Д.А. Боровков Киевская Русь в концепции И.Я. Фроянова
В статье рассматриваются работы И. Я. Фроянова, написанные в середине 1960 – середине 1990-х гг. и посвященные проблеме формирования дофеодальной государственности у восточных славян, выразившиеся в концепции общинно-вечевых городов-государств, которая стала предметом полемики со сторонниками феодальной парадигмы развития Киевской Руси.
Ключевые слова: И.Я. Фроянов, Киевская Русь, феодализм.
Сведения об авторе: Боровков Дмитрий Александрович – кандидат исторических наук; brancaleone85@mail.ru
Abstract: In the article is considered the works of Igor Froyanov, writing between 1960 and 1990, and devoted the problem of the formation of pre-feudal statehood among the East Slavic, expressed in the conception of communal city-states, which was the cause of a polemic with the supporters of the feudal paradigm of the development of Kievan Rus.
Keywords: I. Froyanov, Kievan Rus’, feodalism.
Borovkov Dmitry – Cand. in history, brancaleone85@mail.ru
Научная деятельность профессора Санкт-Петербургского (Ленинградского) университета Игоря Яковлевича Фроянова (1936 – 2020) нашла отражение в многочисленных историографических и биографических работах, написанных его учениками и коллегами на протяжении последней четверти века, из числа которых следует особо выделить фундаментальную биографию В. С. Брачева (Брачев 2010: 477 – 750), в которой немало внимания уделено концептуальным аспектам многогранного творчества ученого. Поэтому, в настоящей статье мы остановимся на ключевых ее моментах, связанных с изучением истории Киевской Руси.
Концепция И. Я. Фроянова формировалась в соответствии с канонами исторического материализма, согласно которым сначала изучался базис общественно-экономических отношений, определявшийся способом производства, а затем политическая надстройка. Поэтому первое крупное его исследование – кандидатская диссертация “Зависимые люди Древней Руси (челядь, холопы, данники, смерды)”, защищенная на Историческом факультете Ленинградского государственного университета под руководством В. В. Мавродина в 1966 г., – была посвящена дифференциации социальной структуры эксплуатируемых слоев населения.
В этой структуре И.Я. Фроянов выделил рабов-пленников (челядь) и рабов из числа представителей местного туземного населения (холопов). Данники были разделены им на “внешних” смердов – представителей племен, выплачивавших киевским князьям дань, которую он отказался считать феодальной рентой и отождествил с грабежом-контрибуцией, – и “внутренних” смердов, под которыми он подразумевал местное население, обязанное данью князю и государству – их основу составляли посаженные на землю пленники-рабы. Следствием подобной дифференциации категорий зависимого населения стал тезис о развитом характере рабовладения на Руси XI – XII вв. в процессе генезиса феодализма (Фроянов 2010). Этот тезис сближал его выводы с выводами определенного круга исследователей, которые обсуждались и в 1930-е гг. и в историографии второй половины 1960 – начала 1970-х гг. (Ср. Свердлов 1996: 198 – 199, 278 – 287).
Наблюдения И. Я. Фроянова получили развитие в докторской диссертации, защищенной на Историческом факультете Ленинградского университета в 1973 г., в которой исследователь подчеркнул, что «Взгляд на социально-экономическое развитие Киевской Руси, представленный в настоящей работе, тесно связан с пониманием роли крупного землевладения в процессе генезиса феодализма». Главным недостатком концепции генезиса феодализма в крупновотчинной форме, разработанной в 1930-х гг. Б. Д. Грековым и разделявшейся широкими кругами советских исследователей, И.Я. Фроянов считал недооценку других элементов социального строя. «Б.Д. Грекова привлекала генеральная (и это естественно) линия развития общественных отношений в Киевской Руси. Поэтому он сосредоточился на тех факторах, которые означали наступление нового социального строя – феодализма. Между тем институты старого порядка, восходящие к первообщинному периоду, а также рабовладельческий уклад не были им достаточно изучены» (Фроянов 1999: 6 – 7). Столь же спорной считал он и сформулированную в начале 1950-х гг. гипотезу В.И. Довженка, М. Ю. Брайчевского и Л.В. Черепнина об установлении верховной феодальной собственности на землю одновременно с установлением даннических отношений на фоне переплетения процессов “окняжения земли” и роста феодальной собственности. В результате был сделан вывод о том, что «Обложение данью в X–XII вв. не сопровождалось по нашему глубокому убеждению, сменой форм земельной собственности и установлением феодальной верховной собственности на землю». Критике была подвергнута и концепция медиевиста А.Я. Гуревича, который выдвинул тезис о сосуществовании государственного и общинного землевладения, отвергнув мнение о формировании крепостного права в раннем средневековье, но сохранив традиционную трактовку дани как инструмента феодализации в таких регионах как Англия, Скандинавия, Русь. Взгляд А. Я. Гуревича на феодализм как на систему отношений господства и подчинения, экономическую основу которой мог составлять внеземельный лен (феод), был И. Я. Фрояновым отвергнут.
И.Я. Фроянов исходил из того, что вне крупного землевладения «феодальные отношения становятся настолько неуловимыми, что нельзя понять, где кончается простое подданство и начинается феодальный строй», ибо «Власть над людьми еще не феодализм. Он появляется тогда, когда властвование соединяется с крупным землевладением, являющимся основой феодализма» (Фроянов 1999: 127 – 128). Таким образом, он строил свои рассуждения в рамках классической модели феодального строя, сформировавшейся на рубеже XIX–XX вв., а идея многообразия феодальных отношений оказалась для него неприемлема. Рассматривая экономическую базу феодализма, И.Я. Фроянов писал: «В аграрном обществе феодальная рента есть прежде всего земельная рента. Данное положение остается для нас в силе, несмотря на красочные примеры внеземельного характера феода, приводимые А.Я. Гуревичем, включая и тот пикантный эпизод, когда в качестве лена выступает… публичный дом. Последнее обстоятельство доказывает лишь ту очевидную истину (в справедливости которой, надеемся, не сомневается и сам А.Я. Гуревич), что отношения в упомянутом доме бесконечно далеки от феодальных производственных отношений, а доходы, собираемые владельцем его, ничего общего не имеют с неоплаченным прибавочным трудом» (Фроянов 1999: 127; ср. Гуревич 1970: 55). Эта цитата красноречиво характеризует его отношение к внеземельным факторам феодализации.
Анализ социально-экономического строя Киевской Руси И.Я. Фроянов начал с изучения семьи и общины. В отличие от историков, разделявших точку зрения о последовательном формировании патриархальной общины – сельской общины – крупной вотчины (Б.Д. Греков, С.В. Юшков, Л.В. Черепнин), он сосредоточил внимание на поземельных отношениях в родоплеменной (первобытной) общине, сведения о которой, по его мнению, отразились в сообщении ПВЛ о социальной организации полян: «Полем же жившем особе и володеющим роды своими». Исследователь считал, что «поляне, жившие особняком, являли собой нечто целое, собранное из родов, занимающих свою территорию. Под целым, надо, по всей видимости, понимать племя, существующее “особе” от других племен» (Фроянов 1999: 14). Вервь он трактовал как общинную организацию переходного периода, в которой сохранялись и кровнородственные отношения, и посторонние элементы. Такая позиция была новаторской по отношению к взглядам советских историков на вервь как на родственную (С.В. Юшков), территориальную общину (Б.Д. Греков, И.И. Смирнов, Л.В. Черепнин и др.), патронимию (М.О. Косвен) или марку (А.И. Неусыхин). И.Я. Фроянов писал: «Вервь будет однобоко понята, если полагать ее чисто родственным объединением или союзом, полностью очищенным от кровных связей. Она, по-видимому, совмещала и то, и другое» (Фроянов 1999: 26). К подобным выводам его привело сравнение Русской Правды, предусматривавшей коллективную ответственность общины (круговую поруку), с законодательством XV–XVII вв., где была зафиксирована личная ответственность правонарушителя, что было истолковано как следствие разложения общины. Такая интерпретация верви позволяла раскрыть социальную функцию большой семьи, однако расходилась с позицией большинства советских исследователей, признававших ключевым элементом социальной структуры Древней Руси малую (индивидуальную) семью. Наряду с общинным землевладением И.Я. Фроянов выделял государственный аграрный сектор, формировавшийся из пустующих земель в процессе укрепления публичной власти, персонифицированной в лице князя, выполнявшего функции представителя общины, а не главы корпорации феодалов, как предполагалась в рамках концепции В. И. Довженка – М. Ю. Брайчевского – Л. В. Черепнина и их последователей.
Сопоставив известия о княжеских селах, выполнявших, по его мнению, роль промысловых центров, И.Я. Фроянов отверг взгляд на них как на элемент зарождающегося княжеского домена и пришел к выводу о преобладании промыслов в хозяйственных предприятиях Рюриковичей. Анализ “Правды Ярославичей”, которая использовалась сторонниками “классической” интерпретации феодализма как один из источников реконструкции порядков феодальной вотчины XI в., а также летописных данных о хозяйственной деятельности князей, привел его к выводу о том, что в XI–XII вв. промыслы сменились скотоводством. И хотя он продолжал считать крупное землевладение основой древнерусской экономики, экономическое благосостояние князей, с его точки зрения, формировалось не за счет земельных владений, а за счет кормления, полюдья и различных даров, постепенно терявших потребительский характер «переплавляясь в нечто, подобное натуральным налогам, смешивать которые с централизованной феодальной рентой нет никаких оснований» (Фроянов 1999: 166). Аналогичным образом исследователь раскрыл экономическую основу боярского землевладения: хотя он не отрицал существование в XI–XII вв. боярских сел, по его мнению, они были ориентированы на неземельные отрасли сельского хозяйства, а бояре как представители государственного аппарата получали продукты аграрного производства в качестве платы от населения.
