Стрелец М.В. Фундаментальный труд российских коллег. Рец.: Хавкин Б.Л., Божик К.Б. Российское зеркало германской истории. ХХ век / Б.Л. Хавкин, К.Б. Божик – М.: Новый Хронограф, 2021.– 384 с., ил.: 16 с.
В 2021 году в московском издательстве «Новый хронограф» вышла из печати монография профессора Б.Л. Хавкина и К.Б. Божик «РОССИЙСКОЕ ЗЕРКАЛО ГЕРМАНСКОЙ ИСТОРИИ. ХХ век». Авторы провели комплексный анализ отражения в зеркале российской исторической памяти тех проблем и событий российско-германской истории XX века, которые ранее находились на периферии исследовательского интереса, либо не включались в исследовательский процесс, либо явно поверхностно изучались. Проблемное поле книги органически вписывается в формирование культуры исторической памяти на всём пространстве Союзного государства Беларуси и России.
Ключевые слова: Германия, Россия, российско-германские отношения, историография, историческая память, имагология.
Сведения об авторе: Стрелец Михаил Васильевич, доктор исторических наук, профессор; e-mail mstrelez@mail.ru
Mikhail Strelets Fundamental work of Russian colleagues
Abstract. In 2021, the Moscow publishing house “New Chronograph” published a monograph paper by Professor B. Khavkin and K. Bozhik “Russian mirror of German history. XX century”. The authors made a comprehensive analysis of the reflection in the mirror of Russian historical memory of those problems and events of the Russian-German history of the 20th century that were previously on the periphery of research interest, or were not included in the research process, or were superficially studied. The problematic field of the book organically fits into the formation of a culture of historical memory throughout the space of the Union State of Belarus and Russia.
Key words: Germany, Russia, Russian-German relations, historiography, the historical memory, imagology.
В 2021 году в московском издательстве «Новый хронограф» вышла из печати монография доктора исторических наук, профессора Историко-архивного института Российского государственного гуманитарного университета (РГГУ) Бориса Львовича Хавкина и преподавателя Московского государственного лингвистического университета (МГЛУ) Кристины Богдановны Божик «РОССИЙСКОЕ ЗЕРКАЛО ГЕРМАНСКОЙ ИСТОРИИ. ХХ век»[1]. Монография состоит из введения, одиннадцати глав, заключения, именного указателя. Естественно, именной указатель имеет вспомогательное значение, создавая удобство для читателя. Остальные структурные компоненты имеют научную ценность. В этом убеждает внимательное ознакомление с их содержанием.
Во Введении раскрываются актуальность, предмет и объект исследования, его цель и задачи. Авторы объявили о своём намерении провести комплексный анализ отражения в зеркале российской исторической памяти тех проблем и событий общей российско-германской истории XX века, которые ранее находились на периферии исследовательского интереса, либо не включались в исследовательский процесс, либо явно поверхностно изучались. Проблемное поле книги органически вписывается в Год исторической памяти, который проходит сейчас в моей родной Беларуси.
Основной автор книги – Борис Хавкин. Он написал 10 глав, Введение, Заключение. Единоличный автор одиннадцатой главы – Кристина Божик. Здесь важно сказать, что если бы не кончина доктора исторических наук, профессора Ильи Семёновича Кремера, случившаяся в 2020 году, у Бориса Львовича был бы другой соавтор. Оба уважаемых московских профессора в 2018 году решили написать книгу об отражении в зеркале исторической памяти общности судеб России и Германии. После смерти И.С. Кремера завершала работу над книгой его ученица Кристина Божик.
Книга посвящена светлой памяти Ильи Семёновича. Для ушедшего от нас коллеги разрабатываемая в книге тема имела массу измерений. Значительная часть научного наследия Кремера связана с изучением анатомии германской внешней политики. Активный участник Великой Отечественной войны, он дошёл до Берлина. Представитель народа, которого постиг Холокост. В число жертв Холокоста вошли и евреи родного для него Гомеля. (Кстати, из города Рогачева Гомельской области происходят и предки Бориса Хавкина. В книге упоминается его дед Матвей Павлович Хавкин – советский партийно-государственный деятель, первый секретарь Биробиджанского обкома ВКП(б) ЕАО в 1934-1937 гг.).
