М.В. Кирчанов ИСТОРИЧЕСКАЯ ПАМЯТЬ МЕЖДУ НАЦИОНАЛИЗМОМ И РЕВИЗИОНИЗМОМ: МЕМОРИАЛЬНАЯ ПОЛИТИКА В БЫВШЕЙ ЮГОСЛАВИИ В СОВРЕМЕННОЙ РОССИЙСКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ
Автор анализирует роль в современной историографии книги российских историков «Историческая политика в странах бывшей Югославии». Предполагается, что книга стала вкладом в современную российскую историографию, сфокусированную на анализе исторической политики. Анализируется восприятие политики памяти в постъюгославских контекстах в современной российской историографии. Изучены особенности авторского восприятия акторов исторической политики, ее особенностей на Балканах, роль национализма и ревизионизма в развитии мемориальных культур.
Ключевые слова: историография, политика памяти, историческая политика
Сведения об авторе: Кирчанов Максим Валерьевич, доктор исторических наук, доцент кафедры регионоведения и экономики зарубежных стран факультета международных отношений, доцент кафедры истории зарубежных стран и востоковедения Исторического факультета Воронежского государственного университета (Воронеж).
Контактная информация: maksymkyrchanoff@gmail.com
M.V. Kyrchanoff
HISTORICAL MEMORY BETWEEN NATIONALISM AND REVISIONISM: MEMORIAL POLICY IN THE FORMER YUGOSLAVIA IN MODERN RUSSIAN HISTORIOGRAPHY
The author analyzes the role of the book of Russian historians "Historical Policy in the Countries of the Former Yugoslavia" in modern historiography. It is assumed that the book has become a contribution to modern Russian historiography, focused on the analysis of historical politics. The perception of the politics of memory in post-Yugoslav contexts in modern Russian historiography is analyzed. The features of the author's perception of the actors of historical politics, its features in the Balkans, the role of nationalism and revisionism in the development of memorial cultures are studied.
Keywords: historiography, politics of memory, historical politics
About the author: Kyrchanoff Maksym V., doctor of historical sciences, associate professor, Department of the regional studies and economics of foreign countries, Faculty of international relations, Department of foreign countries history ad Oriental studies, Historical faculty, Voronezh State University (Voronezh).
Contact information: maksymkyrchanoff@gmail.com
В историографии особую актуальность приобрели сравнительные исследования исторической политики. В российской научной литературе не предложено единой дефиниции этого понятия. Отечественными историками активно используют термины «историческая политика», «политика памяти», «мемориальная политика» и другие дефиниции, позволяющие описывать манипуляции правящих элит и общества относительно собственного исторического опыта и истории других стран, если та затрагивает интересы политических элит. Историческая политика в современном мире относится к числу универсальных явлений, ее различные формы практикуются во всех обществах, ни одно современное государство не может обойтись без обращения к прошлому как мобилизационному ресурсу, который используется для решения различных политических задач.
Современные российские историки уделяют значительное внимание проблемам не только теоретических и методологических оснований политики памяти и развития мемориальных культур, связанных с трансформациями и мутациями коллективной исторической памяти под влиянием политических, религиозных, идеологических, культурных и других факторов, но и проводят исследования опыта отдельных европейских стран и незападных обществ, связанного с «проработкой прошлого» с целью решения тех или иных задач, которые стоят перед элитами.
На этом фоне следует приветствовать издание в 2022 г. коллективного труда под редакцией нижегородского историка М.В. Белова «Историческая политика в странах бывшей Югославии». Книга, подготовленная усилиями сотрудников Института славяноведения РАН (Н.С. Пилько, А.А. Силкин, Г.Н. Энгельгардт), Нижегородского университета (М.В. Белов, С.В. Кузнецова), МГИМО(У) МИД РФ (Я.В. Вишняков), СПбГУ (Е.А. Колосков) и Белградского университета (А.Ю. Тимофеев) представляет собой одно из немногочисленных фундаментальных исследований, посвященных политике памяти на пространстве бывшей СФРЮ.
Появление подобного издания в России в 2022 г. вызывает смешанные чувства. Амбициозная попытка российских историков-славистов систематизировать и в сравнительно-исторической перспективе обобщить проявления и механизмы развития политики памяти, конечно же, свидетельствует как об академической зрелости научного сообщества, так и о значительном потенциале его развития, так как в Европе подобные проекты нередко реализуются на транснациональной основе. Можно сожалеть лишь о том, что такое исследование на русском языке появилось только в 2022 г.
В силу того, что, как полагает М. Тодорова, в современной историографии «в широком смысле предлагается воспринимать общую проблему истории и памяти со всеми ее сопутствующими аспектами – проблемой “общей”, “социальной”, “коллективной” или “народной” памяти» (Тодорова 2012), запрос на обобщающие исследования исторической политики становится все более очевидным. К настоящему времени аналогичные, сопоставимые по проблематике и географии исследования реализованы в Европе. Например, в 2003 г. в Сараево усилиями местного Института истории вышла коллективная монография «Исторические мифы на Балканах» (Kamberović 2003), которая тематически и содержательно пересекается с рецензируемой российской работой. Западные авторы внесли свой вклад в изучение исторической политики в постъюгославской сравнительной перспективе, анализируя различные мемориальные культуры и режимы функционирования памяти через призму европеизации (Milošević, Trošt 2021) и идеологизации (Jensen 2021) мнемонических практик и пространств.
