Стратиевский Д.В. «Подготовка германской агрессии против СССР и начальный период войны сохраняют еще немало “белых пятен”»
Беседовал А.Ф. Арсентьев
Ключевые слова: военная история, Вторая мировая, историография
Аннотация. В интервью рассматриваются вопросы, связанные с современной немецкой историографией, посвященной нападению Германии на СССР. Затрагиваются такие темы, как ревизионизм и влияние текущих мировых процессов на взаимодействие между историками.
Стратиевский Дмитрий Валериевич – историк, доктор исторических наук, научный сотрудник исследовательского и документального проекта «Советские и немецкие военнопленные и интернированные» ГИИМ – Германского исторического института в Москве (Deutsches Historisches Institut Moskau). Исследователь проблемы советских военнопленных в Третьем Рейхе и германских военнопленных в СССР. Автор ряда книг, статей и выставок.
“The preparation of the German aggression against USSR and the initial period of the war still have a lot of «blind spots»” – interview with Dmitri Stratievski
Interviewer Alexander F. Arsentiev
Key words: military history, WWII, historiography
Abstract. The interview deals with the problems of modern German historiography, dedicated to the German invasion to USSR. It touches such themes, as revisionism and impact of actual global processes at the interaction of historians.
Dmitri Stratievski – historian, Doctor of Historical Sciences, research scientist of the “Soviet and German prisoners of war and internees” project of German Historical Institute in Moscow (Deutsches Historisches Institut Moskau). Researcher of the problem of Soviet prisoners of war in Third Reich and German POWs in USSR. Author of the series of books, articles and exhibitions.
A.A.: Каково восприятие 22-го июня 1941 г. в современной Германии - как на политическом уровне, так и в общественном сознании?
Д.С.: В 2007 г. во влиятельной газете «Ди Цайт» вышла программная статья немецкого историка Петера Яна «27 миллионов». Бывший директор Германо-Российского музея в Карлсхорсте, здании, где был подписан Акт о капитуляции Германии, подчеркивал: «27 миллионов. Столько советских граждан стали жертвами германской войны в период с 1941 по 1945 гг. Это число, которое в нашей стране до сих пор неизвестно. Либо нет желания принимать его во внимание». Несомненно, Петер Ян сознательно преувеличивал, делая ударения на отсутствии глубокого осознания масштабов трагедии 41-го в рядах тех, кого принято называть «простыми людьми». Статья, позднее перепечатанная во многих сборниках, стала своего рода манифестом той части историографического сообщества и общества в целом, которые требует более серьезного отношения к жертвам нацистской агрессии в СССР. В настоящий момент в профессиональной и широкой общественной дискуссии ФРГ можно условно выделить три подхода к восприятию 22 июня 1941 г. Первый взгляд: Нападение Германии на Советский Союз стало особым этапом Второй мировой войны, «новым типом» войны на уничтожение, вызванным, не в последнюю очередь, идеологической подоплекой нацизма. Это повлекло за собой огромные жертвы и неслыханную жестокость. По совокупности причин германо-советскую войну 1941-1945 гг. следует рассматривать отдельно. Второй: Военный конфликт 1941-1945 гг. является неотъемлемой частью Второй мировой войны 1939-1945 гг. Германия проводила политику уничтожения не только на оккупированной территории СССР, но и в Польше и других регионах. Карательные подразделения уничтожали целые населенные пункты во Франции, в Греции, в Югославии. При этом «признается» большее количество жертв агрессии именно в Советском Союзе. Наконец, третья группа историков требует рассматривать нападение Германии на СССР в контексте модного ныне термина «кровавого 20 века», сплошной череды войн, революций и насильственного передела границ, уделяет много внимания предыстории конфликта и взаимоотношениям Москвы и Берлина в 1939-1941 гг., призывает избавиться от «советских мифов», мешающих непредвзятому восприятию исторических событий. В связи с тем, что немало значимых немецких специалистов в области историографии также пишут и для крупных СМИ, выступают на телевидении и в документальном кино, по данным «линиям» формируется и общественная дискуссия. Безусловно, между «группами» существует немало точек соприкосновения. Скажем, сторонник тезиса об «особой войне» Германии против СССР , о недостаточной информированности современных немцев об ужасах этого противостояния и малой степени эмпатии по отношению к жертвам, признает агрессивный характер политики Сталина в предвоенные годы, а тот историк, который много внимания уделяет Секретным протоколам к пакту Молотова-Риббентропа, не ставит под сомнение идеологический характер войны, развязанной нацистами. Несмотря на некоторые разногласия, объединяющей остается оценка факта нападения и методов ведения войны: агрессия Германии против СССР не имеет никаких оправданий, преступный нацизм принес неисчислимые страдания народам Советского Союза.
