Латыш Ю.В. Между Сциллой реванша и Харибдой национальной бритвы, или Повесть об (не)идеальном человеке. Рец.: Киянская О. Люди двадцатых годов. Декабрист Сергей Муравьев-Апостол. М.: РИПОЛ классик, 2023. 768 с.
Аннотация: В рецензии рассмотрено исследование Оксаны Киянской, посвященное трагедии поколения 1820-х годов. Центральная фигура повествования – руководитель Васильковской управы Южного общества декабристов, командир восставшего Черниговского полка Сергей Муравьев-Апостол. Трагический выбор «детей 1812 года» между покорностью самодержавию, отставкой и революцией привел к конфликту власти с образованной частью общества. В рецензии раскрыто влияние на Муравьева-Апостола особенностей социально-политического и культурного развития Украины, взаимоотношений с отцом, испанского «Либерального трехлетия» (1820–1823).
Ключевые слова: декабристы, тайное общество, военная революция, восстание Черниговского полка, «Православный катехизис», самодержавие.
Сведения об авторе: Юрий Владимирович Латыш, кандидат исторических наук, доцент, приглашенный исследователь Европейского гуманитарного университета (Вильнюс). E-mail: j_latysh@ukr.net.
Latysh Yu.V. Between the Scylla of Revenge and the Charybdis of National Razor, or The Novella of (Un)Perfect man. Rev.: Kiyanskaya O.I. Lyudi dvadcatykh godov. Dekabrist Sergey Murav'ev-Apostol. M.: RIPOL klassik, 2023. 768 p.
Abstract. The review deals with Oksana Kiyanskaya's book devoted to the tragedy of the 1820s generation. The central figure of her book is Sergey Muravyov-Apostol, the head of the Vasilkov Council of the Southern Society of Decembrists and the leader of Chernigov Regiment revolt. The tragic choice of the “children of 1812” between obedience to autocracy, resignation and revolution led to a conflict between the authorities and the educated part of society. The review reveals the influence on Muravyov-Apostol of the peculiarities of the socio-political and cultural development of Ukraine, his relationship with his father, and the Spanish “Trienio Liberal” (1820–1823).
Keywords: Decembrists, Secret society, Military Revolution, Chernigov Regiment revolt, Decembrists Сatechesis, Tsarist autocracy.
Corresponding author: Yurii Volodymyrovych Latysh, Candidate of Historical Sciences, Associate Professor, Visiting Researcher of European Humanities University, Vilnius. E-mail: j_latysh@ukr.net.
Книга известного декабристоведа Оксаны Киянской подводит итоги ее многолетней работы над темой, предлагая четкую авторскую концепцию истории декабристского движения. Многие гипотезы и идеи высказывались в ее предыдущих исследованиях, некоторые аспекты рассматриваются впервые. Центральный персонаж повествования – Сергей Муравьев-Апостол, который по словам Натана Эйдельмана, «вообще не легко открывается современникам и потомкам» [Эйдельман 1975: 98].
Киянская отмечает феномен «всеобщей любви к мятежнику, чьи действия, согласно официальной версии произошедшего, были достойны лишь осуждения добропорядочных граждан» [Киянская 2023: 6]. Действительно, кто лучше Муравьева-Апостола подходит под герценовское описание богатыря, кованного из чистой стали, вышедшего «сознательно на явную гибель»? Расчетливый прагматик Пестель, подозреваемый своими же товарищами в диктаторских намерениях? Диктатор Трубецкой, так и не посмевший выйти на площадь «в тот назначенный час»? Поэт, гражданин, но все же коммерсант, Рылеев? Действия Муравьева-Апостола выглядели наиболее бескорыстными и самоотверженными. Наверное, потому всеобщая любовь к этому декабристу сохраняла некий флер оппозиционности. В государственной политике памяти, в отличие от тех же Пестеля и Рылеева, он так и остался одним из пяти повешенных, не получив права на персональную коммеморацию. Трудно вспомнить памятники или топонимы в честь Муравьева-Апостола.