И.Я. Фроянов подверг критике гипотезу М.Н. Тихомирова об условном феодальном держании, полагая, что отождествление им “милости” и “бенефиция” было неправомерным. М.Н. Тихомиров считал, что «милостники – это не просто княжеские любимцы, а особый разряд княжеских слуг, занятых непосредственно в дворцовом хозяйстве, в первую очередь ключники и слуги, – разряд, соответствовавший средневековым министериалам в Западной Европе», и отмечал, что «княжеские слуги, как и министериалы Западной Европы, нередко выходили из числа рабов, что не мешало им выдвигаться впоследствии в ряды знати, вступать в число феодалов и скапливать большие земельные богатства». Поэтому “милость” имела различные формы – “кормление”, “хлеб”, условное феодальное владение – бенефиций. «Таким образом, историю поместной системы и служилого землевладения надо начинать искать гораздо раньше, чем в XIV–XV вв. Поместная система была только частью феодальной системы. Она начала складываться на Руси уже в XII–XIII вв., когда появляются милостники» (Тихомиров 1975: 235, 239).
По мнению И. Я. Фроянова, М. Н. Тихомиров не привел «ни одного факта, который ясно и определенно подтвердил бы его точку зрения», ибо «если князь жаловал своих слуг деньгами, оружием и конями, то от этого они феодалами не становились. Иное дело земельная дача. Но о “милостьных” землях источники упорно молчат». Вывод категоричен: «М.Н. Тихомирову не удалось доказать существование на Руси XII в. поместной системы и служилого землевладения, совместить древнерусского милостника с московским помещиком» (Фроянов 1999: 177 – 178).
«На данной стадии между вотчинником и крестьянским миром нет никаких или почти никаких экономических связей. Это – два самостоятельных организма, скрепленных политически. Медленно, шаг за шагом, владелец приближается к волости и, наконец, внедряется в общественную ткань, подрывает общину и устанавливает над ней господство, – завязывается феодальное хозяйство. Чем меньше объект пожалования, тем легче и быстрее идет процесс перерождения свободной общины в комплекс феодально зависимых хозяйств. Но при самых оптимальных условиях для вотчинника он растягивается на длительный период» (Фроянов 1999: 187). Исследователь отнес формирование частного землевладения путем купли или занятия неосвоенных земель, к XI–XII вв., полагая, что в этот период оно находилось в неразвитом состоянии, так как функцию материальных ценностей в большей степени выполняло движимое имущество.
Если сторонник феодальной парадигмы Я. Н. Щапов интерпретировал церковную десятину как одну из форм феодальной ренты и относил формирование церковного землевладения ко второй половине XI – началу XII столетия (Щапов 1965), то, по мнению И.Я. Фроянова, церковь существовала не за счет земельных пожалований, а за счет сбора доходов с волостей, создававших возможность превращения пожалованной земли в феодальную собственность, однако в отличие от Я.Н. Щапова он отверг попытку истолкования финансовых отношений церкви и государства как раздел феодальной ренты, полагая, что исследователь заставил мирян и церковников «делить шкуру неубитого медведя» (Фроянов 1999: 191). В то же время он счел церковь инициатором установления порядка, при котором устанавливалась верховная собственность на землю волости.
Хотя И.Я. Фроянов сначала не отрицал факт существования на Руси ни феодальной вотчины, ни верховной государственной собственности на землю – краеугольных камней концепций Б.Д. Грекова и Л.В. Черепнина, – жесткая интерпретация феодализма как системы поземельных отношений между феодалом-вотчинником и феодально-зависимым населением, равно как и отождествление дани с контрибуцией и отрицание ее тождества с феодальной рентой, ограничило категории крепостного крестьянства.
Первой категорией зависимого населения, по мнению И.Я. Фроянова являлась челядь, под которой подразумевались пленники-рабы. Вторая категория – смерды – представляла, с одной стороны, свободных общинников покоренных земель, обложенных контрибуцией, а с другой – особую прослойку зависимого населения, формировавшуюся из пленников-челядинов, посаженных на государственные земли, часть которых, перейдя впоследствии в частные руки, оформилась в крепостное крестьянство. Категория закупов трактовалась как разновидность полурабов, которые не являлись прикрепленными к земле крепостными: их зависимость относилась к одной из форм дофеодальной эксплуатации. К различным категориям рабов И.Я. Фроянов относил изгоев, пущенников, прощенников, задушных людей, рядовичей, предопределив конечный вывод о том, что «со времен антов, у восточных славян в недрах первобытнообщинного строя зарождается рабовладельческий уклад. Его дальнейшая история не была чем-то невозмутимо монотонным. Вторая половина X в. знаменовала известный перелом в развитии рабства на Руси, обусловленный возникновением частного землевладения. Рост землевладения князей, дружинников и духовенства, наблюдаемый в XI в., способствовал укреплению рабовладельческого уклада. Этот рост особенно ощутимым становится в XII в., чем видимо и объясняется подъем холопства, возникшего, по нашему мнению, где-то в XI в. и представлявшего рабов местного происхождения в отличие от челяди – пленников» (Фроянов 1999: 293).
В развитии древнерусского рабства исследователь выделил две ветви, одна из которых продолжала патриархальную традицию, а другая приближалась формам античного рабовладения, появление которых было обусловлено формированием вотчинного хозяйства, в недрах которого произошла интеграция рабовладельческих и феодальных элементов. Таким образом, И.Я. Фроянов постулировал наличие в XI–XII вв. рабовладельческой, а не феодальной вотчины. Так как единственной феодально-зависимой категорией он считал малочисленную группу смердов, то в его представлении феодальный уклад проигрывал рабовладельческому, которому, в свою очередь, было далеко до общинного уклада и древнерусское общество представлялось как сложный социальный организм, сочетающий различные типы производственных отношений. Правда, насколько искренним был исследователь, когда писал, что феодальный уклад являлся ведущим, поскольку ему принадлежало будущее (Фроянов 1999: 293) – было ли это убеждением или необходимой данью историографической схеме – осталось загадкой.
И диссертация, и опубликованная на ее основе монография И.Я. Фроянова («Киевская Русь. Очерки социально-экономической истории», 1974) вызвали неоднозначную реакцию научной общественности, проявившуюся еще на стадии обсуждения диссертации, на кафедре истории СССР Ленинградского государственного университета в июне 1973 г., материалы которой были опубликованы в 1999 г. в приложении к полному изданию ее текста.
Например, А.Л. Шапиро констатировал, что И.Я. Фроянов заново пересмотрел весь комплекс письменных и археологических источников и, отказавшись от недостаточно опиравшихся на источники концепций, дал свою интерпретацию многих частных вопросов, особо отметив критику историков, считавших возможным говорить о феодализме без крупного землевладения (Фроянов 1999: 295 – 297).
Ю.Г. Алексеев отметил, что «Актуальность проблематики, поднятой в работе И.Я. Фроянова, подчеркивается тем обстоятельством, что, несмотря на большое число исследований и длительную историографическую традицию, большинство вопросов темы еще далеки от решения», что И.Я. Фроянов «выступает как самостоятельно сложившийся исследователь со своей собственной, в высшей степени нетривиальной точкой зрения. Привлекая к исследованию все доступные отечественные источники, И.Я. Фроянов (и в этом его заслуга) оперирует и сравнительным методом (к сожалению, весьма редко у нас применяемым), сопоставляя изучаемые им институты с их аналогиями в Западной Европе». Хотя Ю. Г. Алексеев считал, что не все выводы И.Я. Фроянова убедительны, по его мнению, «эти недостатки (может быть, недомолвки) решительно отступают на задний план перед свежим, оригинальным и в основе своей убедительным главным тезисом работы». А именно, тем, что Древняя Русь «автором трактуется не как совокупность обезличенных объектов княжеского и боярского произвола (что, к сожалению, широко распространено в нашей литературе), а как жизнеспособное, полноправное, закономерно развивающееся общество свободных людей, переживающих одну из стадий общественного развития» (Фроянов 1999: 297 – 298).
По мнению Б.Н. Миронова, «автор создал цельную и объективную картину состояния Киевской Руси X–XII вв. и что особенно существенно – построил оригинальную и в целом убедительную концепцию о переходном (к феодализму) характере древнерусского общества X–XII вв. <…> Автор весьма удачно применил метод “склеенной вазы”. Как археолог, И.Я. Фроянов по обломкам, относящимся к различным сферам жизни русского общества X–XIII вв., воссоздал общую картину его состояния» (Фроянов 1999: 298).