На политическом уровне присутствует однозначное осуждение агрессии, признание исторической вины Германии за преступления периода национал-социализма. Эта позиция остается неизменной. Конечно, актуальная политическая ситуация накладывает определенный отпечаток на дискуссии. К примеру, Левая партия недавно предложила заключить «мирный договор с Россией», представив этот проект в историческом контексте. Ряд других партий отнеслись скептически к такой инициативе, т.к. РФ является одним из постсоветских государств. Другие страны бывшего СССР, например, Украина и Беларусь, территории которых были полностью оккупированы и стали пространством самых страшных преступлений против человечности, не могут быть игнорированы при любом подобном политическом начинании.
Если же рассмотреть «обывательский» уровень, то для «рядового» немца 22 июня, по понятным причинам, не является столь эмоционально значимой датой, как 8 мая. Скорее среди широких слоев население присутствует общее понимание того, что агрессия Германии принесла жертвы и страдания народам СССР, без привязки к конкретной дате.
A.A.: Какие темы, связанные с началом войны против СССР сейчас более всего интересуют немецких историков? Есть ли в историографии какие-то новые подходы?
Д.С.: Об этом тяжело говорить обобщенно. В историографическом процессе участвуют как ВУЗы, специализированные институты и отдельные проекты, так и НКО и неформальные объединения профессиональных историков и людей без профильного образования, но посвятивших себя изучение тех или иных страниц прошлого. Если все же применить некоторое обобщение, современная германская историография интересуется как причинами и механизмами, которые побудили Гитлера отдать приказ вначале о разработке, а потом и об осуществлении военной кампании против СССР, так и практической реализацией политики войны на уничтожение, на острие которой находился вермахт. Не менее важна и бюрократическая сторона вопроса, фиксация тех или иных действий в сводках и донесениях. Например, в серии публикаций исследовательского центра Людвигсбурга университета Штутгарта вышел трехтомник, содержащий сводки айтзатцгрупп (т.н. Ereignismeldungen), начиная с первой сборной сводки (Sammelmeldung), датированной 23.06.1941 г. Нельзя утверждать, что эти документы не были ранее введены в научный оборот. Мне самому приходилось работать со сводками в берлинском филиале Федерального архива ФРГ. Но впервые была предпринята (на мой взгляд, удачная) попытка собрать документы такого типа «под одной обложкой», систематизировать и интерпретировать их, сделав доступными широкому кругу читателей. Непосредственно проблематике нападения Германии на СССР и первого года войны посвящена немалая часть монографии Дитера Поля «Господство вермахта. Немецкая военная оккупация и местное население в Советском Союзе». Автор рассматривает вермахт под несколько непривычным профессионалу углом зрения, в первую очередь, не как военную машину, противостоящую Красной Армии, а в качестве оккупационной силы, призванной применять насилие против военнопленных и гражданского населения, участвовать в Холокосте, любой ценой обеспечивать «безопасность» ближайшего тыла, отказываясь от любого гуманизма. Наконец, хотелось бы отметить объемную работу Рольфа-Дитера Мюллера «Враг находится на Востоке. Тайные планы Гитлера войны против СССР. 1939 г» Историк показывает процесс развития немецкого национализма, стереотипы в отношении «русских» и «славян», существовавшие в Германии еще до 1933 г., и доказывает готовность нацистов завоевать «пространство на Востоке» задолго до подписания Гитлером директивы об операции «Барбаросса». Не в последнюю очередь, необходимо отметить и классические работы, такие как монография Курта Петцольда «Нападение. 22 июня 1941 г.: причины, планы и последствия» и сборник «Нападение Германии на Советский Союз. Операция «Барбаросса. 1941 г.» под редакцией Герда Юбершера и Вольфрама Ветте. Я не назвал бы эти публикации неким открытием в историографии, переворачивающими наше представление о 41-ом, но вместе с тем это крайне тщательные, «универсальные» исследования, которые дают четкое представление о причинах войны и развитии ее первой фазы, причем для читателя с любым уровнем первоначальных знаний. Несмотря на некоторую простоту и доступность изложения фактов, эти труды нельзя назвать «публицистическими». Это серьезные и выверенные научные работы.
