Пер Андерс Рудлинг. Лукашенко и «красно-коричневые»: Национальная идеология, коммеморация и политическая принадлежность
Впервые опубликовано: Per Anders Rudling, “Lukashenka and the “Red-Browns”: National Ideology, Commemoration of the Past and Political Belonging,” in: Forum für Osteuropäische. Ideen- und Zeitgeschichte, 15. Jahrgang, Heft 1. P. 95-126 (2011). Abstract: The political development in Belarus differs significantly from that of its western neighbors. An authoritarian, populist regime was established in 1994 on a platform of anti-corruption, Soviet nostalgia, and a rhetorical commitment to the reunification of the east Slavic lands into one state. Over his long rule, Aliaksandr Lukashenka has showed considerable aptitude in adjusting to a changing geopolitical situation. Initially catering to groups opposed to Gorbachev and Yeltsin’s reforms, somewhat reductively have been referred to as “red-browns” Lukashenka lamented the break-up of the Soviet Union and advanced an agenda of East Slavic re-unification. While Soviet references remain central to the identity of the Lukashenka regime, the changed geopolitical situation under Putin’s increasingly assertive Russia has forced him to modify its rhetoric, stressing Belarusian statehood, while retaining an official memory centred on Soviet references. Keywords: Belarus, Memory, Aliaksandr Lukashenka, World War II, Politics of Memory Резюме: Политическое развитие Белоруссии заметно отличается от ее западных соседей. Авторитарный популистский режим был установлен в 1994 г. под лозунгами борьбы с коррупцией, ностальгии по СССР и объединения восточнославянских народов в одно государство. На протяжении всего своего долгого правления Александр Лукашенко продемонстрировал умение ловко приспосабливаться к меняющейся геополитической ситуации. Поскольку вначале он опирался на группы, оппонирующие реформам Горбачева и Ельцина, то Лукашенко даже относили к «красно-коричневым» в связи с его сетованиями по поводу развала Советского Союза и за продвигаемую им повестку объединения восточных славян. Отсылки к советским временам продолжают играть центральную роль в идентичности и официальной памяти, формируемой режимом Лукашенко. Нарастающее давление путинской России изменило геополитическая ситуацию и заставило поменять риторику, теперь на первый план выдвигается белорусская государственность. Ключевые слова: Белоруссия, память, Александр Лукашенко, Вторая мировая война, политика памяти С 1994 Белоруссия идет путем, который заметно отличает ее от соседей. Скатывание к авторитаризму присуще ряду бывших советских республик, но в случае Белоруссии речь идет об особенностях, которые придают ей уникальность среди других государств Европы. Данная статья посвящена проблемам государственного строительства и идентичности. В ней очерчивается политическая традиция, с которой идентифицирует себя белорусский режим и указывается, с помощью каких отсылок к прошлому, каким языком и с помощью каких символов осуществляется национальное строительство. С 1994 до 2002 белорусский режим проводил политику, нацеленную на объединение с Россией. В 2003 г. фокус сместился в сторону белорусского суверенитета, который с тех пор рассматривается как основа идентичности. Этот процесс сопровождается целенаправленным конструированием мифов, способствующих государственной консолидации. Производство национальной мифологии осуществляется в духе советской традиции в форме государственной «идеологии». Белорусский режим столь гибко меняет «идеологию» в политических целях, что некоторые исследователи задаются вопросом, идет ли в данном случае речь об идеологии в истинном смысле этого слова или же это просто инструмент популиста, чья цель состоит в удержании власти?[1] Для обозначения специфики режима Лукашенко используются различные ярлыки[2]. Стивен Эке и Тарас Кузио именуют его «султанизмом», сравнивая Лукашенко с Чаушеску и Ким Ир Сеном. Эти авторы считают, что «султанистские режимы не нуждаются в идеологии. <...> Поэтому режим Лукашенко обходится без какой-либо отчетливой идеологии»[3]. Подобный подход предлагает Дэвид Марплс, который пишет о политике «Лукашизма – длительного пребывания на посту руководителя без каких-либо значительных идей, что с точки зрения социального и экономического развития приводит к движению без ясной цели»[4]. Марплс приходит к выводу, что «при взгляде на режим Лукашенко в нем сложно найти что-либо позитивное». Он задается вопросом: «Занимается ли администрация Лукашенко тем, что можно назвать политикой»? Марплс описывает политику белорусского президента как «национальный нигилизм с единственной заметной целью – длить до бесконечности личную власть одного индивида, Александра Лукашенко»[5]. Григорий Иоффе считает, что «Белоруссия страна с незавершенного национального строительства» и что Лукашенко «воплощает то направление белорусского национализма, которое совпадает с самовосприятием, ментальностью и устремлениями многих рядовых белорусов»[6]. Наталья Лещенко сходным образом отмечает, что «Лукашенко никогда ясно не формулировал свое видение государственного развития», но в отличие от националистической оппозиции, которая отрицает весь советский период, оценивая его как трагическую ошибку, Лукашенко построил свою «идеологию» вокруг коммеморации «золотого прошлого» БССР[7]. Если даже у Лукашенко есть «идеология», то она не обладает цельностью и особенно невыразительна в плане предначертания будущего. Лукашенко, именующий себя «православным атеистом», отождествляет «государственную идеологию Белоруссии» с панславизмом[8], а свою экономическую программу характеризует как «рыночный социализм»[9]. Определяющей чертой режима Лукашенко является сочетание эмоциональных призывов к славным достижениям прошлого с политическими репрессиями и запугиванием[10]. Великая отечественная война в Белоруссии Октябрьская революция была не слишком подходящим мифом основания Советской Белоруссии. Советская власть в Белоруссии была установлена в рекордно короткие сроки, но при незначительном участии самих белорусов, чье политическое и национальное самосознание было развито тогда в незначительной степени. Среди большевистских лидеров было лишь несколько этнических белорусов. Белорусская политическая элита того времени в большой мере была близка к народнической традиции социалистов-революционеров[11]. Несмотря на то, что в Западной Белоруссии, находившейся в межвоенный период в состав Польши, существовала значительная поддержка населением коммунистов, даже в просоветских белорусских газетах этого региона ссылки на Октябрьскую революции встречались достаточно редко[12]. Вторая мировая война является естественным центром строительства белорусской идентичности. Вероятно, ни одно другое историческое событие не оказало такого серьезного влияния на современную Белоруссию, чем в высшей степени травматичная Великая Отечественная война. Республика потеряла до одной трети населения. В начале войны в ней проживало 9,2 миллиона, к концу 1945 население уменьшилось до 6,3 миллионов, в 1947 оно составило 7,22 миллиона[13]. Необходимо также упомянуть жертв политического террора 1930-х, от которого пострадали до 500 тысяч или порядка 10% населения Белоруссии в границах до 1939[14], в том числе до 90% национальной интеллигенции[15]. Еще примерно 300 тысяч были депортированы в 1939-1941, порядка 100 тысяч были подвергнуты депортациям после войны в период до 1947. Примерно 50 тысяч коллаборационистов ушли вместе с отступающей германской армией[16]. Великая Отечественная война была выбрана советскими властями в качестве маркера белорусской идентичности. Концентрация внимания на героических подвигах имела много преимуществ с точки зрения руководства Советской Белоруссии. Это позволяло учредить героический миф, который был одновременно и советским, и национальным. Поэтому советская пропаганда уделяла большое внимание военным подвигам белорусов. Общие страдания, сопротивление и искупительная победа представлялись в качестве события, которое обновляло и укрепляло связи белорусского и «братского» русского народа и всей великой советской семьи народов[17]. В то же время в советской интерпретации, особенно при Сталине, преуменьшалась роль поляков и евреев в сопротивлении Гитлеру[18]. Ряд аналитиков считают, что искупительная победа над нацистской Германией стала для белорусов своего рода светской религией, укорененной в мифологическом нарративе победы добра над злом[19]. Это историческое событие представляется в едва не манихейских религиозных терминах победы света над тьмой и жизни над смертью. Такие интерпретации были обусловлены соображениями политической целесообразности. Так как руководство БССР послевоенного периода в значительной мере состояло из людей с партизанским прошлым, то почитание военных подвигов повышало доверие населения и, следовательно, легитимность политической элиты. Государство предпринимало значительные усилия для официальной коммеморации войны. Культ войны пронизал все сферы общественной жизни. Мемориалы для поминовения павших и чествования победы были сооружены практически во всех населенных пунктах Белоруссии. Национальная мобилизация является относительно недавним феноменом для Белоруссии. Модерная «национальная» идентичность все еще не стала общепризнанной, во многом в связи с тем, что, начиная с 1930-х белорусское национальное движение подавлялось с двух сторон польско-советской границы[20]. После войны БССР, бывшая одним из довольно отсталых регионов Российской империи, стала одним из наиболее развитых промышленных центров СССР[21]. Сегодня многие представители старшего поколения поминают добрым словом Петра Машерова, который руководил Белоруссией с 1965 по 1980 и превратил ее в одну из наиболее процветающих советских республик. Военные потери населения возмещались широким притоком рабочих и специалистов из других частей СССР, что усилило «интернационалистский», т.е. советский характер республики[22]. В экономике преобладал гигантский военно-промышленный комплекс, к моменту обретения независимости примерно половина промышленной продукции имела оборонное назначение[23]. В периоды правления Хрущева и Брежнева Минск был относительно процветающим городом со стабильным снабжением продуктами питания. Высокие стандарты жизни привлекали в Белоруссию многих военных пенсионеров, из-за чего республика превратилась в «советскую Флориду»[24]. Материальное благосостояние обеспечивало политическую стабильность. Алесь Адамович сравнивал советскую Белоруссию с Вандеей. Подобно Вандее, бывшей наиболее промонархической провинцией Франции, Белоруссия была самой «советской» из всех союзных республик[25]. Белоруссия до сих пор имеет самый высокий уровень военных пенсионеров среди других постсоветских государств. Вместе с членами семей эта группа насчитывает порядка 600 тысяч и оказывает значительное влияние на политический климат республики[26]. До конца 1980-х в БССР не было явных признаков гражданского общества. Сталинские чистки, наследие Великой Отечественной войны и ускоренная послевоенная урбанизация – все это позволило сформировать образцовую республику, чрезвычайно советизированную в политическом смысле и русифицированную в языковом отношении. В конце 1980-х 69% жителей Белоруссии, это больше чем в других республиках СССР, описали себя в качестве советских людей[27]. Белорусская идентичность не противопоставлялась, а совпадала с «советской» идентичностью. Представление о белорусской нации, которая является обособленной частью восточно-славянского, православного и советского сообществ разделяется относительно небольшой националистической элитой, объединяющей не более 20% белорусов[28]. В марте 1991 г. 82,7% белорусского электората (т.