Павел Матвеев. Борьба за жизнь и свободу. Ад это не чужие. Ад — это свои. Рец.: Жеребцова П.В. Тюкины дети. Документальный роман // Традиция и Авангард. 2022. №№ 1-4.
Аннотация: «Тюкины дети» — роман, основанный на документальных дневниках Полины Жеребцовой за 2006—2008 годы. Его события развиваются вслед за ставропольской сагой «45-я параллель». «Я обратилась в фонд Солженицына и меня пригласили в Москву! Неужели придет спасение и помощь после стольких лет войны и скитаний? Неужели российские правозащитники помогут издать чеченские дневники реального свидетеля?» — думала автор, отправляясь в дальнюю дорогу. Она даже не подозревала, что ждет ее впереди…
Ключевые слова: правозащитники, беженцы, война, Чечня, Чеченская война, культура, Москва, Грозный, Россия, журналисты, дети, выживание, няня, писатель, хроникер.
Автор: Павел Матвеев, литературовед, эссеист, публицист. Сфера интересов - деятельность советской цензуры эпохи СССР, история преследования тайной политической полицией коммунистического режима советских писателей, современная литература и литература Русского Зарубежья периода 1920–1980-х годов. Email: anythingfrommars@gmail.com
Rev.: Zherebtsova P.V. Tyukiny deti. Dokumentalnyj roman // Tradiciya i Avangard. 2022. №№ 1-4.
Matveev P. Abstract: “Tyukin’s Children” is a novel based on the documentary diaries of Polina Zherebtsova for 2006-2008. Its events develop after the Stavropol saga “45th Parallel”. “I applied to the Solzhenitsyn Foundation and was invited to Moscow! Will salvation and help really come after so many years of war and wandering? Will Russian human rights activists really help publish the Chechen diaries of a real witness?” - thought the author, setting off on a long journey. She didn't even suspect what awaited her in the future...
Keywords: human rights activists, refugees, war, Chechnya, Chechen war, culture, Moscow, Grozny, Russia, journalists, children, survival, nanny, writer, chronicler.
Corresponding author: Pavel Matveev. Literary critic, essayist, publicist. Area of interest - the activities of Soviet censorship during the USSR era, the history of the persecution of Soviet writers by the secret political police of the communist regime, modern literature and literature of the Russian Abroad of the period 1920–1980s. Email: anythingfrommars@gmail.com
Декабрь 2006 года. Междугородный двухэтажный автобус, следующий по маршруту Ставрополь — Москва, въехал в столицу Российской империи под утро. Утро, как и полагается всякому зимнему утру в местах с явно выраженным континентальным климатом, было тёмное и морозное. Не доехав с полкилометра до Павелецкого вокзала, значащегося в маршруте конечной точкой следования, шофёр затормозил возле церкви Флора и Лавра и со словами: «Пошевеливайтесь, граждане, вокзал недалеко. Я в другую сторону, мне отдыхать надо», — нажал на кнопку открывания дверей.
Двери открылись.
Измученные пассажиры, всю ночь дремавшие в не приспособленных для сна креслах, не решаясь пререкаться, безропотно покидали тёплый салон. Одновременно на снегу возле автобуса быстро росла гора разноцветных матерчатых сумок, выгружаемая из багажного отделения. Отыскивая в куче свою поклажу, приезжие подхватывали её и расходились в разные стороны — кому куда надо. Когда нутро автобуса опустело, он раскатисто чихнул выхлопной трубой и, заурчав мотором, затерялся в крошке декабрьской метели.
На том месте, с которого он уехал, осталась стоять одна из пассажирок. Это была юная девушка, укутанная в тёплый шерстяной платок, по виду явно не москвичка. У её ног стояли две тяжёлые сумки, а в её кармане лежал клочок бумаги с телефонным номером. Данный листок с набором цифр вполне можно было рассматривать в качестве не то волшебного заклинания, посредством которого можно открыть наглухо замурованные двери в тот самый Сезам, не то лотерейного билета, по которому его обладательнице предстояло выиграть если и не новую сказочную жизнь, то хотя бы нечто отдалённо на неё похожее. Однако воспользоваться своим талисманом девушка не могла — по той тривиальной причине, что у неё не было при себе мобильного телефона. Поскольку тот, который у неё до этого имелся, перед отъездом из Ставрополя пришлось продать — чтобы оставить своей матери, оставшейся в одиночестве в барачной халупе села Бутылино, хотя бы немного денег на продукты.
