Катриона Келли. Энциклопедия [утраченной] русской жизни. Рец.: Karl Schlögel, The Soviet Century: Archaeology of a Lost World, trans. Rodney Livingstone (Oxford and Princeton, NJ: Princeton University Press, 2023)
4.06.2023
В рецензии на энциклопедический компендиум Карла Шлёгеля, посвященный советской материальной культуре, доказывается, что книга дает представление о теме, но далеко не исчерпывает ее. Так большинство материалов относятся к РСФСР и организованы скорее ассоциативным способом, чем путем строгой классификации. В то время как ряд сюжетов составлены, скорее, «по долгу службы», чем благодаря заинтересованности автора, большая часть книги представляет виртуозные эссе, при этом профессиональные исследователи могут упрекнуть автора как в отсутствии строгой аналитики, так и в недостаточном внимании к исследовательской литературе.
Ключевые слова: Советская история, сталинизм, материальная культура, изобразительное искусство, урбанистические исследования.
Сведения об авторе: Катриона Келли, ведущий научный сотрудник, в области российских исследований, Тринити колледж, Кембридж, Великобритания, почетный профессор российских исследований университета Кембриджа. Email: ck616@cam.ac.uk
Catriona Kelly. ‘Encyclopaedia of [Lost] Russian Life.’ Rev.: Karl Schlögel, The Soviet Century: Archaeology of a Lost World, trans. Rodney Livingstone (Oxford and Princeton, NJ: Princeton University Press, 2023).
Abstract: This review of Karl Schlögel’s encyclopaedic compendium on Soviet material culture argues that the book is representative rather than exhaustive – for example, most of the material relates to Russian Soviet culture specifically -- and organised in a way that depends on associative, rather than strictly rigorous classifications. While a few entries seem to have been composed more out of duty than real engagement, overall, the book is an essayistic tour de force, even if academic readers may miss a strong analytical drive, and detailed attention to recent secondary literature.
Key words:
Soviet history; Stalinism; material culture; visual arts; urban studies
Catriona Kelly, Senior Research Fellow in Russian, Trinity College, Cambridge, UK
Honorary Professor of Russian, University of Cambridge, UK. Email: ck616@cam.ac.uk
Похоже, что эта огромная книга задумана как попытка представить всеобъемлющую панораму советских (точнее российских советского времени) исторических реалий: от городских пространств, в которых происходила Октябрьская революция до «московских кухонь», где представители оппозиционной интеллигенции вели свои «подпольные» контркультурные дискуссии. Организация книги избегает четких принципов классификации, где бы, например, противопоставлялись: внешние пространства внутренним, сельские реалии городским, развлечения работе вкупе с домашними хлопотами. Так часть VI посвящена жилым пространствам, а часть VII — «публичному пространству», при этом дача, рассмотрение которой было бы уместным в части VI, появляется в «Оазисах свободы» (24-я глава, часть V), а огромные «жилмассивы», возникшие в результате интенсивной программы жилищного строительства конца 1950-х — начала 1980-х, фигурируют в 37-й главе (часть VII). Понятно, что ни одна тема не вписывается полностью в рамки ограничивающих ее понятий и «границей», разумеется, является не только пространство «ритуалов» (часть IX, глава 41), но также и «публичное пространство», а к 1991, как это описывает Владислав Зубок в своей недавней книге об эпохе Горбачева «Коллапс: падение Советского Союза»[1], все «границы» в равной степени могли быть отнесены к части I «Осколки империи», как это было, например, в Шереметьеве в канун Нового 1991 года, когда ни один пограничник не присутствовал на паспортном контроле. Тем не менее, возникает ощущение, что «неклассифицируемость» порождена Шлёгелем умышленно.
Такое намеренное своенравие является неотъемлемой чертой книги и не случайно издательская аннотация отмечает, что это в большей степени «музей» и «путеводитель», чем академическое исследование. Не трудно привести список сюжетов, отсутствующих в этой «энциклопедии [утраченной] русской жизни», написанной из перспективы второго десятилетия двадцать первого века. Так поездам и вокзалам посвящена часть XVI «Железные дороги империи», но отдельной главы об авиасообщении, которое стало обыденностью в позднесоветский период, нет. Несколько мини-эссе рассказывают о лагерях и тюрьмах, но ничего не говорится о больницах как противоположности санаториям, и о школах как противоположности неформальным интеллектуальным собраниям взрослым. В этих «умолчаниях» не просматривается какой-либо системы. Но в рассуждениях о дачах больше внимания уделяется роскошным загородным жилищам сталинского периода (вроде той дачи, что была запечатлена в фильме Никиты Михалкова «Утомленные солнцем»,1994), чем садоводствам. Подобным же образом автор в большей степени фокусируется на коммунальных квартирах, чем на хрущевках и их безымянных брежневских аналогах. Все это свидетельствует, что Шлёгеля не особо, за исключением диссидентов, интересует поздний советский период. Также примечательно стремление «следовать литературе»: если обсуждение еды в основном ограничено «флагманом» — «Книгой о вкусной и здоровой пище» и обзором столовых, кафе, а также гренков и салата Оливье, что подавали на «московских кухнях», то это вероятно объясняется наличием обширной литературы по этой теме (на самом деле она гораздо внушителней той, что приводится автором в сносках), хотя другие аспекты культуры питания еще изучены в недостаточной степени (при этом работа Эрика Скота «Съедобная этничность: Как грузинская кухня завоевала советский стол»[2], которая представляет важный вклад в тему и была опубликована за несколько лет до немецкого издания, могла бы направить Шлёгеля в «другую кроличью нору», если бы он этого захотел).