е., не считая Средней Азии, – самая высокая доля проголосовавших «за») голосовали за сохранение обновленного СССР[29]. Вопреки этому, менее чем полгода спустя на республику свалилась независимость[30]. В первые годы независимости многие белорусы находились в замешательстве, одним из результатов которого стали дебаты, где даже ставилась под сомнение реальность белорусского языка. В. Булгаков с горечью вспоминает об этих спорах «существует ли отдельный белорусский язык» и «русский или белорусский является нашим национальным языком», которые свидетельствуют, что за последние 150 лет мышление белорусских национальных элит продолжало носить маргинальный характер. Выяснилось, что идеи, вошедшие в канон великорусского национализма, такие как клише объединения «младшего» и «старшего» братьев, «мертвый белорусский язык» и подобные им могут принести внушительный электоральный успех[31]. Билл Клинтон, посетивший Белоруссию в 1994 г., был поражен вездесущестью советской символики и назвал ее самой консервативной из всех республик бывшего СССР[32]. Лукашенко и «красно-коричневые» политические силы Судорожная оппозиция горбачевской перестройке воплотилась в разнонаправленные движения, среди которых были тоскующие по советской стабильности, монархисты, милитаристы и националисты-«славянофилы». Эти движения, которые возникли в качестве реакции на экономическую шокотерапию и исчезновение советского строя, отличались отсутствием последовательных идеологических программ. Иногда их совокупность обозначали термином «красно-коричневые»[33]. В 1990 русский писатель Юрий Бондарев инициировал создание движения «Единство», выступавшее за сохранение советского строя. При поддержке милитаристов, в том числе Александра Проханова, эта группа объединилась вокруг газеты «День» (с 1994 «Завтра»), чтобы противостоять проперестроечной «Литературной газете»[34]. Это движение стало заметной силой в политической жизни России начала 1990-х. Оно привлекло к себе ряд политиков, среди которых были вице-президент РФ Александр Руцкой, руководитель КПРФ Геннадий Зюганов, консервативный националист Сергей Бабурин и другие. Они превозносили советское государство, армию и КПСС как воплощения русской мощи и славы. На их митингах и демонстрациях соседствовали портреты Сталина и Николая II. Советские знамена часто были окаймлены черно-желто-белыми «имперскими» флагами в качестве преемственности русской доблести и славе. Открыто враждебные резким переменам национально-патриотические «красно-коричневые» силы одинаково негативно относились к Октябрьской революции и Перестройке как последствиям действий разрушительных сил. При этом они рассматривали сталинский Советский Союз законным наследником Российской империи, в их интерпретации оба периода представали в качестве воплощения идеи единой и неделимой России[35]. «Красно-коричневые» или националисты-«большевики» были не столько движением с ясными политическими целями, сколько выражением широкого протеста против капитализма, либерализма, НАТО и Запада[36]. Присущая им сталинская концепция построения социализма в одной стране, прославление армии и Великой Отечественной войны в сочетании с «антисионистской» риторикой не позволяют однозначно определить это движение согласно традиционной лево-правой шкале[37]. Консерваторы, фашисты, фундаменталисты и прочие ярлыки не позволяют описать эту пеструю по составу группу, принадлежавшую одновременно к двум крайностям политического спектра[38]. В Белоруссии русские националисты группировались вокруг газет «Славянские ведомости», «Русь Белая», «Личность» и «Славянский набат». Некоторые видные представители этой группы, такие как Лев Криштапович и Эдуард Скобелев поддерживали Лукашенко на разных этапах его политической карьеры и занимали важные должности в его администрации[39]. Как и их «красно-коричневые» единомышленники из РФ они были крайне враждебны Западу. Важную роль в их взглядах занимал дуалистический манихейский взгляд на мир, теории заговора и эсхатологические воззрения. Они противопоставляли целомудренную, духовную, коллективистскую Россию или восточное славянство развращенному, материалистическому, поверхностному и бездуховному Западу, часто ассоциируемому с сионистским или масонским заговорами установления мирового господства. «Русоцентристы» идеализировали Лукашенко как человека из народа, харизматического лидера, выразителя народных чаяний. Лукашенко явился, чтобы воплотить лучшие качества восточных славян. Они изображали его как спасителя и обновителя всего восточнославянского мира, бросившего вызов западным заговорам против Белоруссии и славянства. Националисты, ориентированные на Россию, именовали Белорусский национальный фронт «национал-предателями», ассоциировали его с пятой колонной и нацистскими коллаборационистами, выступали против присущего белорусским националистам почитания наследия Великого княжества Литовского и взамен подчеркивали общий восточнославянский характер Киевской Руси и призывали к реабилитации Сталина[40]. Лукашенко строил свое популистское политическое «послание» на ностальгии по советским временам, используя формы и символы антиперестроечного движения. С начала своей политической карьеры он потворствовал «красно-коричневым»[41]. В свою очередь участники этого движения поддерживали планы Лукашенко по созданию союза с Россией, нацеленного на реставрацию в той или иной форме СССР[42]. Лукашенко был одним из основателей так называемого Народного движения Белоруссии, объединявшего просоветские и коммунистические силы в их противостоянии с Белорусским народным фронтом. Как организация Народное движение Белоруссии не оставило заметных следов, но оно стало платформой, с которой стартовал Лукашенко-политик. Осенью 1993 движение организовало в Минске так называемый Конгресс народов СССР, где собрались знаковые фигуры анти-перестройки со всех концов Советского Союза. Самыми значимыми были Нина Андреева и Егор Лигачев[43]. Лукашенко, назвавший себя «советским белорусом»[44], произнес пламенную речь, в которой осудил Беловежское соглашение по ликвидации Советского Союза и призвал отдать под суд его подписантов – Ельцина, Кравчука и Шушкевича. Это был первый случай, когда Лукашенко нашел большую отзывчивую аудиторию. Ностальгирующие по СССР нашли молодого, энергичного выразителя своих чаяний[45], который сформулировал эту линию еще в интервью газете «Правда» в августе 1993 г.: «Мы нуждаемся в едином государстве бывших республик [Советского] Союза, больше чем нуждаемся в кислороде. <…> Люди понимают, что [Беловежское] соглашение было преступлением. И виновными являются президенты и бывшие лидеры России, Украины и Беларуси»[46]. В мае 1994 г. Лукашенко добрался со своим посланием до Москвы, где по приглашению парламентской группы Русский путь, куда входили телеведущий Александр Невзоров[47] и упомянутый Сергей Бабурин, выступил в Государственной думе, призывая к созданию общего парламента трех «братских» славянских народов: «Предлагаю трем парламентам, я имею в виду и парламент братской Украины, немедленно создать официальные депутатские группы для проведения переговоров о выработке механизма объединения братских республик! Надеюсь, что это решение поддержат президент и правительство России. Ушло время разрушения, пришло время созидания. Собраться нужно обязательно, и сделать это желательно в Беловежской пуще, в Вискулях. Это было бы символично»[48]. В марте 1994 г. в Белоруссии была принята новая конституция, согласно которой молодое государство было объявлено президентской республикой. В гонке за президентское кресло националисты были раздроблены между радикальными и умеренными кандидатами, в то время как представители советской номенклатуры поддерживали лишенного харизмы Вячеслава Кебича. Лукашенко, который вначале рассматривался в качестве аутсайдера президентской гонки, позиционировал себя в качестве защитника традиционных семейных ценностей. Его успеху способствовал раскол в рядах националистов и паралич дезориентированной номенклатуры. Лукашенко удачно соединил советскую и реставрационную риторику с популистской антикоррупционной кампанией, представляя себя как простого и честного человека из народа[49]. Его популистское послание попало в резонанс с устремлениями значительной части белорусского электората. При явке избирателей 69,9% Лукашенко получил во втором туре 80,1% голосов[50]. Русская «национал-патриотическая» пресса торжествовала. В газете «Завтра» Александр Невзоров отождествил Лукашенко с антизападными силами: «Лукашенко наш человек. <…> В Думе он немедленно выбрал сторону, сторону, как говорят наши оппоненты, “красно-коричневых”. Я считаю, что в итоге Лукашенко будет делать то, что необходимо народу. <…> Легко представить Лукашенко в простой рубахе, работающего в поле или занимающегося военными упражнениями. Дух Лукашенко – это дух воина или работника. И я надеюсь, что его борьба и труд пойдут на благо Беларуси и всей нашей Родины»[51]. В редакционной статье подчеркивалось, что пришел конец духу беловежских соглашений и началась новая политическая эра: «Демократы, коммунисты, националисты и сторонники тесных отношений с РФ вместе голосовали за первого президента Беларуси во втором туре [президентских выборов]. Голосование за социальную справедливость оказалось важнее идеологических различий. <…> Если бы Лукашенко выдвигался на Украине, он бы там тоже одержал победу. Но украинцам пришлось выбирать между Кравчуком и Кучмой. Кучма получил более половины голосов. Кучма также является противником беловежских соглашений»[52]. Другие «национал-патриотические» журналисты приветствовали избрание Лукашенко как «освобождение от мытарств рыночной экономикой и радикальных реформ» и одобряли восстановление «ведущей роли национальных ценностей в жизни народа»[53]. Лукашенко провозгласили спасителем «славянофильской» традиции: «На Беларусь смотрят как на спасителя славянской цивилизации, и мы должны эту цивилизацию спасти»,– заявил он в 1995[54]. Неевропейский характер режима Лукашенко Джингоистская форма политической ностальгии, тоска по порядку и стабильности и стремление восстановить Советский Союз эффективно использовались Лукашенко для консолидации общества и поддержки своей власти. Он успешно воскрешал память о славном прошлом и строил свою власть вокруг избирательной коммеморации прошлого. Лукашенко скорее использовал, чем формировал