Девушку звали — да и зовут — Полина Жеребцова.
О том, что с нею происходило в Москве в течение следующих без малого полутора лет, хронологически с декабря 2006-го по март 2008-го, рассказывается в автобиографическом романе «Тюкины дети». Ознакомление с которым подвигло меня к тому, чтобы поделиться впечатлениями от прочитанного с теми, кто эту книгу ещё читал, но кому будет интересно узнать — про что там.
Однако для начала требуется небольшое отступление — никоим образом не лирическое, а самое что ни на есть протокольное. Необходимое для того, чтобы ввести, как говорится, в тему.
***
Документальный роман «Тюкины дети» — часть автобиографической саги Полины Жеребцовой. Это — прямое продолжение романа-документа «45-я параллель», впервые выпущенного в 2017 году на Украине харьковским издательством «Folio»[1]; в России постчеченские дневники были опубликованы два года спустя в ежеквартальном журнале «Традиции & Авангард»[2].
В «45-я параллели», писательница рассказала о том, что происходило с нею после того как в конце 2004 года ей пришлось покинуть родной город — Грозный, столицу уже не существующей к тому времени Чеченской Республики Ичкерия. Город был почти полностью разрушен в результате сначала Первой, а затем Второй Чеченских войн, продолжавшихся с небольшим перерывом с 1994-го до середины 2000-х годов. Под руинами его домов нашли смерть десятки тысяч человек, абсолютное большинство которых были мирными жителями, причём не одними лишь вайнахами, то есть чеченцами и родственными им народами, как до сих пор принято считать в так называемом «цивилизованном мире», но и представителями многих иных национальностей, и в первую очередь русскими. В их числе оказалось множество родных и близких Полины Жеребцовой. Однако ей самой, несмотря на полученные во время боёв за город тяжёлые осколочные ранения, и её матери удалось выжить и выбраться из этой безумной кровавой мясорубки. То есть из бойни, устроенной тогдашним авторитарным российским режимом — ровно для того, для чего всеми подобными режимами по всему миру устраиваются кровавые мясорубки, имеющие нарицательное саркастическое название — «маленькая победоносная война».
После множества злоключений, связанных с неимоверными трудностями сначала выживания в охваченном войной городе, а затем в чужих и совершенно не приспособленных для нормальной жизни местах на Ставрополье, куда Жеребцовых закинула их суровая судьба, Полина решила отправиться в Москву. Но не на поиски более лёгкой в материальном смысле жизни, а для выполнения возложенной ею на себя саму миссии — издания своих чеченских дневников, в которых она, пребывая в охваченном пожаром войны Грозном, методично, день за днём записывала историю своей жизни. Жизни муравья, по чьей-то злой прихоти брошенного на дно стеклянной банки. И тем самым обречённого на верную гибель — ибо выбраться из банки, карабкаясь по абсолютно гладким стенкам, не под силу даже отличающемуся неимоверным усердием и терпеливостью муравью. Впрочем, иногда случается Чудо — то, которое пишется с прописной.
Жеребцовой удалось связаться с московскими правозащитниками, к которым она обратилась с просьбой оказать содействие в публикации своих дневников. И одна из них — в романе выведенная под именем Марфа Кондратьевна Тюкина — предложила ей приехать в Москву, чтобы, поселившись на первое время в её квартире, поработать няней при её малолетних детях, за что та поможет с публикацией дневников, а также предоставит жильё в столице и ей самой, и её матери. Восприняв полученное предложение как то самое Чудо, которое с прописной, двадцатиоднолетняя девушка продала мобильный телефон и купила билет на автобус, следующий из Ставрополя в Москву.
И вместо грезившейся волшебной сказки оказалась в аду.
***
Ад располагался на восьмом этаже шестнадцатиэтажного многоквартирного дома возле Битцевского лесопарка на окраине Москвы. Он представлял собой огромную донельзя запущенную квартиру, населённую двуногими прямоходящими существами разного возраста и пола, внешне похожими на людей и изъясняющимися на вполне человеческой речи, однако ведущими себя так, что в этом постоянно возникали сомнения.
