Искра Шварц Принятие императорского титула как элемент стратегии в реформенной политике Петра I
В статье показана предыстория принятия Петром I императорского титула, проанализирована роль этого события в реформенной стратегии Петра в контексте международных отношений той эпохи.
Ключевые слова: Петр I, Максимилиан I, Иван IV, титул император, Северная война
Сведения об авторе: Искра Шварц – австрийский историк болгарского происхождения, профессор Института восточноевропейской истории Венского университета; e-mail: iskra.schwarcz@univie.ac.at
Iskra Schwarcz The Adoption of the Imperial Title as an Element of Strategy in the Reform Policy of Peter I.
Abstract. The article shows the prehistory of the adoption of the imperial title by Peter I, analyzes the role of this event in Peter’s reform strategy in the context of international relations of that era.
Key words: Peter I, Maximilian I, Ivan IV, Title Emperor, Northern War
Information about the author: Iskra Schwarcz – Austrian historian of Bulgarian origin, professor at the Institute of the Eastern-European History of the University of Vienna. e-mail: iskra.schwarcz@univie.ac.at
История государственной власти и самодержавия при Петре I достаточно хорошо изучена. Одним из наиболее важных юридических актов, по которому мы можем судить об укреплении самодержавия в России, несомненно, является акт 22 октября (2 ноября) 1721 г., провозгласивший Петра I «Императором Всероссийским», «Великим» и «Отцом Отечества»[1]. Эти титулы применялись к нему и раньше. Так, Феофан Прокопович именует его «Отцом Отечества» в своей знаменитой оде «Эпиникион» (Песнь победная, 1709 г.), посвященной Полтавской победе, и это выражение есть не что иное, как перевод латинского «pater patriae», почетного титула римских императоров. Однако, как отметил Б.А. Успенский, «в русском культурном контексте оно звучало совершенно иначе»[2]. Ода произвела на царя большое впечатление, и он тут же распорядился напечатать ее не только на русском, но и на польском, и на латинском языке[3].
Несомненна роль Петра I в преобразовании государства – он являлся главным инициатором, законодателем и исполнителем государственной реформы[4]. Поражает его активная деятельность в законотворчестве. Среди написанных рукой царя законов огромное количество актов, заложивших основы государственности Российской империи. Все они пронизаны четкими идеями, тесно связанными в единую систему[5]. Было принятие императорского титула частью этой единой системы и существовала определенная стратегия, которая менялась в зависимости от конкретных политических событий – ведь титул, с одной стороны, являлся консервативным элементом делопроизводства, а с другой, очень гибким политическим инструментом? Цель этой статьи –проанализировать события, связанные с принятием титула, останавливаясь на двух аспектах – на предыстории его принятия и на конкретных мерах, которые в петровскую эпоху нашли реализацию в официальном юридическом акте.
Начнем с хрестоматийного примера. Ганноверский резидент при русском дворе Фридрих Христиан Вебер отметил в своём труде «Преображенная Россия» интересный исторический факт: «Тайный секретарь Шафиров <Михаил. – Прим. И.Ш.>, брат вице-канцлера, при разборе находящихся в архиве Русской канцелярии в Москве дел, нашел связку с письмом императора Максимилиана I-го к Русскому царю Василию, в котором Максимилиан дает Василию титул императора. Письмо это Его Царское Величество велел показывать в подлиннике всем и каждому, и я снял с него следующую копию»[6]. В 1718 г. Петр I повелел грамоту перевести и опубликовать как в оригинале, так и в переводе на русский язык «яко вещь древняя и куриозная», которая беспрекословно утверждала его высокое достоинство и права «первого градуса» монарха[7]. Маленькая, на 4 страницах брошюра с текстом на немецком языке была официально вручена Венскому двору, а императорский резидент Отто Антон Плейер доносил к этому времени из Петербурга о том, что царь весной 1718 г. прямо заявил: «этот акт дает ему бесспорное право (gutes Recht) на титул <императора – Прим. И.Ш.>»[8].
О какой, в сущности, грамоте, идет речь? – В начале XVI в. Габсбурги пытались включить Москву в союзную систему центральноевропейских держав в качестве противовеса османской экспансии и, кроме того, рассматривали московитов как потенциальных партнёров в борьбе с польской династией Ягеллонов за влияние в Восточной Европе. Эти стремления привели к отправлению в Москву посольства Георга Шнитценпаумера. В феврале 1514 г. посол прибыл в Москву, и хотя полномочия заключать союзный договор c великим князем он не имел, месяц спустя отправился обратно с подписанным актом о «вечном докончаньи», любви и братской дружбе. В титулатуре договорной грамоты великий князь Василий III был назван «Божиею милостию царь и государь всея Руси и великий князь володимерский и московский…», но в немецком переводе договора он был обозначен как «von gotes gnaden Kayser vnnd Herscher aller Rewssen“ (здесь и ниже подчеркнуто нами - И.Ш.)[9].Изготовленный в Москве проект немецкого текста, который сегодня хранится в Архиве внешней политики Российской империи Министерства Иностранных дел, был скреплен подписью и печатью посла[10]. Для ратификации договора вместе с Шнитценпаумером к императору отправились В.Ф. Ласкирев и Е.С. Суков. Ситуация, в которой Максимилиан I вдруг оказался, была сложной и требовала гибкого лавирования, так как одновременно шел процесс сближения Габсбургов с династией Ягеллонов. 4 августа 1514 г. император подписал в Гмюндене исправленный в некоторых пунктах договор: например, в немецком тексте уже не упоминалась одна из вожделенных целей внешней политики Василия III – завоевание Киева, зато и в новом договоре титул Kayser сохранился по отношению к великому князю Василию III[11]. Таким образом, в международно-правовых документах было зафиксировано признание со стороны правителя Священной Римской Империи императорского достоинства русского государя[12].
Подлинные отношения с Империей носили сложный характер. Впоследствии Максимилиан I отказался от договора 1514 г., который всё же остался в дипломатической практике как первый случай признания императорского достоинства московского великого князя со стороны Священной Римской империи. Вторым стала грамота императора Карла V к великому князю Василию III в 1525 г. Фрагмент этой грамоты дошел до нас в трактате Иоганна Фабри о Московии (1526 г.) и в ней московский государь именован «императором и повелителем всех рутенов» (Serenissimo, et potentissimo principi domino Basilio die gratia Imperatori et dominatori uniuersorum Ruthenorum)[13].
В опубликованном нами с В. Шишкиным труде о взаимоотношениях между Французским королевством и Русским государством в XI–XVI вв. мы обратили внимание на другой малоизвестный исторический факт – готовность со стороны императора Карла V признать царский титул за великим князем и московским государем Иваном IV в 1548 г. Напомним, что в январе 1547 г. состоялось венчание на царство молодого Ивана IV и новый титул все еще не был легитимирован европейскими государствами. Царский титул Ивана IV приближал его к статусу высочайших монархов вселенной — византийских василевсов и сменивших их султанов, монгольских ханов, ордынских царей и западнохристианских императоров. Однако признание царского титула натолкнулось на непреодолимые барьеры со стороны Священной римской империи и Ватикана[14]. Упомянутая нами история связана со знаменитым делом саксонского купца Ганса Шлитте, который в конце 1547 г. приехал в Аугсбург и выступил перед Рейхстагом с просьбой получить разрешение завербовать специалистов на русскую службу, а также дозволить Великому Московскому князю носить титул Kayser aller Reussen[15]. Вероятно, во время переговоров обсуждались и другие темы, такие как церковная уния, и согласие по этим вопросам в качестве чисто тактического хода могло иметь для московского государя важные политические результаты[16]. Карл V обратился к курфюрстам, чтобы узнать их мнение, и после этого было изготовлено послание от его имени с разрешением нанять специалистов, а Ивану IV принять титул einen Kayßer und herscher aller Reußen («император и государь всех руссов»).[17] К сожалению, под финансовым и юридическим предлогом Шлитте был арестован в городе Любеке и брошен в тюрьму, а грамоты Карла V до Москвы не дошли. Но в Венском архиве, в актах Рейхсхофрата (Reichshofrat) хранится донесение нюрнбергского купца Фейта Зенга Аугсбургскому Рейхстагу (1582 г.), в котором подробно рассказана эта история, а в дипломатической корреспонденции с Россией находится копия документов Карла V. Их два – грамота на латыни и грамота на немецком языке. В первой император ссылается на уже упомянутый договор между Максимилианом I и Василием III и выражает желание сохранить дружественные отношения между обеими государствами, а во второй – Карл V разрешает Великому князю Ивану IV в будущем «называться и писаться императором всех Руссов» (aller Reussen sich ein Kaiser zu nennen)[18]. Важно отметить, что как в латинской, так и в немецкой грамоте в титулатуре сохранялась официальная форма обращения Карла V к Ивану IV как к «великому князю» – Serenissimo ac potentissimo Principi Domino Iohaniis, magno Duci Russiae“; „Großfürsten inn Reussenn“, и только в тексте немецкого документа подчеркивалось, что он может в будущем называться и писаться не «императором», а «императором всех Руссов»[19].