Многие годы И.С. Кремер был задействован в институтах гражданского общества, сконцентрированных на российско-германский диалог, был активно вовлечён в общественную дипломатию на германском направлении. Обо всём этом мы говорили с этим человеком во время личных встреч. А их было немало.
Первая глава книги называется так: «”Особые пути” России и Германии, их отражение в культуре памяти».
Нет народа, представители которого не задумывались бы о его уникальной роли и предназначении в истории человечества. Ответов может быть только два: либо наличествует, либо отсутствует «особый путь». Это же касается Германии и России. Их «особые пути» рассматриваются в контексте общности судеб, в жёсткой привязке к принципу историзма, с учётом соотношения теоретического и обыденного сознания. «Особый путь» отождествляется с совокупностью жизнеспособных стратегий, призванных обеспечить конкурентоспособность общества. По существу, перед нами мегастратегия.
Стартовая точка дискуссии об «особых путях» – становление государств-наций, появление социального заказа на формулирование национальной идеи. Борис Хавкин убедительно доказывает следующий тезис: «Россия и Германия, идя своими “особыми путями”, шли навстречу друг другу. При всех различиях между этими странами, их история тесно переплеталась, давая миру высочайшие примеры взаимного притяжения и отталкивания – от «сходства национальных судеб» («Schicksalsgemeinschaft») до двух мировых войн ХХ в., в которых немцы и русские сошлись в смертельной борьбе» [1, c.8-9].
Профессор РГГУ подробно разбирает творческую кухню процесса разработки концептуальных подходов в германском «царстве воздушном мечтательных грез». Алгоритм для этого процесса был задан такой: определить красную линию, за которую не должны заходить идеи особого германского исторического пути. Этот путь должен диалектически коррелироваться с общим германским. Подобная корреляция разнится, когда речь идёт о десятках германских государств, о единственном унитарном германском государстве, о единственном федеративном германском государстве.
С российским коллегой можно полностью согласиться в том, что «в наукообразной форме немецкие “мечтательные грезы” выражали направление германской историографии XIX–XX вв. под названием “Deutscher Sonderweg” – “Немецкий особый путь”. Оно состояло не только в поиске особенностей исторического развития Германии; сторонники немецкого “особого пути” пытались обосновать предопределенность развития своей страны историческими травмами, полученными нацией, ее отклонением от “нормального” исторического развития в процессе перехода от доиндустриальной эпохи к индустриальной» [1, c.9].
Конечно, если сказал «А», надо сказать «Б». Где же наблюдались подобные отклонения? В процессе формирования гражданского общества и политической нации. Классический вариант формирования: давление масс и социальные революции. Именно он сработал в Туманном Альбионе, а также на родине Вольтера, Дидро, Монтескье. Но отнюдь не сработал на немецкой земле. Всё это приобретало плоть и кровь «сверху» в условиях абсолютизма. Представители указанного направления историографии выводили из подобного «своеобразия развития германской нации … особую и неизбывную веру немецкого народа в авторитет государства и личности “сильного” правителя» [1, c.9 ]. Исходя из такой констатации, эти идеологи прогнозировали долгосрочные «барьеры на пути формирования либеральной демократии в Германии в процессе и в результате ее объединения под эгидой Пруссии в Северогерманский Союз и затем в Германскую империю (Второй рейх)» [1, c.9-10 ]. На подобную концепцию существовал социальный заказ. Она «использовалась при объяснении феномена германского национализма, империализма, тоталитаризма и особенно национал-социализма (Третий рейх)» [1, c.10]. Московский профессор находит деструктивным стремление авторов концепции полностью исключить классический вариант.
Какова же указанная концепция в интерьере реалий начала ХХI в.? Идеологи объединённой Германии никак не видят её в новых реалиях. Хорошо известно, что «вновь объединенная Германия стала ключевым звеном европейской либеральной демократии, данная концепция потеряла политическую актуальность» [1, c. 10 ]. К этому привело срабатывание жизнеспособной мегастратегии.
Конечно, всегда будет необходимость в объективном ретроспективном взгляде на немецкий «особый путь». Это – прямая обязанность историков, философов.
А вот в России в очередной раз происходит поиск «особого пути». Современные реалии никак не свидетельствуют о срабатывании жизнеспособной мегастратегии.