Биография главного героя раскрывается на фоне широкой палитры общества – семьи, товарищей по заговору (Павел Пестель, Михаил Бестужев-Рюмин, Сергей Волконский, Василий Давыдов, Алексей Юшневский, Михаил Орлов), приятелей (Александр Раевский), командиров (Федор Шварц, Яков Ганскау, Густав Гебель), современников (Александр Ипсиланти). Традиционно много внимания Киянская уделяет реконструкции служебной деятельности своего героя и ее пересечения с конспиративной.
На фоне трагедии Муравьева-Апостола показана трагедия поколения «людей двадцатых годов», порожденного войной с Наполеоном и не знавшего взрослой довоенной жизни. Это поколение отличали жертвенность, порицание эгоизма и необходимость делать выбор между всеобщей свободой и привилегиями при неограниченной власти. Война, наградившая молодых ветеранов славой и бременем «освободителей Европы», по выражению Юрия Лотмана, «укрупняла» их в собственных глазах [Лотман 1994: 185], что накладывало повышенную ответственность за судьбу отечества. А «консервативный поворот» 1820-х годов оставлял мало места для приложения своих талантов. «Дети 1812 года» могли выбирать между службой на положении «винтика» в военной машине, отставкой и тайными обществами [Киянская 2023: 272–273].
Нехватка острых ощущений, унизительный перевод из гвардии в армию вследствие Семеновской истории, арест друзей дополнялись разочарованием реформаторских ожиданий. Все это толкало Сергея и Матвея Муравьевых-Апостолов в революцию, а вместе с ними – и десятки вольнолюбивых, европейски образованных, проникнутых патриотическим рвением офицеров. Результатом стало восстание и последующий разрыв власти с образованной частью общества, желающей перемен [Киянская 2023: 661–662].
Рецензенты уже провели тщательный разбор книги Киянской, потому нет смысла останавливаться на структуре и содержании каждого раздела. Вместо этого выделим несколько аспектов, которые позволяют по-новому осмыслить неразрешенные и дискуссионные вопросы декабристоведения.
«Украйна глухо волновалась»
Значительная часть истории декабристского движения и жизни семейства Муравьевых-Апостолов связана с Украиной. Было ли это случайностью, обусловленной размещением российских войск и месторасположением помещичьих имений, или существовала связь, соединявшая декабризм с украинскими политическими и культурными традициями? На этот вопрос сами украинские историки не дали четкого ответа ни в 1920-е годы, когда развернулась острая полемика вокруг «украинского декабризма» [см.: Українські декабристи чи декабристи на Україні? 2011], ни после 1991 года.
Многие исследователи смотрели на декабристское движение в Украине через призму «колониальной оптики», умудряясь не замечать самой Украины, ее социально-политической и культурной атмосферы [см.: Труды 1930: 426–468]. Киянскую трудно отнести к этой категории декабристоведов. Она внимательно разбирает настроения в бывшей Гетманщине (Левобережной Украине, именуемой Малороссией), отмечает, что здесь продолжали действовать свои законы (Литовские статуты и магдебургское право), существовала особая система административных и судебных органов, население хранило память о казацких вольностях и выборности гетмана, а также приводит известную цитату Александра Михайловского-Данилевского о господстве антироссийских настроений [Киянская 2023: 233–238]. Вместе с политическими традициями существовали и культурные, бытовые, языковые особенности бывшей Гетманщины. Владимирский губернатор Иван Долгорукий, посещавший Украину в 1810 году, отмечал, что испытывал трудности с пониманием народного говора, что из пяти слов в разговоре три были ему неизвестны. А Павел Сумароков риторически вопрошал, не здесь ли конец империи, не в чужое ли государство он въезжает? [Шандра, Аркуша 2022: 52].
Не лучшим было отношение местного населения к российской армии и на Правобережной Украине, относительно недавно присоединенной к России вследствие разделов Речи Посполитой. Киянская приводит свидетельства Сергея Муравьева-Апостола, что местные крестьяне оказались «самыми негостеприимными жителями», они оскорбляли солдат, заставляли их «платить за все втридорога», «из доброй воли» ничего для армии не давали [Киянская 2023: 288]. В книге упоминается, что ранее свободные крестьяне правобережного местечка Германовки помнили о своих правах и сопротивлялись распространению на них крепостного права. Аналогичной была ситуация и в белоцерковском имении графини Браницкой.