Книга, подготовленная отечественными историками, не только не уступает западным публикациям, но в целом соотносится с теми тенденциями, которые определяют основные векторы развития мемориальных штудий. Российское издание имеет оригинальную структуру, состоит из девяти крупных разделов, в которых авторский коллектив попытался проанализировать основные факторы, формирующие и определяющие особенности проведения исторической политики в странах бывшей Югославии. Среди объектов изучения авторского коллектива находятся как теоретические вопросы, связанные с политикой памяти, перестройкой и развитием институтов исторического знания, так и особенности функционирования исторического ревизионизма в изучаемом авторами регионе.
Особое внимание уделено одному из ключевых аспектов современных мемориальных штудий – проблеме акторов, вовлеченных в реализацию исторической политики и разного рода культурных мемориальных практик и стратегий, которые применяются на Балканах. Проблема участников, «агентов», по определению М.В. Белова (Белов 2022a: 15), или «контрагентов» (Колосков 2022a: 277), по версии Е.А. Колоскова, исторической политики актуальна для современной специализированной литературы, так как «число агентов “исторической политики” возрастает, и они находятся в отношениях конкуренции и сложного взаимодействия» (Белов 2022a: 15). Авторы книги проанализировали аспекты, связанные с символическими и визуальными формами исторической политики в странах бывшей Югославии.
Анализируя представленный труд, следует принимать во внимание его синтетический характер. Главы, вошедшие в издание, написаны разными авторами, которые представляют как столичные, так и региональные российские университеты. Авторы книги имеют различные академические интересы, и в этом контексте издание получилось в значительной степени репрезентативным, отражающим реальную ситуацию, которая в российской историографии сложилась в сфере изучения политики памяти, ограниченной пространством бывшей Югославии. Именно поэтому некая единая версия восприятия исторической политики в представленной коллективной монографии фактически отсутствует. Как ни парадоксально, именно это является одной из сильных сторон представленного издания, которое актуализирует различные точки зрения, высказанные и предложенные в современной российской историографии относительно исторической политики и разных форм мемориальной культуры.
Авторы книги весьма различно, в соответствии с их собственными представлениями о предмете и объекте исследования, подошли к изучению форм и проявлений исторической политики. Мы можем упомянуть ряд текстов, авторы которых успешно и эффективно ассимилировали исследовательские практики, ранее предложенные в западной историографии, сфокусированной на изучении исторической политики как политики памяти. В то же время в работе присутствуют тексты, которые формально не имеют непосредственного отношения к мемориальным культурам, формируемым и развивающимся в рамках исторической политики. Это относится к текстам, посвященным институтам исторического знания, которые представлены историческими факультетами и специализированными исследовательскими институциями в пространстве от Любляны до Приштины. Если мы обратимся к междисциплинарной историографии коллективной исторической памяти, то заметим, что эти акторы играют вторичную и вспомогательную роль в проведении исторической политики в сравнении с активностью и влиянием средств массовой информации и общественных активистов, вовлеченных в формирование и пересмотр актуальной повестки дня, связанной с трансформациями мемориальных культур в постсоциалистических государствах.
Следует помнить о том, что авторы монографии в ряде ее прорывных фрагментов, которые действительно могут быть отнесены к историографии памяти, проанализировали не только нарративные стратегии исторической политики, но и показали значительный потенциал визуальных практик, связанных с разного рода государственными символами, гербами и флагами, а также различными мемориальными политическими мероприятиями, которые проводятся по инициативе политических элит. М.В. Белов справедливо полагает, что «создание независимой государственности на руинах коммунистических федераций повлекло за собой чрезвычайно масштабные перемены в символическом инвентаре» (Белов 2022f: 155).
Подобные трансформации проанализированы в различных национальных контекстах, включая хорватский опыт. М.В. Белов и С.В. Кузнецова анализируют эти трансформации через призму Блайбургских мнемонических практик и ритуалов. Они показывают, что «Блайбург стал ключевым политическим ритуалом в современной Хорватии, который воплощает в себе одновременно травмирующее прошлое и момент исторического разрыва» (Белов, Кузнецова 2022: 249), актуализируя одновременно множественный состав акторов памяти (усташи, потомки усташей, левые, либеральные активисты) и ее идеологические доминанты (хорватский национализм, либерализм, европеизм, политическая корректность), отягощенные ревизионизмом, сращенным с националистической риторикой.
Книга представляет безусловный интерес, и отдельные ее фрагменты являются исключительно удачными, что нельзя, к сожалению, сказать о некоторых других разделах, вошедших в коллективную монографию. Если большая часть фрагментов написана в соответствии с канонами «мемориальных штудий», то меньшее число текстов, к сожалению, принадлежит исключительно к нормативной историографии. Авторы таких работ пребывают, вероятно, в рамках довольно архаичной парадигмы исторического анализа, а их выводы практически не соотносятся ни концептуально, ни методологически с другими составными элементами рецензируемого коллективного труда. Вместе с тем практически все тексты актуализируют различные проблемы, связанные именно с исторической политикой как политикой памяти.