представления значительной доли населения Белоруссии[55]. Со времени выборов 1994 он заявлял, что главное противодействие объединению славянских народов исходит от «правящих классов Запада и международного финансового капитала. Мы должны служить не им, а нашему народу»[56]. Многим недемократическим режимам, которые не могут удержать власть путем честных выборов, присуще обоснование политической легитимности ссылками на историю[57]. Успеху Лукашенко также способствовала разобщенность местного националистического движения, что затрудняло эффективное противодействие его власти[58]. Белорусский национальный фронт, который короткое время после провального путча августа 1991 был ведущей политической силой страны, был открыто антикоммунистическим и противостоял дальнейшей русификации. Радикализм и элитизм лидеров фронта играли на руку Лукашенко. Яростное противодействие двуязычию не соответствовало предпочтениям большинства населения и помогло Лукашенко узаконить статус двух государственных языков[59]. Авторитаризм Несколько упрощая, можно выделить три фазы развития Белоруссии с момента обретения независимости. Первая фаза (1991-1994) – это время независимости, либерализации и учреждения демократических институтов; второй период (1994-1996) – период конфликта между президентом и парламентом, усиление президентской власти за счет демократических институтов. С 1997 г. Белоруссия отличается все возрастающей деспотической властью авторитарного правителя[60]. Новое направление движения страны сопровождалось сменой государственных символов. Сразу после прихода к власти Лукашенко начал медиа-кампанию по дискредитации Погони – государственного герба и бело-красно-белого флага, принятых после 1991 г., ассоциируя их с символами нацистских коллаборационистов 1941-1944[61]. В 1995 Лукашенко ввел слегка измененную советскую символику. Прежние символы были преданы позору, разорваны и затем проданы по 10 долларов за кусок в ходе прямой телевизионной трансляции[62]. Стивен Эке и Тарас Кузио подчеркивают, что тоталитаризм имеет в Белоруссии достаточно глубокие корни. Опрос общественного мнения 1997 г. показал, что отвечая на вопрос, политический деятель какого типа лучшего всего справился бы с нынешней кризисной ситуацией, 30,4% предпочли политика типа Юрия Андропова и 18% высказались в пользу деятеля типа Иосифа Сталина[63]. Ш. Фитцпатрик пишет, что «в отличие от нацистов советские коммунисты не исповедовали принцип вождизма, но советская практика носила в высшей мере вождистский характер»[64]. Политическая практика Лукашенко носит антипарламентский характер и строится вокруг лидера, рассматриваемого как воплощение государственной идеи. Партии, законодатели, судебная система являются заложниками системы управления, созданной Лукашенко. Вся власть исходит от вождя, сама персона которого воплощает в себе государственность. На пропагандистских плакатах, в телевизионных трансляциях и в государственных учреждениях изображения Лукашенко обязательно соседствуют с учрежденными им флагом и гербом[65]. Преподавание истории снова находится под строгим политическим контролем. Власти запретили учебники по истории, изданные между 1991 и 1995 гг., и заменили их советскими, написанными на русском языке[66]. Президент, который короткое время работал учителем истории, вникает в детали преподавания этого предмета. Особенное внимание он уделяет истории Великой Отечественной войны и эпохе Сталина. Риторика белорусского лидера во многом перекликается со сталинизмом. Нынешний режим то и дело мобилизует население на основе поляризации общества и заклинаний по поводу внешней угрозы матери-родине. Лукашенко представляет себя как жертву заговоров и в качестве защитника народа от внешних и внутренних врагов. Оппозиция подавляется под предлогом угрозы национальной безопасности. Образ осажденной крепости является центральным для упрочения стабильности и для выживания режима[67]. Западная критика режима часто сравнивается с военной агрессией нацистов[68]. Сходная риторика используется в борьбе с националистической оппозицией внутри страны, которая часто сравнивается с нацистами, фашистами и врагами народа[69]. Лукашенко заимствовал ее у коммунистического руководства БССР, которое постоянно и довольно успешно обличало подобным образом местных националистов[70]. Русская угроза: Разворот политики Путина и новая ипостась Лукашенко Ключевым пунктом политической программы Лукашенко было восстановление Советского Союза. Как президент Белоруссии он вскоре стал движущей силой реинтеграции республик бывшего СССР. 2 апреля 1996 г. было объявлено создание союза России и Белоруссии. 2 апреля 1997 г. был подписан союзный договор. Идея союзного государства предусматривала общую валюту, президентскую власть, исполняемую «по кругу», общее правительство и парламент, делегируемый национальными парламентами[71]. Ничего из этих планов не было реализовано, союз России и Белоруссии всегда имел лишь символическое значение. Многие годы после подписания договора страны сохраняют свои собственные валюты. Очевидно также, что это союз неравных партнеров. Экономика, влияние и мощь России значительно превосходят возможности Белоруссии. Приход к власти Владимира Путина стал поворотным пунктом в белорусско-российских отношениях. Путин стремился усилить русское влияние в Белоруссии, не делая значительных уступок эксцентричному и непредсказуемому белорусскому коллеге. В Путине Лукашенко нашел соперника за место лидера интеграционных процессов. Для Бориса Ельцина проект союзного государства имел немалое риторическое значение, поскольку многие видели в нем могильщика Советского Союза. Союз с Лукашенко виделся Ельцину безопасным и ни к чему не обязывающим политическим предприятием, способствующим улучшению его имиджа накануне президентских выборов 1996 г. Путин, поскольку над ним не довлел политический багаж Ельцина, показывал, что ему этот проект не особенно интересен. В августе 2002 г. Путин внезапно объявил новую политику в отношении Белоруссии, изменившую природу отношений двух государств. Российский президент шокировал Лукашенко, предложив распустить белорусское государство и включить шесть белорусских областей «в семью субъектов федерации», т.е. РФ, область за областью[72]. По мнению Григория Иоффе, «это был наиболее тревожный звонок для Лукашенко за все время его нахождения на посту президента» [73]. Ситуация резко изменилась. Путин не только украл у Лукашенко его политическую платформу. Он, по всей видимости, превзошел белорусского лидера в его энтузиазме на пути реинтеграции. План Путина должен был ликвидировать политическую повестку Лукашенко и устранить его как политического соперника. План объединения умер и будущее белорусского президента лишилось определенности. Некоторые русские газеты предрекали, что его дни у власти сочтены[74]. Сразу после августа 2002 г. общественная поддержка Лукашенко достигла низшей точки[75]. Кризис 2002 г. стал катализатором новой политической линии Минска и запуска новой политики национального строительства[76]. Весной 2003 г. президент организовал семинар, на котором был объявлен проект по учреждению новой государственной идеологии[77]. Лукашенко объяснил потребность в идеологии следующим образом: «Белорусы жили в составе Советского Союза с хорошо разработанной марксистско-ленинской идеологией. Она, с одной стороны, признавала право наций на самоопределение, а с другой – считала, что это право для белорусов реализовано в виде Белорусской Советской Социалистической Республики (как для русских, украинцев и других народов в форме союзных республик). Мы действительно признаем, что именно с этого момента – с образования в составе СССР Белорусской Советской Социалистической Республики (да мы и учредителями Советского Союза были) начинается наша государственность. Давайте честно скажем, что эти годы, проведенные в составе Союза, нам очень ценны. Они нам дали столько, сколько не мог дать до этого ни один период существования белорусских земель в составе того или иного государства. Но сформировать идеологические основы суверенного независимого государства в этот период мы не смогли. Мы были частью великого, огромного государства, и вся идеология была в рамках того государства. Идеология того государства была нашей белорусской идеологией. Фундамент коммунистической идеологии начал рушиться задолго до зримой дезинтеграции Советского Союза. К 90–м годам государство утеряло нити управления идеологической сферой, средствами массовой информации»[78]. Лукашенко описал Белоруссию и СССР в виде биологического организма. Перестройка была представлена им в качестве инфекции, направленной на убийство великой страны. Проникновение инфекции и последующий физический упадок страны он объяснил отсутствием созидательной идеологической рамки: «Если иммунитет ослабевает, любая, даже самая незначительная, инфекция становится смертельной. Точно так же с государством: когда разрушается идеологическая основа общества, его гибель становится только делом времени, каким бы внешне государство ни казалось сильным и грозным. Это мы уже пережили, прочувствовали, что называется, на собственной шкуре. На закате советской эры инфекции национализма, бездуховности, потребительства разъели идеалы единой великой державы. Иммунная система не сработала. Советского Союза больше нет. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Если мы хотим видеть Беларусь сильной, процветающей державой, то должны прежде всего думать об идеологическом фундаменте белорусского общества»[79]. После запуска в 2003 г. новой «идеологии» политический язык режима изменился. На смену прежним призывам Лукашенко интегрироваться с Россией пришло почитание белорусской государственности и независимости. В 2004 г. во время кампании по выборам в Национальный сход (парламент) был запущен патриотический лозунг «За Беларусь!»[80]. Лукашенко переопределил себя как патриота и стойкого защитника независимости и суверенитета Белоруссии. Переизобретение политической платформы не привело к отказу от советского стиля риторики. Обычные обвинения в нелояльности и предательстве в адрес внутренней оппозиции и Запада были переработаны и переупакованы ради мобилизации противостояния Путину. А. Казакевич считает, что в контексте «белорусской государственной идеологии» культурная идентичность занимает периферийное положение. Она гибко заимствуется у соперничающих политических и исторических традиций[81]. В отличие авторитарных проектов в других бывших советских республиках, провозглашенных Ниязовым, Назарбаевым, Алиевым и Кучмой, Лукашенко еще не опубликовал «канонического» текста государственной «идеологии». Тем не менее, это продукт политической традиции с глубокими корнями. Он является попыткой Лукашенко присвоить наследие и политическую культуру привычного языка, символов и исторических отсылок для консолидации своеобразной формы политического популизма. Казакевич рассматривает идеологию Лукашенко в качестве «проекта идентичности» и как попытку создать новое чувство национального единства, увеличив тем самым поддержку режима и обеспечив его будущее. «Идеология» введена в качестве обязательного предмета университетского образования. В курсе подчеркивается, что «только любовь к Родине может сделать человека воистину счастливым. <…> Также как у человека может быть только одна мать, у него может быть только одна Родина»[82]. Подобно другим национализмам в «белорусской идеологии» Лукашенко эмоции преобладают над интеллектуальной составляющей. Она предназначена для придания легитимности проекту национального строительства[83]. В ходе своей политической карьеры Лукашенко не раз менял собственную позицию. При этом он последовательно использовал советскую риторику, исторические отсылки и символы[84]. Почтительное отношение к Великой Отечественной войне является краеугольным камнем «идеологии» Лукашенко, где эмоции преобладают над интеллектом и форма над содержанием[85]. Историческое воображение в политической риторике Лукашенко после 2002 Режим часто обращается к образу войны. В 2004 г., в речи по поводу 60-й годовщины освобождения Белоруссии Красной Армией Лукашенко назвал представителей оппозиции «идейными потомками фашистских пособников»[86]. 