Эксплуатируя настроения местного дворянства, генерал-губернатор Малороссии Николай Репнин, женатый на внучке последнего гетмана Кирилла Разумовского, вынашивал честолюбивые планы, не исключая даже восстановления автономии Гетманщины под своей булавой [Киянская 2023: 240]. Оказавшись на службе в Полтаве на Левобережной Украине (Матвей) и Фастове на Правобережной Украине (Сергей), а также часто бывая в отцовском имении Хомутце на Полтавщине, воспитанные в Европе братья Муравьевы-Апостолы столкнулись с новыми для себя идеями украинской автономии – ретротопией, выстроенной потомками казацкой старшины. Они почти не знали украинской действительности, но имели громкое имя – были праправнуками гетмана Даниила Апостола.
В 1762 году генерал-майор Матвей Муравьев женился на Елене Апостол. Этот брак не вызвал восторга у родственников как жениха, так и невесты. Русская знать не считала себе ровней потомков гетмана. Старший брат попрекал Муравьева, «зачем женился на шинкарке» [Киянская 2023: 233–238]. Елена Апостол вышла замуж вопреки воле отца и была лишена приданого. Что именно смущало украинскую родню: бедность жениха, имевшего только 25 крепостных, значительная разница в возрасте, личные качества или русское происхождение, судить трудно. Плодом этого брака явился Иван Муравьев, который только в 1796 году впервые познакомился с родственниками умершей при родах матери. Отношения с двоюродным братом полковником Михаилом Апостолом сложились как нельзя лучше, и в результате Иван Матвеевич стал наследником богатого, но бездетного родственника и обладателем двойной фамилии «Муравьев-Апостол».
Киянская допускает, что Матвей Муравьев-Апостол попал в адъютанты к Репнину по причине происхождения. Однако украинский автономизм не привлекал праправнуков гетмана, хотя они общались с видным украинским автономистом поэтом Василием Капнистом, были знакомы с Василием Лукашевичем. По словам историка Осипа Гермайзе, их поколение «украинство понимало только как умение солить огурцы и почитать печерских угодников». [Українські декабристи чи декабристи на Україні? 2011: 148]. Украинство в форме ностальгии по Гетманщине не могло быть популярной идеей среди «людей двадцатых годов». Идеи демократизации, ограничения или свержения самодержавия отодвигали национальный вопрос на второй план. И только, обогатившись идеями Просвещения, демократизмом и федерализмом, у истоков которого стояло декабристское Общество соединенных славян, украинское движение возродилось в деятельности Кирилло-Мефодиевского братства.
Отец и дети
Исследователей всегда интересовали взаимоотношения Ивана Муравьева-Апостола с сыновьями-декабристами Сергеем, Матвеем и Ипполитом и его возможное влияние на формирование их революционного мировоззрения. Сенатор, дипломат, известный литератор считался влиятельным и образованным человеком с репутацией либерала. В то же время современники относились к Ивану Матвеевичу весьма критично, вспоминали о нем, как о большом эгоисте и семейном деспоте [Скалон 1990: 314]. Живя на широкую ногу, он сумел растратить семейный капитал. Владея значительными поместьями в Полтавской, Рязанской, Новгородской и Тамбовской губерниях, которые оценивались в 1,5 млн. руб., постоянно не вылезал из долгов, потому держал старших сыновей «в черном теле». В 1826 г. сумма долга достигла 132 тыс. 400 руб. [Медведська 1961: 12].