Безусловно интересной и оригинальной является попытка авторов проанализировать состав и структуру акторов исторической политики. В историографии относительно акторов, участвующих в выработке представлений общества о прошлом и формирующих его мемориальные культуры, единое мнение отсутствует, что отражает и восприятие авторами рецензируемого издания самого изучаемого ими явления исторической политики. Часть авторов склонна видеть в основных участниках политики памяти средства массовой информации и общественных активистов, которые оперируют различными интерпретациями прошлого для реализации тех или иных политических или идеологических целей и задач. В этом отношении заметно следование сложившейся историографической традиции, основанной на радикальном разделении понятий «политика памяти» и «историческая наука».
С другой стороны, авторы рецензируемой книги в целом соотносят свое восприятие политики памяти с составом ее участников и теми контекстами, в которых последние действуют. Следует признать, что сильной стороной рецензируемого издания являются как раз попытки его авторов подвергнуть пересмотру восприятие политики памяти, основанное на последовательной редукции ее акторов до СМИ и разного рода общественных активистов. Наряду с академическими историками и интеллектуалами, которые не всегда имеют историческое образование, но активно участвуют в обсуждении прошлого на национальном уровне, в качестве акторов исторической политики воспринимаются разного рода научно-исследовательские институции, а также исторические и философские факультеты, вовлеченные в изучение истории, редуцируемой в балканском случае до границ отдельных государств.
Анализируя состав участников исторической политики, индивидуальных и коллективных, авторы представленной монографии предлагают их типологию, являющуюся также и ролевой иерархией. Во внимание следует принимать и вовлеченность, в ряде случаев – вынужденную, в нее профессиональных историков. Подобная точка зрения была, например, озвучена украинской исследовательницей И. Колесник, подчеркивающей, что «историк всегда находится в силовом поле политики и власти. Одни историки сознательно обслуживают потребности власти, как официальные историографы правителей, династий, стран, даже выступают архитекторами новых государств. Другие не демонстрируют открыто свои политические предпочтения и взгляды. Некоторые сознательно отстраняются от власти и государственных институтов, ведь настоящий интеллектуал всегда находится в оппозиции к власти и существующему режиму» (Колесник 2017: 9). Весь этот диапазон иерархических ролей историков в политических манипуляциях памятью находят и авторы рецензируемого труда, соотнося эти функции с балканскими политическими и культурными реалиями.
По мнению российских историков-славистов, в реализации политики памяти в республиках бывшей Югославии следует выделять «воителей или борцов, которые отстаивают свою версию прошлого как единственно верную; плюралистов, признающих разнообразие интерпретаций прошлого и готовых к компромиссам в рамочном соглашении об основных принципах политики памяти; уклонистов, избегающих по определенным причинам участия в исторических дискуссиях; прожектеров, с той же мерой агрессии, что и “борцы”, готовых порвать с прошлым, поскольку уже разгадали загадку финала истории… последнюю категорию в посткоммунистическом пространстве редакторы так и не обнаружили» (Белов 2022a: 18). Подобная иерархия, вероятно, применима для описания балканских реалий политики памяти, но такая градация и типология неоднократно была описана в предшествующей историографии, сфокусированной на восточноевропейском опыте.
Эти акторы связаны преимущественно с формированием, развитием, сохранением и воспроизводством академического исторического нарратива, необходимого для написания национальных историй, что решает конкретные задачи, стоящие перед политическими элитами. Авторы книги уделяют внимание тем участникам исторической политики, которые не так часто оказываются в центре внимания современных междисциплинарных исследований, посвященных исторической памяти и различных мемориальных культур. Рецензируемая монография интересна тем, что ее авторами показано, как мемориальная культура в современных обществах может формироваться не только профессиональными историками, связанными с различными академическими институтами, но и неакадемическими институциями, включая средства массовой информации и разного рода политических активистов.
Подобная ситуация, как правило, характерна для политики памяти, ограниченной отдельными обществами. В представленной же монографии ее авторы существенно расширили состав и иерархию участников исторической политики, интегрировав в их число не только национальные, но и наднациональные структуры, включая Международный трибунал по бывшей Югославии. Последний в рецензируемом издании анализируется в качестве активного участника исторической политики и определяется как тот мнемонический актор, который внес существенный вклад в актуализацию травматического исторического опыта, а также содействовал виктимизации или реабилитации политиков, активность которых в национальных памятях государств региона воспринимается диаметрально противоположно.
В издании показано, что Трибунал, наряду с национальными интеллектуальными сообществами и академическими институциями, стал источником своего собственного исторического нарратива, который в той или иной степени формирует мемориальные культуры, влияя на функционирование национальных идентичностей и коллективной памяти тех сообществ, которые в Трибунале фигурировали в качестве жертв или обвиняемых. При этом нарративные стратегии Трибунала авторами сборника оцениваются более чем скептически. По мнению С.В. Кузнецовой, «способность МТБЮ создать собственный исторический нарратив о конфликтах первой половины 90-х и через него оказывать влияние на национальные истории причастных к ним стран с целью их примирения» (Кузнецова 2022b: 79) на протяжении длительного времени пребывала на периферии исследовательского интереса не только историков, но также юристов и политологов.
Если С.В. Кузнецова указывает на важность наднациональных акторов памяти, представленных Трибуналом, то М.В. Белов ограничивает их иерархию национальными структурами, например – САНУ. Воспринимая академию как потенциального производителя смыслов, в том числе – и символических, М.В. Белов полагает, что наррация может подвергаться «мемориализации», что, например, и произошло с «Меморандумом САНУ», ставшим одновременно и формой ревизионизма, и текстуализированным местом памяти, и «орудием национальной и исторической политики» (Белов 2022e: 335).