В то же время один из оппонентов на защите докторской диссертации И. Я. Фроянова Л.В. Черепнин отметил в качестве основной тенденции его работы пересмотр представлений Б.Д. Грекова о генезисе феодализма на Руси в крупновотчинной форме, предпринимаемый на фоне ограниченного методологического подхода к интерпретации источников. Относительно реконструкции социальной структуры зависимого населения он писал: «Деление смердов на внутренних и внешних и версия о смердах как пленниках-рабах не вытекают из анализа источников. Это авторская схема, я не вижу также оснований для противопоставления “дани” и “полюдья”. Почему нельзя рассматривать “полюдье” как систему сбора дани? Естественно, что во время полюдья сборщики дани и кормились с населения. “Примучивали” князья не только иноязычные племена, но и восточнославянские, т.е. по терминологии И.Я. Фроянова – “внутренних” смердов. Поэтому попытка связать появление термина “смерд” с межплеменной борьбой мне кажется неубедительной. Но хорошо уже и то, что диссертант считает возможным уподоблять земельной ренте характер дани отдельных групп частновладельческих смердов». Вывод патриарха советской науки был таков: «Меня концепция И.Я. Фроянова не убедила. Я остаюсь при убеждении, что разработанная Б.Д. Грековым “генеральная линия развития общественных отношений в Киевской Руси”, несмотря на большое количество поправок, уточнений, дополнений, внесенных другими исследователями, в основном (признание феодализма в Киевской Руси) остается в силе.
Но я отдаю должное творческому поиску И.Я. Фроянова, оригинальности его суждений, эрудиции, ряду интересных наблюдений» (Фроянов 1999: 313 – 326).
Второй оппонент на защите докторской диссертации И. Я. Фроянова А.А. Зимин в своем отзыве уделил больше внимания методам источниковедческого синтеза: «Конечно, если говорить в самой общей форме, то перед нами труд, базирующийся на комплексе памятников, в общем-то известных предшествующим исследователям. Но дело, конечно, в соотношении различных видов источников. А вот тут-то и проявляются новые подходы И.Я. Фроянова. Если ранее ученые прежде всего исходили из анализа Русской Правды, как основного памятника, характеризующего социальные отношения в древнерусском обществе, то в работе И.Я. Фроянова акценты переставлены, и разбор летописных свидетельств, берестяных грамот и археологических памятников занимает не меньшее, а подчас даже большее место. Оправдано ли это или нет? Мне представляется, что это вполне оправдано. И дело даже не в том, что Русская Правда лучше изучена и нет надобности возвращаться к ряду решенных вопросов. Дело заключается в том, что советские медиевисты все более и более приходят к выводу о необходимости координировать анализ правовых источников (в частности, варварских правд) с житийными, хроникальными и эпическими источниками. Если обратиться к истории Древней Руси, то такая необходимость будет ясна» (Фроянов 1999: 327 – 337).
И.П. Шаскольский, заменявший на защите отсутствовавшего А. А. Зимина, видел достоинство работы в том, что И.Я. Фроянов отказался «от очень распространенной, особенно в 1950-е годы, концепции, которая относит начало феодализма к как можно более раннему времени, к началу существования Киевского государства, к IX в.», тогда как некоторые авторы «умудрялись начинать феодализм еще раньше – чуть ли не с V–VI вв.» (Фроянов 1999: 352 – 359).
Если одна группа исследователей (Ю.Г. Алексеев, А.Л. Шапиро, И.П. Шаскольский) поощряла критику феодальной концепции, с другой стороны отношение Л.В. Черепнина и его сторонников к концепции И.Я. Фроянова со временем стало более критическим (Черепнин 1976; Назаров, Пашуто, Черепнин 1976: 29). Так, О.М. Рапов усомнился в результатах пересмотра тезиса о феодальном землевладении на Руси, посчитав, что «И.Я. Фроянов почему-то упорно не хочет видеть ни княжеских дворов, ни княжеских волостей, областей и городов, за которые ведутся ожесточенные войны между отдельными владетелями, начиная со второй половины X в.» (Рапов 1977: 15). Исследователь полагал, что киевские князья как верховные собственники земли предоставляли в условное держание родственникам в обмен на службу и дань отдельные волости или «сеньории-полугосударства», правители которых стремились превратить их в безусловную феодальную собственность.
В монографии «Киевская Русь. Очерки социально-политической истории» (1980) И.Я. Фроянов связал генезис государственного порядка Древней Руси с институтом княжеской власти, в котором видел не оплот феодализующейся племенной аристократии, а инструмент родоплеменной организации. Эволюцию территориально-политического устройства он рассматривал по пути: род – племя – союз племен – суперсоюз. Если приверженцы феодальной парадигмы писали о корпоративной консолидации аристократии, то И.Я. Фроянов писал о неоднородном составе племенной элиты, разных уровнях компетенции князей, зависящих от их положения в структуре. Функции князя, по его мнению, ограничивались военной сферой, так как судебная юрисдикция только зарождалась, а административная деятельность находилась в руках племенных старейшин (старцев). Расширение прерогатив княжеской власти в IX–X вв. он связывал с формированием “суперсоюза” во главе с князем киевским, который, опираясь на сплотившуюся вокруг него дружину, подчинил племенных князей древлян, северян, радимичей и т.д. Однако, в правителях киевского “суперсоюза” Фроянов видел лишь военных лидеров, исполнявших определенные судебные и религиозные функции и не пользовавшихся законодательной инициативой. Хотя он считал, что «нельзя признать правильным стремление некоторых историков представить княжескую власть в примитивном виде» (Фроянов 1980: 30), в то же время показательна его критика утверждений Л.В. Черепнина и А.А. Зимина, видевших в правовых нормах X в. раннефеодальное законодательство (Черепнин 1965; Зимин 1965).
Изменение территориальной структуры Древнерусского государства в конце X – начале XI в. И.Я. Фроянов связал с распадом племенных княжений и образованием городовых волостей. «К сожалению, начальная история городовых волостей не нашла отражения в источниках, которыми располагает современная наука – отмечал исследователь. – Но в конце XI столетия, и особенно в XII в. мы уже видим городовые волости с достаточно устойчивыми конститутивными признаками», где князь являлся необходимым элементом социально-политической организации общества (Фроянов 1980: 33).
В то же время он полагал, что, несмотря на значительный общественный вес, князь все же не стал подлинным государем, так как этому препятствовала самодеятельность народных общин. «Трудно назвать сувереном князя, который, приезжая в ту или иную волость, должен был входить в соглашение с вечевой общиной и принимать выдвигаемые вечем условия, ставящую его в определенные рамки. Князь заключал ряд с народным собранием – вечем. А это значит, что он превращался в известном смысле в общинную власть, призванную блюсти интересы местного общества» (Фроянов 1980: 43). С точки зрения исследователя суть проблемы сводилась к следующему: «В дореволюционной историографии сложилось мнение, будто княжеская власть на Руси являлась народной властью, а князь был органом веча и общины. Советские историки справедливо отвергли этот, безусловно, идеализированный взгляд на существо княжой власти в Древней Руси. Но они, к сожалению, впали в другую крайность, утверждая, что князь олицетворял лишь власть древнерусской знати, стоял только на страже ее классовых интересов. Только для отдельных князей делались исключения, например, для Мономаха, который иногда изображался «смердолюбцем». Надо, впрочем, сказать, что И. И. Смирнов решительно возражал против идеи о «смердолюбии» Мономаха, считая его закоренелым феодалом, проводником планов феодальной верхушки. Социальная роль древнерусских князей XI—XII вв. нам видится несколько иначе.
Князья Руси XI—XII вв. властвовали во имя интересов знати. Это — бесспорно. Но вместе с тем они правили и во благо народа. Следовательно, их правительственную деятельность нельзя толковать однозначно. Политика князей — противоречивая политика, сочетающая в себе древний демократизм с новым: с новыми постепенно углубляющимися классовыми тенденциями, идущим на смену демократическим порядкам. В противоречивости княжеской политики отражались противоречия исторической действительности Руси XI—XII вв., где, несмотря на имущественное неравенство и социальную дифференциацию, процесс классообразования не завершился и общество не стало антагонистическим, ибо подавляющая масса населения состояла и свободных общинников, чье хозяйство доминировало в экономике Киевской Руси. Словом, перед нами переходный период от доклассового строя к классовому. Эта промежуточность древнерусского общества и обусловила двойственность княжеской власти, которая наряду с интересами знати выражала также и общенародные интересы» (Фроянов 1980: 43 – 44).
То, что исследователь отнес к переходному (дофеодальному) периоду эпоху, которая у большинства советских историков ассоциировалась с развитым феодализмом (Б.А. Рыбаков, Л.В. Черепнин, В.Т. Пашуто и др.), являлось очередным вызовом сторонникам феодальной парадигмы, ключевой тезис которой о существовании верховной собственности князей на землю подвергся критике. И. Я. Фроянову, по его собственному утверждению, было трудно «представить верховным собственником князя, которого вечевая община приглашает на княжеский стол», поскольку «акт призвания никак не вяжется со статусом собственника», так же как и практика изгнания князей, по тем или иным мотивам не устраивавших жителей волости (Фроянов 1980: 50 – 51).
И.Я. Фроянов разделял отношения киевских князей с князьями-наместниками волостей и племенными князьями, относя первые к семейным (корпоративным) связям вассального характера, а вторые – к данническим отношениям по праву принуждения. Зарождение вассалитета было отнесено им ко времени Святослава I, а его развитие – к концу XI в., когда, вследствие увеличения численности князей, конструируется система семейно-политических взаимоотношений между членами правящей династии. Исследователь высказался за неразвитость норм вассального права, полагая, что княжеский вассалитет сводился к пожалованию права сбора доходов с волостей (кормлений).