Помимо собственно хозяйки квартиры — правозащитницы Марфы Тюкиной, по вполне естественным образом — как производное от фамилии — возникшему прозвищу Тюка, в ней обитали также её супруг — Лев Арнольдович Штейн, пожилой еврей-подкаблучник и тихушный алкоголик, не имеющий столичной регистрации и склонный к философствованию о смысле жизни, и четверо их детей — две дочери и два сына: Аксинья, Ульяна, Христофор и Любомир. Впоследствии выяснилось, что детей у супругов Штейн-Тюкиных всё же не четверо, а пятеро, поскольку имелась ещё одна дочь — средняя, по имени Глафира. Но её Марфа Кондратьевна, женщина неопределённого возраста — что-то между сорока и пятьюдесятью годами, и тяжело больная тем, что на бытовом уровне обычно именуется — без описания точных симптомов — «синдромом ПГМ» (то бишь «православием головного мозга»), — сплавила с глаз долой в некий круглогодичный христианский интернат. Разумеется, для того чтобы дочь не болталась под ногами и не отвлекала от занятия всей её, Тюкиной, жизни — правозащитной деятельностью. Каковая деятельность состояла в том, что Марфа Кондратьевна едва ли не круглосуточно строчила статейки, в которых описывались ужасные подробности геноцида чеченского народа, осуществлявшегося федеральным правительством, разъезжала по тюрьмам, в которых содержались чеченцы, осуждённые по обвинению в терроризме, и шастала по всем оппозиционным митингам, в изобилии ещё проводившимся в Москве в ту романтическую пору — середины 2000-х годов — с самодельными плакатами и транспарантами вроде такого: «Путина — в Магадан, Ходорковского — в президенты!». Также Марфа Кондратьевна обладала поистине удивительной особенностью мгновенного перемещения во времени и пространстве. Например, ей ничего не стоило, выйдя из квартиры в булочную за хлебом, обратно не вернуться, а через сутки позвонить откуда-нибудь из Мадрида или из Нью-Йорка — и рассказать супругу, что ей пришлось в экстренном порядке отправиться туда по приглашению какой-то международной правозащитной организации, чтобы выступить с докладом о положении с правами человека в Чечне, а заодно поделиться содержанием ресторанного меню — напрочь игнорируя при этом возмущение Льва Арнольдовича тем, что в доме не осталось ни крошки и дети ревмя ревут от голода.
Что касается детей, то из четверых постоянно обитающих в квартире на восьмом этаже тюкинских отпрысков старшая дочь, Аксинья, была просто ненормальная — в самом прямом смысле данного выражения, то есть психически больная. Эта девушка, весом под сто килограммов, не признавала никакой одежды, перемещалась по квартире в чём мать родила, изъяснялась на смеси рычания и мычания, выла на полную Луну и поедала всё подряд — от гранулированного стирального порошка и шампуня до сливочного масла, которого могла слопать зараз целый килограмм. И что удивительно — не только остаться в живых, но и, обладая неимоверной физической силой, постоянно громить в квартире всё, что попадалось ей под руку, и раздавать тумаки младшим братьям и сестре Ульяне. В психбольницу Аксинью не сдали по причине того, что Лев Арнольдович был по природе гуманист, и, несмотря на постоянные воспоминания о том, как в молодости, проживая в какой-то сибирской глухомани, он обожал пить «Тройной» одеколон зимой «с ломá» (кто знает, что это означает, — тот поймёт), был неколебимо уверен в том, что над пациентами советских сумасшедших домов издевается их врачебно-санитарный персонал и не мог позволить, чтобы среди этих несчастных оказалась и его дочь.
Что касается его сыновей, то есть братьев Христофора и Любомира, то и с ними не всё было в порядке. Поскольку старший из них, девятилетний Христофор, будучи ребёнком абсолютно невоспитанным и беспредельно наглым, считал себя властелином мира, то есть был абсолютно уверен в том, что ему всё можно и вёл себя по отношению к окружающему пространству соответствующим образом. Кроме того, этот малолетний пират-дикарь-хам и впридачу клептоман и патологический лжец уже в своём столь юном возрасте проявлял примерно те же черты характера, что и пресловутый царевич Димитрий Угличский. Тот самый Димитрий, младший сын тирана Ивана IV Грозного, который, по показаниям свидетелей, данным комиссии, расследовавшей обстоятельства его загадочной трагической гибели, не достигнув и десяти лет, постоянно грозился, что, когда он вырастет и возьмёт в Московском царстве власть, то первым делом посадит «вора Бориску» (то есть тогдашнего царя Бориса Годунова) на кол — за то, что тот якобы «извёл» (понимай: отравил) его отца. Эпилептическими припадками, правда, означенный Христофор, в отличие от своего предыдущего воплощения, не страдал, но утешения от осознания данного факта тем, кто был вынужден с ним контактировать, было мало.