Московский учёный показывает, что «в России аналогичные немецким концепции предопределенности исторических судеб, пусть менее обоснованные теоретически и не имеющие единого названия, складывались с начала ХIХ в., со времен Н.М. Карамзина. Восходящая к Карамзину историографическая традиция весьма популярна в России до сих пор. Причем в ней прослеживается сильное влияние немецкой историософии» [1, c. 11].
Несомненна заслуга Б.Л. Хавкина в пионерском освещении роли идей, заимствованных у немцев, в модернизационных процессах в России. При этом особо выделяются петровская и ленинско-сталинская модернизации. С Борисом Львовичем следует полностью согласиться, когда он пишет: «Западничество Петра I и ленинский завет “учиться у немцев” способствовали модернизации России, достигнутой путем неимоверного насилия над нацией, которого не выдержал бы ни один другой народ: “у немцев шинели не по русской метели”, “что русскому здорово – немцу – смерть”» [1, c.13].
Учёный прибегнул к системной подаче немецкого следа в российской историко-философской мысли. При этом демонстрируется чёткое различие между теоретическим и обыденным уровнем общественного сознания, между русофилами и русофобами. В монографии читаем: «Немец своим разумом доходит, а русский – глазами». Немцы издавна пытались «понять Россию умом». Эта германская попытка сильнейшим образом повлияла на русскую историко-философскую мысль – от создателей в ХVIII в. «норманнской теории» русофилов Герхарда Фридриха Миллера и Августа Людвига Шлёцера до отца «научного коммунизма» русофоба и антисемита Карла Маркса» [1, c.13].
Подкупает желание историка-германиста основательно разобраться в сути «норманнской теории». Её авторы оцениваются сбалансированно. Сама теория рассматривается и сквозь призму «особых путей».
Что касается используемого в книге в отношении Карла Маркса выражения «отец “научного коммунизма”», то следует отметить такие моменты. Есть ранний Маркс. Есть поздний Маркс. Ранний Маркс глубоко диалектичен в своём восприятии социализма, коммунизма. Он вполне обоснованно называл их движением. У позднего Маркса коммунизм – конечная цель, что, несомненно, антидиалектично. Марксизм существовал, да, пожалуй, и сейчас существует как наука, как идеология, как религия. Беда России в том, что большевики-ленинцы взяли за основу позднего Маркса, марксизм как религию. При том, что Маркс открыто выражал ненависть к России. Поэтому не может не вызывать удивление наличие огромного количества памятников Марксу в родном для Бориса Львовича Отечестве. А сколько улиц, проспектов, площадей в России носят его имя! Будучи евреем по происхождению, он стал антисемитом по убеждению. С 1840-х гг. до настоящего времени на Маркса ссылаются антисемиты всех мастей.
«Во всех проявлениях идеологии “особого пути” как в Германии, так и в России непременно подчеркивались: особая роль верховной власти в управлении страной в противоположность западному демократизму; особая ментальность народа, характеризующаяся извечной и неизбывной его верой в авторитет правителя; особое уважение своей страны к духовной культуре, к „духовности“ в широком смысле, как противоположность западному прагматизму» [1, c. 19].
Конечно, патриотический порыв в связи с вооружённым противостоянием между Антантой и Центральными державами усиливал антинемецкие настроения в России и антироссийские – в Германии. Однако «Первая мировая война не смогла уничтожить германофильство в России и русофильство в Германии» [1, c. 19].
Б.Л. Хавкин убедителен и оригинален в показе влияния Первой мировой войны на обе страны. Здесь, конечно, в центре внимания – первый опыт демократии. Выясняется причина краха демократических режимов. Корни краха выявляются в перманентном существовании очевидных и скрытых противоречий. Учёный подводит читателя к тому, что и в России, и в Германии всё шло к возникновению тоталитарных политических режимов.
Конечно, в показе влияния Первой мировой войны на данные страны требуется предельная аккуратность. Здесь историки имеют дело с крайне противоречивым явлением. «И в России, и в Германии эта война расценивалась как начало и прообраз всех катастроф ХХ в. Большевизм и нацизм были обязаны своим возвышением именно этой войне» [1, c. 21]. Вместе с тем мой российский коллега не видит оснований утверждать, что «цели участников войны выходили за рамки традиционного великодержавного мироустройства. И только режимам, возникшим на развалинах европейского довоенного порядка, предстояло перевернуть все прежние представления о политике» [1, c. 21].
