В.Я. Петрухин: «Варяги и хазары – общности, с которыми летописание связывает начало русской истории». Интервью с В.Я. Петрухиным
Петрухин Владимир Яковлевич – доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института славяноведения РАН, профессор НИУ ВШЭ и РГГУ.
Важнейшие работы В. Я. Петрухина:
1. Начало этнокультурной истории Руси IX — XI вв. (1995).
2. Древняя Русь. Народ. Князья. Религия (2000).
3. «Русь и вси языци»: Аспекты исторических взаимосвязей: историко-археологические очерки (2011).
4. Русь в IX — X веках: От призвания варягов до выбора веры (2013).
5. Русь христианская и языческая. Историко-археологические очерки (2018).
Ведущий отечественный археолог и историк рассказывает об основных вехах своего творческого пути и основных аспектах своих исследований.
Ключевые слова: археология, Древняя Русь, путь «из варяг в греки», «Хазарский проект», «Советская энциклопедия».
Беседовал Д. А. Боровков, кандидат исторических наук
Д. Б. Владимир Яковлевич, пожалуйста, расскажите, как начались Ваши занятия археологией?
В. П. Я увлекся археологией в школе – это романтическое увлечение отдаляло от советской действительности. С 1964 г. занимался в Клубе юных археологов при Музее истории и реконструкции г. Москвы, которым руководил А.Г. Векслер, принимал участие в раскопках городища в Кунцево (тогда еще подмосковном); посещал открытые лекции в МГУ, где впервые увидел А.В. Арциховского.
Тогда я еще не мог себе представить всерьез, что окажусь на кафедре археологии, которую создал и которой руководил Арциховский, тем более, что мне придется постоянно общаться с ним в редакции «Советской энциклопедии» – Артемий Владимирович был членом ее редакционного совета. Меня поразила тогда скрупулезность, с которой ученый относился к подготовке самых небольших статей (в частности, его волновала тогда статья «Цикруль»): он просчитывал объем (в соответствии с требованиями энциклопедической краткости) с точностью до знака!
Д. Б. Кого еще Вы считаете своими наставниками в профессии?
В. П. В 1967 г. я поступил на истфак МГУ, собираясь заниматься древнерусской археологией. До официальной специализации на первом курсе кружок для археологов вел Д.А. Авдусин, общение с которым утвердило интерес к археологии древней Руси. С 1969 г. я участвовал в работе Смоленской археологической экспедиции под руководством Д.А. Авдусина в самом Смоленске, но, предлагая тему для студенческой работы, Д.А. Авдусин заинтересовал меня погребальным обрядом гнёздовских курганов в окрестностях древнего города. С тех пор я увлекся проблематикой скандинавских древностей и связанных с ними дохристианских представлений. Главным отечественным специалистом по архаическим культам был профессор С.А. Токарев, заведовавший кафедрой этнографии, расположенной по соседству с кафедрой археологии: Авдусин представил меня Токареву, и мне довелось сотрудничать с ним до конца дней этого замечательного ученого. Арциховского сменил на посту заведующего кафедрой археологии его ученик В.Л. Янин: он обладал удивительной способностью подходить к археологическим артефактам как к живым вещам, недаром в его книгах заговорили понятным языком и берестяные грамоты. На кафедре археологии и в экспедиции на античном поселении «Чайка» (1968 г.) мне посчастливилось подружиться с Д.С. Раевским, в то время аспирантом (а позже ведущим скифологом), увлекавшимся методически схожей и интересовавшей меня проблемой – он пытался понять скифский изобразительный материал, опираясь на письменные источники (Историю Геродота).
В те годы на Истфаке, гордо именовавшемся «идеологическим вузом №1», разразился скандал, связанный с изданием А.Я. Гуревичем книги «Проблемы генезиса феодализма в Западной Европе» в качестве учебного пособия (М., 1970). Автора обвиняли в игнорировании марксистских установок на определяющую роль материального базиса, увлечение структурализмом и т.п. Книга во многом опиралась на скандинавский материал (Эдда и саги), что сделало ее необходимым пособием для моей работы; знакомство с А.Я. Гуревичем состоялось уже в годы моей аспирантуры.
