А.А. Рыбалка Реальность и вымысел в родословной Константина Паустовского
16.05.2023
Статья посвящена различным нюансам традиционной родословной замечательного советского писателя Константина Паустовского. Мотивом для ее написания послужила мистификация писателем истории своей семьи в автобиографической прозе. Мистификация литератором семейных преданий может быть объектом изучения, но не проблемой. Проблемой является бездумное включение литературоведами и поклонниками этой мистификации в официальную биографию писателя.
Ключевые слова: автобиографическая проза, мистификация, художественный вымысел, чиншевая шляхта, легенды о предках.
Сведения об авторе: Рыбалка Андрей Александрович, начальник управления внедрения систем и средств обеспечения информационной безопасности, Научно-производственная фирма "Кристалл" (г. Пенза)
Контактная информация: anrike@yandex.ru
Rybalka Andrey A.
Reality and fiction in the genealogy of Konstantin Paustovsky
The article is devoted to various nuances of the traditional family tree of the remarkable Soviet writer Konstantin Paustovsky. The motive for writing them was the hoax by the writer of the history of his family in autobiographical prose. Mystification of family traditions by a writer can be an object of study, but not a problem. The problem is the thoughtless inclusion by literary critics and fans of this hoax in the official biography of the writer.
Key words: autobiographical prose, hoax, fiction, chinsh gentry, legends about ancestors.
About the author: Rybalka Andrey A. — Head of Department of Implementation of Systems and Means of information security, Scientific and Production Company “Kristall” (Penza)
Contact information: anrike@yandex.ru
Мой дед был тих и кроток. Степью синей /Возил он хлеб к Азовским берегам...[1]
Собирая материалы о мистификации семейных преданий, неожиданно для себя обнаружил в числе таких мистификаторов Константина Паустовского. Я бы и не обратил внимания на его рассказ о ближайших предках, если бы он не объявил одну из своих бабушек «крещённой турчанкой», привезённой дедом-солдатом с Балкан. Поскольку это, на мой взгляд, типичная в наших краях генеалогическая легенда о «благородном предке», я заинтересовался, что Паустовский вообще об этом писал и благодаря наличию онлайн-доступа к базам оцифрованных генеалогических источников – метрических книг (МК), ревизских сказок (РС) и исповедальных ведомостей (ИВ) – тех мест, откуда происходили предки писателя[2], без особого труда выяснил, что писал он предках своих Паустовских «не дельно».
Реальная родословная Паустовского прослежена по МК села Пилипчи белоцерковским исследователем Павлом Деревянко ещё 15-ть лет назад (Деревянко 2007: 522-538). Не имея изначально доступа к этой работе, я вынужден был отчасти повторить путь исследователя самостоятельно и, как мне кажется, сумел немного уточнить начало этой родословной, обратившись к ИВ и РС, как Пилипчи, так и иных селений, с которыми были связаны предки писателя. Мотивом моим, отчасти было то, что, на мой взгляд, исследованию Деревянко не оказано должного внимания ни исследователями, ни поклонниками творчества Паустовского.
История ближайших предков изложена Константином Георгиевичем в автобиографической прозе, в частности, в «Далеких годах» (Паустовский 1946), где деду его Максиму Паустовскому посвящена отдельная глава «Дедушка мой Максим Григорьевич». Рассказ о деде развивает грустный сюжет о смерти и похоронах отца автора, случившихся на «исторической родине» Паустовских в деревне Городище, близ реки Роси и села Пилипча Васильковского уезда, в 1912 году. После похорон автор на несколько дней остаётся в деревне, в тоске и печали …
… Тетушка Дозя старалась утешить меня и развлечь. Она вытащила из чулана -- каморы -- сундук, полный старинных вещей. Крышка его открывалась с громким звоном.
В сундуке я нашел пожелтевшую, написанную по-латыни гетманскую грамоту -- "универсал", медную печать с гербом, георгиевскую медаль за турецкую войну, "Сонник", несколько обкуренных трубок и черные кружева тончайшей работы.
"Универсал" и печать остались у нас в семье от гетмана Сагайдачного, нашего отдаленного предка. Отец посмеивался над своим "гетманским происхождением" и любил говорить, что наши деды и прадеды пахали землю и были самыми обыкновенными терпеливыми хлеборобами, хотя и считались
потомками запорожских казаков.
Когда Запорожская Сечь при Екатерине Второй была разогнана, часть казаков поселили по берегам реки Рось, около Белой Церкви. Казаки неохотно сели на землю. Буйное их прошлое еще долго докипало в крови. Даже я, родившийся в конце девятнадцатого века, слышал от стариков рассказы о кровавых сечах с поляками, походах "на Туретчину", об Уманской резне та чигиринских гетманах.
Наслушавшись этих рассказов, я играл с братьями в запорожские битвы. Играли мы в овраге за усадьбой, где густо рос около плетня чертополох -- будяк. Красные его цветы и листья с колючками издавали в жару приторный запах. Облака останавливались в небе над оврагом -- ленивые и пышные, настоящие украинские облака. И такова сила детских впечатлений, что с тех пор все битвы с поляками и турками были связаны в моем воображении с диким полем, заросшим чертополохом, с пыльным его дурманом. А самые цветы чертополоха были похожи на сгустки казацкой крови.
С годами запорожская буйность потускнела. Во времена моего детства она сказывалась только в многолетних и разорительных тяжбах с графиней Браницкой из-за каждого клочка земли, в упорном браконьерстве и казачьих песнях -- думках. Их пел нам, своим внучатам, дед мой Максим Григорьевич.
Маленький, седой, с бесцветными добрыми глазами, он все лето жил на пасеке за левадой -- отсиживался там от гневного характера моей бабки-турчанки.
В давние времена дед был чумаком. Он ходил на волах в Перекоп и Армянск за солью и сушеной рыбой. От него я впервые услышал, что где-то за голубыми и золотыми степями "Катеринославщины" и Херсонщины лежит райская крымская земля.
До того как дед стал чумаком, он служил в николаевской армии, был на турецкой войне, попал в плен и привез из плена, из города Казанлыка во Фракии, жену -- красавицу турчанку. Звали ее Фатьма. Выйдя за деда, она приняла христианство и новое имя -- Гонората.
Бабушку-турчанку мы боялись не меньше, "чем дед, и старались не попадаться ей на глаза.
Дед, сидя около шалаша, среди желтых цветов тыквы, напевал дребезжащим тенорком казачьи думки и чумацкие песни или рассказывал всяческие истории.
Я любил чумацкие песни за их заунывность. Такие песни можно было петь часами под скрип колес, валяясь на возу и глядя в небо. Казацкие же песни всегда вызывали непонятную грусть. Они казались мне то плачем невольников, закованных в турецкие цепи -- кайданы, то широким походным напевом под топот лошадиных копыт …
… Ах, дед Максим Григорьевич! Ему я отчасти обязан чрезмерной впечатлительностью и романтизмом. Они превратили мою молодость в ряд столкновений с действительностью. Я страдал от этого, но все же знал, что дед прав и что жизнь, созданная из трезвости и благоразумия, может быть, и хороша, но тягостна для меня и бесплодна. "На всякого человека,-- как говаривал дед,-- другая пропорция". Может быть, поэтому дед и не уживался с бабкой. Вернее, прятался от нее. Ее турецкая кровь не дала ей ни одной привлекательной черты, кроме красивой, но грозной наружности. Бабка была деспотична, придирчива. Она выкуривала в день не меньше фунта крепчайшего черного табака. Курила она его в коротких раскаленных трубках. Она ведала хозяйством. Ее черный глаз замечал малейший непорядок в доме. По праздникам она надевала атласное платье, отороченное черными кружевами, выходила из дому, садилась на завалинку, дымила трубкой и смотрела на быструю реку Рось. Изредка она громко смеялась своим мыслям, но никто не решался спросить ее, чему она смеется. Единственной вещью, которая немного примиряла нас с бабкой, был твердый розовый брусок, похожий на мыло. Он был спрятан у нее в комоде. Она изредка вынимала его и с гордостью давала нам нюхать. Брусок издавал тончайший запах роз. Отец рассказал мне, что долина вокруг Казанлыка -- родного города бабки -- называется Долиной роз, что там добывают розовое масло и чудесный брусок -- это какой-то состав, пропитанный этим маслом. Долина роз! Самые эти слова меня волновали. Я не понимал, как в таких поэтических местах мог появиться человек с такой суровой душой, как у моей бабки (Паустовский 1946: 14-16, 20-21).Я опускаю трогательную историю о лирнике Остапе, рассказ и бёз неё хорош, вдохновляющ и располагающ. Между тем, позволю себе заметить, что ни слова правды в нём нет. Мало того, «дед Максим Григорьевич», столь серьёзно повлиявший на мироощущение автора, попросту никогда не существовал.
