Самохвалова Е.Д. Рец.: Хант Л. Изобретение прав человека: история / пер. с англ. Н. Алёшиной. М.: Новое литературное обозрение, 2023. 272 с.
Аннотация: Рецензируется книга Линн Хант «Изобретение прав человека: история», в 2023 году переведенная на русский язык. В ней исследовательница задается вопросом, почему идея прав человека провозглашается в конце XVIII века западным миром как «самоочевидная». Хант связывает это со складыванием нового способа эмпатического переживания в европейском обществе. В рецензии обращается внимание на ограниченность исследовательской гипотезы и авторскую непоследовательность в ее изложении. Критике подвергается телеологический характер исследования и выбор его хронологической рамки, а также упрощение некоторых сюжетных линий и проблематик.
Ключевые слова: права человека, эмпатия, Декларация независимости, Декларация прав человека и гражданина.
Сведения об авторе: Самохвалова Елизавета Дмитриевна, студентка 1 курса магистратуры «История современного мира», НИУ ВШЭ (Москва). Email: elizaveta.samokhvalova01@mail.ru
Samokhvalova E. D. Rev.: Hunt L. Izobretenie prav cheloveka: istoria / per. S angl. N. Aleshinoy. Moskva: Novoe literaturnoe obozrenie, 2023. 272 s.
Abstract: This review focuses on Lynn Hunt's book “The Invention of Human Rights: A History”, which was translated into Russian in 2023. The author asks a question of why in the 18th century the Western world proclaimed the idea of human rights as “self-evident”. Hunt argues that it is due to the emergence of a new way of experiencing empathy in European society. Ain the review attention is drawn to the limitations of the research hypothesis and the author's inconsistency in its presentation. The book is criticized for its teleological approach and the choice of chronological frame, as well as for the simplification of some plot lines and issues.
Key words: human rights, empathy, Declaration of Independence, Declaration of the Rights of Man and Citizen.
Corresponding author: Samokhvalova Elizaveta Dmitrievna, 1st year student of the Master’s program “History of the Modern World”, Higher School of Economics (Moscow, Russia). Email: elizaveta.samokhvalova01@mail.ru
Книга американской исследовательницы Линн Хант «Изобретение прав человека: история» («Inventing Human Rights: A History») впервые увидела свет в 2007 году, а на русский язык была переведена в 2023 году и вышла с издательстве «Новое литературное обозрение». Специалист по Французской революции, новой культурной и гендерной истории (Hunt 2003; Bonnell and Hunt (ed.) 1989; Hunt 1992), бывший президент Американской исторической ассоциации, в этой работе Хант решает обратиться к новым для себя вопросам – она прослеживает зарождение и становление прав человека, ее юридического оформления, а также дальнейшую судьбу вплоть до современности. Важная особенность работы – совмещение научного характера, который проявляется преимущественно в концептуальном осмыслении исследуемой проблематики, с популярным изложением и доступными (хотя иногда и банальными) примерами. Это делает рецензируемую книгу любопытным чтением как для специалистов, так и для самой широкой аудитории.
Хант начинает свою книгу с неочевидного наблюдения, которое и послужило стимулом для всего исследования. В ключевых текстах западной истории конца XVIII века – Декларации независимости 1776 г. и Декларации прав человека и гражданина 1789 г. – идея «прав человека» провозглашаются как самоочевидная истина, хотя на самом деле это выражение является сравнительно новым для этого периода. Чтобы объяснить этот парадокс, автор выдвигает предположение: с начала века произошел значительный сдвиг не только в рациональности европейца, но и в области его чувств. Хант убеждена, что именно становление эмпатии в современном ее понимании стало необходимым условием для появления идеи прав человека. Беря за основу принципы исторической психологии, она обращается к изучению сознания и мышления отдельных людей, их внутреннего мира.
В первой главе Линн Хант начинает разговор о причинах становления эмпатии в XVIII веке. Она идет вслед за классической концепцией Бенедикта Андерсона (Андерсон 2016: 30-32) и вводит термин «воображаемая эмпатия» («imagined empathy») – эмпатия появляется тогда, когда человек «воображает», что Другой может быть на него похож, даже если формально их разделяют некоторые принципиальные различия (класс, гендер, национальность и т.д.). При этом Хант признает, что способность сопереживать была свойственна человеку и до XVIII века; однако лишь в это время она стала распространяться в том числе на незнакомых и непохожих людей. В попытке ее нащупать исследовательница подробно рассматривает три эпистолярных романа: «Юлия, или Новая Элоиза» Жан-Жака Руссо, «Памела» и «Кларисса» Сэмюэла Ричардсона; на их примере Хант фиксирует изменения отношений читателя и книжного сюжета. Вокруг этих текстов сложился небывалый ажиотаж – их «глотали», читали взахлеб, а главным героиням сопереживали так, будто они были близкими родственницами (даже если читатель от них сильно отличался – например, был мужчиной и человеком знатного происхождения). Хант рассматривает именно эпистолярный роман как основной фактор становления эмпатии – в них фигура автора уходит на задний план, а особенный акцент делается на чувства и мысли героинь, разговаривающих с читателями от первого лица; это становится основанием для более глубокого понимания и сопереживания персонажам.
