Д.В. Глухов. Ближе всех к царю. Рецензия на книгу: Козляков В. Н. «Ближние люди» первых Романовых. М.: Молодая гвардия, 2022. 343 с.
Рецензируется монография известного специалиста по истории России XVII в. В. Н. Козлякова, в которой на примере биографии трёх государственных деятелей этого периода – И. Б. Черкасского, Б. И. Морозова, А. С. Матвеева, - изучается институт «ближних людей», его место в системе государственного управления Московского царства. Автор делает вывод об устойчивости и жизнеспособности этого института.
Ключевые слова: И. Б. Черкасский, Б. И. Морозов, А. С. Матвеев, «ближние люди», боярская Дума, местничество
Сведения об авторе: Глухов Дмитрий Владимирович, выпускник исторического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова, кафедра «история России XIX века – начала ХХ века».
Контактная информация: gluhoff91@mail.ru
D. V. Glukhov. Closest to the Tzar
Rev.: Kozlyakov V. N. “Blizhnie lyudi” pervykh Romanovykh. Moscow: Molodaya Gvardiya, 2022. 343 p.
The monograph of V. N. Kozlyakov, a well-known expert on the history of Russia of the 17th century, is reviewed. The author explores the institution of “close people” and its place in the system of state administration of the Tsardom of Moscow on the example of the biography of three statesmen: Ivan Cherkasskiy, Boris Morozov and Artamon Matveev. He concludes on the sustainability and viability of this institution.
Key words: I. B. Cherkasskiy, B. I. Morozov, A. S. Matveev, “close people”, the Boyar Duma, mestnichestvo
About the author: Dmitriy Vladimirovich Glukhov, graduate of the History Department of Lomonosov Moscow State University, Department of Russian History of the 19th century - early 20th century
Contacts: gluhoff91@mail.ru
Книжная серия «ЖЗЛ» не нуждается в представлениях. В последние годы в рамках этой серии стал популярен жанр «коллективной биографии» или серии очерков о людях, которые интересны нам как часть некой общности, оставившей след в истории: «Поэты 1812 года» (2014), «Декабристы» (2015), «Легендарные разведчики» (2015), «Следователи Петра Великого» (2018) и т. д. Эту тенденцию развил В. Н. Козляков, известный специалист по истории Смутного времени и, в целом, истории России XVII века, в своей новой книге, посвящённой «ближним людям» первых Романовых.
Кто такие «ближние люди»? Автор определяет этот термин следующим образом: «немногие представители аристократической элиты, участвовавшие в управлении государством наряду с московскими царями. Они имели право совета царю, доклада и объявления царских указов» (С. 6). Свои «ближние люди» были чуть ли не у каждого московского князя, начиная с Ивана III, то есть, это явление возникает практически одновременно с началом формирования той системы государственного управления, которая будет функционировать в России в XVI – XVII вв. С воцарением на российском престоле династии Романовых «ближние люди» никуда не делись и, более того, их влияние возросло. Такие особо приближённые к царю фигуры выделялись, как правило, происхождением и положением в Думе, зачастую они состояли в родстве с монархом. «Ближний человек» получал в управление важнейшие приказы, в том числе те, которые давали доступ в личные покои царя, что являлось признаком большого доверия. Особенно важным был Аптекарский приказ – от действий его главы зависело здоровье монарха. К «ближним людям» было приковано внимание и простого люда. Как пишет В. Н. Козляков, «через них реализовывались общие ожидания справедливости и надежды на достижение правды» (С. 6). Изучение их места и роли в политической системе страны, где с одной стороны есть претендующий на полновластие царь, а с другой стороны – бояре, чьё право участвовать в государственных делах освящено традицией, помогает нам лучше понять сущность московского «самодержавия», которое всё же значительно отличается от петровского абсолютизма.
Особенности, присущие институту «ближних людей», и связанные с ним проблемы государственного управления и политической борьбы в Московском царстве XVII в. автор рассматривает через биографии трёх крупных государственных деятелей: Ивана Борисовича Черкасского, Бориса Ивановича Морозова и Артамона Сергеевича Матвеева. Возвышение всех этих личностей не было бы возможно без доверия со стороны монархов – Михаила Фёдоровича и Алексея Михайловича. Однако их путь к вершинам власти и ресурсы, которыми они на этом пути пользовались, были разными.