Д. Б. К представителям какой научной школы Вы могли бы себя отнести?
В. П. Работа с упомянутыми учеными разных специальностей, практиковавшими разные подходы к научным проблемам, со студенческой поры заставило искать пути соотношения методов и данных разных наук, что ныне именуется междисциплинарным синтезом. Главным стремлением остается – понять свой источник, в области археологии – превратить немой вещественный материал в читаемый текст (в семиотическом смысле). С конца прошлого века, благодаря возросшему авторитету А.Я. Гуревича, получила признание «историческая антропология», ориентированная на антропологическое понимание источников. Связанный с этим направлением курс по начальной русской истории мне довелось читать в РГГУ в конце ХХ в.
Д. Б. Пожалуйста, расскажите о «Хазарском проекте».
В. П. Варяги и хазары – общности, с которыми летописание связывает начало русской истории. Роль тех и других в официозной науке принято было игнорировать, особенно после шовинистической истерии советских властей в сер. ХХ в. Первых воспринимали в контексте «борьбы с реакционной норманской теорией», принижающей исторические способности славян-автохтонов, Вторых – в контексте борьбы с сионизмом, учитывающей «злополучный» выбор иудейской веры… Между тем объем материалов, характеризующих участие тех и других в русской истории, постоянно возрастал, и если с варягами официозная научная общественность готова была примириться (признали даже возможность скандинавского происхождения имени русь), то вторые (особенно в связи с историей еврейской диаспоры) оставались вне актуальных научных интересов. Ситуация изменилась с крушением советских догм, появлением институций и вузов, изучающих еврейскую историю. Важным событием в возобновлении этого (вполне традиционного) направления академической науки стало основание в 1990-е гг. Еврейского Университета в Москве (ЕУМ) и академического центра по изучению иудаики «Сэфер». На истфаке ЕУМа мне довелось читать курс древнерусской истории и начальной истории евреев в Восточной Европе – нельзя было обойтись без истории и археологии хазар. Тогда археологические исследования сосредоточились на поселениях хазарского времени, в том числе под Харьковом (на Украине, где был создан центр хазароведения), на Северном Кавказе (Кисловодск), наконец, на городище Самосделка в дельте Волги, где надеялись найти столицу Хазарии Итиль. В те годы и до начала 2000-х эти исследования, поименованные «Хазарским проектом», поддерживал Е.Я. Сатановский; с середины 2000-х по инициативе ведущего специалиста по хазарской археологии В.С. Флёрова исследования были сосредоточены на хазарских крепостях нижнего Дона, прежде всего – на рушащемся из-за водохранилища Правобережном Цимлянском городище (в спасательных раскопках принимали участие студенты полевых школ, организуемых центром «Сэфер», с 2017 – участники студенческой экспедиции НИУ ВШЭ). Именно исследование хазарских крепостей (очевидно участие в их строительстве Византии) проясняет роль Хазарии в геополитической ситуации эпохи сложения Русского государства в IX в.
Д. Б. В подготовке каких энциклопедических изданий Вы принимали участие в годы работы редактором в издательстве «Советская энциклопедия»?
В. П. По окончании аспирантуры (и защиты кандидатской диссертации в 1975 г.) мне посчастливилось обрести работу в редакции археологии и этнографии издательства «Советская энциклопедия»; ей руководила археолог Г.П. Латышева, известная своими раскопками в Хорезме (тогда мне удавалось в отпускное время участвовать в работах хорезмийской экспедиции) и Москве. Везение было не только «формальным», в смысле получения работы по специальности: издательство приступило к подготовке знаменитой на исходе советского периода нашей истории энциклопедии «Мифы народов Мира». Инициатором издания был Е.М. Мелетинский (он был первым оппонентом на защите моей диссертации), главным редактором – С.А. Токарев. Мне поручено было редактировать разделы, связанные с индоевропейской проблематикой, циклы статей по мифологии славян, балтов и финно-угров. Большую часть этих статей готовили Вяч. Вс. Иванов и В.Н. Топоров, основатели легендарной уже в те времена московско-тартуской семиотической школы (Ю.М. Лотман также участвовал в работе над «Мифами»); статьи по финно-угорской мифологии готовил венгерский семиотик М. Хоппал, восполнять цикл с учетом русского материала довелось мне в соавторстве с лингвистом Е.А. Хелимским. Материалы и опыт, накопленные во время подготовки «Мифов», сделали возможной написание моих популярных книг по сравнительной мифологии («Мифы о сотворении мира», «Мифы о загробном мире»), по мифологическим традициям отдельных народов («Мифы древней Скандинавии», «Мифы финно-угров») и др. Уже для работы над «Мифологическим словарем» мной были привлечены Н.И. и С.М. Толстые, чьи статьи по славянской низшей мифологии обогатили славянский материал, ориентированный на реконструкцию древних (праславянских) представлений. По приглашению Толстых мне довелось работать над создаваемым ими фундаментальным этнолингвистическим словарем «Славянские древности», уже будучи сотрудником Института славяноведения в 1990-е гг.