В литературе существует мнение, что немецкая грамота является фальсификатом Ганса Шлитте, но даже известный немецкий специалист по «делу Шлитте» Р. Фрёчнер допускает, что документ может быть настоящим и он не может с уверенностью сказать, является грамота подделкой или нет[20]. Вопрос остается пока дискуссионным, бесспорным фактом является только использование титула в более поздних посланиях Шлитте Ивану IV от 20 мая 1548 г. из Аугсбурга и от 14 июня 1548 г. из Антверпена. В них саксонский купец уже официально обращается к великому князю как к императору – „Keyser und Kunig aller Reussen“ (Император и Король всех руссов), „Keiser[21], Konig und Grosfürst inn Reussen“ (Император, Король и Великий князь в Руси)[22].
Грамота 1514 г. Максимилиана I и грамоты императора Карла V впоследствии служили веским аргументом в спорах о равном статусе обоих титулов: царь и император. Московские великие князья требовали признания соответствующего достоинства своей власти, а не, как подчеркивает О. Кудрявцев, «ее пожалования»[23], и дипломатическая переписка четко показывает, как трудно было, несмотря на все усилия, заполучить признание со стороны Венского двора.
Приведем еще один пример из этого раннего периода, связанный с дипломатической миссией имперского посла Иеронима Гофмана (1559–1560 гг.) в начале Ливонской войны. Приезжая в Москву, посол на вопрос дьяков «Какую верительную грамоту (Crendentzrief) он привёз от императора Фердинанда I и велели ли его римское императорское величество в верительной грамоте титуловать Ивана IV императором (einen Kaiser und Großfürst allen Russen)?» ответил, что послали его к Великому князю всея Руси, а не к императору, и у него нет полномочий называть Ивана IV императором. Вслед за тем ему дали знать, что он находится во власти Великого царя всея Руси и поэтому должен последнего титуловать императором (Kaiser)[24], а если этого не сделает, то посадят его под стражу как недавно это сделали с ливонским посольством, и отправят обратно домой[25]. До этого не дошло, Гофман не попал в тюрьму, но в финальной реляции о посольстве в Ливонии и в Московском государстве он подробно рассказал об этом случае. Слова о титулатуре в сохранившемся документе подчеркнуты более светлыми чернилами и на полях есть помета теми же чернилами: Kaiserlich Titel (императорский титул)[26]. В заключительной части посольского отчета Гофман еще раз возвращается к проблеме с титулатурой и передает предложение царя об альтернативном решении Ливонского вопроса, комментируя позиции Ивана IV: «он же не перестанет воевать, пока не завоюет всю Ливонию, разве что ваше римское императорское Величество напишет ему более дружелюбно и будет титуловать его императором. Так, всемилостивейший император, он велел мне сказать»[27].
И в XVII веке дипломаты обеих стран продолжали ссылаться на договор Максимилиана I и Василия III о дружбе и братстве, а споры о титулатуре не умолкали. Так, после 37-летнего перерыва в дипломатических отношениях между обоими государствами в октябре 1654 г. в Вену приехало посольство Ивана Баклановского и дьяка Ивана Михайлова с предложением возобновить союз о братстве и дружбе, заключенный Максимилианом I, а впоследствии и другими императорами Священной Римской империи с Великим московским князем. Переводчик Венского двора обратил внимание на неправильно выписанную титулатуру в грамоте Алексея Михайловича, но до острых споров не дошло[28]. Зато особенно бурными были дискуссии о соотношении царского и императорского титулов во время посольства Аугустина фон Мейерберга и Гуильельмо Кальвуччи в Москве весной 1661 г.[29] Ссылаясь на C. Герберштейна, Мейерберг тоже указывает на грамоту Максимилиана I, но предупреждает переводчиков предостерегаться от ошибки обыкновенного перевода, так как «на Русском наречии слово Царь не означает Императора, как переводят они <московиты – И.Ш.> обыкновенно»[30].
Интерес представляют события, связанные с посольством Б.П. Шереметева в Вену после заключения в 1686 г. вечного мира с Речей Посполитой, по которому Польша навсегда отказывалась от претензий на Киев и часть территории Украины, а московские цари обязывались разорвать мир с Турцией и в следующем году двинуть войска на Крым. Официальная аудиенция состоялась в Вене 24 марта 1687 г. За ней последовали переговоры о заключении австрийско-русского союза и о будущих совместных действиях в рамках Священной лиги. Отчетливые противоречия возникли применительно к титулам, так как переводчики Посольского приказа использовали понятия Imperator и Imperialis для русского царя в привезенной в Вену посланниками латинской версии грамоты. Они были интерпретированы как следствие недостаточного знания латинского языка и, чтобы избежать таких «недоразумений», было принято решение в будущем поручать переводы на латинский язык императорской канцелярии[31].
Итак, как мы видим, грамота императора Максимилиана I о союзном договоре с Великим московским князем 1514 г. находилась среди документов дипломатической корреспонденции со Священной Римской империей и при необходимости на нее не раз ссылались. Вряд ли Михаил Шафиров случайно на нее наткнулся, она никуда не исчезала, просто пришло время ее снова использовать как аргумент и политический инструмент.
В своей политике Московский двор рассматривал титулы царь и Kaiser как равные и непрерывно домогался к признанию этого в международных отношениях[32], однако для Венского двора использование в дипломатической практике титулов Император или Kaiser по отношении к русскому Великому князю находилось в противоречии с представлениями об иерархии правителей в христианском мире. Императором в этом мире мог быть только один – глава Священной Римской империи[33]. И в этом состояло глубинное противоречие концепта восточного царства с самой западной идеей христианской империи. «Существование одновременно двух императоров было так же немыслимо, как и сосуществование двух римских пап»[34]. С другой стороны, в дипломатической переписке были прецеденты, и реальная политика и практика отличались от официальной концепции иерархии христианских владетелей. Но наделяя великого князя царским/императорским титулом, политики Венского двора не привязывали его к европейской титульной иерархии. Русский царь оставался вне ее.
Надо сказать, что применение термина «империя» к России и «император» к Великим московским князьям со стороны других европейских государств в допетровские времена не было редкостью. В Англии, которая не разделяла геополитические претензии Рима и Вены, титул «император» (Emperor) регулярно применялся по отношению к Московскому государю в официальных грамотах XVI–XVII вв. Но такая титулатура в Англии использовалась в дипломатической корреспонденции и по отношению к турецкому султану и к владетелям Марокко, Персии и Китая[35]. Другими словами эти титулы тоже не привязывались к христианской/европейской титульной иерархии.
Московское государство не раз обозначалось в раннее Новое время на европейских картах как империя, а московские государи как императоры. Назовем только раннюю карту Андреа Бианко (1436 г.), где Россия нанесена на карте как imperio Rosie magna, а ее соседом выступают imperatori Tartarorou. Карта Бианко интересна своими условными знаками – крупные государства обозначены на ней символическими фигурами правителей в шатрах, на троне и с коронами. Так изображены императоры: русский, татарский и два романских (один помещен на Среднем Дунае, другой на Балканах), а также Trabexonsa (на месте Византии)[36]. Приведем еще один пример того времени – изображение Ивана IV на карте А. Дженкинсона (1562 г.): В верхнем левом углу видно как русский царь сидит на европейском троне, к его ногам слегка поклоняется (склоняется) фигура дипломата, может быть самого Дженкинсона, а с левой стороны читается титулатура московского государя «великий император всей Руси» – «Iohannes Basilius Dei gratia, magnus Imperator totius Rußie, magnus Dux etc.“[37]
С. Беккер обращает внимание на тот факт, что в период до возникновения национальных государств «если государство занимало большую территорию, то оно, скорее всего, могло включать в себя народы, принадлежащие к разным культурам», и далее подчёркивает, что подобные государства тоже подпадают под определение империи вне зависимости от того, мыслили ли они себя империями и провозглашали ли себя таковыми официально[38].