Князь Иван Борисович Черкасский из этой троицы, пожалуй, наименее известен широкой публике. Между тем, он с полным основанием занимал важнейшее место при дворе Михаила Фёдоровича и фактически возглавлял правительство. Его отец, кабардинский князь Хорошай-мурза, перешедший в православие как Борис Канбулатович Черкасский, был двоюродным братом царицы Марии Темрюковны, жены Ивана Грозного, и мужем Марфы Никитичны Романовой, сестры Фёдора Никитича Романова, впоследствии – патриарха Филарета. Таким образом, И. Б. Черкасский приходился царю Михаилу Фёдоровичу двоюродным братом. В годы правления Бориса Годунова он вместе с Романовыми переносил тяготы ссылки. Возвышение князя Черкасского началось после возвращения патриарха Филарета из польского плена. Уже в 1622 году он сосредоточил в своих руках управление Стрелецким, Иноземским и Аптекарским приказами, а также Приказом Большой казны. Ему поручались и важнейшие дипломатические задания. И. Б. Черкасский вёл переговоры с персидским шахом Аббасом I, шведским посланником Жаком Руселем, участвовал в подтверждении Поляновского мирного договора с Речью Посполитой. И вот парадокс, отмеченный и автором книги о «ближних людях»: благодаря разрядным книгам, мы можем проследить жизненный и карьерный путь влиятельного боярина, но узнать его личные взгляды на внешнюю и внутреннюю политику, как и то, какие именно советы он давал царю, крайне сложно. «К сожалению, очень редко можно точно выделить роль судьи приказа в разных делах» (С. 66), - констатирует В. Н. Козляков. Это во-первых. Во-вторых, беседы царя с «ближними людьми» не записывались. Это значительно ограничивает возможности историка в определении роли того или иного «ближнего человека» в различных делах. Справедливости ради, заметим, что В. Н. Козляков прекрасно это осознаёт и не позволяет себе встать на путь художественных фантазий, в ряде случаев ограничиваясь лишь предположением. Однако, в случае с И. Б. Черкасским эти лакуны особенно заметны – до нас не дошло практически никаких отзывов современников о его личных и профессиональных качествах. В. Н. Козляков, как и до него С. В. Бахрушин, истолковывает это молчание положительно для героя книги: видимо, он не давал повода для сплетен и не был замешан в громких скандалах. Определяя «секрет успеха» князя Черкасского, автор ссылается на другого исследователя, А. П. Павлова, который обращает внимание на ценное (и, наверное, редкое) умение Ивана Борисовича поддерживать хорошие отношения с разными игроками на политической арене и объединять различные придворные группировки. В конечном счёте вырисовывается довольно неординарный образ мягкого, тактичного, справедливого, склонного к компромиссам и учёту разных мнений деятеля, пользовавшегося авторитетом не только в Думе, но и среди служилых людей и простонародья.
Судя по всему, далеко не все из этих положительных качеств были присущи другому герою книги – боярину Борису Ивановичу Морозову. Этот представитель старомосковского боярского рода сумел возвыситься благодаря тому, что с 1633 г. являлся воспитателем царевича Алексея Михайловича. Когда 16-летний царевич занял престол, Морозов был самой влиятельной фигурой в его окружении. Это помогло ему сосредоточить в своих руках огромную власть: с 1646 по 1648 гг. Морозов руководил Аптекарским, Стрелецким и Иноземским приказами, приказом Большой казны и Новой четью, также он добился назначения близких и обязанных ему людей в другие приказные учреждения, формально ему неподконтрольные.