Наряду с Трибуналом и академиями, не менее важным актором исторической политики является и сама государственность, особенно в тех случаях, если та или иная бывшая югославская республика не имеет атрибутированных и институционализированных в прошлом политических предков, связанных с формально титульной этнической группой. Примером такого коллективного актора-государства в политике памяти является современная Северная Македония. Если МТБЮ в своей политике памяти руководствовался формально правовыми нормами, что фактически вело к виктимизации и актуализации коллективных травм, если авторы «Меморандума САНУ» были движимы одновременно подавленным гражданским национализмом, сербским этническим национализмом и в не меньшей мере этническим ревизионизмом, то современные македонские элиты склонны руководствоваться при проведении политики памяти сомнительной логикой редукции.
Актуальная македонская мемориальная культура наиболее ярко проявляется в скульптурных памятниках, основным заказчиком которых является государство. В центральных пространствах Скопье власти фактически санкционировали «доминирование античных персонажей в плане как расположения, так и размера на фоне государственных зданий, построенных в псевдоклассическом стиле» (Колосков 2022b: 386), что подвергло редукции албанский, османский и социалистический мнемонические пласты, переместив связанные с ними сюжеты в пространство коллективной амнезии или альтернативной, вытесняемой памяти.
Не менее значимый вариант функционирования мемориальной культуры представлен в Хорватии, где одна из конкурирующих версий исторической памяти основана на культе Франьо Туджмана. Хорватская ситуация уникальна в силу целого ряда факторов, отраженных в рецензируемой монографии. Хорватский опыт актуализирует как общие, так и национальные тенденции мутации мемориальных культур в государствах бывшей Югославии, где «пересмотр прошлого произошел после краха коммунизма, частично от того, что коммунистический период воспринимался как какая-то эрозия памяти в “режиме забывания”… крах коммунизма представлял собой также дезинтеграцию официальной коллективной памяти и артикуляцию ее многочисленных неофициальных нарративов» (Аўтўэйт, Рэй 2006: 30). В хорватском случае именно кризис коммунистической идеологии, которая, утратив свою монополию, оказалась вынужденной конкурировать с национализмом, стимулировал «эрозию» мемориальной культуры, проявившуюся в параллельном «забывании» крайностей собственного этнического национализма и «вспоминании» себя только как жертвы.
Влияние национализма, связанного с историческим ревизионизмом, не ставится под сомнение. Политика памяти в Хорватии никогда не отличалась последовательностью: пересмотр истории в направлении реабилитации усташей начался еще в период пребывания у власти президента-ветерана, который не только с ними боролся в период Второй мировой войны, но и сохранил в Загребе памятник Й. Броза Тито. Следствием этих противоречий стало то, что мемориальная культура современной Хорватии основана на «поверхностной реконструкции актуальной исторической памяти, скороспелой гламуризации недавнего прошлого и косметическом “евроремонте”» (Белов 2022c: 439) наиболее травмоопасных эпизодов национальной истории, которые вполне применимы на внутреннем политическом рынке идентичностей, но про которые хорватские политики стыдливо умалчивают на европейском уровне.
Авторами рецензируемой монографии в качестве акторов исторической политики рассматриваются и различные культурные активисты, которые вносят свой вклад в визуализацию исторической памяти на современном этапе. Перспективными, с точки зрения синтеза достижений собственно истории с наработками истории культуры, являются разделы, посвященные попыткам визуализации исторических коллективных травм, полученных обществами бывшей Югославии в военных конфликтах 1990 – 2000-х гг. Особое внимание в настоящем издании уделено национальным кинематографиям, которые воспринимаются как участники исторической политики.
Диапазон визуальных форм памяти в бывших югославских республиках отличается разнообразием, в рамках которого сочетаются и соразвиваются «деконструкции патриотически заряженной памяти» (Тимофеев 2022: 207) и продвижение националистического нарратива, превращаемого в миф (Кузнецова 2022a: 472 – 482). Следует приветствовать попытку авторов существенно расширить восприятие политики памяти, содействия эрозии сложившихся стратегий ее описания через призму нарративов и формируемых ими дискурсов. Авторы уделили определенное внимание и визуализации самого явления «историческая память», показав, что проводимые на национальных уровнях «проработки прошлого» актуализируют различный визуальный опыт общей коллективной исторической травмы.
Мы можем констатировать, пусть и опосредованное, но все же влияние визуального поворота в западной историографии. Зарубежные историки, вовлеченные в анализ символического и политического смыслов визуальности, внесли существенный вклад в изучение коллективных памятей и мемориальных культур, формирующих мнемонические пространства, в рамках которых функционируют современные представления общества о его историческом прошлом. Исследование памяти в современной историографии относится, таким образом, к числу междисциплинарных областей исторического знания. Изучение исторической политики в ее региональных и национальных аспектах через призму сравнения и сопоставления требует от историка памяти знакомства с основными методологическими тенденциями, которые определяют основные векторы и траектории развития современной историографии.