Какова была реакция в Московском государстве на договор 1514 г.? На страницах Уваровской летописи (Летописный свод 1518 г.), а также Софийской летописи (конца XV - начала XVI вв.) мы встречаем под 7022 г., т.е. под 1514 г., следующее заявление: «Князь же великии Василеи, божиею милостью царь и государь всея Русии, с Максимилианом избранным римским цесарем взят братство и любовь и вечное докончание»[39]. К указанному летописному сообщению по идейному содержанию примыкает статья «Европейской страны короли», впервые появившаяся среди записей Уваровской летописи. Текст статьи по списку Синодальному № 645 гласит: «Европьскиа страны крали. Цесарь - царь римский. А под тем король немецкый, иже наследник Римскому царству. А под тем король францеский. А под тем король угорскый. А под тем король испанскый. А под тем король неглитерьскый. А под тем король портогальский. А под тем король анаполитанский. А под тем король ческий. А под тем король съкотский. А под тем король дацкий, иже и съфедскый именуется. А под тем король польскый»[40]. Нетрудно заметить, что текст дает политическую карту Европы и иерархическую лестницу государей, во главе которой стоит «цесарь - царь Римский», однако подчеркнутая выше зависимость цесарской власти от избрания подразумевает более высокое положение Московского государя как «прирожденного владетеля» по сравнению с европейскими монархами.[41]
Эта позиция Московского двора находит отзвук и в Базельском издании труда Герберштейна „Записок о Московии» 1556 г. Над гравированным портретом Василия III помещена надпись, в которой подчеркнуты претензией русского государя на королевскую и даже императорскую власть и полная независимость от кого бы то не было: Russorum Rex et Dominus sum, iure paterni / Sanguinus: imperij titulos a nemine, quavis / Mercatus prece, vel precio: nec legibus ullis / Subditus alternis, sed Christo credulus uni, / Emendicatos aliis aspernor honores“. (Я, по праву отцовской крови, - Царь и Государь руссов; державных титулов ни у кого не приобретал ни мольбами, ни деньгами; не подчинен я законам другого властителя, но, веруя во единого Христа, отвергаю высокие звания, выпрошенные у других. – перевод О. Кудрявцева)[42]
Портрет Василия III, „Записок о Московии» С. Герберштейна, Базель 1556 г.
В дискурс об империях 1990-х и нулевых годах XXI в. прочно вошло представление об имперском статусе Российского государства (XVI – начала XVII вв.) после принятия царского титула и завоевания Казанского и Астраханского ханств. Назовём только труды А. Каппелера и Д. Ливена[43]. Но дискуссия идет дальше и постоянно вносит коррективы. Так, К. Ерусалимский считает, что в этот ранний период во многих сферах московской политики наблюдается рост имперских тенденций, а московская церковь поддерживала имперские амбиции великих князей и способствовала укреплению власти, однако при этом остаются открытые вопросы, которые Ливен неаккуратно обходит[44]. Историки рассматривают территориальную экспансию как главный показатель «имперскости» в России, но нельзя не согласиться с Александром Филюшкиным, который писал, что несмотря на интенсивный рост государственного тела и имперские претензии Московского государства, оно не воспринимается и само не воспринимало себя как империя. Использование титула «император» не означало, что страна являлась империей[45]. Поэтому Филюшкин, учитывая дискурс об империях, предлагает новую терминологию применительно к этому периоду – «неонатальная империя», т.е. империя в процессе зарождения, в младенческой стадии, когда уже «фактически создано имперское тело и сформировалось поле имперской политики», но государство еще не усвоило имперских механизмов функционирования[46]. Возникает вопрос – была ли Россия в начале XVIII века уже империей? Вышла ли из младенческой стадии? Означало ли принятие титула «император» само по себе тот факт, что страна окончательно превратилась в империю?
Принятие императорского титула Петром I
Официальное принятие императорского титула в 1721 г. стало вызовом для европейских стран. Признание титула означало утверждение России в европейской системе как ведущей европейской державы. Р. Виттрам считает, что «империя, которую Петр Первый хотел построить, это не возвращение к модели погибшей “греческой монархии”», а строительство «новой русской империи… равной по рангу крупнейшим и самым могущественным европейским государствам», это «не мировая империя в преемственности старых империй, а современная в рациональности своих новых порядков и в соперничестве с другими странами Европы за власть и славу»[47]. Об этом свидетельствуют и слова Петра 22 октября 1721 перед Сенатом, в которых четко подчеркивается, что, сохраняя мир, Россия должна оставаться мощной державой, дабы не исчезнуть с карты мира как Византийская империя: «надеяся на мир, не надлежит ослабевать в воинском деле, дабы с Нами не так сталось, как с Монархиею Греческою»[48].
Для понимания представлений Петра I о власти и императорском достоинстве Виттрам приводит высказывание Шафирова, прозвучавшее в Ярославле во время переговоров о польско-русском договоре в 1711 г.: «Его Царское Величество предпочел бы быть адмиралом одного из своих кораблей, чем императором азиатских стран»[49]. Отголосок этих размышлений и возникшей дискуссии во время переговоров по поводу намерений и планов царя нашел впоследствии отражение в польско-русском договоре: «И понеже при иностранных областьях в некоторых местях и вне явилось, будто бы его царское величество некоторое намерение имеет на ариентальское царство, також и в том старается, дабы Речь Посполитую весма разорить и разлучить, которое подозрение при иных дворех немало ревности возбудило и для того общим интересом северных союзных многой вред нанести могло, того ради и о сем по древней конфиденции благоуверенно разговаревано, и его царское величество свято засвидетельствовал… что оный ни (на) одно, ни на другое ис прежде объявленных намерений ни малой рефлексии не сочиняет и впередь сочиняти не будет»[50].
Слова Шафирова интересны тем, что, с одной стороны, они показывают современное представление о роли государственного правителя – «быть капитаном корабля», а с другой, отвергая модель устаревшей «ориентальской империи», дают завуалированный ответ на вопрос – кем должен быть настоящий российский государь. Видимо, идеальные представления Петра I были связаны с образом адмирала, уверенно ведущего среди морских бурь и препятствий свой корабль, символизируя рождающуюся Российскую империю, и этому процессу ее становления и выстраивания имперской идентичности отвечала стратегия принятия титула «император».
Что характерно для этой стратегии? Обратимся к фактам. Титул «император» находился в процессе утверждения в течение длительного периода. Наверно, идея провозгласить себя императором зародилась у Петра еще во время Великого посольства. Об этом свидетельствует отчеканенная в 1700 г. медная монета – ДЕНГА. Она дошла до нас в 3 экземплярах, которые незначительно отличаются друг от друга – два хранятся в Эрмитаже, а третий в ГИМ. На лицевой стороне монеты виден портрет Петра в лавровом венке и римском доспехе с латинской надписью PET. ALEX. RVSS. IMP., а на оборотной стороне – двуглавый орел и под ним надпись кириллицей: ДЕНГА[51]. Почему монета не вошла в оборот и осталась только пробной, можно только предполагать, но скорее всего идея выпустить ее была задумана как часть первого пакета реформ после возвращения из путешествия Петра I в Москву[52]
Медная пробная монета Петра I – ДЕНГА, 1700 г.
В начале XVIII в. в связи с дипломатическими спорами о титулатуре шел процесс выяснения вокабулара, юридических прав и норм, и поиск исторических прецедентов. На русском языке были опубликованы такие труды, как триязычный тематический словарь И. Копиевского «Номенклатор на русском, латинском и немецком языке», который вышел в 1700 г. в Амстердаме, в издательстве Генриха Ветстейна (второе издание вышло в Петербурге, в 1718 г.), и словарь Ф. Поликарпова-Орлова «Лексикон треязычней (словенский, эллино-греческий и латинский) с чином расположения монархов», опубликованный в Москве в 1704 г.[53] Год спустя (1705 г.) в Амстердаме была опубликована знаменитая книга «Символы и эмблемата». На титульных страницах этого труда указано, что книга печатается по повелению великого государя, «IМПЕРАТОРА Московскаго Петра Алексеевича», а в латинской версии – «SACERRIMAE SUAE MAJESTATIS AUGUSTISIMI AC SERENISSIMI IMPERATORIS MOSCHOVIAE Magni Domini CZARIS, et Magni Ducis PETRI ALEXEIDIS, totius Magnae, Parvae & Albae Rossiae»[54]. «Символы и эмблемата» была отпечатана тиражом больше 800.000 экземпляров и являлась программным посланием Петра I, который, хотя и называл себя «императором Московии», явно имел претензии на большее – быть «императором всех руссов»
Титульная страница «Символы и эмблемата» на латинском языке, Амстердам 1705 г.