A.A.: Насколько сильны позиции ревизионистов? Есть ли на данный момент авторитетные немецкие историки, рассматривающие операцию "Барбаросса" как акт "превентивной самообороны"?
Д.С.: Наиболее активные дебаты вокруг «превентивного тезиса» велись в Германии в конце 70-ых и в 80-ых гг. 20 века, в рамках так называемого «спора историков» и после него. Абсолютное большинство видных представителей западногерманской академической науки (Бернд Бонвеч, Герд Юбершер, Бернд Вегнер, Ганс-Адольф Якобсен и другие) однозначно выступили против данного тезиса, посчитав его не соответствующим действительности и не подтвержденным документально. Новый импульс дискуссии, хотя и намного меньшего масштаба, дали частичное открытие советских архивов и выход книг Виктора Суворова в начале 90-ых гг. Вигберт Бенц выступил с резкой критикой Суворова и даже обвинил его в фальсификации цитат. Немецкие историки подчеркивали, что и «новые», некогда секретные документы, не изменили сделанных ранее выводов: не найдено доказательств подготовки Москвой агрессивной войны против Германии, по крайней мере, в стадии, предполагавшей практическую реализацию в обозримый период. Напротив, документы, доказывающие подготовку Германией нападения на СССР, доступны, не вызывают сомнения и позволяют проследить все стадии подготовительных мероприятий, от идеологической канвы до конкретных предписаний отдельным подразделениям. Анализ приказов, распоряжений, протоколов заседаний и личных записей высшего руководства «Третьего Рейха», НСДАП, ОКВ и других структур, вовлеченных в процесс подготовки агрессии, позволяет сделать однозначный вывод о том, что Гитлер и его окружение не считали Красную Армию готовой к нападению, не видели такой угрозы и предполагали, что в виду различных обстоятельств внешнего и внутреннего характера Советский Союз быстро потерпит военное поражение.
Интересно, что мнение большинства немецких историков разделяют и их коллеги из других западных государств. В частности, американский военный историк Дэвид Гланц в своей книге Stumbling Colossus развенчал гипотезу Суворова и признал ее не соответствующей реальному соотношению сил и планов сторон по состоянию на 1941 г. Его соотечественник Тедди Ульдрикс, специализирующийся на истории дипломатии, в частности, по предвоенным контактам Москвы и Берлина, отметил, что построения Суворова «лишены каких-либо доказательств».
В настоящий момент едва ли какой-нибудь академический историк ФРГ рассматривает план «Барбаросса» в качестве якобы превентивного спонтанного начинания, возникшего в связи с «угрозой с Востока». Фактически последним значимым сборником статей, авторы которых анализировали данный тезис и пришли к выводу о его несостоятельности, стала публикация под редакцией Бианки Пиертров-Эннкер «Превентивная война? Нападение Германии на Советский Союз», вышедшая в 2000 г. (Дополненное издание 2011 г.) Конечно, в Германии есть историки, разделяющие «превентивный тезис», ведущие подобные дискуссии в определенных кругах. Но это реваншистские, полулегальные общественные ниши. Можно назвать имена Штефана Шайля, Рольфа-Йозефа Айблихта или Вальтера Поста, праворадикальных авторов, популярных в кругах реваншистов-единомышленников. В частности, Шайль выдвигался в 2017 г. в депутаты Бундестага от правопопулистской партии «Альтернатива для Германии», но проиграл выборы в своем округе. Айблихт состоял в неонацистской НДПГ и продолжает поддерживать территориальные претензии в отношении Польши, России и Чехии. В целом, «превентивный тезис» можно считать в современной немецкой исторической науке маргинальным и опровергнутым, в отличие все же от дебатов в прошлом, до открытия советских архивов, когда противникам теории противостояли спорные, но все-таки известные классические историки, такие как Иоахим Хоффманн.