Что касается рецензируемого издания, то авторы представленных разделов демонстрируют не только знакомство с основными концептами «мемориальных штудий». Правда не совсем ясно, почему тексты западных историков, которые повлияли на значительную часть разделов рецензируемой коллективной монографии, столь выборочно представлены в справочно-библиографическом аппарате. С точки зрения развития междисциплинарной историографии, чрезвычайно показательными являются разделы, посвященные утверждению новой государственной символики, а также развитию национальных валют и официальной атрибутики, включая флаги и национальные валюты. Ассимилировав достижения западной историографии, авторы сборника показывают, что и гербы, и флаги, и боны, и монеты в современном мире являются важными каналами визуализации и актуализации национальной идентичности в мемориальной перспективе.
Теоретические основы для изучения подобных явлений в современной политике памяти были заложены более сорока лет назад западными историками в рамках имагинативного и инвенционистского поворотов. В данном случае речь идет о концепциях «воображения сообществ» и «изобретения традиций». Стилистика и общее изложение материала в разделах, посвященных символике и валютам в качестве «изобретенных традиций» государств бывшей Югославии как «воображаемых сообществ», явно свидетельствует о том, что эти концепции авторам сборника не только знакомы, но успешно ими ассимилированы в рамках их собственного академического дискурса. Рецензируемая монография актуализирует и визуализирует степень ассимиляции некоторыми российскими авторами западного методологического инструментария, возникшего в рамках «мемориального поворота». Это допущение относится к разделам, посвященным развитию государственной символики, отражению национальной идентичности на банкнотах балканских государств, а также главам, сфокусированным на анализе различных праздников, связанных с трагическими датами военных поражений или, наоборот, попытками глорифицировать недавний травматический исторический национальный опыт.
Авторами монографии показано, что балканские практики изобретения традиций оказались чрезвычайно пластичными и зависимыми как от внешней, так и от внутренней конъюнктуры. М.В. Белов подчеркивает важность «зависимости официального календаря от политических циклов и электоральных интересов», что автоматически запускало социальные и культурные механизмы «девальвации центральных дат» и «наращивания новой номенклатуры» (Белов 2022d: 193), хотя различные формы и стратегии публичного «поминовения» не вытесняют друг друга, продолжая со-функционировать, визуализируя ситуацию множественности мемориальных культур, представленных левыми, националистическими и гражданскими альтернативными памятями или контрпамятями.
Одной из особенностей представленный коллективной монографии является то, что не все ее авторы четко различают и разделяют категории «академическая историография» и «историческая политика». Некоторые тексты, вошедшие в книгу, имеют опосредованное отношение к явлению политики памяти в современном мире, касаясь в большей степени вопросов развития академической исторической науки, которая не всегда является участником исторической политики памяти, хотя и может на нее влиять. К числу бесспорных достоинств книги относится то, что авторы значительное внимание уделили проблемам исторического ревизионизма. При том, что в российской историографической традиции сложилось крайне настороженное отношение к такому явлению как «исторический ревизионизм».
В современной историографии существуют две точки зрения на ревизионизм. Первая представлена преимущественно в западной научной литературе, в рамках которой ревизия редуцирована до элемента познавательного инструментария историка. В 2003 г. Джэймс МакФерсон, президент Американской исторической ассоциации, актуализировал именно познавательные и эпистемологические компоненты ревизии, которая, по его словам, «является жизненной основой исторической науки. История представляет собой непрерывный диалог между настоящим и прошлым. Интерпретации прошлого могут меняться вследствие нахождения новых исторических данных, появления новых вопросов к уже открытым источникам, лучшего видения прошлого, которое наступает с течением времени. Не существует единой, вечной и неизменной “истины” о событиях прошлого и их значении. Бесконечные попытки историков разобраться в прошлом, по сути “ревизионизм”, как раз и делают историческую науку жизненно важной и значимой […] Без историков-ревизионистов, которые проводили исследования новых источников и задавали новые и острые вопросы, мы бы так и погрязли в тех или иных стереотипах» (McPherson2003: 1). В российском славяноведении, сфокусированном на изучении новейшей истории постъюгославского пространства, доминирует более взвешенное и настороженное отношение к историческому ревизионизму, основанное на понимании его зависимости от этнического национализма.
Авторы книги в восприятии ревизионизма сосредоточены преимущественно на фиксации формальных различий «между “ревизией” как легитимным пересмотром историками научного образа прошлого в свете новых источников, усовершенствованной методологии и под влиянием широких общественных запросов, с одной стороны, и “историческим ревизионизмом”, с другой» (Белов 2022b: 60). Обратившись к балканскому опыту исторической политики, авторы коллективной монографии визуализируют именно региональные, национальные особенности его проявления в истории и использования в политике, что актуализирует специфику исторического ревизионизма в Сербии и Хорватии в отличие от, например, Чехии, где «переосмысление собственных исторических мифов было, несомненно, реакцией на идеологизированную социалистическую историографию. В то же время это была попытка переосмысления традиционных стереотипов в оценке мифов, исторических событий и личностей, которые сложились в XIX в.» (Маркава 2012:192).