Д. Б. Пожалуйста, расскажите о Вашем участии в подготовке к изданию исторических источников.
В. П. Официозные стереотипы в отношении начальной русской истории оставались самодовлеющими до середины 1980-х гг. Так называемая норманская теория выставлялась (и выставляется до сих пор) как жупел, угрожающий потенциям самостоятельности славянской истории. Источники, характеризующие роль норманнов на Руси, представлялись тенденциозными и нерелевантными. Любое «автохтонное» созвучие имени русь, чаще всего – пограничная с миром степи речка Рось, признавалось предпочтительным по сравнению с давно признанным в лингвистике и подтверждающимся письменными источниками скандинавским происхождением этого названия. Рассмотрение альтернативных вариантов происхождения имени русь и роли норманнов в историографии противостояло этим стереотипам: допустимым для обсуждения представлялся подход к роли норманнов в становлении славянских государств, сформулированный в конце 1950-х польским академиком Хенриком Ловмяньским, тем более, что в целом он разделял «антинорманистские» установки официозной историографии. Стереотипные установки, однако, расшатывались – обилен был новый материал по участию скандинавов в жизни славянских народов, особенно на Балтике. Поэтому в 1980-е гг. русское издание книги Х. Ловмяньского решено было сопроводить подробным комментарием, призванным продемонстрировать основные тенденции и достижения в развитии современной науки. Книга вышла в 1985 г., накануне перестройки, под названием «Русь и норманны», под редакцией В.Т. Пашуто и В.Л. Янина, в сопровождении комментариев, составленных мной в соавторстве с историком и филологом-скандинавистом Е.А. Мельниковой. В комментариях впервые в послевоенной отечественной историографии всерьез обсуждались проблема происхождения имени русь, значение летописной легенды о призвании варягов, участие варягов в процессах формирования государственности в славянском мире.
Параллельно шла работа над обширным академическим комментарием к знаменитому трактату Константина Багрянородного «Об управлении империей»: редакторами издания этого важнейшего источника по началу русской истории (да и всемирной истории раннего средневековья) были ведущий византинист Г.Г. Литаврин, служивший в Институте славяноведения (и балканистики), и известный востоковед А.П. Новосельцев (сотрудник, а затем директор Института истории СССР). Комментариями по археологическим и древнерусским сюжетам довелось заниматься мне в соавторстве с Е.А. Мельниковой, и обширный комментарий к 9 главе трактата отражал современные представления о месте Руси, которую Константин отличал от славян-данников (с распространенным там в сер. X в., судя по приводимой им лексике, скандинавским языком), в истории Восточной Европы.
Первое издание трактата вышло в 1989 г. и комментарий доброжелательно был встречен научной общественностью, в том числе международной (положительную рецензию дал и Дж. Шепард, признанный специалист по русской истории из Кембриджского университета), но академику Г.Г. Литаврину дали понять, что официальные академические круги недовольны его содержанием. Он должен был продемонстрировать иную, «антинорманистскую» точку зрения на происхождение Руси, но аргументы К.А. Максимовича, призванного для этой демонстрации на общее заседание составителей комментария к трактату, наших коллег не убедили.