Предложенная интерпретация вопроса восходила к гипотезе К. Маркса о фьефах, состоящих из даней, получившей развитие у С.В. Юшкова, который с точки зрения И. Я. Фроянова «слишком субъективно интерпретировал высказывание К. Маркса, из которого никак не следует, что княжеский вассалитет на Руси X в. складывался из двух систем. К. Маркс, как нам думается, говорит об однородной вассальной зависимости без фьефов, считая, однако, возможным пользоваться термином “фьеф”, но в смысле дани, а не земельного пожалования. В вассалитете, возникшем на даннической основе, К. Маркс увидел примитивную организацию.
По С.В. Юшкову, князья-наместники получали от великих князей землю. Не ясно, что разумеет С.В. Юшков под понятием “земля”. Если он имеет в виду передачу права сбора дани, то с ним можно согласиться, но если им мыслятся земельные пожалования, то здесь ученый вряд ли прав» (Фроянов 1980: 52 – 53).
Как полагал И.Я. Фроянов, «эволюция княжеских вассальных отношений на Руси X–XII вв. шла по линии вассалитета, основанного главным образом на пожаловании даней, к вассалитету, основанному на пожаловании кормлений. Этим был сделан крупный шаг в сторону феодального вассалитета, поскольку центр тяжести с внешней экспансии в форме даней переместился на извлечение доходов внутри общества в виде кормлений. Но сам феодальный вассалитет был еще впереди» (Фроянов 1980: 63).
И.Я. Фроянов рассматривал древнерусских князей как лидеров дружины, считая, что коль скоро князь олицетворял политический орган, то и дружина, теснейшим образом связанная с ним, должна была конструироваться в аналогичный институт. Первые следы социальной дифференциации в ее составе датируются XI–XII вв., когда “старшая” ее часть превратилась в вассальное боярство, а “младшая” составила княжеский двор, а разложение дружинной организации относится к концу XIII – началу XIV вв.
Бояре, по мнению И.Я. Фроянова, являлись общественными лидерами, пришедшими на смену родоплеменной аристократии, но более тесно связанными с князем. В то же время он полагал, что «Бояр нельзя принимать за дружинников в чистом виде, живущих под княжеским кровом и на иждивении князя. Они имели собственные доходы, заводили села. Приобретаемая боярами определенная бытовая и хозяйственная самостоятельность способствовали перерастанию дружинных отношений в вассальные» (Фроянов 1980: 85).
Зарождение боярского вассалитета И.Я. Фроянов относил к первой четверти X в., когда “княжии мужи” получили право сбора дани с покоренных племен, который в XII–XIII вв. также приобрел вид кормлений. Он считал, что «Бояре получали кормления в качестве своеобразной платы за участие в управлении обществом. Вместе с князьями они составили правительственную прослойку. В их деятельности не видно проявления исключительно классового господства, что и понятно, ибо Киевская Русь не знала сложившихся классов» (Фроянов 1980: 89).
Более близкой к князю была “младшая” дружина, в состав которой входили “отроки”, “детские”, “милостники”, которые, как считал исследователь, имели разное социальное происхождение: если “отроки” представляли категорию княжеских рабов, то “детские” являлись “вольными слугами” князя, а “милостники” – собственно, “младшими” дружинниками. К концу XII столетия эти различия исчезают и с этого времени они фигурируют в источниках под общим термином “дворяне”.
Особое внимание автор уделил феодальной сеньерии как комплексу земельной собственности с правами на зависимое население, отметив тенденцию к архаизации сеньериальных порядков в дореволюционной историографии. В то же время, он пришел к выводу, что вотчина-сеньерия в Древней Руси – скорее мираж, нежели реальность. «Не случайно Б. Д. Греков, развивавший мысли о трансформации раннефеодальной вотчины в сеньорию, вынужден был признать явный недостаток данных на сей счет. Он писал: «Меня могут упрекнуть в том, что процесс, сейчас изображенный (складывание сеньории; — И. Ф.), не всегда подтвержден фактами. Действительно, следить по источникам за всеми этапами эволюции вотчины, за процессом превращения ее в сеньорию нет возможности». Что верно, то верно: фактов, подтверждающих существование сеньориальной вотчины в Киевской Руси, нет. Да их и быть не может, поскольку на Руси X—XII вв. крупное землевладение было развито слабо, а феодальные отношения едва лишь зарождались» (Фроянов 1980: 107).
Исследователь установил существование лишь некоторых элементов сеньериального порядка, которые по примеру медиевиста А.И. Неусыхина отнес к дофеодальному периоду. По мнению Фроянова, иммунитет, сложившийся в Древней Руси, отличался от феодального иммунитета либо тем, что не был связан с крупным землевладением, либо тем, что распространялся на некоторые группы рабов и полусвободных. Особое внимание он обратил на проблему взаимоотношений княжеской власти и свободного населения, в разрешении которой он пошел по стопам В.И. Сергеевича, придававшего большое значение политической инициативе “людей”. И.Я. Фроянов отмечал, что «В советской исторической науке имеются на сей счет диаметрально противоположные мнения. М. Н. Покровский и М. Н. Тихомиров признавали за простым людом Руси XII в. право самостоятельно решать, кому из Рюриковичей княжить в той или иной волости. О подъеме в XII в. «политического значения городской массы, с которой вынуждены считаться не только верхи общества, но и размножившиеся князья», писал и Б. Д. Греков. Другой точки зрения придерживаются С. В. Юшков и В. Т. Пашуто, которые полагают, что всеми важными делами в городах заправляла местная знать, умело подстрекавшая демос и ловко использовавшая его выступления в собственных узкоклассовых интересах. В отрицании прав древнерусского народа отдельные историки настолько увлекаются, что приписывают народным представителям ничтожную роль статистов в политических спектаклях, разыгрывавшихся феодальной знатью. Мы не можем согласиться с этой уничижительной социально-политической аттестацией демократических слоев свободного населения Древней Руси. Позиция М. Н. Покровского, Б. Д. Грекова, М. Н. Тихомирова, придававших серьезное значение волеизъявлению масс в политике, нам кажется несравненно предпочтительнее, чем позиция С. В. Юшкова, В. Т. Пашуто и П. П. Толочко, превращающих народные массы Киевской Руси в печально знаменитое в историографии “калужское тесто”, из которого власть имущие крутили любые крендели» (Фроянов 1980: 133 – 134).
В свете этой тенденции И.Я. Фроянов рассматривал феномен княжеских “дарений”. Полагая, вслед за А. Я. Гуревичем, В. И. Горемыкиной и другими исследователями, что “дар” как неотъемлемый элемент социальных отношений в архаических обществах был присущ и Древней Руси, он видел доказательство этого в летописных сообщениях о раздачах княжеского имущества. Как полагал исследователь, с помощью общественных застолий (летописных “пиров”), князья преследовали конкретную политическую цель, стремясь заручиться поддержкой населения. Однако такая интерпретация фактов не вписывалась в марксистскую социологическую схему отношений господства и подчинения. Так, определение веча как полновластного института общинной демократии более отвечало идеям XIX столетия, чем взглядам представителей советской историографии, рассматривавших вече либо как феодальный орган (С.В. Юшков, В.Т. Пашуто, П.П. Толочко, В.Л. Янин), либо как институт родоплеменного строя, переродившийся в эпоху феодализма (Б.Д. Греков, М.Н. Тихомиров, Л.В. Черепнин, В.В. Мавродин). И.Я. Фроянов отстаивал точку зрения о непрерывном развитии веча – сначала в качестве племенной, а впоследствии волостной сходки, на которой главную роль играли отнюдь не “нарочитые мужи”, а “людье”. По его мнению, компетенция вечевых собраний была довольно обширна. «Вече ведало вопросами войны и мира, распоряжалось княжеским столом, финансовыми и земельными ресурсами волости, санкционировало бюджетные сборы, смещало неугодную администрацию.
Вече в Киевской Руси встречалось во всех землях-волостях. С помощью веча, бывшего верховным органом власти городов-государств на Руси второй половины XI – начала XIII в., народ влиял на ход политической жизни в желательном для себя направлении» (Фроянов 1980: 184).
Понятие “город-государство” как определение территориально-политической структуры Древней Руси в концепции И.Я. Фроянова было противопоставлено понятию о феодальной федерации. Если Л.В. Черепнин выделил три типа феодальной государственности – княжескую монархию в Ростово-Суздальской земле, княжескую федерацию в Киевской земле и боярскую республику в Новгородской земле (Черепнин 1974), то И.Я. Фроянов выступал за монотипность государственных образований: вечевая демократия в Новгороде для него нисколько не отличалась от вечевой демократии в Киевской земле.