Вторая глава книги посвящена вопросу отмены пыток и смертной казни. Начинается она с детального описания кейса Жана Каласа – протестанта, ошибочно приговоренного к смерти и казненного колесования. Этот случай глубоко возмутил Вольтера, который начал кампанию по очищению имени невиновного. Хант отмечает важную деталь: если в начале философ посчитал неприемлемым религиозный фанатизм, сопутствовавший осуждению Каласа, то через несколько лет предметом его критики стала чрезмерная и неоправданная жестокость произошедшего. На примере Вольтера исследовательница показывает, что в 1760-1770-е годы происходит резкая смена восприятия судебного насилия.
С одной стороны, этот сдвиг объясняется началом активной общественной дискуссии, в ходе которой критиковалась существующая уголовная система. Ключевую роль здесь сыграло сочинение «О преступлениях и наказаниях» Чезаре Беккариа. Хант убедительно демонстрирует, что оно стало резонансным и обсуждаемым, а позднее повлекло публикацию и других работ на эту тему (в частности, тексты доктора Бенджамина Раша и магистрата Бордо Шарля-Маргарита Дюпати). Несмотря на то, что активными участниками таких обсуждений были немногие (хотя вовлекалось в них посредством чтения достаточно значительное число человек), они сделали вопрос о реформировании систем наказания невозможным для игнорирования.
С другой стороны, Хант идет вслед за классическими работами Н. Эллиаса и П. Спиренбурга и говорит о постепенном становлении автономии тела. Если человек независим, полностью владеет своим телом и переживает боль наказания индивидуально, то сама эта процедура перестает быть актом искупления греха. Публичная пытка – больше не воздаяние долга общественности за совершенное преступление. В рамках книги оказывается слабо проясненной причина этого перехода именно в 1750-1770-е годы (вероятно, это объясняется небольшим форматом работы или стремлением не перегружать повествование), однако даются ссылки на соответствующую литературу. Таким образом, Хант рассматривает отмену пыток через актуальные для того времени общественные дискуссии и изменения в общественных представлениях.
В третьей главе исследовательница подробно разбирает, в каком формате идея прав человека нашла свое отражение в Декларации независимости и Декларации прав человека и гражданина. Для этого Хант обращается к делению языка прав на универсалистский (права человека вне зависимости от происхождения и статуса) и партикуляристский (права человека как права гражданина страны) варианты.
Например, в американском случае попеременно использовались оба подхода в зависимости от политического контекста. В случае принятия Декларации независимости права человека провозглашались универсалистски (они есть у каждого человека от рождения, а не у колонистов как бывших англичан – было важно подчеркнуть их независимость от Британской империи). В случае же принятия Билля о правах 1791 года акцентируется партикуляристский характер прав человека, что было вызвано напряжением между рядом колоний и федеральным правительством. Французская Декларация также пошла по универсалистскому пути, руководствуясь американским примером как образцом. Хант подчеркивает, что именно это стало триггером для дальнейших дискуссий о решении вопросов различного неравенства (если правами обладают «все люди», то кого мы понимаем под «всеми»? входят ли в эту категорию те, кто на данный момент лишен ряда прав?).
Здесь же исследовательница закрывает вопрос об отмене пыток. Она пишет, что в духе нового законодательства, по которому человек становился не подданым, а гражданином, телесные наказания отменялись – новой целью была реабилитация преступника и включение его обратно в гражданское общество, а телесные повреждения приводили к прямо противоположному результату.
В четвертой главе на примере французского материала разбирается процесс получения гражданских и политических прав нескольких раннее дискриминируемых групп. Хант пишет, что разные категории населения выстраивались в своеобразную иерархию соответственно тому, насколько просто они могли добиться получения прав. При этом обсуждение этого вопроса касательно одной группы влекло постановку аналогичного вопроса для «смежной группы». Например, дискуссия о правах протестантов повлекла разговор о правах евреев; а начало обсуждения статуса свободного черного населения подняло вопросы по поводу положения рабов. Для всех этих категорий исследовательница приводит схожую формулу: достижение успеха объясняется действием «теории» (т.е. обсуждению принципов идеи «прав человека») и «практики» (т.е. активных действий самой группы).