Именно в 1646-1648 гг. сложилась дурная репутация Б. И. Морозова. К социальному взрыву 1648 г., Соляному бунту, привела не только хорошо известная неудачная налоговая реформа, но и другие непопулярные меры (например, как глава Стрелецкого приказа, Морозов в целях экономии урезал жалование стрельцов и задерживал его выдачу), а также повальное мздоимство приказных людей, за которым, по всеобщему подозрению, также стояла воля царского «ближнего человека» Б. И. Морозова. Удивительно, но в книге нет ссылки на «челобитную мира»[1] 1648 г. – документ, в котором содержались основные требования участников Соляного бунта, в том числе их обвинения в адрес Морозова. Хотя саму челобитную автор упоминает и, несомненно, обращается к её тексту. В. Н. Козляков не склонен оправдывать царского «ближнего человека», но пишет и о более удачных примерах его управления страной. К таковым он относит проведение подворной переписи в 1646 г., позволившей пресечь попытки уклонения от уплаты повышенного налога в зависимости от качества земли и учесть «интересы служилых людей в годами не решавшемся вопросе о сыске беглых людей» (С. 116). Правда, говоря об этих преобразованиях, автор, как и в случае с князем Черкасским, отмечает: «У нас слишком мало сведений о его личном участии в проведённых реформах» (С. 112).
Нехватка источников особенно ярко проявляется, когда нужно говорить о деятельности Б. И. Морозова после 1648 года. Все помнят, что он вернулся в Москву вскоре после своего вынужденного удаления и принимал участие в составлении Соборного уложения. Но до самой смерти в 1661 году он продолжал сохранять силу и влияние, хоть его положение и стало несколько двусмысленным. С одной стороны, с 1651 года имя Б. И. Морозова стали писать первым в боярских книгах, что означало его первенствующее положение в Думе, а с другой – ему пришлось «уйти в тень»; всеобщее недовольство Морозовым давало о себе знать. В. Н. Козляков отмечает, что даже дворцовые разряды составлялись с оглядкой на т. н. «удаление» Морозова из царского окружения в 1648 г. (С. 127) При этом боярин неизменно сопровождал царя в военных походах, являлся первым гостем на разных придворных церемониях, играл важную дипломатическую роль в том числе в малороссийских делах: именно Б. И. Морозову, как наиболее влиятельному человеку в окружении царя Алексея Михайловича, адресовал ряд писем гетман Войска Запорожского Богдан Хмельницкий. Об исключительном влиянии «ближнего человека» Морозова даже в последний год его жизни, когда он из-за болезни начал отходить от дел, сообщали и иностранные дипломаты.
Отдельная глава посвящена обширным владениям Б. И. Морозова и тому, как он ими управлял. Хозяйственный архив Б. И. Морозова хорошо известен в историографии, на его материале ещё в советское время было написано немало работ, имевших целью доказательство «нещадной эксплуатации крестьян». Впрочем, и по мнению В. Н. Козлякова, богатства Морозова, его промыслы основывались на возможности «неограниченной эксплуатации природных ресурсов, находившихся в распоряжении «ближнего человека» царя», и его самовластных и жестоких методах управления своим хозяйством. (С. 154)
Фигура следующего «ближнего человека», о котором идёт речь в книге, Артамона Сергеевича Матвеева, стоит несколько особняком. Во-первых, обстоятельства его жизни способствовали формированию более обширного и насыщенного массива источников, позволяющих судить о его жизни. В первую очередь это относится к «Истории о невинном заточении ближнего боярина Артамона Сергеевича Матвеева…», впервые изданной Н. И. Новиковым в 1776 г. В основу этого текста легли многочисленные челобитные и письма А. С. Матвеева, написанные им в ссылке. Благодаря обилию источников, перед нами наконец-то раскрывается живой человек: деятельный, энергичный, темпераментный, иной раз несдержанный в словах и поступках. Во многом именно поэтому часть книги, посвящённая А. С. Матвееву, получилась не только самой объёмной, но и наиболее удачной.