По факту, «житель деревни Городищ однодворец Максим Паустовский» был по батюшке Дмитриевичем и умер сорока лет отроду «от чахотки» 24 октября 1862 года, за тридцать лет до рождения своего внука. Он не был никогда солдатом и, наверняка, не был и чумаком. Дела на Паустовских имеются в фонде Киевской Центральной ревизионной комиссии (1840-1848, ф. 481 ЦГИАК), следовательно, ещё в середине века представители этой фамилии продолжали добиваться утверждения в дворянском достоинстве, хотя, кажется безуспешно. Неясно, впрочем, участие в этом именно городищенских Паустовских, однофамильцы-родичи проживали ещё в селах Рокитно и Юрковцы, многие из них в метрических книгах (МК) последовательно именуются шляхтичами. Однако и старший брат Максима, Матвей, умерший через год после него также от чахотки, записан «деревни Городищ дворянином».
Солдатом был младший брат Матвея и Максима, Василий, служивший в Одесском пехотном полку. По возрасту он мог бы принимать участие в Крымской войне, но женился он, по отставке в 1857 г., на дочери отставного солдата, именуемой Домникия Кочерга, после чего проживал в другом селе, Трушках, в семье тестя.
Максим же женился ещё в январе 1844 года на двадцатилетней девице Гонорате, дочери умершего местного дворянина Викентия Витушинского. Витушинские, в отличие от Паустовских, успешно подтвердили своё дворянство и были в 1850 г. вписаны в Киевскую ДРК. Заведомо католические тройные имена двух братьев Викентьевичей, фигурирующих в ДРК[3], и характерное имя жены Максима, дают основания считать Витушинских изначально католиками, хотя девица при венчании показана православной и записи о её более раннем миропомазании найти не удалось. Однако, отыскав в МК рождение «тёти Дози» в мае 1848 г., я обнаружил, что мать её Гонората показана там католичкой. Аналогична запись при рождении дочери Марии в 1846 г., наконец, в записи о рождении сына Георгия 8 апреля 1854 г., Гонората равно показана католичкой, т.е. «православное исповедание» при венчании Гонораты, видимо, просто ошибка.
При сей верной оказии, обратим внимание, что у Паустовского чин отпевания и погребения его отца совершает ксендз. Правда автор оговаривается, что «никто из священников не согласился ехать в Городище, отговариваясь болезнями и делами. Согласился только молодой ксендз». Но если в 1946 г., при первой публикации текста, подобный факт мог и не вызывать вопросов, то в контексте времени он довольно необычен. Поклонники Паустовского пишут даже, что запорожский казак Григорий Паустовский, поселившийся на берегах Роси, не только добился дворянства, но и перешёл в католичество. Однако, нет, все околокиевские Паустовские, начиная с первых упоминаний в МК на рубеже 70-х гг. XVIII в., показаны православными. Да и сам отец писателя, Георгий Максимович, рождён православным и показан православным при рождении сына.
Ответ даёт запись в МК: 5-го февраля 1912 г. умер от ревматизма «крестьянин города Василькова Киевской губернии» Георгий Максимов Паустовский, 55-ти лет, будучи пред тем исповедан и соборован пилипчанским священником Константином Кмитой[4]. На следующий день отец Константин с псаломщиком Алексеем Юкиным погребли почившего на городищенском кладбище. Таким образом, яркий рассказ о смерти отца писателя тоже мистифицирован (я не комментирую подробности его за известностью либо доступностью для любопытствующих (Паустовский 1946: 5-14)).
Артефакты из «дедушкиного сундука» давным-давно разъяснены заинтересованными краеведами: «Охранная грамота и другие документы после смерти Ильи[5] перешли к его сыну Константину Ильичу и были утеряны во время войны 1941–1945 гг. Существование этих документов подтверждает сам Константин Георгиевич, а в 1920 году о них рассказывал самый старый житель Пилипчи сельский постоянный писарь (громадский писарь) Гервасий Маркович Белецкий. Его рассказ был записан учителем нашей школы и сохранился» (Ярмола 2000: 7-9). История стандартна во всех своих атрибутах просто до скуки. Имеет смысл прокомментировать разве что саму фамилию Сагайдачный – в реестре Запорожского войска 1756 г., в разных куренях записано пятеро Сагайдачных и, кажется, никому пока не приходило в голову считать их потомками перемышльского шляхтича Петра Конашевича[6]. Паустовских же в реестре нет.
Если рассматривать детали изложенного Паустовским «мифа основания», следует иметь в виду, что
1. Поросье и Белоцерковщина до 1793 г. принадлежали Речи Посполитой и никаких запорожцев в тех краях в 1775 г. никто не селил, тем более, что уже тогда это были владения Браницких;
2. В реестрах Запорожского Низового войска за 1756 и 1776 гг. отсутствует фамилия Паустовских;
3. Паустовские, как минимум, в начале 70-х гг. уже проживали в Поросье (например, в Рокитно) и числились православными шляхтичами и дворянами;
4. Хотя на бывших запорожских землях, в Новомосковском уезде, в селе Преображенка, проживало много Паустовских, они, вероятно, поселились там уже в XIX в., поскольку эта фамилия встречается в списках семей, переселившихся в Таврическую губернию;
5. Павел Деревянко (Деревянко 2007: 525) приводит остроумный аргумент: если Паустовские, отстаивая своё дворянство, претендовали на герб Холева, то Петр Конашевич носил герб Побог[7].
Паустовские в Поросье принадлежали к числу местной чиншевой шляхты и, по грехам своим, утратили шляхетство при многочисленных «переборах» шляхты, проводимой в РИ. Вряд ли они могут быть потомками казаков Палия или Хмельницкого, легенда о выгнанных из Новой Сечи запорожцах так же не заслуживает внимания, как и косвенный намёк на участие в Колиивщине.
Хотя пилипчанские краеведы давно установили, что ещё в 1775 г. «Григорий Паустовский-Сагайдачный поселился на участке, расположенном на небольшой леваде над берегом речки напротив острова Лісок», в действительности, Паустовские появились в Городищах только в начале 1816 г., когда 6-го февраля 1816 г. «был обвенчан первым законным браком села Озерной житель шляхтича греческого исповедания Антония Паустовского сын Димитрий холост, с дочерью деревни Городищь шляхтича греческого исповедания Иоанна Пруского девицей Анастасиею». Поскольку уже в декабре того же года, при рождении первого ребёнка, Димитрий показан «жителем деревни Городищь», надо полагать, что он перебрался из Озерной во двор тестя, Ивана Стефанова Пруского, от коего и получил часть имущества. Выбор Димитрия не удивляет, ибо он, видимо, был сиротой.
В сказке от 5 декабря 1795 г. по селу Езерне, среди «шляхты, недвижимой собственности неимеющей именуемой чиншевой и прочих невходящих в оклад обитателей», показан «60 дом», в коем записана семья Ивана Тимофеева сына Голенбовского римско-католического закона, а именно жена Анастасия Станиславова дочь, шурин Антоний Кирилов сын Павловский, жена его Ягнишка Тимофеева дочь и дети их Тимофей пяти лет, годовалый Осип и Мария пяти лет. С Иваном Тимофеевым живёт также сестра Фтекла Филонова дочь, десяти лет. Всем взрослым показано по сорок лет, чему нет оснований верить.
