Обсуждение книги : Гуданец Н. Л. «Певец свободы», или гипноз репутации. Очерки политической биографии Пушкина (1820–1823). — М. ; СПб. : Нестор-История, 2021. — 292 с. Выступление Л.Я. Лурье
От книги Николая Гуданца Пушкину не холодно и не жарко. Скандал хорош для маркетинга, издание раскупят. Гуданец – не Дмитрий Писарев. Похоже скорее на «Антиахматову» Тамары Катаевой и «Воскресение Маяковского» Юрия Карабчиевского. Те, впрочем, писали повеселее, меньше повторялись. Поэтика обличения автором – праведником незаслуженно расхваленного выскочки-творца у Гуданца, Катаевой и Карабчиевского общая. Пушкин, по Гуданцу, – лицемер, трус и карьерист, его заслуги многократно преувеличены или придуманы. Все начинается у Николая Гуданца анализом стихотворения «Сеятель». И если бы это была небольшая академическая статья, посвящённая комментарию к «Сеятелю», то, может быть, она была уместна «Свободы сеятель пустынный» написан в 1823 году и полон скептицизма по отношениям к перспективам народных восстаний. Многие считают, что это реакция Пушкина на поражение «военных революций» в Неаполе и в Испании. По Гуданцу это свидетельствует о том, что Пушкин – ренегат, отошедший от идей декабристов много раньше междуцарствования. Но начало 1820-х годов – это вообще глубокий кризис декабризма. 1821 год - год роспуска Союза Благоденствия. Из 107 известных нам членов этой организации в последующих декабристских обществах участвовало только 23 человека, т.е. 21%. 84 человека или 79% от декабристского движения отходят. Декабризм в истории освободительного движения уникален, между прочим, тем, что он не знает нелегальности. Несмотря на то, что Александр I был осведомлен о существовании тайных обществ, арестов до 1825 года практически не было (единственное исключение - В.Ф. Раевский). Факт участия в тайных обществах, по-видимому, не сказывался даже на продвижении по службе. Членом тайного общества, был , как известно, и герой «Горя от ума» Репетилов: «У нас есть общество, и тайные собранья, По четвергам. Секретнейший союз...»[1] Таким образом, мы получаем следующую картину: офицер, вступая в тайное общество, в дальнейшем ведет двойственное существование: с одной стороны, служа в армии, он производится в новые чины, получает под команду все большие воинские подразделения - возрастает степень его реального участия в управлении государственной машиной. С другой стороны, с ростом революционного стажа растет его престиж и роль в принятии решений в тайном обществе. Как член тайного общества, он думает о том, как распропагандировать вверенную ему воинскую часть и сделать ее готовой к возможному возмущению, а как командир части он обязан повышать ее боеспособность, "подтягивать" ее, готовить солдат к смотрам и парадам. Лишь немногим, как П.И. Пестелю, удавались обе эти задачи. У большинства они вызывали некоторую психологическую раздвоенность, не снимая и основного противоречия декабризма - принадлежа к господствующему классу, декабристы как политические деятели выступали против него.[2] Если для младших чинов эта раздвоенность не была еще чем-то определяющим, то старших офицеров такое, говоря языком социологии, маргинальное положение заставляло колебаться. Представляется, что резкое изменение состава участников движения при переходе от пропагандистской тактики Союза Благоденствия к тактике военной революции, связано в частности с этой психологическое раздвоенностью. (Закон о запрещении тайных обществ, тоже сыгравший определенную роль в изменении состава декабристов, вышел позднее - в 1822 году). Некоторые декабристы, не выдерживая подобной двойственности, уходят в отставку и остаются членами тайных обществ (так поступили И.Д. Якушкин, И.И. Пущин, М.И. Муравьев-Апостол). Другие отходят от общества, продолжая службу в армии. И их, как мы видели, большинство. О причинах отхода декабрист А.Е. Розен писал: "Молодые люди в обер-офицерских эполетах с огромным запасом тогдашнего либерализма и филантропических и космополитических идей, дослужившись до штаб-офицерских эполет и до вакансий в отдельные начальники, в полковые командиры и, наконец, убедившись, что Павел Иванович Пестель и сообщники его не шутят и не забавляются голословными обещаниями на съездах и сходках, а весьма серьезно увлеклись делом общества, - часть из них умудрилась и последовала примеру М.Н. Муравьева" (т.е. вышла из Общества. - Л.Л.).[3] Психологическая раздвоенность имела большое значение и в решающий момент междуцарствия. На Юге и оба генерала-декабриста (А.П. Юшневский и С.