Политическая модель города-государства не была оригинальной для средневековья, однако И.Я. Фроянов, который в своей докторской диссертации разошелся со сторонниками концепции М.Н. Тихомирова в вопросе формирования древнерусских городов как феодальных центров и рассматривал их как племенные центры, полагая, что важную роль сыграл не столько аграрный, сколько торговый фактор, подорвавший основы родового строя (Фроянов 1999: 73 – 89), опираясь на идеи дореволюционных сторонников общинно-вечевого строя (Н.И. Костомаров, А.И. Никитский и др.), уподоблял древнерусские города древнегреческим полисам. С точки зрения исследователя города-государства «являли собой самостоятельные общественные союзы, представляющие законченное целое, союзы, где княжеская впасть была далеко не всеобъемлющей, а лишь одной из пружин социально-политического механизма, лежавшего в основе государственного устройства» (Фроянов 1980: 227). Для иллюстрации положения о том, что города сформировались в процессе интеграции общин и были тесно связаны с сельской округой-волостью, исследователь привлек обширный историографический материал из области антиковедения и воспользовался широкими возможностями сравнительно-сопоставительного метода. По его мнению, «Исследование источников убеждает в наличии трехступенчатой структуры власти Руси тех времен. Военный вождь-князь, наделенный определенными религиозными и судебными функциями, совет племенной знати (старцы градские) и народное собрание (вече) – вот основные конструкции политического здания изучаемой эпохи. Эта структура соответствует политической структуре городов-государств Древнего мира. Обращает внимание совпадение терминов, обозначающих членов совета старейшин на Руси и в древнем Шумере: в летописи встречаем “старцев градских”, а в шумерийских документах – “старцев города”. Совет “старцев” заседал и в гомеровском эпосе. Большое сходство городских властей Руси конца IX–X вв. с властями городов-государств Востока и “классической” Греции, подкрепляемое терминологическими совпадениями в области политической лексики вряд ли можно счесть случайностью. Оно по нашему глубокому убеждению, свидетельствует о схожести социально-политических процессов, протекавших в древнем Шумере, гомеровской Греции и языческой Руси, говорит о их стадиальной близости» (Фроянов 1980: 230 – 231).
Таким образом, в еще большей степени стали очевидны расхождения И.Я. Фроянова с советской историографической традицией: дело заключалось уже не в концептуальном расхождении, а в пересмотре марксистской социологической схемы, конкретно-историческое содержание которой исследователь в разное время наполнил выводами, сделанными на базе этнографических наблюдений Г. Л. Моргана и Дж. Дж. Фрезера над общественным строем первобытных народов. Если в 1973 г. И.П. Шаскольский отмечал, что И.Я. Фроянов признает наличие в Киевской Руси классов и государства – и в этом его отличие от А.Я. Гуревича, отрицающего наличие классового государства до XIII в. (Фроянов 1999: 355), то к 1980 г. акценты И.Я. Фроянова оказались смещены – он уже не признавал Киевскую Русь классовым обществом, а в киевском “суперсоюзе” IX–X вв. видел лишь первые черты государственности.
Внимание И.Я. Фроянова к дореволюционным концепциям генезиса древнерусской государственности способствовало его критике в научной периодике, одним из инициаторов которой стал В.Т. Пашуто. В рецензии на монографию “Киевская Русь. Очерки социально-политической истории” он писал: «Видя на переплете этой книги год 1980-й, не веришь своим глазам: так далеко ее содержание оттого, что находят в Древней Руси современные советские историки, так близка она тому, что, казалось бы, давно осталось за пределами нашей историографии».
В.Т. Пашуто счел неоправданным как отказ от признания древнерусского общества феодальным, классовым, так и стремление переместить центр тяжести с политической элиты на народные массы. «Активность народа, по И.Я. Фроянову, это непосредственная демократия, это власть князей и подвластного им аппарата, опирающаяся на народ: лишь в такой форме видится ему прогресс в пору становления государства. Трудно ли такой взгляд обосновать? Вовсе нет, во всяком случае, гораздо легче, чем противоположный. Надо только закрыть глаза на все сделанное советской наукой и доверчиво следовать за летописцем».
С точки зрения В.Т. Пашуто автор нарушил несколько норм исследования: не раскрыл классовой природы раннефеодальных государств, не провел комплексного анализа трудов классиков марксизма-ленинизма, ограничившись набором случайных цитат. «Цитаты подобраны по нескольким аспектам и, верные сами по себе, притягиваются насильственно к изложению». Как отмечал рецензент: «Отношение к историографии у И.Я. Фроянова такое же, как и классикам марксизма-ленинизма: не касаясь сути концепций и места приводимых учеными фактов в их обосновании, он собирает у каждого то, что ему подходит». Не устраивала В. Т. Пашуто и источниковедческая методика И.Я. Фроянова: «новая его книга наполнена летописными цитатами, но толкуются они с тем “наивным реализмом”, который избавляет автора от необходимости задуматься об идеологии летописцев, о политических симпатиях к тому или иному восхваляемому ими князю, об их социально или религиозно обусловленном лицемерии относительно власти трудящихся – словом, обо всем том, что выявило советское источниковедение и что находит убедительные аналогии в феодальном летописании Европы».
Критике подвергся и сравнительно-исторический метод И.Я. Фроянова, который, по словам рецензента, «не выдерживает сопоставления с нормами современного системного анализа» (Пашуто 1982: 174 – 178). Рецензент подчеркнул и тот факт, что для обоснования теории о древнерусских городах-государствах исследователь обратился к концептуальным прецедентам дореволюционной историографии.
Как утверждает В. С. Брачев, по инициативе В. Т. Пашуто были написаны и другие статьи с критикой концепции И. Я. Фроянова (Брачев 2010: 533). Так, Ю.А. Лимонов, посвятивший статью источниковедческой оценке книги “Киевская Русь. Очерки социально-политической истории”, писал, что «Общие положения автора немногочисленны и сводятся к “теоретическому осмыслению” соотношения типа источника, использованного в исследовании, т.е. летописи, и собственных исторических построений. По его мнению, эта связь элементарна. Вначале исследователь предлагает логическое, абстрактное заключение по любому вопросу – история веча, города или иных социальных явлений Древней Руси, затем свое построение иллюстрирует примерами из летописи».
«Непосредственное использование летописных материалов И.Я. Фроянов проводит “просто”, не осложняя этот процесс какими-либо исследованиями, гипотезами в отношении текста анализом или критикой, повсеместно принятыми в современной историографии». Рецензент отметил отсутствие элементов текстологического анализа, поверхностное отношение к генетической структуре летописания, тенденцию к широкому использованию памятников позднего летописания, спорность предлагаемых интерпретаций и т.д. С его точки зрения «В нашей историографии, пожалуй, трудно найти такое, как в рецензируемой книге, не то что неквалифицированное, а просто нигилистическое отношение к источниковедению, отрасли науки, дающей весь материал для исторических построений. Естественно, что автор монографии заплатил за свое пренебрежение сполна. Любое его построение, основанное на летописном источнике, требует пересмотра» (Лимонов 1982: 173 – 178).
В рецензии, написанной М.Б. Свердловым и Я.Н. Щаповым, среди недостатков исследования отмечалось недооценка процессов классообразования, подмена государственных форм развития восточных славян племенными, отсутствие системного анализа социальной структуры, который «открывает неограниченные возможности субъективным интерпретациям». К их числу авторы отнесли игнорирование прав верховной государственной собственности на землю, отрицание феодального землевладения, критику традиционного взгляда на формирование феодальных городских центров, теорию о городах государствах, не учитывающую различия социальной ситуации античной Греции и Древней Руси. С точки зрения рецензентов, «Существенным методологическим промахом И.Я. Фроянова является и то, что Киевская Русь рассматривается в отрыве от тех политических, государственных образований, к которым она принадлежит по своему типу, по своему месту в Восточной Европе». По их мнению, это привело к тому, что автор «по существу вырывает историю Руси IX–XII вв. из истории страны и переносит ее в круг архаичных обществ», при этом, его не интересует «чем были, во что превратились и существовали ли вообще в истории Руси XIV–XV вв. те социальные и политические явления, которым он посвятил свое исследование. Его концепция предполагает не преемственность периодов развития внутри одной феодальной формации, но лишь противопоставление Киевской Руси последующей истории». В отличие от В.Т. Пашуто, исследователи отметили, что в книге «есть любопытные наблюдения, касающиеся отдельных явлений и институтов. Однако они с трудом могут быть выявлены среди массы необоснованных, надуманных положений» (Свердлов, Щапов 1982: 178 – 186).
Возражения одного из авторов рецензии – М.Б. Свердлова – были развиты в монографии “Генезис и структура феодального общества в Древней Руси” (1983), в которой автор, исходя из принципа сопоставления синхронистических явлений, принадлежащих к одной формационной стадии, отверг гипотезы И.Я. Фроянова об образовании городов, о территориально-политической структуре Древней Руси, о позднем складывании феодального землевладения и т. д. Критике было подвергнуто и положение о том, что княжеская власть существовала за счет дофеодальных кормлений и интерпретация социально-политических институтов как органов “общинной демократии”. Не был согласен М.Б. Свердлов и с предложенной И.Я. Фрояновым структурой зависимого населения и со структурой политической элиты Древней Руси. Он пришел к выводу, что работа И.Я. Фроянова основана на «недоказанном противопоставлении князьям и боярам социально нерасчлененной группы “народ”, “демократическая часть населения”, на частичной выборке источников при их субъективной интерпретации, произвольных сравнительно-исторических параллелях» (Свердлов 1983: 16).