В октябре 1811 г. у Голембиовского (sic!) показан сын Иван, 12-ти лет, а про Антония Кириллова сына написано, что он, на самом деле, Паустовский, а Павловским был записан ошибочно, но ныне «внеизвестной отлучке», дочь его Мария где-то замужем. Наконец, в марте 1816 г. Антония уже не вспоминают, младший Иван уточнён, как племянник Голембиовского, а Тимофей Паустовский записан отдельным номером с братом и матерью.
Между тем, в исповедных ведомостях (ИВ) Рождественско-Богородицкой церкви села Озерной за 1802 г., показана «Евдокия Тимофеева Паустиха Антониха», 31-го года, живущая «в соседях» у Анастасии Стаховой Голубовской, 37-и лет. В ИВ за 1815 г. уточняется, что Голубовская сестра Евдокии. Статус вдов у женщин не показан. С Паустихой живут трое детей – дочь Мелания 13 лет, сын Димитрий 11 и сын Иосиф 7. В 1815 г. Мелания уже вдова с сыном Федором 5 и дочерью Ульяной 4 лет[8].
Таким образом, мы теперь знаем не только отчество Антония и девичью фамилию его жены, но и можем констатировать факт принадлежности их к католическому вероисповеданию. Неизвестно, когда «отлучился» Антоний, однако, в связи с этим или без такой связи женщины семьи Ивана Голембиовского сочли нужным присоединиться к православному вероисповеданию. Анастасия и Осип сохранили свои имена, Агнешка стала Евдокией, Тимофей Димитрием, а Мария Меланией.
В РС как Димитрий Тимофей показан впервые в посемейном списке однодворцев[9] 1832 г., но под фамилией Павстовский. Можно предположить, что искажение связано с особенностями написания буквы «у» в тогдашней канцелярской скорописи, а фигурант, который, как оказывается из текста списка, неграмотен, не смог дать нужные уточнения[10]. Помимо жены, сыновей и дочери, с Димитрием живет его брат Осип с женой и дочерью. Вероятно, Паустовские не имели подтверждения своего дворянства от местного дворянского собрания и были деклассированы сразу после Указа об однодворцах и гражданах западных губерний, принятого 19 октября 1831 г. (Бовуа 2011: 376)
Димитрий прочно обосновался в Городищах и завёл большую семью. В 1837 г. у него было четверо сыновей – Матвей (1819), Максим (1821), Лаврентий (1822)[11], Василий (1826) и две дочери Ирины 8 и 4-х лет, старшая из которых утонула в октябре 1852 г. в Роси. Если Василий Паустовский, как уже было сказано, перебрался после службы в армии в другое село, Матвей и Лаврентий оставили потомство в Городищах и оно здравствовало в те времена, когда в деревне бывал юный Костя Паустовский, но кузенов своих писатель не вспоминает, хотя двое из них были, как раз, Григориями.
Вернёмся к «турчанке», описанной, напротив, весьма красочно. Поскольку Гонората Фатимой себя никак не показала[12], зададимся вопросом, что мог знать маленький Костя о своей бабушке? Когда он впервые попал в Городищи? На момент его рождения семья жила в Москве и вернулась в Киев только в 1898 г. Бывал ли ребёнок до этого года в Городищах? В 1898 г. бабушке Гонорате должно было быть 74 года, дожила ли она до этого возраста? К сожалению, в оцифрованных МК Дмитровской церкви села Пилипча большая лакуна с 1873 по 1911 гг.[13] и выяснить точный год смерти «турчанки» не представляется сейчас возможным. Но, с учётом того, кем оказалась Фатима на самом деле, позволю себе считать, что кусок казанлыкского мыла стоит казачьих песен деда Максима.
Этот кусок мыла и сейчас многим исследователям куда дороже реальности: «…хотя, по свидетельству отдельных исследователей, это лишь семейное мифотворчество … Автор, однако, настолько эмоциональный и убедительный, что читатель нисколько не сомневается в общении мальчика со своим легендарным дедом, который уже не имел никакого дворянства, был крестьянином, ходил вместе с чумаками за солью …»[14]. Относя и себя к числу «отдельных исследователей», позволю заметить, что проблема не столько в эмоциональности и убедительности автора, сколько в последовательном внедрении поклонниками Паустовского его художественных фантазий в реальную биографию …
Семейство матери Константина Паустовского ‑ Высочанские – издавна проживало в селе Новоселицы Екатеринопольской волости Звенигородского уезда. В росписи о пропущенных при ревизии 1795 г. «шляхетских Звенигородского староства», составленной в 1800 г., показана семья Григория Григорьева сына Высочанского 43-х лет, состоящая из жены Марии Андреевой дочери 27 лет, сына Николая 7 и брата Ивана Григорьева сына 27 лет. Причиной пропуска указывается, что Высочанские «находилсь при сочинении 795-го года ревизии в разсуждении их бедности для заработков и прокормления в отлучках», что указывает на крайне низкий материальный статус семьи.
Агент Талейрана в Герцогстве Варшавском характеризовал в 1807 г. эту категория населения так: «среди безземельной шляхты, не имеющей т.н. благодетеля, встречаются настолько бедные люди, что невозможно их отличить от крестьян в староствах. Единственным их отличием является то, что именуют их шляхтой. Встречаются деревни в пятьдесят, а то и сто дымов полностью заселенные такой шляхтой. У каждой семьи есть несколько морг земли, дом, а также общинный луг. Они не слишком разборчивы в происхождении партнеров и женятся на крестьянках из соседних деревень, на которых распространяют свои привилегии. [ . . . ] К этой бедной шляхте относится и чиншевая шляхта» (Бовуа 2011: 117).
По ИВ 1817 и 1823 гг. в Новоселицах обнаруживаются три семьи Высочанских – священника Иоанна Ивановича, дьякона Ивана Григорьевича[15] и шляхтича Григория Григорьевича. Все они прослеживаются и по МК 1807 г. Неподалёку, в селе Хижинцах, живёт семья их кузена, однодворца Григория Васильевича[16]. Поскольку Хижинцы известны ещё с последней трети XVI в., возможно, новоселицкие Высочанские исторически происходят оттуда же, хотя носители этой фамилии обнаруживаются на рубеже XVIII-XIX вв. также в Беринке, Вербовате и Стебном.
В Звенигородском уезде довольно много Высочанских, живут они и в соседней Подольской губернии. Это многочисленная неимущая шляхта с чиншевых земель, которой в ближайшей перспективе придётся столкнуться с угрозой деклассации. Независимо от вероисповедания, для местных посполитых они «ляхи», а сами посполитые для них «мужики». Деклассированные и переведённые в однодворцы всё равно останутся «ляхами» вплоть до получения права перехода в крестьяне.
Непосредственному предку Паустовского, шляхтичу Григорию Высочанскому, в 1823 г. показано 66 лет († до 1836). В семье у него жена Марина Андреева 54 лет († 11.12.1841) и трое сыновей – Алексей 12-ти лет, Николай 27 лет с женой Александрой Ивановной 20-ти лет († 1843) и Моисей 24-х лет († 1872) с женой Евфросиньей Яковлевной 19-ти лет († 1844)[17]. Хотя в ИВ Григорий шляхтич, в МК он несколько раз указан просто как крестьянин. Сыновья Григория в дальнейшем остаются жить в Новоселицах, неизменно пишутся дворянами, но не учатся и не служат, оставаясь, вероятно, всю жизнь в статусе привилегированных земледельцев[18].
