улучшалась. А между тем, эти проблемы были изначально порождены решениями Петербурга по слишком обильному финансированию черногорской армии. Вообще князь Никола всегда предпочитал военно-политические способы решения насущных проблем курсу на мирное развитие экономики. Исходя из архивных документов, В.Б. Хлебникова опровергает попытки внедрить в черногорскую историографию мысль о том, что финансовая поддержка России была исключительно инструментом грубого политического давления на Княжество.
Хорошее впечатление производит написанная на материале войны 1877-1878 гг. статья М.М. Фроловой, разрушающая долго бытовавшие в российской историографии стереотипы о якобы чуть ли не безоблачных отношениях между русскими и болгарами в их повседневных контактах. В начале войны, отмечает автор, русская пресса была полна восторженных сообщений о якобы радостных встречах болгарами русских войск в городах и селениях, сопровождаемых щедрым угощением. Однако гвардейские полки, вступавшие на правый берег Дуная в сентябре 1877 г. и затем шедшие к Плевне, ожидал в Придунайской Болгарии очень сдержанный и даже негостеприимный прием. И такое отношение местного населения, довольно неожиданное для командования русской армии, превратилось для него в весьма серьезную проблему в связи с постоянными затруднениями в обеспечении русских войск продовольствием. М.М. Фролова объясняет это элементарным страхом болгар, очутившихся меж двух огней и, чтобы выжить, вынужденных приспосабливаться, а нередко служить и русским, и туркам. Как констатирует автор, «чувство самосохранения, забота о семье и обеспокоенность за будущий урожай заставляли болгар скрывать свой достаток, чтобы не остаться на зиму без продовольствия. Кроме того, первые неудачи русского оружия усилили неуверенность болгар в возможной победе России, а также обострили память, поскольку, независимо от результатов предыдущих русско-турецких войн, турки всегда возвращались. И эти обстоятельства заметно отражались на отношении болгар к русским».
В центре внимания Н.С. Гусева – сербская и болгарская пропаганда по македонскому вопросу в России в конце XIX – начале ХХ вв. Как констатирует автор, предлагавшиеся каждой из сторон проекты национального объединения заведомо предполагали отсутствие возможности полюбовного разрешения вопроса, а главным камнем преткновения являлись македонские земли. В то же время было очевидно, что великие державы не позволят балканским народам самим определить свое будущее. В таких условиях особое значение приобретала внешнеполитическая пропаганда, нацеленная на формирование представлений о правах того или иного государства на спорные земли. В ходе пропагандистских усилий, особенно с сербской стороны, нередко происходила апелляция к прошлому: мобилизованное сербское средневековье становится одним из инструментов внешнеполитической агитации. Как резюмирует Н.С. Гусев, «с высоты сегодняшнего дня все конструкции болгарских и сербских пропагандистов выглядят абстракцией. Насильственное воспитание из “аморфной славянской массы” сербов не дало результатов, и сейчас существование македонской нации не вызывает сомнений. Однако мотив исторического права, опора на средневековую историю в своих действиях или притязаниях и ныне присутствуют в жизни Балкан. Причём практически в не изменившемся более чем за столетие виде».
П.А. Искендеров пишет об особенностях албанского национального движения и его этапах в более широком региональном контексте в 1878-1914 гг. Основные черты этого движения проявились уже в деятельности Призренской лиги 1878-1881 гг., ставшей первым институтом формирования албанской государственности на Балканах и одновременно апогеем подъема албанского национального движения в XIX веке. Автор приводит бытующее в историографии мнение о том, что «обращение большого количества албанцев в ислам, а также предоставляемая им Портой безопасность против славян и греков окончательно способствовали тому, что они скорее отождествляли себя в целом с оттоманскими турками, нежели осознавали специфические албанские идеалы и цели. Таким образом, сама природа оттоманского правления отсрочила появление албанского национального самосознания и последующего национального движения и привела к тому, что албанцы стали последней балканской нацией, обретшей свою независимость от Оттоманской империи». Крайне запутанный уже в рассматриваемую эпоху албанский вопрос никогда не утрачивал значимости для дальнейшего развития ситуации в регионе. И как подтвердило развитие событий на Балканах в последующие десятилетия, именно албанский вопрос продолжает и сегодня лежать в основе многочисленных региональных конфликтов, не позволяющих региону забыть о своей печальной участи «порохового погреба Европы».