В этом же ключе можно указать и на графику голландского гравёра Адриана Шхонебека 1701 г. с изображением построенного по проекту русского царя корабля «Гото Предестинация» («Божие провидение», от нем. слова Gott и лат. praedestinatio). В надписи к графике встречается другая форма титула московского царя – «император руссов»: «CAESARE PETRO I MAGNO RVTENORVM IMPERATORE»[55]
Графика голландского гравёра А. Шхонебека 1701 г. с изображением построенного по проекту русского царя корабля «Гото Предестинация»
Графика распространялась впоследствии в большом количестве благодаря офортам Питера Пикарта. К этому времени популярность получила и другая гравюра Шхонебека, «Петр I» (1703-1705), которая и сегодня вызывает много вопросов. Молодой русский царь представлен в традиционной позе и одежде, характерных для императора Леопольда I, а за ним на столе видна императорская корона. Надпись на русском языке «ПЕТРЪ ПЕРВЫИ ИМПЕРАТОР ПРИСНО ПРИБАВИТЕЛЬ, ЦАРЬ И САМОДЕРЖЕЦЪ ВСЕРОССЙIСКIЙ»[56].
Пётр I высоко ценил гравюры, не только как произведения искусства, но и как средство массовой информации. Он сам обучился технике офорта и лично делал заказы художникам. Оттиски расходились по стране, отправлялись в европейские страны и всюду рассказывали о новом Российском государстве. Будучи еще в Амстердаме, русский царь познакомился с гравером А. Шхонебеком (1661-1705), учеником известного нидерландского художника Ромейна Хооге (Romeyn de Hooghe), и пригласил его приехать в Москву. С 1702 г. помощником Шхонебека стал его пасынок Пикарт, а после смерти отчима последний получил пост руководителя гравировальной мастерской Оружейной палаты.
Особый интерес представляет конный портрет Петра I Пикарта, который датируется 1707 г. Оттиск портрета с подписью гравера известен только в одном экземпляре и сегодня хранится в собрании ГИМ. Портрет соответствует типу европейского парадного конного портрета монарха на фоне сражения, с атрибутами власти. Офорт является парным к конному портрету А.Д. Меншикова, также гравированному Пикартом, и вместе с ним составляет единую композицию с кулисами по сторонам и панорамой сражения в центре. За всадниками слева и справа – свита, несущая щиты с императорским двуглавым орлом (за Петром) и княжеским гербом (за Меншиковым). Баталия на заднем плане является видом осады Нарвы в августе 1704 года – единственном сражении (до Полтавы), где принимали участие оба изображенных. Внизу в картуше читаются три строки: «ВЕЛИКIЙ ГДРЬ И ВЕЛИКIЙ КНЯЗЬ ПЕТРЪ АЛЕКСИЕВИЧЬ ПЕРВЫЙ ИМПЕРАТОРЪ ПРИСНО ПРИБАВИТЕЛЬ ЦРЬ И САМОДЕРЖЕЦЪ ВСЕРОСIСКIЙ», а ниже подпись: «ПОДАЛЪ ЕГО ВЕЛIКОГО ГОСУДАРЯ РАБЪ ПИКАРТЪ»[57]
П. Пикарт (1668/69–1737). Конный портрет Петра I на фоне баталии. Около 1707 г.
Конный портрет Петра I Пикарта является переделкой оригинала Ромейна Хооге, который использовался последним в портретах нескольких персонажей: испанского полководца дона Мануэля Лопеса де Суниги (1682), Иосифа Венгерского (1688), эрцгерцога Карла III Испанского (1705) и Вильгельма III Оранского[58]. При сравнительном анализе обнаруживается прямое заимствование из портрета короля Англии и Шотландии – Вильгельма III Оранского[59]. Впоследствии медная доска Пикарта была передана Алексею Зубову, младшему брату гравера Ивана Зубова. Около 1721 г. Зубов заменил голову молодого Петра более актуальным изображением по типу портрета К. Моора (1717 г.), отредактировал названия и подписал своим именем гравюру[60].
Гравюра А. Зубова, около 1721 года, созданная по случаю признания Петра I императором.
Под изображением Петра теперь читалось: «Петръ Великiи. Ѡтецъ Ѡтечества. iмператоръ всероссiискiи», а внизу справа «Грыдоровалъ намѣди Алеѯѣи Зубовъ»[61]. Нужно отметить, что, хотя Петр I был знаком с гравюрами Зубова (известно, что он отправлял их гетману Скоропадскому), в письмах им упоминается только имя Пикарта[62].
К этой группе примыкают и гравюры известного нидерландского художника Авраама Алларда (Abraham Allard, 1676–1725). Особое внимание заслуживает его конный портрет Петра I в позе молодого римского императора- триумфатора. Экземпляр из собрания генерала И.Д. Орлова (1870-1918) Российской государственной библиотеки можно было недавно увидеть на книжной выставке в Москве во время международной научной конференции о книжной культуре эпохи Петра I[63]. В нижней части портрета читается надпись – слева на латыни Dei Gratia, illustrissimus Petrus Primus, Ilustrisimus totius Magna GRAECO RUSSIAE IMPERATOR, а справа «Божею Милостью Пресветлейший Петр Первый Августейший Всеа Великиа Греко Российский Император». Между обеими надписями видна датировка светлыми чернилами «Anno 1710». Она имеет отношение к композиции на портрете, но отпечаток офорта датируется 20-ми годами XVIII в. В основу изображения Петра I легла оригинальная медная доска с конным портретом венгерского деятеля второй половины XVII в. Имре Тёкёли. При переделке доски изображение головы Тёкёли было заменено на изображение головы Петра I в лавровом венке[64]
Гравюра нидерландского художника А. Алларда (Abraham Allard, 1676–1725). Конный портрет Петра I в позе молодого римского императора-триумфатора (фрагмент). Фото автора.
Выбор портрета молодого Петра дает нам основание предполагать, что гравюра была создана непосредственно после Полтавской битвы. Изображения Петра в петровскую эпоху были строго регламентированы, разрешались только портреты с оригиналов европейских живописцев – Г. Кнеллер, Л. Каравакка, К. Моора, Ж.М. Натье, И. Таннауэра и Я. Купецкого, а из русских – И. Никитина и А. Матвеева[65].
Полтавская битва как точка отсчета в стратегии Петра
Заметный поворот произошел после победы при Полтаве[66]. Наблюдается более четкая медийная политика – увеличивается количество графических изображений и титульных страниц книг с упоминанием императорского титула. Г. Вилинбахов обращает внимание на изображения двуглавого орла с императорскими коронами на монетах, памятных медалях, барельефах и знаменах. Такая корона перекочевала и на государственную печать. На личных печатях русского царя тоже появились императорские символы[67]. Печати были двух типов – с двуглавым орлом и вензелевые. При этом круглой, вензелевой личной печатью, с вензелем под императорской короной, пользовался не только Петр I, но и Екатерина I. Например, такая печать стоит на ее письме, отправленном 23 июня 1717 г. из Амстердама, на ее письмах из Преображенского от 25 января и 16 февраля 1718 г., на письме с Марциальных вод от 14 февраля 1719 г. Оттиск этой же печати есть и на указе Петра I, датированном 31 января 1718 г. Всё это лишний раз подтверждает, что титул императора и его атрибут — императорская корона употреблялись Петром I задолго до юридического оформления титула в 1721 г.[68]
Но если упомянутые примеры медийной политики – графика, титульные страницы книг, медали, монеты – были ориентированы на широкий круг читателей и потребителей, то после Полтавской битвы наступают изменения в официальной дипломатической переписке. Как уже не раз указывалось, для Петра I особенно важно было признание титула со стороны Венского двора. Занимавший с июня 1705 г. дипломатический пост в Вене Генрих фон Гюйссен выступал за достойное обозначение титула царя в международных дипломатических документах и был одним из первых, кто уже в 1708 г. титуловал Петра I императором[69]. Этот эпизод тесно связан с тем фактом, что с 1707 г. Петр I пошел на активное сближение с восставшим против Вены владетелем Трансильвании князем Ференцем II Ракоци. Связи с Ракоци русский царь использовал для нажима, особенно после Полтавской битвы, надеясь на уступки со стороны Вены. Но Венский двор резко отреагировал на новые попытки использования титула «император» в отношении царя и выразил свое недовольство перед новым русским резидентом в Вене, бароном Иоганном Урбихом летом 1710 г.[70] В то же самое время аккредитированный в России имперский посол граф Вилчек с возмущением сообщал в своих донесениях, что руководители русской дипломатии канцлер Головкин и вице-канцлер Шафиров домогаются с угрозами признания титула «Kayser». С другой стороны, Вилчек предупреждал, что в этой сложной ситуации вполне возможно сближение русского царя с Францией, и Австрия может оказаться в очень неловком положении[71].