В отличие от Паустовских, Высочанским удаётся подтвердить своё дворянство. 10 июня 1858 г. по указу № 4731 Николая с сыновьями Василием, Федором, Моисеем, Романом и Моисея с сыновьями Григорием и Степаном заносят в ДРК Киевской губернии[19]. Семью Николая оставим в стороне, кажется, сами Паустовские-Высочанские ничего определённого об этих родственниках не знали. Сыновья же Моисея, к моменту подтверждения их дворянства, оставили отчий дом и трудились конторщиками на заводах «сахарной империи» графа Алексея Бобринского.
Склонность к перемене мест возникла у братьев после смерти матери в июне 1844 г. и вторичной женитьбе отца той же осенью. Молодая мачеха, дочь лотошовского однодворца Мария Гордеевна Микулинская, рожала немолодому уже мужу новых наследников, что при незначительности имущественного положения семьи не оставляло места для подросших сыновей от первого брака. Образования у них не было[20], посему, помимо не привлекавшего их, видимо, варианта армейской службы, им была уготована стезя канцеляристов и конторщиков.
Григорий уехал в Черкассы, где устроился на службу в канцелярию уездной дворянской опеки. 27-ми лет, 12 февраля 1856 г., в Варваровской церкви села Мало-Смелянки Черкасского уезда, «канцелярский» Григорий Высочанский венчался с 18-тилетней дворянкой Вицентией Ивановной Квятковской. Его внук Сергей писал позднее, что «для девушки того времени она была хорошо образована. Ей предстояла будто бы блестящая партия, но что-то случилось, и она вышла замуж за тишайшего, скромнейшего Григория Моисеевича» (Высочанский 2000: 16). Учитывая место венчания, очевидно, место жительства семьи невесты, и её поручителей – однодворца и «гражданина», можно предполагать, что семейное предание содержит известное преувеличение[21].
Женитьба заставила Григория искать более доходный промысел и на момент рождения его старшего сына Иосифа (17 марта 1857 г.), Высочанский служил уже в должности конторщика II-го разряда на Балаклейском сахарном заводе, директор коего, Михаил Фигурин и стал крестником первенца Григория и Вицентии. Возможно, переходу Григория на службу в «сахарную империю» Бобринского способствовал брат Степан, уже несколько лет служивший на Капитановском сахарном заводе. За первенцем последовали: дочь Мария (25 июля 1858, выдана выписка в 1876), сын Алексей (14 ноября 1860[22]) и дочь Евфросинья (27 декабря 1862, выдана выписка в 1876). К моменту рождения последней, Высочанские жили в Смеле, центре «империи» Бобринского, а Григорий первым в своём роду получил чин коллежского регистратора. Впрочем, возможно, что он получил чин одновременно с младшим братом, который показан крёстным Евфросиньи[23].
Хотя чин по тем временам и совсем мал, и получен за выслугу, сам факт, что находящиеся на частной службе люди были аттестованы, как госслужащие, говорит, что братья Высочанские считались ценными работниками. Хотя после получения чина должностной статус Высочанского перестал указываться, нет особых сомнений[24], что он продолжал работать в сахарной промышленности и, учитывая место проживания, скорее всего, на Смелянском песочно-рафинадном заводе, базовом предприятии Бобринских[25].
Успешная служба у Бобринских, подтверждение дворянства, чин, говорят в пользу существенного укрепления материального положения семьи, что далее скажется на образовании, полученном детьми Высочанских. Между тем, внук Сергей пишет: «Григорий Моисеевич и его ближайшие предки не имели сколько-нибудь крупных поместий и вели весьма скромный образ жизни. Только у его брата Степана где-то близ Лысой горы сохранилось имение …Имея небольшую усадьбу где-то на берегах Роси и дом в городе Белая Церковь (или в Смеле), дед вынужден был служить. По одним данным он был нотариусом, по другим — кассиром в каком-то обществе. По рассказам Викентии Ивановны, дед был очень добрым, мягким и доверчивым человеком. Но именно из-за своей доверчивости он допустил однажды какую-то оплошность по работе, и ему потребовалось срочно возмещать какие-то деньги. В результате были проданы и усадьба, и дом[26], а деда, ещё молодого, разбил паралич. Он стал совершенно нетрудоспособным. Вот тогда-то семья — за исключением старших мальчиков, кончивших Киевский корпус, и старших девочек, кончавших гимназию, — впала в нищету и стала вести полуголодное существование» (Высочанский 2000: 16).
Этот текст, на мой взгляд, несёт в себе классические черты легенды об «утрате статуса». С.Н. Высочанский, по собственным словам, слишком мало знал о своих предках и, вероятно, просто не представлял себе реальный статус большей части чиншевой шляхты. Литературные представления об тенистых аллеях, уютных беседках, домах с колоннами и мезонинами и т.п. были очень далеки от реальных условий, в которых жил ещё его прадед Моисей, принадлежавший к «убогой шляхте»[27]. Умерший в 1872 г., он вряд ли мог что-то «оставить» сыновьям, тем более, что, помимо детей от второго брака, он и сам был младшим сыном, а его старший брат Николай имел многочисленное потомство.
В воспоминаниях Сергея Высочанского представления о «бедном дворянстве» своего отца, противопоставление «дворянство ‑ бедность» проводятся последовательно, он, видимо, не отдаёт себе отчёт, что статус его семьи от 1800 к 1917 году, напротив, медленно, но постоянно рос. Забегая вперёд, отметим, что Григорий Высочанский скоропостижно умер в Черкассах 12 ноября 1901 г., действительно, «от паралича», но было ему об ту пору 72 года. Скоропостижность смерти, без исповеди, носила несколько нештатный характер и рассказы переживавшей это обстоятельство религиозной бабушки трансформировались в расстройство здоровья в молодом возрасте. Последний ребёнок Григория родился в 1876 г.[28] и явно 47-летний отец ещё не был разбит параличом. В том же году поступила в Киевский институт благородных девиц дочь Евфросинья.
Возможно, карьера Григория действительно прервалась после каких-то неприятностей по службе, но вряд ли это принципиально изменило его материальное положение. Относительная «бедность», на мой взгляд, определялась несоответствием небольшого дохода такому количеству детей и претензиям на приличный образовательный ценз для них. Тем не менее, поcледнее, в целом, было достигнуто.
В первой половине 70-х, когда старшие сыновья Высочанских уже учились в военных гимназиях, в семье родилось ещё четверо детей: близнецы Вера и Надежда (19 июля 1870), сын Николай (2 января 1874 (Платонова 2000: 4-7)) и дочь Елена (1876). Между тем, старшие дети становились самостоятельными людьми: в 1878 году выпущен юнкером из Киевского пехотного училища Иосиф, в 1879 портупей-юнкером из 3-го Александровского (Московского) военного училища Алексей, в 1882 г. окончила Киевский институт благородных девиц Евфросинья, 14-й по списку, «с наградой книгами» и со званием домашней наставницы. Наконец, в 1884 г. вышла замуж за саперного унтер-офицера из вольноопределяющихся Георгия Паустовского, поступившего после увольнения из армии в Управление Фастовской железной дороги, старшая дочь Мария.
С семьёй Высочанских и Черкассами их сын Константин был связан гораздо теснее, чем с Паустовскими и Городищами, посему образы дядюшек и тётушек в его художественной автобиографии гораздо реальнее, чем дед-чумак и бабушка-турчанка, хотя и в этой части немало художественных преувеличений и выдумок. Разные родственники, однако, удостоились различной степени внимания, откуда следует, на мой взгляд, что память автора не глубже времени переезда из Москвы в Киев (1898), а более живой становится ближе к Японской войне (1904).