9 мая 2005 г. в ходе празднования Дня Победы в передаче белорусского телевидения говорилось, что ветераны – солдаты и партизаны – Великой Отечественной войны являются «гордостью и совестью нашей нации» и что долг военнослужащих нынешней белорусской армии состоит в том, чтобы «жить духом героев Великой Отечественной войны»[87]. Празднование сопровождалось слухами о грядущей политической реабилитации Сталина. В государственных книжных магазинах появилась 700-страничная книга «Сталину, Европа, поклонись»[88]. 9 декабря 2005 г. на государственном телевидении был показан документальный фильм «Генералиссимус», приуроченный ко дню рождения Сталина, где о нем говорилось преимущественно в положительном ключе, хотя осуждался политический террор против этнических меньшинств, включая евреев[89]. Лукашенко, который любит представляться историком и экономистом[90], не раз выражал беспокойство по поводу искажения образа Сталина: «Перестаньте клеймить руководителей страны тех времен, начиная от руководителя главного нашего Сталина и заканчивая другими! Прекратите это делать! Нас в то время не было, и мы не знаем, как было на самом деле. Я только могу предполагать, занимая примерно аналогичную должность [как Сталин], как это всегда делается»[91]. В июне 2006 г. Лукашенко развил свой тезис о том, что постсоветские описания Сталина основаны на лжи: «Сейчас я читаю мало книг. После того, когда познакомился с тем, как они пишутся, особенно то, что я любил — историческую литературу. Раньше я думал, что там пишут правду, но выяснилось, что, например, о главах государств, исторических личностях сегодня написано 80% вранья. То, что я знаю о советских руководителях, начиная от Владимира Ильича Ленина, Иосифа Сталина, и до нынешних руководителей, сегодня вранье доходит до 100%. Нам навязывают, чтобы мы забыли все великое, то, что сделали эти люди, а ведь это — символы нашего народа. Не следовало бы забывать этих лидеров и делать из них идиотов. <…> А нам сегодня нужна правда, потому что она возвышает наш народ»[92]. В октябре 2006 г. была опубликована история КГБ Беларуси, под названием «Щит и меч Отечества». В ней много рассказывается о героизме сотрудников спецслужб, но практически игнорируется роль НКВД в репрессиях 1930-х[93]. На презентации книги в клубе имени Дзержинского руководители КГБ с восторгом заявляли, что «ее хочется читать и читать»[94]. Тем не менее, Сталин не был реабилитирован и его почитание не стало частью официальной идеологии. Сталин не критикуется открыто, но и не прославляется на официальном уровне. Вместе с тем героические свершения советского режима, особенно победа в Великой Отечественной войне являются главными составляющими ностальгии по советским временам, которая образует сердцевину официальной идеологии. Польская «угроза» Риторика Лукашенко эволюционировала от призывов восстановить Советский Союз к белорусскому патриотизму советского типа с акцентом на культурных ценностях и политических традициях, которые отличают Белоруссию от России. Его белорусский патриотизм является в большей мере гражданским, чем этническим, в нем подчеркивается проживание на общей территории[95]. Тем не менее, такой подход, основанный на советской политической традиции, не чужд этнических компонентов. «Национальный» политический нарратив Лукашенко в большей мере подчеркивает восточнославянское единство, чем белорусскую национальную специфику. В этом контексте польское меньшинство представляется в качестве «другого», как часть чуждой цивилизации и потенциальный враг режима[96]. Представление о польской культуре как «чуждой» обнаруживается еще у русских националистов XIX века. Образ враждебного польского государства, а также поляков, которые культурно и социально чужды восточным славянам, постоянно присутствовал в сталинской пропаганде и отражал хорошо документированную неприязнь Сталина к Польше. Этнические поляки были исключены из нарратива воображаемого сообщества советских людей и в сравнении с представителями большинства советских народов гораздо чаще подверглись политическим репрессиям[97]. Власти жестоко преследуют независимые польские культурные объединения, порой сопровождая гонения риторикой польской угрозы национальному единству и общественному порядку, напоминающей о сталинских временах[98]. В августе 2005 г. министр иностранных дел Белоруссии обвинил польские организации в создании «шпионского центра», якобы осуществляющего «вмешательство во внутренние дела суверенного государства». Лукашенко обвинял Польшу в планах внедрения католицизма и подчинения Белоруссии своему влиянию[99]. В вечерних новостях контролируемого государством телеканала был показан разъяренный пенсионер, который выкрикивал: «Польша – шлюха!». В то же время пролукашенковская газета «Республика» обвинила Польшу в заговоре с целью изменить границу и включить в свой состав территории со значительной долей польского населения[100]. Белорусский президент снова обратился к риторике внешней угрозы: «Мы столкнулись с очень опасной конфронтацией. Разумеется, Запад, американцы стремятся дестабилизировать ситуацию любым доступным способом. Они используют разные тактики и не исключают даже вторжения в нашу страну». Лукашенко также заявил: «Я хочу предупредить, что мы знаем об этом и знаем как противостоять интервенции»[101]. Образ поляка как чужака вышел на поверхность в ходе президентской кампании 2006 г., когда пролукашенковские СМИ изображали оппозиционного кандидата Александра Милинкевича как католика «польского типа», открыто поддерживающего тесные связи с поляками[102]. Третий срок Лукашенко: Энергетика и отношения с Россией Несмотря на устранение политической конкуренции и грубые нарушения прав человека, даже представители оппозиции вынуждены признать, что Лукашенко поддерживает примерно половина населения и что он намного опережает всех потенциальных соперников[103]. Ядро группы его поддержки составляют пенсионеры, тогда как среди молодежи электорат Лукашенко представлен в гораздо меньшей степени. Среди сторонников президента велика доля женщин, людей с невысоким уровнем образования, жителей села и восточных областей Белоруссии[104]. Политическая поддержка со стороны пенсионеров объясняется относительно комфортным уровнем их жизни. В 2007 г. было опубликовано исследование, описывающее Белоруссию как «общество довольных пенсионеров»[105]. Существуют различные оценки экономической эффективности режима Лукашенко. Часть обозревателей подчеркивает, что массовая поддержка основана на экономических успехах «наиболее быстро растущей экономики Европы»[106] и на том, что Лукашенко, начиная с 2001 г., «сумел обеспечить 8-11 процентный годовой рост экономики и значительный рост доходов»[107]. Действительно, в нулевые годы экономика Белоруссии развивалась быстрее российской и занимала по этому показателю третье место среди стран СНГ. Так, в 2009 г. рост составил 9,9%[108]. Другие обозреватели связывают нарастание авторитарных тенденций с неспособностью режима обеспечить устойчивое развитие в нынешних политических рамках[109]. Критики подчеркивают, что официальная экономическая статистика не соответствует действительности, и указывают, что в 2002 г., когда Путин резко изменил политику в отношении Белоруссии, ее экономика составляла 3% от российской, тогда как население Республики Беларусь насчитывало примерно 7% от числа жителей Российской Федерации[110]. Также соотношение ВВП на душу по покупательной способности Белоруссии и России в 2006 г. было USD $ 8,100 против 12,200[111]. Одним из важных факторов поддержки Лукашенко являлось то обстоятельство, что Белоруссии удавалось долгое время занимать первое место среди стран СНГ в Индексе человеческого развития. Так, в 2007/2008 г. Белоруссия была на 64-м месте, поднявшись вверх на две ступеньки, а Россия на 67-м, опустившись на два места[112]. Последние годы Россия и Белоруссия движутся в сторону авторитарного правления[113]. Как заметила Н. Лещенко, белорусское телевидение во все возрастающей мере становится «национальным», в его передачах постоянно проводится мысль, что белорусско-российская граница является границей между двумя независимыми государствами – это серьезное изменение в сравнении с советскими временами. Суверенитет является «защитной оболочкой» Белоруссии. Начиная с 2002 г., передачи российского телевидения подвергаются цензуре под предлогом «очернения белорусского правительства»[114]. Сфальсифицированные президентские выборы в марте 2006 г., когда Лукашенко по официальным данным получил 82,6% голосов, сопровождались жестким подавлением протестов, в ходе которого сотни оппозиционеров были арестованы и десятки неправительственных организаций закрыты[115]. Несмотря на изменения политики в отношениях с Белоруссией путинский режим был единственным европейским правительством, признавшим законность выборов. В тоже время Лукашенко сохранил поддержку российских «национал-патриотов». После третьей «элегантной» победы Лукашенко на выборах «красно-коричневые» писатели во главе с Юрием Бондаревым в числе первых поздравили белорусского лидера[116]. 