«СССР – конструкция, эффективная для своего времени» Беседа с А.В. Шубиным
К 100-летию образования СССР
Беседовал А.С. Стыкалин
Известный историк и политический мыслитель Александр Шубин делится своими рефлексиями в связи со 100-летием образования СССР. По его мнению, в 1922 г. была создана модель, которая эффективно подморозила существовавшие на пространстве распавшейся Российской империи острые межнациональные конфликты, перенаправив векторы национальных стремлений на общую модернизацию и обеспечив вовлечение в нее широких масс нерусского населения.
Ключевые слова: межэтнические конфликты на постимперском пространстве Российской империи, большевики и национальный вопрос, образование СССР, модернизация постимперского пространства России.
Шубин Александр Владленович - доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института всеобщей истории РАН (Москва), профессор РГГУ и ГАУГН.
Контактная информация: historian905@gmail.com.
«USSR – a design effective for its time» Conversation with A.V. Shubin
The well-known historian and left-wing political thinker Alexander Shubin shares his reflections in connection with the 100th anniversary of the formation of the USSR. In his opinion, in 1922 a model was created that effectively froze the acute interethnic conflicts that existed in the space of the collapsed Russian Empire, redirecting the vectors of national aspirations to general modernization and ensuring the involvement of the broad masses of the non-Russian population in it.
Key words: interethnic conflicts in the post-imperial space of the Russian Empire, the Bolsheviks and the national question, the formation of the USSR, the modernization of the post-imperial space of Russia.
Shubin Aleksandr V., doctor of historical sciences, chief researcher of the Institute of General history, RAS (Moscow), the professor of the Russian State University of Humanities and of the State Academic University of Humanities.
Contact information: historian905@gmail.com.
А.С.: В условиях гражданской войны на национальных окраинах бывшей Российской империи претендовали на власть не только большевики и не только монархисты, выступавшие под флагом восстановления единой и неделимой России, но и национальные движения. Мы знаем о том, сколь сложна была обстановка в Украине и сколько раз сменилась власть в том же Киеве в 1917 – 1920 гг. В Грузии пришли к власти меньшевики, в Армении дашнаки, в Азербайджане, уже после падения Бакинской коммуны, мусаватисты. Почему большевикам все-таки удалось овладеть властью и в Украине, и в Закавказье, и в Средней Азии? Какую роль сыграли здесь военное превосходство и победы Красной Армии, а какую восприимчивость широких масс разных национальностей к большевистским лозунгам (при несомненном умении большевиков разыгрывать в своих интересах национальную карту)?
А.Ш.: Начнем с того, что за единую и неделимую Россию в белом движении выступали не только монархисты, но и республиканцы. А стремление к восстановлению российского пространства при признании известной автономии национальных территорий, было характерно и для значительной части их жителей. Распад хозяйственных и культурных связей болезненно бил не только по центру, но и по «окраинам». Большевики нашли наиболее удачный синтез центростремительных и автономистских стремлений – единая экономика и силовые структуры, но полная поддержка развитию национальных культур, если у тех, кто этим занимается, нет политической оппозиционности. Конечно, и сила РККА имела значение, но она опиралась на высокий мобилизационный потенциал. В ней сражались и украинцы, и армяне, и тюрки, и латыши, и сторонники советской власти других национальностей. Они верили, что Советская власть противостоит шовинизму и в то же время предоставит все блага от жизни в большом справедливо устроенном экономическом пространстве, защищенном сильной армией. Разумеется, эти стремления можно было уравновесить там, где антисоветские силы сумели успешно противопоставить советскому проекту прозападный (с эффективной помощью Запада), как в Прибалтике. А в Закавказье и Украине преимущества ориентации на прежний центр государственного пространства в 20-е гг. были очевиднее.
А.С.: Среди самих большевиков существовали, как известно, разногласия в вопросе о том, какую степень самостоятельности предоставить союзным республикам. Почему реализовался именно такой вариант – союз квазисамостоятельных государственных образований, а не автономии в составе России?
А.Ш.: Да, при формировании советских республик взаимодействовали и национал-коммунисты, серьезно относившиеся к задачам распространения национальной культуры на территории своей республики, и равнодушные к этой теме политики, для которых создание национальных «буферов» диктовалось конъюнктурой, как правило внешнеполитической. Свою роль мог играть и ведомственный взгляд на вещи. Так, Чичерин то защищал формальную независимость республик, то предлагал автономизацию в связи с поездкой в Геную, где было бы проще защищать интересы всех республик, если бы они вошли в состав России. Сталину как наркомнацу и генсеку было важно упорядочить государственные формы на доставшейся коммунистам территории. Раковский учитывал, что в возглавляемой им Украине национальные настроения сильны даже среди коммунистов. Ленин как ведущий стратег большевизма был обеспокоен задачами мировой революции и думал, как предотвратить подозрения, что большевики возрождают великорусский шовинизм. Эти разногласия и колебания должны были стихнуть после завершения революционной борьбы за власть, потому что победа большевиков определилась, революционная лава застывала и должна была вылиться в конкретные государственные формы. Сталин занял компромиссную позицию между конфедералистами и унитаристами – он любил оставаться в центре. Но Ленин добавил аргументов в пользу создания «еще одного этажа» над Россией, и Сталин не стал активно противодействовать этой модели, понимая объективные основания позиции Ильича – состоявшееся международное признание Украины и государств Закавказья, невозможность включения в Россию новых просоветских государств, если они образуются за пределами бывшей Российской империи, массовость неприятия российского великодержавия как на национальных «окраинах», так и на зарубежном Востоке, куда коммунисты намеревались нести антиимпериалистические лозунги. Сталин быстро согласился с идеей Союза, в дальнейшем его волновало, как упорядочить его структуру, которая в 1922 г. создавалась торопливо, ситуативно.