Неудивительно, что Сергей Муравьев-Апостол мог ощущать безысходность из-за сложностей службы, финансовой зависимости от отца и перспектив остаться без наследства. «Кто жмется да скупится, сберегая карман наследникам, тот недалеко от себя ищи безумного. Я, что б о[бо] мне ни говорили, хочу начать пить и веселиться», – писал Иван Матвеевич своему соседу Капнисту [Эйдельман 1975: 107–108]. Как любой представитель «золотой молодежи», Сергей Муравьев-Апостол был амбициозен и хотел самоутвердиться в обществе, но зависимость от деспотичного отца и осознание, что ему вряд ли удастся превзойти того в плане карьеры и финансового благополучия, угнетала и порождала необходимость доказывать свою «крутость». Хотелось значительных дел. Такую возможность дало тайное общество.
Советские историки подчеркивали влияние прогрессивных взглядов отца на формирование мировоззрения сыновей, идеализировали их отношения. Сегодня это мнение кажется не вполне справедливым (см.: Латиш 2012). Тяжело переживая свою отставку, он вероятно мог критически отзываться о власти. В ответном письме Гавриилу Державину, призвавшему вернуться на службу, Иван Матвеевич высказывал уверенность, что его карьера окончена по воле Александра I: «отечество не зовет меня; значит безвестность, скромные семейные добродетели – вот мой удел […] Людей ищут – говорите вы – меня не будут искать; я это знаю. Рука, которую и несправедливую против меня я целую, отлучила меня навсегда от пути служения: повинуюсь и не ропщу» [Кубасов 1902: 95–96]. Когда у Сергея Муравьева-Апостола после Семеновской истории возникли служебные проблемы, отцовская обида могла казаться ему живым примером несправедливости самодержавного правления.
Хотя современники и считали, что Иван Матвеевич навредил сыновьям своим слишком смелым либерализмом, на их политические взгляды он не оказал заметного влияния. Его либерализм был весьма специфичен. Для Ивана Муравьева-Апостола внутренняя свобода была важнее общественной. Он решительно осуждал Наполеона, называя его подданных рабами, зато считал временем процветания Франции просвещенный абсолютизм Людовика XIV [Кубасов 1902: 104].
Несмотря на имидж либерала, отец троих декабристов был идейно очень далек от декабристского круга. Это признавал уже Эйдельман, писавший, что Иван Матвеевич представлял собой тип «эпикурейца», «сибарита, селадона екатерининских времен», которому увлеченные декабристскими идеями сыновья казались «слишком серьезными, не испытывающими сладостей жизни и юмора» [Эйдельман 1982: 154–155]. В письме Константину Батюшкову 22 февраля 1816 года Сергей Муравьев-Апостол прямо противопоставлял свое мировоззрение отцовскому: «К сожалению, дорогой мой Константин, я – не поэт, не философ, не эпикуреец; я только твой старый боевой товарищ…» [Орлов 1956: 531]. Это была декларация разрыва со старшим поколением либералов-эпикурейцев.
Киянская соглашается с мнением, что отношение отца и сыновей можно охарактеризовать словом «конфликт». Между «любезным папенькой» и детьми существовала мировоззренческая пропасть, которую наслаждавшийся жизнью сенатор просто не замечал [Киянская 2023: 89–90]. В отличие от отца, декабристы желали не только иметь высокую цель и стремиться к ней, но и достичь ее, добившись политических преобразований.
Но именно в письмах к отцу Сергей Муравьев-Апостол раскрыл свои этические установки, явно сформированные не без влияния Ивана Матвеевича, от которых эгоистичный отец просто отмахнулся. Киянская публикует четыре письма, которые были известны советским декабристоведам, но они цитировали только те выдержки, где автор восхищался европейскими революциями, красотами Хомутца и проявлял теплые чувства к родным. Киянская же обратила внимание на то, что декабрист разделял людей «на два класса: одни рождены, чтобы управлять, другие – быть ведомыми». Одних он называл «высшими людьми», других – «стадом баранов». Когда человек становится ясновидящим, как Моисей, «слепые» (народные массы) идут за ним, а «одноглазые» (менее совершенные «высшие») выступают против него [Киянская 2023: 678–679].