Второй важный момент – происхождение А. С. Матвеева. В отличие от И. Б. Черкасского и Б. И. Морозова, выходцев из знатных родов, Матвеев – сын дьяка, и своим возвышением он обязан прежде всего своей службе. В этом отношении он стоит ближе к другим крупным фигурам, сделавшим себе имя во 2-й пол. XVII в. – А. Л. Ордину-Нащокину и Б. М. Хитрово, чем к И. Б. Черкасскому и Б. И. Морозову. Назначенный в 1642 г. стрелецким головой, Матвеев участвовал во многих военных кампаниях и мероприятиях по охране царской особы, в том числе в подавлении Медного бунта 1662 г. С определённого момента ему всё чаще доверяют дипломатические поручения. На этом поприще Матвееву оказывал протекцию его отчим, дьяк Алмаз Иванович Иванов, в 1653-1667 гг. глава Посольского приказа. Ключевой проблемой внешней политики этого периода была малороссийская. В книге подробно рассматривается столкновение двух внешнеполитических концепций: союза с Речью Посполитой ради утверждения на Балтике, где России противостояла Швеция (эту идею отстаивал Ордин-Нащокин) и дальнейшей борьбы за вхождение в состав России не только левобережной, но и правобережной Украины (к этому стремились Иванов и Матвеев). С ростом влияния А. С. Матвеева связывается его назначение судьёй Малороссийского приказа в 1669 г.
Окончательное возвышение А. С. Матвеева, его пожалование в бояре и назначение судьёй Посольского приказа происходит после женитьбы царя Алексея Михайловича на Натальи Кирилловны Нарышкиной. В стрелецком полку Матвеева служили её отец, Кирилл Полиевктович, и старший брат Фёдор Кириллович. Связям Матвеева и Нарышкиных уделено много внимания в литературе.
В историографии закрепилось мнение о том, что Н. К. Нарышкина воспитывалась в доме А. С. Матвеева. Однако Пол Бушкович назвал это впервые появившееся в «Гистории» А. А. Матвеева утверждение «романтической чепухой» и переносом обычаев XVIII в. в XVII в.[2] По его мнению, Н. Нарышкина с 1668 г. жила в Смоленске, где служил её отец, а в доме Матвеева могла оказаться разве что после смотрин.[3] Также он поставил под сомнение дружбу Алексея Михайловича с А. С. Матвеевым, сославшись на Е. В. Шмурло, считавшего, что до того, как Матвеев в 1669 г. возглавил Малороссийский приказ, царь был с ним едва знаком.[4] П. В. Седов постарался опровергнуть своего коллегу, сославшись на сделанные царицей Натальей Кирилловной пожалования «бывшему духовнику» «церкви Николы чюдотворца, что у столпа попу, Алексею Яковлеву» (дело в том, что эта церковь находилась рядом с двором А. С. Матвеева). «Следовательно, по приезде в Москву Наталья действительно поселилась в доме А. С. Матвеева», - делает вывод П. В. Седов.[5] На наш взгляд, опровержение получилось не очень убедительным и не доказывает ничего, кроме того, что Нарышкина действительно какое-то время жила у Матвеева после смотрин. При этом и в статье об А. С. Матвееве в «Большой российской энциклопедии»[6], и в некоторых новейших изданиях[7] Н. К. Нарышкина называется воспитанницей Матвеева без каких-либо оговорок.
В. Н. Козляков склонен более критично относиться к этой информации и называет Наталью Кирилловну «так называемой “воспитанницей”», также он предполагает, что поначалу в выборе царской невесты Матвеев делал ставку не на неё, а на дочерей своего сводного брата Анну и Анастасию, первыми записанных в списке невест (С. 229). В то же время он пишет о сложившихся дружеских отношениях царя и Артамона Матвеева применительно к 1654 году, а это было задолго до того, как Матвеев возглавил Малороссийский приказ! (С. 171)
Автор обращает внимание на то, что А. С. Матвеев, в отличие от И. Б. Черкасского и Б. И. Морозова, так и не смог возглавить весь административный круг приказов, который позволил бы сосредоточить в своих руках руководство войском, царской охраной, дворцом, казной и внешней политикой. Он связывает это с нехваткой «родословного» веса. (С. 242) Значительной частью приказов руководил Б. М. Хитрово, выглядевший «противовесом» Матвееву. Возвышение Матвеева часто приходилось уравновешивать различными назначениями и пожалованиями представителям старых боярских родов: Голицыных, Одоевских, Милославских. Местничество, хоть и неоднократно ограничивалось ещё в 1-й половине XVII в. (в 1621 г. «безместие» введено в посольской службе, в 1622 – при «сказывании» думского чина, в 1649 – в приказной службе[8]), всё ещё оставалось действующим институтом, и в глазах родовитого боярства Матвеев казался выскочкой. К тому же, в борьбе за власть и влияние он наживал немало врагов. В. Н. Козляков описывает, как Матвеев участвовал в редактировании разрядных книг, вписывая туда любой «компромат» на своих противников. (С. 264) Могущество «ближнего человека» А. С. Матвеева и его успехи в политической борьбе в очень большой степени зависело от расположения к нему Алексея Михайловича, и поэтому его падение после смерти царя получилось таким стремительным.