Смерть Иосифа I в апреле 1711 г. ничего не изменила в вопросе о титулатуре, а ответ Петра I на известие о смерти императора титулованием королевы-регентши Элеоноры только Serenissima вызвал громкое возмущение при Венском дворе. Специальная конференция обсудила критическую обстановку и пришла к выводу, что в случае ответных репрессий со стороны Австрии конфликт может перерасти в войну. Действия царя были настойчивыми, их нельзя было просто так обойти, но нужно было действовать внимательно и дипломатично и не допустить эскалации конфликта. Неудачный Прутский поход царя летом 1711 г. коренным образом изменил ситуацию; Петр I срочно нуждался в лечении в Карлсбаде и вопрос о титулатуре временно был отодвинут на второй план[72].
Русский царь хорошо понимал, что получить признание со стороны Венского двора будет не так легко, ему предстоит еще трудный, длинный путь, поэтому, хотя и действовал с нажимом, но не спешил. Его стратегия на этом этапе была направлена в первую очередь на интеграцию захваченных с 1704 по 1710 гг. во время Северной войны территорий шведских прибалтийских провинций. Непосредственно после Полтавской битвы был опубликован манифест на немецком языке с обращением ко всем жителям Шведского королевства: «Wir, Petrus der Erste von Gottes Gnaden Czaar, aller Rußen Keyser / etc.» – «Мы Петр Первый, Божей милостью царь и император всех руссов… готовы вести войну до победного конца (den selben zu Ende zu bringen)». Далее Петр I обвинял Карла XII в том, что тот разорил свою собственную армию и после поражения при Полтаве не был готов «принести мир своим бедным, с кровавыми слезами плачущим верноподданным, а союзничал с проклятыми турками» и доверился их рукам. Петр обратился ко всем сословиям королевства, не только к аристократам, но и к гражданам, священникам, ко всем жителям страны, любого происхождения, чтоб засвидетельствовать им свое желание мира, но если они не будут его соблюдать и наступят смуты и беспорядки, то пусть для справедливого решения перед Богом и миром эти слова послужат ему как обоснование/аргумент (Justification)[73]. Манифест был написан образным, эмоциональным языком и не оставлял сомнения, что могло ожидать жителей Прибалтики, если они не будут подчиняться.
Год спустя, 16 августа 1710 года, в Универсале к жителям эстляндских земель и города Ревеля (город официально еще принадлежал Швеции), в титуле Петра на немецком языке впервые в официальном международном документе прозвучало не слово «Kayser», а «Imperator“: «Wier[74], Petrus der Erste, von Gottes Gnaden Czaar und Imperator von allen Reussen“ – «Мы Петр Первый, Божьей милостью царь и император всероссийский» гарантируем жителям эстландских земель безопасность[75]. За этим документом 29 августа 1710 г. следовала грамота на русском языке о бракосочетании царевны Анны Иоанновны с герцогом Курляндии Фридрихом Вильгельмом с использованием титула император – «Божей милостию мы, Петр Первый, царь и император всероссийский»[76]. Эта же титулатура встречается и на грамотах к лифляндскому дворянству и магистрату Риги от 30 сентября 1710 г., а затем от 18 мая 1711 г. магистрату Риги[77]. Не трудно заметить, что все названные документы являются частью единой программы по отношению к завоеванным Прибалтийским землям. Петр I не хотел идти на конфронтацию, так как стремился получить поддержку со стороны как аристократии, так и городской элиты и поэтому при подписании договоров о капитуляции летом 1710 г. приказал генералу Б. Шереметеву сделать все необходимые уступки – например, городу Рига сохранить привилегии и территории под своей властью, а также политический и социальный строй[78].
Следующим этапом в стратегии принятия титула была публикация в Москве 10 мая 1718 г. грамоты 1514 г., о которой уже шла речь. Новые действия были вызваны как событиями Северной войны, так и бегством Алексея и позицией императора Карла VI в этом сложном вопросе, касавшемся не только отношений отца и сына, но и Balance of Power в Европе. Тактику Петра можно условно назвать словами «Иду на ВЫ!» и Венскому двору она очень не понравилась. Был создан экспертный совет, который разобрал все особенности языка и формы грамоты и пришел к выводу, что грамота «едва ли не плод выдумки какого-то невежественного в области истории и дипломатии или полуграмотного (в немецкой речи) русского канцеляриста» или какого-либо немца, давно живущего в России, который еще не совсем забыл немецкий язык[79]. Эксперты заключили, что император не мог подписать такую грамоту, тем более написанную на немецком языке, а не на латыни[80]. Однако если бы пришли к выводу о подлинности, то это осложнило бы позиции Венского двора, «ибо отказаться от исключительности своих прерогатив и прав венское правительство никак не мог»[81]. В интересах правды надо сказать, что эксперты не нашли в венских архивах документы о подписании подобного акта и работали с отпечатанным немецким текстом грамоты, который в нескольких экземплярах резидент Плейер переслал из России. Только в середине XIX в. документы были обнаружены и опубликованы известным венским историком Иосифом Фидлером[82]. Докладная записка экспертов получила широкое распространение в ряде ученных брошюр[83], но мнение экспертов вряд ли могло остановить или повлиять на стратегию Петра I. Процесс был уже необратим.
После успешного завершения долгой и трудной войны со Швецией и подписания мирного договора в церкви Святой Троицы в Петербурге 22 октября (2 ноября) 1721 года состоялась официальная церемония, на которой граф Г.И. Головкин от имени Сената произнёс торжественную речь о провозглашении титула «Отца Отечества, Петра Великого, Императора Всероссийского»[84].Будучи венчанным на царство в 1682 г., Петр I не был коронован императорской короной[85]. С официальным принятием титула русский царь совершенно сознательно требовал для себя и своей страны место в первом ряду, которое до тех пор принадлежало лишь императору Священной Римской империи.
Проблема признания легитимности титула на международной арене и реакция Венского двора.
Принятие императорского титула Петром I сделало сотрудничество с венским двором практически невозможным. Конфликт о титуле дошел до того, что император Священной Римской империи приказал своему эмиссару покинуть миссию в Санкт-Петербурге. Уже во второй половине 1722 г. С.В. Кинский, ссылаясь на мнимые проблемы со здоровьем, простился с русским царем. В столице новой империи в качестве официального представителя Карла VI и информатора для венского двора остался только секретарь посольства Н. Гохгольцер (Nikolaus von Hochholzer)[86].
Новый этап сближения с русским двором стал возможен только после смерти Петра I и вступления на престол Екатерины I. Решающим фактором было достижение компромисса в титулатуре: Екатерина I отказалась от императорского титула в переписке с Карлом VI, в то время как австрийский император обещал русской государыне в знак особого уважения писать ей официальные письма собственноручно[87]. В результате сближения был подписан в 1726 г. союзный договор, который впервые содержал клаузы о военном сотрудничестве обеих стран[88].
В то время как император Священной Римской империи, а также Англия, Франция и Испания долго не хотели признавать новый титул для русского царя, такие страны как Пруссия, Швеция и Соединённые Нидерланды приняли его без особого колебания. Только в 1742 г. новоизбранный император Священной Римской империи Карл VII (1742-1745) из династии Виттельсбахов был готов признать императорский титул российских монархов, но официальное признание пришло с заключением в 1746 г. Петербургского союзного договора между Марией Терезией и Елизаветой Петровной[89].