В ноябре 1982 г. И.Я. Фроянов направил письмо в редакцию журнала “Вопросы истории” с критикой рецензии В.Т. Пашуто, содержащей, по его мнению, необоснованные, произвольные утверждения, противоречащие содержанию книги. Это письмо не было опубликовано в журнале, его содержание стало известным после его публикации в сборнике “Средневековая и Новая Россия”, опубликованном к 60-летию И.Я. Фроянова (1996). В январе 1983 г. И.Я. Фроянов обратился с аналогичным письмом к главному редактору журнала “История СССР” И.Д. Ковальченко, однако возможность публикации ответа Ю.А. Лимонову, М.Б. Свердлову и Я.Н. Щапову ему предоставляли лишь в случае конструктивного подхода к решению затронутых рецензентами положений концепции.
Тем временем критика концепции исследователями, разделявшими феодальную парадигму развития древнерусской государственности, продолжалась. Так, в более поздней статье М.Б. Свердлов подчеркивал, что И.Я. Фроянов не определяет ни формационный строй Древней Руси, ни дает качественного определения используемых им терминов “рабство” и “феодализм”, что препятствует определению формационной конкретности. «Положения, развиваемые Фрояновым, возвращают к тезису начала 1930-х годов о рабовладельческом хозяйстве как «одной из главнейших предпосылок феодализма в России», но не раскрытой в конкретно-историческом содержании. Характеристика господского хозяйства, основанного на рабовладении, ведет к точке зрения Рожкова, Ключевского и работам, написанным под их влиянием. Мнение Фроянова о социально-политическом строе Древней Руси возвращает, с некоторыми изменениями, к концепциям Ключевского, Павлова-Сильванского, Сергеевича, Костомарова, Погодина и славянофилов, а также к теориям буржуазной историографии второй половины XIX — начала XX в., в которых Фроянов видит «историографические и историко-социологические предпосылки» современного исследования «городов-государств» Киевской Руси. Поэтому вместо форм раннеклассовой борьбы в процессе становления феодального общества X—XII вв. Фроянов видит межплеменную борьбу, столкновения в XI в. «племенной верхушки с демократической, частью свободного населения», политические конфликты между князем и вечем, о чем писали историки второй половины XIX — начала XX века (Свердлов 1985: 80 – 82).
А.А. Горский отмечал, что «И.Я. Фроянов выступает с концепцией, согласно которой Киевская Русь представляла собой родоплеменное общество последнего периода его существования. Даже в XII — первой половине XIII в. феодализм на Руси, по его мнению, только еще нарождался, а не господствовал. В основе этой концепции лежит убеждение в возможности существования феодализма только в вотчинной форме, что вызывает отрицание Фрояновым феодального характера государственно-корпоративных форм эксплуатации.
Если даже исходить из «вотчинной» концепции генезиса феодализма, то все равно заметно, что Фроянов архаизирует общество Киевской Руси, ибо там уже для XI в. бесспорным является наличие княжеских домениальных владений, а в XII в. многочисленны упоминания о боярских и монастырских вотчинах (единичные для XI столетия)» (Горский 1986: 78).
Н.Ф. Котляр писал, что «Тема возникновения древнерусских городов теснейшим образом связана с более общей проблемой феодализации восточнославянского общества. Это признают даже те историки, которые подвергают сомнению феодальную сущность Киевской Руси (по крайней мере первых двух-трех столетий ее государственного бытия) и ее городов. Например, И.Я. Фроянов, считающий, что феодализм не утвердился на Руси еще и в XII в., главные усилия прилагает к тому, чтобы доказать родо-племенное, а не феодальное происхождение и суть городских ее центров. В серии своих статей и в изданной в 1974 г. книге И. Я. Фроянов, по существу, утверждает, что Древнерусское государство не было феодальным. Как отмечал Л. В. Черепнин, рассуждения этого историка «ведут его, вопреки фактам, к признанию Киевского государства XI—XII вв. рабовладельческим» и (добавим мы) в значительно мере родо-племенным. Некоторые последователи И. Я. Фроянова идут еще дальше. Так, А. Ю. Дворниченко полагает, что даже в XIV—XV вв. на Руси феодальное общество продолжало оставаться на стадии формирования. Такие авторы отказывают древнерусскому феодализму в праве на существование потому, что, по их мнению, он не соответствует некоей «классической модели». Например, крупное феодальное землевладение и хозяйство на Руси появляются якобы слишком поздно (как образно пишет И. Я. Фроянов, «надо решительно подчеркнуть, что древнерусские вотчины на протяжении XI—XII вв. выглядели подобно островкам, затерянным в море свободного крестьянского землевладения и хозяйства, господствовавшего в экономике Киевской Руси»); в древнерусском хозяйстве будто бы большое место занимали рабы. Но существует ли вообще универсальная для всех, хотя бы европейских, стран модель феодализма?» Исследователь дал отрицательный ответ на этот вопрос, сославшись на мнение К. Маркса о том, что «один и тот же экономический базис... может обнаруживать в своем проявлении бесконечные вариации и градации, которые возможно понять лишь при помощи анализа этих эмпирически данных обстоятельств» (Котляр 1986: 74 – 75).
Поскольку концепция “городов-государств” расходилась с принятым в советской науке представлением о феодальном городе, Н.Ф. Котляр выступил против использованных И.Я. Фрояновым «крупных достижений досоветской историографии» в области сравнительно-исторического методологии, считая, что осуществленные им сопоставления древнерусских городов с городами-государствами шумерийцев, гомеровских греков, юго-западных славян, африканских йорубов, несостоятельными с методологической точки зрения, не соответствующими требованиям синхро-стадиального анализа. «Выдвигая гипотезу бытования городов-государств на Руси, И.Я. Фроянов руководствовался, как видно из его книги, случайными, порою чисто внешними аналогиями или наблюдениями над отдельными, неверно трактуемыми им сторонами жизни древнерусского города, зато обошел главную сторону дела: способ производства, а также присущий тому или иному способу производства характер землевладения, в нашем случае — античному и средневековому. В сущности, древнерусский город как социальная общность представляется И.Я. Фроянову в виде большой деревни, поскольку принципиальную разницу между ними в его книге трудно уловить» — несколько утрируя ситуацию писал исследователь (Котляр 1986: 86 – 87).
Ю.А. Лимонов в монографии, посвященной социально-политической истории Владимиро-Суздальской Руси, высказал критические замечания относительно трактовки вечевых институтов, однако подчеркнул, что наблюдения в отношении дворян Южной Руси заслуживают внимания (Лимонов 1987: 15).
А.П. Новосельцев подчеркивал, что И. Я. Фроянов «по сути дела, низвел Древнюю Русь до уровня родоплеменных объединений периода военной демократии. При этом нельзя не отметить, что Фроянов, наряду со своеобразным толкованием древнерусских источников, широко пользуется сравнительным методом. Должен отметить, что этим методом надо пользоваться правильно, осторожно сравнивая типологически сходные институты и явления, а не разностадийные и разноформационные, как часто делает Фроянов» (Новосельцев 1986: 38).
Позднее в разделе, посвященном Древнерусскому феодальному государству, во втором томе “Истории Европы” А.П. Новосельцев писал, что «После завершения дискуссий конца 20-х – начала 30-х гг. в отечественной науке победила точка зрения Б.Д. Грекова, согласно которой отрицалось наличие у восточных славян рабовладельческой формации, время Киевской Руси считалось периодом генезиса феодализма. Однако в наши дни ряд исследователей обратили внимание на необходимость изучения роли рабства в Древнерусском государстве, по крайней мере как уклада; с другой стороны, в отдельных работах без достаточных оснований даже утверждается, что Киевская Русь, по крайней мере на ранних этапах своего развития была рабовладельческим обществом. Наконец, в трудах И.Я. Фроянова вообще отрицается классовый характер общества Киевской Руси, которое приравнивается к племенным объединениям типа военной демократии, что весьма спорно» (Новосельцев 1992: 199 – 200).
Критика концепции И.Я. Фроянова имела место и в дальнейшем (Свердлов 1996: 12 – 13, 287 – 301; Свердлов 1997: 12 – 13, 285 – 288, и др.), но, несмотря на это, ее развитие продолжалось.
В коллективной монографии по истории христианской религии, подготовленной накануне 1000-летия Крещения Руси, И.Я. Фроянов написал раздел, посвященный становлению христианства на Руси, где высказался против трактовки христианства в качестве феодальной идеологии, как это расценивалось советской историографией. По его мнению, принятие христианства и княгиней Ольгой и князем Владимиром I имело частный характер: большее значение он придавал синтезу язычества с христианством, породившего проблему “двоеверия” на Руси. Такая трактовка смыкалась с его представлениями о влиянии архаических элементов на общественную жизнь XI–XII вв. (Фроянов 1988).
Одновременно начался новый этап развития концепции на фоне комплексного изучения в Ленинградском университете феномена города-государства на различных стадиях общественно-исторического развития (в Древней Греции, в Византии, на Руси), результаты которого были обобщены в коллективной монографии “Становление и развитие раннеклассовых обществ” (1986), где в частности, подчеркивалось подобие древнегреческого полиса как “универсальной формы” города-государства городам-государствам Древней Руси. Раздел монографии “Становление и развитие раннеклассовых обществ” о городах-государствах Древней Руси, написанный И.Я. Фрояновым в соавторстве с А.Ю. Дворниченко, был положен в основу одноименной монографии по социально-политической истории древнерусских земель. Опираясь на наработки дореволюционной и советской историографии, авторы пришли к выводу о зарождении города как политического и военного центра племенных союзов в переходный межклассовый период на последнем этапе родового строя. Анализ летописного материала позволил авторам установить наличие городов-государств во всех древнерусских землях, опровергнув тезис о противопоставлении “монархического” юга “республиканскому” северу. Территориальная дифференциация Руси была представлена в контексте политической истории местных общин, сложившихся в конце X – начале XI вв., которые превратили княжескую власть в выборный институт вечевой республики, рассматривавшийся в советской историографии как новгородский “феномен” (Фроянов, Дворниченко 1988).