Эта зависимость от существующей историографии не означает, что в обращении Шлёгеля с материалом отсутствуют инициатива и оригинальность. Если приготовление пищи рассматривается им в большей степени «по необходимости», чем как результат искреннего интереса, то в других случаях явственно ощущается его личная вовлеченность. Так «Магнитогорск, пирамиды двадцатого века» (часть II, глава 7) сочетает личные впечатления от поездки в этот город в 1993 с историей его строительства, основанной на книге Стивена Коткина «Магнитная гора: Сталинизм как цивилизация».[3] При этом личным вкладом Шлёгеля в тему является сюжет о «специфической красоте индустриальных и созданных по плану пейзажей» (p. 144) и его воспоминания о «руинах мегамашины, простершейся по всей стране» (p. 154). Несколько глав являются виртуозными эссе (essayistic tours de force): «Днепрогэс: Америка на Днепре» (часть II, глава 6), или «Оберточная бумага: упаковка» (часть IV, глава 16), или же такие разделы других глав, как фарфоровые украшения и пианино. Особенно впечатляет «ария», посвященная «туалетам (имеются в виду ватерклозеты) как цивилизующему пространству», показанными вместе с отталкивающими и отвратительными чертами этого «удобства», которое до недавних пор являлось роскошью (чего Шлёгель не отмечает) для многих русских.
Феноменологический подход Шлёгеля уделяет внимание таким недооцененным явлениям как диорамы, а, также, хорошо известным, благодаря художественной литературе, журналистике и историческим исследованиям, сюжетам: очередям, коммунистическим парадам, «спецхранам» запрещенных книг в крупных библиотеках. Похоже, что неудачи подстерегают его только там, где материал ускользает от непосредственного контакта с автором. Таков неуклюжий раздел о провинциальной жизни «Русская глубинка — мир за пределами больших городов» (часть VII, глава 38), сочетающий «жвачку» из впечатлений других людей с собственными наблюдениями из окна автобуса. Но даже в данном сюжете недочеты компенсируются способностью к эффектной фразеологии: неизвестно одобрят ли такое описание политические географы, но сравнение современных российских агрохолдингов с «латифундиями» (p. 447), несомненно, врезается в память.
С одной стороны панорама СССР, представленная Шлёгелем, ограничена преимущественно территорией РСФСР. Главные, к сожалению неоднозначные в современном контексте, исключения — это Донбасс и Крым. С другой стороны обзор пространства и территориального разнообразия в сочетании с множеством исторических событий — чрезвычайно амбициозен. Такой подход «широкой кистью» неизбежно смазывает детали. Одно дело ограниченный набор источников. Так описывая духи «Красная Москва», Шлёгель больше полагается на ретроспективные воспоминания, чем на технологии советских химиков и предписания Госстандарта (некоторые из которых можно найти, не вставая с рабочего места, в Интернете). Другое дело — общий тон. Для Шлёгеля характерно использование «риффов», импровизированных фрагментов наполненных энтузиазмом, порой несколько чрезмерным. Все мы можем согласиться с тем, что качество цветных иллюстраций в «Книге о вкусной и здоровой пище» 1952 года было «поразительным», но не все будут придавать этому слову тот положительный смысл, который ему придает автор.
Иногда его просто «заносит». Забавным примером может служить выбор Хабибуллы Галиуллина «неграмотной татарской женщины [sic!], которая научилась строить доменные печи», в качестве иллюстрации идеи, что в 1930-е «молодая женщина, ставшая ударницей труда, больше не жила исключительно мечтой о хорошем женихе». Этот «ляп» особенно странен в связи с тем, что возник в ходе пространных рассуждений Шлёгеля о Магнитогорске и статусе Хабибуллы как «местночтимого» героя, т.е. отнюдь не героини. Гораздо чаще оговорки возникают в результате обыкновенной небрежности: «конец коммунальных квартир», разумеется, не совпал с «концом Советского союза» (p. 325), а утверждение, что «не было дома без книг или где бы книги из домашней библиотеки не были прочитаны» (p. 167) восходит скорее к мифу о «самом читающем народе в мире», чем к непосредственным свидетельствам библиотекарей. Специалисты по русской истории могли бы также поворчать относительно довольно ограниченного круга использованной исследовательской литературы. Достоинством книги является наличие ссылок на литературу на русском. В то же время Примечания и Список литературы из 47 книг, рекомендованных для дальнейшего чтения, полностью повторяют немецкое издание[4]. Это не позволило добавить к 18 книгам, доступным только на немецком, сопоставимые источники на английском, а также отразить публикации на различных языках, вышедшие после 2018 года.
Было бы печально, если бы мелкие недочеты подобного рода отвлекли внимание от достижений всеобъемлющей «археологии утраченного мира», представленной Шлёгелем. Заставляющая задуматься и написанная изысканным стилем (автору в данном случае повезло с переводчиком Родни Ливингстоном) книга читается с удовольствием. Может другие работы и дают больше информации о том, как и почему составные части феноменологии Шлёгеля возникли именно в том или ином виде, а также об их существовании вне определенного «моментального снимка»; они также могут точнее передать смысл того, что было специфически «советским» в явлениях прошлого. Но мало кто может похвастаться той силой воображения и нарративного размаха, которыми Шлёгель распоряжается наилучшим образом.
[1] Vladislav Zubok. Collapse: The Fall of the Soviet Union. New Haven and London: Yale University Press, 2021. [2] Erik Scott. Edible Ethnicity: How Georgian Cuisine Conquered the Soviet Table’, Kritika, vol. 13, no. 4. 2012, pp. 831–58. [3] Stephen Kotkin. Magnetic Mountain: Stalinism as a Civilization. Princeton, NJ and London: Princeton University Press, 1995. [4] Karl Schlögel. Das sowjetische Jahrhundert. München: Karl Beck, 2018.
"Историческая экспертиза" издается благодаря помощи наших читателей.