В заключении книги В. Н. Козляков делает вывод о чрезвычайной устойчивости и жизнеспособности института «ближних людей». «Священный характер царской власти, делавший царя судьёю во всех делах, уравновешивался боярским советом», (С. 308) - пишет автор. Заметим, что точно так же институт «ближних людей» позволял царю преодолеть сложившиеся местнические традиции и практики и приближать к себе не наиболее родовитых, а наиболее способных людей. И просуществовал этот институт вплоть до разрыва с этими традициями, который ознаменовала отмена местничества в 1682 году.
Изучение биографий государственных деятелей существенно обогащает историческое знание, «оживляет» его, позволяет не сводить историю государства к рутинной истории государственных учреждений и институтов. Но часто на пути историка встаёт ограниченность источниковой базы или преобладание в ней сухих «официальных» источников. Это характерно и для истории России XVII века. Историки вынуждены восстанавливать биографию героя по материалам, отражающим сложившиеся традиции государственной и придворной службы, основанные прежде всего на принципе местничества. И вот какой вывод делается после прочтения книги В. Н. Козлякова: чем больше жизненный и карьерный путь государственного деятеля соответствовали этим традициям, тем сложнее увидеть в нём какие-то характерные проявления живой яркой личности, а не человека-функции. Возможно, именно поэтому мы мало что можем сказать о деятельности И. Б. Черкасского, а исследование его биографии приходится подменять рассмотрением важных событий в истории государства и предполагать, какую роль он мог в них играть согласно его статусу. В нестандартных ситуациях, будь то Соляной бунт 1648 года, благодаря которому в стране заговорили о многочисленных злоупотреблениях Б. И. Морозова и его «правительства», или же зигзаги судьбы А. С. Матвеева, наоборот, ярче проявляются и фиксируются в источниках уникальные черты исторических деятелей. И стоит надеяться, что книга В. Н. Козлякова, это исследование «ближних людей» во власти, проложит дорогу тем работам, что, помогают, говоря словами её автора, «увидеть действие глубоких сил, связывающих в одно целое жизнь частного человека и историю страны». (С. 309)
"Историческая экспертиза" издается благодаря помощи наших читателей.
[1] Наиболее полная и аутентичная публикация: Шахматов М. В. Челобитная «мира» московскому царю Алексею Михайловичу 10 июня 1648 г. // Vestnik Kralovske ceske spolecnosti Nauk Trida filosoficko-historicka. Rocník 1933, Praha, 1934. [2]Бушкович, П. Пётр Великий: Борьба за власть (1671-1725). СПб., 2008. С. 64 [3] Там же. С. 65-66 [4] Там же. С. 63-64 [5]Седов П. В. Закат Московского царства: Царский двор конца XVII века. 2-е изд. СПб., 2008. С. 115 [6]Рогожин Н. М. МАТВЕЕВ // Большая российская энциклопедия. Т. 19. М., 2011. С. 333 [7]Талина Г. В. Государь, государство, государственная служба алексеевской России. М., 2022. С. 199 [8]Эскин Ю. М. МЕСТНИЧЕСТВО // Большая российская энциклопедия. Т. 20. М., 2012. С. 64-65