Это побудило И.Я. Фроянова обратиться к проблемам новгородской государственности в ряде публикаций, итогом которых стала монография “Мятежный Новгород. Очерки истории государственности, социальной и политической борьбы конца IX – начала XIII столетия” (1992), где получила окончательное оформление концепция “бесклассового государства” и была предпринята попытка реконструкции социально-политического процесса VIII–IX вв. на базе гипотезы о существовании “суперсоюзов” словен и полян, второй из которых был завоеван первым в 882 г. под руководством варяжского князя Олега. «Как ни жаль расставаться с мыслью о Древнерусском государстве, объединявшем в конце IX в. Северную и Южную Русь, все-таки придется это сделать, чтобы выйти, наконец, из состояния возвышающего нас обмана и вернуться к реальной истории. В лучшем случае здесь можно вести речь об установлении союзнических отношений между северными племенами во главе со словенами и Русской землей, возглавляемой полянами, причем о таких союзнических отношениях, которые строились на принципах равенства, а не зависимости от Киева» (Фроянов 1992: 125 – 126).
Социально-политические события X–XII вв. рассматривались И.Я. Фрояновым в контексте борьбы Киева за господство над Новгородом. Особый интерес представляла его интерпретация событий 1136–1137 гг., расценивавшихся советскими историками как зарождение новгородской республики. И. Я. Фроянов отверг как эту идею, так и точку зрения В.Л. Янина о формировании вечевых институтов в первой трети XII столетия, высказавшись против придания этому факту антимонархических тенденций. По его словам, «князь в Новгороде до памятных происшествий 1136–1137 гг. противостоял республиканским органам лишь в той мере, в какой сохранял зависимость от Киева, и настолько, насколько являлся ставленником киевского князя. Во всем остальном он был составным звеном республиканского административного аппарата. Утратив полностью качества наместника, новгородский князь стал всецело республиканским органом власти, что и вызвало его известное возвышение, засвидетельствованное данными сфрагистики.
Таким образом, мы приходим к выводу, противоположному тому, который принят в современной исторической литературе: после 1136—1137 гг. положение княжеской власти в Новгороде упрочилось, а роль князя возросла» (Фроянов 1992: 206 – 207).
Книга “Мятежный Новгород” безусловно, стала важной вехой в развитии концепции И.Я. Фроянова: от предыдущих его работ она отличалась большим количеством теоретических построений с использованием элементов источниковедческой критики; в ней были затронуты важные проблемы начального этапа древнерусской государственности, на которые исследователь дал оригинальные, хотя и далеко не бесспорные ответы.
Монография И.Я. Фроянова “Древняя Русь. Опыт исследования истории социальной и политической борьбы” (1995) продолжила тенденцию, оформившуюся в “Городах-государствах Древней Руси”. В этой книге были рассмотрены проявления социально-политической борьбы XI–XIII вв. в древнерусских землях, раскрывшие ее внутриобщинную, а не классовую природу и был обоснован тезис о том, что противостояние княжеской власти и земства к середине XII в. повсеместно завершилось победой вечевой демократии (Фроянов 1995).
В 1996 г. вышла в свет монография И.Я. Фроянова, посвященная рабству и данничеству у восточных славян, в которой исследователь выделил два этапа в развитии рабовладельческих отношений: первобытное рабство VI–VII вв., источником которого служили пленники (челядь), захватываемые с целью выкупа, и развивающиеся рабовладение VIII–IX вв., когда рабы обосабливаются в социальную категорию, являющуюся объектом торговли, Появление новых разновидностей рабов из числа свободных общинников – холопов и изгоев – он связал с процессом распада родоплеменных отношений в X–XI вв., хотя о господстве рабовладельческого уклада речь не шла.
Одним из ключевых аспектов исследования стала проблема даннических отношений в славянском обществе, в рамках которой И.Я. Фроянов подверг критике интерпретацию дани как феодальной ренты и обосновал ее значение как контрибуции, которую рассмотрел как во внешнеполитическом, так и внутриполитическом аспекте. В поле его зрения оказались даннические отношения восточных славян с хазарами, варягами и Византией и даннические отношения славянских племен с Киевом в конце IX–X вв., анализ которых позволил ему отвергнуть тезис А.Н. Насонова о формировании “государственной территории” Киевской Руси, предпосылкой для которой служила гипотеза о распространении “дани и суда” киевских князей в IX – X вв. (Насонов 1951).
И.Я. Фроянов выдвинул антитезис о том, что «Так называемое “Киевское государство” X в. являло собой конгломерат племен, рыхлое и неустойчивое племенное образование, сооруженное Киевом посредством военного принуждения прежде всего с целью получения даней и не имеющее прочных внутренних связей, а потому готовое в любой момент рассыпаться. О единой государственной территории, общей и единственной для всех племен власти в данных условиях говорить рано. Дань, будучи внешним побором, навязанным со стороны, причем не только дружинной знатью Киева, но и полянской общиной в целом, не может быть отнесена к налогам в процессе внутреннего общественного развития» (Фроянов 1996: 447).
Автор отметил, что подобное мнение уже высказывалось в историографии, но «К сожалению, советские историки не прислушались к тому, что говорили С.В. Бахрушин и В.А. Пархоменко. Их манил образ огромного и могучего Киевского государства, в состав которого вошли земли восточнославянских и некоторых иноэтничных племен, разбросанных по лику Восточной Европы» (Фроянов 1996: 445 – 446). Особое внимание исследователь уделил практике “полюдья”, которое рассматривал и как архаичный ритуально-политический феномен, и как дар, не имевший ничего общего с феодальной рентой.
Таким образом, начальный и конечный этап формирования концепции древнерусской государственности у И. Я. Фроянова оказался связан с изучением данничества, доказательством тезиса о дани как контрибуции и опровержением тезиса о дани как феодальной ренте. В то же время, в отличие от исследования 1966 г. исследование 1996 г. было включено в более широкий социально-политический контекст, сформированный предыдущими разработками исследователя, историографическое изучение которых, мы надеемся, будет продолжено, в том числе и в целях детального сопоставления с концепцией В. И. Довженка – М. Ю. Брайчевского – Л. В. Черепнина и др. Принципиальное различие этих концепций, на наш взгляд, заключается в характеристике априорных предпосылок, детерминирующих реконструкцию исторического процесса. В случае В.И. Довженка – М.Ю. Брайчевского – Л.В. Черепнина это выявление феодальных элементов на ранних стадиях социально-политической эволюции восточных славян. В случае И.Я. Фроянова – архаизация общественных отношений, в основе которой лежит представление об “общинном без первобытности” социально-политическом строе. Если появление концепции В.И. Довженка – М.Ю. Брайчевского – Л.В. Черепнина в начале 1950-х гг. было обусловлено стремлением синхронизировать развитие феодальной государственности у восточных славян с развитием феодальной государственности в Европе, то появление концепции И.Я. Фроянова стало закономерной реакцией на ее экспансию в советской историографии 1960 – 1970-х гг., которой сопутствовала тенденция видеть в любом социально-политическом явлении древнерусской эпохи свидетельство формирования феодальной системы господства и подчинения.
Библиографический список
Брачев 2010 – Брачев В. Служители исторической науки. Академик С. Ф. Платонов. Профессор И. Я. Фроянов. СПб.
Горский 1986 – Горский А.А. Феодализация на Руси: основное содержание процесса // Вопросы истории, №8.
Гуревич 1970 – Гуревич А.Я. Проблемы генезиса феодализма в Западной Европе. М.
Зимин 1965 – Зимин А.А. Феодальная государственность и Русская Правда // Исторические записки. Т. 56. М.
Котляр 1986 – Котляр Н.Ф. Города и генезис феодализма на Руси // Вопросы истории, №12.
Лимонов 1982 – Лимонов Ю.А. Об одном опыте освещения истории Киевской Руси (летописи и “исторические построения” в книге И.Я. Фроянова) // История СССР, №5.
Лимонов 1987 – Лимонов Ю.А. Владимиро-Суздальская Русь. Очерки социально-политической истории. Л.
Назаров, Пашуто, Черепнин 1976 – Назаров В.Д., Пашуто В.Т., Черепнин Л.В. Проблемы общественно-политической истории феодальной России в новейшей историографии // Вопросы истории, №4.
Насонов 1951 – Насонов А. Н. “Русская земля” и образование территории древнерусского государства. М.
Новосельцев 1986 – Новосельцев А.П. Некоторые черты древнерусской государственности в сравнительно-историческом аспекте (постановка проблемы) // Древнейшие государства на территории СССР, 1985. М.
Новосельцев 1992 – Новосельцев А. П. Древнерусское государство // История Европы. Т. 2. Средневековая Европа. М.
Рапов 1977 – Рапов О.М. Княжеские владения на Руси в X — первой половине XIII в. М.
Свердлов, Щапов 1982 – Свердлов М.Б., Щапов Я.Н. Последствия неверного подхода к изучению важной темы // История СССР, №5.