Исследователи отмечают, что о тёте Евфросинии «Константин Паустовский написал совсем немного. Уважительно, но как-то отстранённо», между тем как «Оказалась она фигурой весьма значительной, сыграла в жизни семьи Высочанских заметную роль, прежде всего в судьбе своих младших сестёр, воспитанию и образованию которых отдала много сил» (Платонова 2000: 7). Проследить педагогическую карьеру Е.Г. Высочанской в первые десять лет после окончания института пока не удалось, возможно, она давала только частные уроки и занималась обучением своих маленьких сестёр. Однако, в 1892 г. она организует в Смеле частное женское 4-х классное училище 1-го разряда[29]. Наряду с приглашёнными учительницами, там начинают служить и сёстры-близняшки Вера и Надя. Несомненно, организация этого заведения преследовала и коммерческий интерес, направленный на обеспечение материального благополучия семьи. Сама Евфросиния Григорьевна преподаёт в училище французский язык. У неё работали четыре учительницы и два учителя.
Надя, по словам Сергея Высочанского рано умершая, работала у сестры только в 1892-1893 гг., Вера же вплоть до 1897 г., пока не вышла замуж за студента-медика Василия Федоровича Проскуру, променявшего в дальнейшем медицинскую карьеру на место бухгалтера сахарного завода. С семьёй бабушки Проскуры в то время не жили и Паустовский им особого внимания не уделяет, не упоминает фамилию Проскур и никогда не называет мужа тетки по имени[30].
В 1895 г. Евфросиния Высочанская открывает в Смеле дополнительно «частное училище для детей обоего пола», совместно с учительницей Александрой Львовой, а в 1898 г. переводит своё женское училище в Черкассы, куда перевозит родителей. В Смеле остаётся училище 2-го разряда под руководством бывшей учительницы училища Высочанской Юлии Чериковской.
В августе 1899 г. черкасское училище преобразуется в семиклассное и при нём открывается подготовительное отделение (младшие/средние классы и интернат). До конца 1903 г. Е.Г. Высочанская продолжает руководить училищем. В 1901-1902 гг. в училище также служит её младшая сестра Елена, имеющая «домашнее образование» и обучающая «пению и рукоделию».
Зимой 1903/1904 гг. успешная педагогическая карьера Высочанской резко обрывается – 22 февраля 1904 г. она умирает «от порока сердца». Оставшееся после неё училище принимает её коллега А.В. Самойловская. Паустовский запомнил тётку, видимо, в последние месяцы её жизни. Он пишет: «Евфросиния Григорьевна, была начальницей женской гимназии в Черкассах. Бабушка жила у этой тетушки в большом деревянном доме … Из своих комнат выходила тетушка Евфросиния Григорьевна. Она одна не принимала участия в праздничных приготовлениях. Она всегда болела, редко разговаривала и только ласково улыбалась в ответ на нашу веселую болтовню.
Она выходила в глухом синем платье, с золотой цепочкой от часов на шее и красивым бантом, приколотым к плечу. Мама объяснила мне, что этот бант называется "шифром", что это награда за образцовое окончание института, где тетушка Евфросиния Григорьевна училась[31]».
Скорее всего, писатель помнил тётку пунктиром, как и деда Высочанского, который тоже ласково улыбается, но не разговаривает и живёт в отдельном помещении, откуда не показывается, развлекаясь непрерывным курением самокруток. В отличие от него, бабушка Викентия была единственной из старших родственников, с кем внуки – Константин и Сергей – довольно тесно и долго общались. Тем не менее, говоря о «вечном трауре» и «религиозности» бабушки, оба передавали свои впечатления о последних годах её жизни, когда она была престарелой вдовой, потерявшей двух взрослых дочерей. Были ли свойственны те же поведенческие сценарии в более раннее время – вопрос открытый. Это касается и событий условно первых двух лет проживания внука Костика в Киеве, которые он подробно описывает.
О дяде Алексее Высочанском сын Паустовского пишет: «… хотя Паустовский относился к нему с исключительной теплотой, он, скрепя сердце, ни словом не упомянул о нём в своей книге. Из осторожности» (Паустовский 2000: 11) Причиной такой осторожности называется родство «дяди Алёши» с Романом Гулем, на тётке которого, Елене Карловне, полковник Высочанский был женат. Этот аргумент не представляется убедительным. Никакой нужды акцентировать внимание на девичьей фамилии Е.К. Высочанской не было, Гуль, в конце-концов, всего лишь писатель-эмигрант, малоизвестный в Союзе об ту пору, наконец, Паустовский тепло и много пишет про «дядю Колю», который на тот момент был вполне актуальным «врагом народа» (реабилитирован только в 1989), в то время, как «дядя Алёша» спокойно умер в своей постели в 1928 г. Игнорирование среднего из дядей Высочанских, пожалуй, художественная прихоть, маркирующая отсутствие значимой эмоциональной связи – семья Алексея Высочанского во время взросления Кости жила в основном в Варшаве.
Характерно, что образы тех близких, с которыми такая связь, видимо, возникала, мистифицированы в наибольшей степени – это «дядя Юзя» и «тётя Надя». «Дядя Коля» в силу многолетней тесной связи с ним, сохранил более-менее реальные очертания.
«Тётя Надя» Паустовского – пасхально-летняя москвичка, «стройная, тоненькая, с растрепанными белокурыми волосами и чуть приоткрытым свежим ртом», с глазами, которые «смеялись в ответ на все: на любую шутку, веселое слово», беспечная, рассеянная, будившая Костю по утрам поцелуями и прядями волнистых волос. Рояль, ноты, свечи, вечное пение и вальсы. Яркий солнечный персонаж, противоположный лунной маме (это отдельная тема) и «тетушке Евфросинии Григорьевне».
Образ этот столь дорог автору и так ярко нарисован им, что неожиданно осознаваемый факт переименования младшей дочери бабушки, Елены, «тёти Гелюни» в «тётю Надю», одну из её старших сестёр, озадачивает. Сергей Высоченский осторожно отметил, что его кузен «почему-то объединил тётю Гелюню и тётю Надю в одном лице». Но он же указывает, что именно Елена «собиралась стать оперной артисткой — у неё было чудесное меццо-сопрано», однако специального образования так и не получила.
Сергей Высоченский знал, что Надежда Высоченская умерла рано, но точного года не знал, потому и высказывается осторожно, между тем, судя по наблюдениям Коваленко, Надежда после 1893 г. не упоминается в числе учительниц училища своей сестры. Сам он думает, что тут-то она и уехала в консерваторию, я же, напротив, предположу, что около этого времени она умерла. В качестве аргумента предложу отмеченный выше факт – Вера и Надежда были близнецами, но ни Паустовский, ни Высочанский этого не отмечают, хотя подобное событие в любой семье достаточно редко, чтобы игнорировать его. Полагаю, что кузены Надю никогда не видели, ко времени переезда семьи Паустовских из Москвы в Киев, её уже не было в живых. Равно, Костя запомнил бы такую яркую Надю ещё в Москве, если бы она там училась.
Что касается Елены, о которой и идёт речь, на мой взгляд, то её обучению в консерватории в описываемое Паустовским время противоречат известные факты – в 1901-1902 Елена преподавала пение и рукоделие в училище сестры, при этом, показано, что у неё «домашнее образование». Елене уже 25-26 лет и если бы она продолжала учёбу, то не могла бы работать учительницей, если бы она прервала обучение в консерватории, её всё равно показали бы «слушательницей». К реальной Елене судьба была неблагосклонна: «консерваторию тётя Гелюня не закончила. Я помню её скромной конторщицей в Управлении Курской железной дороги. Помню, что она всегда нуждалась. Но может быть, именно поэтому она с наибольшим интересом относилась к прошлому «рода»: записывала какие-то легенды, собирала документы[32]. Умерла тётя Гелюня от тифа в 1918 году в Курске, и все её бумаги исчезли после её смерти» (Высочанский 2000: 17).
Такой финал показался Паустовскому слишком банальным, поэтому, видимо, и потребовалось имя ранее умершей родственницы: «Вскоре тетя Надя уехала в Москву, и я ее больше не видел. На следующий год на масленой она ездила на тройке в Петровский парк, пела на морозе, у нее началось воспаление легких, и перед самой пасхой она умерла. На похороны ее ездили бабушка, мама и даже отец». Возможно, реальная Надежда Высочанская умерла именно от воспаления лёгких[33], но вряд ли при описанных обстоятельствах и в указанное время (ориентировочно 1899-1900).