Эту схему Муравьев-Апостол экстраполировал на отношения своего отца с Капнистом. Последнего он именовал одноглазым королем «слепых малороссов», который «охраняет свою королевскую власть над Малороссией, которую Вы [Иван Матвеевич] могли бы так легко заставить его потерять» [Киянская 2023: 678–679]. Такие взгляды не вписывались в герценовско-ленинскую формулу декабристской революции: «без народа, но во имя народа». Возможно, поэтому так трудно отыскать памятник или улицу Муравьева-Апостола.
«Откуда у хлопца испанская грусть?»
Иван Матвеевич служил послом в Испании и в Хомутце содержал слугу-испанца. Его сыновья в Испании не бывали. Но именно Испанская революция 1820–1823 годов («Либеральное трехлетие») вдохновила и дала им образец для восстания, показав осуществимость мечты. Восстание группы военных привело к реализации политической программы, включавшей ограничение власти монарха, разделение властей, верховенство закона, уважение к свободе личности. К этому стремились тайные общества в России.
Многие историки указывали на влияние испанской революции на восстание декабристов. Но чаще всего они просто признавали факт этого влияния, не вникая в его детали. Киянская доказывает уверенность Сергея Муравьева-Апостола в том, что ход истории определяют сильные личности, готовые к самопожертвованию. «Масса ничто, она будет тем, чего захотят личности, которые все» – эта его фраза стала известна следствию из показаний декабриста Александра Поджио. Залог победы, по словам Муравьева-Апостола, – «железная воля нескольких людей», «энергичных вождей», которая может «привести к возрождению народ разобщенный, темный и униженный»[Киянская 2023: 380].
Примером такого вождя стал Рафаэль Риего. Он тоже был подполковником, его восстание началось далеко от столицы, затем перекинулось на Мадрид и завершилось триумфом – король был вынужден восстановить Кадисскую конституцию 1812 года, дословные цитаты из которой содержали конституционные проекты декабристов.
Отражением испанского влияния на декбаристов является жанр политического катехизиса, использовавшийся в Испании в борьбе с Наполеоном в период 1808–1814 годов. Фаддей Булгарин перевел на русский язык «Гражданский катехизис» 1808 года, и выдержки из этого перевода были опубликованы. Муравьев-Апостол оценил пропагандистский потенциал перечня простых вопросов и ответов как средства общения с набожной, необразованной аудиторией. Вероятно, вдохновленный этим переводом он создал «Православный катехизис» [Offord 2012: 174].
Декабристов привлекала «испанская формула» Пронунциаменто: зажигательная речь офицера перед солдатами, движение вооруженной колонны на столицу, быстрый и бескровный захват власти, либеральная конституция [Stites 2011: 6–8]. Военная революция задумывалась, как повторение движения колонны Риего. Например, для Сергея Трубецкого это был пример изменения политического строя без вооруженного столкновения с властью [Белоусов 2015: 40]. Портреты испанских революционеров Риего и Кироги были вывешены в петербургском книжном магазине как раз перед началом восстания на Сенатской площади [Cañas de Pablos 2021: 167].
Члены тайных обществ слишком идеализировали испанскую революцию, восхваляемую тогдашней прессой [Madariaga 1973: 149]. Единомышленникам Муравьев-Апостол рассказывал, как Риего «проходил земли с тремястами человек и восстановил конституцию, а они с полком, чтобы не исполнили предприятия своего, тогда как все уже готово, в особенности войско, которое очень недовольно». «Стоит только начать, – говорил он весьма часто, – и увидите, что в самое короткое время не только вся армия, но и весь народ восстанет» [Киянская 2023: 381, 383].
Почти все декабристские вожди, за исключением Пестеля, боялись бунта народных масс, вырождения демократии в диктатуру и террора «национальной бритвы» по примеру Французской революции. В ноябрьском письме 1824 года Матвей Муравьев-Апостол спрашивал у младшего брата: «Допустим даже, что легко будет пустить в дело секиру революции; но поручитесь ли вы в том, что сумеете ее остановить?». И в течение всего восстания Черниговского полка братья больше заботились о том, чтобы остановить эту секиру, а не пустить ее в ход.
