Ванг Эмили. Рец.: Joe Peschio. The Poetics of Impudence and Intimacy in the Age of Pushkin. Madison: University of Wisconsin Press, 2012. xii + 160 pp. ISBN 978-0-299-29044-3.
Авторизованный перевод рецензии, опубликованной в Pushkin Review/Пушкинский вестник 20: 163–65, 2018.
Аннотация: В книге Джо Пешио 2012 года рассматривается роль «шалостей»: розыгрышей, непристойных шуток и посланий, предназначенных для узкой аудитории посвященных, — в развитии поэтики Александра Пушкина. Опираясь на обширные архивные исследования и теоретическую базу социологии литературы, Пешио показывает, как Пушкин и его единомышленники создавали литературные произведения, прекрасно осознавая, что они предназначены для нескольких разных аудиторий — от близких друзей до образованной публики, а также для чиновников цензуры. Таким образом, русская литература Золотого века развивалась в уникально сложном контексте синхронного прочтения одного текста различными аудиториями.
Ключевые слова: Пушкин, Арзамас, Зеленая лампа, русская литература, публичная сфера
Автор: Ванг Эмили, профессор-ассистент Университета Нотр-Дам (Индиана, США), сотрудник Института европейских исследований имени Нановича (Nanovic Institute for European Studies), аффилированный сотрудник Инициативы по изучению расы и стойкости (Initiative for Race and Resilience). Email: ewang3@nd.edu.
Wang Emily. Rev.: Joe Peschio. The Poetics of Impudence and Intimacy in the Age of Pushkin. Madison: University of Wisconsin Press, 2012. xii + 160 pp. ISBN 978-0-299-29044-3.
Abstract: Joe Peschio’s 2012 book examines the role of shalost’ – including pranks, ribald jokes, and messages intended for tiny audiences of initiates – in the development of Alexander Pushkin’s poetics. Relying on both extensive archival research and a theoretical framework from the sociology of literature, Peschio shows how Pushkin and his associates wrote with a simultaneous awareness of several different audiences, ranging from close friends to the educated public to the censorship apparatus. Thus Russian Golden Age literature developed in a uniquely complex public sphere.
Keywords: Pushkin, Arzamas, Russian literature, Green Lamp, public sphere
Corresponding author: Wang Emily, PhD, Assistant Professor of Russian at the University of Notre Dame (Indiana, USA), Faculty Fellow at the Nanovic Institute for European Studies; Faculty Affiliate, Initiative for Race and Resilience. Email: ewang3@nd.edu
Опираясь на обширный материал, в том числе из закромов архивов, Джо Пешио исследует связь между литературными текстами и литературными сообществами. Он рассматривает шалость, или жест, нарушающий нормы приличия, как явление, охватывающее поэтические публикации, приватные шутки и публичные розыгрыши. Подход автора отличается скрупулезностью. При этом он пишет увлекательно и с юмором, уместным в книге, предметом которой являются шутки.
В этом важном для пушкиноведения исследовании Пешио помещает великого поэта в более широкий литературный контекст, уделяя должное внимание подзабытым сегодня писателям, которые играли важную роль для современников Золотого века. Например, книга начинается с анализа обстоятельств, связанных с арестом Александра Полежаева. Он был арестован вскоре после восстания декабристов, но не за участие в антимонархических заговорах и даже не за откровенно вольнолюбивую поэзию, а за написание поэмы «Сашка», непристойной пародии на «Евгения Онегина». Впоследствии этот поэт был канонизирован Александром Герценом как продолжатель дела декабристов. Пешио показывает, что именно благодаря игривости (playfulness) сочинение Полежаева носило подрывной характер. Хотя культура заговорщиков-декабристов не имела ничего общего с социальным кодом, бросающим вызов нормам приличия, николаевский режим рассматривал либертинов наравне с либералами как экзистенциальную угрозу. Эта книга подчеркивает связь между либералами и либертинами, демонстрирует как важен ранее игнорируемый жанр юмористических импровизаций, а также его связь с более широкой культурно-поведенческой тенденцией, тесно связанной с личностью Пушкина.