О «дяде Юзе» Высочанском «очень красочно написал К. Паустовский, художественно обогатив его образ» (Высочанский 2000: 17). Обогащение, надо полагать, сказалось в том, что Паустовский добавил к рассказам в духе Мюнхгаузена, которыми «дядя Юзя» троллил своих племянников, совсем уж эпических выдумок. «Высокий бородатый человек с продавленным носом, с железными пальцами - ими он гнул серебряные рубли,- с подозрительно спокойными глазами, в глубине которых никогда не исчезало лукавство», одержимый «беспорядочным и бесплодным скитальчеством», который «изъездил всю Африку, Азию и Европу, но совсем не как благонравный турист, а как завоеватель - с шумом, треском, дерзкими выходками и неистребимой жаждой заводить всякие невероятные дела в любом уголке земли: в Шанхае и Аддис-Абебе, в Харбине и Мешхеде»[34]. Лирический герой Паустовского свидетельствует: «Рассказы дяди Юзи были для нас интереснее похождений барона Мюнхгаузена. Мюнхгаузена надо было себе представлять, а дядя Юзя был рядом - живой, тонущий в облаках табачного дыма, сотрясающий своим хохотом диван».
Первоосновой рассказов послужило непростое детство и отрочество «дяди Юзи» ‑ за систематические шкоды его отправили из Киево-Владимирской военной гимназии в «исправительную» Вольскую военную прогимназию (Драли ж<..>у многи лета/ Предку Вольского кадета), а по выходе из оной за неподчинение и дерзость лишили права на унтер-офицерский чин и отправили в стрелковый батальон под Киев рядовым «на правах вольноопределяющегося» (26 мая 1873). Далее, впрочем, молодой человек остепенился, получил направление в пехотное юнкерское училище (1875), а по выходе из оного (1878) несколько лет прослужил в саперной бригаде под Варшавой. Достигнув чина поручика летом 1884 г., он, однако, из своих видов, ушёл в запас и перевёлся на службу в московскую полицию, где пребывал до 1897 г. Высоких должностей он там не достиг и к концу указанного периода занимал должность старшего помощника участкового пристава[35].
Было ли у него время и желание делать всё, что приписывает ему племянник – вопрос, но Паустовский, на мой взгляд, сделал всё возможное, чтобы никто не сомневался, что он выдумывает. По его словам, дядю Юзю уволили из армии после того, как его солдаты в день коронации 14 мая 1896 г. задушили водолаза[36]. После этого дядя Юзя отправился в Казахстан, где водил купеческие караваны «от Уральска в Бухару» и убивал чиханием шакалов, затем он исколесил всю Европу, а особенно Монте-Карло, после отправился на Дальний Восток, «участвовал в обороне Харбина во время китайского восстания, в стычках с хунхузами, в постройке Восточно-Китайской железной дороги. Занятие это он прервал только для того, чтобы поехать в Трансвааль[37]». Разумеется, Иосиф Высочанский оборонял Порт-Артур, а закончил соратником подпоручика Жадановского[38], после чего уехал в Японию, где племянник дал, наконец, ему умереть «в городе Кобе от сердечной астмы».
Отъезд Высочанского на службу сначала в зону строительства Рязанско-Уральской железной дороги (РУЖД), а затем КВЖД подтверждает его некролог[39]. Согласно делу об увольнении поручика Высочанского в отставку «по достижении предельного срока службы и пребывания в запасе»[40], в начале мая 1897 г. поручик запаса армейской пехоты Высочанский состоял в местной команде при воинском начальнике Новоузенского уезда Саратовской губернии, как раз в зоне строительства новой ветки РУЖД. Какие функции он выполнял на РУЖД неясно, но, фактически, он начал службу на РУЖД до увольнения в отставку. В ответ на прошение об отставке, Высочанскому было предложено начальством подать прошение на Высочайшее имя, чтобы получить при отставке следующий чин, на что «дядя Юзя» рапортовал только в июне, что подаст таковое по прибытии в город Кунград Хивинского ханства[41]. Прошение он так и не подал и в октябре 1897 г. был уволен в отставку заочно, без следуемых ему преимуществ.
С началом строительства КВЖД, главным инженером строительства был назначен А.И. Югович, занимавший до этого аналогичную должность на РУЖД, забравший с собой ряд сотрудников этой дороги. На этой волне, вероятно, перевёлся на КВЖД и Высочанский, поступив в Охранную стражу дороги, которая, по политическим причинам, набиралась из формально отставных военнослужащих[42].
Летом 1900 г. Высочанский оборонял Харбин (с 27 июня по 21 июля), осаждённый повстанцами Боксёрского восстания, и особенно отличился в бою за Ханшинный завод 13 июля, возглавив атаку двух рот пеших стражников через бреши в стенах завода (Красницкий 1901: 392). Эти события, полагаю, довольно неожиданные для русской публики вообще, попали в газеты, вскоре и в беллетристику, и, несомненно, обсуждались в семье Высочанских. Весной 1902 г. «состоявшему на службѣ въ бывшей охранной стражѣ китайской восточной желѣзной дороги (нынѣ Заамурскій округъ отдѣльнаго корпуса пограничной стражи) поручику въ отставкѣ loсифу Высочанскому» был вручен «Орденъ св. Анны 3 степени съ мечами и бантомъ»[43]. Высочанский, однако, предпочёл ОКПС службу эксплуатации КВЖД, куда и поступил на должность участкового ревизора движения.
Во время Японской войны, Высочанский не был мобилизован и не воевал, однако Высочайшим приказом по гражданскому ведомству от 5 января 1906 г. № 2, ревизор движения 9 участка КВЖД, поручик запаса Иосиф Высочанский был награждён, по ведомству Министерства финансов, орденом св. Станислава 2-й степени за заслуги, оказанные при условиях военного времени [44].
В 1907 г., видимо, в честь полувекового юбилея ревизора Высочанского, вспомнили лето 1900 г. и наградили его орденом св. Владимира IV степени «за взятие Ханшинного завода». Эти награждения, несомненно, обсуждавшиеся в семье, дали племяннику мотив для совершенно определённого истолкования образа дяди. Между тем, визит ревизора Высочанского к родственникам в 1905 г. подтверждает Сергей Высочанский, который приводит фотографию своей семьи вместе с «дядей Юзей», сделанную в Брянске в тот год.
В июле 1912 г. «дядю Юзю» перевели с должности ревизора движения на должность ревизора станционного счетоводства с местожительством в Никольске, вероятно, в связи с ухудшением здоровья. Полтора года спустя, он скончался 24 января 1914 г., в пять часов пополудни, в Центральной больнице Харбина. Автор некролога писал, что «Иосиф Григорьевич отличался очень кротким характером, порядочностью и сердечным отношением к подчинённым, за что не раз получал неприятности, но зато сыскал сердечную привязанность сослуживцев».
«Дядя Юзя» был женат на дворянке Стефании Владиславовне Тушинской[45]. Хотя в его послужном списке она показана православной, польское происхождение её, думаю, не подлежит сомнению. В этой связи, любопытно понаблюдать над брачной политикой Паустовских-Высочанских. Обе бабушки Паустовского польки-католички. Род Высочанских изначально, видимо, польский. Нынешний первопредок городищенских Паустовских ‑ Антоний, судя по документам, католик. Мария Теннова, жена Николая, эстонка, Елена Гуль, жена Алексея, немка …То, что православные дети полек зовутся Дозя, Юзя, Гелюня весьма показательно.
И по документам все предки писателя принадлежат к полонизированной чиншевой шляхте Киевской губернии[46], не показывая никаких казачьих, турецких либо чешских «корней». В этой связи, может статься, что «молодой ксендз», отпевавший статистика Георгия Паустовского, характеризует собственное отношение его сына к своему этносоциальному происхождению и семейной культуре, в иных случаях явно автором «Мещерской стороны» и прочих красочных описаний великорусских лесных просторов не акцентируемое и не афишируемое.