Б.Л. Хавкин убедительно объясняет, почему «большевистский режим не только существовал значительно дольше, чем другие революционные режимы современности, но и пережил почти на два поколения тоталитарные системы, возникшие в Европе в ХХ в.» [1, c. 22]. Для сравнения: нацистский «Третий рейх» просуществовал 12 лет.
Впечатляет научная смелость российского учёного, когда он стремится выявить общее и особенное между гитлеризмом и сталинизмом в интерьере реалий 1933—1945 гг.
Хорошо известно, что «идеологические различия, в частности нацистский антисоветизм и антисемитизм, не помешали гитлеровцам активно сотрудничать со сталинским режимом в период с 23 августа 1939 по 22 июня 1941 гг. – от подписания германо-советского пакта о ненападении и секретного протокола к нему до нападения Германии на СССР. Это был, по определению Сталина, период “дружбы, скрепленной кровью”, которая, как он полагал, “имеет все основания быть длительной и прочной”» [1, c. 27-28]. Российский учёный прекрасно разобрался в различии между советско-германским договором о дружбе и границе от 28 сентября 1939 года и советско-германским пактом о ненападении от 23 августа 1939 года. Он пишет: «Различие огромное. 23 августа Германия еще не напала на Польшу, и формально Советский Союз мог с ней заключать такой пакт, не становясь соучастником, – повторяю, формально, ибо знал о предстоящем нападении на Польшу. 28 сентября все было иначе: Германия была агрессором, и СССР заключал с ней договор о дружбе! Впоследствии Сталин в специальном (и позорном) сообщении ТАСС 29 октября даже подтвердил, что, по его мнению, не Германия, а Франция и Англия начали войну! С агрессором Сталин собирался дружить, хотя и не без корысти» [1, c. 28].
Главный дипломат нацистской Германии Риббентроп подписывал в Москве оба договора. Рейхсминистр иностранных дел дважды совершал визиты в СССР. У него были встречи со Сталиным и окружением вождя всех народов. Какими ему запомнились советские руководители?
Меня охватывает дрожь, когда я читаю такие строки: «Рейхсминистр иностранных дел вернулся в Берлин с самыми восторженными впечатлениями о Сталине». В своих воспоминаниях Риббентроп приводит высказывание сопровождавшего его в Москве данцигского гауляйтера Альберта Фёрстера, с которым он полностью согласен: «Я чувствовал себя в Кремле как среди старых “партайгеноссен” (товарищей по партии)». После восхищенных рассказов Риббентропа Розенберг записал в дневнике: «Большевикам уже впору намечать свою делегацию на Нюрнбергский партсъезд» [1, c. 29].
Сейчас ломается много копий, когда сравнивается идеология возглавляемых Гитлером и Сталиным партий. Современное руководство России категорически утверждает, что правившая в СССР компартия на корню, целиком и полностью, без всяких «но» и «если» отвергала нацизм. Борис Львович убедительно доказывает, что «в идеологии сталинской партии, непримиримой к любому инакомыслию, под влиянием сближения с гитлеровской Германией наметились существенные изменения в сторону ранее невиданной толерантности к нацизму» [1, c. 29]. Мне бы хотелось, чтобы читатели внимательно изучили речь Председателя СНК СССР, Народного комиссара иностранных дел В.М. Молотова на Внеочередной пятой сессии Верховного Совета СССР 31 октября – 2 ноября 1939 года: «Идеологию гитлеризма, как и всякую другую идеологическую систему, можно признавать или отрицать, это – дело политических взглядов. Но любой человек поймет, что идеологию нельзя уничтожить силой, нельзя покончить с нею войной. Поэтому не только бессмысленно, но и преступно вести такую войну, как война за “уничтожение гитлеризма”, прикрываемая фальшивым флагом борьбы за “демократию”» [1, c. 29].
Создаётся впечатление, что Москва на многое закрывала глаза ради стратегического союза с нацистской Германией. Разумеется, что тем самым СССР вчистую проигрывал высший суд – суд совести и морали. Это – пятно, от которого сталинский режим не отмоется никогда.