Работа в ЕУМе заставила обратиться к давно забытым еврейским источникам по русской истории. Едва ли не самым значимым из них, введенным в оборот еще основателем отечественной иудаики А.Я. Гаркави, был еврейский хронограф «Иосиппон», составленный в Италии в Х в. и размещающий начальную Русь на Севере рядом с англами и саксами, в контексте, идентичном Повести Временных лет (где Русь размещалась там же). Естественно, в основу курса о начальной истории евреев в Восточной Европе была положена и еврейско-хазарская переписка, известная в Средние века и изданная в СССР П.К. Коковцовым в 1932 г. Эта традиционная источниковая база была расширена благодаря открытию в материалах каирской Генизы (собрания иудейских рукописей, перевезенного из Каира в Кембридж) так называемого Киевского письма. Этот документ в 1962 г. обнаружил чикагский гебраист Норман Голб, обратившийся к специалисту-тюркологу О. Прицаку с предложением о комментарии, ибо документ содержал упоминание нееврейских имен и тюркскую руническую надпись. Результат их работы, опубликованной в виде монографии в Англии в 1982 г., вызвал состояние, близкое шоку в официозной науке: в письме, которое исследователи датировали Х в., была упомянута еврейская община г. Киева, часть ее представителей носила тюркские или славянские имена – получалось, что еврейский документ оказывался древнейшим письменным текстом, происходящим из Руси, прямо из «матери городов русских». Уже во второй половине 1990-х годов не было препон для публикации этой книги по-русски (по инициативе М. Гринберга, издательством с характерным наименованием Гешарим – «Мосты культуры»), я стал редактором перевода В.Л. Вихновича и автором комментариев. С тех пор начались мое сотрудничество с Н. Голбом, с которым мне довелось регулярно общаться в Москве, Иерусалиме, и в стенах Восточного института Чикагского университета, и полемика с евразийскими конструкциями О. Прицака, считавшего, что Киев находился под властью хазар в Х в. Естественно, при этом подходе американский тюрколог должен был относиться с недоверием к известиям Начальной летописи, свидетельствующей о власти русских князей над хазарами.
Д. Б. Как Вы начали заниматься изучением древнерусского летописания?
В. П. Занятия археологией и постоянно возрастающее число источников, характеризующих роль варягов и хазар в Восточной Европе, заставляли отказаться от традиционно негативного отношения к достоверности первых летописных известий о власти варягов на славянском (и финском) севере и хазар на юге. Очевидной становилась и беспочвенность официозной историографической конструкции, настаивающей на формировании процессов классообразования и государственных структур в VIII в. – до призвания варягов. Эта конструкция восходила к построению В.О. Ключевского, раскритикованного в советское время как буржуазный ученый, но парадоксальным образом пригодившегося в силу того, что он некритически воспринял информацию о распространении монетного обращения в Восточной Европе уже в VIII в. (его начало относится к IX в.) – отсюда представления историка о раннем возникновении торговых городов (задолго до призвания варягов) и т.п. Нужно было объяснить и причины «бедности» материальной культуры славян (на которую обратил внимание еще Л. Нидерле) по сравнению с соседями, в погребения которых помещали оружие и другие свидетельства «богатства». Бросались в глаза и различия в содержании книжной культуры: в отличие от скандинавов, сохранивших богатейшую «языческую» традицию, славянские хронисты не передавали языческих мифов.
Д. Б. Как Вы представляете процесс формирования Начальной летописи?
В. П. Летописцы не начинали работу «с нуля»: историческая традиция была задана христианским книжникам Библией и византийской хронографией. Особое значение для понимания начала летописания имеет работа В.Н. Топорова о космологических истоках раннеисторических описаний, опубликованная в знаменитых тартуских «Трудах по знаковым системам» в 1973 г. Исследование структуры исторического текста сочеталось в ней со сравнительно-историческим подходом. Повесть временных лет воспроизводила архаическую структуру – в вопросно-ответной форме («откуда есть пошла Русская земля?»). Летописец должен был обратиться к внебиблейской традиции, ибо библейская «Таблица народов», использованная летописцем в контексте рассказа о славянах и руси, не содержала сведений об этих народах. Этот внебиблейский источник летописи был открыт великим исследователем летописания А.А. Шахматовым: то было кирилло-мефодиевское «Сказание о преложении книг на словенский язык», где говорилось не только о дунайской истории славян, но и о начальной руси (на «Сказание» опирался также упомянутый еврейский хронограф Иосиппон). Благодаря «Сказанию» славяне и русь были включены в библейский контекст – в число потомков Иафета.
