Артемьев М. Преломление традиций классической эпиграммы в творчестве Александра Пушкина и Виктора Гюго
Текст посвящен сравнению эпиграмматических стихотворений Александра Пушкина и Виктора Гюго. Сопоставляются сюжет, персонажи, сходство и различие произведений обоих авторов.
Ключевые слова: Александр Пушкин, Виктор Гюго, эпиграмма, классицизм.
The text is dedicated to the comparison of the epigrammatic poems of Alexander Pushkin and Victor Hugo. The plot, characters, similarities and differences of the works of both authors are compared.
Key words: Alexander Pushkin, Victor Hugo, epigram, classicism
Александр Пушкин (1799 – 1837) и Виктор Гюго (1802 – 1885) принадлежали к одному поколению в поэзии и являлись его ведущими представителями в своих странах.
При всех своих формальных различиях – Гюго ярко выраженный романтик со склонностью к пафосу, громкой фразе, Пушкин, напротив, отрицавший неоднократно эстетику Гюго, и выбиравший среди современных ему поэтов Франции Альфреда Мюссе, с его подчеркнутой иронией и трезвой интонацией, равно как и Ш.О.Сент-Бёва, чьи стихи проникнуты саморазрушительной рефлексией - они занимают схожее место в поэзии России и Франции. Пушкин считается «началом всех начал», создателем современного русского литературного языка. Гюго принадлежит к числу самых крупных поэтов Франции, а по мнению, например, А.Жида, он самый значительный.
Тем интереснее увидеть неожиданное совпадение в их творчестве, когда эти два столь разных по эстетическим предпочтениям поэта-современника написали стихотворения, в которых практически совпали формально и содержательно, при этом создав их на разных этапах своего творчества, Пушкин – в его начале, Гюго – спустя двадцать семь лет, будучи в середине своего литературного пути.
В 1822 году, 23-летний Александр Пушкин написал в южной ссылке эпиграмму –
На А. А. Давыдову
Иной имел мою Аглаю
За свой мундир и черный ус,
Другой за деньги — понимаю,
Другой за то, что был француз,
Клеон — умом её стращая,
Дамис — за то, что нежно пел.
Скажи теперь, мой друг Аглая,
За что твой муж тебя имел?
В апреле 1849 года Виктор Гюго, в возрасте сорока семи лет, создал стихотворение, напечатанное посмертно в сборнике «Вся лира» (Toute la lyre)
IDYLLE DE LA RUE N.D. DE LORETTE
— Six amants ! — Cela fait crier ?
- Шесть любовников! - И надо кричать? — A la fois ? — Pourquoi pas ? Coquette,
Сразу? - Почему нет? Кокетка, Pourquoi Psaphon ? — C’est un poète.
Почему Псафон? - Он поэт. — Pourquoi Dimas ? — C’est un banquier.
Почему Димас? - Он банкир. — Et Grib, l’affreux casse-noisette
- А Гриб, уродливый щелкунчик, Plus noirci que son encrier ?
Чернее чем его чернильница? — Diable ! il écrit dans la gazette.
- Черт подери! Он пишет в газетах. — Pourquoi Senex, le maltôtier ?
Зачем Сенекс, откупщик? — Avoir un vieux, c’est mon système.
- Иметь старичка в моем обычае. — Et Mars ? — C’est un beau grenadier.
- И Марс? – Он гренадер-красавчик. — Et moi, madame ? — Ah ! toi ! je t’aime.
А я, сударыня? - Ах, тебя я (просто) люблю.
Стихотворение Гюго написано в форме диалога, возможно, поэтому в нем чуть больше объем - 11 строк вместо 8 строк у Пушкина. Число любовников одинаково – везде по шесть. У Пушкина это офицер, богач, француз, «умник», поэт («пел» тут можно интерпретировать именно в смысле «певец любви», то есть лирический поэт) и муж. У Гюго набор в целом совпадает – поэт, банкир, журналист, откупщик (maltôtier допустимо перевести именно так), гренадер и вопрошающий возлюбленный. Фигура богача у него раздваивается на банкира и откупщика, а пушкинский «умник» вполне может соответствовать журналисту Гюго.
Героини у поэтов несколько различаются, у Пушкина - неверная жена, у Гюго – ветренная кокотка. Соответственно лирический герой (сам автор) Пушкина обращается к ней опосредовано, причем сам вопрос - сугубо риторический, который никогда не может быть задан впрямую. Это простое описание (недоброжелательно-ироническое) ситуации и поведения чужой жены, в котором достается и мужу. У Гюго героиня вынуждена отвечать поклоннику (видимо, подавленного открывшейся вдруг ему правдой).
В результате у Пушкина ответ на вопрос, при всей его риторичности, остается открытым, у Гюго он получает исчерпывающее объяснение. Но, собственно, вопрос Пушкина и не предполагает никакого ответа, данная эпиграмма - констатация.
И Пушкин и Гюго в своих стихотворениях выступают как продолжатели традиций эпиграммы классицизма XVIII века, в духе Вольтера, А.Пирона и П.Д.Экушар-Лебрена, отличительной характеристикой которой является лаконичность, бинарная оппозиция (героев, характеристик) и неожиданный вывод, например, известная эпиграмма Вольтера на критика Фрерона:
L’autre jour, au fond d’un vallon Un serpent mordit Jean Fréron Que pensez-vous qu’il arriva? Ce fut le serpent qui creva!
Или автоэпитафия Пирона:
Ci-gît Piron qui ne fut rien, Pas même académicien.
Пушкин особенно часто работал в этом жанре –
Ты богат, я очень беден;
Ты прозаик, я поэт;
Ты румян как маков цвет,
Я как смерть и тощ и бледен.
Частой особенностью такой эпиграммы являются условные имена в античном духе, латинские и греческие. Псафон - имя тщеславного ливийского божка, учившего птиц произносить «Псафон – великий бог». Димас – искаженное греческое от святого Дисмаса. Дамис (примечательно созвучие с Димасом) – мифический гигант. Гриб, возможно, с намеком на французское scribe – «писец» и на Эжена Скриба – автора популярных пьес. Сенекс – от латинского Senex, «старец». Марс – от бога войны. Клеон - имя классического демагога древних Афин. В этот контекст вписывается и Аглая («радость») – младшей из трех харит в древнегреческой мифологии, хотя это имя реального прототипа героини эпиграммы.
Название стихотворения Гюго раскрывает подоплеку происходящего - в середине XIX века в квартале возле церкви Норт-дам-де-Лорет проживало большое количество гризеток. Это привело к появлению слова «лоретка» (фр. lorette), означавшее «кокотка».
Разумеется, Гюго не мог знать пушкинской эпиграммы, которая к 1849 не была и по-русски еще напечатана. Поэтому речь может идти только параллельном возникновении схожих сюжетов и способов их воплощения в одну эпоху. У Пушкина в эпиграмме описывается светская львица, доминирующая над своим мужем. У Гюго – стандартная сценка из жизни гризетки. При всем культурно-бытовом различии контекста поэты прибегли к одним и тем же инструментам для воплощения замысла.
Об авторе: Артемьев Максим Анатольевич – литературный критик, писатель, журналист. Кандидат психологических наук.
About the author: Artemyev Maxim Anatolyevich. PhD in Psychology, Associate Professor. Journalist, writer, literary critic. Author of the books "Guide to World Literature", "Hugo" (in the series The life of remarkable people).