Справедливости ради, хотелось бы добавить, что ни один известный мне авторитетный немецкий историк не пытается «обелить» Сталина, отрицать тот факт, что тогдашний руководитель СССР прибегал к насилию во внешней политике и сознательно делал ставку на такие действия. По моему мнению, Сталин был готов к агрессивной войне, если считал это целесообразным по политическим и военным соображением. Собственно, это наглядно показала Зимняя война с Финляндией. Ключевым является факт отсутствия плана вторжения в Германию в стадии реализации на момент 22 июня 1941 г., что автоматически делает «превентивный тезис» несостоятельным. Не исключаю, что если нападение Германии не произошло бы и была бы успешно завершена военная реформа в СССР, включая перевооружение РККА и заметное повышение ее боеспособности, то такие планы могли бы появиться в 1942 г. Но это уже соображения из области «альтернативной истории», а не исторической науки.
A.A.: Насколько на данный момент развито сотрудничество между российскими и немецкими исследователями Второй Мировой войны? Идет ли обмен архивными материалами, "импорт концепций"?
Д.С.: Не скрою, нынешняя напряженность в российско-германских отношениях накладывает заметный отпечаток на возможность сотрудничества и научного трансфера между специалистами двух стран. Хотя крупные международные проекты в области историографии менее затратные, чем, например, в естественнонаучных дисциплинах, они все же требуют значительного финансирования, которое по силам преимущественно государственным институциям. Здесь в дело вступает политика. Мне лично это неприятно, но есть факт: историография была и остается весьма политизированной. Есть и «трудности перевода», в буквальном смысле. Довольно мало немецких монографий переводится на русский язык, равно как и в Германии выходит мало переводных работ российских историков. Наконец, серьезные коррективы внесла нынешняя пандемия коронавируса. Но я не стал бы рисовать современную ситуацию исключительно в черных тонах. Многое делается и продолжает активно работать. Под эгидой Германской службы академических обменов DAAD работают десятки программ межвузовского сотрудничества между РФ и ФРГ, в которых задействованы 203 германских и 233 российских университета. Несмотря на эпидемиологические ограничения передвижения и заметные сложности с посещением России и Германии иностранными гражданами, проводятся конференции онлайн, поддерживается работа существующих проектов и намечаются новые. Важную роль играет Германский исторический институт в Москве, активная площадка для германо-российского диалога в области историографии. Продолжает успешно работать наш проект «Советские и немецкие военнопленные и интернированные». В рамках проекта в прошлом году был передан крупный массив материалов касательно советских военнопленных, выявленный в немецких архивах. Готовятся и новые передачи оцифрованных фондов.
A.A.: Какие темы, связанные с началом войны Вы считаете наименее изученными? Что, помимо вопросов, связанных с военнопленными, было бы интересно исследовать лично Вам?
Д.С.: На мой взгляд, именно подготовка германской агрессии против СССР и начальный период войны сохраняют еще немало «белых пятен». Известно, что план «Барбаросса» возник не на пустом месте. Ему предшествовали планы вторжения под кодовыми названиями «Отто» и «Фриц». Часть разработок вошла в итоговый вариант «Барбароссы», часть была отвергнута. Нельзя сказать, что эти разработки не изучались историками. Альберт Беер посвятил им монографию в далеком 1978 г. Однако последние десятилетия данные планы не находились в центре внимания, не были введены в научный оборот новые изученные архивные массивы. Интересно было бы проследить весь комплекс вопросов имплементации планов, альтернативных сценариев, обсуждавшихся в ОКВ, степень влияния на окончательное утверждение «Барбароссы» «невоенным» руководством Германии и лично Гитлером, к примеру, в ключевом вопросе удара по трем, а не двум направлениям. В начальном периоде войны относительно действий РККА по-прежнему мало детализации. Я могу ошибаться, т.к. локальные российские исследования на уровне небольших ВУЗов мне часто недоступны, но меня интересует степень компетенции в принятии решения на уровне отдельных соединений РККА непосредственно после начала войны. Нам известно, какие действия предпринимали та или иная армия, корпус или дивизия. Открытыми остаются вопросы, насколько конкретное подразделение действовало соизмеримо с обстоятельствами, выполнялись ли все приказы, в том числе и запоздавшие, более не отвечающие оперативной обстановке и тем самым бессмысленные. Список далеко не полный. У историков еще много работы.