Приведенное «высказывание Молотова полностью соответствовало тогдашней нацистской политической риторике, что с удовлетворением отмечал рейхсминистр пропаганды Й. Геббельс. Высказывания советских руководителей печатала главная нацистская газета ”Фёлькишер беобахтер”, а приказы Гитлера и речи Геббельса публиковались в органе ЦК большевиков газете “Правда”» [1, c. 30].
Свёртывание антифашистской пропаганды в СССР после договорно-правового оформления его стратегического союза с гитлеровской Германией аукнулось с началом Великой Отечественной войны. Среднестатистический красноармеец не был психологически готов к тому, чтобы убивать немца. Поэтому появился лозунг Ильи Эренбурга: «Убей немца!» Борис Львович подробно излагает, как работал этот лозунг, когда и почему пришлось его снять.
Учёный прослеживает, как «в историографии и массовом историческом сознании ФРГ пробивало себе дорогу осмысление зла, причиненного гитлеровским режимом, признание необходимости искупления преступлений, совершенных немцами против человечности» [1, c. 40]. Автор стремится объяснить, почему всё это происходило так медленно. Профессор отмечает, что «восприятие устрашающей правды о “войне на Востоке” вызывало своего рода аллергию и у историков, и у широких слоев населения Германии» [1, c. 40]. Многоплановые долгосрочные последствия имело следующее событие. «Выступая в бундестаге 8 мая 1985 г., президент ФРГ Рихард фон Вайцзеккер подчеркнул ответственность всех немцев за наследие прошлого: “Все мы, виновные или нет, старые и молодые, обязаны принять прошлое. Его последствия касаются всех нас, и мы отвечаем за него. Всякий, кто закрывает глаза на прошлое, становится слепым к настоящему”. Вайцзеккер назвал 8 мая 1945 г. Днем освобождения немцев от человеконенавистнической системы национал-социалистической тирании» [1, c. 41 ].
В монографии рассматриваются и ключевые вехи истории Германской Демократической Республики (ГДР) в контексте немецкого «особого пути». Власти ГДР до горбачёвской перестройки жёстко придерживались лозунга «Учиться у Советского Союза значит учиться побеждать!».
Профессор пришёл к выводу, что в современной германской историографии утвердился тезис о том, что «нацистская Германия вела против СССР войну на уничтожение, обусловленную политическими, экономическими и расово-идеологическими факторами» [1, c.]. Этот вывод основан на результатах многочисленных фундаментальных исследований германских историков. Причем решающий прогресс в деле «преодоления» нацистского прошлого в ФРГ «был достигнут в пограничной зоне между историческим знанием и общественным сознанием» [1, c. 45 ].
Научная ценность второй главы заключается, на мой взгляд, в том, что в ней убедительно доказано финансирование Германией октябрьского переворота 1917 года в России. В рецензируемом труде читаем: «Октябрьская контрреволюция совершена в основном на кайзеровские деньги, полученные в качестве платы за выход России из войны с Германией … Наиболее известным человеком, через которого шло финансирование подрывной работы экстремистской группировки Ленина, был Александр Лазаревич Парвус-Гельфанд … Нам довелось ознакомиться с коллекциями московских архивов – Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ) и Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ), содержащими материалы по исследуемой теме» [1, c. 55].
В третьей главе раскрыто отношение германской политической элиты к судьбе царской семьи в 1917-1918 гг. Б.Л. Хавкин впервые в российской исторической германистике поставил две проблемы. Одна из них касается предполагаемой взаимосвязи двух политических убийств – германского посла в Советской России графа Мирбаха и последнего российского самодержца Николая II (а также расправы над его женой, их детьми, врачом и слугами). Другая проблема касается непосредственной роли германского посла в получении большевиками «немецких денег» (к январю 1918 г. на поддержку большевиков Германией было выделено 40 млн марок) [1, c. 94 ].
