Из личного архива Вероник Гаррос

Два коротких текста, которые мы публикуем, обнаружены мною при разборе личного архива Вероник Гаррос (1958-2013) – французского историка, специалиста по советской истории, ученицы и младшего друга Михаила Гефтера. Первый из них – автобиография, второй – вступление к сборнику текстов Гефтера на французском языке, который готовила Вероника, но проект, к сожалению, не был реализован. Книга готовилась в 1994 году и судя по вступлению к ней, а также по другим текстам, содержавшимся в архивной папке (и опубликованным на русском в посмертных сборниках Михаила Гефтера), должна была показать актуальность темы Холокоста для той исторической развилки, на которой оказалась Россия в начале девяностых. 

Михаил Рожанский

Автобиография

Гефтер Михаил Яковлевич, 1918 года рождения, еврей, родом из Крыма.

Мать и брат умерщвлены фашистами сразу же после оккупации Симферополя.

23 июня 1941 года окончил исторический факультет Московского университета. Принадлежу к «погубленному поколению»: большинство друзей юности и однокашников пали в боях. С конца июня 1941 – на строительстве противотанковых преград под Москвой в районе Ельни. С октября 1941 – доброволец отдельного истребительного батальона Красной Пресни, предназначавшейся для борьбы с фашистами на улицах Москвы. Затем – 8-ой полк московских рабочих. В боях за Ржев дважды ранен. Награжден солдатским орденом Славы, медалями.

С 1940 – в рядах Коммунистической партии. Вышел из неё в феврале 1982, поскольку считал невозможным реализовать ответственность за деятельность партии.

После окончания аспирантуры (в 1950) работал до 1976 в Институте истории Академии наук СССР. Занимался экономической историей России эпохи капитализма – с акцентом на проблему многоукладности и характера связей царизма с монополиями (свыше 100 публикаций). В круг научных исследований на протяжении многих лет входят также история России, русское освободительное движение и русская демократическая мысль XIX-начала XX вв.

С середины 50-х годов – один из организаторов, авторов и редакторов первой советской «Всемирной истории» в 10 томах. С этого же времени – активный интерес к проблемам методологии и философии истории, её генезису, метаморфозам идеи человечества, к судьбам утопии, условиям сохранения вида Гомо и другим. В 1964 году создал и возглавил сектор методологии истории в Институте истории Академии наук, объединивший вокруг себя ищущих историков, философов, культурологов и людей других гуманитарных специальностей. Деятельность сектора вызвала ожесточенные нападки справа, особенно после выхода в 1969 году книги «Историческая наука и некоторые проблемы современности» (в оригинале – «истории»). В 1970 сектор был закрыт по требованию ЦК партии, а Гефтер за нежелание «признать ошибки» разжалован в рядового сотрудника и наказан по партийной линии. С этого же времени он – «запрещенный автор», ни одной его публикации в официальных изданиях, ни единого упоминания его имени.

В 1976 году по собственной воле ушел из Академии наук, стал пенсионером. Продолжал интенсивно работать дома. Сюжеты: декабристы, Чаадаев, Пушкин, спор Герцена с Чернышевским, путь народников к террору, биография мысли Ленина, Октябрьская революция и феномен сталинизма… Множество рукописей.

Один из основателей и авторов диссидентского самиздатского свободного московского журнала «Поиски», активно сотрудничал (с 1977 до закрытия в 1981) в самиздатском издании «Память».

С 1987 стал вновь печататься. Многие работы перестроечного времени и диссидентского периода вошли в книгу «Из тех и этих лет».

С 1992 года избран Президентом научно-просветительского центра «Холокост», первого в России и на территории бывшего СССР.

                                                Ж  Ж  Ж

Для чего французскому читателю эта книжка? Я затрудняюсь ответить. Ведь Голокауст известен во Франции не понаслышке. А боли, именуемые фантомными, особенно мучительные. Вспоминаю, как страдал мой сосед в госпитале, бессонными ночами усмирявший лекарствами и заговаривавший причитаниями призрак ампутированной руки. Не то ли с памятью об изничтоженных европейских евреях?

Вот уже без малого полстолетия прошло с тех пор, как остановились на ходу нацистские газовки и ворота лагерей смерти выпустили на волю горстку выживших людей, а ВСЕ-СОЖЖЕНИЕ не соглашается быть сданным в исторический архив. Видимо, есть в нем нечто, превышающее укор, адресуемый теми мёртвыми нам, живущим. Это нечто можно назвать комплексом причастности, не имеющим календарных ограничений, ибо он передаётся веками из поколения в поколение.

Причастности к чему? К событию внутри маленького древнего народа, которое, перешагнув пределы, установленные этносом и верой, с пронзительной силой возбудило в человеке сознание родства не по рождению, родства, лишенного подданства и границ? Или – причастности ко всем дальнейшим превращениям этой идеи, притягательность которой не уменьшалась, а, напротив, странным, едва ли не безумным образом набирала новую силу от опытов, предупреждавших о её НЕОСУЩЕСТВИМОСТИ? А если и к ним причастности, ко всей череде этих опытов и ко всем следствиям их, среди которых разве не самые «парные» -- иллюзия и кровь, то каков же её, причастности этой, конечный образ, финал, баланс? Но вправе ли мы говорить о Конце, не справедливо ли считать, что впереди всегда Начало, поскольку оно по самой сути своей – путь. Не профилированный тракт, а множество просёлков, встречающихся время от времени на общих развилках, чтобы снова ВРОЗЬ – к близко-далёкому вселенскому ВМЕСТЕ. Чем ближе, тем дальше?

Нет ответа. Есть лишь длящийся вопрос. И причастность, о которой я стал писать, поскольку она преследует меня, к какому бы частному сюжету ни прикасалась мысль, она также – вопрос. Спрашивая себя – предуготовила ли Голгофа, возвестившая Человечество, Аушвиц – его же, человечества, обрыв, обязуюсь выслушать всякого, кому не чужд вопрос. Я знаю также, что он – не воспоминание, от которого можно укрыться в повседневность, и что вместо Голгофы и Аушвица можно поставить сегодня и Сумгаит, и Сараево, и что кочующее по планете убийство – не просто выплеск из замкнутой в человеке преисподней. Это ещё и устремившаяся в насилие трудность, которая (вероятно) уже не покинет человека. Исчерпавши пространство, не покончит ли он с собой от сводящего его с ума ощущения земной тесноты? Ждёт ли нас новое переселение народов и не столкнётся ли снова и в ещё более страшных размерах непредречённая мировая диаспора с непредсказуемыми гетто, как и с новыми маньяками «окончательного решения», таящими в запаснике лазерный пучок.

Легко догадаться, отчего в Москве 1993 года вопросы эти, как горящий уголь, приставленный к оголённому телу. Вряд ли стоит добавлять к этому личные мотивы.

                                                                                                М.Гефтер  

"Историческая экспертиза" издается благодаря помощи наших читателей.

Хочу помочь журналу