Источники и материалы
РГАЛИ ‑ РГАЛИ. Ф. 2119. Оп. 1. Ед.хр. 611.
РГВИА ‑ РГВИА. Ф. 400. Оп. 17. Д. 10063.
Красницкий 1901 ‑ Красницкий А.И. В пасти дракона. Роман из событий на дальнем Востоке. Издание А.А.Каспари. С.Петербург, Книжный склад «Родина», 1901.
Паустовский 1946 – Далекиегоды [Текст] : Повесть о детстве и юности : [Для ст. возраста] / Константин Паустовский ; [Ил.: Б. А. Дехтерев]. - Москва ; Ленинград : изд-во и ф-ка дет. книги Детгиза, 1946 (Москва). - 331 с. : ил.
Библиографический список
Бовуа 2011 ‑ Бовуа Д. Гордиев узел Российской империи: Власть, шляхта и народ на Правобережной Украине (1793-1914). М.: Новое литературное обозрение, 2011.
Высочанский 2000 ‑ Высочанский С. Наша семья, ее прошлое // Мир Паустовского. №15-16. 2000.
Деревянко 2007 – Деревянко П. Белоцерковские страницы книги К.Паустовского «Повесть о жизни». К истории рода Паустовских // К.Г. Паустовский: Материалы и сообщения. Вып. 3 - М., 2007. - С. 522-538.
Коваленко 20007 ‑ Анатолий Коваленко. Паустовский и Смела: Поиски, исследования, находки. – В сб.: К. Г. Паустовский. Материалы и сообщения, вып. 3. – Москва: Московский литературный музей-центр К. Г. Паустовского, 2007. – С. 357–378.
Левицкий 1977 – Левицкий Л.А. Константин Паустовский: очерк творчества. М: Сов. Писатель, 1977.
Паустовский 2000 ‑ Паустовский В. История семей Высочанских, Гулей и Тенновых // Мир Паустовского. №15-16. 2000.
Платонова 2000 ‑ Платонова Л. Генеалогическое древо К.Паустовского Текст. / Л. Платонова // Мир Паустовского. М.,2000. - №15 - 16. - С. 4 - 7.
Чернецький 2001 – Чернецький Є. Паустовські на Київщині / Євген Чернецький // Дрогобицький краєзнавчий збірник. Випуск V / Міністерство освіти і науки України ; Дрогобицький державний педагогічний університет імені Івана Франка ; Дрогобицький осередок Українського історичного товариства імені Михайла Грушевського ; Інститут Центрально-Східної Європи (Дрогобицька філія) / *ред. кол. Л. Тимошенко, Л. Зашкільняк, Я. Ісаєвич та ін.+. – Дрогобич : Вимір, 2001. – С. 310-325.
Ярмола 2000 – Ярмола В. Род Паустовских: Городище-Пилипча Текст. /Ярмола В. // Мир Паустовского. М., 2000. - №15 - 16. - С. 7 - 9.
References
Beauvois 2011 ‑ Beauvois D. Gordian Knot of the Russian Empire: Power, nobility and people in the Right-Bank Ukraine (1793-1914). Moscow: New Literary Review, 2011.
Vysochansky 2000 ‑ Vysochansky S. Our family, its past // World of Paustovsky. No. 15-16. 2000.
Derevyanko 2007 ‑ Derevyanko P. Belotserkovsky pages of the book by K. Paustovsky "The Tale of Life". On the history of the Paustovsky family // K.G. Paustovsky: Materials and messages. Issue. 3 - M., 2007. - S. 522-538.
Kovalenko 20007 ‑ Anatoly Kovalenko. Paustovsky and Smela: Searches, researches, finds. - In: K. G. Paustovsky. Materials and communications, vol. 3. - Moscow: Moscow Literary Museum Center of K. G. Paustovsky, 2007. - P. 357–378.
Levitsky 1977 – Levitsky L.A. Konstantin Paustovsky: essay on creativity. M: Owls. Writer, 1977.
Paustovsky 2000 ‑ Paustovsky V. History of the Vysochansky, Guley and Tennov families // World of Paustovsky. No. 15-16. 2000.
Platonova 2000 ‑ Platonova L. Family tree of K. Paustovsky Text. / L. Platonova // World of Paustovsky. M., 2000. - No. 15 - 16. - P. 4 - 7.
Chernetsky 2001 – Chernetsky Y. Paustovski in Kyiv region / Evgen Chernetsky // Drohobytsky local knowledge collection. Issue V / Ministry of Education and Science of Ukraine; Drogobic State Pedagogical University named after Ivan Franko; Drogobytsky center of the Ukrainian Historical Association named after Mykhailo Hrushevsky; Institute of Central Europe (Drogobitskaya filiya) / *ed. count L. Timoshenko, L. Zashkilnyak, Ya. Isaevich and others.+. - Drogobych: Vimir, 2001. - S. 310-325.
Yarmola 2000 ‑ Yarmola V. The Paustovsky family: Settlement-Pylypcha Text. / Yarmola V. // World of Paustovsky. M., 2000. - No. 15 - 16. - S. 7 - 9.
[1] РГАЛИ. Ф. 2119. Оп. 1. Ед.хр. 611. Л. 18. [2] Оригиналы использованных РС хранятся в фонде Киевской губернской казенной палаты ДАКО, а ИВ и МК в фонде Киевской духовной консистории ЦДИАК. [3] Список дворян Киевской губернии // Киев, 1906. С. 36. [4] По переписи 1897 г., «Кмита Константин Августинович (27) - священник села Насташки, "на церковно-причтовой земле в церковно-причтовом доме, хозяин, землевладелец, дворянин. Род. в г.Жашкове Тар.у.Киев.губ. и его жена Кмитина Елена Арсениева (24), дворянка. Род. в с.Шуляках Тар.у.Киев.губ.. Окончила курс в женском Епарх. училище в г. Киеве. Дочь их Кмита Любовь Константинова (4), дворянка, обуч. дома; сын Кмита Всеволод Константинов (1), дворянин; Сестра Кмита Елизавета Августинова (28), дворянка. Род. в г.Жашкове Тар.у.Киев.губ. Окончила курс в Киевском женском Епархиальном училище. Занимается в женской школе грамоты, в с.Насташке». Выпускник Киевской ДС, после Насташек служил в селе Разумницы, потом в Пилипче. Выборщик во время компаний в I и II Государственные думы, член Киевского религиозно-философского общества, церковный публицист, организатор сельских школ. [5] Илья (19 июля 1851 г. - 1932), сельский учитель, старший сын Максима Паустовского, проживавший в родовой усадьбе «Леваде». [6] Решительно непонятно, откуда Л.А. Левицкий взял, что «Значившийся по документам как Паустовский - Сагайдачный , Георгий Максимович легко расстался со второй фамилией … Не Паустовский - Сагайдачный , а просто Паустовский . Правда , его младший сын чуть ли не до самой революции фигурировал в некоторых документах как Паустовский - Сагайдачный». См. (Левицкий 1977: 29). Все представители семьи во всех доступных документах пишутся исключительно Паустовскими. [7] См. ксилографию из книги Касьяна Саковича «Вірші на жалісний погреб шляхетного лицаря Петра Конашевича-Сагайдачного». 1622 год [8] В родословной Деревянко нет этих сведений. [9] Ещё в ИВ 1828 Паустовские показаны среди шляхты. См. (Деревянко 2007: 523-524). Автор ссылается при этом на работу Е. Чернецкого (Чернецький 2001: 310-325), к сожалению, оставшуюся для меня недоступной. [10] Судя по числам, которые приводит Д. Бовуа, неграмотной была значительная часть чиншевой шляхты. [11] В родословной Деревянко отмечен ещё Илларион, имеющий жену того же имени, что и Лаврентий. Полагаю, что это описка в МК, отца ребёнка написали Ларионом, вместо Лаврентия. Судя по всему, с ИВ и РС Деревянко не работал. [12] В ревизской сказке «Роспись о пропущенных при сочинении 795 года ревизии жительствующих Васильковского уезда в местечке Белой Церкви во владениях его сиятельства господина генерала от инфантерии и кавалера Графа Ксаверия Петровича Браницкого состоящим чиншевой шляхте душах учинена 1800 года ноября дня» показаны «при доме его сиятельства графа Браницкого в услужении» под № 8 «Вицентий Михайлов Витушинский, жена его Магдалена в городе Санкт-Петербурге зашедшие за существования Польши из прусского владения», очевидно, родители турчанки Гонораты … [13] Среди МК, доступных онлайн, нет оцифрованных дел по описи 1078 фонда 127 ЦГИАК. Отмечу, что Павел Деревянко с этими делами также не работал. [14] Tożsamość na styku kultur. Том 3. 