В первой главе дается определение жанра шалости или безрассудства (folie genre) и доказывается, что ранние проблемы Пушкина в отношениях с властями были вызваны именно его писаниями в этом жанре. Опираясь на понятие литературной домашности Бориса Эйхенбаума, Пешио ставит под сомнение привычку исследователей делить высказывания на публичные и приватные. Развивая подход, предложенный Уильямом Миллсом Тоддом III, Пешио утверждает, что русская культура Золотого века разворачивалась в трех сферах: в домашности, в высшем обществе и в государстве. Несмотря на то, что розыгрыши зарождаются в домашней среде, их сила состоит в том, что они часто стирают границы между тремя названными сферами. Более того, литература и общественные нравы не только сообщаются между собой, но могут также рассматриваться как продолжение друг друга. Концепция Пешио обращает внимание и на то, что литературные тексты, предназначенные для публики, могут содержать смыслы, понятные только «своим». Так, слово «благонамеренный» (Я знаю: дам хотят заставить // Читать по-русски. Право, страх! // Могу ли их себе представить // С «Благонамеренным» в руках!) служило в «Онегине» непристойным эвфемизмом пениса (p. 31)[1].
Глава 2 представляет собой исследование феномена непристойностей (rudeness) в культуре «Арзамаса». Пешио опирается на теорию речевых актов и на идеи Ирвинга Гофмана. Он приводит множество убедительных (и забавных) свидетельств из архивов этого литературного общества. История «Арзамаса» не раз становилась предметом изучения, как в России, так и на Западе. Пешио находит новый подход к теме, подчеркивая, что принятое среди почитателей арзамаских гусей увлечение непристойными шутками, которое у многих исследователей вызывает недоумение, служило средством укрепления связей внутри дружеского кружка.
В главе 3 Пешио обращается к «Зеленой лампе». Это дружеское общество не было (как первоначально полагали члены Следственной комиссии по делу 14 декабря и как впоследствии считали многие советские ученые) филиалом декабристского Союза благоденствия. Не была «Зеленая лампа» и эквивалентом закрытого сообщества избранных «Арзамас». Скорее, это было тайной общество, сочетающее выпивку, секс и литературу. Пешио анализирует две темы, которые были понятны только лампистам: «сократическая любовь» в поэзии Аркадия Родзянко и куртизанка Фани из одноименного стихотворения Антона Дельвига. Эта глава предлагает углубленное исследование вопроса, почему Пушкин и другие поэты его круга делают отсылки к текстам, неизвестным большинству читателей их произведений. По мнению Пешио, стихотворение «Фани» это яркий пример литературного хулиганства, обращенного исключительно к ближнему кругу, и непонятного другим читателям, которых мог оскорбить тайный смысл «для своих» (p. 85).
Глава 4 посвящена пушкинскому «Руслану и Людмиле». Пешио считает ее «публичным способом письма» (p. 95), который познакомил широкую аудиторию с интимным миром приватных шуток. Перенос непристойных смыслов, изначально адресованных дружеской мужской аудитории, в публичное пространство вызвал скандал. Возникали опасения, что поэма могла оскорбить нежную чувствительность дам-читательниц. Анализ Пешио представляет собой интригующее исследование роли ханжеского целомудрия в истории культуры.
В Заключении Пешио показывает, что, даже век и два века спустя, пушкинские шалости продолжали бросать вызов представлениям о благопристойности. Он рассматривает необычную судьбу комментария Мстислава Цявловского к обсценной балладе «Тень Баркова», который первоначально предназначался для включения в юбилейное издание полного собрания сочинений Пушкина 1937 года. После того как рукопись была подготовлена официальными наборщиками НКВД, она исчезла во время таинственного пожара. Доказательством того, что литературная шалость – неотъемлемая часть художественного мира Пушкина – все еще остается неразрешенной проблемой российского литературоведения, служит тот факт, что «Тень Баркова» до сих пор не включена в официальные издания.
Исследование ставит под сомнение непременную ассоциацию между политикой и серьезным стилем общения, которая возникла благодаря декабристам и была канонизирована в советской культуре. Эта ассоциация сохраняется в российском культурном сознании даже сейчас, когда такие российские политические активисты, как Пётр Павленский и Pussy Riot, бросают вызов данной модели.
Книга Пешио впечатляет своим кропотливым филологическим подходом. Она будет интересна не только литературоведам, но также историкам и культурологам, которые смогут оценить его размышления по поводу сложных пересечений между текстами и общественными кругами разного уровня открытости и взаимной близости.
[1] Ср. переписку по поводу этого пассажа: «[Мой сосед] полагает, что ты суешь в руки дамские то, что у нас между ног» (П.А. Вяземский); «[А. Ф. Закревская] произвела меня в свои сводники (к чему влекли меня и всегдашняя склонность и нынешнее состояние моего Благонамеренного, о коем можно сказать, что было сказано о его печатном тёзке: ей-ей намеренье благое, да исполнение плохое)» (А.С.Пушкин).
"Историческая экспертиза" издается благодаря помощи наших читателей.