Поскольку вопрос о Начальной летописи относился не только к народу, но и к «Русской земле» – территориально-государственному образованию, необходимо было обратиться к собственно русской традиции о происхождении «княжений» и русских князей – Шахматов назвал эти предания, почерпнутые у русской элиты и домысленные самим летописцем (как доисторическое предание о Кие), Сказаниями о первых князьях. Рассказы о русских «княжениях», в соответствии с канонами византийской хронографии, составили основную часть Начальной летописи.
Д. Б. Пожалуйста, расскажите о Вашей концепции развития древнерусской государственности?
В. П. Главный внешний источник, характеризующий Русское государство первой половины Х в. – упомянутый трактат Константина Багрянородного – рисует это государство как «трибутарное»: иноязычная (скандинавская) русь собирает дань со славян, отправляясь в полюдье из Киева. Повесть временных лет описывает кризис трибутарного государства уже в середине IX в. (изгнание славянами собирающих дань варягов) и преодоление этого кризиса путем призвания варяжских князей. Эта традиция, обычно воспринимавшаяся в историографии как отражение тенденциозных домыслов летописца, оправдывающих княжескую власть, нашла подтверждение в данных нумизматики – истории распределения восточного серебра. С рубежа VIII и IX вв. это серебро поступает по речным путям в Восточную и Северную Европу (пути через Западную Европу были перекрыты для «викингов» империей Каролингов); еще в советское время ленинградский нумизмат В.М. Потин обратил внимание на перерыв в поступлении серебра, наступивший в сер. IX в. (конфликт с собирающими дань варягами?), и возобновление монетных находок с 60-х гг. этого же столетия. Показательно, что ранние клады этого времени обнаружены на Новгородском Городище, где концентрируются скандинавские находки – там стояла варяжская дружина (призванного Рюрика?). Показательно, что ранние клады концентрируются не на пути «из варяг в греки» (он еще не функционировал), а на Донском пути, центральной магистрали Хазарии: он выходил через Оку – земли вятичей, славянских данников хазар, на Верхнюю Волгу, заселенную кривичами и мерей. Международная торговля была сосредоточена, по данным восточных источников, в руках купцов ар-рус. Судя по выпадению кладов на славянских территориях, проходившие по ним купцы должны были «делиться» с их обитателями, чтобы не подвергаться опасности нападений (на волоках) и рассчитывать на услуги, купленные звонкой монетой. Такая политика «обмена услугами» (реципрокация в терминах экономической антропологии) характерна для архаических трибутарных государств. Эти отношения способствовали возникновению «ряда» – договора о призвании князей на службу (гипотеза, высказанная в 1960-е гг. В.Т. Пашуто).
Еще один мотив начального летописания, считающийся едва ли не сказочным, – рассказ о трех братьях, призванных на княжение племенами Севера Восточной Европы. Историческая память сохранила экзотические скандинавские имена братьев Рюрика – Синеус и Трувор; имя старшего – Рюрика – сохранилось в княжеском ономастиконе, его братья остались «легендарными». Тем не менее, традиция о легитимности именно братского княжеского рода на Руси утвердилась едва ли не для всего средневекового периода. Напомню, что эта традиция была характерна для раннесредневекового периода в Европе: три вполне исторических брата поделили империю Карла Великого.
Д. Б. Над какими проектами Вы работаете в настоящее время?
В. П. В Институте славяноведения я продолжаю занятия «славянскими древностями» в широком смысле, включая проблемы начальной этнической истории славян и их соседей, славянской мифологией, ролью североевропейского и евразийского компонентов в ранней истории славянских народов.