2006 год, который был первым годом третьего президентского срока Лукашенко, стал для него годом многочисленных политических вызовов. Одним из последствий ухудшения отношений с Россией стала напряженная дискуссия по поводу поставки энергоносителей. Поскольку Белоруссия почти полностью зависит от внешних поставок, газовый кризис зимы 2006-2007 гг. поставил страну на грань экономического коллапса. Давлению России Лукашенко вновь противопоставил риторику Великой Отечественной войны: «Но знаете, какую нам предложили цену на газ? Больше, чем Германии», – воскликнул белорусский лидер на конференции для российских журналистов 29 сентября 2006 г. «Пятьдесят лет назад это было немыслимо. Но поколение, которое сражалось в тех же окопах [вместе с русскими], еще не полностью ушло»[117]. В ходе нарастания кризиса Лукашенко вновь прибег к риторике партизанского сопротивления: «Я сегодня поручил премьеру связаться с правительством России и сказать: в землянки пойдем, но на шантаж мы не поддадимся»[118]. Лишь в последний момент удалось избежать остановки подачи российского газа, но компромисс был достигнут ценой двойного увеличения цен на газ для Белоруссии с USD $45 до 100 за тысячу кубометров и с уведомлением, что в течение пяти лет цены будут подняты до международного уровня[119]. Путин проводит подобную политику давления на ряд государств СНГ, используя их зависимость от поставки энергоносителей из России[120]. Во время российско-белорусского энергетического кризиса ряд давних сторонников Лукашенко, среди них Сергей Бабурин, который в то время занимал пост заместителя председателя Государственной думы и заместителя председателя Парламентской ассамблеи России и Белоруссии, прибегли в своих рассуждениях в отношении будущего Союза России и Белоруссии к риторике, используемой Путиным. 13 декабря 2006 г. Бабурин признал, что «процесс образования Союзного государства находится в жесточайшем кризисе». Для придания нового импульса процессу интеграции Бабурин предложил новую концепцию и новое название для союзного государства: «Союзное государство России и Беларуси необходимо назвать “российским союзом”»[121]. Использование этой риторики давним сторонником Лукашенко демонстрирует, что белорусский лидер утратил инициативу в рамках союзного государства. Вместе с тем после того как Путин предложил проект включения Белоруссии в состав России, его популярность среди белорусских граждан резко снизилась[122]. Заключение Крах советской системы привел в замешательство. Белоруссия оказалась не готова к независимости, частью из-за слабого национального сознания, в котором преобладала советская идентичность. Лукашенко пришел к власти в 1994 г. на волне борьбы с коррупцией, опираясь на советскую ностальгию, поскольку потворствовал настроениям тех слоев белорусского общества, которые проиграли в ходе болезненного перехода к рыночной экономике. Первые восемь лет его правления эта ностальгия подпитывалась надеждой на восстановление союза с Россией. При Путине это направление политики перестало работать. Несмотря на изменение политической ситуации после отставки Ельцина, Лукашенко сохранил ряд прежних тем и понятий. В центре своего политического дискурса он поставил ряд белорусских советских традиций, символов и ценностей. Коллективизм, патриотизм, героизм и самопожертвование являются ключевыми добродетелями риторики Лукашенко. Президент заявляет о готовности восстановить советское прошлое и признает русский язык частью советской и постсоветской идентичности белорусов. Лукашенко предпочитает язык масс языку интеллигенции, риторика и форма его режима носит скорее советский, чем национальный характер, несмотря на то, что в своей политике он во все большей мере использует понятия «нация» и «национальные интересы». Благодаря контролю над СМИ, Лукашенко сумел создать политическую нишу, притягивающую значительную часть белорусского общества, особенно женщин, сельское население и старшее поколение, воспитанное в советских условиях. Использование знакомого языка и отсылки к советскому времени порождают чувство преемственности и образуют основу политической мобилизации. «Идеология» Лукашенко направлена на удержание власти и консолидацию государственной машины. С 2002 г. акцент сместился с восстановления Советского Союза на национальную консолидацию. Белоруссия во все большей мере изображается государством белорусов, т.е. этничность становится ядром общественного устройства. Это помогает размежевать белорусов и их соседей, укрепить политические и этнические границы в тех сферах, где они раньше были слабы. Несмотря на включение разных этносов в состав белорусской нации, в структуре формируемого Лукашенко национализма присутствует образ враждебного «другого»: Польша, Запад и во все возрастающей мере – Россия, причем для этого используется риторика, напоминающая сталинские времена. Все большее значение приобретает понятие независимости белорусского государства. Опросы общественного мнения показывают, что белорусы гордятся своим гражданством больше, чем представители соседних стран СНГ[123]. Лукашенко посылает сигналы, что он все более открыт традициям националистической оппозиции, белорусский лидер намеренно описывает национальное строительство как процесс наследования БССР. Его советская и даже «национал-большевистская» риторика позволяет успешно осуществлять мобилизацию большинства представителей просоветских общественных слоев не только в Белоруссии, но и в России и в других государствах СНГ.[124]. Его проект национального строительства содержит многие ингредиенты классического национализма: национальную мобилизацию, национальные памятные даты, ритуализацию прошлого. Отсылки к советскому прошлому, которые были частью повестки Лукашенко по восстановлению союза с Россией, сохранились даже после того как этот проект застопорился. После 2002 г. ссылки на советский опыт используются с противоположной целью – отмежеваться от России, но на основе знакомых исторических примеров и понятного языка. Постепенно в общественном сознании формируется отчетливая граница между Белоруссией и Россией. Большую часть XX века модернизация и социальная мобилизация осуществлялись на основе российских или советских установок. Только сейчас, благодаря улучшению материальных условий жизни и знакомому символизму государственной власти, мобилизация в рамках белорусской нации начинает получать растущее общественное признание. Непохоже, что возможное отлучение Лукашенко от власти способно развернуть процесс национальной консолидации и мобилизации, даже если при этом будут оспорены учрежденные им национальные символы[125]. При этом, несмотря на растущую идентификацию с белорусским государством, советская и постсоветская идентичности сохраняют свое влияние. Вместо попыток преодолеть семьдесят лет советского наследия Лукашенко использует его в своих политических целях. Вместо отказа от русского языка режим присваивает его в качестве собственной традиции и символа, как это было принято в БССР. Военный героизм, образ «Родина в опасности» и советская ностальгия образуют риторическую рамку, внутри которой формулируется «национальная идеология» этого все более анахроничного правления. Советская ностальгия существует во всех бывших советских республиках, но Лукашенко использует ее намного эффективнее других постсоветских лидеров. Несмотря на беспрецедентные нарушения персональной, интеллектуальной и политической свободы, Лукашенко по всей видимости движется к консолидации белорусской коллективной идентичности на основе национального государства. Белорусское национальное строительство представляет собой еще незавершенный процесс. Ирония судьбы, но Лукашенко, избранный с целью реинтеграции Белоруссии с Россией, скорее всего, будет вспоминаться своим нациестроительством, чем застопорившимся проектом союзного государства. Пост-скриптум, март 2011 С тех пор, как этот текст был написан в мае 2010 г., Лукашенко получил свой четвертый мандат в результате выборов, которые, по данным западных наблюдателей, не соответствовали минимальным демократическим стандартам ОБСЕ и ЕС. Репрессии властей в отношении протестующих превзошли жестокостью прежние стандарты Лукашенко. Последовало несколько волн арестов, включая главных оппозиционных кандидатов. По свидетельствам демократических активистов, арестованные подвергались пыткам и содержались в нечеловеческих условиях. Все надежды на либерализацию при Лукашенко закончились, также резко уменьшились шансы на мирную передачу власти. Изменения в конституцию, внесенные в 2006 г., позволяют Лукашенко находиться у власти бесконечно. Белорусский лидер неоднократно намекал, что собирается передать власть младшему сыну. С уменьшением числа друзей и ухудшением отношений с ЕС возросла зависимость Лукашенко от России. Взаимодействие с Москвой не всегда идет гладко и популярность Лукашенко во многом основана на экономической стабильности, которая в значительной мере зависит от поставок российских нефти и газа по льготным ценам. Во время своей четвертой инаугурации, которую бойкотировали ЕС и США, Лукашенко заявил: «Мы одержали убедительную победу. На этих выборах решалось не только, кто будет президентом. Страна в принципе выбирала свою судьбу: будем ли мы сильными и независимыми или нас будут держать в оковах»[126]. Он также обвинил Польшу и Германию в попытках разжечь беспорядки[127]. Можно предположить, что режим столкнется с новыми вызовами, что возрастет роль пропаганды и идеологии. Если прошлое дает нам какое-либо руководство к будущему, можно ожидать, что роль государственной идеологии как инструмента легитимизации скорее всего возрастет. Постскриптум, май 2021 Протесты, последовавшие после президентских выборов в Белоруссии в августе 2020 г., были одной из причин, по которым Сергей Эрлих обратился ко мне с предложением перевести мою статью об исторической политике Лукашенко. С тех пор, как был написан предыдущий постскриптум к моей статье, Лукашенко позволил себе занимать президентский пост в пятый и теперь в шестой раз. За истекшее десятилетие основы режимы не изменились. Но после российского вторжения на Украину и аннексии Крыма изменилась геополитическая ситуация. В этих условиях Лукашенко стремится балансировать между нарастающим напором со стороны России и давлением Евросоюза, который не признает законность нынешнего белорусского режима[128]. Режим продолжает использовать в качестве «щита» неосоветский патриотический нарратив. Миф «Великой Отечественной войны» остается в центре официальной памяти. Советская эпоха изображается преимущественно в положительном свете как время стабильности, прогресса и роста благосостояния. За исключением, возможно, непризнанного Приднестровья Белоруссия пошла дальше всех постсоветских республик в возрождении советских традиций и советской идентичности. В то же время «славное прошлое», на котором режим основывает свой нарратив, все больше и больше отдаляется от наших современников. К семидесяти шестому году победы в живых остается лишь незначительное число ветеранов. Эпоха Машерова закончилась более сорока лет назад, да и с момента развала Советского Союза уже прошло почти тридцать лет. С учетом того, что средний возраст белорусов сегодня 40,9 лет, люди с советским опытом составляют на сегодня меньшинство. Для постсоветского поколения, которое в большинстве своем не помнит иного лидера, чем Лукашенко, отсылки к советскому прошлому, которые белорусский президент успешно использовал в начале своего правления, теряют свое значение. С 2007 г. власти частично реабилитируют Белорусскую народную республику, которую прежде именовали «фашистской». День ее провозглашения – 25 марта 1918 г. становится темой семинаров, а также статей в ведущем пропагандистском издании режима «Советская Белоруссия – Беларусь сегодня»[129]. С тех пор интерес власти к этой части истории возрос. Кульминацией стали столетие БНР