Главная научная ценность четвёртой главы включает два аспекта. Здесь надо говорить о двух сторонах одной медали. В работе дана исчерпывающая оценка речи Гитлера перед германскими военачальниками от 3 февраля 1933 г. Речь кардинально расходилась со всеми официальными заявлениями миролюбивого характера, сделанными рейхсканцлером с 30 января по 2 февраля 1933 года. «Гитлер выступил перед главнокомандующими сухопутными силами и военно-морским флотом Германии через 4 дня после назначения рейхсканцлером. Следовательно, агрессивные планы Гитлера стали известны военному руководству рейха сразу же после прихода нацистов к власти. Но это лишь одна сторона медали. Другая состоит в том, что 14 февраля 1933 г. конспект речи Гитлера перед генералами был зарегистрирован в Москве в секретариате главы Отдела международных связей Коминтерна и Секретаря Исполкома Коминтерна (ИККИ) О.А. Пятницкого. ИККИ, а значит советская разведка, имели о встрече Гитлера с военачальниками подробные сведения. Причем к “утечке” информации из квартиры Хаммерштейна имели отношение дочери генерала Мария-Луиза и Хельга, его адъютант Хорст фон Мелентин и, скорее всего, сам начальник войскового управления сухопутных сил рейхсвера» [1, c. 122]. В пятой главе показано, каким было истинное отношение Сталина к вождю немецких коммунистов Эрнсту Тельману. Последний с 1933 по 1944 гг. находился в фашистских застенках. «19 марта 1940 г. Молотов направил секретарю Сталина А.Н. Поскребышеву для доклада генсеку немецкий рукописный оригинал и русский перевод письма Тельмана от 5 марта 1940 г., доставленного в советское полпредство в Берлине женой Тельмана. Ознакомившись с посланием председателя КПГ, ожидавшего “активного вмешательства русских друзей” в дело своего освобождения и рассматривавшего СССР как свою “новую родину”, кремлевский диктатор наложил резолюцию: “В архив. И. Сталин”. Эти слова сыграли роковую роль в судьбе Тельмана. Сталин не хотел омрачать советско-германскую “дружбу” просьбой к Гитлеру об освобождении руководителя немецких коммунистов» [1, c. 137].
Итог исследовательского процесса в рамках шестой главы не может не впечатлять. Проведён комплексный анализ проекта «Биробиджан» и плана «Мадагаскар». Итоговый вывод российского коллеги таков: «Если польско-нацистский план “Мадагаскар” был шагом на
пути к уничтожению европейских евреев, то советский проект
Биробиджан во время Второй мировой войны объективно способствовал их спасению. В этом их принципиальное различие» [1, c. 172].
Как можно оценить седьмую главу? В ней показано отражение советско-германских документов 1939-1941 гг. в исторической памяти. Профессор убедительно доказал, что нет абсолютно никаких оснований ставить под сомнение Постановление Съезда Народных Депутатов СССР от 24.12.1989 г. № 979-1 «О политической и правовой оценке советско-германского договора о ненападении от 1939 года». Два главных пункта настоящего документа были сформулированы таким образом: «6. Съезд констатирует, что переговоры с Германией по секретным протоколам велись Сталиным и Молотовым втайне от советского народа, ЦК ВКП(б) и всей партии, Верховного Совета и Правительства СССР, эти протоколы были изъяты из процедур ратификации. Таким образом, решение об их подписании было по существу и по форме актом личной власти и никак не отражало волю советского народа, который не несёт ответственности за этот сговор. 7. Съезд народных депутатов СССР осуждает факт подписания “секретного дополнительного протокола” от 23 августа 1939 года и других секретных договоренностей с Германией. Съезд признает секретные протоколы юридически несостоятельными и недействительными с момента их подписания» [1, c. 189]. К сожалению, в последние годы всё больше обозначается стремление историков, обслуживающих интересы правящего политического класса Российской Федерации, оправдать действия советской стороны в 1939-1941 гг. В этой связи полезно напомнить общественности факты, которые приводит в монографии Б.Л. Хавкин.
Восьмая глава – это по существу освоение научной целины. Впервые получила столь подробное освещение тема «Национальный комитет “Свободная Германия” и попытка создания германского антигитлеровского правительства на территории СССР». Без всяких купюр показана деятельность Национального комитета «Свободная Германия» (НКСГ) и Союза немецких офицеров (СНО). Автор чётко и ясно объясняет отказ самого высокопоставленного германского военнопленного Паулюса от вступления в НКСГ, раскрывает не известную ранее его связь с СНО. Представляется весьма важным следующий вывод историка: «Осуществленная под видом самороспуска ликвидация НКСГ и СНО на самом деле была реализацией плана Советского правительства, разработанного при поддержке КПГ» [1, c. 243].