Следует отметить, что в раннее Новое время Московское государство вступало в культурный диалог с имеющейся европейской политической системой и стремилось вписаться в существующую систему координат, в «систему владетелей», как называл ее Франц Дьолгер, а также заботилось о возможности адекватного прочтения русского титула чужеземными монархами[90]. В эпоху Петра Iмы наблюдаем смену парадигмы – Петр I уже стремился не вписаться в европейскую систему, а изменить ее. Процессу становления Российской империи отвечала и стратегия принятия титула император. То, что принятие титула было давно задуманным актом, мы видим из конкретных исторических фактов, которые показывают, как шаг за шагом Россия добивалась признания. Можно в заключение сказать, что Ништадтский мир и принятие титула император были решающим этапом на пути к провозглашению империи и закреплению за «преображенной Россией» статуса империи.
"Историческая экспертиза" издается благодаря помощи наших читателей.
[1] Ср. Анисимов Е.В. Государственные преобразования и самодержавие Петра Великого в первой четверти XVIII века. СПб.: Дмитрий Буланин, 1997, с. 270. [2] Успенский Б.А. Historiae sub specie semioticae // Культурное наследие древней Руси (Истоки. Становление. Традиции). М.: Наука, 1976, с. 287–288. [3] Прокопович Ф. Сочинения. Под ред. И.П. Еремина. М.-Л.: Издательство Академии наук СССР, 1961, с. 460. [4] Анисимов, Государственные преобразования, с. 272; Ср. Успенский Б.А. Historiae sub specie semioticae, с. 287–288. [5] Анисимов, Государственные преобразования, с. 281. [6] Вебер Ф.Х. Преображенная Россия. Записки Вебера о Петре Великом и его преобразовании: https://www.vostlit.info/Texts/rus14/Veber_II/text5.phtml?id=1460 , строфа 437 (посещение – 16.08.2022); Немецкий текст: [Weber F. Christian], Das Veranderte Russland, in welcheim die jetzige Verfassung des Geist-und Weltlichen Regiments; der Krieges-Staat zu Lande undzn Wasser; wahre Zustand der Russischen Finantzen; die geoffneten Berg-Wercke, die einfuhrte Academien, Kunste, Manufacturen, ergangene Ferordnungen, Geschaffte mit denen Asiatischen Nachbahren und Vassalen, nebst der allerneusten Nachricht von diesen Volkern, die Begebenheiten des Tzarewitzen, und was sich sonst merkwurdiges in Russland zugetragen, nebst verschiedenen andern bisher unbecandten Nachrichten, in einem bis 1720 gehenden Journal vorgestellet werden, mit einer accuraten Land-Karte und Kupfferstichen versehen. Francfurth: Nicolaus Förster, 1721. § 438, S. 356. Текст грамоты. S. 356-360. [7] «И понеже оная яко вещь древняя и куриозная, и ко утвержению без прекословному того высокого достоинства за толко уже лет первои градус имеющаго Монарха воздаванная; Того ради указал Его Царское Величество оную грамоту перевесть на Российской язык, и для всенароднаго известия в Типографии своеи в Санктъпитербурхе в печать, на славенском и самом том старонемецком языке, которои в подлиннои Грамоте употреблен. 1718 году, Маиа в 10 день». В: Пекарский П. Наука и литература при Петре Великом, т. II. СПб., 1862, стр. 429. См. там же. стр. 430–431; Ср. Карамзин Н.М. История государства Российского, т. VII., СПб, 1848, стр. 36, прим. 101. [8] HHStA, Russland I, Karton 25 (1718), Konv. Mai-Juni, Fol. 16v-17r. Письмо Плейера, 9 май 1718 г. (копия); Fol. 36r. письмо Плейера от 20 мая из Петербурга. Текст брошюры с пометой «1718 Mai 10 Russica“ хранится там же. В конце этого экземпляра брошюры отмечено место для печати Максимилиана I. Далее в том же картоне находятся еще два экземпляра, которые отличаются от первого. Один из них с печатью Максимилиана I в конце текста (Fol. 43-45v.), второй только с текстом грамоты без печати (Fol. 46-48v.). Видимо, брошюра немецкого текста печаталась на 4 или 5 страницах с разными оформлениями и в Вену были отправлены три экземпляра для сравнения. О письмах Плейера см. так же: Флоровский А.В. Страница истории русско-австрийских дипломатических отношений XVIII в. // Феодальная Россия во всемирно-историческом процессе. Сборник статей, посвященный Льву Владимировичу Черепнину / Отв. ред. В.Т. Пашуто. М.: Наука, 1972, с. 391. [9] Русская грамота Василия III Максимилиану I хранится в Венском архиве: HHStA-Wien, Allgemeine Urkundenreihe, 1514; Грамота Максимилиана I см.: РГАДА, Ф. 32. Сношения России с Австрией и Германской империей. Оп. 3. № 4. Л. 1. Пергамен, чернила, твореное золото; немецкий язык. Подпись-автограф императора Максимилиана I. Немецкий текст опубликован в: Памятники дипломатических сношении древней России с державами иностранными // Памятники дипломатических сношений с Империею Римскою (далее ПДС)., Т. II. C 1594 по 1621 г. С. Петербург, 1852. Стлб. 1437–1442, ср. 1446–1448. Ср.: Кудрявцев О.Ф. “Kayser vnnd Herscher aller Rewssen”: обращение к русскому государю как к императору в габсбургских документах первой трети XVI в. // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2016. № 1 (63). С. 49. [10] ПДС, Т. II. О проекте грамоты см. стлб. 1446–1448. [11] О проекте договора между обоими государствами 1514 г. и подлинности грамоты см.: Fiedler J. Die Allianz zwischen Kaiser Maximilian I und Vasilij Ivanovič etc. von dem Jahre 1514 // Sitzungsberichte der Philosophisch-historischen Classe der Kaiserlichen Akademie der Wissenschaften, Bd. 43. Wien, 1863, S. 183-289; Uebersberger H. Öesterreich und Russland seit dem Ende der 15. Jahrhundert, Bd. I. Wien – Leipzig, 1906, S. 74–96. Ср.: Кудрявцев О.Ф. “Kayser vnnd Herscher aller Rewssen”. С. 47–50. В историографии сложилось мнение, что посол превысил свои полномочия, но в современных исследованиях Д. Пицковой приводятся новые аргументы в пользу того, что посол четко проводил линию императора Максимилиана I. См.: Picková D. Habsburkové a Rurikovcí na prahu novověku. Příspěvek k dějinám rusko-habsburských vztahů na přelomu 15. a 16. století. Praha: Karolinum, 2002; Ср.: Герберштейн С. Записки о Московии: В 2 томах. Т. 2: Статьи, комментарий, приложения, указатели, карты. М.: Памятники исторической мысли, 2008. С. 41–43. [12] Кудрявцев, “Kayser vnnd Herscher aller Rewssen», с. 49. [13] Кудрявцев. О.Ф. Жизнь за царя: русские в восприятии европейцев первой половины XVI в. // Россия в первой половине XVI в.: взгляд из Европы. Сост. О.Ф. Кудрявцев. Москва, 1997, с. 144 – латинский текст, с. 172 – русский перевод. О грамоте и о трактате Фабри см. с. 24-25. [14] Ерусалимский К.Ю. Как московский князь стал царем всея Руси. https://arzamas.academy/materials/1496 (26.09.2022). [15] См. об этом: «Донесение Файта Зенга о письмах Генриха II Аугсбургскому рейхстагу 1582 г.» // Шишкин В., Шварц И. Французское королевство и русское государство в XI–XVI веках. СПб., 2021, с. 193–194, 201-202. [16] Фрёчнер Р.