в марте 2018 г. и выставка «1918 – Идея. Земля. Государство. Шаги к независимости», открытая в Белорусском национальном музее в Минске. Экспозиция была организована вокруг государственных символов БНР: флага, паспортов, форменной одежды, почтовых марок, печатей, медалей и правительственных документов[130]. Выставка не стала прямым признанием наследия БНР, но это эфемерное государство характеризовалось как «шаг к независимости», что сделало возможным включение этой части истории в белорусский мастер-нарратив, в котором Советская Белоруссия в ее различных воплощениях между 1918-1991 гг. остается лейтмотивом. Таким образом, происходит присвоение двух традиций – советской и националистической антисоветской, включающее их в одну «всеобъемлющую» (all-inclusive) национальную мифологию[131]. В то же время в историографии, в публичной сфере и в гражданском обществе растет интерес к изучению БНР, советской национальной политики и инструментального подхода к прошлому. В этом процессе альтернативные нарративы оппозиции сосуществуют с официальными версиями белорусской истории[132]. При этом белорусский «неосоветский» нарратив все больше расходится с официальным нарративом Российской Федерации. В обоих государствах обновленные версии брежневского культа Великой Отечественной войны играют роль raison d’être (смысла существования) режимов[133]. При этом в Белоруссии создаются собственные символы. Если в России Победу символизирует георгиевская ленточка, то белорусские власти настоятельно советуют использовать взамен собственную символику – цветок яблони на красно-зеленой ленте, «данный природой нации-победительнице как символ возрождения и общенационального торжества»[134]. Знакомые советские политические мотивы помещаются в данном случае в национальный контекст. Основанная на советском опыте государственная мобилизация в ходе празднования Дня Победы носит в целом пассивный характер, гражданам просто предписывается участвовать в коммеморации, которая «является связующей функцией общественной жизни»[135]. Намеки на электоральные махинации и экономические трудности уже приводили к массовым протестам летом 2011 г. Протесты, которые прошли вслед за выборами 2020 г., были наиболее масштабными за всю историю страны. В какой-то момент казалось, что режим вот-вот рухнет. В августе 2020 Лукашенко, пытавшийся перехватить инициативу, был освистан при попытке выступить с импровизированной речью на Минском тракторном заводе. В ходе жесткого подавления протестов бело-красно-белый флаг вновь выступал символом оппозиции. В связи с этим министр обороны Белоруссии Виктор Хренин 23 августа 2020 г. прибег к старому риторическому приему связывания этого флага с фашизмом: ««Мы не можем спокойно смотреть, как под [бело-красно-белыми] флагами, под которыми фашисты организовывали массовые убийства белорусов, русских, евреев, представителей других национальностей, сегодня организуются акции в этих священных местах [мемориалах Великой Отечественной войны]. Мы этого допустить не можем! Поэтому с сегодняшнего дня мы берем их под нашу охрану и защиту. Категорически предупреждаем: в случае нарушения порядка и спокойствия в этих местах – вы будете иметь дело уже не с милицией, а с армией»[136]. 6 декабря 2020 г. «Советская Белоруссия – Беларусь сегодня» организовала круглые столы, в ходе которых лояльные режиму историки пришли к выводу, что бело-красно-белый флаг должен рассматриваться как «экстремистский» символ, требующий немедленной реакции властей. Через четыре дня государственный прокурор заявил, что флаг оппозиции «должен быть приравнен к свастике и другим нацистским символам». На этом основании минская милиция объявила, что выставление этого флага в окнах будет караться арестом на срок пятнадцать суток[137]. Столкнувшись с серьезным вызовом, «всеобъемлющая» (all-inclusive) модель памяти была отброшена и заменена советской по своей сути памятью родины, сражающейся в окопах против фашистской угрозы. Жестокие репрессии осуществляются под красно-зелеными государственными символами, которые в глазах многих молодых протестующих ассоциируются не с неведомым им советским прошлым, а с выборными махинациями, беззаконием и злоупотреблением властью. В момент написания этих строк правительство Лукашенко по всей видимости восстановило контроль над ситуацией, по меньшей мере на ближайшее время. Тем не менее, доверие к режиму значительно снизилось, возможно, навсегда. Нынешние государственные символы в момент их учреждения в 1995 г. ассоциировались со знакомой, стабильной и комфортной советской жизнью. Сейчас они во все большей степени воспринимаются как символы подавления, в то время как демократические массовые протесты 2020 г. привели к возрастанию популярности бело-красно-белого флага. Поэтому будущее государственных символов образца 1995 г. представляется неясным. [1] См. например: Natalia Leshchenko, “The National Ideology and the Basis of the Lukashenka Regime in Belarus,” in: Europe-Asia Studies, vol. 60, no. 8 (October, 2008): 1419-1433; Ioffe – Marples exchange in Eurasian Geography and Economics: Grigory Ioffe, “Unfinished Nation-Building in Belarus and the 2006 Presidential Election,” in: Eurasian Geography and Economics, No. 48, No. 1: 37-58; David R. Marples, “Elections and Nation-Building in Belarus: A Comment on Ioffe,” in: Eurasian Geography and Economics, Vol. 48, No.1: 59-67; Grigory Ioffe, “Nation-Building in Belarus: A Rebuttal,” Eurasian Geography and Economics, Vol. 48, No.1: 68-72. [2] Среди них: «султанизм», «диктатура», «демократический централизм» и «лукашизм». См.: David Marples, “Color Revolutions: The Belarus Case,” Communist and Post-Communist Studies, vol. 39, (2006): 351-364, 355; Steven M. Eke and Taras Kuzio, “Sultanism in Eastern Europe: The Socio-Political Roots of Authoritarian Populism in Belarus,” in: Europe-Asia Studies, Vol. 52, No. 3 (May, 2000): 523-547; Grigory Ioffe, “Understanding Belarus: Belarusian identity,” Europe-Asia Studies Vol. 55, No. 8, (December, 2003): 1009-1047 and Natalia Leshchenko, “A Fine Instrument: Two Nation-Building Strategies in Post-Soviet Belarus,” in: Nations and Nationalism Vol. 10, No. 3, (2004): 333-351, and Rainer Lindner, “The Lukashenka Phenomenon,” in: Margarita M. Balmaceda, James I. Clem and Lisbeth L. Tarlow (eds.), Independent Belarus: Domestic Determinants, Regional Dynamics, and Implications for the West, Cambridge 2002: 99. [3] Eke and Kuzio, “Sultanism”: 531. [4] Marples, “Elections and Nation-Building in Belarus”: 66. [5] Ibid: 65. [6] Grigory Ioffe, “Unfinished Nation-Building”: 54, 55. [7] Leshchenko, “A Fine Instrument”: 337, 339, 340. [8] Kathleen Mikhailisko, “Belarus: Retreat to Authoritarianism,” in: Karen Dawisha and Bruce Parrott (eds.), Democratic Change and Authoritarian Reaction in Russia, Ukraine, Belarus, Cambridge1997: 259. [9] Marples, “Color Revolutions: The Belarus Case”: 356. [10] Marples, “Color Revolutions: The Belarus Case,” pp. 356-357; Per A. Rudling, “The Great Patriotic War and National Identity in Belarus,” in: Tomasz Kamusella and Krzysztof Jaskułowski (eds.), Nationalisms Today, Vol. 1 of Nationalisms Across the Globe, Bern 2009: 199-226. [11] Недасек Н. Большевизм на путях к установлению контроля над Белоруссией. Очерки истории большевизма в Белоруссии. Исследования и Материалы. Серия 1-я, вып. 18. Munich : Institute for the Study of the History and Culture of the USSR, 1954. С. 64. [12] Timothy Snyder, Sketches From a Secret War: a Polish Artist’s Mission to Liberate Soviet Ukraine, New Haven and London 2005: 75. [13] По оценкам Кристиана Герлаха, во время войны на территории БССР было убито от 2,3 до 2,4 миллионов человек. Christian Gerlach, Kalkulierte Morde:Die deutsche Wirtschafts- und Vernichtungspolitik in Weißrußland 1941 bis 1944, Hamburg, 1999: 1158-1159. [14] Касцюк М. Бальшавіцкая сістэма ўлады на Беларусі. Минск, 2000. С. 176. Цит по: Дзярновіч, А (рэд.) Рэабілітацыя: Зборнік дакументаў і нарматыўных актаў па рэабілітацыі ахвяраў палітычных рэпрэсіяў 1920–1980-х гадоў у Беларусі. Mн. : Athenæum, Калекцыя «Архіў Найноўшае Гісторыі», 2001. С. 17. [15] Платонаў, Р.П., Koршук, У.K. (рэд.) Беларусізацыя ў 1920-я гады: Дакументы і матэрыялы. Mн. : Беларускі Дзяржаўны Універсітэт, 2001. С. 24. [16] Gerlach, Kalkulierte Morde: 1159. [17] Grigory Ioffe, “Culture Wars, Soul-Searching, and Belarusian Identity,” in: East European Politics and Societies, Vol. 21, No. 2 (2007): 366-367. [18] Gennadii Kostyrchenko, Out of the Red Shadows: Anti-Semitism in Soviet Russia, Amherst, NY, 1995: 13-29 and Amir Weiner, Making Sense of War: The Second World War and the Fate of the Bolshevik Revolution, Princeton 2001: 191-235, 350. [19] Интерпретация Великой Отечественной войны как борьбы добра со злом также является частью дискурса в России и на Украине (Natalia Kostenko, Tatyana Androshenko, and Ludmila Males, “In Search of Holidays: The Case of Ukraine,” in: Linda K. Fuller (ed.), National Days/National Ways: Historical, Political, and Religious Celebrations around the World, Westport, CT and London 2004: 291). [20] В 1920-е не только белорусские националисты, но и советские организаторы переписи населения были поражены отсутствием «национального сознания» у белорусских крестьян, которые давали «неверные» ответы на вопрос о своей национальной принадлежности. Они не делали различия между белорусами, русскими и украинцами и либо относили всех восточных славян к «русским», либо использовали региональные идентичности. Многие из них различали католичество и православие как «польскую» и «русскую» религии. Белорусские крестьяне часто были противниками «коренизации», отрицая белорусский язык как искусственный, намеренно суженный национальной интеллигенцией, неприемлемый за пределами сельской местности и именовали его «хлопский язык» и «сабачая мова». В 1929 многие белорусские крестьяне на белорусском языке объясняли советским представителям, что они говорят исключительно на русском (Per A. Rudling, “The Battle Over Belarus: The Rise and Fall of the Belarusian National Movement, 1906-1931,” Ph.D. Dissertation, University of Alberta (Edmonton 2009): 40, 162, 228; Francine Hirsch, Empire of Nations: Ethnographic Knowledge and the Making of the Soviet Union, Ithaca, NY 2005:11). [21] Grigory Ioffe, “Understanding Belarus: Economy and Political Landscape,” in: Europe-Asia Studies, Vol. 56, no. 1 (January 2004): 85-118, see also David R. Marples, “Europe’s Last Dictatorship: The Roots and Perspectives of Authoritarianism in ‘White Russia’,” in: Europe-Asia Studies, Vol. 57, No. 6, (September 2005): 895-908. [22] Мацузата К. Рэжым Лукашэнкі як выспа папулізму ў акіяне кланавай палітыкі // ARCHE. 