Младшие дети семейства Тюкиных-Штейн — пятилетняя Ульяна и четырёхлетний Любомир — по счастью, были вполне нормальными детьми и никаких заметных отклонений в психике не проявляли.
Кроме вышепомянутых обитателей, кватира была также населена тремя котами. Точнее, не тремя, а двумя котами и одной кошкой. Причём все звери носили человеческие имена и фамилии: котов звали Мяо Цзэдун и Чубайс, кошку — Мата Хари.
На сём комплектация отдельно взятой ячейки Преисподней на поверхности заканчивалась — если, конечно, не считать того, что нехорошая квартира была проходным двором, в котором то и дело возникали как приезжие из провинции, ищущие справедливости в столице, так и местные знакомые семейства Штейн-Тюкиных — например, московский алкоголик по кличке Диссидент Суслик и прочие ему подобные бесы.
И в этот самый вертеп, притон, бардак и хаос и пришлось по «милости» Судьбы с головой погрузиться беженке из Чечни Полине Жеребцовой. Для того чтобы или сойти с ума и погибнуть — или выстоять и победить.
***
Если вы не знаете, в чём состоят обязанности домашней рабыни, то есть прислуги, няньки и уборщицы в одном флаконе, но вам по какой-либо причине хочется об этом узнать, — эта книга написана именно для вас. Если же вы об этом знаете или — не дай Бог — сами обладаете подобным опытом, то тем более — всегда ведь интересно сравнить свой опыт с чьим-либо ещё, аналогичным вашему.
Рассказу о том, что представляет собой такая жизнь, в документальном романе Полины Жеребцовой посвящено основное место. Если описать её жизнь в означенный временной период одной фразой, то фраза эта будет — «Она крутилась и вертелась как белка в колесе — но не для того чтобы получить удовольствие, а чтобы элементарно выжить». Стирка, уборка, готовка, нянченье детей — ежедневно, по десять-двенадцать, а то и больше часов. Спальное место — тощий матрас на шкафу, без постельного белья, вместо одеяла — собственное пальто. При этом денег за каторжную работу Жеребцова от работодательницы почти не получала, да и все данные ей Тюкиной обещания — касательно помощи с публикацией чеченских дневников и в особенности с предоставлением жилья в Москве ей и её матери — оказались наглой и подлой ложью. Когда Полине это стало со всей очевидностью ясно, у неё возникло жгучее желание покончить с собой, чтобы разом избавиться от невыносимой жизни. Но ни броситься с крыши шестнадцатиэтажного дома, ни уйти зимой в глушь лесопарка, чтобы, примостившись там на каком-нибудь пеньке, застыть и уснуть навсегда — она не смогла. Поскольку те силы, которые вели её по земной жизни в данном воплощении, не позволили ей так поступить: у них на неё были иные планы.
Между тем выживание в условиях перманентного кошмара, в котором она оказалась по приезде в Москву, потребовало от Жеребцовой максимального напряжения сил — как физических, так и душевных. Поскольку свалившиеся на неё трудности оказались не только испытанием на выносливость тела, но и на стойкость духа. Описание различных деталей этих испытаний занимает в документальном романе «Тюкины дети» большую часть его изрядного объёма. Примеров — многие десятки, привести или хотя бы упомянуть каждый нет никакой возможности. Однако жанр рецензии требует, чтобы это было сделано хотя бы один-единственный раз — как говорится, для вящей наглядности и подтверждения обоснованности утверждений рецензента. Ну что ж, предлагаю последовать требованию жанра. Вот вам пример — крошечный эпизод, извлечённый наугад, то есть методом «случайного открытия» из середины повествования:
«Глубокой ночью Мяо Цзэдун и Мата Хари вскарабкались в гостиной на иконостас и, обхватив лапами иконы, крутанули сальто в воздухе, после чего грохнулись на пол. Кошка отпрыгнула под диван, а кот икону из лап не выпустил и, приземлившись, начал её скрести.