В пятой и завершающей главе Линн Хант представляет обзор последующей истории прав человека. Менее чем на пятидесяти страницах она пробует обзорно изложить все, что ждало эту идею в период от наполеоновских войн до современности. Она начинает с эволюции националистических представлений (от революционного языка мессианского универсализма их пионеров к партикуляристской ограниченности их последователей после 1848 года, а затем к расизму и ксенофобии после 1880-х годов). Далее Хант дает обзор нескольких работ, псевдонаучно оправдывающих патриархат и расизм, а также знакомит читателей с основными тезисами социализма и коммунизма касательно прав человека. После экскурса в историю создания ООН и анализа Всеобщей декларации прав человека 1948 года исследовательница задается рядом вопросов об успехе идеи прав человека в современном мире.
Достоинством и недостатком книги, на наш взгляд, становится ее исследовательский замысел. Линн Хант пробует прибегнуть к приемам исторической психологии и объяснить большие социально-политические трансформации (юридическое закрепление прав человека) через изменения во внутреннем мире отдельных людей и, как следствие, общества в целом. Она предлагает реабилитировать аргументацию психологического происхождения, которую в исторической науке часто клеймят «психологическим редукционизмом», и показать, что ее можно использовать с умом и по-новому. К сожалению, нам представляется, что такой новаторский подход в данной работе был реализован с некоторым количеством пробелов и противоречий.
С самого начала вызывает вопросы гипотеза, заявленная во введении: «… чтение описаний пыток или эпистолярных романов имело физические последствия, которые привели к нейробиологическим изменениям [речь идет о развитии эмпатии – прим. Е. С.] и обернулись новыми концепциями относительно организации социальной и политической мысли»[1]. Такое предположение, делающее заход в когнитивные науки, едва ли может найти достаточное подтверждение – исследовательница сама признает, что на данный момент аналогичные выводы трудно делать даже о наших современниках, но почему-то делает его о людях XVIII века.
Так уверенно заявленный там же поиск новых форм восприятия и эмпатии едва ли выходит за рамки второй, может быть, третьей главы. После этого в игру вступают преимущественно политические и иногда культурные факторы, изначально не оговоренные. Развитие эмпатии прослеживается сколько-нибудь подробно только на материалах XVIII века, а в последующие периоды едва ли намечается пунктирной линией. Но, что кажется еще более важным, Хант упрощает эмоциональный и социокультурный мир человека, жившего до Нового времени. Несмотря на то, что смыслы, вкладываемые в понятия «эмпатия» и «симпатия» («sympathy») менялись, практика сочувствия к другим людям, конечно же, существовала и ранее XVIII века (хотя это столетие и правда оказывается веком сентиментализма и симпатии) (подробнее, например: Schliesser 2015; Розевейн 2023; Rosenwein 2016; Boquet and Nagy 2018).
Кроме того, Хант мало рефлексирует о людях, о которых пишет. Если во введении говорится, что «воображаемая эмпатия» сформировалась у «многих людей», которые «пережили похожий опыт» («many individuals had similar experiences»), что исследовательницу интересуют «обычные люди» («ordinary people») и она хочет отойти от изучения «сознания великих мыслителей и писателей» («individual minds – other than those of great thinkers and writers») (Hunt 2007: 34), то далее повествование касается в основном как раз-таки людей не-«обычных». Уже при обсуждении культуры чтения становится понятно, что в фокусе Хант оказываются исключительно элитарные группы. В одном месте исследовательница, конечно, проговаривает, что крестьянское население, составлявшее восемьдесят процентов населения Франции, читать не умело (и, понятно, с большой литературой не знакомилось), но глубже она не идет. На закономерный вопрос о том, как обстояли дела с эмпатией у крестьянства, читатель ответа не получает. Изучение становления прав человека через представления и действия элит – это, безусловно, один из возможных подходов; тем не менее, изначальная авторская интенция заявлена все-таки иначе.
Хронологически Хант идет по классическому пути и связывает начало идеи прав человека с XVIII веком. Такой подход был убедительно опровергнут Сэмюэлом Мойном в работе «Последняя утопия. Права человека в истории» (Мойн 2024) уже после оригинального издания рецензируемой книги. Работая в рамках интеллектуальной истории, он доказывает, что идея прав человека в современном их понимании (в универсалистском подходе) оформляется лишь к 1970-м годам, в то время как в XVIII веке права человека существовали лишь как права в рамках отдельного государства. Поиск таких «предшественников» из глубины веков (вплоть до Античности) понятен как попытка показать их долгую традицию, но некорректен с точки зрения исторической науки. Помимо этого, обзорный характер повествования в заключительной главе с хронологической рамкой вплоть до современности ведет к неизбежному упрощению крайне важных сюжетов, что после подробного анализа ситуации в XVIII веке некоторым читателям может показаться лишним.