С другой стороны, трагический финал Риего, подавление революции французскими интервентами и восстановление королевского абсолютизма показывали, что доверять монарху нельзя [Rabow-Edling 2012: 160–161]. Даже, если под давлением армии он согласится на введение Конституции, угроза реванша будет сохраняться. Испанские события давали карт-бланш республиканским проектам и цареубийственным планам. Ближайший друг Сергея Муравьева-Апостола Михаил Бестужев-Рюмин ссылался на испанский опыт как на доказательство необходимости цареубийства для введения конституции. Испанская революция и ее уроки стали моделью для российских офицеров, которые отмечали благородство революционеров, их готовность умереть за свои идеалы и отказ лидеров восстания от власти.
В Испании до установления диктатуры Франко существовал культ Риего – образцового героя, жертвующего собой ради родины, искупителя свободы [Cañas de Pablos 2021: 150]. Культ декабристов в России оказался удивительно похожим и более долговечным.
В завершение стоит отметить, что книга Киянской написана в научно-популярном стиле, а потому будет интересна не только историкам, но и широкому кругу читателей.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
Белоусов 2015 – Белоусов М.С. Испанская «подсказка» для декабриста (путешествие С.П. Трубецкого в Париж) // Вестник Санкт-Петербургского университета. История. 2015. Вып. 4. С. 33–44.
Киянская 2023 – Киянская О. Люди двадцатых годов. Декабрист Сергей Муравьев-Апостол. М., 2023. 768 с.
Кубасов 1902 – Кубасов И.А. И.М. Муравьев-Апостол, автор «Писем из Москвы в Нижний Новгород» // Русская старина. 1902. Октябрь. С. 87–104.
Латиш 2012 – Латиш Ю. Іван Муравйов-Апостол: державний діяч, людина, батько декабристів // Київська старовина. 2012. №4. С. 122–133.
Лотман 1994 – Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре. СПб., 1994. 399 с.
Медведська 1961 – Медведська Л.О. Сергій Іванович Муравйов-Апостол. (Біографічний нарис). Київ, 1961. 147 с.
Орлов 1956 – Орлов В.Н. Из литературных отношений С.И. Муравьева-Апостола // Литературное наследство. М., 1956. Т. 60. Декабристы-литераторы. Т. ІІ, кн. 1. С. 531–536.
Скалон 1990 – Скалон С.В. (Капнист-Скалон С.В.) Воспоминания / коммент. Г.Н. Моисеева // Записки русских женщин XVIII – первой половины XIX века. М., 1990. С. 281–388.
Труды 1930 – Труды Первой Всесоюзной конференции Историков-марксистов 28/ХІІ-1928 – 4/І-1929. Т.І, изд. 2-е. М., 1930.
Українські декабристи чи декабристи на Україні? 2011 – Українські декабристи чи декабристи на Україні?: Рух декабристів очима істориків 1920-х років / Упор., вступ. ст. та примітки Григорія Казьмирчука, Юрія Латиша. Київ, 2011. 195 с.
Эйдельман 1975 – Эйдельман Н.Я. Апостол Сергей. М., 1975. 392 с.
Эйдельман 1982 – Эйдельман Н.Я. Грань веков: Политическая борьба в России. Конец XVIII – начало XIX столетия. М., 1982. 368 с.
Cañas de Pablos 2021 – Cañas de Pablos A. Riego después de Riego la pervivencia póstuma de un mito heroico liberal en España, Reino Unido, Francia y Rusia (1823–1880) // Historia y política: Ideas, procesos y movimientos sociales, 2021. Nº 45. Р. 143–173.
Offord 2012 – Offord D. The response of the Russian Decembrists to Spanish politics in the age of Ferdinand VII // Historia Constitucional. 2012. Núm. 13, Septiembre. Р. 163–191.
Madariaga 1973 – Madariaga I. de. Spain and the Decembrists // European Studies Review. 1973. Vol. 3, no 2. Р. 141–156.
Rabow-Edling 2012 – Rabow-Edling S. The Decembrist Movement and the Spanish Constitution of 1812 // Historia Constitucional. 2012. Núm. 13, Septiembre. Р. 143–161.