Если в странах бывшей Югославии участники исторической политики с готовностью подвергают идеологически и политически мотивированной ревизии опыт СФРЮ, то с националистическими мифами собственного национального сообщества им расстаться гораздо труднее. Белорусский историк А. Ластовский, комментируя инструменталистское восприятие истории как инструмента политики, подчеркивает, что «если прошлое воспринимается как нечто негативное, как тяжесть и отклонение от “нормального” пути, то перед элитами и обществом неизбежно встает задача прощания с наследием и преодоления негативного опыта, исправления собственной траектории развития» (Ластоўскі 2016: 37). Восприятие коммунистического прошлого как «ненормального» стимулировало элиты бывшей Югославии использовать ресурс ревизионизма, который, правда, не содействовал поиску новых «траекторий» развития, подменив их национализмом.
Анализируя роль ревизии истории в формировании политики памяти и пересмотре различных мемориальных канонов и культур, авторы рецензируемого издания особое внимание уделяют взаимозависимости ревизионизма с внешней идеологической конъюнктурой, связанной в балканском случае, как правило, со строительством национального государства. В результате постъюгославские страны получили то, что Н. Копосов определяет как «искусственно сконструированную память при живом участии историков, но неподвластную науке» (Копосов 2013: 62), а в балканском случае – в большей степени зависимую от национализма как фактора, претендующего на статус парадигмы в функционировании мемориальных культур.
М.В. Белов признает, что «обращаясь к разным эпохам, по мере экспансии memory studies в гуманитарных науках, исследователи стали четче осознавать степень различий в способах поддержания памяти, которые и сами воздействуют на ее содержание, характерные черты и ритмы активации. Память исторична, как и сами ее исследования, а исследователи, идентифицирующие себя с memory studies, вовлечены в процессы формирования памяти» (Белов 2022a: 11). Авторы книги не становятся агентами конкурирующих мемориальных культур и вынужденными участниками «войн памяти», пребывая в рамках подчёркнуто академического восприятия предмета своего исследования.
Исходя из логики именно академического анализа авторов монографии, пусть и не всегда бесспорной, ревизионизм в исторической политике бывших югославских стран связан с развитием этнического и гражданского национализма. Степень видимости, влияния ревизионизма в национальных историографических культурах, с одной стороны, и в мемориальных пространствах, с другой, связано с доминированием принципов политического или этнического национализма. Зависимость балканского ревизионизма от идеологической конъюнктуры может содействовать усилению как этнических, так и гражданских мотивов в национализме. Авторы очень точно фиксируют миксацию националистического и академического языков, при помощи которых общество коммуницирует с элитами.
По мнению М.В. Белова, одно из центральных мест в постъюгославской политике памяти принадлежит активно практикующим националистам, которые «будучи анахроничными и архаичными, оперируют заимствованной терминологией “мнемонического поворота”: жертвы и палачи, вина и безвинность, тоталитаризм и демократия» (Белов 2022b: 62). Ситуация с политикой памяти, например, в Хорватии, Косово или Сербии может быть отягощена множественными ролями-статусами ее участников, так как практикующие историки могут быть не менее активно практикующими националистами, что содействует миксации дискурса, синтезируя академические формы наррации с явно идеологическими нарративами национализма.
Авторы монографии соотносят и сопоставляют развитие исторического ревизионизма с попытками националистических элит построить современное, в их понимании, как правило, национальное, государство на Балканах. В западной историографии предложено несколько иное, расширенное понимание исторического ревизионизма как универсального инструмента, позволяющего историкам подвергать сомнению основные интерпретации фактов прошлого, что содействует особой культуре исторического знания, в основе которой лежит интерес исследователей, а не запросы элит.
Такое восприятие ревизионизма сводит это явление к научной дискуссии и дебатам в рамках академического сообщества, что генерирует новые нарративы. Подобный подход, к сожалению, представляется неэффективным в контекстах изучения политики памяти на территории бывшей Югославии, так как в государствах этого региона восприятие исторического ревизионизма имеет инструменталистский, прикладной и практико-ориентированный характер. Проанализированные в коллективной монографии сербские и хорватские версии современного исторического ревизионизма в гораздо большей степени соотносятся не с развитием историографии, но с потребностями политики исторической памяти как именно «политики». Балканский опыт исторической политики, развития национальных мемориальных культур и связанных с ними мнемонических пространств актуализирует преобладание инструменталистского подхода, что фактически институционализирует зависимость между исторической политикой и ревизионизмом, который описывается через призму развития и функционирования этнического национализма, превращаясь в его частный случай.
Коллективная монография «Историческая политика в странах бывшей Югославии» стала не только вкладом российских историков-славистов в мемориальный поворот в современной междисциплинарной историографии, но и показала как достижения, так и те проблемы и трудности методологического плана, с которыми сталкиваются отечественные историки, вовлеченные в изучение исторической политики.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
Аўтўэйт, Рэй 2006 – Аўтўэйт Ў., Рэй Л. Мадэрнасць, памяць і посткамунізм // Палітычная сфера. 2006. № 6. С. 27 – 43.
Белов 2022a – Белов М.В. «Историческая политика» или «политика памяти»? // Историческая политика в странах бывшей Югославии / под. ред. М.В. Белова. СПб.: Нестор-История, 2022. С. 7 – 27.
Белов 2022b – Белов М.В. «Исторический ревизионизм» в критике постъюгославских историков // Историческая политика в странах бывшей Югославии / под. ред. М.В. Белова. СПб.: Нестор-История, 2022. С. 58 – 73.
Белов 2022c – Белов М.В. «Только скульптуры знают, каким Туджман был»? Памятник в фокусе публичных дебатов // Историческая политика в странах бывшей Югославии / под. ред. М.В. Белова. СПб.: Нестор-История, 2022. С. 422 – 442.