2005. № 4. http://arche.bymedia.net/2005-4/matzuzato405.htm (Accessed July 14, 2011). [23] Frank Umbach, Back to the Future? Belarus and its security Policy in the Shadow of Russia,” Berichte des Bundesinstituts für ostwissenschftliche und internationale Studien no. 10, (1993): 6. [24] Федута А. Лукашенко: политическая биография. M.: «Референдум», 2005. С. 107; Зенькович Н. Тайны ушедшего века: Границы, споры, обиды. Досье. M.: Олма-Пресс, 2005. С. 17-18, 134. [25] Там же. С. 23. [26] Eke and Kuzio, “Sultanism”:, 537; Ioffe, “Understanding Belarus: Belarusian identity”. [27] Per A. Rudling, “Belarus in the Lukashenka Era: National Identity and Relations with Russia” in: Oliver Schmidtke and Serhy Yekelchyk (eds.), Europe’s Last Frontier?: Belarus, Moldova, and Ukraine between Russia and the European Union, Houndmills, Basingstoke 2008: 61. [28] Grigory Ioffe, Understanding Belarus and How Western Foreign Policy Misses the Mark, Lanham, M 2008: xiv. [29] Ковкель И.И., Ярмусик Е.С. История Беларуси: С древнейших времен до нашего времени. Мн.: Аверсев, 2000. С. 576; Eke and Kuzio, “Sultanism”: 527. [30] Фурман Д.E. Белоруссия и Россия – странные союзники // Фурман, Д.E. (ред.) Беларуссия и Россия: общества и государства. 2-е издание. M.: Издательство «Права человека», 1998. С. 4. [31] Булгаков В. История белорусского национализма. Вильнюс, 2006. С. 323. [32] Зенькович Н. Тайны ушедшего века. С. 134, 251. [33] «Красно-коричневые» ни в коей мере не является аналитическим термином. Это идеологическое клише, «слово-ярлык» (см.: Дуличенко А.Д. Русский язык конца XX столетия. München: Otto Sagner, 1994. С. 185 и далее), внедренное в политический дискурс пропагандистской машиной режима Ельцина в 1992 и направленное на дискредитацию его политических оппонентов. Я употребляю его в закавыченном виде, как исторически сложившееся обозначение оппонентов «демократических реформ». [34] Magnus Ljunggren, ”Rysslands rödbruna författare,” in: Internationella Studier vol. 2, (1992): 15-23, 18. [35] Ljunggren, ”Rysslands rödbruna författare”: 20-21. [36] Göran Dahl, Radikalare än Hitler? De esoteriska och gröna nazisterna. Inspirationskällorna. Pionjärer. Förvaltare. Ättlingar, Stockholm 2006: 217. [37] Dahl, Radikalare än Hitler?: 212. [38] Ljunggren, ”Rysslands rödbruna författare”:16. Несмотря на то, что война между нацистской Германией и СССР, завершившаяся победой над национал-социализмом в 1945, породила общепринятое представление, что гитлеровский и сталинский режимы являлись антиподами, во многих случаях эти политические крайности «сходились» между собой. [39] Ластоўскі А. Русацэнтрызм як ідэалагічны праект беларускай ідэнтычнасці // Палітычная сфера. 2010. № 14. С. 58-79. [40] Ластоўскі А. Русацэнтрызм. [41] По поводу дискуссии об идеологии «красно-коричневых» российских писателей и публицистов см.: Ljunggren, ”Rysslands rödbruna författare”: 15-23, and Walter Laqueur, Black Hundred: The Rise of the Extreme Right in Russia, New York 1993. [42] Шушкевич С. Неокоммунизм в Беларуси: идеология, практика, перспективы. Смоленск : Скиф, 2002. С. 56. [43] В марте 1988 Нина Андреева опубликовала статью в защиту Сталина и с осуждением перестройки. См.: Андреева Н. Не могу поступиться принципами. Советская Россия. 13 марта. 1988. [44] Федута А. Лукашенко. С. 174. [45] Федута А. Лукашенко. С. 87-88. [46] Цит по: Степаненко, О. Выбор народа // Советская Россия. 1994. № 67 (11056). 12 июля. [47] Александр Невзоров - популярный журналист и политик «национал-патриотического» направления из Петербурга. Заявив о себе во время перестройки как критик советского истеблишмента, Невзоров в то время эволюционировал от антикоммунистического монархизма к «национал-большевизму». Walter Laqueur, Black Hundred: 269. [48] Федута А. Лукашенко. С. 148. [49] Федута А. Лукашенко. С. 102-108. [50] Екадумаў, А. Палітычная сістэма Беларусі з 1990 па 1996 год // Беларуская палітычная сістэма і прэзідэнцкія выбары 2001. Зборнік аналітычных артыкулаў. Менск–Варшава, 2001. http://kamunikat.org/download.php?item=1815.html&pubref=1811 (Accessed May 17, 2010); Президентские выборы в Белоруссии и на Украине: Александр Лукашенко // Советская Россия. № 67 (11056). 1994. 12 июля. [51] Невзоров А. Славяне подтверждают волю к единству: президент Беларуси –. Александр Лукашенко // Завтра: газета духовной оппозиции. 1994. No. 27 (32), июль. [52] Киев и Минск отвергают предателей. Черед за Москвой // Завтра: Газета духовной оппозиции. 1994. Июль. № 27 (32). [53] Эдуард Володин. Победа // Аль-Кодс, святой город: Русско-палестинский голос. 1994, Июль. № 22 (43). Володин - известный правый журналист, один из ведущих оппонентов перестройки. Laqueur, Black Hundred: 248. [54] Цит. по: Народая газета. 1995. 12 апреля. [55] Eke and Kuzio “Sultanism”; Natalia Leshchenko, “A Fine Instrument”. [56] Цит по: Степаненко О. Выбор народа // Советская Россия. 1994. № 67 (11056). 12 июля. [57] Klas-Göran Karlsson, Historia som vapen: Historiebruk och Sovjetunionens upplösning 1985-1995, Stockholm 1999: 37. [58] Федута А. Лукашенко. С. 75. [59] В мае 1995 г. 83,1% голосовавших поддержали предложение Лукашенко о придании русскому языку статуса второго официального языка. (Центральная комиссия Республики Беларусь по выборам и проведению республиканских референдумов. Протокол Центральной комиссии Республики Беларусь по выборам и проведению республиканских референдумов. http://www.rec.gov.by/refer/ref1995respr.html. Accessed May 19, 2010). [60] Kjell-Albin Abrahamson, Vitryssland – 89 millimeter från Europa, Stockholm 1999:85. [61] Andrej Kotljarchuk, “The Tradition of Belarusian Statehood: Conflicts about the Past of Belarus,” in: Egle Rindzeviciute (ed.), Contemporary Change in Belarus, Baltic and East European Studies 2 (Huddinge: Baltic & East European Graduate School, Södertörns Högskola, 2004): 41-72, 61. [62] Eke and Kuzio, “Sultanism”: 527. В то время как Узбекистан и Таджикистан также вернули советские гербы, Белоруссия была единственной из бывших советских республик, не считая непризнанной Приднестровской Молдавской республики, где был возвращен и герб, и флаг советского периода. [63] Eke and Kuzio, “Sultanism”: 536. [64] Sheila Fitzpatrick, Everyday Stalinism: Ordinary Life in Extraordinary Times: Soviet Russia in the 1930s, Oxford 1999: 15. [65] Leshchenko, “A Fine Instrument”: 338, 342. [66] Kotljarchuk, “The Tradition of Belarusian Statehood ,“ p. 69, Republic of BelarusViolations of Academic Freedom, Human Rights Watch Report Vol. 11, No. 7, July 1999 (Washington, DC, Human Rights Watch, 1999): 12, 16. [67] Коктыш К. Белоруссия в европейском контексте // А. Мошес, К. Коктыш. Между востоком и западом: Украина и Белоруссия на европейском пространстве. М.: Гендальф, Московский центр Карнеги, 2003. С. 39. [68] Leshchenko, “The National Ideology”. [69] Это свойственно не только Белоруссии. Владимир Путин также использует подобную риторику. Выступая на праздновании 62-й годовщины победы над нацистской Германией, он высказался по поводу США: «Эти новые угрозы подобны исходившим от Третьего рейха, им свойственно то же самое презрение к человеческой жизни и те же претензии на исключительность и диктат остальному миру» (“Verbatim,” Time, Canadian Edition, Vol. 169, No. 22, May 28, 2007: 10). [70] David R. Marples, Belarus: From Soviet Rule to Nuclear Catastrophe, Edmonton 1996: 120-121. [71] Marples, “Belarus: The Last European Dictatorship?”: 43 and Heinz Timmermann, “The Union of Belarus and Russia in the European Context,” in: Ann Lewis (ed.) The EU & Belarus: Between Moscow & Brussels, London 2002, 277-302, 283-286. [72] Шевцов Ю. Объединенная нация: Феномен Беларуси. M.: Издательство «Европа», 2005. С. 66. [73] Ioffe, “Culture Wars”: 353. [74] Michael Winiarski, “Putins utspel svårt bakslag för Lukasjenko”, Dagens Nyheter, August 18, 2002. [75] В 2002 г. его поддержка составляла 27%, в сентябре 2005 г. она возросла до 47,3%. (Быковский П. Рейтинг Лукашенко и его конкурентов. 2006. http://ru.belaruselections.onfo/current/2006/sociology/0022756. Цит. по: Ioffe, "Unfinished Nation-Building in Belarus and the 2006 Presidential Election": 40). [76] Ioffe, “Culture Wars,” 353. [77] Лукашенко А. Доклад на семинаре руководящих работников по идеологической работе. 27.03.2003 (Accessed May 19, 2010). [78] Там же. [79] Там же. [80] Казакевіч А. Культурны фон беларускай палітыкі // Найноўшая гісторыя беларускага парламентарызму. Менск: Аналітычныя грудок, 2005. http://www. kamunikat. org/download.php?item=3398.html&pubref=3390 (Accessed May 13, 2010). [81] Там же. [82] Князев, С.Н., Решетников, С.В. (ред.) Основы идеологии белорусского государства. Учебное пособие для вузов. Минск: Академия управления при президенте Республики Беларусь, 2004. С. 80. [83] Риторика сталинского времени, особенно в годы войны, имела много неявных отсылок к «национальной идеологии». В середине 1930-х «Правда» описывала советский патриотизм следующим образом: «Советский патриотизм—это пламенное чувство безграничной любви, безоговорочной преданности своей родине, глубокой ответственности за ее судьбу и защиту – рождается из недр нашего народа» (David Brandenberger, National Bolshevism: Stalinist Mass Culture and the Formation of Moderna Russian National Identity, 1931-1956, Cambridge, MA, London 2002: 28). [84] David R. Marples and Per A. Rudling, “War and memory in Belarus: The Annexation of the western borderlands and the myth of the Brest Fortress, 1939-1941”, in: Białoruskie Zeszyty Historyczne, Vol. 32: 225-244. [85] Marples, “Color Revolutions”: 362. [86] Выступление Президента Республики Беларусь А.Г.Лукашенко на торжественном собрании, посвященном 60–й годовщине освобождения Республики Беларусь от немецко–фашистских захватчиков и Дню Независимости Республики Беларусь (Дню Республики). https://president.gov.by/ru/events/vystuplenie-prezidenta-respubliki-belarus-aglukashenko-na-torzhestvennom-sobranii-posvjaschennom-60-j-5835 https://president.gov.by/ru/events/vystuplenie-prezidenta-respubliki-belarus-aglukashenko-na-torzhestvennom-sobranii-posvjaschennom-60-j-5835 (Accessed April 17, 2007). Благодарю Наталью Лещенко за эту ссылку. [87] “Торжественный праздник советского народа,” 2005. 9 мая. http://www. vunet.org/videos/video_belarus_military-185.html (Accessed September 20, 2006). [88] Міхась Скобла. «Алекс Дзярновiч: Рыхтуецца грамадская реабiлытацыя Сталiна». Радыё Свабода. 2005. 28 марта. http://www.svaboda.org/articlesprograms /openstudio/ 2005/3/8159f6ac-16bd-40b5-be9c-79a9ef79fe1f.html (Accessed October 14, 2006) Jan Maksymiuk, “Analysis: Stuck in a Rut,” RFE/RL Reports, February 18, 2005, Volume 7, No. 7. http://www.rferl.org/reports/pbureport/2005/02/7-180205.asp (Accessed October 14, 2006). На задней стороне обложки содержится следующая аннотация: «О формировании характера будущего неуемного революционера Иосифа Джугашвили, который еще романтически настроенным юношей принял имя Кобы, былинного защитника обездоленных, а впоследствии могущественного лидера мирового коммунистического движения Сталина; о его безоглядной борьбе за практическое осуществление идей справедливого социального устройства общества; титанических усилиях для освобождения своего народа и всей Европы от коричневой чумы фашизма; вожде, литераторе, дипломате, христианине, отце, товарище; последних днях жизни и погребении великого государственного и политического деятеля СССР рассказывается в этой книге. Адресуется руководителям, политикам, историкам, широкому кругу читателей» (Гуменюк, Ю.