Stites 2011 – Stites R. Decembrists with a Spanish accent // Kritika. 2011. Vol. 12, no 1. P. 5–23.
REFERENSES
Belousov 2015 – Belousov M.S. Ispanskaya “podskazka” dlya dekabrista (puteshestvie S.P. Trubeckogo v Parizh) // Vestnik Sankt-Peterburgskogo universiteta. Istoriya. 2015. Vol. 4. P. 33–44.
Kiyanskaya 2023 – Kiyanskaya O. Lyudi dvadcatyh godov. Dekabrist Sergey Muravyov-Apostol. Moscow, 2023. 768 p.
Kubasov 1902 – Kubasov I.A. I.M. Muravyov-Apostol, avtor “Pisem iz Moskvy v Nizhnij Novgorod” // Russkaya starina. 1902. Oct. P. 87–104.
Latysh 2012 – Latysh Yu. Ivan Muravyov-Apostol: derzhavnyi diyach, liudyna, bat`ko dekabrystiv // Kyivska starovyna. 2012. No 4. P. 122–133.
Lotman 1994 – Lotman Yu.M. Besedy o russkoj kul'ture. Saint Petersburg, 1994. 399 p.
Medvedska 1961 – Medvedska L.O. Serhii Ivanovych Muravyov-Apostol. (Biohrafichnyi narys). Kyiv, 1961. 147 p.
Orlov 1956 – Orlov V.N. Iz literaturnyh otnoshenij S.I. Muravyova-Apostola // Literaturnoe nasledstvo. Moscow, 1956. Vol. 60. Dekabristy-literatory. Part. ІІ, book 1. P. 531–536.
Skalon 1990 – Skalon S.V. (Kapnist-Skalon S.V.) Vospominaniya / komment. G.N. Moiseeva // Zapiski russkih zhenshchin XVIII – pervoj poloviny XIX veka. Moscow, 1990. P. 281–388.
Trudy 1930 – Trudy Pervoj Vsesoyuznoj konferencii Istorikov-marksistov 28/XІІ-1928 – 4/І-1929. Vol. І. Moscow, 1930.
Shandra, Arkusha 2022 – Shandra V., Arkusha O. Ukraina v XIX stolitti: liudnist ta imperii. Kyiv, 2022. 436 p.
Ukrainski dekabrysty chy dekabrysty na Ukraini? 2011 – Ukrainski dekabrysty chy dekabrysty na Ukraini?: Rukh dekabrystiv ochyma istorykiv 1920-kh rokiv / Eds. G. Kazmyrchuk, Yu. Latysh. Kyiv, 2011. 195 p.
Eidelman 1975 – Eidelman N.Ya. Apostol Sergey. Moscow, 1975. 392 p.
Eidelman 1982 – Eidelman N.YA. Gran' vekov: Politicheskaya borba v Rossii. Konec XVIII – nachalo XIX stoletiya. Moscow, 1982. 368 p.
Cañas de Pablos 2021 – Cañas de Pablos A. Riego después de Riego la pervivencia póstuma de un mito heroico liberal en España, Reino Unido, Francia y Rusia (1823–1880) // Historia y política: Ideas, procesos y movimientos sociales, 2021. Nº 45. Р. 143–173.
Offord 2012 – Offord D. The response of the Russian Decembrists to Spanish politics in the age of Ferdinand VII // Historia Constitucional. 2012. Núm. 13, Septiembre. Р. 163–191.
Madariaga 1973 – Madariaga I. de. Spain and the Decembrists // European Studies Review. 1973. Vol. 3, no 2. Р. 141–156.
Rabow-Edling 2012 – Rabow-Edling S. The Decembrist Movement and the Spanish Constitution of 1812 // Historia Constitucional. 2012. Núm. 13, Septiembre. Р. 143–161.
Stites 2011 – Stites R. Decembrists with a Spanish accent // Kritika. 2011. Vol. 12, no 1. P. 5–23.
"Историческая экспертиза" издается благодаря помощи наших читателей.