Белов 2022d – Белов М.В. Новая реформа официального календаря в Хорватии // Историческая политика в странах бывшей Югославии / под. ред. М.В. Белова. СПб.: Нестор-История, 2022. С. 180 – 196.
Белов 2022e – Белов М.В. Обустройство «места памяти»: «Меморандум САНУ» тридцать лет спустя // Историческая политика в странах бывшей Югославии / под. ред. М.В. Белова. СПб.: Нестор-История, 2022. С. 334 – 348.
Белов 2022f – Белов М.В. Политика календаря в постъюгославских государствах: обзор // Историческая политика в странах бывшей Югославии / под. ред. М.В. Белова. СПб.: Нестор-История, 2022. С. 154 – 158.
Белов, Кузнецова 2022 – Белов М.В., Кузнецова С.В. «В память о невинных жертвах...»: Блайбург – спорное «место памяти» Хорватии // Историческая политика в странах бывшей Югославии / под. ред. М.В. Белова. СПб.: Нестор-История, 2022. С. 247 – 264.
Колесник 2017 – Колесник І. Український історик і влада: від примусу до партнерства // Ейдос. Альманах теорії та історії історичної науки. 2017. Вип. 9. С. 9 – 24.
Колосков 2022a – Колосков Е.А. Память о войне 1998 – 1999 гг. в современном Косово // Историческая политика в странах бывшей Югославии / под. ред. М.В. Белова. СПб.: Нестор-История, 2022. С. 276 – 282.
Колосков 2022b – Колосков Е.А. Строительство vs разрушение: памятники и мемориальные пространства Северной Македонии и Косово // Историческая политика в странах бывшей Югославии / под. ред. М.В. Белова. СПб.: Нестор-История, 2022. С. 384 – 394.
Копосов 2013 – Копосов Н. Исторические понятия в мире без будущего // Как мы пишем историю / отв. ред. Г. Гаррета, Г. Дюфо, Л. Пименова. М.: РОССПЭН, 2013. С. 57 – 93.
Кузнецова 2022a – Кузнецова С.В. Генерал Анте Готовина: национальный (кино)герой независимой Хорватии // Историческая политика в странах бывшей Югославии / под. ред. М.В. Белова. СПб.: Нестор-История, 2022. С. 472 – 482.
Кузнецова 2022b – Кузнецова С.В. Международный трибунал по бывшей Югославии как мнемонический актор // Историческая политика в странах бывшей Югославии / под. ред. М.В. Белова. СПб.: Нестор-История, 2022. С. 73 – 90.
Ластоўскі 2016 – Ластоўскі А. Прапрацоўка камуністычнага мінулага ў Славакіі: асноўныя фактары і дынаміка // Палітычная сфера. 2016. № 24 (1). С. 37 – 55.
Маркава 2012 – Маркава А. Гістарычная свядомасць як прадмет самарэфлексіі ў чэшскай гістарыяграфіі // Беларускі Гістарычны Агляд. 2012. Т. 19. Сш. 1 – 2 (36 – 37). С. 179 – 212.
Тимофеев 2022 – Тимофеев А.Ю. Первая мировая война как системный нарратив сербского общества // Историческая политика в странах бывшей Югославии / под. ред. М.В. Белова. СПб.: Нестор-История, 2022. С. 196 – 210.
Тодорова 2012 – Тодорова М. Създаването на един национален герой: Васил Левски в българската обществена памет // България, Балканите, светът: идеи, процеси, събития. София: Просвета, 2012. URL: http://www.librev.com/index.php/2013-03-30-08-56-39/discussion/bulgaria/2064-2013-05-22-10-26-10
Milošević, Trošt 2021 – Europeanisation and Memory Politics in the Western Balkans / eds. A. Milošević, T. Trošt. L. – NY.: Palgrave Macmillan, 2021. 434 p.
Kamberović 2003 – Historijski mitovi na Balkanu: zbornik radova / ured. H. Kamberović. Sarajevo: Institut za istoriju, 2003. 330 s.
McPherson 2003 – McPherson J. Revisionist Historians // Perspectives on History. 2003. Vol. 41. No 6. P. 1.
Jensen 2021 – Memory Politics and Populism in Southeastern Europe / ed. J. Jensen. L. – NY.: Routledge, 2021. 218 p.
"Историческая экспертиза" издается благодаря помощи наших читателей.
REFERENCES
Aŭtŭejt, Rej 2006 – Aŭtŭejt Ŭ., Rej L. Madernasć, pamiać i postkamunizm. Palityčnaja sfiera. 2006. no 6. p. 27 – 43.
Belov 2022a – Belov M.V. «Istoricheskaya politika» ili «politika pamyati»? Istoricheskaya politika v stranakh byvshey Yugoslavii / pod. red. M.V. Belova. SPb.: Nestor-Istoriya, 2022. p. 7 – 27.
Belov 2022b – Belov M.V. «Istoricheskiy revizionizm» v kritike post"yugoslavskikh istorikov. Istoricheskaya politika v stranakh byvshey Yugoslavii / pod. red. M.V. Belova. SPb.: Nestor-Istoriya, 2022. p. 58 – 73.