В центре внимания Я.В. Вишнякова – идеология сербской военной элиты начала XX в. Как доказывает автор, белградский переворот 29 мая 1903 г. не затронул основ существующих в стране политической и социально-экономической систем. А вместе с тем тезис о гармоничном развитии Сербского королевства после переворота нуждается в существенной корректировке. После переворота в стране начался опасный для спокойствия государства раскол среди сербского офицерского корпуса. События 1908–1909 гг., связанные с включением в состав Габсбургской монархии Боснии и Герцеговины, внесли существенные коррективы и в идеологию собственно сербской военной элиты, которая не только трансформируется в самостоятельную политическую силу, но и стремится взять в свои руки инициативу в решении вопроса «об объединении всех сербов», что привело к образованию в стране оформленной военной партии, по сути «партии войны». Эту партию, по мнению Я.В. Вишнякова, представляла прежде всего организация «Черная рука», к началу Балканских войн ставшая совершенно самостоятельной политической силой, проникнутой серьезной националистической доктриной, а успех Младотурецкой революции и события того же времени в Греции явились для офицеров сербской армии примером для подражания.
Если македонский вопрос неоднократно становился предметом рассмотрения в отечественной историографии, гораздо меньше повезло в этом плане фракийскому вопросу, болгаро-греческому национально-территориальному спору вокруг Западной Фракии. Эту лакуну восполняет статья Т.В. Волокитиной, представленная в настоящем сборнике. Автор показывает, что вся история Западной Фракии дает основания считать ее одной из невралгических, конфликтогенных точек на Балканах, объектом взаимных территориальных претензий и споров, неоднократно заканчивавшихся военными столкновениями. Как отмечает Т.В. Волокитина, здесь столкнулись две «великие» идеи – болгары мечтали об «идеальном отечестве», государстве двух морей – Чёрного и Эгейского, а греческая «Мегáли идеа» преследовала цель создать «Великую Грецию»: реставрировать Византийскую империю со столицей в Константинополе и с Эгейским морем в качестве «внутреннего озера». Т.В. Волокитина обращает внимание на живучесть фантомных границ в памяти поколений. Болгария в границах Сан-Стефанского договора 1878 г., затем заметно откорректированного на Берлинском конгрессе 1878 г., настолько прочно утвердилась в политическом сознании болгар как идеальное пространство, что превратилась в «священную корову» болгарского национализма. И в наши дни территориальные потери Болгарии в результате Второй Балканской (1913 г.) и Первой мировой войн прочно закреплены в сознании болгар, как «две национальные катастрофы». В статье, основанной на скрупулезном изучении источников, уделено внимание решению фракийского вопроса на Парижской мирной конференции 1947 г., где все территориальные вопросы рассматривались под углом зрения «большой политики», оттесняя этнические, исторические, экономические и прочие доводы и, уж тем более, призывы к восстановлению «справедливости».
Авторы книги не ограничиваются национальными движениями Балкан, в поле их зрения оказываются и югославянские движения габсбургского пространства. В статье Л.А. Кирилиной, основанной на мемуарах видного словенского либерала В. Равнихара, показаны усилия деятелей словенского национального движения, направленные на пробуждение национального сознания словенцев, особенно в сильно онемеченной Нижней Штирии. При этом внутри движения не обходилось без острых конфликтов между либералами и католиками, заставлявших расходовать силы во вредоносной борьбе. Делая упор на национальном вопросе, некоторые ведущие деятели движения не уделяли, однако, должного внимания разработке социально-экономической программы.
Нет сомнения в том, что рецензируемый труд представит интерес не только для историков-балканистов, но и для политических экспертов, занимающихся выявлением исторических корней теперешних национально-территориальных споров, не теряющих своей остроты.
"Историческая экспертиза" издается благодаря помощи наших читателей.