2016. С. 59-60. [15] Его сыновья числились позднее в Новоселицах однодворцами. [16] Который по ревизии 1795 г. ещё показывался шляхтичем. [17] Младший брат Григория – Иван, видимо, переселися после жинитьбы в другое село, возможно, Пещаны. Сыновья его позднее возвращаются в Новоселицу и будут записаны в Киевскую ДРК вместе с сыновьями Григория. [18] С точки зрения русской администрации, они относились к лицам «которые под предлогом мнимого дворянства ни в службу не вступают, ни податей в Казну не платят, ни в общественных повинностях не участвуют, но ведут род жизни низкого состояния, простолюдинам свойственный» (Бовуа 2011: 142). [19] При этом братья аттестованы, как «Григорьевы сыновья, Григорьевы внуки, Прокофия Ксаверьева правнуки», откуда следует, что родоначальником семьи объявлялся шляхтич Прокофий Ксаверьевич Высочанский, живший, видимо, в начале XVIII в. Скорее всего, он был ещё классическим «ляхом». [20] «Не знаю, какое образование было у самого Григория Моисеевича; думаю, что весьма незначительное, может быть, просто «домашнее»» (Высочанский 2000: 16). [21] Квятковские записаны в Киевскую ДРК 7 марта 1905 (№ 848): Виктор и Михаил с женой Марией и сыновями Евгением, Николаем и Георгием, также Леонид и Надежда, все они дети Игнатия Осипова. Сколь близко их родство с Квятковскими из Мало-Смелянки сказать сложно. В РС шляхты и однодворцев Черкасского уезда 1795, 1811, 1834 гг. Квятковских не нашлось. Подходящая семья имеется в 1795-1834 гг. в Езерне Васильковского уезда. [22] В ПС показывался годом старше. [23] Любопытно, что крёстной показана дворянка Юзефа Францевна Попель, явно полька и католичка. [24] Брат Стефан показан при венчании в 1863 г. «канцелярским чиновником» на Капитановском сахарном заводе. Дворянство не помешало ему жениться на матери-одиночке, борзненской мещанке Анне Зерковой. [25] Паустовский в «Далеких годах» (1946) называет деда нотариусом в Черкассах или Смеле. Имеющиеся памятные книжки этого не подтверждают, маловероятна такого рода смена деятельности для человека за сорок лет. В поздней биографической заметке «Коротко о себе» (1966) он называет мать дочерью «служащего сахарного завода», что и представляется верным. [26] Речь, скорее всего, шла о продаже дома в Смеле при переезде в Черкассы в 1898 г. [27] Самоаттестация чиншевиков в официальных документах. См. (Бовуа 2011: 64). [28] Доверимся в этом случае сведениям К.Г. Паустовского о возрасте его любимой тётушки, хотя, скорее всего, это возраст смерти реальной Надежды Высочанской. [29] Сведения о педагогической карьере сестёр Высочанских взяты из статьи Анатолия Коваленко (Коваленко 2007: 357–378). На 1888 г. в Смеле вообще не было женских учебных заведений, а в Черкассах к таковым могло быть отнесено только двухклассное мужское и женское училище, с одной учительницей и одной надзирательницей. [30] Рассказывая о своей жизни с бабушкой в Киеве, Паустовский поясняет, что «бабушка переехала в Киев к одной из своих дочерей ‑ тете Вере, вышедшей замуж за крупного киевского дельца. У тети Веры был свой дом на окраине города ‑ Лукьяновке. Бабушку поселили в маленьком флигеле, в саду около этого дома». Позднее он характеризует В.Ф. Проскуру так: «угреватый делец, похожий на молдаванина». Видно по тексту, что муж тетки, да и она сама не пользовались его симпатией, хотя сам писатель пользовался их гостеприимством. [31] Характерный пример изменения Паустовским реальности даже в несущественных мелочах. Понятно, что он, скорее всего, и не знал никогда, какую именно награду получила тётка, но мысль проверить по документам его не посещала. Конечно, «шифр», что же ещё? [32] Любопытно, что это было. Возможно, документы о дворянстве Высочанских, оставшиеся младшей дочери от матери. [33] Отсутствие оцифрованных дел по храмам Киевской губернии за последнюю четверть XIX в. мешает внести определённость в этот вопрос. В пользу смерти в 1893 г. говорит и называемый Паустовским возраст своей героини. [34] Согласно ПС, до увольнения в отставку осенью 1897 г., Высочанский был в отпуску один раз – в октябре-ноябре 1886 г. [35] Послужной список (ПС) Высочанского см. РГВИА, ф. 400, оп. 17, д. 10063. [36] Коронация нового императора ознаменовалась громкой катастрофой – Ходынкой. 1800 чинов московской полиции, обеспечивавшие порядок, не смогли эту катастрофу остановить. По суду были уволены от должностей обер-полицмейстер А.А. Власовский, его помощник, несколько второстепенных чиновников. Возможно, в связи с этими событиями покинул полицейскую службу и Высочанский. [37] На данный момент, никаких документов, подтверждающих это, исследователи не нашли, при том, что русское участие в англо-бурской войне активно разрабатываемая тема. Однако, Иосиф Высочанский далеко не один в списке участников «со слов». Паустовский увязывает возвращение дяди из Южной Африки с приездом в Европу президента буров Крюгера летом 1900 г., чему прямо противоречит реальное участие Высочанского в обороне Харбина. [38] Борис Жадановский возглавил 18 ноября 1905 года вооруженное выступление сапёров в Киеве. [39] Железнодорожная жизнь на Дальнем Востоке. Еженедельный внепартийный журнал. Харбин. 1914. № 5. [40] РГВИА, ф. 400, оп. 17, д. 10063. [41] Эта информация, в принципе, подтверждает сведения его племянника о «купеческих караванах от Уральска в Бухару», но в каком качестве Высочанский выступал при этом и как это связано с деятельностью РУЖД, непонятно. Вряд ли он поехал через Бухару в Маньчжурию, хотя возможен и такой вариант. [42] Отставка Высочанского в ПС датирована 12 октября 1897 г. [43] Вестник финансов, торговли и промышленности. 1902. Воскресенье, 26 мая (8 июня). № 21. С.345. [44] Вестник финансов, торговли и промышленности. 1906. № 3. С.50. [45] Стефания была дочерью магистра фармации Владислава Викентьевича Тушинского, бывшего управляющим Ново-Покровской аптеки в Москве в 1884-1889 гг., родом варшавянина. У супругов было две дочери, старшая из которых, Надежда, родилась в декабре 1889 г., а младшая, Александра, в 1893 г. [46] Н.И. Костомаров, много ездивший по Правобережной Украине в 40-е гг., писал: «интеллигентный язык во всем крае был исключительно польский и даже крестьяне поневоле должны были усваивать его» (Бовуа 2011: 317). Деполонизация образования, начавшаяся после 1831 г. и полностью возобладавшая после 1863 г., изменила эту ситуацию.
"Историческая экспертиза" издается благодаря помощи наших читателей.