Belov 2022c – Belov M.V. «Tol'ko skul'ptury znayut, kakim Tudzhman byl»? Pamyatnik v fokuse publichnykh debatov. Istoricheskaya politika v stranakh byvshey Yugoslavii / pod. red. M.V. Belova. SPb.: Nestor-Istoriya, 2022. p. 422 – 442.
Belov 2022d – Belov M.V. Novaya reforma ofitsial'nogo kalendarya v Khorvatii. Istoricheskaya politika v stranakh byvshey Yugoslavii / pod. red. M.V. Belova. SPb.: Nestor-Istoriya, 2022. p. 180 – 196.
Belov 2022e – Belov M.V. Obustroystvo «mesta pamyati»: «Memorandum SANU» tridtsat' let spustya. Istoricheskaya politika v stranakh byvshey Yugoslavii / pod. red. M.V. Belova. SPb.: Nestor-Istoriya, 2022. p. 334 – 348.
Belov 2022f – Belov M.V. Politika kalendarya v post"yugoslavskikh gosudarstvakh: obzor. Istoricheskaya politika v stranakh byvshey Yugoslavii / pod. red. M.V. Belova. SPb.: Nestor-Istoriya, 2022. p. 154 – 158.
Belov, Kuznetsova 2022 – Belov M.V., Kuznetsova S.V. «V pamyat' o nevinnykh zhertvakh...»: Blayburg – spornoye «mesto pamyati» Khorvatii. Istoricheskaya politika v stranakh byvshey Yugoslavii / pod. red. M.V. Belova. SPb.: Nestor-Istoriya, 2022. p. 247 – 264.
Jensen 2021 – Memory Politics and Populism in Southeastern Europe / ed. J. Jensen. L. – NY.: Routledge, 2021. 218 p.
Kamberović 2003 – Historijski mitovi na Balkanu: zbornik radova / ured. H. Kamberović. Sarajevo: Institut za istoriju, 2003. 330 s.
Kolesnyk 2017 – Kolesnyk I. Ukrayinsʹkyy istoryk i vlada: vid prymusu do partnerstva. Eydos. Alʹmanakh teoriyi ta istoriyi istorychnoyi nauky. 2017. no 9. p. 9 – 24.
Koloskov 2022a – Koloskov Ye.A. Pamyat' o voyne 1998 – 1999 gg. v sovremennom Kosovo. Istoricheskaya politika v stranakh byvshey Yugoslavii / pod. red. M.V. Belova. SPb.: Nestor-Istoriya, 2022. p. 276 – 282.
Koloskov 2022b – Koloskov Ye.A. Stroitel'stvo vs razrusheniye: pamyatniki i memorial'nyye prostranstva Severnoy Makedonii i Kosovo. Istoricheskaya politika v stranakh byvshey Yugoslavii / pod. red. M.V. Belova. SPb.: Nestor-Istoriya, 2022. p. 384 – 394.
Koposov 2013 – Koposov N. Istoricheskiye ponyatiya v mire bez budushchego. Kak my pishem istoriyu / otv. red. G. Garreta, G. Dyufo, L. Pimenova. M.: ROSSPEN, 2013. S. 57 – 93.
Kuznetsova 2022a – Kuznetsova S.V. General Ante Gotovina: natsional'nyy (kino)geroy nezavisimoy Khorvatii. Istoricheskaya politika v stranakh byvshey Yugoslavii / pod. red. M.V. Belova. SPb.: Nestor-Istoriya, 2022. p. 472 – 482. Kuznetsova 2022b – Kuznetsova S.V. Mezhdunarodnyy tribunal po byvshey Yugoslavii kak mnemonicheskiy actor. Istoricheskaya politika v stranakh byvshey Yugoslavii / pod. red. M.V. Belova. SPb.: Nestor-Istoriya, 2022. p. 73 – 90.
Lastoŭski 2016 – Lastoŭski A. Prapracoŭka kamunistyčnaha minulaha ŭ Slavakii: asnoŭnyja faktary i dynamika. Palityčnaja sfiera. 2016. no 24 (1). p. 37 – 55.
Markava 2012 – Markava A. Histaryčnaja sviadomasć jak pradmiet samareflieksii ŭ češskaj histaryjahrafii. Bielaruski Histaryčny Ahliad. 2012. vol. 19. no. 1 – 2 (36 – 37). p. 179 – 212.
McPherson 2003 – McPherson J. Revisionist Historians. Perspectives on History. 2003. vol 41. no 6. p. 1.
Milošević, Trošt 2021 – Europeanisation and Memory Politics in the Western Balkans / eds. A. Milošević, T. Trošt. L. – NY.: Palgrave Macmillan, 2021. 434 p.
Timofeyev 2022 – Timofeyev A.Yu. Pervaya mirovaya voyna kak sistemnyy narrativ serbskogo obshchestva. Istoricheskaya politika v stranakh byvshey Yugoslavii / pod. red. M.V. Belova. SPb.: Nestor-Istoriya, 2022. p. 196 – 210.
Todorova 2012 – Todorova M. Sŭzdavaneto na edin natsionalen geroĭ: Vasil Levski v bŭlgarskata obshtestvena pamet. Bŭlgariya, Balkanite, svetŭt: idei, protsesi, sŭbitiya. Sofiya: Prosveta, 2012. URL: http://www.librev.com/index.php/2013-03-30-08-56-39/discussion/bulgaria/2064-2013-05-22-10-26-10