С. Об особенностях московской дипломатии середины XVI в.: новые источники о миссии Ганса Шлитте // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2019. № 3 (77), с. 90-103. [17] Шишкин, Шварц. Французское королевство, с. 194, 202. [18] HHStA, Russland I, Karton 1, Konv. B, Fol. 20. Ср. Фречнер, Об особенностях, с. 100. [19] HHStA, Russland I, Karton 1, Konv. B, Fol. 18, 20. Ср. грамоту Карла V Ивану IV из Брюсселя, 15 июля 1553 г., где титулатура московского царя передана так же: «Serenissimo ac Potentissimo Domino Joanni filio Wasilij magno Duci Russiae“. См.: Русско-ливонские акты, собранные К. Е. Напьерским. СПб., 1886, с. 381. [20] Фрёчнер, Об особенностях, с. 94. [21] Так в тексте. [22] Фрёчнер, Об особенностях, с. 97–98. [23] Кудрявцев, Жизнь за царя, с. 23. [24] Такв документе Kaiser. [25] HHStA-Wien, Rußland I. Karton 1, Konv. C, Fol. 55–64: Finalrelation Hofmanns vom 2. Juli 1560. Fol. 56v.: «Zum dritten haben Sie mich bald wieder lassen fragen Ob Ihm Eure Rö: Khay: Mays: als sein Geliebper herr Bruder Vnnd Freundt… auf den Credenztbrief einen Kaiserlichen tiethull hatt geben lassen, als einen Kaiser und Großfürst allen Russen». Перевод опубликован Ю.К. Мадиссоном: Посольство И. Гофмана в Ливонию и Русское государство в 1559-1560 гг. // Исторический архив, № 6. 1957: https://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Livonia/XVI/1560-1570/Botschaft_Hoffman_1560/text.phtml?id=2982 (05.10.2022) [26] HHStA-Wien, Rußland I. Karton 1. Konv. C. Fol. 56v. [27] HHStA-Wien, Rußland I. Karton 1. Konv. C. Fol. 61r.; Посольство И. Гофмана: https://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Livonia/XVI/1560-1570/Botschaft_Hoffman_1560/text.phtml?id=2982 (05.10.2022) [28] Шварц И., Аугустинович Х. Отношения Габсбургов с Россией и Украиной в период международного кризиса середины XVII века // Русская и украинская дипломатия в международных отношениях в Европе середины XVII века / Под ред. М.С.Мейера, И. Шварц и др. Москва 2007, с. 233-234. [29] Путешествие в Московию барона Августина Майерберга / Пер. А. Н. Шемякина. Москва, 1874, с. 117-118; ПДС. Т. IV (с 1661 по 1674 года). СПб, 1856. Стб. 132, 134-137, 154 – 155. [30] Путешествие в Московию, с. 117. [31] Augustynowicz Ch. „Ablegations-negotien von keiner Erhöblichkeit”? Wirken und Wirkung der Moskauer Großgesandtschaft in Wien 1687 // Mitteilungen des Österreichischen Staatsarchivs 50 (2003), S. 54, 214-215. [32] См., например, описание аудиенции у великого князя Бориса Годунова, которого московиты называют «царь» или «император» (die Moskowiter Czar oder Keyser nennen): Tectander G., Eine abenteuerliche Reise durch Russland nach Persien 1602–1604 / Hg. von Dorothea Müller-Ott. Tulln 1978, S. 19. [33] Флоровский, Страница истории, с. 393-394; Ср. Филюшкин А.И. Титулы русских государей. М., СПб., 2006, с. 75. [34] Беккер С. Россия и концепт империи // Новая имперская история постсоветского пространства: Сборник статей (Библиотека журнала «Ab Imperio“) / Под ред. И.В. Герасимовf и др. Казань, 2004, с. 72. Ср. Филюшкин, Титулы, с. 75-76. [35] Handbuch der Geschichte Russlands. Bd. II (1613-1856). Vom Randstaat zur Hegemonialmacht. Hg. von K. Zernack. Stuttgart 1986, 354. Ср. Филюшкин Титулы, с. 113-114; он же, Проблема генезиса Российской империи // Новая имперская история постсоветского пространства: Сборник статей (Библиотека журнала «Ab Imperio“) / Под ред. И.В. Герасимова и др. Казань, 2004, с. 400-401. [36] Филюшкин А.И. Изобретая первую войну России и Европы: Балтийские войны второй половины XVI в. глазами современников и потомков. СПб., 2013, с. 306. [37] Szykuła K. Anthony Jenkinson’s unique wall map of Russia (1562) and its influence on European cartography // Belgeo 3-4 (2008). P. 325-340. https://journals.openedition.org/belgeo/docannexe/image/8827/img-3.jpg (27.09.2022) [38] Беккер С. Россия, с. 72. [39] Полное собрание русских летописей (ПСРЛ), т. XXVIII, Летописный свод 1518 г. (Уваровская летопись), Москва-Ленинград 1963, c. 347; т. VI, Софийской летописи (конца XV - начала XVI вв.), СПб, 1853 c. 253, ср. 258-259; т. VIII, Продолжение летописи по Воскресенскому списку, СПб. 1859, c. 254, ср. 258-259. [40] Цитата по: Казакова Н.А. «Европейской страны короли» // Исследования по отечественному источниковедению. Москва-Ленинград, 1964, с. 420. Ср. ПСРЛ, т. XXIII, Ермолинская летопись, СПб, 1910, с. 168. В отдельных редакциях текста встречаются разночтения. [41] Илиева И.Й. Происхождение власти московских государей (по материалам Московского летописания конца XV - первой трети XVI вв.) // Bulgarian Historical Reviw 4, 1986, с. 54-55. [42] Кудрявцев, Жизнь для царя, с. 132, ссылка 94. [43] Каппелер А. Россия многонациональная империя: Возникновение. История. Распад. М., 1997, с. 22; Kappeler A. Die Formierung des rusländischen Imperiums im 16. bis 18. Jahrhundert // Die Reiche Mitteleuropas in der Neuzeit. Integration und Herrschaft. Liber memorialis Jan Pirożyński. Hg. von A. Perłakowski u.a. Kraków 2009, p. 69-81; Ливен Д. Российская империя и ее враги с XVI века до наших дней. М.,: 2007, с. 371-372, 402-409. [44] Ерусалимский К.Ю. Как московский князь стал царем всея Руси: https://arzamas.academy/materials/1496 (01.10.2022); он же, Империя ad hoc и ее враги, о трудностях интерпретации российских политических дискурсов XVI — начала XVII века // Theatrum Humanae Vitae. Студii на пошану Наталi Яковенко. Киiв, 2012, с. 207-216; он же, Родословное древо или пальма тирании: Переоценки прошлого русской земли в XVI веке // Образ времени и исторические представления Россия – Восток – Запад / Под ред. Л.П. Репиной, Москва 2010, с. 616-617. [45] Филюшкин, Проблема генезиса, с. 401. Ср. в современном дискурсе еще тезисы Р. Вулпиус: Vulpius R. Die Geburt des Russländischen Imperiums: Herrschaftskonzepte und -praktiken im 18. Jahrhundert. Wien/Köln/Weimar, 2020. [46] Филюшкин, Проблема генезиса, с. 379. [47] Wittram R. Das Russische Imperium und sein Gestaltwandel // Historische Zeitschrift. Bd. 187, Heft 3 (Jun. 1959), S. 568; Ср. концепции Изабелы де Мадариага, которая считает, что Великие московские князя с XV века следовали византийской модели: Isabel de Madariaga, Tsar into emperor: the title of Peter the Great // Politics and Culture in Eighteenth-Century Russia by Isabel de Madariaga, London and New York 1998, pp. 20-25, 34-38. [48] Полное собрание законов Российской империи, с 1649 года. Т. VI: 1720—1722. СПб., 1830, с. 446. [49] Wittram R. Peter I Czar und Kaiser. Peter der Große in seiner Zeit. Bd. II. Göttingen, 1964, S. 252, 567. [50] Письма и бумаги Петра Великого. Т. 11, вып. I (январь-12 июля 1711 года), Москва, 1962, с. 261, § 14. [51] См. об этом: Гузевич Д. Гузевич И. Парадигма Герберштейна, или от царя к императору: пролог ко второму путешествию Петра I. СПб.: Европейский дом, 2021, с. 131. [52] https://vechi.com.ua/av/monetycar.php/petr-1/yearx1700 [53] Копиевский И.Ф. Лексикон на латинском, немецком и русском языке (лат. Nomenclator in lingua latina, germanica et russica). Амстердам, 1700; Кузнецова И. Е. Об источнике «Номенклатора на русском, латинском, и немецком языке» Ильи Копиевского // Индоевропейское языкознание и классическая филология. Материалы чтений, посвящённых памяти профессора Иосифа Моисеевича Тронского. СПб., 2009, с. 319—326; Поликарпов-Орлов Ф.