Также особого обсуждения заслуживает телеологический подход, который лежит в основании всей работы. В работе Хант зачастую оказывается, что определенные деятели XVIII века по каким-то причинам не смогли (а должны были) разглядеть соотношение между их действиями и развитием прав человека («Как видно на примере Вольтера, образованная элита и даже многие ведущие реформаторы не сразу поняли взаимосвязь между зарождающимся языком прав, с одной стороны, и пытками, с другой» (Хант 2023: 91)). В то же время оказывается, что «… французская Декларация прав человека и гражданина, по сути, опередила американский Билль о правах…» (Хант 2023: 146)[2] – здесь отчетливо проявляет себя представление об историческом процессе как о линейно направленном, однозначно ориентированном прогрессивном развитии. Такой взгляд «из будущего», а также уже отмеченный выше поиск прародителей отдельных идей может мешать полноценному пониманию источника в его историческом контексте, а также оценке его смысла и значения для современников.
Подводя общие итоги данной рецензии, отметим, что, несмотря на некоторые сделанные выше критические замечания, эта книга построена стилистически соразмерно и логично. Во многом она представляет собой увлекательное чтение и может стать неплохой стартовой точкой для изучения обозначенной проблематики. Эта работа хорошо справляется с общественно-просветительской задачей. Хотя исполнение обозначенного во введении исследовательского замысла не всегда удачно, сама гипотеза заслуживает внимания и дальнейших размышлений. Возможно, подсказанная Ханн Линт идея обратиться к массовой психологии при объяснении различных социально-политических процессов, при должном внимании и методической рефлексии, сможет открыть для нас много новых увлекательных исследовательских сюжетов.
Библиографический список
Андерсон 2016 Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма. М.: Кучково поле, 2016. 416 с.
Мойн 2024 Мойн С. Последняя утопия. Права человека в истории. М.: Новое литературное обозрение, 2024, 432 с.
Розевейн 2023 – Розевейн Б. Любовь. История в пяти фантазиях. М.: Новое литературное обозрение, 2023. 248 с.
Bonnell 1989 – Bonnell V. and Hunt L. (ed.). The New Cultural History. Oakland, University of California Press, 1989. 244 p.
Boquet 2018 – Boquet D., Nagy P. Medieval Sensibilities. A History of Emotions in the Middle Ages. Cambridge: Polity Press, 2018. 364 p.
Hunt 1992 – Hunt L. The Family Romance of the French Revolution. Oakland, University of California Press, 1992. 213 p.
Hunt 2003 – Hunt L. Politics, Culture, And Class In The French Revolution. Oakland, University of California Press, 2003. 272 p.
Hunt 2007 – Hunt L. Inventing Human Rights: A History. New York, London: W.W. Norton & Company, 2007. 272 p.
Rosenwein 2016 – Rosenwein B. H. Generations Of Feeling. A History of Emotions, 600-1700. Cambridge: Cambridge University Press, 2016. 390 p.
Sympathy 2015 – Sympathy: A History / ed. By E. Schliesser. New York: Oxford University Press, 2015. 434 p.
References
Anderson B. Voobrazhaemye soobshchestva. Razmyshleniya ob istokah i rasprostranenii nacionalizma. M.: Kuchkovo pole, 2016. 416 s.
Bonnell V. and Hunt L. (ed.). The New Cultural History. Oakland, University of California Press, 1989. 244 p.
Boquet D., Nagy P. Medieval Sensibilities. A History of Emotions in the Middle Ages. Cambridge: Polity Press, 2018. 364 p.
Hunt L. Inventing Human Rights: A History. New York, London: W.W. Norton & Company, 2007. 272 p.
Hunt L. Politics, Culture, And Class In The French Revolution. Oakland, University of California Press, 2003. 272 p.
Hunt L. The Family Romance of the French Revolution. Oakland, University of California Press, 1992. 213 p.
Moyn S. Poslednyaya utopiya. Prava cheloveka v istorii. M.: Novoe literaturnoe obozrenie, 2024, 432 s.
Rosenwein B. Lyubov. Istoriya v pyati fantaziyah. M.: Novoe literaturnoe obozrenie, 2023. 248 s.
Rosenwein B. H. Generations Of Feeling. A History of Emotions, 600-1700. Cambridge: Cambridge University Press, 2016. 390 p.
Sympathy: A History / ed. By E. Schliesser. New York: Oxford University Press, 2015. 434 p.
[1] В оригинале: «… reading accounts of torture or epistolary novels had physical effects that translated into brain changes and came back out as new concepts about organization of social and political life» (Hunt 2008: 33).
[2] В оригинале: «… the French Declaration of the Rights of Man and Citizen of 1789 actually preceded the American Bill of Rights» (Hunt 2008: 126).
"Историческая экспертиза" издается благодаря помощи наших читателей.