В ходе работы над девятой главой Б.Л. Хавкиным выявлены цели, характер, масштабы сопротивления в рядах вермахта на Восточном фронте. Весьма удачно показана специфика германского военного Сопротивления. «Установлено, что участники германского военного Сопротивления, в основном выходцы из национально-консервативных кругов, по этическим мотивам первоначально никоим образом не отрицали Гитлера, нацизм, войну. Более того, они сначала приветствовали приход Гитлера к власти: на первый взгляд, нацистский диктатор во внешней политике преследовал параллельные национально ориентированным консерваторам цели, а во внутренней – стремился к сильному авторитарному государству. Германское офицерство было далеко от либерализма, демократии и пацифизма» [1, c. 256].
Десятая глава интересна тем, что в ней сформулирована оригинальная и в то же время убедительная авторская концепция при рассмотрении народного восстания в ГДР 1953 года. Капитально изучены все этапы в развитии историографии проблемы. Исчерпывающе показано состояние источниковой базы.
В одиннадцатой главе основательно выяснена роль Горбачёва в объединении Германии. Удачно прослежена борьба мнений в СССР по германскому вопросу на рубеже 1980 – 1990-х гг. Одни круги зациклились на «ускоренном объединении Германии» [1, c. 344]. Другие мыслили отжившими категориями, ратуя за «использование военной силы для сохранения ГДР» [1, c. 344]. Я полностью согласен с автором главы Кристиной Божик в том, что «в целом в действиях советского руководства по германскому вопросу (и в реакции на них влиятельной на тот момент части советской общественности) возобладали “перестроечные” тенденции» [1, c. 344].
Я хорошо помню то время. СССР находился в состоянии системного кризиса. Союз нерушимых республик свободных трещал по швам. Вполне понятно, что в основе действий правящей политической элиты «было желание выйти из системного кризиса» [1, c. 344]. Но как? К сожалению, «путем поспешных шагов навстречу западным партнерам и новым возможностям. Эти намерения сочетались с неумением Горбачева сопрячь переоценку ценностей и масштабные уступки (хотя бы отчасти несомненно вынужденные) с защитой стратегических интересов СССР» [1, c. 344].
Вместе с тем автор пишет «об искреннем стремлении Горбачева преодолеть наследие “холодной войны” – никогда впредь не видеть Европу полем военного противостояния. Этому способствовало решение “германского вопроса” путем объединения Германии и превращение советского лидера в “лучшего немца всех времен”» [1,c. 345 ].
Cинтересом читается заключение. Вполне можно согласиться со следующей констатацией: «Украинский кризис и присоединение в 2014 г. Крыма к России привели к сворачиванию германо-российского межгосударственного диалога. Но, к счастью, российско-германский диалог историков продолжается. Германская история, как и прежде, отражается в российском зеркале. В этом отражении мы видим самих себя: наши события, проблемы, судьбы» [1, c. 347]. Символично, что мое очное знакомство с Б.Л. Хавкиным состоялось на солидном научном мероприятии подобной направленности, на котором мы присутствовали в качестве участников. 23-26 октября 2019 г. на базе Липецкого государственного педагогического университета имени П.П. Семенова-Тян-Шанского состоялась Международная научная конференция «Международный диалог историков. Россия и Германия: проблемы межкультурного взаимодействия» (1990-2020 гг.)».
В архитектонику монографии органично вписались иллюстрации, полностью занимающие 16 страниц. Хотелось бы также отметить хорошее полиграфическое исполнение и высокий профессионализм московского издательства «Новый Хронограф».
Таким образом, значимость настоящего труда прослеживается по трём позициям.
Во-первых, авторы чётко обозначили важные проблемы, над которыми ещё предстоит работать научному сообществу.
Во-вторых, на базе данной монографии вполне можно разработать одноименный спецкурс для студентов исторических факультетов высших учебных заведений, обновив также содержание части лекций, читаемых студентам по общим курсам.
В-третьих, ряд выводов и оценок, содержащихся в монографии, даёт основание для внесения корректив в разделы учебных пособий по всеобщей и отечественной истории.
Список использованных источников
Хавкин Б.Л., Божик К.Б. РОССИЙСКОЕ ЗЕРКАЛО ГЕРМАНСКОЙ ИСТОРИИ. ХХ век / Б.Л. Хавкин, К.Б. Божик – М.: Новый Хронограф, 2021.– 384 с., ил.: 16 с.