П. Лексикон треязычный, сиреч речений славянских, эллино-греческих и латинских сокровищ из различных древних и новых книг собранное и по славянскому алфавиту в чин расположенное. М., 1704; https://www.prlib.ru/item/342071 (24.09.2022) [54] http://www.reenactor.ru/ARH/PDF/symbolaetemblema.pdf (24.09.2022) [55] «Рутены» в европейских документах Средних веков и Возрождения были синонимом слова «руссы». См. об этом: Кудрявцев, “Kayser vnnd Herscher aller Rewssen”, с. 52, ссылка 62. [56] http://www.rulex.ru/rpg/portraits/36/36363.htm (02.10.2022) [57] https://catalog.shm.ru/entity/OBJECT/2224246?page=3&query=%D0%BF%D0%BE%D1%80%D1%82%D1%80%D0%B5%D1%82&fund=12&index=124 (29.09.2022) [58] Там же. [59] https://www.meisterdrucke.com/kunstdrucke/Romeyn-de-Hooghe/1358264/Reiterportr%C3%A4t-von-Wilhelm-III.,-Prinz-von-Oranien.html (05.10.2022) [60] Алексеева М.А. Братья Иван и Алексей Зубовы и гравюра Петровского времени // Россия в период реформ Петра I / Под ред. Н.И. Павленко. Москва: Наука, 1973, с. 353. [61] Гравюра в России XVIII – первой половине XIX столетия: http://www.russianprints.ru/printmakers/z/zubov_alexey/peter_on_horse.shtml (05.10.2022) [62] Алексеева, Братья Иван и Алексей Зубовы, с. 354, ссылка 73. [63] Международная конференция: «Прекрасная была сия самая первая печать: кругла, мерна, чиста». Книжная культура эпохи Петра I. Москва, 2–3 июня 2022 г.: https://www.rsl.ru/ru/events/afisha/conf/mezhdunarodnaya-nauchnaya-konferencziya-mk (05.10.2022) [64] Выражаю свою благодарность Джамиле Н. Рамазановой за оказанную помощь при атрибуции портрета. [65] Шварц И. Неизвестный портрет молодого Петра I // Петровские реликвии в собраниях России и Европы. Материалы III Международного конгресса петровских городов. СПб., 2012, с. 188; [66] Wortman R.S. Scenarios of Power: Myth and Ceremony in Russian Monarchy. Vol. 1. From Peter the Great to the death of Nicolaus I, Princeton 1995, pp. 48-51. [67] Хорошкевич А.Л., Вилинбахов Г.В. «Бог России» // Герб и флаг России Х-ХХ века / Отв. ред. Г.В. Вилинбахов. Москва, 1997, с. 265-266. [68] Матвеев В.Ф. Эмблематика личных печатей Петра I, 1987 : http://ogerbah.ru/heraldry-science/heraldry-books/sematis/605-sematis-07 (05.10.2022) [69] Письмо Г.Гюйссена Петру I, 4 февраля 1708 г. в: Корзун С.Г., Представитель Петра I в Вене Генрих фон Гюйссен и Освободительная война под предводительством Ференца II Ракоци // Освободительная война 1703–1711 гг. в Венгрии и дипломатия Петра I / Под ред. К.А. Кочегаров и др. СПб.: Нестор-История, 2013, с. 73. [70] Lukinich E. Der Kaisertitel Peters des Großen und der Wiener Hof // Jahrbücher für Kultur und Geschichte der Slaven, Bd. 5 (1929), S. 369-370; Ср. Флоровский А.В. Русско-австрийские отношения в эпоху Петра Великого. V Praze 1955, с. 18-19. [71] Lukinich, Der Kaisertitel Peters des Großen, S. 371. [72] Lukinich, Der Kaisertitel Peters des Großen, S. 373-376. [73] HHStA-Wien, Russland I, Karton 20 (1705-1709), Konv. 1709, Fol. 180. [74] Так в тексте. [75] Письма и бумаги Петра Великого, том X (январь-декабрь 1710 года), Москва, 1956, Док. № 3930, c. 283-285; Ср. Гузевич Д, Гузевич И. Парадигма Герберштейна, с. 126; Piirimäe P. The Capitulations of 1710 in the Context of Peter the Great’s Foreign Propaganda // 1710 – Die Kapitulationen der baltischen Ritterschaft im Nordischen Krieg: Kontext – Wirkungen – Interpretationen. Hg. von K. Brüggemann, Mati Laur und Pärtel Piirimäe, / Quellen und Studien zur baltischen Geschichte, Bd. 23 (2014), S. 79-80. [76] Письма и бумаги, том X, Док. № 3959, c. 311-316. [77] Письма и бумаги, том X, Док. № 4021, с. 356. [78] Piirimäe P. The Capitulations of 1710, S. 65-86. Ср. Einleitung, S. 1-2. [79] Флоровский, Страница истории, с. 391-392. [80] См. заключение экспертов из 45 пунктов: Lapis Lydius oder Probier-Stein, auf welchen der Antwort einen unter folgenden Titl in dem Druck herausgegebenen Moskowitischer schrifft der vemüthigen und geehrten Welt zum unpartheilichen Urteil vorgestellt wird“. HHStA-Wien, Russland I, Karton 25 (1718), Konv. (Juli-Dezember), Fol. 53-99. [81] ФлоровскийА.В. Русско-австрийские отношения, с. 33-34. [82] Fiedler, Die Allianz… [83] Флоровский, Страница истории, с. 392. [84] https://www.prlib.ru/item/441985 (02.10.2022); См. так же: Агеева О.Г. Титул «император» и понятие «империя» в России в первой четверти XVIII века // Мир истории: российский электронный журнал. 1999. № 5. http://www.historia.ru/1999/05/ageyeva.htm (13.10.2022). [85] Хорошкевич А.Л. Вилинбахов Г.В. «Бог России», с. 269. [86] Флоровский А.В. Страница истории, с. 396; Штеппан К. Австро-русский альянс 1726 г.: долгий процесс при общих политических интересах сторон // Славянский мир в третьем тысячелетии, том 11 (2016), с. 87. [87] Штеппан К. Австро-русский альянс 1726 г., с. 88. [88] Мартенс Ф.Ф. Собрание трактатов и конвенций, заключенных Россией с иностранными державами. Т. 1. Трактаты с Австрией 1648-1762 гг. СПб., 1874, с. 32-42; В австрийской историографии тема взаимоотношений того периода хорошо исследована. См.: Pilss F. Die Beziehungen des kaiserlichen Hofes unter Karl VI. zu Russland bis zum Nystädter Frieden (1711–1721). Phil. Diss. Wien, 1949; Leitsch W. Der Wandel der österreichischen Rußlandpolitik in den Jahren 1724-1726 // Jahrbücher für Geschichte Osteiropas, Bd. 6, Heft 1 (1958), S. 33-91; Steppan Ch. Akteure am fremden Hof: Politische Kommunikation und Repräsentation kaiserlicher Gesandter im Jahrzehnt des Wandels am russischen Hof (1720-1730) / Schriften zur politischen Kommunikation, Bd. 22 (2016), S. 287-357. [89] Мартенс, Собрание трактатов, с. 145-178. [90] Филюшкин, Титулы, с. 7.
Приложения/фото
Фото 1. Портрет Василия III, „Записок о Московии» С. Герберштейна, Базель 1556 г.
Электронный ресурс:
https://commons.wikimedia.org/wiki/File:Vasili_III_Ivanovich,_Grand_Prince_of_Moscow_(Illustration_from_the_Notes_on_Muscovite_Affairs_by_Siegmund_von_Herberstein,_alt).jpg
Фото 2. Медная пробная монета Петра I – ДЕНГА, 1700 г.
Электронный ресурс:
https://vechi.com.ua/av/monetycar.php/moneta12055/denga-1700-medny-petr1
Фото 3. Титульная страница «Символы и эмблемата» на латинском языке, Амстердам 1705 г.
Электронный ресурс:
https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/6/6f/Simvoly%26emblemata.jpg
Фото 4. Графика голландского гравёра А. Шхонебека 1701 г. с изображением построенного по проекту русского царя корабля «Гото Предестинация»
Электронный ресурс:
https://commons.wikimedia.org/wiki/File:Goto_predestinacia_6.jpg
Фото 5. П. Пикарт (1668/69–1737). Конный портрет Петра I на фоне баталии. Около 1707 г.
Электронный ресурс:
Фото 5 А. Гравюра А. Зубова, около 1721 года, созданная по случаю признания Петра I императором.
Электронный ресурс:
http://www.russianprints.ru/printmakers/z/zubov_alexey/peter_on_horse.shtml
можно взять и: pinterest.ru. См.:
https://histrf.ru/read/articles/vivat-petr-velikiy-kak-rossiya-stala-imperiey
Фото 6. Гравюра нидерландского художника А. Алларда (Abraham Allard, 1676–1725). Конный портрет Петра I в позе молодого римского императора-триумфатора (фрагмент). Фото автора.
Comments