Г. Волконский), и по крайней мере пятеро из полковых командиров (П.В. Аврамов, А.З. Муравьев, И.С. Повало-Швейковский, В.К. Тизенгаузен, А.В. Ентальцев) не проявили инициативы. Тем самым была парализована активность более молодых членов Тульчинской и Каменской управ. Вооруженное выступление смогло произойти только в самой демократичной по составу Васильковской Управе. На Севере 14 декабря старшими по чину среди восставших были штабс-капитаны М. и А.А. Бестужевы и Д.И. Щепин-Ростовский. Ни диктатор восстания С.И. Трубецкой, ни предполагаемые руководители колонн А.И. Булатов и А.К. Якубович не выполнили 14 декабря свой долг, и вся тяжесть руководства мятежными войсками лежала не на этих штаб-офицерах - участниках войны 1812 года, а на гвардейской молодежи. Но молодые руководители восстания тоже оказались больше офицерами, чем заговорщиками. Поведение поручика Н.А. Панова, действовавшего точно по разработанному накануне плану, но не решившегося (а у него были такие возможности) арестовать императорскую семью в Зимнем дворце, а потом и самого императора у дома Лобанова-Ростовского; отсутствие инициативы, когда на площадь так и не пришел С.И. Трубецкой, может быть в значительной степени объяснено усвоенной годами офицерской службы, привычкой исполнять приказы и неспособностью проявлять инициативу в неожиданных ситуациях, характерной для психологии революционера. На следствии, как известно, декабристы вели себя "хуже", чем народовольцы, эсеры, социал-демократы. Нам кажется, что поведение декабристов на допросах в Зимнем дворце и в Комендантском доме Петропавловской крепости в значительной степени связано с той же психологической раздвоенностью.[4] Двойной статус арестованных декабристов - и заговорщики и офицеры - психологически воздействовал на подследственных. У них существовал определенный психологический комплекс, связанный с нарушением присяги и с замыслами цареубийства.[5] Часто они видели в следователях не только и не столько политических врагов, что характерно .для революционеров более поздних поколений, сколько старших по чину офицеров. . В этом смысле разочарование Пушкина в ранних декабристских планах было не исключением, а правилом. Не является ни предательством идеалов декабризма ни каким-то исключением из правил и попытки Пушкина влиять на политику Николая Первого. По отношению к Александру I такие попытки совершали и Николай Тургенев, и Чаадаев и близкие к декабристам Мордвинов и Сперанский. С Николаем старались честно сотрудничать П. Киселев, П.Вяземский, В.Жуковский.. Нет сомнений, что Пушкин последовательно, всеми возможными способами, какие у него были, хотел и способствовал облегчению положения декабристов, которые находились в Сибири. И то, что он писал в «Памятнике», что вослед Радищеву восславил я свободу, и «Послание в Сибирь» – это абсолютно прямые высказывания. Политические взгляды декабристов выпрямлены и фальсифицированы академиком Милицей Нечкиной и ее школой. Но в советсой науки работали и противники Нечкиной, скажем Владимир Владимирович Пугачёв и Юлиан Григорьевич Оксман, которые старались не сводить декабризм к чистой революционности. У Пушкина была политическая программа. Она лучше всего выражена в «Моей родословной». Это программа Хартии вольностей, это программа монархического правления ограниченного родовым дворянством. [1] «Горе от ума», 4-е действие, 4 явление. [2] Имело бы смысл проанализировать, как влияли на революционную активность декабристов их семейное положение (ср. отход от декабризма М.Ф. Орлова, Александра и Никиты Муравьевых после женитьбы) и имущественное положение. [3] Розен А.Е. Михаил Николаевич Муравьев и его участие в тайном обществе 1816-1821 гг. - Русская старина, 1884, №1I, с. 62. [4] С этим положением, высказанным нами в статье "Некоторые особенности возрастного состава участников освободительного движения в России" (Освободительное движение в России, вып. 7. Саратов, 1978, с. 71) согласен и Н.А. Троицкий (см. его книгу "Безумство храбрых". М., 1978, с. 91). [5] Ср.: Троицкий Н.А. Царские суды против революционной России. Саратов, 1978, с. 114-115. Характерно, в частности, письмо Николаю члена Южного общества штабс-капитана И.Р. Фохта. Этот декабрист, приговоренный в конце концов к 20 годам ссылки в Сибирь, мотивировал свою стойкость на первых допросах так: "...я боялся,, что если откроюсь... меня выгонят из службы, и как я бедный человек, то что тогда сделаю" (Восстание декабристов. Документы. Т. XIII., М., 1973, с. 97-98).
Лев Яковлевич Лурье - кандидат исторических наук, историк, писатель, журналист.