В последние годы (с 2015) мне пришлось, по приглашению А.Б. Каменского, вернуться к археологической проблематике – читать общий курс археологии в Школе исторических наук НИУ ВШЭ, заниматься организацией археологической практики. Базой для практики стали родные для меня со студенческих времен Гнёздово и Смоленск: раскопки в Гнёздове, изобилующем скандинавскими древностями и многочисленными «импортами», привлекательны для студентов в силу «яркости» индивидуальных находок. С точки зрения собственно исторической значимости этих исследований существенна давно обозначенная проблема хронологии соседних поселений – что возникло сначала: варяжское Гнёздово с его ориентацией на путь «из варяг в греки», или Смоленск, упомянутый в летописи как «город кривичей». Современные геоморфологические исследования демонстрируют раннее освоение поймы Днепра (в VIII-IX вв.) в Гнёздове, последние раскопки в Смоленске открыли ранние напластования, относящиеся к культуре длинных курганов – кривичей. Каждый сезон прибавляет остроту в это «соревнование».
Историко-археологическое исследование, связанное с хазарской проблематикой, было поддержано НИУ ВШЭ в виде студенческой археологической экспедиции «По следам строителей Саркела» в рамках проекта «Открываем Россию заново». Главным объектом исследования стало Правобережное Цимлянское городище (ПЦГ), раскопки которого начал еще И.И. Ляпушкин, продолжили С.А. Плетнева и В.С. Флёров. Эта крепость, как и затопленный Цимлянским водохранилищем Саркел, контролировали важнейшую переправу через Дон, связанную с сухопутным маршрутом от Волги к Дону (по нему и протянулся в середине XX в. канал Волго-Дон). Флёров стал инициатором спасательных работ на ПЦГ, белокаменные стены которого разрушаются волнами Цимлянского «моря». Уже сейчас очевидно, что не только левобережный кирпичный Саркел, но и белокаменная крепость на правом берегу были построены греками: Византия стремилась укрепить Хазарию – своего стратегического союзника в Северной Евразии. Эти отношения знаменитый византинист Д. Оболенский охарактеризовал как «Византийское содружество»: спасательные раскопки на гибнущем городище значительно продвинут наши представления о геополитической ситуации в средневековой Евразии. Русь была включена в эту систему отношений: ее первое упоминание «Бертинскими анналами» (под 839 г.) было связано с посольством хазарского хакана, просившим в Константинополе мастеров для строительства Саркела.
Естественным продолжением полевых исследований и исследований письменных источников является публикационная деятельность. С 2002 г. издается «Хазарский альманах», основанный украинскими коллегами в Харькове. Ныне (с 2015 г.) по моей инициативе альманах издается в Москве под грифами Института славяноведения РАН и Института востоковедения НАНУ и остается важным российско-украинским периодическим изданием. Регулярно переиздается и пособие, подготовленное мной совместно с Д.С. Раевским – мне приходится готовить исправленные и дополненные варианты пособия под названием «История народов России в древности и раннем средневековье» для издательства Юрайт.
Важным для развития исторической науки в России представляется междисциплинарный научно-популярный журнал «Край Смоленский» (гл. редактор – смоленский краевед Ю.Н. Шорин): при участии моих коллег-археологов в 2019 г. был выпущен археологический номер, посвященный столетию со дня рождения учителя многих авторов этого выпуска Д.А. Авдусина, планируются регулярные тематические номера по смоленским древностям.
Монографические исследования (вопреки безумной чиновничьей установке министерства науки на отрицание их ценности) поддерживаются многими издательствами. С 1990-х гг. мне довелось сотрудничать, согласовав издательскую «политику», с московским издательством «Языки славянских культур» (издана пятитомная серия «Из истории русской культуры»); ныне издательство планирует подготовку к печати моей монографии «Русь в евразийском пространстве»; питерское издательство О. Абышко готовит дополненное издание монографии «Русь христианская и языческая» (первое издание вышло в 2019 г.).
Продолжаются международные проекты: международным коммуникациям, в том числе пути «из варяг в греки», посвящён шведский проект, который курирует авторитетный исследователь древностей эпохи викингов и Руси Ингмар Янссон. Евразийским аспектам развития восточнославянского и балканского миров посвящен болгарский проект, курируемый знаменитым специалистом по культуре Фракии проф. Нового Болгарского университета Иваном Маразовым.
Д. Б. Спасибо за интересную и содержательную беседу!