А.С.: Каков был отклик в очень неоднородной русской политэмигрантской среде на трансформацию пространства бывшей Российской империи к концу 1922 г. в такой проект, как СССР? Какие шли дискуссии и как расценивались в русском зарубежье перспективы этого федеративного государственного образования?
А.Ш.: Для одних большевизм с самого начала был антироссией, так что смена названия только добавила им аргументов. Для национальных лидеров создание СССР было новым этапом поглощения независимости, которое началось раньше, с приходом Красной армии. У тех эмигрантов, которые хорошо относились к федерализму и советской идее, к большевикам давно не было доверия. Так что образование СССР не стало сенсацией, не всполошило эмиграцию.
А.С.: Как образование СССР было воспринято в европейских столицах, в том числе в Германии, уже заключившей с Советской Россией Рапалльский договор, и в Польше, где и после заключенного в 1921 г. Рижского мира в политических кругах, очевидно, не отбросили надежды на реализацию своего собственного восточноевропейского проекта, предполагавшего существование в Украине и Белоруссии подконтрольных Польше правительств? И повлияло ли как-то образование СССР на ход переговоров, которые вела в это время Советская Россия по тем или иным вопросам с другими государствами, а также на дипломатическое признание советского государства?
А.Ш.: Для зарубежных лидеров большевики вообще были странными деятелями с непонятной логикой. Так что в основном на Западе просто приняли к сведению переименование России и продолжили относиться к СССР как к бывшей России. Так что на процесс признания это повлияло мало.
А.С.: Какие имеются сегодня в исторической науке белые пятна в изучении конкретно-исторических обстоятельств образования СССР? Продолжаются ли дискуссии между историками и какие вопросы следует считать дискуссионными?
А.Ш.: В основном картина ясна, хотя возможны и различные интерпретации, и уточнение деталей. В своих последних работах я поднимаю вопрос о том, что думали большевистские лидеры по поводу «асимметричности» конструкции СССР, когда огромная Россия была соединена с разнородными и гораздо меньшими образованиями – республиками и федерациями. Такая асимметрия стала результатом конъюнктуры 1922 г., но в 1923 г. Сталин в закрытой переписке поставил вопрос о нелогичности и неудобстве такого объединения столь разнообразных субъектов. Он предлагал подумать об унификации системы. Можно было поднять автономии до уровня союзных республик, увеличивая количество союзных республик, можно было создавать федерацию федераций, то есть федерировать Украину и Белоруссию. Этот второй вариант Сталин не называет, зато обсуждает тему «русской республики», склоняясь, что не нужно ее создавать. В дальнейшем Сталин пошел по первому пути – урезания России и увеличения количества республик. Но мы не знаем пока, насколько это был результат долгосрочной стратегии или ситуативных решений.
А.С.: Иногда можно услышать мнение о том, что образование СССР на просторах распавшейся Российской империи в конце 1922 г. стало своего рода миной замедленного действия, и последствия этой реорганизации постимперского пространства проявились и в 1991 г. при распаде СССР, проявляются и в наши дни. Как Вы относитесь к такой постановке вопроса с учетом реально имевшихся в 1922 г. альтернатив?
А.Ш.: Такой подход не историчен. В 1922 г. была создана модель, которая эффективно подморозила возникшие до этого острые межнациональные конфликты. Сами эти конфликты были неизбежным результатом перехода от традиционного аграрного общества к индустриальному городскому. Этот переход, известный как модернизация, с неизбежностью ведет к нациестроительству на территориях со смешанным населением, а значит - к столкновениям национальных проектов. Модель СССР не только заморозила это столкновение, но и перенаправила векторы национальных стремлений на общую модернизацию, обеспечила вовлечение в нее широких масс нерусского населения, помогла сплочению советских граждан перед лицом внешних вызовов, включая Великую Отечественную войну. Постепенно происходило формирование наднациональной общности «советский народ», «советского человека», аналогичного понятию «американец». Модель СССР оказалась оптимальной для задач индустриальной модернизации. В этом секрет ее успехов и ее краха. Когда задача индустриально-урбанистического перехода была решена, большинство советских людей стало горожанами, при чем в значительной массе – горожанами во втором поколении – изменились запросы населения, их представления о должных отношениях между народами, между человеком и государством, центром и регионами. Такая смена социально-культурной ситуации и задач общества требовала пересмотра и национально-государственных форм. Поиск новых форм сосуществования народов на пространстве плюс-минус бывшей Российской империи был неизбежен, происходил и закончился неудачей. Это касается не только распада СССР, к которому можно относиться по-разному, но и дальнейшей истории новых независимых государств, не сумевших избежать возвращения к кровавым территориальным конфликтам в эпоху, когда возникли новые возможности для сосуществования на одной территории представителей самых разных культур. Общение людей становится все более глобальным и экстерриториальным. В этом отношении неудача трансформации СССР в новый союз привела к сползанию наших народов в прошлое, предшествующее образованию СССР. Разворот истории к будущему – процесс непростой и вероятно требующий поиска новых наднациональных форм, адекватных XXI веку.
"Историческая экспертиза" издается благодаря помощи наших читателей.