Н. (ред.). Сталину, Европа, поклонись: Сборник статей, материалов, документов о руководителе СССР в 1924-1953 годы Иосифе Виссарионовиче Сталине. Mинск, ФУАинформ, 2004). [89] “Stalin’s Return. BT Shows Film “Generalissimo” citing Belarusian historian Ihor Kuznyatsou. Khartyia ‘97/Charter 97 News, Dec. 21, 2005. http://www.charter97.org/eng/news/2005/12/21/stalin (Accessed October 14, 2006). [90] 89 http://www.president.gov.by/en/press10003.html (Accessed Jan. 11, 2008). [91] Лукашенко в разрезе: по частям тела // Московский Комсомолец. 2005. 30 апреля. [92] “Belarus president says history books full of “lies” about Stalin,” Interfax-Ukraine news agency, Minsk, June 16, 2006. [93] Мазуркевич М. КГБ Беларуси издал книгу по истории спецслужб // Deutsche Welle. 14.10.2006. Режим доступа : http://www.dw-world.de/dw/article/0,2144,2170947,00.html. (Accessed October 15, 2006). И. Кузнецов: «Щит и меч Отечества» - неслучайное явление // Хартия 97/Charter 97. 2006. 9 сентября. http://www.charter97.org/ bel/news/2006/09/12/igor (Accessed October 15, 2006). См. дискуссию об этой книге: Липский Д. «Не отрекаемся от прошлого…» // Палітычная сфера. 2007. № 8. С. 108–118. http://palityka.org/pdf/08/0814.pdf (Accessed May 19, 2010). [94] Мазуркевич М. КГБ Беларуси. [95] Казакевіч, А. Культурны фон беларускай палітыкі // Найноўшая гісторыя беларускага парламентарызму. Менск. : Аналітычныя грудок, 2005. С. 132–146. [96] Ryszard Radzik, “Białorusini i Polacy. Świadomość społeczna mieszkańców Białorusi w XX stuleciu,” in: Eugeniusz Mironowicz, Siarhiej Tokć and Ryszard Radzik, Zmiana Struktury Narodowościowej na pograniczu polsko-białoruskim w XX wieku, Białystok 2005:166. [97] Terry Martin, The Affirmative Action Empire. Nations and Nationalism in the Soviet Union, 1923-1939, Ithaca, New York 2001, 321, 339. О советском мифе «дружбы народов» как о воображаемом советском сообществе см.: Idem, 461. [98] “Bordering on Madness: Belarus Mistreats its Polish Minority,” The Economist, 16 June, 2005, Piotr Kościński, “Co wymyśli Łukaszenko,” Rzeczpospolita, 11 August, 2005: 7. [99] Radzik, “Białorusini i Polacy”:164, citing Eugeniusz Mironiwicz, “Dwa światy,” Rzeczpospolita, February 10, 1997. [100] TT-AFP, “Vitrysk hets mot polacker inför val,” Dagens Nyheter, August 10, 2005. [101] Allister Maunk, “Lukashenko’s War on Poles,” 8 August 2005. Axis Information and Analysis. http://www.axisglobe.com/article.asp?article=294 (Accessed April 4, 2007). [102] Сам Милинкевич утверждал, что он из православной семьи. Ioffe, “Unfinished Nation-Building”: 39. [103] Joerg Forbrig, David R. Marples and Pavol Demeš (eds.), Prospects for Democracy in Belarus, Washington, DC 2006: 11. Grigory Ioffe, “Understanding Belarus: Questions of Language,” in: Europe-Asia Studies Vol. 55, No. 7, (2003): 1009; Marples, “Europe’s Last Dictatorship”: 896. [104] Манаев О. Электорат Александра Лукашенко // Д.E. Фурман (ред.). Белоруссия и Россия: общества и государства. 2-е издание. M. : Издательство «Права человека», 1998. С. 278-293, 280. [105] Вардомацкий A., Николюк С. Государство удовлетворенных пенсионеров // Вестник общественного мнения. Данные, Анализ, Дискуссии. 2007. № 4 (90). Июль–август. С. 52–58. [106] Ioffe, “Nation-Building in Belarus: A Rebuttal”: 69. [107] Ioffe, “Unfinished Nation-Building”: 49. [108] CIS Statistics Committee reveals average GDP growth, News Online, RosBuisnessConsulting, http://www.rbcnews.com/free/20070403193147.shtml (Accessed Jan. 11,2008). [109] Oleg Manaev, ”Recent Trends in Belarusian Public Opinion,” in: Forbrig, Marples and Demeš (eds.), Prospects for Democracy in Belarus, p. 46. [110] Winiarski, “Putin-utspel enar vitryssar. [111] The CIA World Fact Book https://www.cia.gov/library/publications/the-worldfactbook/geos/bo.html#Econ (Accessed Jan. 11, 2008). [112] Human Development Report 2007/2008. Fighing Climate Change: Human solidarity in a divided world. (New York: Palgrave Macmillan, 2007), 245. http://hdr.undp.org/en/media/hdr_20072008_en_complete.pdf (Accessed Jan. 8, 2008). [113] Laza Kekic, “A pause in democracy’s march,“ From The World in 2007 print edition. http://www.economist.com/theworldin/international/displayStory.cfm?story_id=8166790 &d=2007 (Accessed Jan. 5, 2006), and “Economist Intelligence Unit democracy index 2006,” The World in 2008, 3-5, http://graphics.eiu.com/PDF/Democracy%20Index%202008.pdf (Accessed March 15, 2010). [114] Leshchenko, “A Fine Instrument”: 346. [115] Forbrig, Marples and Demeš (eds.), Prospects for Democracy in Belarus: 12. [116] Бондарев Ю. и др. Президенту Республики Беларусь Александру Григорьевичу Лукашенко // Лад: белорусско-российская газета. Совместный проект Постоянного Комитета Союзного государства и «Литературной газеты». 2006. Вып. 37. 22-28 марта. [117] Alyaksandr Lukashenka, Press Conference for Russia’s Provincial Media, September 29, 2006. http://www.president.gov.by/press31104.html (Accessed Jan. 9, 2008). [118] «Лукашенко: В землянки пойдем, но на шантаж не поддадимся» // Белорусские новости. 2006. 29 декабря http://www.naviny/by/rubrics/economic/2006/12/29/ic_news_113_264742/ (Accessed Jan. 9, 2008). [119] Рыночные цены, т.е. те, по которым покупали газ страны ЕС, составляли в то время порядка 250 долларов США. Если бы это решение было принято, то Белоруссия лишилась бы возможности зарабатывать на реэкспорте переработанной сырой российской нефти, получаемой по заниженным ценам. В 2006 г. Белоруссия заработала на этом 7 миллиардов долларов или 20% своего ВВП (TT-AFP “Dyrare gas och olja kan fälla Vitryssland,” Dagens Nyheter January 2, 2007. http://dagensnyheter.se/DNet/jsp/polopoly.jsp?d=148&a=601822. Accessed Jan. 5, 2007). [120] Erich Follath and Matthias Schepp, “Der Konzern des Zaren,” in: Der Spiegel, No. 10, (2007): 120-137. [121] Леонов А. Акценты взаимодействия // Лад: Белорусско-Российская газета. Совместный проект «Литературной газеты» и Постоянного комитета союзного государства. 2006. № 46. 20–26 декабря. В русском языке отчетливо различаются слова «русский» и «российский». Первое обозначает этнического русского, «российский» - имеющий отношение к Российской Федерации. Название, использованное Бабуриным, четко указывает, что подразумевалась интеграция Белоруссии в состав Российской Федерации. [122] Ioffe, “Unfinished Nation-Building”: 41-42. [123] Водолажская Т. Представление жителей Беларуси о понятии «гражданин» // Палітычная сфера. 2006. № 6. С. 72–82. http://palityka.org/pdf/06/0608.pdf (Accessed May 19, 2010); John Löwenhardt, "Belarus and the West," in: Stephen White Elena Korosteleva and John Löwenhardt (eds.), Postcommunist Belarus Lanham, Boulder, New York, Toronto, Oxford 2005: 143-160, 147. [124] См. например интернет-форум: http://lukashenko2008.ru/ (Accessed March 21, 2010). [125] Ihar Lalkou, “National Symbols in Belarus: the Past and Present.” Belarus Digest, March 6, 2010. http://belarusdigest.com/2010/03/06/national-symbols-in-belarus-thepast-and-present/ (Accessed March 21, 2010); Kotljarchuk, “The Tradition of Belarusian Statehood.” [126] “Nya utfall från insvuren Lukasjenko,” TT, Dagens Nyheter, January 21, 2011, http://www.dn.se/nyheter/varlden/nya-utfall-fran-insvuren-lukasjenko (Accessed March 22, 2011). [127] “Lukasjenko hotar med hårda åtgärder,” TT, Dagens Nyheter, January, 20, 2011 http://www.dn.se/nyheter/varlden/lukasjenko-hotar-med-harda-atgarder (Accessed March 22, 2011). [128] “Belarus: Declaration by the High Representative on behalf of the European Union on the so-called ‘inauguration’ of Aleksandr Lukashenko,” European Council, Press release, 24 September 2020, https://www.consilium.europa.eu/en/press/press-releases/2020/09/24/belarus-declaration-by-the-high-representative-on-behalf-of-the-european-union-on-the-so-called-inauguration-of-aleksandr-lukashenko/ (Accessed May 3, 2021) [129] Per Anders Rudling, “’Unhappy is the Person Who Has No Motherland’: National Ideology and History Writing in Lukashenka’s Belarus,” in Julie Fedor, Markku Kangaspuro, Jussi Lassila, and Tatiana Zhurzhenko (eds.), War and Memory in Russia, Ukraine and Belarus (Cham, Switzerland: Palgrave MacMillan, 2017), 71-105, here: 91 [130] “У Нацыянальным гістарычным адкрываецца выстава пра БНР. Сярод дакументаў — пасведчанне Ганны Макей, зямлячкі міністра,” Наша нiва, 14 сакавіка, 2018, https://nn.by/?c=ar&i=206247 (Accessed March 17, 2018) [131] Термин «всеобъемлющий» я заимствовал из работы Маттиаса Кальтенбруннера, посвященной аналогичным процессам на Западной Украине. См.: Matthias Kaltenbrunner, “Das global vernetzte Dorf: Migrationsprozesse und ihre Auswirkungen am Beispiel von sechs Dörfern in der Westukraine im 20. Jahrhundert“ (Ph.D. Dissertation, University of Vienna, 2015), 447. [132] См. новейшие работы по истори Белоруссии: Felix Ackermann, Palimpsest Grodno: Nationalisierung, Nivellierung und Sowjetisierung einer mitteleuropäischen Stadt 1919-1991 (Wiesbaden: Harassowitz Verlag, 2011); Алена Маркава. Шлях да савецкай нацыі. Палітыка беларусізацыі 1924-1929. — Мінск: БГА, 2016.; Dorota Michaluk, Białoruska Respublika Ludowa 1918-1920: U podstaw białoruskiej państwowości (Toruń: Wydawnictwo Naukowe Uniwersytetu Mikołaja Kopernika, 2010); Per Anders Rudling, The Rise and Fall of Belarusian Nationalism, 1906-1931 (Pittsburgh: University of Pittsburgh Press, 2014). On the post-Soviet instrumentalization of history, see Christian Ganzer, Kampf um die Brester Festung 1941: Ereignis – Narrativ – Erinnerungsort (Schöningh, 2020); Simon Lewis, Belarus – Alternative Visions: Nation, Memory and Cosmopolitanism (New York and London: Routledge, 2019); David R. Marples, “Our glorious past”: Lukashenka’s Belarus and the Great Patriotic War (Stuttgart: Ibidem Press, 2014). [133] Olga Kucharnenko, “That’ll Teach’em to Love Their Motherland!: Russian Youth Revisit the Battles of World War II,” The Journal of Power Institutions in Post-Soviet Societies, issue 12 (2011), https://journals.openedition.org/pipss/3866#quotation (Accessed May 3, 2021) [134] “Belarus President backs BRSM projects Flowers of the Great Victory!,” Belarus: Official Website of the Republic of Belarus, 20 January 2015, https://www.belarus.by/en/government/events/belarus-president-backs-brsm-project-flowers-of-the-great-victory_i_18495.html (Accessed May 3, 2021). [135] Maryia Rohava, “The Politics of State Celebrations in Belarus,” Nations and Nationalism vol. 26 (2020): 883-901, here: 898. [136] Andrej Kotljarchuk, “The Flag Revolution: Understanding the Political Symbols of Belarus,” in Ninna Mörner (ed.), Constructions and Instrumentalization of the Past: A Comparative Study on Memory Management in the Region. CBEES State of the Region Report 2020 (Huddinge: Centre for Baltic and East European Studies, 2020), 45-54, here: 52. [137] Kotljarchuk, ”The Flag Revolution,” 53.
Comments