— Брысь! — сказала я, делая записи в дневник.
Мяо Цзэдун возбуждённо мяукнул, подняв голову на свет фонарика, которым я его ослепила, а дети от грохота проснулись.
Лев Арнольдович забежал к нам, поднял иконы с пола, дёрнул кота за хвост и выбросил в прихожую.
— Завтра суббота, — напомнила я хозяину дома.
— Вот и посидишь с детьми! — грозно сказала Тюка. Полтретьего ночи она мастерила в прихожей новый транспарант.
— У меня выходной! — повторила я.
— Ты совсем не вникаешь, Полина?! — возмутилась она. — Я занимаюсь делами государственной важности! Мне завтра на Пушкинскую площадь! Ты тоже обязана ненавидеть Путина!
— Молока нет! — тоскливо напомнил супруге Лев Арнольдович.
— И хлеба! — поддержала его Глафира.
— Лучше бы вы с детьми поиграли, Марфа Кондратьевна! — вырвалось у меня. — Или покормили их!
— Я — диссидентка! — надменно ответила Тюка.
— Понятное дело, — заметила я вскользь.
— А ты, наглая девка, принцессой себя считаешь! — возмутилась Марфа Кондратьевна.
— В смысле?
— Я читала в журнале отрывок из твоего дневника. Ты подписалась «Принцесса Будур»! Ты считаешь, что пишешь как принцесса?!
— О боже! — вырвалось у меня.
— Чем ты покормишь нас завтра, о Тюка-диссидентка? — съехидничал Лев Арнольдович.
— Идите вы все! — заорала Марфа Кондратьевна. — Путин во всём виноват! Рыба гниёт с головы! Поэтому в доме нет молока и хлеба!
Из-за стены послышались отчаянные проклятия соседей, которые пожелали, чтобы Марфа Кондратьевна оказалась на виселице».
И так далее — в той же тональности и в том же темпе — ещё двадцать авторских листов.
***
«Ад — это другие», — утверждал французский литератор Жан-Поль Сартр — тот самый, который, однажды попавшись на глаза шлявшемуся по Елисейским Полям Веничке Ерофееву, не смог дать тому вразумительный ответ на вопрос, чем мягкий шанкр отличается от твёрдого, и куда и откуда он сам, Ж.-П. Сартр, в данный момент направляется — из бардака в клинику или из клиники в бардак?
О, как он заблуждался, этот так называемый «философ-экзистенциалист», как плохо понимал ту реальность, которую пытался интерпретировать и тем самым дурачить окружавшим его людям головы! Несомненно, поступал так тов. Сартр не по злому умыслу, а только по причине полного и тотально незнания того, что представляет собою окружающая его реальность. Ибо никогда не бывал ни в разбомбленном городе Грозном, он же Джохар, ни в селе Бутылино, что на Ставрополье, ни тем паче в деревне Мшанка Владимирской губернии, что буквально в трёх часах езды от Москвы. А вот Полина Жеребцова во всех этих местах бывала. И то, что она из их посещения вынесла, напрочь опровергает вздорные измышления болтуна-экзистенциалиста Сартра. Поскольку Ад — тот, что с прописной, — это никакие не чужие. Ад — это самые что ни на есть свои.
Для того чтобы в этом со всей непреложностью убедиться, сомневающимся просто необходимо прочитать документальный роман «Тюкины дети». А если и после этого у кого-то из них останутся в этом сомнения — перечитать ещё раз. Не повредит для общего развития, уверяю вас.
Вы спросите — как найти, то есть где взять?
Нет ничего проще.
Роман опубликован в ежеквартальном литературном журнале «Традиции & Авангард» — в шести выпусках, в период с октября 2021 года по январь 2023-го.
А тем, кто, являясь по убеждениям ретроградом, то есть старой закалки бумажным книгочеем, категорически не желает читать хорошие книги с экрана монитора или какого-нибудь иного приспособления, могу лишь дать совет: ждите бумажную книгу. Будет и в виде традиционной книги. Не знаю вот только — когда, но будет. Даже не сомневайтесь.
[1] Жеребцова П. 45-я параллель. Харьков: Folio, 2017.
[2] См.: Жеребцова П. 45-я параллель // Традиция & Авангард. 2019. №№ 1–5.
"Историческая экспертиза" издается благодаря помощи наших читателей.