Свердлов 1983 – Свердлов М.Б. Генезис и структура феодального общества в Древней Руси. Л.
Свердлов 1985 – Свердлов М.Б. Современные проблемы изучения генезиса феодализма в Древней Руси // Вопросы истории, №11.
Свердлов 1996 – Свердлов М.Б. Общественный строй Древней Руси в русской исторической науке XVIII – XX веков. СПб.
Свердлов 1997 – Свердлов М.Б. Становление феодализма в славянских странах. СПб.
Пашуто 1982 – Пашуто В.Т. По поводу книги И.Я. Фроянова “Киевская Русь. Очерки социально-политической истории” // Вопросы истории, №9.
Тихомиров 1975 – Тихомиров М.Н. Условное феодальное держание на Руси в XII в. // Тихомиров М. Н. Древняя Русь. М.
Фроянов 1980 – Фроянов И.Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. Л.
Фроянов 1988 – Фроянов И.Я. Начало христианства на Руси // Курбатов Г.Л., Фролов Э.Д., Фроянов И.Я. Христианство: Античность. Византия. Древняя Русь. Л.
Фроянов 1992 – Фроянов И.Я Мятежный Новгород. Очерки истории государственности, социальной и политической борьбы конца IX – начала XIII столетия. СПб.
Фроянов 1995 – Фроянов И.Я. Древняя Русь. Опыт исследования истории социальной и политической борьбы. М., СПб.
Фроянов 1996 – Фроянов И.Я. Рабство и данничество у восточных славян (VI – X вв.). СПб.
Фроянов 1999 – Фроянов И.Я. Киевская Русь. Главные черты социально-экономического строя. СПб.
Фроянов 2010 – Фроянов И.Я. Зависимые люди Древней Руси (челядь, холопы, данники, смерды). СПб.
Фроянов, Дворниченко 1988 – Фроянов И.Я., Дворниченко А.Ю. Города-государства Древней Руси. Л.
Черепнин 1965 – Черепнин Л.В. Общественно-политические отношения в Древней Руси и Русская Правда // Новосельцев А. П., Пашуто В. Т., Черепнин Л. В., Шушарин В. П., Щапов Я. Н. Древнерусское государство и его международное значение. М.
Черепнин 1974 – Черепнин Л. В. Пути и формы политического развития русских земель XII — начала XIII вв. // Польша и Русь. Черты общности и своеобразия в историческом развитии Руси и Польши XII—XIV вв. М.
Черепнин 1976 – Черепнин Л.В. Еще раз о феодализме в Киевской Руси // Из истории экономической и общественной жизни России. М.
Щапов 1965 – Щапов Я.Н. Церковь в государственной структуре Древней Руси // Новосельцев А. П., Пашуто В. Т., Черепнин Л. В., Шушарин В. П., Щапов Я. Н. Древнерусское государство и его международное значение. М.
REFERENCES
Brachev 2010 – Brachev V. Sluzhiteli istoricheskoi nauki. Akademik S. F. Platonov. Professor I. Ia. Froianov. St. Petersburg, 2010.
Gorskii 1986 – Gorskii A.A. Feodalizatsiia na Rusi: osnovnoje soderzhanie prozessa // Voprosy istorii, №8.
Gurevich 1970 – Gurevich A.Ia. Problemy genezisa feodalizma v Zapadnoi Europe. Moskow, 1970.
Zimin 1965 – Zimin A.A. Feodal’naia gosudarstvennost’ i Russkaia Pravda // Istoricheskie zapiski. T. 56. Moskow, 1965.
Kotliar 1986 – Kotliar N.F. Goroda i genezis feodalizma na Rusi // Voprosy istorii, №12.
Limonov 1982 – Limonov Iu.A. Ob odnom opyte osveshchenia istorii Kievskoi Rusi (letopisi i “istoricheskie postroenia” v knige I.Ia. Froyanova) // Istoria SSSR, №5.
Limonov 1987 – Limonov Iu.A. Vladimiro-Suzdal’skaia Rus’. Ocherki sotsial’no-politicheskoi istorii. Leningrad, 1987.
Nazarov, Pashuto, Cherepnin 1976 – Nazarov V.D., Pashuto V.T., Cherepnin L.V. Problemy obshchestvenno-politicheskoi istorii feodal’noi Rossii v noveishei istoriografii // Voprosy istorii, №4.
Nasonov 1951 – Nasonov A. N. “Russkaia zemlia” i obrazovanie territorii drevnerusskogo gosudarstva. Moskow, 1951.
Novosel’tsev 1986 – Novosel’tsev A.P. Nekotorye cherty drevnerusskoi gosudarstvennosti v sravnitel’no-istoricheskom aspekte (postanovka problemy) // Drevneishie gosudarstva na territorii SSSR, 1985. Moskow, 1985.
Novosel’tsev 1992 – Novosel’tsev A. P. Drevnerusskoe gosudarstvo // Istoria Europy. T. 2. Srednevekovaia Europa. Moskow, 1992.
Rapov 1977 – Rapov O.M. Kniazheskie vladenia na Rusi v X — pervoi polovine XIII v. Moskow, 1977.
Sverdlov, Shchapov 1982 – Sverdlov M.B., Shchapov Ia.N. Posledstvia nevernogo podkhoda k izucheniu vazhnoi temy // Istoria SSSR, №5.
Sverdlov 1983 – Sverdlov M.B. Genezis i struktura feodal’nogo obshchestva v Drevnei Rusi. Leningrad, 1983.
Sverdlov 1985 – Sverdlov M.B. Sovremennye problemy izuchenia genezisa feodalizma v Drevnei Rusi // Voprosy istorii, №11.
Sverdlov 1996 – Sverdlov M.B. Obshchestvennyi stroi Drevnei Rusi v russkoi istoricheskoi nauke XVIII – XX vekov. St. Petersburg, 1996.
Sverdlov 1997 – Sverdlov M.B. Stanovlenije feodalizma v slavianskikh stranakh. St. Petersburg, 1997.
Pashuto 1982 – Pashuto V.T. Po povodu knigi I.Ia. Froyanova “Kievskaia Rus’. Ocherki sotsial’no-politicheskoi istorii” // Voprosy istorii, №9.
Tikhomirov 1975 – Tikhomirov M.N. Uslovnoje feodal’noje derzhanije na Rusi v XII v. // Tikhomirov M. N. Drevniaia Rus’. Moskow, 1975.
Froyanov 1980 – Froyanov I.Ia. Kievskaia Rus’: Ocherki sotsial’no-politicheskoi istorii. Leningrad, 1980.
Froyanov 1988 – Froyanov I.Ia. Nachalo khristianstva na Rusi // Kurbatov G.L., Frolov E.D., Froyanov I.Ia. Khristianstvo: Antichnost’. Vizantia. Drevniaia Rus’. Leningrad, 1988.
Froyanov 1992 – Froyanov I.Ia Miatezhnyi Novgorod. Ocherki istorii gosudarstvennosti, sotsial’noi i politicheskoi bor’by kontsa IX – nachala XIII stoletia. St. Petersburg, 1992.
Froianov 1995 – Froyanov I.Ia. Drevniaia Rus’. Opyt issledovaniia istorii sotsial’noi i politicheskoi bor’by. Moskow, St. Petersburg, 1995.
Froyanov 1996 – Froyanov I.Ia. Rabstvo i dannichestvo u vostochnykh slavian (VI – X vv.). St. Petersburg, 1996.
Froyanov 1999 – Froyanov I.Ia. Kievskaia Rus’. Glavnye cherty sotsial’no-ekonomicheskogo stroia. St. Petersburg, 1999.
Froyanov 2010 – Froyanov I.Ia. Zavisimye ludi Drevnei Rusi (cheliad’, kholopy, danniki, smerdy). St. Petersburg, 2010.
Froyanov, Dvornichenko 1988 – Froyanov I.Ia., Dvornichenko A.Iu. Goroda-gosudarstva Drevnei Rusi. Leningrad, 1988.
Cherepnin 1965 – Cherepnin L.V. Obshchestvenno-politicheskie otnoshenia v Drevnei Rusi i Russkaia Pravda // Novosel’tsev A. P., Pashuto V. T., Cherepnin L. V., Shusharin V. P., Shchapov Ia. N. Drevnerusskoe gosudarstvo i ego mezhdunarodnoe znachenie. Moskow, 1965.
Cherepnin 1974 – Cherepnin L. V. Puti i formy politicheskogo razvitiia russkikh zemel’ XII — nachala XIII vv. // Pol’sha i Rus’. Cherty obshchnosti i svoeobrazia v istoricheskom razvitii Rusi i Pol’shi XII—XIV vv. Moskow, 1974.
Cherepnin 1976 – Cherepnin L.V. Jeshche raz o feodalizme v Kievskoi Rusi // Iz istorii ekonomicheskoi i obshchestvennoi zhizni Rossii. Moskow, 1976.
Shchapov 1965 – Shchapov Ia.N. Tserkov’ v gosudarstvennoi strukture Drevnei Rusi // Novosel’tsev A. P., Pashuto V. T., Cherepnin L. V., Shusharin V. P., Shchapov Ia. N. Drevnerusskoe gosudarstvo i ego mezhdunarodnoe znachenie. Moskow, 1965.
"Историческая экспертиза" издается благодаря помощи наших читателей.